Как только мужчины ушли, я наградила свою мать и крестную лучшим взглядом, гласящим «давайте уже».

Сюзанна начала наступление.

— Дорогая, у мужчин есть потребности. Ты действительно ожидала, что мой сын будет хранить целибат, когда ты не была готова помочь ему?

— Помочь ему? — спросила я недоверчиво. — Ты хочешь сказать, что если я хотела удержать твоего сына, которого я не удержала и сейчас не собираюсь, я должна была ему «помочь» или дать ему в четырнадцать лет? Или, может быть, я должна была подождать, пока мне исполнится пятнадцать?

— Нет, — ответила мама, нервно проводя рукой возле шеи, как это было, когда она была расстроена, и ей не хватало её привычного бокала. — Здесь есть две стороны. С одной стороны, наиболее важной стороны, — подчеркнула она, — ты воспитанная женщина. Ты правильно сделала, что воздерживалась. Это еще одна причина, почему я горжусь тобой. Но, дорогая, в один прекрасный день тебе нужно помочь мужчине, как сказала Сюзи.

Я снова села и скрестила руки на груди. Это было бесценно. Моя мать решила поговорить со мной о сексе, когда мне двадцать три года, при её лучшей подруге. После того, как мой школьный бойфренд завел разговор при наших родителях. О, как прекрасно. Аделаида всегда имела безупречное чувство времени.

— Да, — согласилась Сюзанна, — Как, ты думаешь, делаются внуки?

Я покачала головой.

— Вы обе невероятны. Я не девственница. Я знаю, как делаются дети, и я знаю, как «помочь» мужчине. То, что я не знаю, так это почему вы думаете, что я хочу этого с Брайсом.

— Вы двое были близки.

Были.

— И, — Сюзанна продолжала, — Это принесет пользу всем. После того, как пресса узнает, что Брайс был в долгосрочных отношениях, они будут менее склонны считать, что он мужчина из той статьи.

— Но он является мужчиной из той статьи, — я указала на очевидное, — И мы не общались. Если кто-то копнет поглубже, то поймет, что все выглядит так, что мы оба изменяли друг другу. И это если не затрагивать более серьезно абсурдность всей этой ситуации. Изнасиловал он ее или нет, у него был секс с ребенком.

— Она была совершеннолетней, — настаивала Сюзанна.

— Он так же изменял мне с моей лучшей подругой. Это здорово, что вы дружите всю жизнь, но у меня есть пределы. Моя лучшая подруга, трахающаяся с моим парнем — один из них. Измена — другой. Насколько я понимаю, Брайс и Милли могут провести остаток своей жизни, украдкой трахаясь на стороне. Мне все равно. Они просто должны делать это без моего участия.

Мама взяла меня за руку:

— Ты не девственница, но это не означает, что ты понимаешь вещи, которые некоторым мужчинам… Нужны. Они не всегда приличны.

— Мамочка, не надо.

Я была уверена, что меня стошнит той скудной пищей, которую я съела, если она начнет приводить мне примеры.

Она покачала головой.

— Это правда. Да, Сюзи?

Сюзанна кивнула.

— Дорогая, если Брайс может получить то, что ему нужно с Милли Эшмор или любой другой желающей шлюхой на стороне, это сделает твою жизнь лучше.

Я всплеснула руками:

— Я просто не могу.

— Можешь. Я не говорю, что тебе нужно выйти за него замуж… Пока нет. Мы будем работать над этим. Но прямо сейчас вы оба можете просто — как сказать — встречаться.

— Вы ненормальные — обе. Я уезжаю через два дня.

— И будешь сконцентрирована на своей учебе, — сказала Сюзанна, — Что плохого в том, чтобы притвориться?

— Неужели ты не видишь, — сказала мама, — почему тебе лучше пойти в юридическую школу Саванны?

Нет. Я не видела.

Покидать через несколько минут кабинет Алтона, с женщинами, которые должны были быть моими самыми большими защитницами, по бокам с обеих сторон, по ощущениям было, как будто меня ведут на расстрел. Я не согласилась сделать ничего, кроме как не оспаривать утверждение, что я и Брайс общались последние четыре года. По сути, я согласилась на то, что другие будут делать предположения, которые я не буду подтверждать. Холодок пробежал по мне, когда мы вошли в большой зал. Это действительно был цирк-шапито, и я была той, кого вели по кругу арены, как собаку или пони.

Когда мы смешались с толпой и проходили мимо групп людей, стало ясно, что вечеринка продолжалась и без нас. Я рискнула предположить, что большинство гостей даже не заметили нашего отсутствия. Они, вероятно, предполагали, что мы просто были в другой комнате. Так как наступила ночь, и летняя жара Джорджии спала, гости общались как внутри, так и снаружи на задних каменных террасах.

