Семену показалось, что за кустами мелькнула тень. Послышался треск. Он вскинул пистолет.

Белая узкая морда с длинными усами и красноватыми немигающими глазами уставилась на него. Любопытство в глазах зверя сменилось плотоядной жадностью, будто он мысленно облизывался. Семен представил, как вот сейчас из темной утробы вырвется ликующее рычание… Но белая морда внезапно растворилась в воздухе. Мираж рассеялся…

Семен ударил тыльной стороной ладони по камню. Еще и еще, пока не почувствовал боль. Он оглянулся и увидел Тима. Вытянутая напряженная шея, узкие прорези глаз, блестящие плиты скул. Значит, и ему что-то почудилось? В таком случае не стоит укорять и стыдить себя. Может быть, это был не мираж?

— Там что-то было? — спросил Тим.

Он в таких случаях предпочитал спрашивать. Иногда загонял своими вопросами в тупик, и тогда Семён предпочитал огрызаться — вопросом на вопрос.

— Ты видел?

— Я видел, как ты прицелился.

«Та же песня, — устало подумал Семен. — Впрочем, это часть платы за право быть ведущим. Так мне и надо. Поделом».

— Передай, пусть запустят зонд в нашу сторону. Для страховки, — сказал он и, мельком глянув на товарища, поправился: — Для перестраховки.

«Если уж попадешь в смешное положение, то лучше первому посмеяться над собой, — подумал он, заметив, как дрогнули и тут же затвердели губы «оруженосца». — Тим понял истинный смысл моих слов, он достаточно изучил меня. Это еще одна часть платы. Скоро он научится видеть меня «голым» — без прикрас и мишуры. Выдержу ли я проверку? Или он сбросит меня с пьедестала?»

Тим включил рацию, и через несколько минут с корабля пришел ответ, рассеявший последние сомнения. «Вернемся?» — подумал Семен. Видимо, он подумал вслух, потому что сразу же эхом прозвучал голос Тима:

— Вернемся на корабль?

— Досмотрим квадрат, — с сожалением возразил ему и себе Семен. — Чтобы больше сюда не возвращаться.

Он включил электронный щуп, посмотрел на экран, сверяясь с картой, и медленно, как предписывала инструкция, двинулся в обход скалы.

Багровые языки плясали на каменных уступах, наполняя мир вокруг причудливым мельканием. Тени были совсем не такие, как на Земле. Они многократно окрашивались, становились объемными, словно на голограмме. Скалы и отдаленные холмы густо заросли кустарником — высоким, безлиственным, с тонкими закрученными усиками, по жесткости не уступавшим стальной проволоке. Над кустами распадающимися облаками роились мириады мелких насекомых — единственных живых существ, оставшихся на планете. Всех остальных, в том числе и разумных, уничтожили белые звери, о которых с суеверным ужасом рассказывалось в записях, сделанных синей и оранжевой краской на материале, похожем на ленты грубого холста. Почти два месяца потратили участники экспедиции на расшифровку этих записей. Изучив язык аборигенов, они одновременно узнали, что это мертвый язык, ибо народ, носитель его, перестал существовать.

Семен остановился, вытянул руку. Тим взглянул в указанном направлении и заметил вход в пещеру. На камне синей краской были нарисованы круг и стрела.

— Нас приглашают, — сказал Семен. — Жди здесь. — Он низко согнулся и нырнул в пещеру. Вскоре послышался его голос: — Добро пожаловать…

Пещера оказалась просторной, в ней запросто могли бы уместиться пять человек. Сквозь узкую щель в своде проникали рассеянные лучи, заставляя сверкать влажные камни. Произвольно возникали и распадались орнаменты из росинок. В дальнем конце пещеры громоздились кое-как сколоченные нары, рядом с ними — одноногий стол, другим концом привалившийся к камням.

На этом самодельном столе Семен развернул найденный здесь же свиток, испещренный синими значками. Склонился над ним, всматриваясь в знаки и от усердия шевеля губами. Наконец вспомнив о Тиме, сказал:

— Здесь было последнее прибежище ученого. Он оставил для нас послание.

— Для нас? — спросил Тим, заглядывая через его плечо.

— Выходит так. Кроме нас, прочесть его некому. Впрочем, он о нас не знал… Он, пожалуй, предполагал, что умирает последним из людей на этой планете.

— Для кого же он писал? — спросил Тим.

Эхо, будто летучая мышь, ударилось о свод пещеры и испуганно бросилось обратно…

 

Запись первая

«Мы окружили свой город тройной оградой. С самого начала я и мои коллеги не верили в россказни чафхов о дьявольской хитрости белых зверей. Учитывая упорные слухи, мы допускали, что те хорошо приспособились к среде. Но это не означало, что они равны по разумности хотя бы чафхам. Мы боялись их зубов и когтей больше, чем их хитрости.

В то время уже было установлено: белый зверь бросается на жертву всегда сзади и впивается зубами в затылок. Нападает он молча и только достигнув цели издает короткий писк. Те, кто слышал даже на расстоянии этот писк, уже никогда не могут его забыть. Утверждают, что он ужаснее самого грозного рычания. Он снится людям по ночам, и тогда они вскакивают с постелей и — раздетые — в диком страхе выбегают из жилищ. Они мчатся в ночи, не разбирая дороги, и молят о смерти, как об избавлении. И — раньше или позже, в кустах или в канаве — их ожидает белое гибкое тело с узкой оскаленной мордой. И уже не они, а другие слышат короткий писк, от которого леденеет кровь.

