Июнь 1990

Сэм снова уехал из города по делам Джейд осталась дома, осталась со странным ощущением внутренней неопределенности Давно отвыкшая проводить вечера в одиночестве, она была рада, что на эту неделю приехала в свой офис Нина Грэйс из Нью-Йорка – Ну, ты выглядишь роскошно, – похвалила Нина, оглядывая Джейд с головы до ног Они только что вернулись из кино, а перед тем обедали в ресторане – Если замужество превращает женщину в такую красотку, пожалуй, и мне стоит сделать еще одну попытку.

– Сделай-сделай, – озорно улыбнулась Джейд.

– Все эти дни я хочу, чтобы весь мир переженился, тогда все будут счастливы, как я.

– Да, замужество тебе выпало счастливое, – согласилась Нина. – Ну, а как дела у аукциона «Джейд»? Как раз сегодня утром я проезжала по набережной – стройка, похоже, вот-вот завершится.

– Внутренних и отделочных работ еще пропасть, – сказала Джейд. – Но я довольна, как идут дела. Если у тебя найдется время, завтра мы могли бы туда поехать. Хочу показать последние изменения, которые внес Рорк.

– Кстати, о Рорке. Как вы с ним ладите?

– Нормально. Видимся мы редко. Больше общаемся через секретаря его офиса, что меня даже очень устраивает.

– Ты не можешь всю жизнь избегать его, Джейд.

– Я понимаю Но общаться с ним мне до сих пор тяжело – Не понимаю, – удивилась Нина, – сотни женщин хранят в сердце чувства к предмету своей первой любви, но не падают в обморок, если оказываются с ним в одной комнате – Нина нахмурилась – Если только ты до сих пор не любишь его по-настоящему – Нет, – быстро откликнулась Джейд – Я люблю Сэма – И чтобы не развивать эту тему, предложила Нине посмотреть последние приобретения для аукциона Они прошли в смежную комнату.

– Это называется инро, – сказала Джейд, передавая Нине японский набор лакированных ларчиков, каждый длиной около четырех дюймов.

Их носили под кимоно, а держали в них лекарства и снадобья. В те времена строго предписывалось, сколько драгоценных материалов может быть в распоряжении одного гражданина сколько жадеита, сколько золота и так далее. Для состоятельных японцев только инро давали возможность обнаружить вкус – или отсутствие его – и богатство, не навлекая на себя гнева правителей.

– На ощупь – чистый шелк, – пробормотала Нина, поглаживая лакированную поверхность ларчика.

– Ласкает взгляд и тешит пальцы, – перефразировала Джейд высказывание давно забытого восточного мудреца. – С точностью сейчас сказать не берусь, но в одной только этой вещичке – около сорока оттенков золота.

Нина поднесла ларчик к глазам и всмотрелась в золотого зайчика на золотой травке под круглой золотой луной.

– Это что-то невероятное. За сколько же ты собираешься ее продавать?

– Стартовая цена ориентировочно составит семьдесят пять тысяч.

Нина опустила ларчики в бархатный футляр.

– Почти по девятнадцать тысяч за дюйм красоты... Сделка стоит того, – суховато заметила она.

Джейд рассмеялась.

– Ты подожди, я тебе еще не все показала.

– О, какая прелесть! – воскликнула Нина, увидев ожерелье из крупных бусин.

– Это ожерелье Ямато, – объяснила Джейд. – Округлые сердоликовые бусины символизировали высокое положение в обществе, обладание силой и властью. Эти бусины – лазуритовые, эти – продолговатой формы – жадеитовые.

– Твой любимый конек, – улыбнулась Нина.

– Да. Сейчас, правда, в Китае ведется столько раскопок, что, с моей точки зрения, грядет оживление на рынке селадона – древнего китайского фарфора. Антикварная керамика людей может привлечь не меньше, чем высококачественный жадеит, так что я покупаю очень многое.

– Вот такая вещичка, например, – Джейд держала светло-зеленый бассейн-ванночку, дно которого было украшено рельефными изображениями четырех карпов. – Этот жадеитовый фонтанчик времен династии Мин. – Джейд налила в него воды из кувшина. – Смотри теперь. – Она начала вращать рукоятки, вода заволновалась... и из пасти рыбок забили струйки. – Ну не здорово, а? – широко улыбалась Джейд. – Жду – не дождусь выходных, чтобы показать этих рыб Эми.

– Да уж, именно то, что нужно маленькой девочке – дешевенькая безделушка, – пошутила Нина.

Они засмеялись. В это время зазвонил телефон. Через секунду в дверях появилась Эдит.

– Сожалею, что приходится вас беспокоить, милые дамы, но Джейд просят к телефону.

Джейд оживилась.

– Сэм?

– Нет, он не назвался.

Подумав, что это может быть Рорк, Джейд сказала:

– Не могли бы вы записать его сообщение, Эдит? Я перезвоню ему позже.

