Вспомним, папа-турист чуть было не перешел Дунай по Цепному мосту, когда вдруг подумал: они с женой хотели ограничить свою экскурсию Будайской крепостью только из-за ребенка, более длительное путешествие малышке не по силам. Однако теперь ему ничто не мешает посмотреть еще кое-что из достопримечательностей города. Сказано — сделано. Папа-турист зашагал быстрее и скоро оказался на площади Деака. Там он спустился в метро и, проследовав по пути, указанному желтыми табличками, оказался на перроне подземки.

Будапештцы, вспомнилось из путеводителя, гордятся тем, что после лондонского метро будапештское — первое на европейском континенте: подземная железная дорога была построена в Будапеште в 1896 году. С тех пор, конечно, ее не раз обновляли, заменяли вагоны, продлевали маршрут, и она по-прежнему функционирует.

Итак, герой нашего рассказа с удовольствием осматривался по сторонам. Единственное, о чем он жалел, так это о том, что из окна подземки нельзя видеть улиц — его глазам могло бы открыться прекрасное зрелище, ведь трасса подземки проходит под самым красивым проспектом Будапешта — проспектом Народной республики.

Папа-турист следил за остановками, время от времени спрашивая пассажиров, скоро ли будет площадь Героев.

Там он вышел из вагона. Кстати, подземка находится совсем неглубоко под землей, несколько ступенек — и ты наверху.

Он огляделся. Взгляду открылась красивейшая панорама. Площадь Героев купалась в солнечном свете. На постаменте полукруглой колоннады возвышались статуи — наверное, королей, решил он. Темно-зеленые бронзовые фигуры казались живыми, они словно бы только и ждали, чтобы все восхищались ими.

Обернувшись, он увидел перед собою прямую как стрела ленту проспекта Народной республики. Да-да, точно так выглядят и Елисейские поля в Париже. Ведь по их образцу в прошлом столетии был спланирован этот проспект.

Так с чего же начать осмотр? Пожалуй, сначала следует обойти площадь, а потом заглянуть в Музей изобразительных искусств.

К сожалению, папа-турист не захватил с собой путеводитель, он не помнил, что там было сказано о площади Героев. Впрочем, удача не покидала молодого человека. На площади он повстречался с пожилой дамой, оказавшейся в прошлом его соотечественницей. Более тридцати лет тому назад, призналась дама, она вышла замуж за венгра и с тех пор живет в Будапеште. На помощь папе-туристу пришли и два мальчика. Один повыше ростом, светленький, очень вежливый, второй — коренастый, веснушчатый, немного сердитый. Мальчики, перебивая друг друга, рассказывали ему о скульптурах на площади Героев — разумеется, они заслужили значки с изображением собак. Жаль, что он не захватил с собой побольше этих значков, ведь ему могут встретиться еще такие же парнишки — отзывчивые, приветливые, веселые. Эти венгерские ребята очень хороши, предупредительны и весьма начитанны: впрочем, об этом лучше, конечно, спросить у их учителей.

Потом папа-турист ринулся в Музей изобразительных искусств. В его просторных выставочных залах он смог увидеть ценнейшие полотна — произведения величайших художников. И тут он подумал, что, пожалуй, слишком много времени тратит на осмотр живописи. Вообще-то он способен целые дни проводить в картинных галереях, но сейчас лишь мимолетным взглядом скользил по полотнам. Его мучила мысль о жене, обремененной тяжелым рюкзаком и не менее тяжелым ребенком. Как только он мог оставить ее одну?! Ну, поссорились, так ведь и помирились бы.

Папу-туриста замучили угрызения совести, у него даже выступил пот на лбу.

Стоило ему взглянуть на «Бегство святого семейства», как он тотчас же представил вместо Марии свою жену: совсем измученную, с ребенком на руках. На картине святой Иосиф сообразил-таки посадить Марию с малюткой Иисусом на осла. Когда же перед взором молодого человека предстала «Мать с ребенком», он совсем расстроился и даже не взглянул, чьей же кисти принадлежит полотно — Мурильо или Пикассо. Нет, в таком состоянии живописью не полюбуешься.