Когда появились на нашей планете белые звери?

Летописи о них не упоминают. Правда, историки находили свидетельства о различных чудовищах, но при тщательном изучении оказывалось, что это не белые звери.

У них есть еще одно название — «небесные звери». Это второе название заинтересовало меня. Откуда и почему оно появилось? Изощренная фантазия, выдумка мистиков, злой умысел жрецов, пугающих непокорных? Или в нем скрыто какое-то свидетельство?

В трудах историка Эртауна я наткнулся на записанные им рассказы охотников из племени чафхов. Чафхам, как известно, нельзя полностью верить. Однако их рассказы показались мне любопытными.

Четыре охотника, находившиеся на холмах у озера Лани, якобы видели, как из небес, подобно молнии, явился раскаленный шар. Он упал на берег озера в болото. На месте его падения вырос столб пара, раздалось громкое шипение.

Охотники упали на землю, закрыв глаза руками. Когда шипение стихло, они осмелились подойти поближе и увидели, что на шаре появилась трещина.

Один из охотников был послан за вождем. Но и вождь, конечно же, не мог объяснить появление «небесного подарка». Он просто велел отнести шар на священную гору.

А через несколько дней во время молитвенного шествия на священную гору охотники увидели белых зверей. Чафхи утверждали, что тогда звери были совсем маленькими — «карманными зверьками». Жрец объявил их священными животными.

Одного из них жрец принес в храм. Он кормил его из рук, и зверек быстро привязался к человеку: прибегал на его зов, понимал некоторые слова. И рос, превращаясь в послушного зверя-охранника. Однажды он даже спас священные храмовые таблички от грабителя.

В то время жрец находился в саду. Он услыхал душераздирающий вопль и поспешил в храм. Грабитель лежал на полу лицом вниз. На его спине сидел белый зверь и облизывался. Из прокушенного затылка грабителя текла узенькая струйка крови.

Согласно утверждениям жреца, с того дня зверь стал расти особенно быстро. Вскоре он уже был по пояс человеку. Зверь оставался таким же послушным, как и раньше. Но почему-то жрец старался не поворачиваться к нему спиной.

Однажды жреца нашли в храме мертвым с раной на затылке.

Зверь исчез…

Это и есть, как утверждает историк Эртаун, первые свидетельства о белых зверях.

Я решил проверить его утверждение. Для начала необходимо было собрать и систематизировать свидетельства очевидцев о встречах с белыми зверями, установить их достоверность, затем — сверить и сравнить их между собой.

Но события развивались слишком быстро, моя работа не поспевала за ними. Белые звери стали появляться всюду — на дорогах, в селениях. Они уже нападали на группы людей.

Меня включили в правительственную комиссию. Попрощавшись с женой и малолетним сынишкой, я выехал в местность, где было зарегистрировано несколько таких нападений. Нас сопровождали сотня солдат и проводники-охотники.

Вскоре проводники обнаружили логово белых зверей и устроили облаву. Я мог воочию убедиться, что слухи о неуязвимости и хитрости белых зверей сильно преувеличены. Правда, самка пыталась увести охотников от логова, но так поступают и другие животные.

Одного из детенышей мне удалось привезти домой. О выводах комиссии было доложено собранию жрецов, а те оповестили о них народ. Паника немного улеглась.

О, если бы я мог предвидеть будущее!»

— А если это были вовсе не звери? — прошептал Тим, округляя прозрачные глаза-ледышки и приподнимая редкие брови.

— Кто же еще? — невинно спросил Семен.

— Он пишет «небесные» и утверждает, что они появились из космического аппарата, — осторожно начал Тим, обманутый тоном товарища. — Кроме них, если верить свидетельствам, в аппарате никого не было. Значит, они сами управляли кораблем. Роковая ошибка могла заключаться в том, что их приняли за зверей.

— Неужели? Вот молодец! И как это ты сразу догадался?

Это бурное словоизвержение насторожило Тима. Он ответил несколько обиженно:

— Ты сам не раз говорил, что нельзя так просто отвергать даже самые невероятные гипотезы…

Семен прищурился и покачал головой.

— Что-то ты стал чересчур обидчивым. А может быть, я всерьез восхищаюсь твоей прозорливостью?

Лицо Семена оставалось участливо доброжелательным. Темные, почти черные глаза посветлели, в них словно открылись оконца. Казалось, что вот сейчас на собеседника устремятся два луча света, а твердые, четко очерченные губы раздвинутся в улыбке.

«Как он похож на своего знаменитого брата, — подумал Тим. — Такой же блистательный, неуязвимый и безжалостно насмешливый».

Он бы, пожалуй, не очень удивился, если бы узнал, что в эту минуту и Семен вспомнил о своем брате. «Он сказал тогда: «Я уже давно разучился ошибаться, брат. Вывод отсюда может быть лишь один». И ушел, даже не взглянув на меня. Зачем ему было рассматривать преграды, когда он научился через них перешагивать. И тогда подошла Валя…»

 

Запись вторая

«Белого звереныша я назвал Беднягой. Уж очень несчастным он выглядел в первое время. Бедняга тихо скулил и тыкался розовым носиком в стенки своего дома-коробки, будто искал выход на волю. Он мог подолгу лизать мои пальцы, когда я опускал их в его коробку.

