Из темного угла комнаты, где я занял позицию, через слегка приоткрытое окно (подобно нашему, оно было забрано скобами) моему взору открывались ряды теплиц, сияющие в лунном свете, а за ними шли ряды цветочных клумб, растворяясь в голубоватой дымке Лунный свет в комнату не попадал, но мои глаза понемногу привыкли к темноте, и я уже достаточно четко мог разглядеть лежавшего на кровати между мной и окном Берка.

Похоже, снова вернулись славные денечки, когда мы с Найландом Смитом сидели в засаде, поджидая слуг доктора Фу Манчи.

Более мирную сцену, чем этот цветочный уголок графства Эссекс, трудно было даже вообразить. Но то ли благодаря тому, что я прекрасно знал, насколько обманчив царящий вокруг покой, то ли потому, что у меня уже выработалась интуиция, предвещающая приближение агентов дьявольского китайца, эта ничем не нарушаемая тишина казалась мне неумолимо надвигающейся грозовой тучей, а сама ночь — каким-то безмолвным мрачным предзнаменованием.

Меня терзали самые разные вопросы, и среди них главный: какие сведения Берк хотел нам продать? Вечером он отказался говорить на эту тему, а теперь играл роль приманки, порученную ему Найландом Смитом. Он изображал безмятежно спящего, хотя время от времени не мог удержаться, чтобы шепотом не поделиться со мной своими опасениями, сомнениями, страхами.

Этой ночью вроде все складывалось в нашу пользу. У меня не было ни малейшего сомнения, что доктор Фу Манчи решил покончить с отставным нью-йоркским полицейским. Кроме того, я не сомневался, что нам удалось проскользнуть незамеченными мимо его невидимых агентов. Если верить Берку, только его бдительность предотвращала постоянные попытки привести в исполнение замысел Фу Манчи. Поэтому оставалось очень мало сомнений, что этой ночью будет сделана еще одна попытка. Каждый, кому приходилось оказываться в подобных обстоятельствах, — я имею в виду караулить всю ночь напролет, — знаком с ощущением перехода из одного состояния в другое (что соответствует фазам движения Земли, которое происходит в атмосфере в полночь, в два и в четыре утра). В течение этих четырех часов наступает период крайнего угасания всей жизнедеятельности, и врачи, как правило, именно в это время более всего опасаются за жизнь своих пациентов.

Нынешней ночью я особенно ощутил падение жизненного тонуса, и теперь, когда темнота особенно сгустилась перед восходом солнца, безотчетный страх, сродни тому, который я уже испытывал в предшествовавших столкновениях с китайцем, напал на меня как раз в тот момент, когда я менее всего был готов с ним бороться. Но кругом было все спокойно, как вдруг…

— Вот оно! — зашептал Берк на постели.

Меня уже и так изнурял долгий озноб, а тут при его словах — просто заколотило. Я тихо поднялся со стула и, оставаясь в тени, стал пристально вглядываться из своего угла в проем полукруглого окна.

Без единого звука за стеклом появился маленький силуэт неправильной формы, чем-то напоминающей собачью голову, низко сидящую на квадратных плечах. Злобные глазки внимательно изучали комнату. Голова поднималась все выше, и наконец все существо скрючилось на карнизе. Стало невозможным разглядеть его черты, так как оно пригнулось к отверстию, образованному приподнятой рамой. Оно издавало еле слышные звуки, как бы принюхиваясь.

Пораженный ужасом происходящего, я в тот момент совершенно не представлял, как Берку удастся выполнить свою роль. И тут я увидел, что в образованную оконной рамой щель просовывается рука. Она становилась все длиннее, маленькие пальцы были вытянуты вперед и шевелились, отыскивая что-то.

Всякое неведомое внушает ужас, а поскольку я не мог определить, что собой представляет это существо, обладающее немыслимо длинными руками, тянущимися к глотке человека на кровати, я испытывал тот вид парализующего страха, который обычно посещает нас в ночных кошмарах.

— Скорее, сэр, скорее! — вскричал Берк, вскочив с подушки. В этот момент волосатые руки нашли его горло.

Подавив в себе боязнь прикоснуться к существу, пытавшемуся задушить через окно спящего, я бросился к нему и схватил за волосатые предплечья.

Силы небесные! Таких мускулов и сухожилий, как под этой волосатой кожей, мне еще не приходилось встречать. Было впечатление, что они из стальной проволоки! И с внезапным леденящим ощущение!» своего бессилия я вдруг понял, что никогда не смогу разжать эти тиски. Берк в них хрипел, испуская дух прямо у меня на глазах.

— Смит! — заорал я что было сил. — Смит! На помощь! Скорее!

Несмотря на полное смятение, я все же услышал какой-то шум снаружи. Существо за окном дважды кашлянуло, затем раздались звуки, напоминающие щелканье бича, я расслышал чей-то крик, но разобрать слов не смог, и, наконец, беглая пальба из пистолета.

Существо с волосатыми руками вдруг дико заворчало и снова начало кашлять.

И тут я почувствовал, что стальные тиски чуть-чуть разжимаются. Я сразу понял две вещи: первое, что, до смерти напуганный внезапностью атаки, я совершенно забыл, как мы заранее уславливались действовать; и второе, я явно недооценил силу нашего гостя, хотя Смит предупреждал об этом.