Эдит ушла, но почти сразу вернулась.

– Прошу прощения, но он говорит, у него важное дело. Говорит, что звонит из полиции.

Переглянувшись с Ниной, Джейд подошла к столу и взяла трубку.

– Алло. Да. Что? Кто это? «Кроникл»?! Но мне сказали... Нет, я не слышала...

Тут ее голос замер. Трубка выпала из рук прямо на персидский ковер. Нина бросилась к телефону.

– Алло! Кто это?.. Что? О, Боже. Нет, миссис Сазерленд не будет делать никаких сообщений.

Звякнули рычаги.

– Это какая-то ошибка, – твердила Нина.

Джейд стояла неподвижно. Лицо ее было молочно-белым.

Телефон звонил еще трижды. Звонила и Нина. Все подтвердилось: «Чессна Ситэйшн», самолет Сэма Сазерленда, попал в снежный буран в горах Сьерра-Невады. Произошла авария. Пилот – Сэм Сазерленд – в тяжелейшем состоянии.

Две недели Сэм оставался в критическом состоянии, лишь временами приходя в сознание.

Джейд упорно сидела у его кровати, будто хотела влить в него жизненные силы, поддержать его волю. Ее одержимую заботу и настойчивость не мог не заметить Рорк, который был удивлен, как предана оказалась мужу Джейд.

Рорк несколько раз звонил ей и домой, и в больницу, и в конце концов решил зайти проведать Сэма. К нему не пускали. Джейд отрешенно шагала вдоль комнаты для посетителей.

– Как он? – спросил Рорк.

Джейд остановилась, оглянулась. В другой ситуации появление Рорка вызвало бы в ней какие-то живые человеческие эмоции. Сейчас она была слишком измотана, чтобы ощущать что-либо.

– Днем приходил в сознание. А потом опять... – Ее голос дрогнул, она отвернулась. – Господи, как же я буду жить без него?

Рорка потрясло, как выглядела Джейд. От потрясающей фигуры остались одни углы и изломанные линии – легкий ветерок запросто унес бы ее с собой. От горя, страха, недосыпания легли под глазами черные тени.

– Жизнь продолжается, – сказал Рорк. – Все пройдет. Будешь жить как жила. Сэм не умрет.

Джейд опустилась на зеленый пластиковый стул.

– Я пыталась молиться, – глухо проговорила она. – Здесь есть часовня, ходила туда, вставала на колени и молила, молила Господа, чтобы он не отнимал у меня мужа. – В ее взгляде Рорк прочел беспросветную печаль. – Но всякий раз, как я прихожу в церковь, начинаю сомневаться, поможет ли это. И тут же приходит страх, что Бог накажет меня за сомнения, накажет тем, что заберет Сэма в мир иной.

– Так не бывает.

– Откуда ты знаешь? – Ее тоскливо-красивые глаза чуть ожили.

– Потому что если и есть Бог на небе, то дел у него слишком много, чтобы наказывать каждого, в ком возникают сомнения. Собственно говоря, сомнения и сделали человека человеком.

– Надеюсь, ты прав, – молвила Джейд и спрятала в ладонях лицо.

Помолчал и Рорк. Потом сказал:

– Я слышал, ты решила заморить себя голодом. Вот и подумал, что стоит вытащить тебя на ланч.

Джейд с усилием сосредоточилась.

– Спасибо. Но я не голодна.

Рорк спорить и уговаривать не стал.

– Ну, и ладно. Но ты можешь хотя бы просто посидеть рядом, пока я буду есть.

Он взял ее под руку и увлек к выходу.

После ланча в ближайшем китайском ресторанчике Рорк заметил:

– Есть тебе все-таки хотелось. Вот что значит многодневная голодовка – Это, наверное, Нина тебя подготовила?

– Нет.

Джейд недоверчиво взглянула на него.

– Ладно, сдаюсь, – развел руками Рорк. – Я знал, что вы с Ниной близкие друзья, вот я и заглянул в ее офис, чтобы узнать, как Сэм, как ты. Она очень беспокоится за тебя, Джейд. – Так, как и я. И, кстати, твоя экономка.

– Ты и с Эдит говорил?

– Да, я заезжал к тебе. Эдит сказала, где тебя найти, и подробно поведала мне, что ты ничего не ешь, не пьешь, что ты извелась, что ты сводишь себя в могилу. Она всем этим страшно обеспокоена. – Рорк улыбнулся. – Она держится так, будто сто лет в твоем доме.

– Восемь лет, – сказала Джейд. – И с самого первого дня стала почти что родственницей.

– Так я и думал. В общем, мы решили, что раз ни ей, ни Нине не удастся наставить тебя на путь истинный, то следует мне совершить это благое дело.

– А почему ты думал, что обязательно справишься с этим?

