– Гайсак, как там этот сын шакала? Не умер? Смотри, головой за него отвечаешь! – резкий голос и рывок за волосы вывел меня из забытья.

– Да мудрейший, слушаюсь, – раздался рядом ещё один голос, и голова моя ударилась о горячий конский бок.

– Дарек, куда ты смотришь?! – внезапно рявкнул первый говоривший, и я услышал удаляющиеся шаги.

Сначала я не понял, где я, голова гудела так, что мысли никак не могли собраться в одну кучу. Бок и плечо горели, при малейшем движении коня острые иглы боли впивались в меня.

Я осторожно открыл глаза и убедился в своем предположении: я висел, перекинутый через круп коня, мои руки и ноги были связаны кожаными ремнями.

Поняв, где я, сразу вспомнил обстоятельства, при которых угодил в такое положение.

«В плен попал, – констатировал я, следом пришла другая мысль: – Интересно, удалось ли гномам вырваться, или захватили и их тоже?».

– Повелитель, чужак очнулся, – прозвучал ответ того, который среагировал на имя Гайсак.

«Как, интересно, он догадался, ведь я всего лишь открыл глаза?», – слегка удивился я.

– Давай скинь его с лошади, мне хочется на него посмотреть, – послышался голос издалека.

Меня бесцеремонно спихнули с лошади, и я мешком повалился на землю, ноги и руки, перетянутые ремнями, затекли от долгого бездействия. Я открыл глаза и повернулся на бок. Рядом со мной стоял низкорослый кочевник в той же одежде, что были те, с кем я сражался: меховая шапка с наложенным поверху металлическим, остроконечным шлемом, и стёганный плотный кафтан, с нашитыми на нём толстыми бляхами из нескольких слоёв кожи. Плоское лицо с небольшими усиками, узкие глаза внимательно наблюдали за моими действиями, а в руке степняк держал изогнутую саблю.

«Стоит показывать, что я знаю их язык, или же нет? – задумался я. – По здравому разумению лучше, чтобы они не догадывались об этом, тогда я может, больше узнаю, хотя бы куда меня везут и зачем».

– Ремни сними, – я обратился к нему на шаморском языке, – руки затекли.

От звуков моего голоса он сначала дёрнулся, но потом сплюнул и ответил на своём языке:

– И чего лопочет, шайтан его разбери, нет бы, на нормальном языке говорил, – пробурчал он. Мне почему-то сразу вспомнилась Марта и её отношение к другим языкам.

– Тупой, что ли? – я глазами указал на ремни и вытянул руки вперёд.

– Ага, разбежался, ремни тебе снимать, – оскалился кочевник, – нашёл дурака.

Он осторожно оглянулся назад, стараясь держать меня в поле своего зрения, и посмотрел на приближающегося к нам второго кочевника. По его горделивой походке, лучшей одежде и богато украшенному кнуту я понял, что похоже это и есть тот самый господин.

Подошедший сначала разглядывал меня, а затем на ужасном шаморском сказал.

– Ты есть кто?

– Я есть слуга барона Максимильяна.

До полной ясности я решил оставаться скромной персоной: одежда на мне простая, украшений и документов нет, разве что копьё слегка необычное.

Кочевник хмыкнул и ударил меня кнутом. Я видел замах, поэтому подставил руку, поскольку эта паскудина метила мне в лицо. Руку обожгло болью.

– Когда с тобой разговаривает господин Шарек, ты должен кланяться и говорить «да, хозяин», – торопливо произнёс первый кочевник, и вовсе не из-за заботы обо мне. Раз этот Шарек сказал, что он отвечал за меня головой, значит, так и было.

– Я есть слуга, да хозяин, – вежливо ответил я, стискивая зубы.

– Умный воин, мёртвый воин, – загоготал Шарек и уже на своём сказал Гайсаку, отвернувшись от меня, – будь внимателен, он умнее, чем кажется.

Я чертыхнулся, сукин сын провёл меня своей корявой речью, а вечная причина умничать в этот раз меня подвела.

Отвернувшись, он ушёл, а Гайсак распустил мне ремни и дал размять ноги с руками. Я огляделся вокруг, мы были где-то далеко в степи и одни. Дав снова надеть ремни на руки и ноги, я устроился, чтобы не тревожить бок и плечо и заснул. Разбудил меня удар в бок, и сразу же за этим резкая боль в потревоженной ране, которая сразу же открылась. Следом за первым ударом пришёл второй, а затем ещё и ещё.

Я попытался откатиться, но удары настигали меня, а сверху я услышал гогот и свист. Удары прекратились, поэтому, покрутившись несколько раз по земле, я посмотрел на того, кто на меня напал. Наш бивак преобразился, теперь здесь повсюду виднелись люди и лошади, а в данный момент надо мной возвышались с десяток кочевников, которые, поигрывая кнутами, примеривались хлестнуть ими по мне.

– Я так смотрю, ты хочешь стать Почётным гостем на играх, Аслан? – раздался знакомый голос Шарека. При этих словах смех сразу прекратился, а кочевники убрали кнуты за спины.

– Твой брат мёртв, ты не можешь здесь распоряжаться, – выплюнул словами тот кочевник, который, видимо, и был Асланом. – Я не хочу тащить его на игры, я хочу отомстить за смерть друга.

– Может, ты хочешь поспорить со мной об этом? – ледяной голос Шарека и звякнувшие ножны могли остудить любой пыл.

– Вожди нас рассудят, – проворчал Аслан, пряча кнут за пояс.

– Поэтому я и хочу, чтобы он был гостём на играх, – с тем же холодом в голосе сказал Шарек, – или ты сам можешь устроить это лучше?

Аслан ничего не ответил, кочевники нехотя разошлись, а Шарек, даже не удостоив меня взглядом, проследовал на своё место.

«Что ещё за почётный гость и игры такие? – задумался я, осторожно поворачиваясь, чтобы дать к ране доступ воздуха. Кровь, вроде бы, перестала течь.

Утром Гайсак перевязал меня и снова водрузил на лошадь. День предстоял быть длинным. На всём протяжении пути кочевники меня больше не трогали, хотя злобных взглядов хватало. Всю дорогу к своему пристанищу они обсуждали только предстоящие игры. Чем больше я узнал о них, тем больше мне становилось не по себе.

Оказалось, что эти игры проводят раз в три года и на них собираются все кочевые племена степи, в программу игр входят различные состязания, а также сражения рабов и публичные пытки. Воины горячо обсуждали, кто будет победителем в скачках, бое на саблях, кидании аркана, стрельбе из лука и других дисциплинах, а также делали азартные ставки на то, раб чьего племени выиграет в этот раз.

О моей судьбе я узнал от того же Аслана, когда тот, скосившись на меня, поведал остальным, что в этом году его брат будет главным на пытках, и что я, в качестве почётного гостя, устрою всем отличное представление. Почему-то у меня не возникло надежды, что я буду наблюдать за пытками со зрительского места.

– Я считаю, что победит раб племени Гасана, – от нечего делать я продолжал вслушиваться в разговор степняков.

– Не спорю, шаман, конечно, силён, – ответил ему другой, подкручивая небольшие усики, – но орк Радира побеждает всех, особо не напрягаясь. Даже тот пират, с Вольных островов, ну помнишь, который год назад убил племянника Ростара?

