Они быстро двигались по направлению к Дептфорду. Лодочникам не составляло труда поддерживать скорость в четыре-пять узлов вниз по течению во время отлива. Шекспир сидел на корме весельной лодки под навесом. Налетевший соленый ветер сдул с него шляпу. Шляпа зацепилась за борт, но Болтфут Купер успел подхватить ее прежде, чем она упала в бурлящую серую воду.

Болтфут ухмыльнулся, передавая Шекспиру шляпу:

— Решили выказать свое почтение нашей несравненной государыне, господин Шекспир? Похоже, она у себя в резиденции.

Шекспир пропустил мимо ушей его замечание. Королева действительно была в Гринвичском дворце, находившемся за Дептфордом. Чистые лужайки и вид на реку, полной вздымающихся парусов огромных галеонов, делали этот дворец одной из любимейших резиденций королевы, местом грез вдали от шума и грязи расположившегося по соседству Лондона. И, тем не менее, думал Шекспир, в эти мрачные дни мало кому хотелось посещать дворец. Кто захочет находиться в присутствии королевы, пока та сражается со своей совестью за приказ о смертной казни, ждущий ее подписи? Шекспир не собирался отправляться во дворец, раз уж можно было избежать этого визита, и не завидовал придворным и членам Тайного совета, которым приходилось изо дня в день присутствовать на королевских аудиенциях.

Шекспир уже несколько раз встречался с королевой и считал себя счастливчиком, на которого она не обратила большого внимания. Конечно, он и относился к ней как к своей государыне, но ему нравилось соблюдать такую дистанцию. Те, кто удостаивался ее внимания, жили между раем и адом, попадая в зависимость от ее настроения, изменчивого словно погода: от солнечного тепла и сияния до бури с громом и молниями был всего один шаг. Теперь ее солнечное обаяние исчезло, ему на смену пришли черные облака и грохот выстрелов артиллерийских орудий. Он понимал, почему Уолсингем, несмотря на болезнь, отказался остаться в Барн-Эльмсе: в это мрачное время он не мог быть вдали от королевы, когда та, обуреваемая сомнениями, разрывается между жаждой избавиться от своей вероломной кузины-интриганки и желанием покончить с претенденткой на трон и опасностью навлечь гнев римско-католического мира на Англию.

Гребцы придерживались намеченного курса, сражаясь с течением, когда проходили опасный Вест-Ферри, мыс, относящийся к графству Кент, затем повернули на юг. Волны успокоились, и теперь они плавно двигались к пункту своего назначения Детпфорду, где, по слухам, Дрейк следил за работами на военных кораблях, над которыми он надеялся получить командование. Он любил повторять: дайте ему корабли и он выступит против испанского короля и одержит над ним победу где угодно.

Доки в Дептфорде были забиты кораблями. Из-за леса высоких мачт, оснащенных такелажем, берег едва было видно. Тонкие рангоуты стоящих на якоре судов без парусов походили на деревья без листьев. Десятки больших кораблей, галеонов и барков бросили здесь якоря, их огромные дубовые фальшборта возвышались над стоящими на берегу домами. Помимо этого здесь были еще и баркасы, а также множество судов поменьше. С реки это зрелище впечатляло. Когда они подошли ближе, то увидели, что не менее тысячи человек трудятся среди расположившейся вдоль берега длинной вереницы торговых лавок, шумных постоялых дворов, артелей судовых поставщиков, бондарей, изготовителей парусов, торговцев алкоголем, конопатчиков, торговых агентов, продавцов древесины, плотников и столяров.

Лодка остановилась у лестницы верфи, и по крикам и суматохе сразу стало ясно, — что-то случилось. На берегу вокруг чего-то, лежащего на гальке, собралась толпа мужчин. Сойдя на берег, Шекспир попросил гребцов подождать его. Они знали, что Шекспир здесь по делу государственной важности, однако попытались отказаться, уверяя, что им нужно закончить свою дневную норму. Но Болтфуту удалось заставить их замолчать, после того как угрожающим жестом он достал свой острый как бритва кинжал и провел им в воздухе под своим подбородком.

На берегу собиралась огромная толпа. Шагая по гравию и грязи, с Дептфорд-Стрэнд Шекспир направился к воде, чтобы посмотреть, что там. Сквозь толпу ему показалось, что он видит лежащего и бьющегося в судорогах человека в черной одежде.

