Неприятности сыпались на голову вчерашнего бога, словно спелые орехи с дерева в ветреный день.

Сначала пожар, который не только уничтожил юбилейную коллекцию, но и сжег половину мастерских, парализовав работу всего Дома моды. Затем этот мерзкий следователь Фролов, который чуть ли не с обожанием ловил его взгляд, а сам в это время задавал вопросы, с хитрецой да с подковыркой, вынуждая его признаться в поджоге собственной мастерской!

Новый удар не заставил себя ждать. Вот уже вторую неделю Андреади сидел взаперти в загородном доме, не принимая никого. Сделал исключение лишь для рыдающей Софии, которая умоляла его вернуться в Москву и никак не желала убираться, пока он клятвенно не пообещал, что в ближайшее время приступит к работе.

Он и правда пытался рисовать. Но это занятие давно уже не приносило ему удовольствия. На публике он любил хвалиться своей творческой плодовитостью, рассказывал журналистам и коллегам, что в иной день создает до сотни эскизов. И никто даже не догадывался, что на самом деле он неделями не берет в руки карандаш. Несколько последних своих коллекций Андреади создал, воспользовавшись набросками, сделанными десять лет назад: в те благодатные времена, когда его действительно распирало от идей и когда ему приходилось выбирать между моделями «очень хорошими» и «восхитительными».

Тогда он был готов работать круглыми сутками. И очень злился оттого, что слишком много времени уходит на сон, еду и прочие скучные вещи, без которых, увы, невозможно обойтись живому человеку.

Сейчас все шло с точностью до наоборот. Подобно механической игрушке, он рисовал, ездил на работу, общался с клиентами, давал интервью и… с нетерпением ждал вечера, когда наконец-то сможет снять маску преуспевающего художника и отдаться вещам, которые действительно делали его счастливым: вкусная еда, отменная выпивка, джакузи, любимые книги и картины, иногда немного кокаину, чтобы почувствовать возбуждение и душевный подъем.

Точно так же Андреади собирался провести сегодняшний вечер. Пока он принимал ванну, домработница Зента приготовила для него ужин: легкие рыбные закуски, салат из авокадо, белое вино и апельсиновый мусс на десерт. После ужина Андреади планировал приступить к одному из любимейших своих развлечений — просмотру свежих каталогов произведений искусства, выставляемых на ближайших аукционах. Коллекционирование картин и антикварных книг, настоящая страсть Андреади, поглощало значительную часть его дохода.

Но мечтам не суждено было сбыться. Только-только он приступил к ужину, как загудел домофон. Зента уже ушла домой, и Андреади пришлось лично ответить на вызов. Звонил охранник.

— Александр Андреевич, — взволнованно забубнил он. — Вы просили не беспокоить, но она заявила, что не уедет, пока не поговорит с вами. И что, если я не впущу ее, она снесет ворота. Я не знаю, что делать? Может, лучше ее пропустить?

— Кто «она»? Кого «ее»? — прошипел Андреади, хотя уже понял, кого принесла нелегкая.

— Егорова. Василиса Андреевна, — промямлил охранник.

Вот и закончились его спокойные денечки! Признаться, он давно ждал визита и удивлялся, почему она не заявилась к нему сразу после пожара, пока окольными путями не выяснил, что Егорова за границей. Значит, она вернулась. Должно быть, из аэропорта рванула прямо к нему, снедаемая желанием, как минимум, въехать на джипе в его ограду.

Егорова была его персональным кошельком. Именно она рискнула вложить деньги в создание сети магазинов только-только набирающего известность модельера Андреади, со временем превратив ее в настоящую империю модной одежды. В этих магазинах продавались упрощенные копии его моделей, а также огромное количество вещей, к которым он не имел ни малейшего отношения, но которые преподносились как «одежда и аксессуары в стиле Андреади» и уже поэтому пользовались бешеной популярностью.

Егорова не мелочилась и щедро вознаграждала своего Версаче. Взамен она требовала совсем немного: он был обязан каждый год создавать новые коллекции, ублажать влиятельных клиентов, регулярно давать журналистам повод посудачить о нем и… не лезть в бизнес. До сегодняшнего дня Андреади исправно исполнял обязанности.

Егорова тоже не оставалась внакладе. Она недурно зарабатывала, продавая заурядные вещички под маркой Андреади, хотя и уверяла окружающих, что ею движет исключительно любовь к моде. Отчасти это было правдой. Василиса Егорова, которая выросла в многодетной крестьянской семье и первый раз надела новые, никем не ношенные туфли только в восемнадцать лет, обожала шикарные тряпки, дорогие украшения, изысканный парфюм, стилистов, визажистов, парикмахеров и индустрию моды в целом. Впрочем, злые языки небезосновательно болтали, что больше всего в моде Василиса любит юношей-моделей. У Егоровой не было детей — вероятно, содержание мальчиков, по возрасту годящихся ей в сыновья, помогало этой женщине реализовать материнский инстинкт.

