Рано утром переполняемый энергией Дрейк и его небольшая компания сели в барку у дворца Гринвич и направились в Грейвсенд. В приемной зале дворца во время их короткой встречи наедине королева пожелала Дрейку удачи. И теперь он, грозно крикнув, словно они поднимали якорь, направляясь в Индию, размахивал своей шляпой, подгоняя гребцов, как рыцарь, пришпоривающий своего боевого коня перед схваткой.

В Грейвсенде они взяли лошадей и хорошей рысцой направились по наезженной дороге, которая должна была привести их сначала на юг, затем на восток через Кент к порту Дувр на берегу Канала. Впереди на своем гнедом ехал Диего, за ним остальная группа, в которой были Дрейк, его супруга Элизабет — в дамском седле на прекрасной верховой лошади серой масти, ее служанка Мей Уиллоу, капитан Харпер Стенли, двое слуг Дрейка и помощник лорда-наместника Девона, сэр Уильям Кортни, возвращающийся домой в замок Паудерхэм. Группу сопровождали два самых верных Дрейку моряка, люди, которые отлично управлялись как с ружьем, так и с мечом. В арьергарде ехал Болтфут Купер с каливером наизготовку и рукой на рукояти сабли.

Дрейк ехал в середине группы, с супругой по правую руку, а по левую — с Кортни, который, как было известно Дрейку, был католиком.

— Ну что, — произнес Дрейк, обращаясь к Кортни, — покаялись сегодня в своих многочисленных грехах?

Кортни устало рассмеялся. Он привык к насмешкам над религией, которую он исповедовал.

— Боюсь, сэр Френсис, их слишком много, чтобы священник мог отпустить их за один раз. У меня все распределено на семь недель: для похоти — одна неделя, для чревоугодия — следующая, затем — жадность, леность, гнев, зависть и гордыня. В таком порядке.

— А сейчас какая неделя? Для похоти?

— Конечно, сэр Френсис. Я бы не смог путешествовать без вожделенной помощи похоти для поддержки моего духа. — Кортни был темноволосым мужчиной тридцати пяти лет, необычайно хорош собой, прекрасно сложен и силен. Отпуская ответные шуточки по поводу собственных грехов, он, тем не менее, обладал репутацией одного из пылких дамских угодников при дворе. Поговаривали, что Кортни успел обрюхатить двух служанок еще подростком, и в Девоне с той поры проживало еще несколько его бастардов.

— Ха! Как вы думаете, миледи? Сэр Уильям отправится на небеса или в ад?

Элизабет посмотрела на Кортни и улыбнулась ему милой и скромной улыбкой, зардевшись под модным французским капюшоном из черного бархата, который защищал ее прическу от порывов сильного ветра.

— Возможно, в ад, и уж совершенно точно в Девон. Я бы не рискнула поставить золото на то, что он попадет на небеса.

— Клянусь Господом, сэр Уильям, мне следует присматривать за супругой, пока она в вашей компании. Боюсь, что она приберегла для вас кусочек своего сердца.

— Ваша правда, сэр Френсис. Но как вы оградите ее от меня, когда будете в море? И скажите мне, сухопутной крысе, как вашим морякам удовлетворять ваши нужды посреди океана, без дам, без шлюх, без всяких утех?

Дрейк нахмурился. Он раздраженно посмотрел на свою супругу, затем на Кортни.

— Существуют и другие удовольствия, и самое приятное из них — предать католика мечу. Своей подлой жестокостью паписты это заслужили. А в вашем списке грехов, сэр Уильям, на каком месте жестокость? Или ваша церковь не требует от вас каяться в подобных грехах? Может, жестокость считается у вас добродетелью папского антихриста? Нет сомнений, вы принадлежите к самой жестокой религии в мире.

Обмен шутками, порой насмешливый, порой жестокий, продолжался всю дорогу до Кента. Временами Дрейк уезжал в конец процессии, чтобы обсудить с капитаном Стенли снабжение продовольствием и морскую стратегию, затем молча наблюдал, как его супруга развлекает Кортни беседой.

Болтфут неотрывно следил за происходящим вокруг, одну секунду он наблюдал за Дрейком, а в следующую уже осматривал окрестности в поисках опасности. На этой дороге на путешественников часто нападали, хотя он не мог представить, что кто-нибудь отважится атаковать такой хорошо вооруженный отряд. Но голод порой толкает людей на отчаянные поступки.