– Конечно, помню, – подтвердил его собеседник.

– Так вот, даже он не продержался против орка больше трёх минут.

– Не знаю, мне кажется, шаман победит, – продолжал упорствовать его товарищ. – Он вообще не получает ран в боях.

– Да, жаль, что у нас нет ни стикийцев, ни нубийцев, – с сожалением заключил третий, – я слышал, они страшны в драке.

Дальнейший разговор был мне не интересен, они перешли на женщин, кто кого, сколько и в каком количестве.

«Похоже, в нынешнем положении сбежать мне не удастся, – подумал я, снова проверяя крепость кожаных ремней – те даже не шелохнулись – вариантов нет, нужно ждать удобного случая».

Путь до стойбища занял неделю. За это время я узнал почти всё и о тех, кто меня вёз, и об их племенах, и о том, что они вообще делали в наших местах. Оказывается, они действительно узнали о нашем посёлке и собирались провести разведку, случайное столкновение ночью смешало их планы, да ещё я убил пятерых их товарищей, к тому же брат Шарека и возглавлял их отряд. Решив, что лучше всего вернуться за подкреплением, они повернули назад.

Самым неприятным было то, что я почти в точности узнал, что за игры такие, в которых я должен буду принимать «участие». Их придумали несколько столетий назад, чтобы помирить несколько кочевых племён, которые постоянно враждовали между собой. Несколько вождей собрались и решили выяснять, какое из племён является сильнейшим в данный момент, не в кровопролитных воинах, а в состязаниях. Так и повелось с тех пор, что раз в три года эти соревнования проводились на территории сильнейшего племени, которое победило по количеству призов в прошлом состязании.

Самое удивительным для меня открытием было то, что все до единого кочевники считали эту землю своей, никаких гномов они не признавали, и никаких договоров они не знали. Они жили сами по себе, на свободной земле. При здравом размышлении я признался самому себе, что король гномов, да и сами гномы немного лукавили, говоря, что удерживают кочевников в узде. Как пешие гномы могут запретить кочевникам перемещаться по земле, на которой никто не живёт?

«С этим вопросом нужно тоже разобраться, – подумал я, – если конечно выберусь отсюда живым».

О том, что они увидели своё селение, я узнал сразу же: кочевники принялись вставать на стременах и оживлённо переговариваться, обсуждая, как обнимут своих жён или рабынь, а также что изменилось за время их отсутствия.

Отряд при въеде в границы кочевого посёлка радостно приветствовали, все по своим жилищам, а меня, как добычу Шарека, Гайсак повёз к его юрте. Сбросив меня на землю, он гортанно выкрикнул.

– Эй!! Ты где, пёс шелудивый?!

Из большого шатра выскочил маленький чумазый мальчишка, с толстым кожаным ошейником на шее, он подбежал к нам и бухнулся на колени.

– Да хозяин, слушаю вас, хозяин, – быстро забормотал он.

– Развяжи его, помой и накорми, чтобы приходу хозяина был чистый, – распорядился Гайсак, уходя к большой юрте, справа от той, откуда выбежал мальчишка. Я удивился, почему меня оставляют без присмотра, но виду не подал, нужно было разобраться с этим. Мальчишка осторожно подошёл ко мне, и боясь дотронуться, спросил на плохом языке кочевников.

– Эй, ты? Ты слышишь меня?

Я посмотрел на него и ответил на шаморском:

– Ты кто?

Мальчишка перешёл на другой язык.

– А такой ты знаешь?

Я решил, что выдать знание другого языка не будет большой проблемой, поэтому ответил на его языке.

– Да, ты кто?

Мальчишка, услышав мои слова, радостно хлопнул себя по коленкам и умчался в сторону юрты, вернулся он скоро с полной миской какого-то варева. Поставив чашку рядом, он стал развязывать узлы на ремнях, быстро говоря при этом.

– Я Юс, меня пригнали сюда два года назад, а ты откуда?

– Я из Шамора, – ответил я. Освобождённый от пут, я лежал на земле и разгонял кровь в конечностях, вставать пока опасался.

– А я жил в деревне, там, – он махнул рукой в сторону севера, – далеко отсюда. А как ты попал в плен?

– Был бой, так и попал, – нехотя признался я.

От запаха еды, поставленной передо мной, я почувствовал себя ужасно голодным. Взяв чашку в руки, чуть не спросил про ложку, но подумал, что в устах слуги этот вопрос был бы не очень уместен.

Зачерпывая руками склизкую кашу, я стал есть. Она оказалась переваренной, к тому же в ней не было ни кусочка мяса. Стараясь не обращать внимания на сомнительный вид и вкус, я быстро затолкал в себя всё, пока меня не вырвало.

– Пошли, помоем тебя, пока хозяин не пришёл, – произнёс мальчишка, который испуганно посмотрел при этом по сторонам.

Мытьё состояло в том, что мне выдали ведро и пригоршню золы. С их помощью мне и предстояло мыться, причём яма для воды была практически посередине селенья, поэтому мне пришлось раздеваться и мыться под пристальными взорами всего посёлка, в том числе и женской его части. Осторожно намочив тряпки, я с зубовным скрежетом и помощью Юса содрал их с ран и, помывшись, постирал не только их, но и свою одежду.

Юс, который ни на секунду не замолкал, засыпая меня вопросами, стал мне порядком надоедать. Закончив мытьё, я решил проверить, почему меня оставили без охраны. Напустив на себя беззаботный вид, я двинулся к концу поселения. Когда я поравнялся к крышей последней юрты, дорогу мне преградили две большущие собаки, которые оскалив клыки, внимательно смотрели за моими действиями.

«Ага, ясненько, – понял я, – но с двумя-то я управлюсь».

Оглянувшись назад, я увидел, что за мной, кроме собак, наблюдают и другие глаза – десяток детей кочевников злобно зыркали на меня, прячась за ближайшими юртами.

«Ночью надо попробовать, – угрюмо подумал я, повернув назад. – Собаки и дети – серьёзная охрана. Не остановят, но шум поднимут изрядный, а без коня далеко не уйдёшь».

Вернувшись к юрте, я увидел, что меня уже ждут. Сам Шарек, Гайсак и неизвестный мне старый степняк, который смотрел на всех с такой брезгливостью, что казалось все пролетающие птицы, гадят исключительно на него.

– Почему так долго? – Гайсак с криком замахнулся крутом и щёлкнул им в сторону меня и Юса, метя при этом в мальчишку.

Я слегка оттолкнул пацана, и краем глаза увидев летящую тень, выкинув руку, которую резко обожгло. Я почувствовал такой рывок, что едва не покатился кубарем. От резкого движения болью отозвались раны, но я выпрямился и остался стоять на ногах. Посмотрев на руку, я увидел зажатый в ладони пойманный кнут.

– Хороший воин, – скривился старик, – только не пойдёт он в качестве Почётного гостя, Шарек.

– Почему, отец? – удивился кочевник.

– Раны слишком свежие, чтобы его приняли на это место, – сплюнул тот. – Но на роль раба от нас сгодится. Говоришь, он пятерых наших положил?

Шарек качнул головой и ответил.

– Меня ранил и ещё двоих наших, дерется, как берсерк.