Шекспир протиснулся через толпу людей, получая в ответ злобные тычки локтями. Подойдя ближе, он увидел, что это был не человек, а огромная черная рыба или морское чудовище, двадцати пяти футов или даже больше в длину от носа до хвоста. Казалось, что чудище было еще живо, поскольку медленно шевелилось, хлопая по земле плавниками. Парочка подмастерьев принялись смеяться и пинать животное.

— Хватит не на один ужин, — отметил подмастерье в столярном фартуке.

Шекспиру вдруг стало жалко беспомощное чудище. Покрытая наростами серо-черная шкура животного мерцала в сумраке. С его огромного брюха свисали клочья морских водорослей. Шекспир подошел еще ближе и попытался остановить пинающих чудовище подмастерьев. Они посмеялись и продолжили вместе с присоединившимися к ним приятелями пинать животное.

— Это предзнаменование, — произнес кто-то. — Знак дурных известий.

— Думаю, это испанец, — сказал подмастерье столяра.

— Да это же Фил собственной персоной, — сказал стоявший с ним рядом. — Большая туша, да?

Шекспир обернулся к Болтфуту Куперу.

— Избавь эту рыбу от страданий.

Кинжал Болтфута все еще был у него в руках. Он подошел ближе и опустился перед искалеченным животным на колени, гладя его по огромному лбу. Он что-то прошептал ему, а потом ударил кинжалом в брюхо. Когда Болтфут вытащил длинное лезвие, из раны хлынул поток крови. С минуту животное, голову которого продолжал держать Болтфут, билось в агонии, а затем испустило дух.

— Ого, он убил короля Испании!

— Туда ему и дорога, римский ублюдок. А теперь отрубим голову шотландской шлюхе.

— Это левиафан, — тихо сказал Болтфут Шекспиру, когда поднялся с колен, вытирая лезвие о платок. — Я часто видел их в южных морях. Иногда они следовали за нами в кильватере. Некоторые из них в два раза превосходили этого по размеру. Футов пятьдесят или больше.

Шекспир почувствовал, как кто-то положил ему руку на плечо, и резко обернулся.

— Привет, Джон. Так и знал, что это ты.

Обернувшись, Шекспир увидел хорошо знакомое ему лицо.

— Харпер!

— К твоим услугам. Мне сказали, что ты здесь объявишься.

Капитан Харпер Стенли, обладатель горделивого облика и высокого гофрированного воротника, который, по мнению Шекспира, был жутко неудобным. У Стенли были широкие темно-рыжие усы, кончики которых торчали в стороны и такая же заостренная бородка. Он был несколько высоковат для морской службы; под палубой ему приходилось наклоняться, поскольку там даже карлику не удавалось выпрямиться во весь рост.

Шекспир тепло улыбнулся ему, когда они пожимали друг другу руки. Ему всегда нравился Стенли.

— Мы ищем вице-адмирала.

— Он в Гринвиче. Позвольте мне отвезти вас к нему. — Стенли обернулся к двум сопровождавшим его матросам и скомандовал: — Конфисковать этого кита. Пусть из него вытопят жир для масляных фонарей, да приберегите кости черепа для резчиков.

Они двинулись за капитаном. Когда их компания шла мимо потрепанного остова «Золотой Лани», корабля, совершившего кругосветное плавание, а теперь лежавшего в забвении за королевским доком на радость зевакам и любителям сувениров, которые шастали по кораблю, отщепляя кусочки дерева на память, Шекспир бросил взгляд на Болтфута. Болтфут смотрел строго вперед, словно он не мог вынести вида брошенного судна. Стенли тоже заметил нежелание Болтфута обратить взгляд в сторону корабля.

— Что, господин Купер, увидели призрака? — слегка посмеиваясь, поинтересовался капитан Стенли. — Быть может, на носовом кубрике? Держу пари, при виде этого судна вас посетили невеселые воспоминания.

Болтфут пробормотал что-то в знак несогласия и поспешно, как только мог, пошел дальше, приволакивая ногу на деревяшке.

Стенли посадил их в корабельную шлюпку и приказал рулевому доставить их во дворец. Когда они разместились на скамьях, он наконец произнес:

— Джон, какие у тебя дела здесь? Сэр Френсис получил твое послание вчера днем, в нем говорилось, что ты просишь о встрече.