В Грейвсенде, перед тем, как отправиться в путь, они рано встали, поели и теперь ехали без остановки, пока около шести часов вечера не спешились у постоялого двора неподалеку от Рочестера. Болтфут остался с сэром Френсисом и леди Дрейк, а слуги отправились размещать лошадей в конюшне. Капитан Стенли и Диего заказали для всех ужин и вино в отдельной комнате.

Еда была отменной, а Дрейк развлекал компанию россказнями о своих детских приключениях в пору, когда он ребенком проживал в двух-трех милях от этого постоялого двора. Семья приехала сюда из Девона, потому что его отец, протестантский проповедник, подвергался преследованиям во времена правления королевы Марии, когда протестантов сжигали на кострах. Дошло до того, что Дрейкам пришлось жить в ужасной бедности в прогнившей посудине, выброшенной на отмель реки Медуэй.

— Мне приходилось добывать устриц и собирать ежевику, чтобы не умереть с голоду. И взгляните на меня теперь, богат как халиф, и весь мир с морями у моих ног! А все благодаря золоту, которое поставляет нам тот самый король Филипп, который делил постель с Марией Кровавой.

Болтфут Купер фыркнул. Он не верил ни единому слову о религиозных гонениях, которым подвергся отец Дрейка, впрочем, как и все в их родном городе Тависток. Правда заключалась в том, что отец Дрейка, Эдмунд, поспешно бежал от семьи, осужденный за конокрадство и грабеж на дороге.

— Что с вашим носом, господин Купер? Может, кто-нибудь одолжит ему платок? — хлопнул в ладоши Дрейк, затем с глухим звуком ударил ими по столу. — А теперь выпьем за то, чтобы Господь даровал здоровье и долголетие Ее величеству королеве Елизавете. Многие лета королеве!

Они много ели и пили, как и положено путешественникам. Когда обслуга убрала последние тарелки и принесла еще бутыли с вином, Дрейк взял книгу, которая лежала на столе рядом с ним.

— Наполняйте кружки, ибо я собираюсь читать вам, как я обычно читал своим офицерам и джентльменам на борту корабля долгими ночами, находясь в плавании по великому Тихому океану, океану с самым неподходящим для него названием из всех существующих, ибо в этом океане не было ничего тихого или мирного, ни на поверхности, ни в его глубинах. Целыми неделями без продыха нас трепали шторма. Однако на любой воде возможен шторм. Скоро мы снова окажемся в море, и я опять почувствую соленые брызги на лице, а под ногами у меня будут шестьсот тонн английского дуба и сияющие пушки.

Он постучал по книге и продолжил:

— Так что будет весьма кстати, если я зачитаю «Рассказ морехода» Джеффри Чосера, ибо нам предстоит паломнический путь через Кентербери, после чего мы выйдем в море. И на случай, если кто-то из вас не поймет, я сначала объясню, ибо мой любимый господин Чосер не писал на том английском, на котором разговариваем мы. Этот рассказ я зачитаю для моей доброй леди, моей супруги Элизабет, только ради ее удовольствия и ничего более, ибо она не имеет ничего общего с вероломной женой из рассказа господина Чосера. И я полагаю, что все здесь присутствующие считают ее моей целомудренной спутницей, и никак иначе.

Дрейк поднял подбородок с рыжей заостренной бородкой и повернулся к супруге.

Она улыбнулась ему бесхитростной улыбкой.

— Ну что вы, я не думаю, что есть нужда так рьяно меня защищать. Уверена, что все здесь считают меня верной и любящей новобрачной.

— Именно так, клянусь Господом. Но сэр Уильям Кортни, возможно, узнает себя в этой грустной истории. Этот рассказ о неверной супруге и коварном монахе, который прикинулся приятелем ее мужа, а затем забрался к ней в постель. Вам это ничего не напоминает, сэр Уильям?

Болтфут Купер не слушал. Его взгляд был прикован к лицу сэра Уильяма Кортни, которое пылало яростью.

— Но хватит! — продолжил Дрейк. — Это всего лишь рассказ. Я не могу поверить, что один человек может предать другого подобным образом, ибо за подобные мерзкие деяния надо кастрировать, а потом заколоть прямо в сердце. Так поступит любой муж, вы согласны со мной, сэр Уильям? Вы женатый человек, я полагаю?

Кортни колебался. Он посмотрел на Элизабет, затем снова на Дрейка.

— Вам ли этого не знать, сэр Френсис, — ответил он без толики юмора.

— Вы же не позволите кому-то сделать из вас рогоносца, не так ли?

Неожиданно Кортни поднялся из-за стола, наполовину вытащив меч из ножен.

— В чем вы меня обвиняете? — Он ринулся вперед, сметая на своем пути кубки и бутыли, и отбросил огромный стол в сторону. — Сначала вы оскорбили мою религию, а теперь и меня.

