Кукольник практиковался в волшебстве, а Каролина ободряла его.

Он заставлял деревянные фигурки шагать по макету Кракова неловкими деревянными шагами. Он прикасался ладонью к иллюстрациям своей книги сказок, и чернильные картинки снова и снова разыгрывали перед ним и Каролиной свои истории. Вянущие подсолнухи, которые Кукольник купил у прекрасной цветочницы на Главной площади, он превратил в шелковые, неувядающие.

Но каким бы прекрасным ни было это волшебство, Каролина знала, что оно не поможет победить крыс. Картинки в книжке могли рассказывать лишь свои собственные, уже написанные сказки, а деревянные фигурки на макете не имели своих мыслей, как Каролина, не говоря уже о том, чтобы идти на войну. Дело в том, что волшебство Кукольника очень походило на то, которое было у Каролины в Стране Кукол. Оно было добрым, мягким и часто прекрасным. Но как такое волшебство могло привести Каролину и ее народ к победе над крысами?

– Мне очень жаль, но, кажется, от этого мало толку, – сказал Кукольник Каролине.

Они вместе листали книгу, однако, пав духом, он закрыл ее и поставил на полку.

– Это не твоя вина, – ответила Каролина, когда он снова сел рядом. – Я не собираюсь сердиться оттого, что волшебство действует не так, как хочется. Знаешь, сколько раз я желала, чтобы крысы убрались вон? Но это ни разу не сработало. Иногда я думаю, что у волшебства есть свои желания.

Кукольник, раздумывая, барабанил пальцами по деревянной ноге.

– Наверное, ты права. Если бы я мог подхватить от тебя веру в себя, как насморк, то сумел бы что-нибудь придумать.

– Не сдавайся, – сказала Каролина. – У меня достаточно веры для двоих.

* * *

Если не считать Каролины, самой удивительной вещью в магазине был кукольный дом, который строил Кукольник. Он начал делать его еще до того, как Каролина ожила, и теперь дом был почти готов.

Трехэтажное строение не было похоже на высокие узкие здания, окружавшие Главную площадь. Это был деревенский домик, приземистый и белый, и Каролине очень нравилось то, каким маленьким и изящным было все внутри него. Ее голова не касалась потолка, и не нужно было тянуться, чтобы достать до кухонного стола или открыть шкаф в спальне на верхнем этаже. В ящиках цвели шелковые розы, а на перилах балкона второго этажа сидел холеный, блестящий черный кот. Каролине он особенно понравился: такой кот с радостью сожрал бы всех крыс, которые оказались бы поблизости.

Каждый вечер Кукольник работал над домом и новой куклой, которая будет в нем жить, – девочкой с темными волнистыми волосами и блестящими глазами разного цвета: левый был ярко-зеленым, словно весенняя листва, а правый – голубым, словно морская гладь. А Каролина в это время шила платья для других игрушек. Сегодня она придумала розовое платье для куклы по имени Люсия. Но ей никак не удавалось сосредоточиться на розах, которые она вышивала на воротнике платья. Слишком уж ее занимала кукла, жившая в беленьком домике.

– Она похожа на настоящую принцессу, – сказала Каролина. – Она почти так же прекрасна, как Дама с горностаем.

«Дама с горностаем» – это была любимая картина Каролины. У Кукольника была копия этой картины, написанная одним из художников, которые часто проводили целые дни в соседней кофейне. Он сказал Каролине, что оригинал, который написал Леонардо да Винчи, находится в Музее Чарторыйских, нарядном желтом здании на другой стороне Главной площади. Казалось, что в улыбке женщины на картине таится тысяча секретов. Белый горностай, хитро поблескивая, обвивал ее руку, словно завиток дыма.

– Я не да Винчи, – сказал Кукольник. Но он улыбался – как всегда, когда говорил о белом домике и о кукле, жившей в нем. – Надеюсь, господину Трэмелу он понравится.

– Господину Трэмелу?

– О, Джозеф Трэмел – это человек, который попросил меня сделать этот дом. Это будет подарок его дочке на девятилетие, – пояснил Кукольник. Он полез в ящик стола и вынул из-под кучи счетов и эскизов новых игрушек фотографию девочки, которая, вероятно, была дочерью господина Трэмела. – Ее зовут Рена.