Конечно, больше всех обрадовался появлению зверька в доме сынишка Гуруу. Только увидев его, он закричал:

— Я буду с ним играть!

— Он предназначен для другого, — ответил я, уже жалея, что показал ему зверька.

Гуруу тотчас пустил в ход испытанное средство — многократно повторяемый сквозь слезы вопрос «почему?».

На помощь ему, как обычно, поспешила моя жена. Она вкрадчиво спросила, почему бы и в самом деле не разрешить ему поиграть со зверьком? И я, как обычно, уступил…

Гуруу часами забавлялся зверьком, болтал около его носа веревочкой и заливисто смеялся, когда Бедняге не удавалось ее схватить. И мою жену также забавлял звереныш. Ксанде нравилось гладить его по шелковистой белой шерстке, нравилось, что он ведет себя тихо, почти не издает звуков, разве что иногда тихонько пофыркивает.

Мать Бедняге заменила длинношерстная сульгипа Маса. Она вылизывала его, позволяла играть со своим хвостом, есть из своей миски.

Спустя две недели после моего возвращения в столицу меня вызвал верховный жрец Талиу. Его длинное острое лицо выглядело изможденным, словно он перенес болезнь.

Я вежливо осведомился о его здоровье.

Талиу молча наклонил голову, благодаря меня за заботу.

— Я познакомился с твоим отчетом. Мы давно знаем друг друга, я доверяю тебе. Ты уверен, что белые звери не представляют большой опасности для людей?

— Во всяком случае, меньшую, чем мы для них, — ответил я, улыбаясь. — Мне рассказывали, что два полка отправлено для истребления в провинцию Эмэ. Видимо, скоро у меня останется единственный экземпляр, и я смогу выгодно продать его в зверинец.

Жрец никак не реагировал на мою шутку.

— И еще ты писал, — продолжал он, теребя клинышек бороды, — что слухи о силе и хитрости белых зверей сильно преувеличены…

Я уловил рокочущие нотки в его голосе и насторожился. «Что-то случилось? Новое нападение? Почему же мне неизвестно об этом?»

— Мы без особых усилий истребили семью из восьми особей, — сказал я. — Самец, самка, шесть детенышей. Они вели себя, как обычные звери, не проявили ни особой силы, ни хитрости.

— А слухи?

— Можно ли верить рассказам безграмотных охотников? Чафхи готовы наплести что угодно, лишь бы их слушали!

Я внимательно следил за жрецом и все-таки упустил момент, когда выражение его лица начало меняться.

— Ну так слушай! Два полка, о которых ты упоминал, истреблены полностью. Провинция Эмэ превращена в пустыню. Уничтожены люди и скот, посевы и сады. Погибают леса, так как кора на деревьях изгрызена…

— Верны ли сведения? — пролепетал я.

Жрец небрежно пожал плечами. Он смотрел на меня так, словно я уже стоял на помосте перед палачом.

— Наказание ждет тебя впереди, — сказал он. — А пока по моей рекомендации ты включен в группу расследования. Нужно выяснить, как бороться с белыми зверями. Собери необходимые инструменты и завтра с утра отправляйся к жрецу Сандуу.

В смятении я вернулся домой. Как ни велики были мой страх и тревога, не мог не удивиться тому, что у порога меня не встретила длинношерстная Маса. Я позвал жену, но ответа не было. Обошел комнаты — ни Ксанды, ни сына…

Я вышел на улицу и тут столкнулся с ними. Жена вела сынишку за руку, а второй рукой он размазывал по лицу слезы.

— Что случилось, Гу? — ласково спросил я, взяв его на руки.

Он прижался ко мне и заплакал еще сильнее. За него ответила жена:

— Исчезли Бедняга и Маса. С утра их нет. Мы обыскали весь дом, сад.

Как мог, я успокоил сына. Старался не показывать жене своей тревоги. На ее вопросы о причинах вызова к верховному жрецу отвечал уклончиво: надо уточнить некоторые данные о белых зверях, придется для этого на несколько дней уехать в провинцию. Ксанда промолчала. Неужели не поверила?

Вместе мы еще раз обыскали комнаты, кладовки…

— Взгляни, что это такое? — вдруг вскрикнула Ксанда.

Невысоко от пола на стене кухни виднелось несколько красных пятнышек. Я присмотрелся к ним, попробовал поскоблить. К одному из них прилипла шерстинка. Длинная, серая, как у Масы…

Ксанда вышла из комнаты, а я опустился на стул и оцепенело уставился на брызги. Временами мне чудился тяжелый взгляд, упершийся в затылок. Я оглядывался, но сзади никого не было.

В конце концов я резко встал со стула и внезапно увидел два красноватых светлячка, глядевших на меня со шкафа. Я инстинктивно отпрянул, но тут же мне стало стыдно за свой страх.

Светлячки оказались глазами Бедняги. Он сидел на шкафу, поэтому мы не увидели его. Но он-то нас отлично видел! И не подошел, не отозвался. Почему?

— Иди сюда, Бедняга, — позвал я. — Иди сюда, что же ты?..

Пришлось повторить призыв несколько раз, прежде чем он словно бы очнулся от забытья и узнал меня. С его красноватых глаз сползла пелена, они утратили пугающую неподвижность и смотрели теперь как прежде — преданно и ласково.