Молодой человек в последний раз окинул взглядом колонны, стараясь впитать в себя это великолепное зрелище, и со все возрастающим беспокойством выбежал из музея.

На площади его словно толкнула в грудь горячая волна зноя. Раскаленный летний воздух, казалось, дрожал, и в нем колыхались и статуи, и стоящие на площади большие автобусы. Интересно, куда девалась та пожилая дама и симпатичные мальчуганы?

Ну, ничего, все-таки он осмотрел площадь Героев, побывал в Музее изобразительных искусств. Теперь — в Буду, к дворцу. Может, там он и встретится с женой.

Когда молодой человек направился к подземке, следом за ним ринулась большая черная собака, терьер. Папа-турист на минуту остановился, подумав вдруг, не отвести ли ее к хозяину, но овладевшее им беспокойство не отпускало. Он с сожалением покачал головой и двинулся дальше, а собака, проводив его до спуска в подземку, повернула обратно.

Позднее, сколько ни вспоминал он события первой половины этого дня, он так и не мог понять, откуда взялась тогда эта тяжесть на сердце, почему мозг сверлила мысль, что он слишком мало времени уделил картинной галерее, почему его угнетала какая-то неудовлетворенность. Будто что-то ждало его на этой площади, будто он что-то оставил там.

Ну, ничего, ничего! Любезная пожилая дама исчезла в людском круговороте, бесследно пропали и симпатичные мальчишки. И все же… Что бы он мог забыть здесь?

Непроизвольным движением молодой человек проверил карманы: паспорт и кошелек с деньгами были на месте. Нужно спешить. Его ждут Рыбацкий бастион и, может быть, встреча с семьей.

Нельзя сказать, что утреннее путешествие мамы-туристки было удачным и безоблачным. Что и говорить, она не раз озабоченно покачивала головой, едва ее мысль возвращалась к мужу и ребенку. И чего ради они поссорились? А сейчас ее бедному мужу не до красот города все его внимание сосредоточено, конечно, на ребенке.

Как только она ступила за коллонаду Музея изобразительных искусств и стала быстро спускаться по широким ступеням лестницы ее охватило какое-то странное чувство, будто она потеряла что-то. Но вроде все было при ней. И карта города, и консервы, и салями. Правда, отсутствовала семья.

Молодая женщина принужденно улыбнулась. И поскольку она немножко верила в чудеса, она некоторое время оглядывалась — вдруг появятся двое ее мужчин, большой и маленький. Но, почувствовав бессмысленность такого ожидания, мама-туристка принялась снова листать путеводитель и рассматривать карту: до набережной Дуная она доберется трамваем, а дальше отправится пешком. Но куда? Разумеется, к Рыбацкому бастиону. Глядишь, там они и встретятся.

Молодая женщина чувствовала усталость и голод. Рюкзак оттягивал ей плечи. Устало ссутулясь, она добрела до трамвайной остановки и доехала до площади Димитрова. Там она увидела мост и тотчас сошла.

Справа ее внимание привлекло огромное здание из красного кирпича. Здесь находился один из крупнейших рынков Будапешта.

Мама-туристка не была бы хорошей хозяйкой, если бы наряду с многочисленными историческими и художественными достопримечательностями города не отдала должное этому внушительному зданию. Конечно, ей следует осмотреть рынок.

Через большие стеклянные двери она вместе с толпой вошла внутрь рынка, и тут от изумления глаза у нее округлились и рот раскрылся.

Конечно, она видела рынки и более внушительных размеров и, возможно, побогаче этого (что, впрочем, не обязательно), но такого оживленного, такого колоритного ей видеть, пожалуй, не доводилось.