Наклонив голову, Каролина внимательно рассматривала фотографию девочки на лугу.

Рядом с ней никого не было, и, казалось, сам луг одарил ее венком из васильков.

– Она очень милая, – сказала Каролина.

– Ее отец, похоже, тоже очень добрый человек, – сказал Кукольник. – Я должен доставить домик на следующей неделе. Надеюсь, что не заблужусь, когда буду искать его дом, – я так давно не был в Казимеже.

Каролина переспросила:

– Казимеж?

Она знала о Краковских Плянтах, вокзале и прекрасном озере у Вавельского замка – все это было на макете Кракова, сделанном Кукольником. Но, кажется, она никогда не слыхала о Казимеже.

– Это еврейский район города, – объяснил Кукольник.

– Еврейский? – переспросила Каролина. – Однажды я немножко услышала по радио, как этот ужасный Гитлер говорил о евреях, пока ты не переключил станцию.

Честно говоря, Каролина не очень обратила на это внимание. Гитлер все время о чем-то кричал. Может быть, поэтому Кукольник всегда переключал станцию, заслышав голос лидера Германии, – он не любил, когда кто-нибудь повышал голос.

Кукольник удивился:

– Я не знал, что ты понимаешь по-немецки.

– Но ты понимаешь этот язык, и ты меня сделал, – сказала Каролина. – Поэтому я тоже должна понимать.

– Я об этом не подумал, – произнес Кукольник, коснувшись кисточкой оконного стекла, которое заканчивал делать. – Что касается Гитлера… он ненавидит всех, кто не похож на него. Мне стыдно видеть, какой стала из-за него родная страна моего отца. – Он немного помолчал, задумавшись. А потом подытожил: – У евреев, таких как господин Трэмел, другая религия. У них не такие отношения с Богом, как у меня.

Каролина сказала:

– О, но ведь это совсем не причина ненавидеть друг друга.

– Да, – согласился Кукольник. – Совсем не причина.

Казалось, он не хочет больше обсуждать это, и Каролина решила поговорить о чем-нибудь более веселом. Она развернула на столе платье Люсии, чтобы Кукольник мог его рассмотреть, и спросила:

– Что ты думаешь?

Кукольник посмотрел из-за очков.

– Это просто великолепно. Особенно эти розочки.

– Розовые розы подходят мягким людям. Или куклам, – заметила Каролина. – Это язык цветов. Красные означают страстность, белые – чистоту, розовые – надежду и мягкость.

– Тогда тебе очень подходит красное платье, – усмехнувшись, сказал Кукольник.

* * *

День рождения Рены Трэмел выдался жарким и влажным, и, когда Кукольник вместе с Каролиной спускался с холма по направлению к кварталу Казимеж, лицо его блестело от пота.

Каролина болталась в ранце, висевшем на груди Кукольника и, время от времени возбужденно высовываясь, рассматривала город. Кроме нее в ранце была еще дюжина маленьких столиков, кроватей и стульев. Кукольная мебель была слишком хрупкой, и Кукольник не решился нести ее в домике.

Это был самый первый раз, когда новый друг Каролины взял ее с собой на прогулку, и она наслаждалась видом города, который открывался перед ней. Все – от главной площади Рынек Гловны, которую она видела из окна магазина, до Вавельского замка, возвышавшегося над всем Краковом, словно король на троне, – было даже еще великолепнее, чем на макете Кукольника.

– Похоже, это лето никогда не закончится, – проворчал Кукольник над домиком, который держал в руках. С каждым шагом торчащая на крыше труба задевала его подбородок, так что скоро на нем появилась маленькая красная полоска.

В такие моменты Каролине хотелось быть большой. Тогда она могла бы помочь Кукольнику и, кроме того, прогнать крыс за море без всякой магии. Все-таки человеческий рост давал много преимуществ.

– Если тебе очень жарко, можно поехать на трамвае, – сказала она Кукольнику.

– Ничего, я в порядке, – ответил он и, высвободив из-под домика большой палец, указал им вперед. – Видишь? Дальше дорога идет вниз.

– Все-таки лучше бы поехать на трамвае, – со вздохом сказала Каролина.

Но ее предложение было проигнорировано.

Кукольнику, подумала она, определенно нужно больше заботиться о себе.

