В общем, дело было так.

Ходила я на мюзикл учиться. Уже второй год как ходила. У нас тут не очень далеко.

Мюзикл — это здорово! Там сразу и пение, и танцы, и актёрское мастерство. От такого учения получаешься ты, в конце концов, сразу: и танцор, и певец, и актёр.

И потом, когда уже окончательно научишься, — сплошная красота получается! Захочешь — можешь пойти в певцы, а не захочешь — в певцы, то можно в актёры, а нет, так тогда в танцоры иди себе. Всё ведь хорошо! А можно и прямо сразу в мюзикл пойти. В самый настоящий.

Я ещё, правда, предлагала добавить акробатические номера всякие. Потому что обидно, некоторые мои подружки ходят на гимнастику, а я нет. Но с этим пока неясно. Обещали подумать, но, как-то подозрительно хихикали.

Вот если введут вдруг такие номера, то можно будет потом и в цирк акробатом! Вернее акробаткой.

Учимся мы нашему мюзиклу, как во всех школах положено — весь год. Учебный.

А в конце этого года — самое интересное! Выступление. А точнее конкурс мюзиклов.

Съезжаются все наши школы мюзикла, а их по Москве, скажу я вам, — немало, в самый настоящий театр. И там показывают всем свои достижения. То есть — мюзиклы. Это такие спектакли, а в них сразу и поют и танцуют. Каждый привозит на выступление свой мюзикл! И это всё по-настоящему!

С декорациями, костюмами и микрофонами. Приезжают в этот театр бабушки, дедушки, родители, друзья со всех районов! У каждого куплен билет! Театр как-никак! Билетов лишних, кстати, — не достать!

И это просто потрясающее зрелище! Так моя мама сказала, когда увидела наш мюзикл прошлой весной.

А я и сама знаю, что потрясающее. Ведь я тогда, после нашего выступления, сидела в зале вместе с папой, мамой, Машей и всеми моими бабушками и дедушками. И видела, как выступали группы из других районов, с другими мюзиклами.

Маша тогда спать захотела, мама и говорит:

— Может, поедем домой уже? Маша насмотрелась.

А я ей, умоляюще, отвечаю:

— Нет, мам, пожалуйста, только не это!

Тогда мама с Машей вышли из зала и пошли спать на улицу — в коляске. А я всё смотрела, и смотрела, и смотрела. Пока всё не кончилось. Это было, правда, как по-настоящему!

А самой настоящей была Мэри Поппинс. Она была такая… Такая… Такое у неё было платье, а как она пела, и танцевала. В общем, я потом всё лето тренировалась быть такой, как она.

Вот и все наши зрители смотрят на наши выступления и удивляются. Говорят потом:

— Ну, надо же! Прямо как настоящий театр! Вас от настоящих актёров и не отличишь!

И это они не из вежливости! А честно!

Надеюсь, теперь понятно, как это здорово — наш мюзикл.

И вот, в этом году мы ставили «Бременских музыкантов». А я там собиралась быть котом.

На сцену я выезжала на самокате вместе с петухом, ослом, трубадуром, пела вместе со всеми, конечно же, танцевала, и даже немножко говорила сама. Потому мне обещали выдать свой личный микрофон. Маленький такой, прикрепляется как-то так, что сам держится у рта, и не нужно его держать.

И это было очень серьёзно! Потому что в прошлом году я была малышкой. А все малышки были феями. Они ничего не говорили по отдельности. Только пели и танцевали все вместе.

И микрофона никакого не было.

И вот, дело шло уже к выступлению, я уже была супер-дрессированным, то есть супер-тренированным котом и никак не могла дождаться, когда же начнётся настоящий театр.

А тут эти крылатые неприятности!

И главное, что самое обидное, — я ведь уже два раза сходила на занятия с крыльями. И всё было хорошо и никто мне ничего, по началу, не сказал.

Всё бы было и дальше хорошо, если бы Наталья, наша учительница по пению, всё-таки не решила, один раз, поинтересоваться у Варвары подозрительным голосом:

— А это вообще как, я извиняюсь, — кот с крыльями?

А Варвара, та, что танцы у нас ведёт, она добрая такая, отзывчивая, ей всё всегда нравится, ответила:

— Да нормально! Красиво, по-моему, если кот с крыльями. А, Павлуш, ты как считаешь? — это она уже у нашего руководителя театрального мастерства Павла спросила. Он настоящий актёр. И нас учит быть настоящими актёрами. По-моему, у меня уже получается.

— Да отлично, я думаю, будет! Ни у кого не будет кота с крыльями, а у нас будет!

Тут-то Павел и предложил:

— А вообще, — этим стоит воспользоваться! Я так считаю. Давайте у нас, в том месте, где у Бременских музыкантов концерт, кот летать будет, а? Конечно, было бы лучше, если бы летал петух. Но! Времени в обрез, и переучивать кота с петухом — не с руки. Так что предлагаю ограничиться летающим котом. Как идейка? — он посмотрел на Наталью и Варвару.

Наталья только хмыкнула в ответ, а вот Варвара как всегда поддержала. Она сказала тогда так:

— Идея хорошая, но, возможно, стоит согласовать с руководством этот момент.