– По его виду и не скажешь, – старик смерил меня взглядом.

– Это нас и подвело. Мы-то решили, что будет лёгкая добыча, а он так орудовал копьём, что только свист стоял, – кочевник посмотрел в мою сторону. Мне пришлось сделать вид, что я разглядываю свои сапоги.

– Думаешь, действительно телохранитель барона, а не он сам?

– Да отец, несмотря на его возраст, думаю, не врёт, для дворянина слишком худ, плохо одет, и чёрен.

– Поскольку выставить нам больше некого, готовь его для Игр. Призовых мест не займёт, но пару рабов чужих покалечит – и то радость, – старик повернулся и пошёл прочь.

– Эй, раб, иди сюда, – позвал меня Шарек.

Я подумал, что время выпендрежа ещё не настало, поэтому проглотил слово «раб» и подошел к нему.

– Да хозяин, – я вспомнил недавний урок.

– Молодец, быстро учишься, – кочевник оскалился. – Пойдёшь вон к той юрте, скажешь, чтобы на тебя надели ошейник с моим именем.

Я внутренне содрогнулся, представив на себе ошейник как у Юса, и внимательно посмотрел на степняка, вернее, на его оружие. Почувствовав на себе мой взгляд, Шарек перестал скалиться и положил руку на саблю. Я прикинул, смогу ли я убить его, не подняв всех остальных, и понял, что это безнадёжно. Пока нужно подчиниться.

– Да, хозяин, – ответил я и зашагал, куда он мне показал. Кочевник провожал меня взглядом и больше не улыбался.

Ошейник мне подобрали и нацепили за пару минут, настолько жёсткий и толстый, что с трудом можно было повернуть голову. В ужасном настроении я поплёлся назад.

– Куда прёшь, шакал! – задумавшись, я даже не заметил, как преградил дорогу конному всаднику. Следом за его словами последовал удар кнута, настроение у меня было настолько поганом, что я, не задумываясь, полез в драку. Нырнув под лошадь, я дёрнул кочевника за ту ногу, которой он опёрся на стремя, приподнявшись для замаха. Мужик вылетел из седла, как пробка, и мешком шлёпнулся на землю.

Несколько секунд ничего не происходило, а затем из всех щелей попёрли люди с саблями наголо.

«До… выпендривался», – ожесточённо понял я, ища глазами любое оружие. За такое мог сойти только толстый шест, который использовали при постройке юрт.

Ухватив двумя руками это неудобное оружие, я прислонился спиной к юрте и стал ждать нападения. Похоже, никто из кочевников не знал пока про мои «подвиги», поэтому нападать решили они по одному.

Всего пара сбитых воинов доказали им ошибочность такого решения. Крутя в руках тяжёлый шест, я почувствовал, как начинают колоть раны, предупреждая меня о том, что могут в любой момент открыться. Кочевники, поняв, что так взять меня не удастся, стали раскручивать арканы.

– Разойдитесь! Прекратить, я сказал! – разорвал суету боя громкий повелительный голос. Кочевники нехотя расступились, пропуская отца Шарека.

Я отступил обратно к юрте, оставив нападавших лежать на земле. Мне и самому без раны обойтись не удалось, кто-то из кочевников задел саблей мою ногу.

Кочевник безбоязненно подошёл ближе и протянул руку к моему шесту. «Пожалуй, из сложившейся ситуации – это единственный выход», – обдумал я всё и молча протянул ему шест. Он откинул тяжёлый шест как пёрышко и кивнул мне следовать за ним. Все расступились, когда мы проходили мимо, но добрый взглядом на себе я понятно не заметил.

За свою выходку я поплатился. Шарек лично привязал меня к специальным колодкам, стоявшим посередине селенья, и отвесил мне двадцать плетей. Бил он очень хорошо, рассекая мне кожу на спине и заставляя орать благим матом. Когда экзекуция закончилась, я с трудом поднял голову, перед глазами всё расплывалось, а кровавые «мухи» летали перед глазами. Посмотрев в сторону, я увидел, что все разошлись, кроме пяти женщин. Как я узнал позже, это были жёны тех кочевников, которых я убил, когда меня пытались поймать.

Дальше пытку продолжили они: сначала на разорванную ударами спину, мне насыпали соли, затем облили меня сладким сиропом из перебродивших фруктов. Зачем, я узнал очень скоро, когда они отошли, напоследок кинув в меня конским навозом, на меня накинулись мухи и слепни.

Чувствовать, как по тебе ползают и кусают сотни насекомых, при этом самому нельзя пошевелить и пальцем, было ужасно. Даже соль, разъедавшая раны причиняла не такие мухи, как проклятые насекомые, не помню, сколько я простоял, прежде чем потерять сознание. Дальнейшее, я тоже вспоминаю теперь с трудом, все дни, что я висел на колодках, были у меня чередой прихода в себя и отключением. Женщины приходили два раза в день, чтобы обновить мне соль на ранах и сироп на теле и голове.

Те минуты, когда меня отвязали и бросили возле юрты Шарека, а также то, как за мной ухаживал Юс, я тоже не помнил. Только потом, когда я окончательно пришёл в себя, я узнал, что он для меня сделал, и про тот переполох, который я сотворил.

– Тебе повезло, что отец хозяина решил выставить тебя бойцов на Играх, – тихо говорил мне он, промывая раны. – Если бы не это, то тебя скормили бы собакам или отдали на растерзание женщинам, тем, которые лишились из-за тебя кормильцев, и вынуждены теперь жить из милости у родственников погибших мужей.

Я лежал, блаженствуя в его руках, мокрая и холодная тряпка казалась пёрышком после сотен тысяч лапок топтавших меня насекомых, казавшихся мне тогда, на колодках, тварями величиной с собаку. Вода приносила прохладу и успокоение, и я старался даже не думать о том миллиарде-другом микробов, которые заносились мне в рану.

Ходить – да и то с палкой – я смог только на третий день. Но всё же мои занятия с Роном и молодой организм давали о себе знать, раны затягивались со стремительной быстротой. Ещё через неделю ко мне явился Шарек.

– С сегодняшнего дня буду готовить тебя к играм, раб, – заявил он, пинком отбрасывая Юса в сторону. – Но если ты ещё раз выкинешь нечто подобное – ничто тебя не спасёт, ты понял меня?

Я не смотрел в его сторону, поэтому, когда пинок пришёлся мне по раненой ноге, я скривился и сказал, посмотрев ему в глаза:

– Да, хозяин.

Удовлетворённый, кочевник вышел наружу.

До Игр оставался месяц, поэтому Шарек взялся за меня не на шутку, то, как со мной занимался Рон, по сравнению с методами кочевников показалось мне просто любовной прелюдией. Больше всего их тренировки напоминали мне издевательства над учениками из старых китайских фильмов, где ученикам не давали есть, пока они не переделают горы работы, использовали для занятий приспособления, несущие прямую угрозу для жизни, и прочее. Самым запоминающимся из них было приспособление для накачивания мышц пресса и спины: мои ноги в коленном сгибе привязывали к перекладине и нужно было раскачиваться взад и вперёд над горящими углями, поскольку как только моё движение останавливалось или замедлялась от усталости, сразу начинали шипеть сгораемые волосы и потрескивать от жара кожа. Да и все остальные тренировочные приспособы у меня были такими же. Как позже мне объяснил Шарек, эти устройства использовались только для тренировок рабов, для тренировок воинов существовали более щадящие методы.

