Марта все-таки дождалась, когда Алехандро, уложив Кике, спустится вниз и поговорит с ней. Ей очень хотелось увидеть выражение его лица, когда она протянет ему письмо. Увидеть без маски этого обманщика, который посмел играть ее чувствами и смеялся над нею с такой лицемерной интриганкой. Над ней, Мартой, которая ради него принесла такие жертвы! Но лицо Алехандро выразило искреннее удивление – и ничего больше.

-  Откуда оно у тебя? – спросил он. – Неужели ревность унизила тебя до того, что ты рылась в моем столе? Я не верю, Марта! Ты не могла так поступить! Ты добра, прямодушна, благородна! Скажи скорее, где ты его взяла?

– Сказать должен ты, сказать правду о своих отношениях с Исамар! Ты не станешь отрицать, что получаешь от нее любовные письма и ни слова не говоришь мне, значит, отвечаешь ей взаимностью и обманываешь меня! Я поняла все и без твоих объяснений. Мне больно, стыдно, что я так поверила тебе!

Марта была бледна, смотрела страдальчески. Уязвлено было ее самолюбие, она чувствовала себя оскорбленной, не могла простить нанесенной ей обиды.

Алехандро было жаль ее, но и себя жаль тоже, он устал от недоверия, от постоянной необходимости оправдываться. Почему каждый смеет пятнать тебя своими подозрениями и домыслами?

– Я не стану оправдываться, Марта, – сказал он печально. – Скажу только, что получил письмо без подписи, и сам не знал, от кого оно. Рисунков в нем не было. Человек, который отдал его тебе, хотел нас рассорить и, как я вижу, преуспел в этом. А верить мне или не верить – дело твое. Кто любит, тот верит… Скажи же, кто дал тебе письмо?

– Каролина. Она мне друг, и хочет только добра!

Марта помнила рассказ Каролины, как Алехандро добивался ее, невесты ближайшего его друга, и хотела узнать, как поведет себя Алехандро при имени Каролины: почувствует замешательство? Или выразит полное безразличие из желания все скрыть? Но пусть он знает, что Марта знает все его похождения!

Губы Алехандро брезгливо опустились.

– Мне нечего сказать тебе, Марта. Могу только развести руками и посочувствовать. Извини, я очень устал. Поедем, я провожу тебя.

Вот и все, что она от него услышала. После разговора с Алехандро Марта чувствовала себя опустошенной, бессильной. Она не сомневалась в своей правоте, но вместе с тем ощущала, что и Алехандро чувствует себя правым, неуязвимо правым, и это ощущение наполнило ее безнадежностью и тоской. Она не могла допустить, что существуют две правоты. И циником Алехандро не был… Письмо-улика не только ничего не прояснило, но запутало все еще больше. Как бы ни складывалась ее личная жизнь, она будет добиваться поставленной цели: разыщет сестру и отомстит Ферейре. Отец уже подписал контракт с Лоренсо и обещал его разорить. Марта тоже приложит руку к его разорению, по-своему, по-женски, а потом растопчет его и унизит!

Узнав, что свадьба Марты отложена на неопределенный срок, Ферейра воспрянул духом и даже попытался прощупать почву, говоря с Самуэлем:

– До того как Марта обручилась с Алехандро, мне казалось, что я могу питать кое-какие надежды относительно ее расположения, – сказал он Агирре при очередной встрече.

– Марта умеет быть обходительной и любезной, умеет быть приятной собеседнику! — оправдал дочь Самуэль, в душе на нее подосадовав.

Разговор с Мартой тяжело дался Алехандро, оставив неприятный осадок. Он увидел себя добычей, за которой гонятся по пятам Дианы-охотницы и враждуют, желая завладеть. Каролина – самолюбивая …, Марта – самолюбивая умница, и обе напролом рвутся к цели, которая так непохожа на любовь. Любовью дышит письмо, которое он получил. Само нежелание назвать себя тоже свидетельствовало о любви. Любовь всегда бескорыстна. Неужели и вправду Исамар? Неужели прав Кике, который ни на секунду не усомнился в ней, веря только своему любящему сердцу? По отношению к Исамар он вел себя точно так же, как по отношению к нему Марта, слушая вопли своего уязвленного самолюбия. Кому он поверил? Рею? Которого всегда недолюбливал, брезгуя его грязными отношениями к женщинам, которого сам не пожелал выручить из-за решетки, когда того посадили по обвинению в насилии?! Теперь он даже обрадовался своему разговору с Мартой, он был совсем не бессмысленным. Марта предстала перед ним как его отражение и многое ему объяснила. Он был благодарен ей, он ее любил. Любил за то, что мир вновь осветило солнце, что грязь заняла положенное ей место, что воскресло доверие, воскресла любовь. Он любил Марту за возвращение веры в Исамар.

Дона Фернандо мучили призраки. Он дорого бы дал, чтобы с ними покончить. Прошлое не отпускало его. Сумасшедшая Аврора без конца напоминала ему о былом. Имя Торреальбы мелькало то там, то здесь. Уже начал бояться разоблачений Ускатеги, уже Ферейра искал способ получше замести следы. Всё это значило, что нежеланное надвигается, Фернандо остро чувствовал его приближение – в одиночестве, за закрытой дверью своего кабинета, он давал волю своему страху, но стоило ему переступить порог, как он вновь был готов дать отпор любой враждебной силе.

Пресс-конференция Хулио должна была состояться на следующий день в конгрессе, ждали сенсации, журналисты собрались во множестве, приехал даже левый депутат Кольменарес. Он собирался передать дело Мальдонадо на расследование в правительственную комиссию, если представленные Аройо материалы убедительны.

Явился в конгресс Фернандо Мальдонадо без Рея – у того, как всегда, были дела поважнее.

Пресс-конференция началась ровно в двенадцать. Представлял Аройо журналист Альберто Эрнандес. Ярко и убедительно обрисовал он злоупотребления сильных мира сего и их безнаказанность, а потом предоставил слово Хулио Сесару.

Хулио Сесар медленно подошел к микрофону, окинул взглядом зал, увидел, что рядом с Фернандо нет Рея, помолчал и сказал:

– Господа! Заявление, сделанное мною в Генеральной прокуратуре, было ложью!

Зал ахнул. Ждали каких угодно разоблачительных материалов, но такого?! И для сторонников, и для противников сказанное было неожиданным.

– Я солгал, опасаясь за свою жизнь. У меня нет никаких доказательств виновности Мальдонадо.

– Может, вас принудили снять свое заявление? – раздался вопрос с места.

– Нет, никто меня не принуждал!