Наконец Бертран сунул телефон в карман и перенес свое внимание на меня. Он улыбнулся мне одной из своих неотразимых и неповторимых улыбок. И в очередной раз я про себя подивилась тому, чем заслужила такого красивого мужа. Когда я впервые встретила его, много лет назад, катаясь на лыжах в Куршавеле, во Французских Альпах, он был стройным и выглядел совсем мальчишкой. И вот теперь, в возрасте сорока семи лет, став тяжелее и сильнее, он буквально излучал мужскую силу, неподражаемый французский шарм и стиль. Он походил на хорошее вино, которое с возрастом лишь обретает благородное изящество и крепость, в то время как я пребывала в полной уверенности, что моя собственная молодость затерялась и канула в Лету где-то между рекой Чарльз и Сеной. И уж конечно, достигнув средних лет, я отнюдь не расцвела. И если серебристые пряди и морщинки лишь оттеняли красоту Бертрана, то со мной все обстояло в точности наоборот.

— Ну и как? — вопросил он, гладя меня по ягодицам небрежным, властным хозяйским жестом, нимало не смущаясь тем, что на нас смотрит его коллега и наша дочь. — Здесь великолепно, правда?

— Просто блеск, — эхом откликнулась Зоя. — Антуан только что сообщил нам, что здесь все придется переделывать. А это значит, что сюда мы переедем не раньше, чем через год.

Бертран рассмеялся. Смех его был чрезвычайно заразительным, этаким своеобразным симбиозом гиены и саксофона. Вот в чем заключалась проблема с моим супругом. В его пьянящем и одурманивающем очаровании. А он любил включать его на полную мощность. Мне всегда было интересно, от кого он его унаследовал. От своих родителей, Колетты и Эдуарда? Дико интеллигентных, утонченных всезнаек. Но их никак нельзя было назвать очаровательными. От своих сестер, Сесиль и Лауры?

Хорошо воспитанных, одаренных, с прекрасными манерами. Но они смеялись только тогда, когда чувствовали себя обязанными сделать это. Полагаю, очарование досталось ему в наследство от бабушки. От Mamé. Воинственной и агрессивной, непокорной и мятежной мадам.

— Антуан такой пессимист, — смеясь, заметил Бертран. — А переедем мы сюда очень скоро. Здесь, конечно, много работы, но мы воспользуемся услугами лучших специалистов.

Мы двинулись вслед за ним по длинному коридору со скрипучими половицами, заглядывая в спальни, окнами выходившие на улицу.

— Эту стену придется убрать, — объявил Бертран, и Антуан согласно кивнул. — Кухня должна быть поближе. В противном случае присутствующая здесь мисс Джермонд не сочтет апартаменты практичными.

Последнее слово он произнес по-английски, озорно подмигнув мне и выразительно жестикулируя, чтобы подчеркнуть смысл, который он вложил в эту фразу.

— Квартира довольно-таки большая, — заметил Антуан. — Роскошная квартира, я бы сказал.

— Сейчас да. Но в прежние времена она была совсем крохотной, и, конечно, намного скромнее, — возразил Бертран. — Моим дедушке с бабушкой пришлось пережить нелегкие времена. Дед начал прилично зарабатывать только в шестидесятые годы, и именно тогда он и приобрел квартиру напротив, объединив ее со своей.

— Получается, когда дедушка был еще ребенком, он жил здесь, в этой клетушке? — поинтересовалась Зоя.

— Совершенно верно, — согласился Бертран. — В этих крошечных комнатках. Здесь была комната его родителей, а сам он спал вот тут. Так что в то время квартира была намного меньше.

Антуан задумчиво постукивал по стенам.

— Да, я знаю, о чем ты думаешь, — улыбнулся Бертран. — Ты хочешь объединить две эти комнаты, верно?

— Правильно! — признал Антуан.

— Неплохая мысль. Но над ее осуществлением придется потрудиться, должен заметить. Вот эта стена с сюрпризом, я потом тебе покажу. Деревянная обшивка очень толстая. А внутри проложены трубы. Так что будет не так легко, как кажется на первый взгляд.

Я посмотрела на часы. Половина третьего пополудни.

— Мне пора идти, — заявила я. — У меня встреча с Джошуа.

— Что мы будем делать с Зоей? — поинтересовался Бертран.

Зоя закатила глаза.

— Я, в общем-то, могу вернуться на автобусе в Монпарнас.

— А как насчет школы? — напомнил Бертран.

Снова многозначительное закатывание глаз.

— Папа, сегодня среда. А по средам у меня нет занятий в школе, помнишь?

Бертран задумчиво почесал в затылке.

— Помнится, в мое время…

— Выходным днем был четверг, и по четвергам у тебя не было уроков в школе, — насмешливо пропела Зоя.

— Это все ваша дурацкая французская система образования, — вздохнула я. — Выходные дни посреди недели, зато занятия по субботам!

Антуан согласился бы со мной. Его сыновья ходили в частную школу, в которой не было занятий по субботам. Но Бертран, как и его родители, оставался стойким приверженцем французской системы бесплатного среднего образования. Я хотела отдать Зою в одну из двуязычных школ, таких в Париже было уже несколько, но клан Тезаков и слышать не желал ни о чем подобном. Зоя француженка, она родилась во Франции. Посему она пойдет во французскую школу. Сейчас она ходила в лицей Монтань, находящийся рядом с Люксембургским садом. Тезаки вечно забывали о том, что у Зои есть мать-американка. К счастью, моя дочь прекрасно владела английским. Я предпочитала разговаривать с ней только на своем родном языке, да и в Бостоне у моих родителей она бывала достаточно часто. Почти каждое лето она проводила в Лонг-Айленде, в обществе моей сестры Чарлы и ее семьи.

Бертран повернулся ко мне. В глазах у него появился знакомый блеск, которого я побаивалась. Этот блеск означал, что он намерен выкинуть либо что-то очень смешное, либо очень жестокое, либо то и другое вместе. Совершенно очевидно, Антуан тоже знал, что это означает, судя по тому, как он с преувеличенным вниманием погрузился в созерцание своих модельных легких кожаных туфель с кисточками.

— О да, в самом деле, нам всем прекрасно известно, какого мнения мисс Джермонд о наших школах, наших больницах, наших бесконечных забастовках, наших долгих каникулах, нашей водопроводной системе, нашей почтовой службе, нашем телевидении, наших политиках, нашем собачьем дерьме на тротуарах, — разразился тирадой Бертран, улыбаясь и демонстрируя мне свои безупречные зубы. — Мы слышали об этом уже неоднократно, даже слишком часто, не так ли? А мне так нравится бывать в Америке, в чистой и безупречной Америке, где все подбирают собачье дерьмо, в славной Америке!

— Папа, прекрати, это жестоко и несправедливо! — возмутилась Зоя и взяла меня за руку.