Кстати, увлечение Егоровой нежными голубками и стало поводом для знакомства с Андреади. Молодой модельер как раз заканчивал вторую коллекцию, когда на пороге его мастерской возникла шумная, мало переменившаяся после отъезда из родной деревни Егорова. И предложила необычную сделку: она вложит личные деньги в раскрутку имени Андреади, а тот взамен выведет на подиум ее протеже — хорошенького болвана лет восемнадцати с фигурой древнегреческого бога и полным отсутствием каких-либо модельных данных. Почувствовав запах денег, Андреади не раздумывая принял предложение Василисы. Он вытащил под софиты ее фаворита, сделал его звездой показа, хотя ради этого ему пришлось пожертвовать своим любимым манекенщиком, истинным богом подиума… Прошло почти десять лет, но Андреади по сей день не мог простить Егоровой этой потери и в душе страстно ненавидел «деревенщину». Каждая встреча превращалась для модельера в настоящую пытку.

Но пытаться увильнуть от свидания с ней — затея безнадежная. Егорова найдет способ повидаться с ним и на том свете, и на этом.

— Здорово, Андреади! Что поделываешь? Как обычно, ряшку наедаешь? — набросилась на него Егорова, с шумом ворвавшись в гостиную и в мгновение ока заполнив собой все пространство. — Что это у тебя? Вино? Ужас как пить хочу, — пожаловалась гостья и с ходу налила себе полный бокал тончайшего шабли производства одного из самых респектабельных винных Домов Бургундии. В два глотка уничтожила содержимое бокала и передернулась. — Фу, гадость какая. Кислятина! Ну, рассказывай.

— Что рассказывать? — спросил Андреади, старательно отворачиваясь, чтобы не выплеснуть переполнявшую его ненависть.

— Он еще спрашивает! Это правда, что в газетах пишут? Пожар, поджог, убытки на сотни тысяч? Ты рожу-то не отворачивай, говори все как есть.

— Правда.

— А новая коллекция?

— Тоже сгорела.

— Черт, я так и знала! — гневно выругалась Василиса. — И как раз сейчас, когда я склеила новое дельце. Миллионное дельце, между прочим!

— Какое дельце?

— За границу тебя вывозить будем. Я нашла человечка, настоящего итальянца… Он, правда, выходец из России, но плевать. Макаронник готов вложить деньги в открытие твоих магазинов в Европе, но сначала хотел увидеть новую коллекцию. Что я теперь ему покажу? Сукин ты сын! Отвечай, кому дорогу перешел? Снова шашни крутил не с тем, с кем надо?

— Какие шашни? Что ты от меня хочешь? — схватился за голову Андреади.

— А почему подожгли твой чертов Дом моды? Ведь подожгли?

— Подожгли. Но я понятия не имею кто и зачем. Я клянусь тебе, Василиса!

— Нужны мне твои клятвы, как зайцу стоп-сигнал. Я предупреждала тебя, Андреади: не мешай моему бизнесу, и будешь до конца жизни как сыр в масле кататься. А ты что наделал? Я не собираюсь из-за тебя терпеть убытки.

— Но при чем тут я? — взмолился Андреади. — Я ни в чем не виноват. И потерял гораздо больше твоего. У тебя сделка сорвалась, а у меня сгорела коллекция. Это все равно что потерять ребенка.

— Ты из меня слезу-то не дави! У тебя детей сроду не было, откуда тебе знать, — грубо перебила его Егорова. — И не ври, будто не знаешь, кто тебя поджог. Впрочем, это ваши дела, голубиные. Ты мне лучше вот что скажи: сколько тебе нужно времени, чтобы сварганить новую коллекцию?

— Новую коллекцию? — растерянно пробормотал Андреади. — Не знаю. Полгода, месяцев семь-восемь.

— Полгода? — басом взревела Василиса. — Хорошенькое дельце. Я могу дать тебе полгода, но тогда, Андреади, это будет твоя посмертная коллекция. Реквием «прет-а-порте». Значит, так. Официальный показ назначен через три недели. Все, что я могу для тебя сделать, — это накинуть недельку-другую. Вполне достаточно, чтобы склепать новую коллекцию.

— Это невозможно, Василиса.

— Почему невозможно? Завтра пришлю рабочих, они начнут ремонт в твоей конторе. Прикупим новое оборудование, установим его на одном из моих заводов, наймем побольше рабочих. Все успеем.

— Нет, не успеем, Василиса. Я не смогу за несколько дней придумать новую коллекцию.

— Раньше мог, и сейчас сможешь. Меньше пей, меньше жри, побольше двигайся. Этот хренов кокаин выброси. И все наладится. А если не сможешь — извини, — со значением сообщила Егорова.