Вся конструкция рынка покоилась на мощных колоннах. Справа и слева тянулись широкие ряды с гигантскими грудами реп, редисок, помидоров, картофеля, сельдерея. Ряды пестрели зеленым, белым, коричневым, красным. Посередине рынка расположились мясные лавки. На крючьях висели свиные туши, копчености, тут же продавали потроха. Огромные противни были наполнены коричнево-красными почками, печенью, отливающими перламутром мозгами. А тут что? Чуть не в человеческий рост высилась пирамида яиц. Неподалеку дородная хозяйка предлагала вкусные сыры. В конце зала, наподобие театральных декораций, свисали гирлянды красного перца и лука.

Рынок наполнен шумом, оживленным движением, громкими веселыми возгласами. Иногда слышался звонкий смех, венгры — народ веселый, будапештские шутки и анекдоты известны всему миру.

Молодая женщина очень пожалела, что ни слова не понимает по-венгерски. Впрочем, «Kérem» и «köszönöm» уже выучила. Зная эти два слова, в Будапеште не умрешь голодной смертью.

У лавки с соленьями мама-туристка остановилась и купила у невзрачной женщины с заспанными глазами квашеную капусту в целлофановом мешочке. А повернувшись, увидела на лотке поджаренные шкварки. К ним подавались две маленьких булочки — и вот завтрак туриста готов! Похрустывая шкварками и закусывая капустой, мама-туристка медленно двигалась по центральному торговому ряду и уже жалела, что так рано набила свой тяжелый рюкзак — здесь тоже продавались разнообразные консервы, в том числе и халасле — уха, обильно сдобренная красным перцем. А вон там целыми гроздьями висят батоны салями. Какое роскошество венгерской национальной кухни! «А что сейчас едят мои мужчины?»

Насытившись и великолепным зрелищем, и вкусным завтраком, мама-туристка обрела новые силы. Рюкзак перестал казаться ей слишком тяжелым. Вперед!

Выйдя на улицу, она направилась к скромно сереющему вдали мосту Свободы. Проходя по нему, полюбовалась открывающимся отсюда видом и остановилась посредине моста. И тут ею овладело чувство, словно она находится на носу корабля.

Под мостом лениво катил свои воды Дунай. Солнце было уже высоко. Под безоблачным синим небом сиял город. Свежий речной ветер очистил воздух, стали ярче и живее цвета, резко обозначилась граница света и тени. На западном берегу реки, подобно сказочной черепахе, высилась громада горы Геллерт; по склонам ее буйно зеленели деревья и кустарники. У подножия красовалась гостиница с белой крышей, неподалеку виднелись бани. И гостиница, и бани всемирно известны. Будапешт славится своими целебными источниками, и первое место среди них занимает источник, питающий бани Геллерта. В его пенистой воде не только ищут исцеления больные, но и обретают удовольствие любители позагорать и искупаться.

На самой вершине горы Геллерт — монументальная статуя. Стройная женская фигура простерла к небу пальмовую ветвь — символ мира, а у подножия, на цоколе, — советский солдат с автоматом на груди и знаменем в руках. Памятник этот, сооруженный после второй мировой войны, увековечивает память о подвиге советских солдат, которые пали смертью храбрых в битве за освобождение Будапешта от фашистских захватчиков. На постаменте длинный ряд имен погибших воинов.

Мама-туристка долго стояла, зачарованная видом памятника и горы Геллерт. Рядом светлела цитадель. Вернее, бывшая цитадель. Теперь там смотровая башня, ресторан и гостиница.

Что еще читала она о горе Геллерт? Ах, да! Венгры были когда-то язычниками, степным, кочующим народом. Когда они осели в междуречье Дуная и Тисы, их первый король, кажется, Святой Иштван, попросил у папы римского помощи, желая принять христианство. По велению папы к венграм приехали священники, в их числе был епископ Геллерт. Однако венграм католическая религия пришлась не по душе. Они посадили Геллерта в бочку и сбросили с кручи в Дунай. С тех пор гора и была названа горой Геллерта.