* * *

Особняки и многоквартирные дома в Казимеже стояли плотно, словно певцы в большом хоре, а художников было еще больше, чем на Главной площади. На углах улиц стояли их мольберты, и они сидели или стояли, ссутулившись над своими акварельными или пастельными мечтами. Время от времени вокруг них собиралась кучка детей, которые изумленно наблюдали, как летает над холстом кисть или мелок. Остальные жители Казимежа, женщины в шалях и пожилые мужчины с длинными бородами и пейсами, глядя на них, только качали головами.

Квартира Джозефа Трэмела была на четвертом этаже песчано-желтого дома с такими огромными окнами, что они казались глазами великана. Кукольник со вздохом поглядел на длинную винтовую лестницу в подъезде и молча стал подниматься, прижав кукольный дом к животу. Чем выше они поднимались, тем больше Каролине казалось, что на верху лестницы их ожидает либо принцесса, либо дракон. Ведь в самых высоких замках всегда есть такие существа.

Когда они добрались до четвертого этажа, Кукольник свернул направо.

– Квартира 445, так ведь?

Каролина посмотрела в мятый клочок бумаги, который упал на самое дно рюкзака.

– Да, так у тебя написано.

После нескольких неудачных попыток Кукольнику все же удалось постучать в дверь квартиры номер 445, не уронив при этом домик. Он попытался опереться о дверной косяк, но отпрянул, ударившись плечом о прикрепленный к двери небольшой золотой прямоугольник. Его украшала шестиконечная звезда, а под ней было изображение льва, поднявшегося на задние лапы.

Дверь открылась, и Каролина в первый раз увидела Джозефа Трэмела. Это был высокий худощавый человек с кудрявыми, как у Каролины, волосами. Черты лица его были такими острыми, что, казалось, он сам высечен из дерева. На голове его была маленькая, едва прикрывавшая макушку шапочка, а на лице – улыбка.

Это была одна из самых прекрасных улыбок, какие когда-либо видела Каролина, – сияющая и искренняя.

– Дзень добры, господин Бжежик. Я раз вас видеть. – Джозеф еще шире открыл дверь, и Каролина высунула голову, чтобы полюбоваться ковром, изображавшим радостно вьющуюся вокруг яблони красную птичку.

– Дзень добры. Добрый день, – ответил Кукольник.

Но тут его здоровая нога начала подгибаться под тяжестью домика. К счастью, Джозеф вовремя заметил, что подарок его дочери может вот-вот упасть и разбиться о пол.

– Позвольте, я вам помогу. Простите, что пришлось подниматься по всем этим ступенькам, – проговорил Джозеф, подставив руки под домик. – Я думаю, мы поставим его на кофейный столик в гостиной.

Джозеф провел Кукольника внутрь, в гостиную с тремя дубовыми дверями. На стенах, украшенных цветочными обоями, висели фотографии в резных рамках – по большей части снимки Рены. На нескольких из них был сам Джозеф рядом с улыбающейся круглолицей женщиной. Теплота ее улыбки освещала гостиную, словно приглашая Кукольника с Каролиной в гости. Но самой женщины нигде не было видно.

– Этот кукольный дом – настоящий шедевр, – сказал Джозеф.

Кукольник покраснел. Он не привык, чтобы его изделия хвалил кто-то еще, кроме Каролины и детей, которые их получали.

– Спасибо, – запинаясь, проговорил он, когда они с Джозефом протиснулись наконец в гостиную.

Каролине пришлось зажмуриться от внезапного яркого света, потоком заливавшего комнату. Посредине друг напротив друга стояли две плюшевые кушетки, а между ними был втиснут низкий столик. В углу размещалось пианино, рядом с ним – два скрипичных футляра. На пианино лежали стопки нот. Ветерок с речки, которая текла вдоль Казимежа, сдул несколько нотных листов на ковер.

– Простите за беспорядок, – сказал Джозеф, когда они с Кукольником установили домик на столе. – Жена шутила, что для моих инструментов нам нужна еще одна квартира.

– Нет-нет, у вас чудесный дом, – возразил Кукольник.

Он наклонился, вытаскивая из сумки кукольную мебель, которая предназначалась для этого домика. В присутствии не одного, а целых двух великанов Каролина чувствовала себя совсем крохотной. И она затаила дыхание.

– Вы играете на всех этих инструментах? – спросил Кукольник.

