Похоже, она пришла вовремя. Вернувшись домой с работы, Эланна нашла Митча в темно-синем костюме, белой шелковой рубашке с темно-бордовым галстуком. Выглядел он неотразимо, как в прежние времена. Кроме слегка ввалившихся глаз, никаких болезненных следов продолжительного плена. Он стоял прямой и высокий, и каждый дюйм от макушки до пят говорил, что перед вами телевизионная звезда. Кипучая жизнь вернулась в его сияющие голубые глаза, и улыбка, какой он встретил Эланну, была, как всегда, ослепительной.

– Ты появилась кстати, – сказал он, принимая у нее плащ и вешая его в холле. – Я уже собирался послать за тобой ищеек.

– Прости. Меня задержали в последний момент.

– Какие-нибудь затруднения?

– Не такие, чтобы я не сумела с ними справиться. – Она долго и внимательно изучала его. – Не лучше ли тебе пойти в постель?

– Это идея.

Эланна вспыхнула от его интимного тона.

– Я имела в виду...

– Я знаю, что ты имела в виду. К твоему сведению, я прекрасно себя чувствую. – Если не считать легкой головной боли, он и правда чувствовал себя лучше, чем несколько дней назад. Да и невмоготу уже было выступать в роли инвалида.

Эланна взяла бокал в форме тюльпана, который он протянул ей. Порция отваги, подумала она и сделала глоток искрящегося золотистого напитка. Кажется, отвага ей в ближайшие часы пригодится. Шампанское было холодным и одновременно нежным, пузырьки приятно щекотали небо.

– Удивительное вино. – Зная экстравагантные привычки Митча, она догадывалась, сколько он заплатил за такой изысканный сорт.

– Для моей молодой жены – все самое лучшее, – счастливым тоном подтвердил Митч. В глазах его сверкал здоровый добродушный юмор, что всегда покоряло ее. Эланна решила, что сейчас последует поцелуй, но он обнял ее за плечи и повел к лестнице. – Буду счастлив, моя леди, если вы соблаговолите подняться со мной наверх. Я приготовил для вас ванну. – Теперь он говорил с английским акцентом, с которым на Флит-стрит в Лондоне мог бы чувствовать себя как дома.

Вскоре после свадьбы она открыла, что талант Митча к имитации высоко ценился среди коллег. Сколько вечеров она молча просидела в обеденном зале бейрутского отеля «Коммодор», пока Митч развлекал пресс-корпус, проводя шутливые интервью с известными главами государств! Слишком много, считала она сейчас. В течение первых, таких важных, лет брака лучше проводить больше времени вдвоем.

И все же нельзя не отдать ему должное. Достаточно бывало двух-трех слов, и перед глазами моментально возникала сама Железная леди. К изумлению Эланны, вместо того чтобы рассердиться, Маргарет Тэтчер написала Митчу очаровательное письмо, приглашая его отобедать с ней, когда он будет в следующий раз в Лондоне.

– Знаешь, по-моему, Дон Рэдер был прав, когда говорил, что твое место на сцене, – пробормотала Эланна больше для себя, чем для него.

Уже ступив на лестницу, Митч остановился и сверху вниз посмотрел на нее, искренне удивленный утверждением, которое она пробурчала себе под нос.

– Но, дорогая, – протянул он, легко переходя на манеру сэра Лоуренса Оливье, – я и так на сцене. У нас же совершенно новый век. И телевизионные новости – это самая большая сцена на свете. – Изысканные интонации сэра Лоуренса уступили место мрачному тону Уолтера Кронкайта. – И это так, потому что так оно и есть.

С ним всегда словно в лихорадке. В опьянении. Глаза у Митча невероятно сверкали, что обычно у нее ассоциировалось с любовью в постели. Какой же она была наивной, удивлялась Эланна, вспоминая, как когда-то испытывала удовлетворение, нет, больше, чем удовлетворение, счастье, заняв место второй любви Митча. Потому что работа – новости – всегда была на первом месте. И, наверно, всегда будет.

Переходя к следующему эпизоду своей маленькой пьесы, Митч с размаху открыл дверь ванной. Комнату наполнял мерцающий свет десятка душистых белых свеч. В медной ванне белели пузырьки пушистой пены, а из серебряного ведерка, стоявшего на полу, выглядывала открытая бутылка шампанского. Корзина с темно-красными розами «американская красавица» насыщала влажный воздух ароматом.