– Все очень просто. – Рорк подмигнул ей, на секунду напомнив того дерзкого парня, каким был в юности. – Я – мужчина сильный. И если бы понадобилось, я бы просто взвалил тебя на спину, как мешок с мукой, и, несмотря на все Твои вопли и крики, доставил бы в ресторан. – Лукавый огонек погас в его глазах, он посерьезнел – слишком уж измождена была Джейд. – Ты нисколько не поможешь Сэму, изматывая себя так, Кэсси.

– Я знаю. Но мне кажется просто ужасным...

– ..Что ты заботишься о себе, ешь-пьешь-живешь, в то время как Сэм, может, умирает там, в больнице?

– Да.

Рорк в точности сформулировал ее чувства.

До сих пор она была не в состоянии сказать это даже самой себе.

Он взял ее руку, спрятал в своих больших ладонях.

– Сэм любит тебя, Кэсси. Он не захочет, чтобы ты страдала.

– Я все время твержу себе это. Но толку мало.

Рорк поставил перед ней блюдо печенья «со счастьем».

– Смотри-ка. К десерту ты еще не приступала.

Джейд покачала головой.

– Ей-Богу, я ни крошки больше не могу съесть.

– Что же это за китайский обед без «запеченного счастья»?

У Джейд не было сил спорить. Она выбрала с блюда хрустящий кружок, разломила его, достала свернутую записочку.

– Что там?

«Какая разница? – подумала Джейд. – Эти записочки печатаются сотнями. Тысячами. Просто совпадение.»

– Давай ты сначала.

Рорк с любопытством глянул на нее, раскрошил свое печенье и прочитал:

– «Сомневающийся ничего не теряет, до последней черты он шагает без страха» – что это, древняя китайская мудрость?

– Думаю, «запеченное счастье» идет в ногу со временем.

– Наверное. Ну, а что там у тебя?

– Глупость какая-то.

– Как водится. В этом весь смысл. Но ты меня заинтриговала. – Рорк взял из ее безвольных пальцев записку. – «Бояться любить – значит бояться жить».

– Сомневаюсь, что это вообще китайское изречение, – заметила Джейд.

– Верно. Это Бертран Рассел. Хочешь услышать конец этого изречения?

– Не думаю, что. – .

– «Бояться любить – значит бояться жить.

Тот, кто страшится жизни, уже больше чем наполовину в руках смерти».

Джейд отвернулась, не в силах выдержать теплый, участливый взгляд Рорка.

– Не надо так говорить. Не надо. Сейчас не надо.

– Конечно. – Единственной его целью было утешить ее, но он вдруг осознал, что затронул болезненную и неуместную тему. – Я забылся.

Прости, я сделал тебе больно.

– Да нет, дело не в тебе. Черт побери, ну что же происходит, а? – Джейд стукнула руками по столу. – Ну почему Сэм? За что?

Сэм – самый добрый, самый удивительный человек на свете. Почему он, почему не я вместо него?

Рорк подавил в себе боль, которую причинили ему эти слова.

– Не знаю.

– Это несправедливо. – Джейд стерла ладонями слезы с лица. Сэм может умереть, так и не узнав правды, не узнав ничего о ней, о Джейд.

Он полюбил женщину двуличную, женщину-обманщицу. Чувство собственной вины становилось все нестерпимее.

– Кэсси... Джейд...

Рорк не в состоянии был видеть ее горе, обнял ее за плечи. Но она отстранилась.

– Спасибо тебе за ланч, – отрывисто сказала Джейд, – но мне лучше побыть одной.

– Как скажешь. – Рорк достал ручку и написал на обороте «счастливец записки» какие-то телефонные номера. – Первый – мой офис, второй – отель, где я сейчас живу. Из дома я уехал, – объяснил он, заметив ее недоумение. – Звони в любое время, днем или ночью.

Сердце Джейд разрывалось от горя, утешения не было.

– Спасибо, – лишь сказала она.

Шесть часов спустя Джейд вновь заняла свой пост у больничной постели Сэма. О сне она и не помышляла. Просто сидела и говорила – рассказывала ему, безответному, об Эми. То, что Сэм был без сознания, не останавливало ее, слова лились беспрерывным потоком, без особой, впрочем, надежды, что Сэм очнется и услышит ее.

– Эми дали роль Тигры в новой постановке их театра, – рассказывала Джейд. – Это хорошая новость. Есть и плохая: скорее всего теперь я лишусь столь памятных мне «тигриных» нарядов. – Она сжала руку мужа, через силу улыбнулась. – Вот ты, например, справился бы с раскроем и сметкой?

– Уж не хуже, чем ты, – пробормотал неожиданно Сэм.

Джейд вздрогнула так, что чуть не упал стакан со столика.

– Сэм! О господи, Сэм, ты можешь говорить!

Она опустила вниз загородку кровати, села прямо на постель. Сэм открыл глаза и смотрел теперь прямо на нее.