Когда дошло время до поединков, мне вернули моё копьё, которое, как оказалось, кочевники прихватили с собой. Переучивать меня на саблю не стали, просто решив ещё более отточить моё искусство владение собственным оружием. Бои велись как один на один, так и по нескольку человек сразу. Поскольку никаких наказаний за то, что во время боя я избиваю воинов, не было, то я отрывался вовсю. Популярности мне это не добавило, но удовольствие я получил.

Время пролетело незаметно, все мои дни были жёстко расписаны и времени даже на мысли о побеге не оставалось, тем более, что я понял бесперспективность такой затеи внутри стана кочевников. Дети и собаки оказались лучшими охранниками, чем я предполагал.

В день, когда большая часть мужского населения отправлялась на игры, отмечался всем селением, как большой праздник. Трудно было представить, что у кочевников есть праздничная одежда, но это оказалось реальностью. Женщины нарядились в наряды, украшенные золотыми и серебряными изделиями, появились меха, которых до этого дня ни на ком не было видно. Мужчин провожали с песнями и музыкой, звучали диковинные для меня инструменты, похожие на тонкие и длинные балалайки, по которым водили смычком, а также какие-то тонкие штуковины, на которых играли, как на губной гармошке.

Меня, в отличие от остальных рабов, усадили на кибитку, чтобы я не устал во время пути, для надёжности не только привязав к ней ошейником, но и поставив надо мной двух стражей. Один из них сторожил меня ночью, другой днём. Впрочем, мысли о побеге у меня напрочь отбивала стая собак, которая следовала вместе с нашим отрядом. На что способен десяток этих зверюг, я наглядно убедился, когда затравили собаками одного из рабов, разбившего любимую чашу хозяина. Возможности без шума отделаться от них всех у меня не было, а тратить впустую, возможно, единственный шанс для побега я не мог. Я бы просто не пережил последовавшего после этого наказания, поэтому намеревался попытаться бежать только тогда, когда шансы были бы более значительны.

Ко мне – единственному из рабов – относились нормально. Пока я жил в селении, практически не встречался с другими рабами, кроме Юса, поэтому видеть, как измываются над беззащитными людьми, мне было тяжело. В поход взяли не только мужчин-рабов, но и женщин, которым доставалось больше всего, так как среди местных они считались даже ниже по положению, чем животные. На моих глазах за какую-то провинность одну девушку избили кнутом до полусмерти и оставили умирать в степи. Я ничего не мог поделать, кроме как сжимать кулаки и запоминать всё на будущее. Счёт к кочевникам у меня рос просто по секундам, а то количество вариантов, с помощью которых я собирался с ними рассчитаться, не поддавалось подсчёту.

Место Игр я заметил сразу: огромное множество юрт, раскинувшихся, докуда доставал взгляд, заметить было не трудно. Кочевники оживились, и принялись тыкать пальцами на вымпелы на верхушках юрт, перечисляя, какие племёна уже прибыли.

Мы вкатились в этот огромный лагерь, но наше появление никакого ажиотажа не вызвало. Я уже давно понял, что племя, захватившее меня в плен, не пользовалось особым уважением и влиянием в иерархии кочевых племён. Наш отряд встретил один кочевник важного вида, который, особо не рассусоливая, указал место для разбивки лагеря. Отец Шарека попытался было спорить, но тот пренебрежительно сказал, что мы вообще можем остановиться, где хотим, степь большая, но на месте Игр все места уже расписаны.

Ругаясь, но так, чтобы этого не услышал распорядитель, мои кочевники поехали на указанное место, расположившееся, как оказалось, рядом с выгребной ямой, используемой всем лагерем. Шарек, едва увидев её, побагровел и посмотрел на отца, тот тоже не был в восторге, поэтому всех рабов послали её засыпать. Когда мы закончили работу, нам приказали выкопать яму в другом месте, подальше от нас.

«Похоже, так поступают все следующие племена, которые специально размещают рядом с ямой, – догадался я. – А что, яма постоянно новая и усилий для этого организаторам никаких предпринимать не нужно».

Злые и раздражённые кочевники срывали свою злость на рабов, то тут, то там слышались щелчки кнутов и крики боли. Пару раз досталось и мне: униженный пренебрежением к племени, Шарек разошёлся не на шутку. В конце концов, он, не дожидаясь установки шатра, ушёл по знакомым.

Хоть меня и не заставляли ставить шатёр, я решил помочь рабам, тем более что особо заняться мне было нечем, а болтаться без дела на виду злых степняков было ещё опаснее. Мужчины сначала недоумённо оглядывались на меня, а женщины боязливо отходили, когда я таскал им с кибиток кожу и шесты, для юрт, ведь они видели, кто я и для чего меня натаскивали этот месяц, да и до сего дня у меня не было даже времени встретиться с другими рабами.

– Эй, раб, иди сюда, – раздался сзади грозный голос Шарека. Все, кроме меня, испуганно повернулись на его зов. По тому, как они начали отходить в стороны, я понял, что зовут меня. Повернувшись, я неспешно пошёл к степняку.

– Да, хозяин.

– Пошли. Как участник боёв, ты будешь жить в другом месте, – Шарек сплюнул на землю. – Похоже, в этот раз у нас нет ни единого шанса на победу.

Он повёл меня вдоль рядов юрт и высоких шатров, некоторые из которых были по-настоящему огромны и расписаны золотыми нитками. «Видимо, это жилища местных авторитетов», – с усмешкой подумал я, рассматривая их.

Вскоре я понял, что мы идём к помостам, которые выполняли роль трибун. В просветы между ними я заметил странные деревянные конструкции, установленные посередине арены. Мы направились прямо к ним, и я с содроганием понял, что это большие деревянные клетки, в которых находятся как люди, так и неизвестные мне звери и существа.

Когда мы подошли поближе к клеткам, на меня уставились все их обитатели, от взглядов которых у меня по спине пробежали мурашки. В нескольких клетках сидели люди крепкого телосложения, в одной – маленький, сухонький старичок, который, закрыв глаза, сидел в позе лотоса и медитировал, в соседней – огромный мужчина неизвестной мне расы, цветом кожи немного светлее Рона. Я обводил взглядом клетки, понимая, что здесь находятся те, кому предстоит сражаться. Увидев в конце круга множество пустых клеток, я сообразил, что буду сидеть в одной из них.

К нам подошёл кочевник, в отличной одежде, с одетой поверх неё тонкого плетения кольчугой. «Для кочевника такая кольчуга – настоящая роскошь», – пришла мне в голову мысль.

– Добро пожаловать, Шарек-хан, – приветливо улыбнулся он.

– И тебе добра в дом, Усла-хан, – против воли улыбнулся злой Шарек. – Лесть, конечно, приятна, но сам знаешь, до хана мне пока далеко.

– Всё в руках Всевышнего, – пожал плечами кочевник, и посмотрев на меня спросил: – Эта пародия на человека – ваш боец? Племя Юрсула настолько обнищало, Шарек?

Шарек оскалился и ответил.

– А ты дай ему копьё и попробуй его хотя бы задеть.