Я позвал Ксанду и Гуруу. При виде любимца слезы мгновенно высохли на лице сынишки. Я снял Беднягу со шкафа, почесал за ухом, и он блаженно зажмурился. Гуруу тут же выхватил его у меня и прижал к себе. Зверек лизал ему лицо узким розовым языком.

Мне удалось уговорить себя, что не в порядке нервы, вот и чудятся всякие страхи. А сульгипа Маса еще отыщется. Небось тоже сидит где-нибудь за шкафом или в кладовке… Но полностью успокоиться я не мог. Когда Гуруу заявил, что возьмет Беднягу в постель, я возражал самым решительным образом. В конце концов договорились, что зверек останется ночевать в его спальне, но на коврике в углу, — там, где раньше спала Маса.

Уснуть я не мог. Мне чудились шорохи, косматые тени ползли по стенам. То и дело я прислушивался, несколько раз заходил в спальню сына. Как бы тихо я ни ступал, на звук моих шагов Бедняга неизменно поднимал голову.

В конце концов я перенес его вместе с ковриком за дверь спальни — и только тогда, успокоившись, уснул.

Уже под утро мне почудился крик жены. «Может быть, приснилось?» — подумал я, пробуждаясь. В доме было тихо, совершенно тихо, как и положено быть в мирно спящем доме. Но вот я уловил скрип двери. Он доносился со стороны спальни жены.

— Ксанда, — тихо позвал я.

Ответа не было, но скрип повторился.

— Это ты, Ксанда? — спросил я чуть громче.

И снова мне никто не ответил, хотя дверь продолжала скрипеть.

Я встал с постели, стараясь не шуметь, направился к спальне жены. Уже в коридоре, почувствовав легкий сквознячок, я понял, почему скрипела дверь. Она была прикрыта неплотно. Я распахнул ее и убедился, что Ксанды в ее спальне нет.

Не в силах унять дрожь в руках, я еле зажег светильник. Тени заплясали по потолку и стенам, повели вокруг меня хоровод. Я осмотрелся. Все вещи были на местах. Может быть, она вышла к сыну?

Опрометью бросился я к детской. Светильник подпрыгивал в моей руке, и племя теней устремилось туда же, опережая меня, выплясывая на стенах коридора дикий танец. У самой двери детской я остановился, покачнулся. Из-под двери вытекал темный ручеек…

Крик бился в моем сузившемся горле, но когда я наконец распахнул и эту дверь, он замер, загустел, стал плотным сухим комком, который невозможно проглотить.

Мой сын лежал в кроватке лицом вниз…

Помню, что в те страшные мгновенья я больше всего боялся наступить на темный ручеек — на кровь моего Гуруу…

Я долго еще не мог вымолвить ни слова, не мог крикнуть, позвать Ксанду. Я искал ее, переходя из комнаты в комнату, стараясь не думать о том, что увидел в детской.

Наступал рассвет. Приближалось время, когда я должен был явиться к жрецу Сандуу. Необходимо как-то сообщить ему о случившемся и попросить отсрочки. Может быть, кто-то заменит меня? Я передам им мои записи, инструменты. Вот они, собраны в походном ящичке… Машинально я раскрыл его. Сверкнули анатомические инструменты. Мне показалось, что на полированной поверхности лопатки-топорика для отделения хрящей виднеются красные пятна. Я потер их, они не исчезали. И вдруг я понял, что это за пятна: лопатка, словно зеркало, отражала часть комнаты, находившуюся за моей спиной…

Я обернулся, взмахнул лопаткой. Бедняга спрыгнул со стола и в несколько прыжков выскочил в соседнюю комнату.

Колени дрожали, я чувствовал лопатками взмокшую рубашку… Закрыв дверь на защелку, в изнеможении опустился на стул. Надо было что-то решать, а думать не хотелось…

Послышался щелчок, скрип двери. В комнату скользнуло белое гибкое тело, но я успел сорвать оружие, висевшее на стене.

Все решали доли секунды. Успеет ли он прыгнуть раньше, чем я взведу курок?

— Бедняга! — крикнул я. — Бедняга!

Он на мгновение остановился, и этого было достаточно.

Я стоял над его трупом. Не было ни сожаления, ни страха, только растерянность. Мне казалось, что Бедняга вырос за ночь чуть ли не в полтора раза. И все время думалось: как же он сумел открыть защелку двери? Ни один известный мне зверь не был способен на такое…»

 

Запись третья

«Вместе с жрецом Сандуу и отрядом отборных воинов я прибыл на границу провинции Эмэ. Мы расположились в небольшом поселке. По дороге к нему нам рассказывали беженцы о нападениях белых зверей, об их жутком, сводящем с ума писке. Теперь я уже не отмахивался от рассказов об их поразительной хитрости. Вот ведь и Бедняга сумел открыть дверь. Видимо, он сначала толкал ее, а потом, когда дверь немного отошла, сильно нажал на нее и одновременно когтями через щель зацепил пружину защелки…

От местных жителей мы узнали, что в лесу обитает стая белых зверей. Это подтверждали ободранная кора, изглоданные ветки.

Мы наметили план действий, разделили солдат на загонщиков и стрелков, выстрелы, гул труб, дробь барабанов наполнили лес. В листве — солдаты видели это — мелькали гибкие белые тела. Но когда загонщики и стрелки сомкнули кольцо, в нем не оказалось ни одного белого зверя — ни живого, ни мертвого.