– Я мог бы говорить, если бы ты замолчала хоть на минутку и дала бы мне вставить хоть одно словечко.

Он явно намеревался сказать ей что-то. Надежда, крошечная, как колибри, забилась в сердце Джейд.

– Все, что угодно, мой милый.

– Я знаю. – Он глубоко вздохнул. – Про Эми.

Внутри у Джейд все сжалось.

– Что – про Эми?

– У нас нет времени играть в вопросы и ответы, девочка моя. Я летел из Оклахомы, когда попал в эту аварию. Там я говорил с людьми, Джейд. И знаю все. О твоей матери. О Рорке. Я сопоставил кое-что и понял, что Эми – его дочь.

– О, Господи.

Джейд затрясло. Когда он заподозрил, что она скрывала свое прошлое, обманывала его? Откуда он узнал, где искать концы?

– Я все понимаю, – Сэм сжал ее ледяные пальцы. – Я понимаю, почему тебе казалось необходимым скрывать все это... но... – Он вдруг закашлялся. В панике Джейд потянулась к кнопке вызова врача, но Сэм остановил ее слабым движением руки. – Нет. Все в порядке, не надо.

Она убрала со лба его седые волосы.

– Мы можем обсудить это как-нибудь в другой раз.

– У меня не так много времени, милая моя девочка.

– Не говори так! – затрясла головой Джейд. – С тобой все будет хорошо. Тебе нужен покой, забота, нежная забота, и я...

– Джейд. – Он протянул руку, взял ее пальцы, прижал к губам. – Я много думал обо всем этом и хочу, чтобы ты сейчас выслушала меня. Пожалуйста.

Губы Джейд окаменели, голос пропал. Она только кивнула.

– Ты должна все сказать Рорку, – твердо выговорил Сэм. – Он хороший человек. Он будет заботиться об Эми. И о тебе.

– Нет, – всхлипнула, протестуя, Джейд. – Нам не нужен Рорк. У нас есть ты. Сэм, ты поправишься, Эми будет жить все время с нами – так как ты хотел всегда – у нас будет настоящая, прекрасная семья, и мы...

– Джейд...

– Да? – слезы заструились по ее лицу.

– Я люблю тебя. Навеки. – Его пальцы, на секунду ставшие сильными и уверенными, как раньше, сжали ее руку. И расслабились.

– Навеки, – прошептала она.

Монитор у изголовья начал тонко и протяжно гудеть. Через какие-то мгновения Джейд оттеснила стена людей в белых халатах. Она стояла у двери, раздавленная и одинокая, стояла и смотрела, как врачи тщетно путаются спасти жизнь ее мужа.

Джейд оцепенела от горя, но надо было сообщить Эми, что Сэм никогда больше к ним не вернется. Это оказалось мучительнее, чем самая черная работа. Посреди недели Эми всегда была в школе, но Джейд не могла не приехать к дочери. Им необходимо было побыть вдвоем. Добравшись до Академии Лунной Долины, Джейд разыскала девочку на спортивной площадке. Они пришли в комнату Эми, закрыли дверь.

– Эми, милая, боюсь, у меня очень плохие новости.

Маленькое личико сразу поблекло, стало похоже на серое январское небо.

– Сэм?..

– Да. – Джейд глубоко вздохнула, прикрыла глаза, чтобы скрыть набежавшие слезы. – Врачи изо всех сил пытались сделать что-нибудь, но он был слишком тяжело ранен.

– Сэм умер?

– Да. Мне больно, жутко, что приходится говорить тебе об этом, лапочка, но... к сожалению, это так.

Руки Джейд дрожали, пальцы двигались неверно и сбивчиво.

Губки Эми дрогнули, глаза заблестели.

– Сэм любил меня. Зачем он умер?

– Конечно, любил. Именно это он говорил мне в последние минуты перед...

– Нет!! – Эми сорвала с себя слуховые аппараты, швырнула их на пол и закричала как от боли. – Ты врешь! Ненавижу тебя! И Сэма – ненавижу! За то, что умер, за то, что оставил нас одних. Опять одних!

Комната наполнилась почти видимыми сгустками детского горя и отчаяния. Тонкие руки дрожали, не справляясь со знаками, изо рта вырывались отрывистые, неясные звуки; в конце концов Эми рванулась из объятий матери, заметалась из угла в угол, забила кулачками по стенам, дверям, желая услышать, почувствовать, увидеть свое горе...

Обессилев, несчастный ребенок рухнул на свою кровать. Эми затихла, только всхлипывала, содрогаясь всем тельцем. Джейд прилегла рядом.

Так они и провели всю ночь, сцепившись в объятиях, надеясь, что тепло друг друга облегчит их страдания.

Как бы тяжело это ни было, но, вернувшись в город, Джейд, облачившись в строгий черно-серый костюм от Армани, приехала в офис Сэма Сазерленда на Монтгомери-стрит.