Кочевник заинтересовался.

– Настолько хорошо?

– Давай поспорим на пять золотых, что ты его даже не поцарапаешь?

При словах о такой сумме, кочевник развеселился.

– Ты же знаешь меня, Шарек, и ставишь такую большую сумму? Готовь деньги друг.

Кочевник повернулся и прокричал вглубь арены, чтобы принесли боевое копьё.

Пока его несли, он снял с себя кольчугу и разделся до пояса, затем вытащил саблю и сделал несколько разогревающих мышцы упражнений. По его хвату и той скорости, что он орудовал саблей, я подумал, что, может быть, Шарек погорячился ставить на меня такую сумму. Вздохнув, я тоже начал разминаться. Моего согласия на участие в поединке никто не спрашивал, а что будет со мной, если Шарек проиграет деньги, я уже догадывался.

Когда раб подтащил мне копьё, я взял его в руку и легонько крутанул, проверяя баланс и вес. Копьё было хорошее, хоть и не моё цельнометаллическое, но очень приличное, с отличным балансом. Несколько раз, прокрутив его и сделав пару выпадов, я приготовился, краем глаза заметив, что за нами внимательно наблюдают из клеток, даже медитировавший до этого старичок открыл глаза и смотрел на меня.

– Ранить можно? – спросил я Шарека, лучше быть точно уверенным, что мне всё сойдёт с рук.

– Если сможешь, – ответил за него Усла, лёгким, бесшумным шагом он скользнул ко мне.

Внешне медленно и лениво он сделал пару выпадов, проверяя мою реакцию, я вообще не сдвинулся с места, присматриваясь к его действиям. За этот месяц я научился противостоять лёгким, но таким смертоносным саблям кочевников, тренируясь со многими бойцами, я понял основные приёмы и методы боя на них. Главное правило Рона оставалось неизменным и для этого вида оружия: «постоянно двигайся и не давай копью оставаться на месте, тогда все твои выпады будут нести реальную угрозу, а не так, как сейчас, только один из пяти. Тогда тебе будет безразлично, кто находится перед тобой».

Видя, что его поддёвки не заставляют меня двигаться, кочевник двинулся вперёд, и напал уже серьёзно. Сделав шаг назад, я легонько отклонил кончик его сабли остриём, и сделав быстрое движение вправо, закрутил копьём спираль вокруг сабли. Рука кочевника, попав в этот довольно сложный капкан, осталась на несколько секунд неподвижной, чем я сразу и воспользовался. Мгновенно переведя копьё из горизонтального в вертикальное положение, я подбил пяткой копья его ногу под коленной чашечкой, и когда он потерял равновесие, толкнул его древком в грудь. Кочевник понял, что произошло, только лёжа на земле и чувствуя возле своего горла холодный металл.

Подержав секунду копьё, я отступил на шаг и со всей силы метнул его в нижнюю балку расположенного рядом деревянного помоста.

– Ну как, Усла? – Шарек явно повеселел, – обнищал наш клан?

Усла оскалился, но, поднявшись, потёр саднящую ногу и грудь.

– Хорош, нечего сказать, хотя на вид заморыш заморышем. Где нашёл такого?

– Случайно в плен взял, – самодовольно ухмыльнулся тот, не став разглашать, что «при случайном пленении» был убит его брат и ещё четверо соплеменников.

– Помещу его рядом с орком, – кивнув головой, решил Усла, – пусть посмотрит, на что способен боец нашего клана.

Меня повели к клетке, стоявшей между стариком и большим, страшным с вида чудищем с горящими жёлтым глазами. Выгнав из клетки мужчину, он запер меня в клетке, а его повёл в конец ряда.

Я критически осмотрел своё новое жилище. Прежний постоялец не отличался чистоплотность, поэтому для начала я решил убраться и выкинуть из неё всю накопившуюся дрянь. Через час клетка была приведена в относительный порядок, я уселся на кожаную подстилку, оставшуюся после прошлого владельца, и столкнулся взглядом с чудищем из соседней клетки.

Заинтересовавшись, я принялся его разглядывать: высокий настолько, что большая клетка была ему мала, с огромными узловатыми руками и ногами, на которых бугрились мышцы таких размеров, что у меня по спине прошёл холодок при одной только мысли о том, что с ним придется сражаться. Моё любопытство начало его злить, он, оскалившись и продемонстрировав мне большие нижние клыки, что-то прорычал. Я остолбенело замер, я понял, что он мне сказал.

– Что вылупилась, лягушка? – вот как он ко мне обратился. Я так же неподвижно сидел, вылупившись на него, впервые знание стольких языков удивили меня самого.

– Думаешь, твоя палка меня остановит? – снова гортанно проревел орк.

От такой наглости во мне снова проснулся дух противоречия, и я, недолго думая, брякнул, так напрягая для трудного горлового выговора слов свои голосовые связки, что заболела гортань.

– Заткнулся бы, сын червяка и собаки!

Настала очередь замереть орку. Он несколько раз пораженно моргнул и даже убрал клыки.

– Ты знаешь язык Первородителей?

– Нет, не знаю, – рыкнул я в ответ.

Орк замолчал, видимо, переваривая информацию.

– Слышь, старик, он может говорить на Первородном, – прорычал орк, игнорируя меня.

Настала моя очередь удивляться, когда маленький старик из соседней клетки спокойно произнёс на том же языке.

– Ты, Ур'такал, не знаешь даже половины того, на что он способен.

Я опять застыл с открытым ртом в позе истукана на своём месте. Общающиеся между собой на неизвестном языке старик и орк явно были давно знакомы.

– Так, стоп, – я остановил орка движением руки. – Если я правильно понял, мы сейчас гладиаторы, которые сражаются между собой. Как вы можете нормально разговаривать, если завтра будете убивать друг друга?

– Наивный лягушонок, – забулькал орк. Видимо это бульканье обозначало у него смех.

– Юноша, – усмехнулся старик, и показал на стоящие рядом с нами десяток клеток, – вот они – мясо, а мы с Ур'такалом знакомы уже шесть лет и договорились в совместных битвах проигрывать друг другу по очереди, не нанося существенных ран. Наши «хозяева» делают ставки на то, кто из нас победит, только не догадываются о нашей договорённости.

– А вы не боитесь, что я вас сдам? – усмехнулся я, ошеломлённо выслушивая старика. Новости были, мягко говоря, охренительные.

Тут уже забулькали они оба.

– Лягушонок, ты забываешь, что тебе никто не поверит, а драться с нами на арене тебе всё равно придется, если, конечно, доживёшь до этого, – между бульканьем прорыкал орк.

– А почему только вы между собой общаетесь? – спросил я. – Все остальные почему не договорятся между собой не убивать?

– Вот такая ирония, – сказал старик, – от всех остальных можешь не ждать такого, они дерутся за еду и самок, а животные здесь просто на убой.

– По тому, что я слышал, вы здесь вроде чемпионов, – продолжил я. – Почему тогда вы не убежите отсюда?

– А куда? – рявкнул орк. – Я, например, изгнанник племени, а вот старикашка убил какого-то гуру, и теперь тоже вне закона. Или ты думаешь, нас с ним где-то встретят с распростёртыми объятиями? А тут хорошо, кормят в срок и не лезут всё время.