Мы прочесали лес. И… недосчитались шести солдат. А еще трое обезумели. Они слышали писк — и теперь метались среди своих товарищей, сжимая руками головы, затыкая уши, сея панику.

Отобрав опытных охотников, я приказал им поставить загодя приготовленные капканы. Кроме того, солдаты вырыли немало ловчих ям, со дна которых торчали острые колья. У каждой ямы, у капканов мы выставили посты в таком порядке, чтобы каждый солдат видел по меньшей мере двух других. Но и эта мера не помогла. К утру ловушки остались пустыми, а трое постовых исчезло.

Используя свои полномочия, жрец Сандуу мобилизовал на охоту все мужское население провинции. Отряды заняли заранее намеченные позиции и стали медленно продвигаться один навстречу другому. Приказано было уничтожать густые заросли, не жалеть ни лесов, ни посевов. Что ж, нам удалось убить десятки белых зверей. Но при этом мы потеряли почти столько же людей…

В дальнейшем мы уничтожили еще несколько логовищ. Я не смог удостовериться в том, что хитрость белых зверей равна уму человека, зато установил, что размножаются они с поистине молниеносной быстротой. Каждые три недели самка способна принести приплод от семи до девяти детенышей. Но тут я натолкнулся на непонятное явление. Все детеныши рождались крохотными — не больше детенышей сульгипы. Между тем одни уже через пять дней достигали величины взрослых особей, а другие за этот же срок почти не прибавляли ни в росте, ни в весе. Так же медленно рос вначале и Бедняга…

От чего зависел рост белых зверей?

Если бы удалось ответить на этот вопрос, то, возможно, удалось бы найти и действенные способы борьбы…»

 

Запись четвертая

«От нашего отряда осталось меньше десятой части. Поселки провинции Тупи обезлюдели. Жители уходили целыми семьями, забрав из домов кто что мог унести. Но далеко не всем удавалось уйти далеко. Если не белые звери, то болезни и голод убивали их в пути.

Жрец Сандуу торопил меня.

— Еще день, и мы не сможем уйти.

Я отвечал, что, если не закончу опытов и не найду средства борьбы, белые звери настигнут нас и в столице.

За эти дни я исхудал так, что одежда висела на мне, как на вешалке. Спал не больше четырех часов в сутки. Кружилась голова, огненные круги плыли перед глазами. Но зато воспоминания реже терзали меня…

Четырех крохотных белых зверенышей мы принесли в поселок и поместили в загородки, огороженные со всех сторон сплетенными ветками колючего кустарника лыху — единственного растения, которое белые звери не ели и, как я выяснил, к которому старались даже не приближаться. Одного звереныша я кормил древесной корой и листьями, другому к растительной пище добавлял мясо, третьему давал только мясо, а в загородку к четвертому, которого также кормил мясом, поместил еще и здоровенную сульгипу.

В первый же день он попытался напасть на нее, но справиться не смог. Ночью он дважды подкрадывался к ней сзади, но оба раза сульгипе удавалось увернуться. Втрое больше его, она металась по загородке, пытаясь выскочить из нее, спастись от страшного соседа, которого могла бы свалить одним ударом лапы. К утру сульгипа изрядно обессилела и проголодалась. Видимо, устал и белый звереныш. Он свернулся в углу и, казалось, спал. Настороженно поглядывая на него, сульгипа подобралась к кормушке. Она медлила, но запах пищи дразнил ее, заставляя забыть об опасности. Она опускала голову к кормушке и тут же поднимала ее, оглядываясь на соседа. Он лежал неподвижно.

Но как только сульгипа позволила себе увлечься пищей, к ней метнулась белая молния. Борьба была закончена в одно мгновение.

На следующий день мы впустили к нему еще двух сульгип. С ними он справился гораздо быстрее и заметно прибавил в росте и весе. Теперь он был уже намного крупнее любой сульгипы, и я приказал поместить в его загородку уйзара. Я надеялся увидеть их схватку. Но, к моему удивлению, свирепый уйзар, не боявшийся даже человека, забился в угол, ощетинился и зарычал, не спуская глаз с белого зверя. С ним случилось то же самое, только сейчас послышался короткий писк — впервые за все это время. Может быть, писк появляется у белых зверей лишь с наступлением зрелости? Мне оставалось только гадать…

У дежуривших солдат были предусмотрительно заткнуты уши. Но я-то не мог позволить себе подобной предосторожности. Я должен был слышать этот писк.

От него действительно стыла кровь. В нем были злоба и вожделение, безграничное, бескрайнее. Вожделение, оправдывающее любую жестокость, ведущее через любые опасности. Остановить и оборвать его могла только смерть…

Уйзар был уже мертв, а белый зверь продолжал висеть на его туше, сжав зубы и зажмурившись от удовольствия. Я оценивающе разглядывал его. Всего за сутки с небольшим он превратился из детеныша в большого зверя. Только слишком тонкие лапы отличали его от взрослой особи.

За то же время контрольные звереныши, в том числе и тот, которому давали мясо, но не позволяли охотиться, росли очень медленно, не быстрее детенышей сульгипы или уйзара.

Но почему самой лакомой для них является затылочная часть? Не там ли содержится вещество, ускоряющее их рост?»