Надев свою маску Монтегю, я ходила из комнаты в комнату, пока не увидела его возле бара. В каждой комнате был свой бармен и выбор блюд. По сильному аромату Каджунских специй, мне сразу навеяло тему Нового Орлеана. Ранее я съела кое-какие закуски в гостиной. К сожалению, устрицы в кляре и бенье из голубого краба были, вероятно, всем, что я была в состоянии переварить сегодня. У меня пропал аппетит.

Я искала не Брайса; я искала Алтона. Он разговаривал с тем же самым человеком, с которым до этого говорил Брайс. Вместо того, чтобы прервать их разговор, я встала позади мужчины, и со сжатыми в прямую линию губами установилась на отчима.

— Извини, Северус. Я нужен своей дочери.

Я поморщилась как от того, как он меня назвал, так и от потной хватки, когда он взял меня за локоть и повел прочь. Потребовалось все мое самообладание, чтобы оставаться спокойной, пока мы не достигли укромного угла комнаты. Едва мы оказались там, первое, что я сделала, это высвободила свою руку.

Я начала до того, как он заговорил:

— Я говорю с тобой напрямую по одной причине: я хочу, чтобы ты понял, что я не блефую. Если вы потребуете большего, чем я хочу по этому соглашению, я буду говорить, и я буду говорить громко.

Его губы дернулись, и он спросил:

— И на что же ты согласилась?

— Я и Брайс продолжали общаться. Теперь, когда я вернулась на восточное побережье, мы договорились поговорить и видеться друг с другом чаще. И всё. — Я уточнила, — Ничего более. Ни громких заявлений, ни скрытой страстной любви. Или так, или никак.

Алтон кивнул другому гостю, которого я не знала, и понизил голос. Наклонившись ближе, он прошептал:

— Александрия, я не поддамся угрозам. Я приму твое предложение — но только пока. Еще ничего не окончено, а когда всё закончится, помни, что ты можешь винить только себя.

Фруктовая вонь его дыхания смешивалась с морепродуктами в моем животе, превращая его ранние выпады во вполне себе приятные воспоминания, чем то, что происходит сейчас.

— Когда это закончится? — спросила я: — Что ты имеешь в виду, и зачем?

Люди продолжали ходить мимо. Зубы Алтона, окрашенные ликером, мелькали между его тонкими губами, когда он заставил себя улыбнуться:

— Зачем что, дорогая?

— Зачем ввязываться в эти неприятности Брайса?

— Мы можем обсудить это в другое, более подходящее время. Здесь не место.

Я говорила тихо и подняла брови:

— Я веду себя хорошо. Дай мне зацепку, я хочу знать, зачем.

Волосы на затылке зашевелились, когда его большая рука легла на мое плечо.

Для внешнего мира — людей в двух шагах от нас — мы были счастливой семьей, отец и дочь за приятным разговором.

— Твоя мать, — сказал он, — Она заботится о Сюзанне. Это влияет на Монтегю Корпорейшн.

— Алтон, я не хотел бы прерывать ваш разговор.

Громкий голос сенатора Хиггинса раздался за моей спиной.

— Вовсе нет, Грант. Мы с Александрией можем поговорить в другой раз. Не правда ли, дорогая?

Вместо ответа, я повернулась к политику:

— Сенатор, спасибо, что пришли на мою вечеринку. Большая честь видеть вас здесь.

Он пожал мне руку. Когда я собиралась выудить её, он сжал её крепче и сказал:

— Я всегда рад встретиться с вашим отцом и прекрасной матерью, но сегодня я рад встретиться с одним из будущих юристов нашего прекрасного штата.

Он посмотрел мимо меня на Алтона и обратно:

— И так же с такой красивой малышкой.

Шовинист!

Я заставила уголки моих поджатых губ подняться:

— Спасибо. Извините меня?

Он отпустил мою руку после снисходительного поглаживания:

— Конечно, юная леди. Было приятно с вами встретиться.

Пока я уходила, по моему телу побежали мурашки.

Алтон так и не сказал, что должно произойти, и я ни черта не верю в его ответ о том, зачем он помогает Брайсу. Я не верю. Это не имело смысла. Весь этот сценарий не должен негативно сказаться на корпорации Монтегю. Это была инициатива Алтона, по крайней мере, судя по истории, которую он рассказал мне. Он мог бы согласиться отозвать предложение Монтегю трудоустроить Брайса. Большинство крупных компаний имело свою корпоративную этику. Монтегю Корпорейшн могла бы легко использовать это в качестве причины отозвать свое предложение.