В моей голове по нужному руслу сразу же заструились мысли, и я решил осторожно проверить своё предположение.

– Вы хотите сказать, что в любой момент можете убежать, но не делаете этого потому, что вам некуда идти?

– Догадливый лягушонок, – орк смачно рыгнул. – Лучше ответь, откуда Первородный язык знаешь?

– Тут всё просто, я не знаю, – честно ответил я. Орк попытался прорычать, но его остановила лёгонькая ладошка старика.

– Не шуми Ур'такал, парень честно ответил.

Я прикусил язык, старикашка, скорее всего был тем загадочным шаманом, на которого ставила половина кочевников, хотя, глядя на него, трудно было поверить в то, что он может отбиться от меня, не говоря уже об орке. Но если он читает мои мысли, нужно быть с ним осторожнее.

– И мысли ничьи я не читаю, – старикашка противно захихикал, а я застонал от отчаянья. Угораздило же меня угодить в клетку между чудищем и телепатом!

– Слушайте, а если я предложу вам хорошее место с нормальным питанием, и драться ни с кем не надо? – осторожно поинтересовался я у них.

– Какой быстрый, – криво усмехнулся старик. – Чего ради нам менять тёплое местечко на нечто неизвестное?. Конечно, твоё желание сбежать нам понятно, но неинтересно.

– Но… – я попытался было продолжить, однако орк повернулся ко мне спиной, а старик снова уселся в позе лотоса и закрыл глаза.

«Мда, – грустно подумал я, – всё несколько сложнее, чем мне казалось». Как уговаривать пленников, которых всё устраивает, я даже не знал. Нужно сообразить, как можно их уговорить.

Обдумывая варианты привлечения этих двух странных существ на свою сторону, я скосил глаз на старикашку и замер от увиденного: тело старика, опровергая все законы гравитации, в той позе, в которой он сидел до того, легко парило в метре от пола клетки. Я протёр глаза, но зрение меня не обмануло, всё то, что нам так долго вдалбливали на уроках физики, рушилось у меня прямо на глазах.

Я окликнул орка, всё так же сидевшего ко мне спиной.

– Эй, Ур'такал, чего это со стариком?

Орк, не оборачиваясь, лениво проговорил.

– Он же шаман, чему ты удивляешься? Плавает сейчас где-то там, – орк показал огромной ручищей в небо, – не мешай мне, я сплю.

Я замолчал и стал рассматривать остальные клетки и находящихся в них людей и животных. Животные, в основном, лежали спокойно, кроме нескольких, видимо, особо агрессивных, которые ещё пытались грызть толстое и неподатливое дерево клеток. Люди кто лежал, кто ругался между собой, или угрожал расправой особо надоедливым ссорившимся. Я решил, что, пожалуй, буду держаться этих двоих, уже знакомых, не общаясь со всеми остальными, поскольку орк явно дал понять, что большая часть, сидящих в остальных клетках рабов дерутся не по принуждению. Я сидел, думал и изредка косился на тело старика, которое по-прежнему висело в воздухе.

«Похоже, ему просто наплевать на то, что люди открыли законы гравитации, – из головы ни как не выходил тот факт, что у меня на глазах рушились все мои представления о физических законах. Я усмехнулся. – Может, он просто не знает о них, поэтому ему всё равно?»

Всю неделю до начала игр мы просидели в клетках. Уже на следующий день я понял, зачем нас в них посадили. Усла оказался распорядителем тотализатора, и мы были нужны, как живые витрины, на которые, прежде чем ставить деньги, приходили посмотреть вожди племён. Кормили нас просто отлично, три раза в день, а ночью по одному выпускали прогуляться и размять мышцы. Все мои попытки уговорить двух упрямцев сбежать ни к чему не приводили, они упёрлись в своё нежелание покидать тёплое местечко и чихать хотели на все мои предложения.

Вскоре наши клетки принялись растаскивать в разные углы арены, освобождая центральную её часть, а затем и трибуны разделили пополам, выставив их полукругом, так что получилось две арены. На одной из них, рабы вырыли большой котлован и укрепили его стены брёвнами, туда отвезли клетки с животными, а нас оставили на первой арене. Стало ясно, что бои с животными будут происходить на второй.

Начало Игр ознаменовало выступление вождей трёх самых влиятельных племён, а также принесение им даров от других, не столь авторитетных. Как я понял со слов шамана, они и являлись организаторами Игр, а остальные племена, таким образом, благодарили их за приглашение поучаствовать в них.

– Загиял, сначала будут драки со зверями или людьми? – спросил я шамана.

– Сначала состязания самих кочевников, потом пир и вручение призов победителям, затем звери со зверями или люди со зверями, затем пытки, ну и, напоследок, когда уже толпа по-настоящему заведется, мы, – невозмутимо ответил бушмен.

Всё что мне удалось из него вытащить, так только то, что он родом из страны Буш, которая находится, кстати, рядом с Нубией, и вынужден был уйти оттуда из-за того, что в поединке то ли убил, то ли отправил дух верховного шамана своего племени, как он сказал, «скитаться к душам мёртвых». На мои вопросы, как он левитирует, шаман только загадочно улыбался и говорил, что у меня этого никогда не получится, совершенно не объясняя своё заявление.

За некоторыми состязаниями я наблюдал из своей клетки. Они проходили на первой арене, на которой позже нам предстояло сражаться. Сначала были метатели арканов, которые сначала на конях, а потом пешим ходом, демонстрировали умение накидывать аркан как на неподвижные тонкие столбики, так и на бегущих рабов. Затем настала очередь лучников, за ними – состязания в бою на саблях. Зрелища вскоре настолько мне наскучили, что я последовал примеру орка и завалился спать.

Состязания длились весь день, а вечером была грандиозная попойка. Утром следующего дня рабы начали готовить обе арены. Когда туда принялись таскать различные колюще-режущие предметы, я насторожился.

– Ну что, лягушонок, готов умереть? – прорычал Ур'такал, почёсывая свой живот, который, казалось, был вырублен из камня.

– Знаешь, такого желания у меня нет, – рыкнул я в ответ. Первородный язык с практикой давался мне всё легче и легче. – Я бы даже сказал, что совсем нет такого желания.

– Не переживай малыш, – отозвался старик со своего места, – тебя никто об этом не спросит, для особо строптивых рабов есть увлекательная возможность побывать Почётным гостем, вон видишь уже и стол вкапывают для счастливцев.

Я посмотрел туда, куда он указывал и действительно увидел, как рабы вкапывают в землю пять столбов. Я сглотнул, зрелище пыток меня никак не прельщало.

– Они что, прямо тут будут их пытать? – удивился я.

– А где ещё? – сказл орк, булькая своим вариантом смеха, – в степи, что ли?

– И долго они будут развлекаться? – поинтересовался я.

– Весь день. Воинов и зверей меньше чем в прошлый раз, поэтому птички будут петь весь день и мешать мне спать, – безразлично протянул орк.

Поняв, что весь день буду слышать чужие крики, я покрылся испариной. Когда трезвеющие кочевники выползать из своих юрт и наполнять трибуны, появились рабы, которые тащили упирающихся и извивающихся людей, двумя из которых были девушки.