Глядя на эту картину, будто перенесенную со страниц любовного романа, Эланна подумала, что в этом весь Митч. Он всегда увлекался широкими жестами. Вроде тех душистых тюльпанов, которые подарил ей в ту далекую первую годовщину их свадьбы.

– Ты никогда не изменишься, правда? – ласково покачала она головой.

– Ты хочешь, чтобы я изменился? – Митч посерьезнел, встретив ее печальный, озабоченный взгляд.

Эланна долго молча размышляла над его вопросом. Что, если бы Митч мог измениться? Что, если бы он меньше тратил себя на эти блистательные жесты и больше задумывался над будничными проблемами? Что, если бы он пожелал оставить работу зарубежного корреспондента, рискующего жизнью в горячих точках, и поселился в шумном доме, наполненном смехом детей, рисующих на обоях в столовой всякую мазню и приносящих домой замызганных котят?

Что, если он станет больше похожим... больше похожим на Джонаса? – спрашивала себя Эланна, зная, что легче остановить или задержать восход солнца, чем изменить мужчину, с которым она провела самый волнующий, устрашающий, головокружительный год жизни.

– Нет, – искренне призналась она, – я бы не хотела, Митч, чтобы ты изменился.

Он удовлетворенно кивнул. Правда, на какое-то мгновение, увидев, как на лицо ее легла тень раздумий, встревожился: ему показалось, что она сейчас где-то далеко. Может быть, с мужчиной, который вошел в ее жизнь, пока его не было? Нет, исключено, решил Митч. Они созданы друг для друга. Он понял это в тот момент, когда приехал домой на похороны отца и увидел ее в кухне матери. Она стояла такая неземная. Такая нежная.

Он протянул руку и коснулся ее подбородка, а когда Эланна подалась назад, решил, что это она встрепенулась, очнувшись от любовных грез, навеянных обстановкой. Вспомнив, что впереди у них целая ночь, он улыбнулся.

– Как бы мне ни хотелось поиграть вместе с тобой мыльными пузырями, придется уйти. Надо кое-кому позвонить. На меня вроде бы теперь огромный спрос. Как ты смотришь на то, чтобы я написал книгу?

– По-моему, прекрасная идея, – ответила она, обрадовавшись, что он спрашивает у нее совета как у коллеги.

– То же самое я сказал своему агенту, когда он утром позвонил мне, – улыбнулся Митч.

Улыбка исчезла с лица Эланны. Значит, он уже принял решение. Так зачем же спрашивал?

Митч заметил вспышку разочарования в ее глазах и удивился. Черт возьми, чем он огорчил ее?

– Почему бы тебе не принять ванну? – предложил он и снова вспомнил, что сегодня им предстоит долгая ночь вдвоем. Натянутость отношений спадет, и он убедится, что глубокая трещина, которая будто бы открылась в их отношениях, существует только в его воображении. – Столик в ресторане у нас заказан с восьми.

– Столик в ресторане?

– За эти дни, с тех пор как я заболел и чуть не грохнулся в Розовом саду, ты уже нахлопоталась вокруг меня, – объяснил он. – Вот я и решил устроить нам с тобой обед и избавить тебя от готовки.

– Но... – заикнулась было Эланна, но тут же сообразила, что спором ничего не добьется. Возможно, так даже лучше. Возможно, на нейтральной почве им удобнее будет обсудить свое будущее. – Куда мы идем?

– Это сюрприз. – Он наклонился и пылко поцеловал ее в губы.

Она показалась ему такой желанной. Такой сексуальной. Все тело у Митча заныло при воспоминании о ее мягких женственных линиях. Немалым усилием воли он оторвался от нее, понимая, что еще секунда – и он уложит ее в огромную медную ванну и возьмет прямо сейчас.

Наклонившись, Митч сорвал бархатистый пунцово-красный бутон розы и воткнул ей в волосы.

– Желаю тебе всласть понежиться в ванне, – охрипшим, полным желания голосом пробормотал он и вышел, пока еще мог.

Эланна стояла, прижав пальцы к губам, и тихие слезы струились у нее по щекам.