Осознав наконец-то, что бороться с этим неизвестным существом бесполезно, я бросился назад в свой угол за оружием, которое оставил там, беспечно думая, что оно мне не понадобится. Это был острый и тяжелый топор, который притащил Найланд Смит на нашу встречу в Ковент-Гардене. К величайшему изумлению моему и Веймаута.

Когда я снова прыгнул к окну и поднял над головой это примитивное оружие, снизу прогремел еще один выстрел, на который существо ответило еще более яростным ворчанием, кашлем и гортанными звуками.

И в то же мгновение я изо всех оставшихся сил опустил топор на одну из волосатых рук, отхватив ее с той же легкостью, с какой мы ножом отрезаем кусок сыра.

Раздался вопль, в котором, как мне показалось, смешалось и человеческое, и звериное. Вторая рука исчезла в проеме с быстротой молнии, и какое-то неопределенных очертаний тело скатилось по наклонной черепичной крыше на землю. В тот же миг внизу раздался крик еще громче того, который издавал Берк, но я повернулся к кровати, пытаясь понять, что с ним. Огромных трудов мне стоило зажечь трясущимися пальцами свечу. Когда я все же это сделал, передо мной открылась страшная картина.

За мою богатую приключениями жизнь мне приходилось повидать всякого, но даже самому страшному зрелищу было далеко до того, что предстало предо мной в колеблющемся свете свечи.

Берк лежал поперек кровати с запрокинутой головой. Одной закоченевшей рукой он, казалось, хватался за воздух, другой сжимал отсеченное мною волосатое предплечье. Но пальцы отрубленной руки все в той же смертельной хватке застыли у него на горле.

Его лицо почти почернело, глаза вылезли из орбит. Преодолевая отвращение, я схватил ужасный обрубок, пытаясь освободить горло от его смертельных тисков, но все мои усилия были напрасны. Даже мертвая, эта рука была столь же неумолима, как и живая. Я выхватил из кармана нож и постепенно, перерезая сухожилие за сухожилием, освободил Берку горло.

Но моя работа оказалась напрасной. Берк был мертв.

Мне кажется, я даже не сразу это понял. Я был в поту с головы до ног. Одежда прилипла ко мне. Меня всего трясло. Я вцепился в подоконник, и, стараясь не испачкаться в крови, пытался разглядеть поверх крыш, что происходит на дальних цветниках, откуда доносились возбужденные голоса. Я слышал чьи-то крики, но голова моя работала настолько плохо, что я почти не обратил на них внимания.

Вокруг меня все куда-то поехало.

— Смит! — закричал я в окно. — Смит, Бога ради, где вы?

На лестнице раздался топот, дверь за моей спиной распахнулась, и Найланд Смит ввалился в комнату.

— Дьявол! — выдохнул он и бросился опять к двери.

— Вы поймали его, Смит? — спросил я хриплым голосом. — Скажите, Бога ради, что это было?

— Пошли вниз, — спокойно ответил Смит, — и держите себя в руках.

Нетвердыми шагами я последовал за ним вниз по лестнице на мощенный камнем двор. Какие-то фигуры двигались в конце некоего подобия аллеи между двумя теплицами, и одна из них, с фонарем в руке, склонилась над чем-то, лежащим на земле.

— Тот, что с фонарем, племянник Берка, — зашептал мне Смит на ухо. — Про дядю ему пока ни слова.

Я кивнул, и мы поторопились присоединиться к людям. На земле лежал один из тех коренастых бирманцев, которых я привык отождествлять с командой Фу Манчи. Он лежал лицом вниз, вместо затылка у него было кровавое запекшееся месиво, а рядом лежал тяжелый пастуший бич, рукоятка которого была вся в крови и волосах. В ужасе я отпрянул, и Смит удержал меня за руку.

— Он набросился на своего проводника! — зашипел Найланд мне в самое ухо. — Я по крайней мере дважды попал в него из пистолета, и обезумевшее существо, вернувшись к своему проводнику, прикончило его…

— Так что же оно…

— Да, Петри, оно убежало. Даже в этом состоянии у него силищи на четырех мужиков хватит. Взгляни!

Он нагнулся, разжал пальцы на левой руке мертвого бирманца, вытащил скомканный клочок бумаги и развернул его.

— Посветите-ка мне!

Желтый луч упал на лицо.

— Так я и думал. Это из записной книжки Берка. Понадобилось, чтобы эта дрянь взяла след.

Смит повернулся ко мне, и его серые глаза приняли необычное выражение.

— Интересно, какой же из моих вещей пользуется Фу Манчи, чтобы натравить то же самое на меня?

Он встретился взглядом с человеком, держащим фонарь.

— Я думаю, вам лучше вернуться домой, — сказал Найланд, глядя ему прямо в глаза.

Человек побледнел.

— Сэр, вы хотите сказать. Вы хотите сказать…

— Мужайтесь! — сказал Смит, кладя ему руку на плечо. — В конце концов, он сам выбрал эту игру с огнем.

Человек бросил дикий взгляд на Смита, потом перевел его на меня и нетвердой походкой направился к дому.

— Смит… — начал я.

Он повернулся ко мне и сделал нетерпеливое движение.

— Веймаут уехал в Апминстер, — резко сказал он, — к утру нам нужно прочесать весь район. Возможно, эти убийцы прибыли сюда на машине, но наши выстрелы предупредили шофера, и он имел возможность благополучно удрать. А эта самая дрянь должна вскоре ослабеть от потери крови, и поимка ее — всего лишь вопрос времени.