Все, от привратника и лифтера до шикарной секретарши в приемной, выражали Джейд соболезнования. Выражения лиц всех этих людей говорило, что они искренне сопереживают потере Джейд. Но было в их глазах еще и беспокойство – что же впереди? Этого она не могла не заметить, и именно поэтому с таким тяжелым сердцем приехала сюда (заставила себя приехать!), когда могла остаться дома, рядом с Эми и пить чай с печеньем, которое тем утром пекла Эдит.

Уложив личные вещи Сэма в коробку, заранее приготовленную его секретаршей, Джейд зашла в туалетную комнату, ополоснула лицо, промыла глаза с покрасневшими веками, все еще дрожащими руками подкрасилась.

Конечно, она выглядела ужасно, но, к счастью, ее жизнь больше не зависела от внешнего вида, поэтому, лишь мельком взглянув на себя в зеркало, она направилась в кабинет Уоррена Бинхэма, вице-президента корпорации Сазерленда, который много лет был правой рукой Сэма.

– Джейд. – Уоррен немедленно встал из-за стола, пошел ей навстречу; его приятное лицо выражало печаль и сочувствие. – Как хорошо, что ты зашла. – Он приветствовал ее, будто они не виделись несколько месяцев, хотя сразу после кончины Сэма Уоррен был у Джейд, желая хоть как-то утешить ее.

Сэм и Уоррен дружили с детства, вместе начинали бизнес в «Сазерленд Энтерпрайзес».

Уоррен до самого конца был рядом.

– Садись, пожалуйста, – провожая Джейд к красному кордовской кожи дивану, сказал Уоррен. – Может, Мона принесет тебе что-нибудь?

Чай, кофе, минеральную воду? – Он вдруг сдвинул брови. – Или, может, чего-нибудь покрепче?

Джейд слабо улыбнулась.

– Не беспокойся, пожалуйста, Уоррен. Я в десять утра вообще-то не пью спиртного. Во всяком случае, пока.

Джейд предпочла вместо дивана расположиться в обычном кресле для посетителей напротив рабочего стола Бинхэма.

– Нет-нет, ничего не нужно, спасибо, – продолжала она. – Дело в том, что мне надо серьезно поговорить с тобой. О деле.

Поняв ее намек, Уоррен вернулся в свое кресло – роскошное, с высокой спинкой и полированными подлокотниками красного дерева.

– Твое слово – закон, Джейд, – просто сказал он. – Сэм всегда говорил, что у тебя прекрасно работает голова, что, впрочем, и подтверждает успех твоих аукционов. Если ты намерена занять место Сэма в «Сазерленд Энтерпрайзес», тебе вряд ли понадобится много времени, чтобы войти в курс дела.

– Вообще-то, управление корпорацией – последнее, о чем я думала, – призналась Джейд. – Но раз уж Сэм оставил меня единственной наследницей и возложил на меня обязанности распоряжаться всей недвижимостью, вряд ли мне стоит сидеть дома и жалеть себя – как бы вызывающе сегодня это ни звучало. Но слишком много людей причастно к делам Сэма.

– Слухи ходят самые разные, – заметил Уоррен.

– Это меня не удивляет. Следовало предвидеть, что все сотрудники будут обеспокоены своим будущим. Но пока Сэм был в больнице, я только о нем и думала. Это теперь мне стало ясно, какую же огромную империю он создал. А прежде я как-то упускала очевидный факт, что такая махина, пусть даже великолепно отлаженная, не может функционировать без непосредственного руководства. Однако вечно это продолжаться не может. Поэтому... – тут Джейд задержала дыхание, мысленно извиняясь перед Сэмом, который мог бы и не одобрить того, что она собиралась сделать, – поэтому я бы хотела, чтобы вы начали продавать компании.

Джейд отдала должное выдержке Уоррена, который внешне остался невозмутим.

– Все? – лишь спросил он.

– Все до единой, – подтвердила она. – Безусловно, нет нужды спешить. Любой работник, который пожелает сохранить свое место после перехода компаний в другие руки, волен сделать это. Я хочу, чтобы вы официально уведомили всех сотрудников, что эти перемены автоматически не лишат их работы.

– Позволю себе заметить, что такие условия существенно снижают выгоду от сделки.

– Что же, – развела руками Джейд, – Сэм всегда говорил, что у него денег больше, чем он в состоянии пересчитать. Если нам предстоят расходы на то, чтобы поддержать людей, которые всегда своей службой поддерживали его, мы пойдем на это.

Джейд улыбнулась уже не так вымученно, как улыбалась в последние дни.

– Спасибо, однако, что ты поднял этот вопрос, – продолжала она. – Я часто слышала от Сэма, что ты честен до совершенства. Поэтому во всем я смело полагаюсь на тебя.