– Да, – ответил Джозеф. – Но моя профессия – это скрипка. Я играю в симфоническом оркестре.

– Как прекрасно! Боюсь, я никогда не был на концерте, – сказал Кукольник. – Но было бы хорошо как-нибудь побывать.

Каролина про себя улыбнулась. Кукольник почти никогда не выходил из магазина – разве что за едой. Хорошо бы он и правда сходил на концерт, хотя, конечно, ничто не сравнится с симфониями, которые играли звезды в Стране Кукол.

Играют ли они теперь? После вторжения крыс они замолчали, и Каролине больно было вспоминать эту нескончаемую тишину. Она надеялась, что звезды снова взяли свои флейты, серебряные колокольчики и арфы, – хотя бы для того, чтобы не поддаваться крысам. Куклам, скрывающимся в лесу, была так необходима какая-то красота в жизни, пока Каролина и Фриц не найдут способ прогнать захватчиков – если, конечно, они его найдут.

Каролина боялась даже думать, что может подвести своих земляков, и в солнечной гостиной Джозефа Трэмела Страна Кукол казалась одновременно и далекой, и очень близкой. Она подумала, что эта квартира – как раз такое место, в котором прекрасно живется куклам. Если бы только другие куклы могли быть тут, рядом с ней!

– А эта кукла в вашей сумке – тоже часть домика? – спросил Джозеф, вернув Каролину к реальности.

– Каролина – это, скорее, реклама моего магазина, – ответил Кукольник. Он начал устанавливать в домике крошечный столик и кухонную плиту, и это занимало все его внимание. Домик предназначался для маленьких детских пальчиков, и неловкими движениями он мог в нем что-нибудь сломать. – Если кто-нибудь захочет посмотреть на мои изделия, я покажу ему эту куклу.

– Это очень разумно, – сказал Джозеф. Он с восхищением смотрел, как Кукольник устанавливает в верхней спальне маленький гардероб. – Так вам не нужна бумажная реклама. Живое слово всегда лучше, чем…

Входная дверь распахнулась, и донесся голос, прервавший слова Джозефа:

– Папа? Папа, это ты?

Следом за голосом они услышали топот маленьких ножек.

– Да, это я. Я пришел сегодня домой пораньше, – отозвался Джозеф. – Входи и поздоровайся.

Кукольник, который уже закончил расстановку мебели, выпрямился, загородив собой домик. Джозеф понимающе кивнул ему: было видно – он хотел, чтобы подарок стал сюрпризом для его дочери.

Через мгновение на пороге появились девочка и мальчик. Разные глаза и мягкие темные кудри девочки указывали на безошибочное сходство между ней и куклой, жившей в белом домике. Это, несомненно, была Рена Трэмел. Но черноглазого мальчика Каролина видела впервые.

Заметив Кукольника, Рена сказала:

– Хало! Привет! Вы – новый виолончелист нашего оркестра?

Каролина постаралась не хихикнуть. Кукольник фальшивил, даже пытаясь подпевать радио, когда передавали какую-нибудь песню. Она не могла представить его музыкантом.

– К сожалению, мы еще не нашли замену господину Будны. Это – Сирил Бжежик. Сегодня он наш гость, – сказал Джозеф.

Мальчик прошептал Рене:

– Я, наверное, пойду – у вас сегодня гости. Увидимся завтра в школе. Веселого дня рождения.

Прежде чем он успел выйти, Рена схватила его за руку.

– Спасибо. До свидания, Давид.

От ее улыбки щеки мальчика стали пунцовыми, он повернулся и ринулся к двери. Однако Рена, похоже, не заметила, что он покраснел.

Когда Давид ушел, Джозеф хлопнул в ладоши и воскликнул:

– С днем рождения, Рена!

По его знаку Кукольник отошел в сторону, чтобы девочка могла увидеть подарок.

– Это мне? – спросила она. От удивления ее глаза стали круглыми, как у Каролины.

– Конечно, тебе, – сказал Джозеф. – Господин Бжежик сделал тебе этот дом, чтобы твоим куклам было где жить.

От изумления Рена открыла рот. Ее зубки были похожи на ряды жемчужин.

– Вы его сделали? – спросила она. – Сами?

Кукольник явно был польщен.

– Ну да, – смущенно ответил он.