Митч не был настолько наивным, чтобы ожидать, будто жизнь и люди не изменились за время его отсутствия. Но он полагал, что каждый человек вправе рассчитывать на нечто постоянное в своей жизни. Например, на еду в его вкусе, которую готовят в ресторане «Мальтийский сокол». Мясо, поджаренное на гриле, печеная картошка и порезанные ломтиками помидоры. Митч не сомневался, что Эланна, как коренной житель Сан-Франциско, разделяет его любовь и к этому ресторану, и к его кухне.

Он привел ее сюда в их первое свидание, показывал памятные экспонаты и старые фотографии, развешанные на дощатых стенах. «Мальтийский сокол» оставался одним из последних бастионов уходящей романтической эпохи. И хотя за пять лет цены в нем выросли, Митч вовсе не огорчился.

– А чего ты ожидал, старина? – лукаво спросит Сэм Спейд, хозяин ресторана. – За ностальгию всегда надо платить.

Когда они первый раз пришли сюда, Эланна была в восторге. Но сегодня вечером Митч заметил явный холодок.

– Тебе что-то не нравится? – не выдержал наконец он. – Весь вечер ты отодвигаешь тарелку с этими первоклассными ребрышками.

– Не сомневаюсь, что баранина отличная. Но я уже давно не ем красного мяса.

– С каких пор?

Митч так вытаращил глаза, будто у нее начала расти вторая голова, подумала Эланна.

– Точно не помню. В привычку вошло постепенно. А началось, наверно, года четыре назад.

– Ты шутишь?

– Нет.

Ладно. Значит, она поддалась массовому поветрию и ест теперь зерна и одуванчики. С этим можно справиться.

– Почему ты мне не сказала?

– Ты мне не предоставил возможности. Я и рта не успела открыть, как ты уже сделал заказ официанту.

Если бы Митч не знал Эланну так хорошо, то мог бы подумать, что ей не нравится, когда он заказывает блюда и для нее. Но это же смешно. Он всегда заказывал за обоих.

– Прости. Я думал, что приятно еще раз пережить наше первое свидание.

– Хорошая мысль, – согласилась она, убирая руку, на которую он положил свою. – Но, Митч, прошлое нельзя пережить еще раз.

– Можно хотя бы попытаться. – Глаза у нее теплые, а рука холодная. Митч снова завладел ее пальцами и задержал в своих ладонях, пытаясь вызвать в ней хоть немного тепла. – Поедем домой, любимая.

Надо быть абсолютно слепой, подумала Эланна, чтобы не заметить накопившуюся страсть в его глазах.

– Митч...

– Я стараюсь быть терпеливым. – Ему удалось говорить тихо. Совсем не к лицу телевизионной звезде, всемирно известному репортеру прилюдное повышать голос на жену, да еще после пятилетней разлуки. – Но боюсь, терпение мое на исходе.

Эланна на мгновение закрыла глаза, избегая его горящего взгляда. Надо наконец собраться с силами и сказать правду.

– Видишь ли, тут вот какое дело...

Она побледнела, как февральское небо в Новой Англии. Глаза расширились и наполнились болью. Митч вдруг ощутил себя на краю обрыва. Легчайший толчок – и он полетит вниз навстречу смерти. Только годы, проведенные на телевидении, когда ему приходилось говорить перед камерой в любом состоянии, позволили сохранить в голосе спокойствие.

– Какое же?

– Я не твоя жена.

– Что-о?!

Не успела она и слова сказать, как у столика появился официант в униформе и начал убирать посуду.

– Вам не понравилось? – спросил он, уставясь на нетронутую тарелку Эланны.

– Ничего страшного. – Она попыталась улыбнуться, но ей не удалось. – По-моему, я сегодня просто не голодна.

– Может быть, хотите заказать что-нибудь другое? Мы утром получили свежих омаров. Если желаете...

– Нет. – Эланна покачала годовой. – Спасибо, но я правда не хочу есть.

– Может быть, десерт? – Не официант, а прямо репей какой-то.

– Леди сказала, что не хочет есть, – с непривычной для него резкостью прорычал Митч. – Если вас не затруднит, принесите нам счет...

– Конечно, мистер Кентрелл, – смутился официант. – Сию минуту.

– Митч... – заикнулась было Эланна, когда они остались одни.