Шекспир попытался сравнить этого уверенного в себе господина с тем неопытным молодым морским офицером, с которым он познакомился пять лет тому назад, когда расследовал заговор Зубиаура, Мейсона и Джона Даути, покушавшихся на жизнь Дрейка. Харпер Стенли не был на «Золотой Лани», он поступил на службу к Дрейку в 1581 году, год спустя после возвращения корабля. Он прибыл с северо-востока Англии с рекомендательными письмами, которые Дрейк изучил с большим подозрением. Он не слишком жаловал джентльменов среди своих моряков, но ему понравилась настойчивость Харпера Стенли, и Дрейк взял его. И ни разу об этом не пожалел. Стенли проявил себя искусным моряком и заслуженно быстро продвинулся по службе.

Когда был раскрыт заговор Джона Даути, Дрейк, как и всегда, отнесся ко всему безучастно. К королю Испании он испытывал лишь презрение, как и к любой попытке покуситься на его жизнь. С неохотой он поручил Стенли помогать Уолсингему и Шекспиру в расследовании заговора, но на большее от него рассчитывать не приходилось.

Шекспир хотел в подробностях знать о событиях, которые стояли за этим заговором. Почему Джон Даути так желал отомстить за своего брата? Тогда Харпер Стенли и вызвал Болтфута Купера, чтобы тот рассказал Шекспиру о том, как судили и казнили брата Джона Даути, Томаса.

Болтфут к тому времени уже оставил морскую службу, и к тому же у него была причина не любить Дрейка, но он был честным свидетелем. Хотя Болтфут и в лучшие времена не отличался красноречием, он так подробно рассказал о тех печальных событиях июля 1578 года в бухте Святого Юлиана, словно хотел облегчить душу.

В те времена у Шекспира еще не было собственного дома и приемной, и он беседовал с Болтфутом Купером в прихожей дома Уолсингема на Ситинг-лейн. Болтфуту, решившему подыскать работу на суше среди многочисленных лондонских бондарей, было неуютно в комнате с высокими потолками и огромными окнами со свинцовыми рамами. Сначала он говорил тихо, объясняя, как он попал на службу к Дрейку.

— Меня подбил Джон Хокинс, когда я был подмастерьем у бондаря, кажется, мне тогда было лет двенадцать-тринадцать. Это было незаконно, потому что меня уже наняли. Меня направили на «Джудит» под командованием капитана Дрейка, и я провел с ним целых тринадцать лет.

— Ваше главное занятие было бондарное ремесло, вы делали бочки?

— Да, но он часто отправлял меня помогать плотникам, чинить мачты и днище корабля. А когда начинался бой, я дрался вместе с остальными. Знаю, он любил меня и доверял мне. Наверно, он был мне вроде отца. Он всегда был честным человеком… в то время.

— Господин Купер, последний раз вы отправились с сэром Френсисом — или генерал-капитаном Дрейком в те времена — в опасное плавание к Магелланову проливу, а затем к Тихому океану?

— Да, сэр.

— Значит, вы знали Томаса Даути и его брата Джона?

— Да, сэр. Что до меня, то мне не нравился этот Томас Даути. Он считал себя ровней генерал-капитану, хотя таковым не являлся ни в коей мере. Он и другие джентльмены на борту «Пеликана» были обычными бездельниками. Они не питали никакого уважения к нам, матросам, да и мы к ним тоже.

— А Даути?

— Томас Даути и его брат Джон были хуже остальных. Строили из себя командиров, забирали себе нашу добычу, а потом пытались подкупить нас, чтобы мы предали генерал-капитана. Эти братья Даути словно осы в гнезде, все время о чем-то шептались. Перед тем как корабль вошел в реку Плейт, я отказался выполнять приказ Томаса Даути и не полез на мачту, чтобы следить за берегом. Он не имел права отдавать подобные приказы, когда и хозяин корабля и генерал-капитан находятся на борту. Капитан Дрейк никогда бы не отдал мне такой приказ, потому что знал о моей ноге и о том, как трудно мне будет лезть на мачту. Но Томас и Джон были настоящими свиньями. Они знали, что я не могу лазить по такелажу, но, когда я отказался подчиниться приказу Томаса Даути, Джон Даути взял кусок каната и принялся хлестать меня по голове, сэр.

— Мне жаль слышать это, господин Купер.

— Он смеялся, сэр, словно это была такая шутка.