Рена медленно подошла к домику, затаив дыхание, как Каролина несколько минут назад. Наверное, она боялась, что от ее прикосновения домик рассеется как дым. Но домик никуда не делся, когда она осторожно поднесла руку к площадке с перильцами на крыше, а потом просунула ее в спальню второго этажа.

– Она похожа на меня! – воскликнула Рена, вытащив кукольную принцессу. – О, спасибо тебе, папа! Спасибо, господин Бжежик!

Кукольник взглянул в сторону двери. Каролина знала – он, должно быть, придумывает предлог, чтобы покинуть эту солнечную комнату и дать Трэмелам возможность отпраздновать день рождения Рены семьей.

– Пожалуйста. Я очень рад. Я… я должен идти, – сказал он. – Надеюсь, тебе понравился домик, Рена. Счастливого дня рождения.

– Стойте, – сказал Джозеф, руками загораживая Кукольнику дорогу. – Хотите выпить чаю? Вы, должно быть, устали, поднимаясь вместе с домом на четвертый этаж по этим ступенькам.

– Мне не хочется отнимать у вас много времени, – ответил Кукольник.

Каролине хотелось бы, чтобы он не считал себя помехой. Зачем было Джозефу приглашать его на чай, если он этого не хотел? Трэмел, похоже, совсем не походил на господина Домбровского, который шел по жизни, вооруженный против каждого встречного жестким словом.

– Вы и не отнимете, – сказал Джозеф, подтверждая мысли Каролины. – Проходите и садитесь, а я пока приготовлю чай.

* * *

В гостиной господина Трэмела Каролина чувствовала себя гораздо комфортнее, чем Кукольник. Садясь на кушетку, он снял кепку, и теперь его руки не прекращая гладили ее, словно это был зверек, которого он хотел успокоить.

Джозеф вернулся в гостиную, держа в одной руке чайник, а на ладони другой шатко балансировали две чашки. Кукольник поднялся было, чтобы ему помочь, но Джозефу удалось дойти до столика, ничего не уронив.

– Я грациознее, чем кажусь, – сказал он.

На лице Кукольника появилась улыбка – она казалась заржавевшей от редкого использования. Каролина мысленно застонала. Наконец-то Кукольник встретил кого-то, кто был добр к нему, и так нервничает, что у него не хватает храбрости вести себя по-дружески.

Из неловкой ситуации Кукольника выручила Рена: она заметила Каролину, высунувшуюся из рюкзачка.

– Твоя кукла такая красивая, – сказала она. – Она тоже похожа на кого-нибудь, как моя кукла – на меня?

Она приставила куклу к щеке для сравнения.

– Я… нет-нет. Она просто… похожа на себя. – ответил Кукольник. – Твоя кукла – первая, которую я сделал похожей на определенного человека.

– А как ее зовут? – спросила Рена.

О, как Каролине хотелось представиться Рене самой! Мысль о том, чтобы с ней играли, нимало не занимала ее с тех пор, как ей рассказали об этом те грустные куклы, и она никогда этого не хотела – до настоящего момента. В руках ребенка Каролина могла бы стать кем-то другим. Принцессой, колдуньей, генералом… кем угодно.

Каролина прислонилась головой к боку Кукольника, надеясь, что сможет передать ему свои тайные желания.

– Ее зовут Каролина, – сказал Кукольник. – По-французски это значит «песня счастья».

– Правда? – спросила Рена. – А мое имя значит «песня радости» на еврейском. А вы даете имена всем своим куклам или только самым любимым, господин Бжежик?

– Всем, – ответил Кукольник. – Мне кажется, это правильно.

– Мы, артисты, всегда должны давать имена своим произведениям, – сказал Джозеф, наливая чаю себе и Кукольнику. – Мне ужасно не нравится, что некоторые самые прекрасные музыкальные произведения не имеют названия. Они заслуживают имени.

– Согласен, – отозвался Кукольник.

Он вынул Каролину из рюкзачка, и, когда он протянул ее Рене, она не смогла удержаться, чтобы не дрыгнуть ногами. Кукольник наконец понял ее желание!

– Хочешь с ней поиграть?

Рена умоляюще посмотрела на отца.

– Можно? Пожалуйста!

Она явно хотела как следует познакомиться с Каролиной, и Каролина хотела того же.

– Почему бы нет? – ответил Джозеф. – Но помни, что она не твоя. Обращайся с ней очень осторожно.