Молодая женщина любила зыбкие легенды истории. Как давно это было! А может, и не было вовсе.

Впрочем, история епископа Геллерта, наверное, правда. На склоне горы стоит памятник Геллерту — вот там, у будайского конца изящного белого моста. А у подножия статуи низвергается водопад.

Еще дальше — собор, а там — Крепостная гора с бывшим королевским дворцом, где теперь расположились музеи и картинная галерея.

Неплохо было бы как-нибудь взглянуть сверху на весь город.

Но она не решилась карабкаться на гору Геллерт, хотя путеводитель и обещал чудесную панораму. Размеренным шагом мама-туристка продолжила свой путь, намереваясь западным берегом реки дойти до Крепости. Полчаса ходу, и она будет там.

Вдали виднелся приземистый Цепной мост. Жаль, что она не захватила с собой бинокля. Будь у нее бинокль, мама-туристка наверняка увидела бы знакомую фигуру мужа, который, задумавшись, смотрел в это время на сверкающий Дунай.

— Что с вами делается?! Вы прыгаете, как обезьяны в клетке, — одернула Терчи приятелей.

Единственная представительница женского пола, она страшно волновалась: на нее обрушилось столько забот!

Терчи ждала таксиста. Этот улыбающийся круглолицый мужчина наверняка сумеет помочь им.

А пока она не переставала заботиться о ребенке. Наклонившись над Крохой, отерла платочком лоб, потом решила напоить ребенка.

Малыш причмокивал, сонно улыбаясь. Он героически выдерживал дневную жару. Терчи принялась раздевать его, расстегнула легкую кофточку. Она охотно раздела бы его совсем, но все же не рискнула это сделать: маленькие дети так нежны и склонны к простуде.

Берци, тараща глаза, с преувеличенным раздражением разъяснял:

— Я вижу, ты снова воображаешь, что имеешь дело с новорожденным! А Кроха не новорожденный. Его не надо купать в ромашковой ванночке. По-моему, этот Эгонка…

— Его вовсе не так зовут. Это явное недоразумение.

— Пускай. По-моему, он уже вышел из ясельного возраста, парню давно пора в школу ходить.

Берци подмигнул, надеясь шуткой развеселить друзей, но никто в ответ даже не улыбнулся.

— До каких пор мы будем здесь торчать? — нахмурился Карчи.

— До конца света, — снова сострил Берци.

— Не болтай глупостей!

Мальчики наперебой начали спорить и обсуждать случившееся, а главное, совершенную ими ошибку, когда они притащили ребенка к дядюшке Хайду.

— Терчи, ты выдала нечто, притащив к нему Кроху.

— Я же не зря спорил, что Терчи вернется к малышу!

— И не только пошла к нему. Приволокла с собой, вырвала ребенка из лап пьяного папаши.

— А он вовсе и не отец ему.

— Зато пьяница!

— И никаких лап у него нет.

— Ну, из рук.

— А Кроха и не был ни в чьих руках. Дядюшка Хайду даже не знал, кого мы несем.

— И что мы там были, тоже не знал.

— Ребята, эта собака вовсе и не того долговязого.

— Точно.

— Но в больнице мы здорово погорели!

— И не говори!

Друзья вспомнили, как они принесли тетушке Хайтоне известие о родившемся у нее ребенке. Терчи хмурилась и все же не смогла удержаться от смеха. А Кроха вовсю заулыбался и снова загулил.

— Что он говорит? — недоумевали ребята, но карапуз продолжал гугукать, хитро подмигивая, щуря глаза и являя собой совершенно очаровательное зрелище.

Вдруг Кроха четко произнес:

— Ма-ма.

— Боже мой! — Терчи приложила руку к губам, и в голове ее сразу возникли десятки вариантов: почему ребенок произнес это волшебное слово «ма-ма»? — Он хочет пить, — решительно произнесла она. — Принесите воды!