 

Запись пятая

«Белые звери размножаются с пугающей быстротой. Короткий срок беременности и большой приплод являются решающими факторами. Уже никто из нас не рискует выходить за ограду укрепления…

Мы скормили затылочную часть свежей туши одному из зверенышей. Потребовались сутки, чтобы убедиться: мои предположения оправдываются.

О результатах я поспешил доложить жрецу Сандуу. Он взглянул на меня снизу вверх, на его переносице собрались мелкие морщинки, как будто он собирался чихнуть:

— Значит, ты убедился? И наконец-то можешь посоветовать, как с ними следует бороться?

Я хорошо понял скрытый смысл его «наконец-то». Но не испугался. Мне нечего было терять, кроме жизни, а ею я уже не дорожил. И я ответил откровенно:

— Пока нет.

Он уколол меня быстрым взглядом:

— Знания, которые мы добыли, бесполезны?

— Бесполезных знаний не бывает. Раньше или позже они дадут плоды.

— «Позже» нас не интересует. Или ты решил оставить сведения о белых зверях их потомкам?..»

«… — Я всегда удивлялся, какими мы стали разными, брат, — сказал Евгений. — Но на этот раз ты превзошел самого себя. Разве Григорий Александрович в данном случае может быть для меня примером? Он — старый человек. Все, что он успел сделать, осталось позади. Больше всего он боится потерять то, что приобрел.

Валя смотрела на него, и ее щеки пылали румянцем.

— Но он не просто оборачивается назад! Он перепроверяет себя, чтобы исключить возможность ошибки, — упрямо возразил я.

— Истину нужно уметь чувствовать, — сказал Евгений. — Интуиция ученого — удивительный инструмент. Это тот самый «прутик», который безошибочно предсказывает воду там, где другим приходится изрывать землю сотнями скважин.

— И все-таки рано выносить опыты за пределы лаборатории! Надо выждать, надо проверить результаты предыдущих опытов, — пробубнил я, чувствуя, насколько пресны и неинтересны мои слова. Я понимал, что Вале и другим уже надоело меня слушать.

Евгений тряхнул головой, и густые длинные волосы на миг закрыли его лоб. Он сказал:

— Как говорил Леонардо, «не оборачивается тот, кто устремлен к звезде»!

Валя откровенно любовалась им. А он косил взглядом на представителя Президиума Академии.

И тогда я сказал… Что же я сказал?..»

Тим потянулся к свитку. Он не понимал, почему Семен медлит…

 

Запись шестая

«Стаи белых зверей появились в окрестностях столицы. Их натиск не сдерживают ни мощь оружия, ни глубокие рвы, ни отравленные куски пищи, которые мы разбрасываем повсюду. Они погибают тысячами, но рождаются сотнями тысяч. Они нападают на одиноких путников и на большие отряды вооруженных солдат. Они берут приступами поселки и города…

Я уже писал, что они питаются не только мясом. Они уничтожили запасы пищи, опустошили поля, леса. Люди гибнут не только от их клыков, но и от голода и болезней. Эпидемии, о которых уже стали забывать, теперь пожинают обильный урожай. Остановились предприятия. Люди постепенно возвращаются к первобытному образу жизни, становятся игрушками стихий…

После возвращения нашей экспедиции собрание жрецов лишило меня звания ученого. Но какое значение имеет это теперь?

Одно желание гложет меня. Чтобы удовлетворить его, я с радостью трачу остатки опостылевшей жизни. Я пытаюсь добраться до озера Лани, где охотники впервые заметили белых зверей, «свалившихся с неба». Может быть, мне удастся раскрыть их тайну.

По дороге я выяснил: там, где растет кустарник лыху, белые звери не водятся. И как только они поедают на каком-то участке растительность, он густо зарастает этим кустарником…»

— Удивительный человек! — воскликнул Тим, когда они закончили чтение записок. — Каждому бы ученому быть таким одержимым…

— Жаль, что он все-таки не дошел до озера Лани, — сказал Семен.

Душная угарная тьма окружала пещеру. У входа колебалось сизое марево, окаймленное серебристыми блестками, — это работал «сторож». Аппарат, создававший энергетический барьер.

— Нужно дойти до озера, — проговорил Семен, рассматривая карту, приложенную к запискам.

— Завершить его путь? — полувопросительно произнес Тим, опершись локтем на каменный выступ.

— Почему «его», а не наш? — в тон ему ответил Семен, достаточно изучивший «оруженосца».

— Ну, это ведь он хотел выяснить…

— А ты не хочешь?

— Да я же согласен идти, старик, чего ты нервничаешь? — с оттенком досады произнес Тим.

— И думаешь при этом: ради чего? Чтобы спасти его народ, его цивилизацию? Но ведь уже некого спасать…

— Некого… — растерянно сказал Тим, в который раз удивляясь, как это Семену удается читать его мысли. Тим стремился подражать ему во всем — в бесстрашии, в добросовестности, в невозмутимости, — и это частенько удавалось. Но как подражать в отгадывании мыслей? Впрочем, он изучил и слабинки своего товарища.

Он исподлобья взглянул на Семена и сказал, как бы думая вслух:

— Это будет ему лучшим памятником.

Он знал, что эта реплика подольет масла в огонь, и не ошибся. Темные глаза Семена вспыхнули, лицо оживилось.