– Нет. – Голубые глаза Митча прожгли ее насквозь. – Не здесь. Не сейчас.

Прикусив губу, она опустила голову и замолчала. Через минуту, показавшуюся вечностью, официант вернулся с управляющим рестораном.

– Мистер Кентрелл, – управляющий наклонился к ним, – с благополучным возвращением. Счастлив видеть вас снова.

– Да, приятно вернуться домой. – Митч выдал одну из своих телевизионных улыбок, далеко не соответствующую его истинным чувствам.

– Я слышал, миссис Кентрелл, что вы не дотронулись до своего обеда. – Взгляд управляющего скользнул по Эланне, собравшей все силы, чтобы сохранить самообладание. – Не хотите ли что-нибудь другое? Для очаровательной жены Митча Кентрелла шеф-повар готов приготовить все, что пожелаете.

– Моя жена не голодна, – повторил Митч. – Похоже, она настолько взволнована моим возвращением, что потеряла аппетит.

– Немудрено. – Управляющий вроде бы проглотил вежливую ложь. Когда Митч достал кредитную карточку, он отвел ее в сторону. – Нет-нет, мистер Кентрелл, обед за счет фирмы, – решительно проговорил он.

Митчу хотелось скорее уйти, и не было настроения спорить.

– Спасибо, – сказал он. – И, пожалуйста, передайте шеф-повару, что ребрышки барашка были великолепны. Как всегда. – Он поднялся и взял под руку Эланну. – Пойдем, дорогая. По-моему, нам пора.

Ледяное молчание Митча по дороге домой напугало Эланну, привыкшую к его взрывам гнева.

Но Митч-то знал, что его нежелание говорить порождено страхом, а не возмущением. Элли запустила в него зловещим снарядом. Теперь нужно время, чтобы взвесить свой ответ. И нет смысла в течение разговора давать волю гневу. Разговора, который может стать самым важным в его жизни.

Вернувшись домой, они, словно по молчаливому уговору, направились в кухню. Не только потому, что в этом уютном помещении не чувствовалось строительного беспорядка. Им казалось, что кухня – наиболее нейтральная территория.

– Что-нибудь выпьешь?

– Вряд ли мне стоит пить, пока я принимаю лекарство, – напомнил он, подхватывая ее вежливый тон. И с сожалением добавил:

– Мало ли что, может, алкоголь с ним несовместим.

– Правильно. Прости. Я забыла.

– Очевидно, у тебя в голове много других забот. Я бы выпил кофе. Если не трудно.

– Ой, нет, вовсе не трудно. – Она бы сейчас взялась за что угодно, лишь бы отодвинуть момент истины. – Ох, черт, – вырвалось у Эланны, когда она подняла крышку медной банки. – Я утром использовала последний кофе и собиралась купить где-нибудь на обратном пути. Но сегодня был такой ужасный день, со всеми этими материалами, накопившимися у меня на столе, и с проклятым Рамсеем Тремейном, вроде бы собирающимся проглотить нас, и...

– Элли, успокойся, – перебил Митч поток ее нервозных оправданий. – Сойдет и растворимый.

– Правда, прости меня, Митч. – Когда она обернулась, он заметил в ее глазах напряжение и отчаяние.

– За что? За кофе? Поверь, любимая, мне бывало и много хуже.

Именно это и мучило Эланну и заставляло чувствовать себя виноватой. Пока она наслаждалась благословенной любовью с Джонасом, Митчу пришлось пройти через ад. Глаза ее снова помутнели от слез. Что же это такое, за последние несколько дней она плакала больше, чем за прошедшие пять лет!

– Я обычно пунктуальна до омерзения, – вздохнула Эланна. – Не понимаю, как я могла забыть купить кофе.

– Видно, у тебя на уме более важные проблемы, – спокойно повторил Митч.

– У тебя наметанный глаз. Такому человеку и микроскопа не надо. – Отвернувшись к плите, Эланна насыпала в чашку полную ложку кофе и поставила на плиту чайник.

– Журналистский инстинкт, – сухо улыбнулся он. – Тем и силен.

– Знаю, – кивнула Эланна, расслабившись оттого, что разговор перешел на более безопасную и знакомую почву. – Когда тебя чуть не убили во время переворота в Латинской Америке, а ты присылал оттуда сообщения, «Тайм» назвал тебя самым прозорливым репортером на телевидении.