Мальчики не посмели ослушаться приказания. Ребенок хочет пить. Они тоже хотят пить. Следовательно, надо раздобыть воды. И друзья побежали в городской парк, а собака помчалась следом за ними.

Терчи тяжело вздохнула:

— Ах, мой мальчик! Что же будет с нами, малютка? И где же оплакивают твою пропажу?

Девочку все время мучила мысль, что мать и отец ребенка где-то оплакивают его, измучившись от безнадежных поисков. Она сняла с Крохи ботиночки, пусть ножки отдохнут.

Мальчики скоро вернулись. В руках у Берци сверкала слегка запотевшая бутылка пепси-колы. А Карчи принес большой пластмассовый стакан с чистой водой.

— Мы не знали, что для Крохи лучше. Поэтому купили две бутылки колы, но с одной, правда, уже расправились.

После недолгих препирательств решили, что Кроха будет пить воду, а Терчи пепси-колу. Малыш жадно прильнул к стакану и разом опустошил его. Только бы не простудился! А то еще схватит ангину.

Терчи медленно тянула бьющий в нос прохладительный напиток. У нее даже навернулись на глаза слезинки, но теперь уже по более веселому поводу.

Придя немного в себя и одновременно почувствовав усталость, ребята заскучали. Они с нетерпением ждали таксиста. Но вернется ли он? Убивая время, друзья болтали с малышом. Рядом лежала собака. Со стороны все это представлялось весьма трогательно. На ребят нельзя было не обратить внимание.

Берци снова начал плести чепуху, предлагая разжечь костер, а на ночь разбить палатку. Вот было бы здорово! Иностранные туристы приняли бы это за очередную достопримечательность Будапешта.

— Время подходит к обеду, малыш наверняка проголодался.

— С чего бы это? Ведь он слопал целую пачку печенья!

— Это для него пустяк, он голоден, надо его покормить, — сказал Карчи и покраснел.

Впрочем, может быть, он просто обгорел на солнце?

В этот момент со стороны проспекта Дёрдя Дожи показалась мчащаяся машина со светящимися шашечками на крыше. Это означало, что машина занята, однако пассажира в такси не было.

У Выставочного зала водитель свернул направо, чтобы обогнуть колоннаду, потом, завидев ребят, подрулил к ним и, въехав одним колесом на тротуар, резко затормозил.

Дверца распахнулась, и водитель выскочил из машины с поспешностью и ловкостью, удивительной для его стокилограммового веса.

— Вы здесь? Ну как, все в порядке? Живы-здоровы? Ну и прекрасно! Все будет хорошо, если за дело взялся дядя Дёме. Хо-хо-хо! — хохотал он громким густым басом, и можно было подумать, что даже семь бронзовых вождей сейчас вскинут головы, вслушиваясь в его слова. — Мои коллеги уже ведут розыск матери ребенка. Она — туристка, не знает по-венгерски. Опознавательный знак — оранжевый рюкзак! Круг поисков сужается. Мы ее отыщем, не беспокойтесь! Итак, прочь уныние! Я привезу и хозяина собаки. А сейчас махну в милицию. Тут дело посложнее. Начнутся расспросы: «Найденный ребенок?» — «Нет, — скажу, — уведенный ребенок». — «Кто-нибудь его разыскивает?» — «Никто не разыскивает». — «Ну, а это уже подозрительно. Так чего же вы хотите? — спросят меня. — Ну, да не беда! Мы поднимем на ноги весь город».

На пухлом лице шофера расплылась добрая улыбка, глаза радостно поблескивали. Таксист простер кверху свою огромную ладонь, словно приветствуя с трибуны демонстрантов.

Берци только и успел нерешительно пробормотать:

— Дядя, а я…

Но Дёме уже влез в машину, дал газ и умчался. А они впятером, включая собаку, молча смотрели ему вслед. Тишину нарушила Терчи:

— Я пропала! Он поехал в милицию.