– Могу ли я спросить, во что ты собираешься вложить вырученные деньги? – спросил Уоррен. – Ты, наверное, все обдумала? У тебя есть планы?

– Да. Но очень многое зависит от тебя.

– От меня? – его брови взлетели над очками в классической роговой оправе.

– Я бы хотела, чтобы ты остался, Уоррен.

Мой план – а изначально это была идея Сэма – учредить фонд, который занялся бы созданием в каждом штате школ-интернатов для детей с физическими недостатками.

Бинхэм тихонько присвистнул.

– Задачка не из простых.

– Вот поэтому-то я и нуждаюсь в твоей помощи.

Он сложил руки на груди, встал и посмотрел сквозь дымчатые стекла на огромный мост Голден Гейт, который тянулся через бухту.

– Сэм всегда преуспевал во всех новых начинаниях, смело брался за них, – как бы размышляя вслух, сказал Уоррен. – А я всегда был осторожным консерватором. Мы еще посмеивались...

– Я думаю, ваши заслуги равны, – откликнулась Джейд, – иначе вы оба до сего дня пыхтели бы на лесопилке. К тому же, тебе приходилось придерживаться роли консерватора – для равновесия, а иначе энтузиазм Сэма завел бы вас обоих очень далеко.

– Наверное, в этом ты права, – согласился он, снова усаживаясь в кресло. Теперь он машинально крутил в руках старинную авторучку «Уотермэн», которую однажды на Рождество подарил ему Сэм. Ручку эту случайно Джейд купила в антикварном магазинчике в Коу Холлоу. – Значит, школы-интернаты для детей с физическими недостатками? – хмыкнул он; улыбка тронула его губы. – Ребятишек я люблю. Можешь считать, что администратор предприятия у тебя уже есть, Джейд.

Джейд показалось, что многотонный вес упал с ее плеч.

– Ты не представляешь, как я рада слышать это! – воскликнула она. – Если ты подготовишь все бумаги, то очень обяжешь меня.

Назвала Джейд и сумму, которую предполагала платить ему. Уоррен не скрыл своего удивления.

– Но ведь это гораздо больше, чем я получал, даже с учетом годовых премий.

– Знаю. Знаю также, что ты оправдаешь каждый пенни, Уоррен. – Джейд встала, подошла к Бинхэму и поцеловала его в щеку. – Спасибо тебе, – тихо сказала она. – Спасибо за все.

Благополучно уладив дела, Джейд покинула офис покойного мужа. В коридорах, правда, она неоднократно останавливалась, чтобы принять соболезнования от сотрудников. И только в машине, оставшись в одиночестве, она позволила себе расплакаться.

Горе не отпускало. Джейд преследовали картины, как яркий легкий самолет Сэма падает на снежные склоны гор. Стоило закрыть глаза днем – и она видела это как наяву, а ночью пытка продолжалась с удвоенной силой. Супружеская кровать, где они испытали столько блаженства, стала равнодушной холодной пустыней.

Джейд не могла смириться с мыслью, что Сэма больше нет. Сэм – такой сильный. Такой живой, неукратимый. Как сомнабула бродила она по комнатам. Садилась в его кресло, надевала его рубашки, спала на его подушках, прижимая к себе ночами нестиранную его пижаму, чтобы утром проснуться и ощутить привычный, любимый запах дорогого человека.

Она приезжала на побережье, бродила по безлюдному пляжу вдоль полосы ледяного прибоя, плакала, молилась, пеняла уже ушедшему в мир иной Сэму за то, что он оставил ее, проклинала вслух судьбу, себя за ложь, за двойную жизнь, за все, что заставило Сэма сесть в самолет, причитала по-бабьи, жалея себя, дочку. Но ничто не могло закрыть зияющую брешь в душе, которая разверзлась после кончины мужа.

Сотрудники Федерального авиационного управления передали семье личные вещи Сэма, найденные среди обломков самолета. Увидев знакомый блокнот, Джейд не смогла сдержать слез.

На этих страницах многое было написано, то многое, чем Сэм никогда не делился с нею. Зная, что она не во всем откровенна с ним, Сэм в своем дневнике все же выражал надежду, что когда-нибудь у них не будет друг от друга никаких секретов.

Последняя запись резанула с особой силой.

«Интересно, знает ли Рорк, что у него есть дочь, – писал Сэм своим твердым четким почерком, – скорее всего, нет. Гэллахер не из тех, кто отказывается от плоти и крови своей».

В дневнике Сэм размышлял, почему Джейд скрывает от всех Эми. Все эти отговорки, касающиеся прессы, замкнутого характера – чистейшей воды вздор. Сэм, должно быть, давно понял это. По каким-то причинам, писал он, Джейд приняла решение ни в коем случае не посвящать Рорка в то, что он – отец Эми. Все это объясняло, почему Джейд уклонялась от обсуждения вопроса об удочерении им девочки.