– «Ньюсуик». А «Тайм» просто написал, что у меня дар находить крупицу правды, спрятанную под грудой политического навоза.

– Да-да, помню, в той статье еще говорилось, что ты придал небывалую глубину телевизионной журналистике. Что твои сообщения одновременно блистательны по форме и интеллигентны по сути.

– Ты вправду помнишь это?

– Конечно. У меня до сих пор хранятся вырезки. Митч знал об этом. После того как он первый раз занимался с ней любовью, его поразило, когда она застенчиво показала ему альбом, в который годами собирала вырезки с отзывами о его работе. Его также удивило и восхитило, когда он узнал, что Элли втайне обожала его еще в старших классах школы.

– Я передумал, – сказал он, снимая чайник с конфорки. – По-моему, лучше отказаться от кофе и вместо этого поговорить.

– Ты должен понять одну вещь. – Эланна опустилась в кресло и заставила себя посмотреть ему в глаза. – Я не разводилась с тобой.

– Ну, это уже хорошее начало. – Он подвинул другое кресло и сел лицом к ней, почти касаясь коленями. – Если ты не разводилась со мной, а я, черт возьми, уверен, что не разводился с тобой, почему же ты больше не моя жена?

– Я давала тебе вырезки из прессы. Ты прочел их?

– Конечно.

– Тогда ты знаешь, что еще три года назад государственный департамент объявил тебя мертвым.

– Конечно. После того как исламские боевики заявили, что я казнен за тягчайшие преступления против ислама. Откровенно говоря, не могу понять, как можно было поверить в эту небылицу. – Его бесшабашная улыбка, мол, черт-мне-не-брат, напомнила ей того Митча, в которого она влюбилась. – Наверно, чувство собственного бессмертия так глубоко вросло в меня, что мне и в голову не приходило, что правительство позволит моим близким думать, будто я и в самом деле умер.

– Но мы поверили, – дрожащим голосом сказала Эланна и глубоко вздохнула, стараясь удержаться от слез. – Я хочу сказать, что фотография была расплывчатая, но правительственные эксперты изучали ее неделями, а потом наконец объявили, что тело казненного – твое. – Рыдания комом стояли в горле, мешая говорить. Эланна сглотнула. – Мы не хотели верить. Но правительство не сомневалось. И к тому же вроде бы у захвативших тебя в плен исламистов не было причины лгать. Ведь если они рассчитывали, захватив тебя в заложники, устроить торг об условиях твоего освобождения, то зачем им вздумалось объявлять о твоей казни?

Каково ей было перенести такое, подумал Митч. Предоставленная сама себе, она изо дня в день ждала заключения о судьбе мужа, чтобы наконец узнать, что стала вдовой, почти не побью женой.

– К несчастью, осмысленных действий там, как правило, ждать не приходится. – Он нахмурился, мысленно вернувшись в безумие прошедших пяти лет.

– Ох, Митч, – прошептала Эланна и опустила голову, не в силах видеть его страдальчески искаженное лицо.

Вернувшись в настоящее, он взял ее руку. Пальцы их сплелись, и в приглушенном свете кухни сверкнуло ее венчальное кольцо.

– Ой-ой, вот в чем я абсолютно уверен, так это в том, что мне не нужна твоя жалость. Только любовь.

Эланна посмотрела на их сплетенные руки и вспомнила тот счастливый день, когда он надел ей на палец кольцо. «Пусть только смерть разлучит вас», – сказал священник. И Эланна поверила, что они с Митчем всю жизнь будут вместе. К несчастью, священник и словом не упомянул о «священной войне» исламистов.

Она понимала, что он ждет ответа. Но что сказать ему? Глядя, как он рассеянно играет кольцом, она мысленно призналась, что, несмотря на любовь к Джонасу, у нее сохранились глубокие чувства к Митчу. Чувства, которые никогда не пройдут.

А Митч думал о том, что, как ни ужасны были для него прошлые пять лет, Элли они тоже нелегко дались. И хотя его страстное нетерпение росло с каждой минутой, он нехотя признал, что ей, наверно, нужно больше времени, чтобы принять его возвращение, можно сказать, из могилы.