— Александрия.

Я повернулась на добрый голос.

— Мне придется предупредить тебя, что ты будешь скучать по этому.

Моя маска Монтегю превратилась в настоящую улыбку, когда я посмотрела на мисс Бетти:

— Вы имели в виду Стэнфорд?

— Да, — ответила она с тоской, — И свободу.

— Свободу?

Она сделала еще один глоток из своего бокала. Мелкие пузырьки поднимались в игристом вине. По её тону и по тому, как она слегка покачивалась из стороны в сторону, я предположила, что это был не первый её бокал. Не все могли пить, как моя мать. Кроме того, казалось, что моя альма-матер вернула воспоминания, которые я спрятала.

Она сжала мою руку.

— У тебя есть еще три года. Поверь мне, жизнь проходит слишком быстро. Брак, дети, дерьмо. — Её глаза распахнулись, и она игриво прикрыла рот, — Я же не сказала это вслух, не так ли?

Я хихикнула и покачала головой:

— Сказали что, мисс Бетти? Я ничего не слышала.

— Ты, юная леди, далеко пойдешь. И я не говорю это из-за того, что ты обучалась в Стэнфорде. — Она осмотрела главный зал, цепляясь за мою руку. — У вас такой милый дом. Я замечательно провела время, но думаю, что настало время взять водителя и отправиться домой.

— Спасибо вам, что пришли.

Я довела её до двери и убедилась, что один из сотрудников предупредил ее водителя. Я знала мисс Бетти большую часть своей жизни, но в первый раз было так, как если бы я видела настоящую женщину за маской.

Зеркала и дымовая завеса.

Цирк-шапито.

Почему кто-то выбирает жить в этом мире обмана?

Услышав свое имя, я обернулась к группе людей. Дерьмо! Это были Милли, Йен, Джесс, Лесли, двое мужчин, которых я не узнала, и Брайс. Я была неправа раньше. Вот теперь-то шоу и начнется. Почему, черт возьми, оно должно быть с участием Брайса и Милли?

— Алекс, мы можем поговорить? — спросил Брайс с ухмылкой. Маленькая ямочка на его подбородке мельком явила мальчика, который был моим другом.

Большинство гостей ушли, мать удалилась в свою комнату, а Алтон был в кабинете с людьми, чьи имена я не могла вспомнить. Домашний персонал, а также обслуга столов, работала не покладая рук, чтобы убрать свидетельства торжества. Вскоре поместье Монтегю будет выглядеть точно так, как и раньше — сегодня, в прошлом году, сто лет назад.

Я игнорировала Брайса почти всю вечеринку. Наша история заключалась в том, что мы общались, а не в том, что мы близки. К тому же, стоять рядом с ним и разговаривать со старыми друзьями из академии было почти столь же привлекательно, как бразильский воск. Потребовался лишь раз, чтобы решить, что это не для меня. Я знала, прежде чем успела подойти к группе грифов, что я не хочу быть среди них.

Он потянулся к моей руке.

— Мы можем разговаривать, — подтвердила я, когда высвободила руку.

— Прикосновения запрещены.

Он кивнул.

— Некоторые вещи никогда не меняются.

— Здесь ничего не меняется.

Теплый воздух окружил нас, когда мы вышли на заднюю террасу. Звезды усеяли ночное небо, а непрекращающийся гул сверчков сменил звон посуды внутри дома. Хотя я не могла терпеть все в Саванне и доме моего детства, было что-то мирное в свинцовой влажности и тишине, которые окружали поместье.

— Ты действительно планируешь никогда не возвращаться? — спросил Брайс, — Я имею в виду, я знаю, что у тебя есть воспоминания. Ты никогда не говорила, какие именно, но это твой дом. — Он развернулся и посмотрел на массивное здание, — Как ты можешь не хотеть здесь жить?

Я пожала плечами и провела рукой по грубым каменным перилам. Большая известняковая лестница спускалась к газонам. Светлячки мерцали вдалеке. Когда я была маленькой, я думала, что они были феями, как Динь-Динь. Я была уверена, что, если я поймаю одного, он превратится в фею и исполнит моё желание. Это была еще одна мечта детства, которая никогда не сбудется.

Дом был построен на холме, что позволяло наблюдать за обширными землями у подножья. Сотни лет назад эта земля была наполнена однокомнатными домами, табачными полями, конюшнями и сараями. Старые постройки исчезли, как будто стереть это время в истории нашей семьи было так просто. Теперь она была покрыта самым лучшим, что можно купить за деньги: большим бассейном, цветниками, и улучшенными строениями. Самым большим дополнением к владению было озеро.

Кто мог решить, что хочет озеро и получить озеро? Монтегю могли.