Много строк потратил он, колеблясь, рассказывать ли жене о предстоящей поездке или нет. В конце концов Сэм пришел к выводу; «Надо убедить Джейд, что для меня не имеет значения, чья дочь Эми».

Он до последней минуты был силен духом и уверен в себе.

Сквозь пелену слез читала Джейд признание покойного мужа, что он любит ее дочку как свою собственную и что ему надо просто выбрать время, чтобы убедить Джейд согласиться наконец на удочерение Эми.

«Похоже, это время пришло», – таковы были последние слова в дневнике.

Но этому не суждено было сбыться. На обратном пути самолет Сэма Сазерленда потерпел катастрофу.

При жизни Сэм был человеком экстравагантным и неожиданным. Соответственно своему нраву составил он и последнее письмо поверенному: никаких пышных похорон, никакой панихиды, траурной процессии. Вместо этого Джейд предписывалось дословно «закатить самый шикарный, самый людный прием, какой только видывал город».

Не смея нарушить последнюю волю мужа, Джейд пригласила в дом на Пасифик Хейтс всех друзей и знакомых Сазерленда, не обращая ни малейшего внимания на пересуды и негодование «светских колонок» по поводу такого, по их мнению, неуместного мероприятия, – Не пойму, почему газеты так разоряются, – сказала Джейд Нине незадолго до прибытия гостей.

– Это все Моника старается, – отозвалась Нина. – Она хочет представить тебя всему миру в виде этакой бессердечной хищницы.

– Что же, поработала она в этом плане неплохо.

– Все, кто знал Сэма, прекрасно понимают, что ты поступаешь правильно. А на остальных не стоит и внимания обращать. Знаешь, что сказал Коул Портер, когда газеты критиковали его за то, что на одном из приемов он велел зажечь тридцать тысяч свечей?

– Что же?

– Он сказал, что просто дал подзаработать тридцати тысячам парней, которые держали подсвечники.

Джейд понимала, что Нина хочет подбодрить ее, поэтому постаралась улыбнуться. Впрочем, без особого успеха.

Тем же вечером, правда, ей удалось собраться с силами и обратиться к прибывшим гостям, которых было около двухсот:

– Я пригласила вас всех провести этот вечер здесь, потому что вы – друзья Сэма. Горе и печаль переживают в уединении. А мы собрались вместе, чтобы отдать должное замечательному человеку, прожившему замечательную жизнь. Сэм всегда радовался жизни, тяготел к земным радостям. Итак, отдыхайте, пожалуйста, ешьте, пейте, веселитесь – и пусть мой муж радуется, глядя на вас.

Шампанское лилось потоками, как Ниагара, Столики, покрытые хрустящими белоснежными скатертями, ломились от яств. В большой гостиной группа музыкантов играла танцевальные мелодии, а на веранде, выходящей в сад, расположился джазовый квартет, развлекая своей музыкой тех, кто предпочитал свежий воздух тесноте и шуму гостиных.

Именно там и нашел Джейд Рорк Гэллахер.

После бодрых приветственных слов она словно захлопнула раковину, в которой переживала свое горе.

– Славная вечеринка, – сказал Рорк, – Сэм был бы доволен.

Джейд вздрогнула, услышав его голос. Она вдруг обнаружила, что снова впала в прострацию.

После смерти Сэма она почти постоянно пребывала в каком-то небытие, бесцельно бродила по комнатам, безмолвно замирала где-нибудь в углу.

– Мне кажется теперь, что пока Сэм был жив, мы так мало отдыхали, устраивали праздники. А ведь он сколько раз просил меня отвлечься от работы, больше времени отдавать дому, личным радостям, но я...

– Не надо. – Рорк тронул кончиками пальцев ее щеку. – Не надо упрекать себя. Ты – лучшее, что было в жизни Сэма Сазерленда, Джейд.

– Ты говоришь это, чтобы утешить меня...

– Нет. Я говорю, потому что слышал это от Сэма.

– Сэм – лучшее, что было в моей жизни.

Рорк ощутил укол зависти. Значит, можно завидовать и покойнику?

– Между прочим, – сказала Джейд, – я ведь собиралась позвонить тебе, чтобы поблагодарить...

– Поблагодарить за что?

– Во-первых, за тот ланч. А во-вторых, за то, что благодаря тебе имя Сэма так быстро слетело с газетных страниц.

Рорк публично осудил махинации «Хэмилтон констракшн»; после его выступления начато было официальное расследование. Этот скандал и предшествовавший ему развод Рорка с Филиппой Хэмилтон был в городе темой номер один.

– Кстати, ты, наверное, здорово рисковал, осмелившись заявить о проделках Хэмилтона?

– Они используют в строительстве стальные конструкции самого низкого качества. Совершенно очевидно, что первый же подземный толчок разрушит эти постройки, как карточные домики, будут сотни невинных жертв. Никакой я не герой, газеты раздули Бог знает что. Просто иначе я не могу, теперь нет выбора.