– С детских лет я жил с философией дьявольской торпеды. Полный вперед, и никаких тормозов. – Он провел костяшками пальцев по ее щеке. – Нелегко жить с тобой в одном доме – и не заниматься любовью. Но я попытаюсь набраться терпения. Ради тебя.

Трусиха! Не смей обольщаться, это не выход. Сколько бы ты себя ни убеждала, что просто поддерживаешь Митча, пока он не приведет в порядок свою жизнь и не сможет вернуться к работе, выход один – сказать ему правду. Всю правду. И сейчас.

– Я не могу обещать тебе, что все будет по-старому. – Если она не в силах быть честной, то по крайней мере не должна давать ложной надежды.

– Видимо, нет. – Он подмигнул. – Но я рассчитываю на свое неотразимое обаяние и собираюсь снова завоевать тебя. Согласись, что не многим мужчинам выпадает удача второй раз ухаживать за своими женами. И хотя я терпеть не могу признаваться в промахах, боюсь, в первый раз я чрезмерно спешил. Каюсь, виноват. На этот раз у нас все пойдет красиво и постепенно.

– Я изменилась, Митч, – предупредила его Эланна. – Я совсем не та впечатлительная молодая женщина, которой ты вскружил голову.

– Знаю. – Он притянул ее руку ко рту и поцеловал в середину ладони. – Ты созрела и стала волнующей и красивой женщиной, Элли. Поверь мне, я не слепой, вижу вызов, который брошен мне, и принимаю его.

– Митч, сейчас и вправду поздно. – Потрясенная откровенным мужским обещанием в его голубых глазах, она торопливо встала и отошла. – Завтра у меня телефонный разговор с автором, избалованным вниманием издателей. В семь тридцать утра.

– Не рановато? – Он изогнул бровь. – Даже для редактора горячих новостей?

И на этот раз Эланна постаралась пропустить мимо ушей его почти незавуалированный сарказм по отношению к ее работе. Из прошлого опыта она знала, что, если новости не из тех мест, где стреляют, он считает их просто «мыльными пузырями».

– Не рано, если автор живет в Нью-Йорке и разница во времени три часа.

– Сдаюсь. Уж мне-то следовало бы знать, что значит работать в разных временных поясах. – Оттягивая свое изгнание в одинокую постель, он позволил своей руке подольше задержаться на ее лице. – Сладких снов тебе, Элли, любовь моя.

– Доброй ночи, Митч. – Она вдруг представила себе, что Джонас все это видит, и нежная ласка бывшего мужа вызвала в ней острую боль, заставив крепко зажмуриться.

Как только телефон зазвонил, Джонас уже знал, кто это. Минуло девять вечера, а Эланна так и не появилась. Нетрудно догадаться, она опять не смогла сказать Митчу правду. Джонас сидел на палубе яхты и наблюдал, как мягкий туманный свет расплывается на горизонте Сан-Франциско за Золотыми Воротами.

– Алло... – Угрюмый тон не обещал легкого разговора.

– Прости, что так поздно, – собралась с духом Эланна. – Мы выезжали в город.

– В город? К Элизабет?

– Нет. – Эланна помолчала. – Митч чувствует себя лучше, и мы ходили обедать.

– Как мило.

– Это была его идея. Когда я узнала, как тщательно он ее продумал, у меня язык не повернулся отказаться. Войди в мое положение.

– Уже вошел. И понял, что ты ни в чем не можешь отказать этому парню. – Джонас откинулся назад. Его терпение висело на волоске.

Снова наступила длинная пауза.

– Не злись на меня, Джонас. Я сказала ему.

– О нас? – Джонас выпрямился в кресле. Это сюрприз.

– Не совсем.

– Тогда о чем? – Ее ответ озадачил его. О чем еще она могла сказать? – Что ты не собираешься продавать дом?

– Об этом речь не шла.

– Не шла? – недоверчиво повторил Джонас. – Мужчина возвращается домой и с ходу решает избавиться от того, что ты вынашивала как свою мечту. А ты считаешь этот вопрос даже недостойным упоминания?

– Я собиралась обсудить это с ним; но после того, как сказала, что больше не жена ему, разговор пошел в другом направлении.

– Я рад, что ты это сказала, Эланна. Его время ушло. – Хоть что-то, решил Джонас. И может, наконец она сняла проклятое кольцо.

– Знаю.