— Что значит «извини»? — вздрогнул Андреади.

— Извини за то, что мне придется пустить тебя по миру. За упущенную выгоду заплатишь из собственного кармана. Я понимаю, тебе будет очень не хватать этого дома, этих картин, Зенты и ее изысканных кушаний. Этого мерзкого вина за сотню долларов бутылка. Но ничего не поделаешь, бизнес есть бизнес. Зато теперь ты знаешь, что тебя ожидает, и будешь поторапливаться.

— Это невозможно, Василиса, — снова и снова повторял Андреади, вмиг ставший жалким и несчастным должником. — Я не смогу за месяц сделать новую коллекцию.

— Не сможешь? Значит, вернешься в то дерьмо, из которого вышел. Кажется, где-то в Коломне у тебя есть хрущевка? Переедешь туда и начнешь жизнь сначала. Конечно, какое-то время тебе будет тяжело обходиться без машины, без массажиста, без косметолога, без диетолога, без горнолыжных курортов и уик-эндов в Париже, но со временем ты привыкнешь. Миллионы живут без всей этой ерунды и не считают свою жизнь потерянной.

На Андреади было больно смотреть. Его глаза наполнились слезами, губы дрожали. Он бы упал сейчас на колени, если бы не уверенность, что его коленопреклонение ни на йоту не тронет каменное сердце Василисы. Модельер мечтал только об одном — чтобы Егорова наконец-то убралась ко всем чертям.

К счастью, его молитвы были услышаны. Пропустив еще стаканчик вина, Василиса засобиралась, но перед уходом нанесла последний удар.

— И учти, Андреади, — отчеканила она. — Я вожусь с тобой исключительно из жалости. Твоя песенка спета. Сколько тебе осталось? Годик-другой, и можешь смело отправляться на свалку истории. Знаешь, как поступил бы на моем месте настоящий бизнесмен? Нанял киллера, который грохнул бы тебя… А потом на волне истерики по безвременно погибшему гению срубил бы миллиончик-другой, распродав каждый лоскуток творческого наследия. Вот так. Это было бы очень грамотное решение.

— Ты с ума сошла, Василиса, — побелевшими от ужаса губами прошептал Андреади.

— Да не бойся ты, — рассмеялась Василиса. — Я ж пошутила. Не собираюсь я тебя мочить.

— Но почему тогда моя песенка спета?

— Ты что, не читал статью в сегодняшнем выпуске «Модной жизни»? — удивленно вскинула брови Василиса. — Занятная статейка. Накропала некто Наталья Белостоцкая. Бойкое перо, да и написано все по делу. Рекомендую почитать, много любопытного о себе узнаешь. Кстати, надеюсь, название статьи — это только рекламный трюк? — тревожно спросила Егорова. — Ради красного словца и большого тиражца?

Андреади энергично закивал, не имея ни малейшего понятия о сути вопроса. Как только дверь за Егоровой закрылась и во дворе послышался звук отъезжающей машины, Андреади вызвал охранника и приказал ему незамедлительно доставить сегодняшнюю «Модную жизнь».

Развернув еженедельник, Андреади моментально понял, что имела в виду Егорова. Через весь разворот, буквами величиной с детскую ладошку был набран взрывоопасный заголовок.

«АЛЕКСАНДР АНДРЕАДИ СОЗДАЛ КОЛЛЕКЦИЮ-УБИЙЦУ!

Не пугайтесь, дорогие читатели, — писала Белостоцкая. — Речь не идет о заговоренных или, того хуже, отравленных платьях. Оставим эти будоражащие душу сюжеты сочинителям средневековых романов и сценаристам фильмов ужасов. Мы будем говорить только о Моде, а точнее, о ее творцах.

Когда десять лет назад малоизвестный модельер Александр Андреади впервые представил публике свою коллекцию, никто и вообразить себе не мог, какой фурор произведут его платья. Коллекция была Настоящим чудом. Дерзкая, как порыв новичка, и глубокая, как творение опытного мастера. Андреади удалось объять необъятное, соединить несоединяемое — выглядеть убежденным классиком и поклонником уличной моды одновременно. Его платья были истинным совершенством.

Реакция прессы была почти единодушной, менялся лишь тон публикаций — от сдержанно-восхищенных до истерично-восторженных, хотя находились и недоброжелатели, уверявшие, что успех коллекции был в первую очередь связан с необычной формой показа Андреади, который превратил действо в настоящий спектакль с роскошными декорациями, отличным световым шоу, тщательно подобранным музыкальным сопровождением и лучшими моделями того времени. Ответ скептически настроенным журналистам последовал незамедлительно. Большая часть коллекции была раскуплена в несколько дней. Платья Андреади захотели носить, и этот факт явился лучшим доказательством рождения новой звезды…