– Сейчас придёт распорядитель, и первые птички запоют, – зевнул орк, глядя, как пленных привязывают к столбам. – На их крики выползут остальные степняки.

– Как думаешь, меня могут переселить на время к другой арене? – поинтересовался я, с трудом представляя, как можно выдержать, когда прямо на моих глазах будут пытать людей.

– Лучше тебе этого не делать, – заметил шаман. – Ещё подумают, что ты трус, и мы лишимся удовольствия помериться с тобой силой.

– Толку с вами меряться, – угрюмо заметил я. – Не знаю, как насчёт тебя, Загиял, но выходить против орка явное самоубийство.

Ур'такал довольно выпятил грудь, но тут же кинул взгляд на шамана и сдулся.

– Загивая ты точно не одолеешь, – признал он, – не стоит даже и пытаться.

– Сами сказали, меня спрашивать об этом не будут, – язвил я уже просто автоматически, так как всё моё внимание было привлечено к худому кочевнику, который установил стол рядом с жертвами и что-то на нём раскладывал.

– Опять кожу будут сдирать, – поморщился шаман. – Ну никакой фантазии у бедных кочевников.

Я сглотнул, тошнота подступила к горлу. Через недолгое время, когда палач приступил к работе, которую я смог выдержать всего пару минут, я улёгся на пол и заткнул себе уши, выдержать такое было невозможно.

Он начал с девушки. Как я ни затыкал уши, крики всё равно пробивались сквозь ладони, слёзы подступили к глазам, а мне сделалось ещё хуже, чем когда меня самого пытали в колодках. Чужие пытки оказались для меня ужасным испытанием, а день только начался.

Я вылез головой из-под шкуры, и размотал тряпки, которыми замотал уши, чтобы не слышать криков. Взгляд мой невольно упал на стоящие недалеко столбы, нервная дрожь сотрясла меня всего и я отвернулся. Именно в тот момент, когда я смотрел на место пыток, рабы стаскивали со столбов куски мяса, потому что назвать людьми, то что там висело я не осмеливался. Кляпы мои сильно помогли мне, хотя иногда среди шума в голове я ощущал пробивающиеся снаружи звуки, в эти моменты я ещё сильнее затыкал уши руками и забивался в свой угол. Даже собственные пытки не были для меня столь мучительные, оказалось, что смотреть как мучают других, для меня намного тяжелее.

– Странный он какой-то, – услышал я сбоку задумчивый голос шамана, – слышишь Ур'такал?

– Спина самого едва зажила от милых развлечений наших кочевников, – продолжил шаман, услышав утверждающий рык орка, – а смотреть на чужие пытки, которые самому ничем не угрожают, он не может.

– Если бы не видел, как он сражается, – ответил ему орк, косясь на меня одним глазом, – даже разговаривать с ним бы не стал.

– О?! А это кто интересно? – внезапно оживился старик, кивая направо, – гости на празднике у кочевников, редкое зрелище.

Я повернулся туда, куда показывал шаман и едва не открыл рот от удивления, в компании одного из устроителей торжеств, к нашим клеткам подходил разодетый в дворянские одежды Костел, в сопровождении Рона, Дарина и гномов из правления колхоза. Хозяин орка угодливо улыбаясь, показывал рукой на клетки и что-то рассказывал. Когда они подошли ближе я расслышал ответ Костела.

– Хочу заключить с вами пари уважаемый Радир, – произнёс он настолько надменным и уверенным тоном, что я от удивления едва не стукнулся лбом об прутья клетки.

– Какое же, господин барон? – заинтересовался кочевник, льстиво склонив голову.

– Даю тысячу на то, что третьим будет вон тот заморыш, – Костел так небрежно махнул рукой в сторону моей клетки, как-будто отмахнулся от мухи, – и две на то, что победит вон тот старик.

Кочевник перестал улыбаться и сначала недоумённо посмотрел в нашу сторону, а потом на управляющего.

– Если бы я не уважал гостя, я бы ничего не сказал, – осторожно подбирая слова начал он, – но хотел бы заметить, что даже мы не знаем кто из них сильнее, орк или шаман. А уж тем более я бы вам не советовал ставить такие деньги на слабого раба, которого притащило не самое наше лучшее племя, и то только чтобы не пропустить очередные Игры.

Костел надменно усмехнулся и ответил.

– Ценю ваше внимание, господин Радир, но я всё сказал.

– Всё же три тысячи серебра – это очень большие деньги, – улыбчивость кочевника как ветром сдуло. Он выпрямился, расправил плечи и снова стал властным и опытным вождём племени, каким я его увидел в первый день Игр.

– Золота, – голос управляющего был тих и спокоен, но после его слов, шаман справа меня закашлялся, а орк недоуменно хмыкнул.

– Золота? Три тысячи золотых? – ошарашено произнёс кочевник, его взгляд перебегал то на лицо Костела, то на наши клетки.

– Именно, господин Радир, – управляющий пожал плечами, – или вы думали мои грамоты, подписанные самим королём, просто гора мусора?

– Нет конечно господин барон, – торопливо заверил его вождь, видимо приняв решение, – к сожалению у меня нет в наличии такой суммы, вы не против, если мы обсудим условия пари совместно с другими вождями?

– Как вам будет угодно, – за всё время разговора управляющий даже мельком на меня не взглянул, хотя гномы, и Рон нет нет, да и кидали на меня быстрые взгляды. Я был просто поражён его актёрским искусством. «Нужно будет поинтересоваться, где он набрался таких манер, – с завистью подумал я, наблюдая за ним со стороны, – ведь к своему стыду, на приёме у короля я выглядел полной деревенщиной, по сравнению с остальными придворными».

– Думаю пора лягушонку поделиться с нами, кто это и зачем они сюда прибыли, – неожиданно заметил орк, – и ещё мне интересно, откуда у них такое количество золота, и как они ездят по степи с таким его количеством.

Я сначала хотел отнекиваться, от знакомства с друзьями, но всё испортил шаман.

– Что-то мне подсказывает, что барон был не настоящим, – ехидно сказал он, – а настоящий барон протирает свою блестящую дворянскую задницу сидя между нами Ур'такал.

– Ого!!! – орк даже подскочил от его слов и внимательно посмотрел на меня, – а что же тогда его люди просто так его не выкупили, а устроили представление?

– Выскажи незнакомые люди они заинтересованность в конкретном рабе, – старикашка противно захихикал, тыкая в меня пальцем, – цена взлетела бы до небес и не факт, что им дали бы уехать отсюда с таким количеством золота и рабом.

– Я и сейчас не понимаю, чего ради кочевникам выпускать их отсюда с золотом, – пожал плечами орк, снова присаживаясь на карачки, – дубиной по голове и никто не узнает о судьбе приезжих.

– Слышал же, толковали о каких-то бумагах балбес, – хмыкнул шаман, – видимо у нашей дворянской заднице есть подвязки в высшем свете какого-то королевства?

Я наконец не выдержал и вмешался в разговор, который они вели, как-будто меня не было рядом.

– Ничего, что я к вам спиной сижу? – язвительно поинтересовался я у них.

– Чего это мы стали бы возражать? – удивился орк. Пришлось мне рассказать им анекдот из своей старой жизни, учитывая его под местные реалии. Таксист превратился в конюха, женщины в благородных дам, но видимо анекдот не потерял и здесь своей актуальности, поскольку оба сразу въехали в его смысл.