– Я буду играть очень-очень осторожно, – заверила Рена. А потом задала вопрос, до которого не додумался бы никто на свете, кроме Кукольника. Это был вопрос, от которого сердце у Каролины запело, как ее имя. – Ты хотела бы поиграть со мной, Каролина?

– Каролина была в восторге от куклы, которую я сделал для тебя, – сказал Кукольник. – Так что, я думаю, она хочет играть с тобой.

Рена взяла Каролину у Кукольника и поблагодарила его.

– Я так рада, что папа разрешил мне с тобой поиграть. Думаю, мама бы не разрешила. Она была немного строже, – прошептала она Каролине на ухо. Ее губы были так близко, что ресницы Каролины, сделанные из перышек, затрепетали, будто она моргала. – Но все равно я по ней очень скучаю.

У принцесс из книг Кукольника редко были матери, но часто – мачехи. Это были злые женщины, которые заставляли девушек выполнять трудные задания или оставляли их в лесу на съедение диким зверям. Вспомнив об этом, Каролина не удивилась, что у девочки, по образу которой была сделана кукольная принцесса, тоже не было матери.

Но это не утешало.

Однако Рена, казалось, не хотела продолжать разговор о потере госпожи Трэмел и не обращала ни малейшего внимания на беседу об искусстве, которую вели Джозеф и Кукольник; она снова занялась своим подарком. Она посадила принцессу в верхнюю спальню.

– Я назову ее принцессой Вандой. Она была очень знатной дамой и в одной истории спасла Краков, – сказала Рена. – А что, если ты будешь привидением, которое является принцессе? Не страшным, а добрым привидением. Таким, которое охраняет и защищает.

Каролина, которой никогда еще не приходилось быть привидением, затаив дыхание слушала, как Рена рассказывает о ее роли.

– Мой дядя – ужасный человек, он хочет захватить мое королевство. – Рена повысила голос до писка, говоря за принцессу Ванду. – Ты сможешь меня защитить, дорогое привидение? Конечно, – ответила она за Каролину, и кукла была поражена тем, как точно девочка угадала ее голос.

Так прошел для Каролины следующий час – руки Рены и разворачивающаяся история заставляли ее двигаться туда-сюда. Каролине пришлось сражаться с коварным герцогом, который приехал в домик принцессы, чтобы мучить ее. Но вместе с принцессой они придумали план великого спасения.

Это было наслаждение. Неужели именно этого так отчаянно хотели те печальные куклы? Наверное, да. Зачем еще им было возвращаться в мир людей?

Рена и Каролина могли бы еще долго так играть, если бы не услышали, как Кукольник вскрикнул. Рена подбежала к нему, держа Каролину в руке. Кукольник пролил чай себе на колени и вскочил с кушетки, чтобы и ее не намочить.

– Простите, – сказал он Джозефу. – Надеюсь, ковер не намок, но…

– А если и намок, то мы просто опять переставим кушетку, – сказала Рена. – Она стояла у окна, пока папа не пролил на ковер кофе.

Она постучала кулачком по ножке кушетки, которая, очевидно, закрывала предполагаемое пятно.

Даже смущаясь, Кукольник закусил губу, чтобы не рассмеяться, – Каролина это заметила. Она хорошо знала, что он часто скрывает пятна кофе либо чая на рубашках, искусно повязав галстук или надев жилет.

– Рена права, – сказал Джозеф, – я виновник почти всех пятен в нашем доме. Скоро мне, наверное, придется заменить ковер. Это ковер моего дяди, и, думаю, он старше, чем я.

И он отбил ногой ритм на ковре, словно сыграл музыку даже без своей скрипки.

– Я пойду вымою руки, – сказал Кукольник. – И за ковер я заплачу.

И прежде чем Джозеф успел возразить – а именно это, поняла Каролина, он и собирался сделать, – Кукольник повернулся и вышел из гостиной.

– Бедняга, – пробормотал Джозеф. – Наверное, он очень нервничает.

Хотя отец к ней не обращался, Рена почувствовала, что должна высказать свое мнение.

– Может быть, но я очень рада, что ты пригласил его на чай.

Она так нежно погладила Каролину по голове, будто это была настоящая девочка. Должно быть, принадлежать Рене Трэмел – это большое счастье, подумала Каролина.