— Памятником? — переспросил он. — Ты полагаешь, мы идем, чтобы поставить памятник?

— А зачем же?

Семен испытующе посмотрел на Тима.

— Помнишь, он пишет: «Бесполезных знаний не бывает»…

Уснули они быстро. Семен беспокойно ворочался во сне, стонал. Ему снилось, будто их окружили белые звери. Самый большой из них, вожак, разинул пасть, усеянную острыми клыками, и зарычал:

— Знаешь, кто я? Я — Бедняга! Ты думал, мы исчезли вместе с людьми. А мы остались! Но ты пока не бойся. Мы не будем сейчас есть вас. Мы ждем вас у озера…

— Нет! — закричал Семен и проснулся.

На него встревоженно смотрел Тим.

— В чем дело? — спросил Семен ворчливо. — Чего ты на меня уставился? Спать не даешь…

— Ты кричал во сне, — сказал Тим.

— Подумаешь, большое дело. Голосовые связки тренировал… — Стараясь, чтобы голос звучал сонно, сказал: — Если уж мы все равно проснулись, будем собираться в путь.

Включив ранцевые гравитры, они летели невысоко над дорогой. Через каждые десять километров выходили на связь. Но командиру корабля эта мера безопасности казалась недостаточной. Запросы следовали один за другим, и Семен уже начинал ворчать на слишком заботливое опекунство…

Справа от них громоздились скалы, уходя зазубренными пиками в пустое бледно-сиреневое небо. Слева дорога по краю круто обрывалась, иногда попадались полусгнившие деревянные столбики, оставшиеся от былого ограждения. И всюду — в расщелинах скал, по краям дороги — щетинились, будто проволочные «ежи», кусты лыху.

Разведчики спустились в долину, густо поросшую все тем же кустарником. Изредка, как оазисы, попадались рощицы молодых деревьев. Кора на них была нетронутой.

— Похоже, здесь нет белых зверей, — с подчеркнутой беззаботностью сказал Тим. — А хотелось бы наконец встретить хоть одного из них… Неужели нам не повезет?

— Может, еще встретим, — «утешил» Семен. — Правда, неизвестно, для кого это будет везением.

— Скорее всего, они повымерли от голода, — бодро сказал Тим. В его голосе отчетливо сквозила надежда.

— Пожалуй, это было бы неплохо, — улыбнулся Семен.

Они миновали гряду холмов, и за излучиной реки открылся город. Блестели разноцветные крыши домов, отливала сталью гладь водоема в центре круглой площади. Прямые улицы тянулись от нее, как лучи звезды.

Разведчики долго рассматривали город в бинокли. Казалось, что хоть кто-нибудь должен появиться на этих улицах, выглянуть в окно, отворить дверь дома. Но город был безнадежно пустынен, и дома походили на соты, из которых выкачали мед и выкурили пчел.

Осмотр города ничего не добавил к тому, что уже было известно им из записок… Они сидели, отдыхая, в одном из домов, в комнате, которая, по-видимому, служила гостиной. Овальный стол, шкафы в нишах, кресла с высокими спинками. Ничто не было перевернуто, разбито, — никаких следов борьбы. Пыль толстым слоем покрывала мебель, лежала на полу.

Память опять увела Семена в прошлое.

«…И тогда я сказал Евгению:

— По крайней мере, нам нужен еще год.

Я знал, что представитель Президиума Академии прислушивается к моим словам, что от него зависит финансирование наших опытов. Но и Евгений помнил об этом.

— Наши опыты уже стоили достаточно! Мы не можем без конца тратить государственные деньги!

— Но это может кому-то обойтись еще дороже, — возразил я.

Валя с сожалением, почти с презрением, посмотрела на меня и демонстративно отвернулась.

— Кому же? — засмеялся Евгений. — Марсианам?..»

Семен мотнул головой, отгоняя навязчивые воспоминания, и неловко поднялся. Потянулся, разминаясь после долгого сидения, достал карту, сверился с ней и сказал:

— Можем лететь к озеру Лани. Отсюда недалеко.

«Он так привык ко мне, что забывает о необходимости объяснять свои решения, — подумал Тим. — Но кто из нас больше виноват в этом?»

Выйдя на улицу, они включили гравитры и поплыли в прозрачном воздухе, не загрязненном деятельностью цивилизации. Под ними тянулись долины, сплошь заросшие кустарником лыху.

— Белые звери съедали деревья и людей, а их съел кустарник, — невесело пошутил Тим.

Семен резко повернул к нему голову, будто только что вспомнил об «оруженосце».

— Ты прав! И в записках сказано, что они боятся кустарника. Но в таком случае здесь мы найдем их останки. Начинаются болота, а кустарник лыху, как мы знаем, растет всюду, кроме болот.

Внизу проплывали луга, гряды холмов… Потом заблестели цепочки озер. Судя по описаниям и карте, разведчики были недалеко от цели.

Семен круто спикировал вниз. Тим последовал за ним.

— Смотри! — воскликнул Семен.

Берега большого круглого озера были усеяны скелетами. Сотни тысяч скелетов в одной позе — устремленные к озеру, — распластанные в последнем прыжке…

— Они шли умирать туда, откуда пришли, — внезапно охрипнув, сказал Семен. Он указал вдаль, где поднимался конус потухшего вулкана. — Это и должна быть священная гора.