– Ты с темы не уходи лягушонок, – посмеиваясь ответил орк, – расскажешь нам о посетителях? Они вообще-то деньги немалые поставили и на тебя и на нас.

– Не вижу смысла, – отрезал я, – если только вы не поможете нам, и Загиял не победит в битвах.

– Не понятно, что мы с этого будем иметь? – шаман впервые посмотрел прямо на меня и я почувствовал, как внезапно у меня каменеют все мышцы, и я не могу пошевелить ни пальцем. Под взглядом его стального цвета глаз, я почувствовал себя полностью беззащитным, и понял, что в таком состоянии он может просто подойти и сделать со мной всё что захочет, если такое же произойдёт на арене.

– Ты допустим получишь свободу, кочевники лишаться денег и будут злы, а мы то что с этого поимеем? – переспросил шаман, не отпуская меня из-под своей власти.

– Снова предлагаю вам нормальное место работы с достойной оплатой, а также проживанием и едой, – прохрипел я, чувствуя как сжимаются на моём горле невидимые пальцы. Шаман видимо решил показать мне своё искусство.

– Вы же отказались в прошлый раз, – прохрипел я через минуту, чувствуя что теряю сознание от нехватки кислорода.

– В нынешнем свете, всё выглядит несколько иначе, – задумчиво ответил вместо шамана орк. – Эй, Загиял, он сейчас грохнется же!

Я почувствовал, как воздух снова врывается ко мне в лёгкие и я закашлялся, растирая горло руками. «Проклятый шаман, – мелькнула в голове мысль, – и как с ним на арене-то бороться, если нельзя даже пошевелиться?».

– Ему ещё нужно стать третьим, Ур'такал, – задумчиво ответил шаман, отворачиваясь и смотря на другую арену, откуда практически беспрерывно доносились крики и рёв животных, которых готовили к сражениям.

Кровь сочилась с раны на голове, закрывая мне обзор левым глазом, но времени утереться, у меня не было, орк осторожно подкрадывался с той стороны, с которой я не видел. Он осторожничал, две колотые раны заставили его воспринимать меня всерьёз и он уже не стремился закончить бой одним ударов, как поступал до этого с другими противниками.

Стараясь повернуться к нему тем глазом, который не был залит кровью, я слегка опёрся на пятку копья, чтобы дать раненой ноге отдых. Прошедшие за день бои оставили на мне множество следов, самыми серьёзными из которых были открывшиеся едва зажившие раны с прошлой битвы, а также рассеченная саблей пирата нога, третьего моего за сегодня соперника.

С начала боёв я хоть и нервничал перед каждым боем, но небольшое дрожание рук и ног сразу прекращалось, как только начинался бой. Из всех бойцов до орка самым серьёзным оказался тот злополучный пират. Он так быстро вращал свою саблю, и её движения порой для меня сливались в одно, от поражения в том бою меня спасла только чрезмерная его самоуверенность в собственных силах, и моя небольшая хитрость. Подыгрывая ему, я всё время делал вид, что боюсь его верхних атак, отступая перед ними и блокируя все остальные.

Когда он сделал ставку на последний завершающий верхний удар, после череды хитрых связок, я был готов к этому и пират видимо очень удивился, когда вместо обычного ухода назад, я упал на землю и проткнул его грудь снизу вверх.

Самое странное, что со мной происходило сегодня, так это реакция организма после боя, когда восторженные зрители орали с трибун моё имя, прежде чем на поле выходила следующая пара. Неожиданно для самого себя, я понял, что мне нравиться всё происходящее, а то, что на кон поставлена моя жизнь, придавало моим ощущениям ещё большую остроту. Ещё раньше на хоккейных баталиях я замечал за собой подобные вещи, но не придавал им значения, только тут, испытывая страх умереть, я понял, что оказывается мне, нравится тут.

«Часть денег Костел уже выиграл, – подумал я, – я уже стал третьим, правда с такими ранами Ур'такала мне точно не победить. Значит, остаётся надеяться, что орк с шаманом решат принять моё предложение».

Отвлёкшись на доли секунды, я сразу же поплатился за это. Орк быстро исчез из видимого мной поля зрения, и я потерял несколько секунд пытаясь найти его. Расплата за невнимание наступила сразу, я успел увидеть только тень, и удар палицей отправил сначала меня в полёт, а затем и в небытие. Последнее что я успел понять, это дикую боль в левой стороне груди.

– Мы договорились! – резкий голос вывел меня из забытья, раздавшись гигантским колоколом в моей голове. Я попытался открыть глаза, было такое чувство, что на веки мне повесили гири. Едва я попробовал повернуть голову в сторону голосов, как понял, что напрасно это сделал, звучавший ранее в висках один гигантский колокол рассыпался на множество мелких, ударивших так, что у меня перед глазами замелькали мошки, а рвота так быстро подступила ко рту, что я даже не успел повернуться набок. Чертыхаясь, я повернулся набок, чтобы скинуть всё.

– Я начинаю думать, что поездка сюда была зря, – раздался голос недалеко от меня, я узнал интонации управляющего, – также уверен, что доложу его величеству и об этом происшествии.

– Господин барон, не могли же мы знать, что этот юноша ваш слуга, – раздался раздраженный незнакомый мне голос, – и тем более нечестно было с вашей стороны спорить на его третье место, зная какой он отличный боец.

– Вы меня назвали бесчестным? – холоду голоса Костела мог бы позавидовать любой дворянин высокого полёта.

– Нет, конечно, – голос перешёл к льстивым нотам, – просто вождь племени не хочет отдавать его назад, а поскольку это его законная добыча, то тут мы бессильны.

– А та тысяча золотых, что я проиграл, ничего вам не говорит? – поинтересовался Костел, – или вы думаете, что зная своего слугу, я не мог бы сделать наоборот, поставив на него две тысячи, а на ваших бойцов тысячу?

– Этот поступок доказывает вашу дальновидность, господин барон, – голос стал ещё услужливее, – я понимаю, что вы могли неплохо заработать на нас.

– Господин Радир, может хватит ходить вокруг да около? – услышал я раздраженные нотки в голосе Костела, – или вы отдаёте мне моего слугу, который находиться едва ли не при смерти, или я отменяю сделку.

– Я поговорю с остальными вождями, – после секундного размышления ответил его собеседник, – ждите здесь.

Лёжа с закрытыми глазами, я услышал, как шелохнулись шкуры, закрывающие вход в юрту, а также приближающие ко мне шаги. Я открыл глаза и увидел подошедшего Костела, я хотел открыть рот, но он приложил палец к губам. Я понятливо кивнул и снова закрыл глаза, так лежать было значительно легче, всё тело я ощущал как один большой сплошной синяк, а уж о том, сколько у меня было переломано костей, я старался не думать.

По качнувшимся шкурам, я понял, что Костел вышел из юрты. Не пролежав и несколько минут, меня начало лихорадить, и я снова забылся. В твёрдое сознание я больше не приходил, только чувствуя, как меня сначала подняли, потом положили на что-то твёрдое, а потом я долго трясся, лёжа на спине. Несколько раз в день, кто-то приподнимал мне голову, и насильно вливал в горло горячий мясной бульон.