– Я тоже рад, – ответил Джозеф. Он встал и потянулся, а затем подошел, чтобы внимательно рассмотреть кукольный дом. Свежая краска блестела, словно клавиши его пианино, когда на них падал солнечный свет.

– Он напоминает мне работу моего отца. Твой зэйди был плотником. Он очень огорчался, что я не умею так хорошо делать разные вещи.

Рена указала Каролиной на шкаф с ящиками, который стоял в гостиной у стены.

– Но ты сделал это. Большинство людей так не умеют.

– Твой зэйди и твоя мама сразу сказали, что он кривобокий, – сказал Джозеф. Он покачал головой, словно заново переживая тот разговор, затем протянул руку к дочери и спросил: – Можно мне посмотреть на куклу господина Бжежика?

Рена кивнула.

– Ее зовут Каролина.

Джозеф повернул Каролину набок и провел рукой по ее золотистой косе. Его пальцы были сильнее, чем у Рены, и держал он Каролину так, как однажды Кукольник держал копию «Дамы с горностаем», – будто скорее восхищался ее красотой, чем любил ее саму.

– Ее волосы совсем как настоящие. Интересно, они сделаны из конского волоса? Из него делают лучшие смычки для скрипок.

Он потянул за косу, чтобы проверить ее прочность, и Каролина не выдержала.

– Ой! – вскрикнула она.

Это было первое слово, сказанное ею человеку, если не считать Кукольника, – и она тут же захотела взять его назад. Даже Кукольник, который все еще немного верил в чудеса, был шокирован, когда услышал, что Каролина умеет разговаривать. А что же подумает о ней другой взрослый человек? Испугается ли он? Или поймет ее, как, похоже, понимает ее его дочка?

Джозеф уставился на Каролину, а затем перевел взгляд на Рену.

– Очень смешно, – произнес он, округлив глаза.

– Но это не я сказала, – возразила Рена.

– Тогда кто же? – спросил Джозеф. – Каролина – кукла. Ты разговариваешь вместо нее.

Чтобы проверить, он ткнул в Каролину указательным пальцем.

Она хотела бы не обратить внимания на бестактность – ведь Джозеф все-таки не знал, что она живая! – но не смогла.

– Пожалуйста, перестаньте, – сказала Каролина. – Как бы вы отнеслись к тому, что кто-то тыкает в вас пальцем без разрешения?

Джозеф, охнув, уронил куклу на пол.

Она упала, и ее деревянные суставы глухо стукнули, а коса съехала набок.

Но если не считать этого, она была цела и невредима – к счастью.

– Вам повезло, что я деревянная, – сказала Каролина, все больше раздражаясь. Она села и вперила взгляд в человека, в изумлении стоявшего над ней. – Если бы я была фарфоровая, то превратилась бы уже в сотню осколков.

– Я, наверное, сплю, – со стоном сказал Джозеф. Он поднял руку и отчаянно потер глаза, точно надеясь, что это его разбудит.

Рена неотрывно смотрела на Каролину, но не со смущением и испугом. Это был скорее зачарованный взгляд.

– Нет, вы не спите, – сказала Каролина. – Разве вам приснился бы сон о волшебной кукле, ведь вы, взрослые, похоже, совсем не верите в волшебство?

– Не может быть, чтобы ты разговаривала, – проговорил Джозеф, который смотрел на нее, прикрыв рот руками. Каролина тоже так делала, слушая особенно страшные моменты в сказках.

– Но я разговариваю, – возразила Каролина. Такой же утомительный разговор она уже вела с Кукольником, и ей вовсе не хотелось повторять все сначала. Но раз уж она заговорила, придется это сделать.

– Вы не обязаны мне верить, но у вас нет другого выхода. Рена верит мне, правда?

Рена, не отрывая взгляда от Каролины, кивнула.

Джозеф начал было отвечать, но Кукольник выбрал именно этот момент, чтобы появиться из ванной с влажным полотенцем в руке.

– Все в порядке? Мне показалось, кто-то кричал…

Увидев бледное лицо Джозефа, Кукольник умолк, проследил за его взглядом, и… полотенце выпало у него из рук.

– Ваша кукла живая, – прошептал Джозеф.

– Я знала это, – сказала Рена. И восторженно воскликнула: – Я же это знала!