— Наконец, как мы теперь знаем, капитану Дрейку надоели выходки Томаса Даути, рождавшие смуту среди команды, и он отдал его на суд сорока присяжных в бухте Святого Юлиана, в сотне миль на север от Магелланова пролива, и приговорил его к смерти.

— Мы назвали это место Кровавый остров, господин Шекспир. Там лет шестьдесят тому назад или больше португальский капитан Магеллан подавил бунт и повесил мятежника, а потом он прошел через пролив, который теперь носит его имя. Я не суеверный, но кое-кто верит, что в этом месте обитает привидение. Мы действительно нашли виселицу, на которой Магеллан вздернул мятежника, а под ней почерневшие кости и лоскуты одежды.

— А казнь Томаса Даути?

— Она была странной. Я и прежде видел, как люди идут на казнь, но никто из них не удостаивался подобных привилегий. Господин Даути сам себе все подготовил. Он предпочел веревке топор, что было его правом, и Дрейк дал ему два дня на подготовку. В эти последние дни он помирился с Дрейком, и они даже отобедали вместе у него в палатке.

— А где был его брат, Джон Даути?

— Он держался особняком, удалился к скалам у воды и оставался там. Ему было не до смеха. Когда должна была свершиться казнь, генерал-капитан заставил собраться всю команду и присутствовать на казни, привели и Джона Даути, насильно. Его держали за руки, когда топор опустился на шею брата. Джон Даути и глазом не моргнул, сэр. Я следил за ним, вдруг он что-то сделает или скажет, но он ничего не сделал, и я понял…

— Что поняли, господин Купер?

— Я понял, что однажды он отомстит.

— Спасибо, господин Купер. Вы нам очень помогли.

Купер сунул руку в карман куртки.

— Прежде чем вы уйдете, господин Купер, — произнес Шекспир, — скажите, вы ведь с сэром Френсисом Дрейком больше не друзья?

Болтфут хмыкнул.

— Теперь многие не захотят разговаривать с Дрейком, поскольку разбогател он на наших трофеях. Что, похож я на богача? Но мы вместе противостояли штормам и страдали от цинги. Он — великий человек, справедливый в море, но на земле… сэр, с вашего разрешения, я лучше помолчу. Возьмите это, господин Шекспир. — Он протянул Шекспиру вырезанную из куска старого дерева небольшую пивную кружку, которую он вытащил из кармана. — Я сломал черную и гнилую виселицу, что когда-то построил Магеллан, и во время долгого пути домой вырезал из дерева, из которого она была сделана, много таких кружек на память для своих товарищей. Но знайте, у Джона Даути такой нет.

Прошло пять лет, а Шекспир продолжал хранить эту кружку, хотя никогда из нее не пил. К тому же он время от времени прибегал к услугам Болтфута Купера, ибо видел, что Болтфуту не слишком нравилось делать бочки для пивоваров. Болтфут обладал нужным качеством, а именно стойкостью, что стократно компенсирует преданность. Они заключили соглашение, и Болтфут с тех пор работал на Шекспира.

Болтфут сидел рядом с рулевым, а Шекспир беседовал с капитаном Стенли.

— Похоже, зреет еще один заговор против Дрейка, — тихо произнес Шекспир. — Я хочу, чтобы Болтфут охранял его.

Стенли рассмеялся.

— Болтфут? Ты с ума сошел, Джон! Дрейк не позволит Куперу ходить за ним по пятам.

— Этого я и боюсь. Но так предложил господин секретарь. Харпер, ты один из близких друзей Дрейка. Как нам защитить его?

— А ему нужна защита?

— Господин секретарь полагает, что нужна. Признаюсь, я тоже беспокоюсь. Испанцы были настроены серьезно, и только случай разрушил их планы. Есть свидетельства того, что на этот раз они намерены довести дело до конца. Боюсь, что они нашли более опытного убийцу, чем Джон Даути.

— Однако им придется нелегко. Дрейк всегда в окружении своих людей, готовых рискнуть собственной жизнью ради него.

— Где он обычно живет?

— При дворе, со своей хорошенькой юной супругой. Иногда он по нескольку часов проводит на палубе корабля в Грейвсенде, когда приезжает туда. А здесь, в Дептфорде, Дрейк много времени уделяет встречам с лордом-адмиралом, у которого, как тебе известно, тут дом неподалеку. Но знаешь, чтобы защитить Дрейка, я посоветовал бы как можно скорей отправить его в море.