Голос звучал подавленно. И неудивительно, посочувствовал Джонас. Должно быть, разговор получился жестокий. Как ему хотелось бы быть рядом, чтобы помочь ей!

– Послушай, – начал он, – сейчас поздно и ты, очевидно, расстроена, да и как же иначе? Чтобы тебе не тащиться в Сосалито, почему бы мне не приехать в город?

– Тебе нельзя, – быстро возразила она. Слишком быстро, подумал Джонас.

– Почему?

– Потому что Митч еще здесь.

– Что?!

– Но ты же сам сказал, что уже поздно, – напомнила она. – Не могу же я выбросить его среди ночи на улицу. Или ты думаешь, могу?

Хотя все в Джонасе протестовало, пришлось признать, что она права. Впрочем, картина не выглядела так, будто Митчу грозит пополнить ряды городских бездомных.

– Полагаю, Элизабет будет счастлива приютить сына.

– Ты не понимаешь.

– Поверь мне, Эланна, я стараюсь.

– Весь его прежний мир перевернулся вверх ногами. По-моему, он заслуживает того, чтобы у него в жизни сохранилась хоть какая-то стабильность. По крайней мере до тех пор, пока он не встанет на ноги.

– И под этой стабильностью ты подразумеваешь себя.

– Он нуждается во мне, Джонас. – Голос был такой тихий, что Джонас еле слышал.

Я тоже нуждаюсь в тебе, мог бы ответить он.

– Больше всего он нуждается в том, чтобы вернуться к своим прежним занятиям, – возразил Джонас. – Ты не думаешь, что делаешь ему только хуже, вселяя ложные надежды?

– Я уже сказала, что больше не жена ему.

– Да, ты говорила. Но не сказала мне, как он собирается уладить эти небольшое недоразумение с законом.

На этот раз молчание Эланны было оглушающим. Джонас решил, что не надо быть семи пядей во лбу, чтобы рассчитать следующий шаг Митча. Он попытается снова завоевать свою женщину. Джонас мрачно подумал, что на месте Митча поступил бы именно так.

– Ну что ж, догадываюсь, – наконец прервал он молчание. – Послушай, Эланна, завтра утром я улетаю, так что мне лучше сейчас уложить вещи. Через пару дней позвоню тебе.

– Тебя не будет в городе? – Сердце у Эланны упало. Потребовалось немалое усилие, чтобы удержаться и не спросить, действительно ли ее это волнует.

– Я говорил тебе, что в Вашингтоне есть дом, который мне предложили взять на реставрацию, – напомнил он ей. – На острове Оркас.

Конечно. Теперь она вспомнила. Он говорил ей об этом доме. В прошлом месяце. В прошлой жизни. И еще она вспомнила, что Джонас собирался отказаться от этой работы. Потому что взяться за обновление дома означало бы уехать на долгие недели. Но это было до возвращения Митча. И до того, как Эланна своей нерешительностью смешала все их планы на свадьбу.

– Это у меня не единственный заказ, – проговорил он на нижних регистрах голоса, вызвав в ней чувственное томление. – Но надо все решать на месте.

Он не бросает ее. Пока еще не бросает. Она крепче прижала к уху трубку, будто сокращая расстояние между ними.

– Я правда люблю тебя, Джонас, – прошептала она.

– Я знаю. Иди спать, любимая. Я позвоню тебе из Вашингтона.

– Буду ждать.

Когда Джонас повесил трубку, его вдруг охватило неодолимое желание помчаться в город, вытащить Эланну из ее обожаемого дома, привезти на яхту и уплыть с ней туда, где ни пресса, ни ее бывший муж никогда их не найдут. К примеру, на Таити, где они будут проводить безмятежно долгие дни, валяясь на песке и попивая пунш с ромом, а при лунном свете ночами прогуливаться по искрящемуся песку. Он построит им уютную маленькую хижину в зарослях рядом с голубой лагуной, где они будут заниматься любовью. И детьми.

В романтическом сценарии была только одна загвоздка. В эту самую минуту под крышей ее дома спал другой мужчина, у которого были свои планы на ее жизнь. Свои фантазии.

И хотя Джонас никогда не боялся соперничества, к несчастью, у Митча Кентрелла было весомое преимущество: находясь рядом с ней, он мог действовать.