Они опустились на самой вершине и недалеко от кратера наткнулись на выступающие из грунта металлические обломки. По их конфигурации нетрудно было определить, что когда-то они являлись частями сферического сооружения. Семен достал нож и стал осторожно выкапывать их, счищать налипший грунт. Его лицо становилось все более угрюмым и замкнутым. Губы что-то шептали. Тим попытался по движениям губ уловить слова. Это не удалось.

…А Семен вспоминал губы Евгения. Они вытянулись в две узкие полоски, капризные морщинки исчезли с них.

— Я прощал тебе многое, брат, когда ты мешал мне, — говорил Евгений. — Думаешь, я не понимал, почему ты поступаешь так? Не только из-за Вали. Ты просто завидовал мне! Всю жизнь, с самого детства! Как будто я был виноват в том, что родился не таким, как ты.

Он даже не задумывался о том, как ранят его слова и правда, заключенная в них.

— Но теперь ты хочешь помешать науке, которой я служу, — продолжал Евгений, — а этого я тебе не позволю!

Семен отвернулся, чтобы не видеть бледного негодующего лица с изменившимися губами, сделавшими его почти неузнаваемым. И так, не глядя на Евгения, он проговорил:

— Я ухожу из твоей лаборатории. Навсегда. Меняю профессию. Улетаю. Я больше не буду иметь никакого отношения к твоим опытам.

Только на один миг он встретился глазами с братом и увидел: тот понял, какую боль причинил ему.

— Делай, как знаешь, — сказал Евгений. — Но помни: то, что остается после нас, — это и есть наша истинная цена, наша суть, то есть мы сами.

…Тим притронулся к плечу Семена, чтобы напомнить о себе. И тогда тот с трудом произнес:

— Легенда права. Это действительно небесные звери. И знаешь, с какой планеты?

В его глазах появился недобрый блеск, не понравившийся Тиму. Он заглянул через плечо товарища и увидел буквы, выбитые на металле.

— Черт возьми, неужели это…

Тим умолк, подыскивая подходящие слова. Его лицо исказилось. Он хватал воздух ртом, как рыба, захлебывался от обиды и злости, от глупой беспомощности, от сознания того, что уже ничего нельзя вернуть, что все уже случилось…

Резко прозвучал голос Семена:

— Можно считать установленным, что на этой планете белых зверей практически не осталось. Мы можем двигаться обратно. Но сначала я передам кое-что на корабль.

Он включил передатчик. Тим услышал его слова и понял: на корабле удивятся, но рекомендации выполнят. Семен просил немедленно всей команде и подручным автоматам начать сбор семян и сока кустарника лыху.

Тиму хотелось спросить, зачем они нужны в таких количествах, но он промолчал и принялся помогать Семену укладывать скелет белого зверя, готовить его для транспортировки.

— Челюсти у них в точности, как у земных грызунов, — заметил он. — Только увеличенные во много раз…

— Ничего удивительного, — откликнулся Семен. — Когда их предки находились в биоспутнике, они назывались белыми мышами…

Его кадык дернулся несколько раз. Он повторил:

— Да, да, белыми лабораторными мышами! Генетики вывели чистейшую породу!

— Это был тот самый биоспутник, который утащила комета? — спросил Тим. Он бы предпочел не спрашивать, но необходимо было выяснить все до конца.

— Да. Она притянула его и увела за собой, как бычка на веревочке…

Тим видел: губы Семена пересохли, он то и дело облизывает их. Пытаясь хоть чем-то утешить товарища, Тим сказал:

— Путешествие с кометой могло вызвать мутацию…

— Нет, — отрубил Семен. Он не признавал подачек. — Сюда прибыла чистая порода, та самая пресловутая «ЧП-1». С нее все и началось…

Его глаза блестели двумя стальными шариками, отражающими свет и не пропускающими его внутрь. Брови, застывшие и напряженные, казались двумя стрелами, уже наложенными на тетиву. Тиму припомнилось: у Семена был кодекс правил для себя. И одно из них звучало так: «не избегать ответственности». Этот кодекс, он не навязывал никому, кроме себя…

А Семен вспоминал, как однажды Евгений сказал: «Эта порода мышей хороша еще и тем, что размножается в три раза интенсивнее любой другой. За время полета спутника сменится по меньшей мере четырнадцать поколений, каждое из которых будет находиться в космосе на три недели меньше предыдущего. Мы сможем выяснить с большой точностью, что значит эта разница для воздействия космического излучения на мозг животных. Тогда я отвечу на твой вопрос о психических сдвигах у некоторых космонавтов на дальних рейсах…» И еще звучали в его ушах слова Евгения: «То, что остается после нас, — это и есть наша истинная цена, наша суть, то есть мы сами…»

* * *

Корабль сел на космодром искусственного спутника. Подъемник принял металлическую сигару капсулы в упругие объятия и опустил на нижний ярус. На этот раз, нарушая субординацию, Семен первым вышел из капсулы. Он поздоровался с диспетчером и, глядя на его золотые нашивки, спросил:

— Ну что там, на Земле?

— Вы уже знаете? — удивился диспетчер. — Но каким образом?

— О чем это вы толкуете? — спросил астронавигатор. — Что случилось?

— На Земле появились какие-то белые звери, — ответил диспетчер. — Рассказывают, они…

— Мы привезли средство против них, — перебил его Семен. — Необходимо срочно доставить его на Землю.