– Сэм поступил бы так же. – Джейд вздохнула. – Знаешь, он всегда гордился вашей дружбой.

– Что тогда говорить обо мне. Сэм Сазерленд был исключительной личностью.

Железные тиски, сжимавшие сердце Джейд, чуть-чуть ослабли, и она улыбнулась.

– Да, конечно.

Спустя неделю после пышного приема в память Сэма Джейд встретилась с его детьми – Моникой, Адамом и Майклом. Разговор предстоял не из легких. Если не считать небольших денежных отчислений и жилых особняков каждому из детей, Сэм все свое состояние завещал Джейд.

– Давайте сразу начистоту, – сказала Джейд. – Если я не откажусь от наследства, вы обнародуете факты моей юности, происхождение и прочее.

Поверенный в делах Сэма Сазерленда, как уже знала Джейд, известил его детей, что завещание составлено четко и не может быть оспорено.

– Именно так. Ты прямо в яблочко попала, – подтвердила Моника. С первых минут, как это грозное и недовольное трио появилось в доме Джейд, Моника взяла на себя роль спикера.

Джейд смотрела в сад, который они с Сэмом разбили, который вместе холили и лелеяли. Ярко-красные рододендроны вселили в нее уверенность и успокоили.

– Я, правда, никак не могу понять, почему я должна быть этим обеспокоена.

Гладкий лоб Моники сейчас пересекали хмурые складки, она нервно курила.

– Потому что если на поверхность выйдет твое далеко не безупречное прошлое, фирма, которую ты так старательно создавала, прекратит свое существование. – Она помолчала, состроив недобрую, презрительную гримасу. – Сколько добропорядочных жителей Сан-Франциско пустят на порог незаконнорожденную дочь пьянствующей проститутки? Интересно, как отреагируют твои клиенты, когда узнают, что ты подвергалась аресту за кражу?

Как бы ни была поражена Джейд тем, что этим людям известны факты ее далекого прошлого, виду она не показала. К тому же она бесконечно устала жить в паутине лжи и легенд о своем происхождении. Она устала скрывать то, что у нее давно растет дочь. Она устала бояться, что судьба столкнет ее с кем-нибудь, кому известно ее прошлое. Она устала. Все. Точка.

Джейд смело встретила неприязненный взгляд Моники.

– Значит, это ты все сказала Сэму, а? – спросила она ровным голосом. – Значит, из-за тебя он отправился в Оклахому? – «Из-за тебя он и погиб». Последние слова вслух не были сказаны, но как бы повисли в воздухе, проникая в разум каждого.

– Если бы он сразу поверил всему, что я рассказала ему о твоем грязном прошлом, – ощетинилась Моника, – не было бы необходимости тащиться в эти Богом забытые края.

Она раздавила окурок в хрустальной пепельнице и тут же взяла из пачки новую сигарету.

– Могу я задать тебе вопрос? – произнесла Джейд.

– Ну?

– Как ты выяснила все это?

– Я была в Париже в деловой поездке, – объяснила Моника, – где случайно встретилась с одной из твоих старых знакомых. – Джейд не снизошла, чтобы поинтересоваться, кто же именно это был. – Имя Шелби Гэллахер говорит тебе что-либо?

Значит, Шелби. Шелби, которая стащила когда-то ее письма к Рорку и которая теперь раскрыла всем тайну ее молодости. Наверное, жизнь, подумала Джейд, состоит из цепочек случайностей, скверных, жутких совпадений.

– Я любила вашего отца, – тихо сказала Джейд. – И хоть я сомневаюсь, что вы способны поверить в это, я связала с ним свою жизнь отнюдь не из-за денег.

Адам издал какой-то звук – что-то среднее между смешком, кашлем и проклятием.

– Тем не менее, это правда, – продолжала она. – Кстати, все, что я оставляю себе – этот дом и особняк Сэма на побережье. Сэм по-настоящему любил жить там, для меня это имеет особый смысл.

– Ну, а с остальным что ты собираешься делать? – спросил Майкл Сазерленд. Алчность так и слышалась в его голосе, корыстью блестели водянисто-голубые глаза. А запах виски распространялся от него на несколько ярдов.

– Я собираюсь основать фонд, который позволит создать по всей стране сеть городков для детей с пороками физического развития.

Моника вскочила.

– Мы будем оспаривать завещание. Отец никогда не пошел бы на такое.

Джейд тоже встала.

– Вообще-то, это была именно его идея. Ну, а теперь позвольте откланяться. Надеюсь, провожать вас нет нужды. Меня ждет работа.

И вместо чувства вины за то, что указала детям Сазерленда на дверь, Джейд ощущала удовлетворение, ей даже показалось, что она наяву слышит, как Сэм аплодирует ей.