Поднялся страшный шум. Вооруженные моряки бросились вперед, но замешкались. Болтфут с одной стороны и Диего с другой в одно мгновение оказались рядом с Кортни. Болтфут приставил свою саблю к горлу Кортни. Диего — лезвие кинжала Кортни под ребра, готовый в любую секунду вонзить клинок ему прямо в сердце. Кортни окинул диким взглядом всех присутствующих.

— И что, никто не примет мою сторону? Меня оклеветали. — Он снова посмотрел на Элизабет Дрейк. — Мадам, вы не призовете своего мужа к порядку? Он обвиняет нас в некой связи, о которой мне ничего не известно.

Элизабет тихо рассмеялась.

— О, сэр Уильям, он всегда такой. Не обращайте внимания. Он любит забавляться с людской уязвимостью. Это помогает проводить долгие дни и ночи в море, когда стихает ветер и повисают паруса.

Диего и Болтфут взяли Кортни под руки и усадили на место.

— За сэра Уильяма Кортни! — пророкотал Дрейк. Он ни на дюйм не отступил перед угрозой нападения, и его широкая грудь вздымалась словно у бойцовского петуха.

— Господь Всемогущий, умягчи этого человека, пока он нас всех не зарезал. — Он сунул руку в карман камзола и вытащил сверток голубого бархата. — Мадам, — сказал он, картинно передавая его своей супруге, — золотое ожерелье с жемчугами и рубинами, все камни добыты на разных континентах, а жемчуга из разных океанов. Окажите мне честь и примите сие скромное подношение в знак моего уважения вашей верности и добродетели.

Элизабет прикрыла рот рукой, изображая удивление, словно бы она прежде уже не получила сотни подобных безделушек от своего ослепленного любовью супруга.

— Что ж, один из способов не дать ей сбежать с каким-нибудь беспутным монахом, — прошептал Диего на ухо Болтфуту.

Болтфут зловеще улыбнулся. Но он заметил и кое-что интересное: кто из собравшихся во время ссоры вскочил, чтобы защитить Дрейка, а кто — нет.

С самого начала пути на запад Шекспира преследовали неудачи. Двигаясь по дороге, изрытой ямами, в которые мог провалиться человек, и залитой грязью, в которой можно было утонуть, его серая кобыла, проехав десять миль по графству Суррей, охромела. Он оставил лошадь у крестьянина, пообещав ему шестипенсовик, если тот хорошенько о ней позаботится, и отправился пешком к ближайшей деревне, чтобы добыть другую лошадь. На нем была та же одежда, в которой он вышел из дома утром: накидка из медвежьей шкуры, камзол, бриджи, чулки и меховая шляпа. У него не было багажа или мешка, лишь кошель с монетами, которых с лихвой должно было хватить для путешествия. Отправляясь в одиночестве, он понимал, что может стать легкой добычей для бандитов с большой дороги. Прекрасный крой его одежды невозможно было скрыть даже под брызгами грязи. В этой бедной местности повсюду скитались банды грабителей или просто бродяги.

Дорога к деревне заняла два часа. Промокшие насквозь сапоги облепила грязь. Завывал ветер, и ему то и дело приходилось перелезать через поваленные на дорогу деревья. Ко времени, когда он подошел к броду, расположенному на востоке от деревни, Шекспир был голоден, вымотан, терял терпение и понимал, что время уходит.

Паром оказался немногим лучше обычного крепкого плота из старого дуба, который переправлялся через реку при помощи толстых пеньковых канатов, прикрепленных к вкопанным по обеим сторонам реки столбам. На пароме могли разместиться тяжелая подвода, полдюжины фермерских лошадей и скот. Но сейчас из пассажиров был лишь Шекспир, которому паромщик предложил утолить голод тушеной бараниной. Пока они пересекали реку, Шекспир с аппетитом уплетал баранину: он целый день ничего не ел. Закончив, он поблагодарил паромщика и спросил, не пересекал ли недавно реку одинокий всадник.

— Ваша правда, господин. Был здесь всадник, часов пять тому назад. Он не стал спешиваться и из седла показался мне очень высоким, а еще у него не было бороды. Он почти не разговаривал, так что я мало что о нем могу сказать. Думаю, этот человек сменил коня в конюшне Бена, моего брата, быть может, он ему что-нибудь рассказал. Спросите его.

— Спрошу. Полагаю, вы повстречались с человеком, который собирается убить сэра Френсиса Дрейка. Мне нельзя терять ни секунды.