— Согласуем! — Уверенно кивнул Павел. И оказался ой как неправ.

А я тогда так обрадовалась! Всё ждала, когда же меня согласуют как летающего кота.

И сегодня пришла на занятие и всё ждала, что вот, наконец, — к моей замечательной роли кота добавится ещё и полёт над сценой. А оказалось всё совсем наоборот!

Сначала никто вообще ничего не сказал. Всё занятие молчали. А я всё ждала — «ну когда же». И вот — дождалась! После занятия Варвара мне говорит невесело:

— Марин, останься, пожалуйста, поговорить надо.

Я, было, обрадовалась, думаю, «ну вот! сейчас скажет про летающего кота, наконец!». И осталась.

Но сама, ведь, чувствую, — что-то тут не так. И не ошиблась!

— Ты только не волнуйся! — сказала мне первым делом Варвара, и я сразу и начала волноваться. — Мы обязательно что-нибудь придумаем!

Я стояла, молча, и ждала. Было как-то неприятно. А Варвара тоже стояла и ждала. И было видно, что и ей тоже неприятно. Потом она тяжело вздохнула и выдала:

— Зря мы, наверное, про кота этого летучего придумали… — и опять замолчала, печально опустив глаза.

— Почему? Надо было петуха? — начала я, как обычно, свою серию бесконечных вопросов.

— Ой, я и не знаю, что было надо. Скорее всего, ничего было не надо, путано объясняла Варвара. — В общем… — Она опять помолчала немного, а потом всё-таки решилась сказать мне ЭТО. — Руководство, узнав, что у нас есть девочка с крыльями, заявило, что это нарушение правил конкурса мюзиклов. Что условия должны быть равными у всех филиалов.

— Ну ладно! — вздохнула я грустно. — Не буду тогда летать! Раз не разрешают!

Варвара подняла на меня глаза и посмотрела с явным сочувствием. И тут я поняла, что это ещё не всё.

— Мари-и-и-иш… — протянула Варвара виноватым голосом, — Сказали, что девочек с крыльями совсем нельзя. Говорят, мол, девочек с крыльями развелось уже много. Скоро им откроют специальные магазины, театры и кружки. А у нас школа для бескрылых. — Так вот прямо мне и сказали. Я вот, знаешь, сама — очень, ну очень расстроена! И я говорила, что так нельзя и что я не согласна! Подумаешь, крылья! Со всяким может случиться. И это вовсе не повод так вот… — Варвара вдруг на полуслове прекратила тараторить, будто бы у неё закончился завод, как у нашего заводного поросёнка на мотоцикле. Его заведёшь, ключиком он едет, едет, быстро так, а потом раз! И всё. Не едет. Завод кончился! И Варвара так. Тарахтела, тарахтела, как поросёнок своей пружинкой, а потом раз — и перестала. Помолчала, опустив глаза, потом посмотрела на меня так, будто бы извинялась передо мной за что-то и призналась, — Если честно, я так понимаю, наше руководство просто не очень-то поддерживает идею летающих детей. Вот как оно обернулось. Не повезло! — подытожила она.

Я слушала и не верила своим ушам. Как же так?! Ведь это не честно! Ведь я репетировала! На самокате по площадке тренировалась выезжать раз по сто за день! Я ведь всем уже сказала, что у меня будет микрофон! И ещё — немногим о том, что я буду летающим котом.

Одним словом — тут-то я и начала реветь. А Варвара стояла рядом и успокаивала. Правда, получалось у неё, скорее, — наоборот.

Она говорила, например, с сомнением, поглядывая на мои крылья:

— А их нельзя как-нибудь убрать на время представления?

— Не-е-е-ет! — ещё громче начинала реветь я. — Они расту-у-у-ут!

— А если — совсем — продолжала она испуганно. — Совсем убрать можно?

Я прекращала рыдать, смотрела на неё удивлённо и подозрительно и спрашивала:

— Как это совсем?!

Варвара втягивала голову в плечи, а потом, спохватившись, говорила:

— Ну, намечтать, чтобы не было. А потом заново намечтать? Чтобы были. После выступления.

— Я не зна-а-а-а-а-аю! — ревела я пуще прежнего.

— Ну ты… Не реви! — говорила Варвара неуверенно. И я от этого ревела ещё громче. Всегда так почему-то, когда тебя успокаивают и говорят что-нибудь такое вот: «не плачь!» или «не реви», или «да ладно тебе, ерунда-то какая ерундовая!», — отчего-то сразу же хочется реветь ещё сильнее, и сразу начинаешь понимать, что это всё совсем не ерунда!

— Мы точно что-нибудь придумаем! — решительно заявляла вдруг Варвара и хмурила решительно лоб.

— Ничего мы не придумаем! А-а-а-а-а-а! — ревела и ревела я.

И тут, наконец, пришли мама с Машей.

Мама меня увидела и говорит:

— О чём ревём?

— О цём? — поддержала Маша. — Ивём оцём?

А я хотела ответить и поняла, что забыла то, что хотела маме сказать противным голосом про крылья, а вырвалось у меня вместо этого:

— Обо всё-ё-ё-ём!