В это время года творение человеческих рук было бы ничем, кроме лужи в глине Джорджии, если бы не было насоса, который тянул воду из глубин земли, фильтруя её через песок, чтобы сохранить озеро не только полным, но и свежим. Было все еще удивительно, насколько хорошо он работает, но на рубеже двадцатого века, когда мой прапрадед его установил, это было удивительное произведение инженерного искусства.

Ничего, кроме лучшего в поместье Монтегю — по крайней мере, на поверхности.

Я выскользнула из своих туфель и ступила на идеально ухоженную лужайку. Даже под покровом ночи, поместье Монтегю было красивой тюрьмой. Пытаясь спрятать тени внутри, как сказала Джейн, я сконцентрировалась на приятных воспоминаниях. Они были там. И так же, как я ненавидела признавать это, многие из воспоминаний детства включали Брайса.

— Помнишь, как мы искупались в озере? — спросил он.

Я лукаво улыбнулась.

— Да. Наши матери так разозлились. Они были уверены, что это не безопасно и хотели, чтобы вместо этого мы плавали в бассейне.

— Несси, — сказали мы вместе со смехом.

— Я думаю, это они сказали нам о ней. Ты никогда не боялась Несси. Я боялся, — признался Брайс.

— Ты? Ты никогда и виду не подавал.

— Потому что я парень. Парни не могут бояться, и ты была младше меня. Я не мог позволить маленькой девочке быть смелее меня.

— Я не знаю, было ли это настолько храбрым, насколько вызывающим. Ведь незаметно для моей матери, Джейн объяснила мне про насос. Так что я знала, что гул исходил не от монстра.

— Почему ты не сказала мне? Это спасло бы меня от множества бессонных ночей.

Я тихо засмеялась.

— Потому что ты никогда не говорил мне, что боишься.

Брайс остановился в нескольких футах от береговой линии.

— Я все еще могу его услышать. А ты?

Замаскированный за сверчками и иногда кваканьем лягушек, слабый гул пробивался сквозь землю больше, чем воздух.

— И я могу.

Брайс потянулся за моими руками, и когда я попыталась увернуться от него, он сказал:

— Алекс, дай мне секунду, пожалуйста.

Сглотнув, я кивнула.

— Спасибо, что помогаешь мне.

— Я-я не…

— Да. Больше, чем ты думаешь. Это было ужасно — полиция, участок, камера. Я не могу вернуться. Не могу. Я говорю тебе то, что я никогда никому не говорил. Я был напуган, напуган больше, чем из-за Несси.

Я стиснула зубы:

— Мне жаль, но я не буду помогать тебе или кому-либо еще скрыть преступление.

— Тогда ты будешь паршивым адвокатом.

Я знала, что он шутит, но я устала от людей, говорящих, что мне делать с моим будущим, кем стать и насколько хорошая буду. Я выдернула руки из его хватки.

— Я буду отличным юристом, потому что я буду бороться за то, что правильно.

— У каждого аргумента всегда есть две стороны.

— Почему ты это сделал?

— Я не делал этого. — Он запустил руку в свои светлые волнистые локоны. — У нас был секс. Она хотела больше, чем несколько свиданий и секс. Я — нет. У неё была мечта об огромной свадьбе. Когда я сказал ей, что у нас все кончено, она пообещала, что отомстит мне. Она сказала, что я обманул её.

— Брайс, Алтон сказал, что у нее были синяки.

Он покачал головой.

— У неё не было синяков в последний раз, когда я её видел. Клянусь.

Я сделала несколько шагов и повернулась к нему.

— Я не знаю.

— Знаешь. Ты знаешь меня. Я парень, который боялся Несси. Пожалуйста, подумай о переводе в Саванну.

— Что?

— Нью-Йорк далеко. Не так далеко, как Калифорния, но все же далеко. Если ты переведешься в Саванну, мы могли бы… — Его голос стих.

— Мы могли бы что? — спросила я, с большей заинтересованностью, чем планировала.

— Давай посмотрим, что принесет нам будущее.

Персонал ушел к тому времени, когда мы вернулись назад к нашему поместью и свет был выключен во многих комнатах. Только после того, как Брайс ушел, и я направилась в свою комнату, я услышала голоса — его голос. Неустойчивое спокойствие, которое охватило меня на краю озера, исчезло. Я схватилась руками за живот и попыталась заглушить его крики и её слезы.

Когда я тихо закрыла и заперла дверь спальни, я поняла, что снова была ребенком, и в поместье Монтегю — это то, что мы делаем: мы делаем вид, что не слышим и не видим. Мы живем в иллюзии, скрытой за дымовой завесой и зеркалами.