Ившем Форбз Фробишер, пятый граф Хэнли, смотрел в окно, выбивая пальцами барабанную дробь. Потоки лошадей и экипажей продолжали прибывать и убывать со двора «Белого лебедя».

Граф повернулся к человеку с фуражкой в руках, стоявшему в центре ковра, устилавшего самую богатую комнату гостиницы, и вопросительно приподнял бровь.

– Мисс Хитер определенно была здесь, – сказал человек. – Полдюжины наших прочесали всю местность вдоль главной дороги, но не узнали ничего нового. Аптекарю Пенсу, купившему лошадь, тоже ничего не известно. Также, как и лорду Райдерборну.

Хэнли снова устремил взгляд в окно.

– Райдерборну?

– Я говорю о старшем сыне герцога Блэкдауна. Я знал его в ту пору, когда он был еще ребенком.

– Милорд?

– А, не важно. – Граф, обернувшись, бросил сердитый взгляд на слугу. – Стало быть, женщина исчезла, а Райдерборн уехал?

Человек стоял, тупо уставившись на родинку над левым ухом своего господина.

– Его отъезд видели несколько человек, милорд. Люди слышали, как он сказал, будто возвращается домой, в Уайлдшей.

Медным набалдашником трости Хэнли приподнял подбородок слуги.

– Тогда я, пожалуй, навещу герцогиню Блэкдаун. Люблю, знаете ли, старинные замки посреди воды, так же, как люблю навещать сыновей герцога в их естественной среде. Если он, конечно, там. А вы тем временем выясните, куда они направились.

– Они, милорд?

– Боже мой! Неужто у меня на службе идиоты? Женщина и – вполне вероятно – ее высокородный спутник! Вот вы, мистер Лорример, как большинство ваших коллег и путников на этой главной дороге, низкорослы и темноволосы, с крысиным носом. А ваш новый объект поисков – более шести футов роста, с манерами Сент-Джорджей, которые не спутать ни с какими другими; женщина – писаная красавица. Вы их найдете. Проследите за ними. Установите, куда они направляются. При этом вы должны оставаться незамеченным и не возбуждать подозрений. Все, что узнаете, сообщите мне.

Мистер Лорример сцепил руки за спиной.

– Хорошо, милорд.

– Это на самом деле для вас хорошо, мистер Лорример. Ибо, разыскав их, вы сможете получить вдвое больше того, что было вам обещано вначале. – Граф улыбнулся. – А еще вам обеспечено место зрителя на повешении.

Расстилавшаяся перед ними дорога была сплошь испещрена следами копыт: С ярко-синего неба лились песни жаворонков и луговых коньков. Однако на горизонте собирались тучи, словно какой-то невидимый великан возводил из взбитых сливок фантастические горы, а затем пачкал их чернилами.

Быстрой рысью они поскакали прочь от амбара и, проехав через лес, стали взбираться по голым холмам. В первый раз они могли ехать рядом. Словно по молчаливому согласию лошади замедлили бег, а потом и вовсе перешли на шаг. Миракл бросила взгляд на своего спутника. Райдер свободно сидел на коне, глядя вперед. Его темные волосы развевались, отбрасывая на лицо трепещущие тени. Слегка залоснившаяся кожа на лице привлекла внимание Миракл, она не могла оторвать глаз от совершенной формы его скул и подбородка.

Она знала многих мужчин, но этот пробудил в ней совсем новые чувства, в которых она и сама до конца не могла разобраться, значительно более глубокие, чем примитивные реакции тела на красивого мужчину. «С романтической чепухой интереснее»?

– Почему вас назвали Миракл? – поинтересовался Райдер.

– Моя мать боялась, что я умру. Когда же я отказалась умирать и вместо этого резво засучила ножками в своей корзинке, она решила, что я родилась под счастливой звездой.

– Вы были болезненным ребенком?

– Мой брат, Диллард, говорит, что, родившись, я, не переставая, ревела, как теленок. Он на восемь лет старше меня.

– У вас еще есть братья и сестры?

– Пятерых детей схоронили: мертворожденные, выкидыши, умершие в своих люльках.

– Простите меня, – сказал Райдер. – Все это, верно, было ужасным горем для вашей матери.

– Ее не стало, когда мне было три года, поэтому я не помню.

– И что ж? Под счастливой звездой вы родились?

– Конечно! Иначе меня бы уже не было в живых, и я сейчас не ехала бы с сыном герцога под сияющим в ярко-голубом небе палящим солнцем.

– Которое жжет спину, словно адское пламя. – Райдер указал хлыстом вперед. – Я вижу спасительный водоем с чистой водой. В той маленькой долине перед нами. Он манит нас к себе.

– Как сирены?

– Именно! – Райдер подмигнул ей. – Он беззвучно поет нам таинственные мелодии желания…

– …искушая путников свернуть с пути и приблизиться к нему, подвергнув тем самым свою жизнь смертельной опасности, – закончила Миракл с нарочитой торжественностью.

Глаза Райдера искрились весельем.

– Я привык купаться каждый день.

– Я тоже. Но, дабы уберечь свою шею, откажусь от этой процедуры. Меня преследуют страшные люди. Они готовы вздернуть меня на первом же суку, а вы предлагаете потворствовать господским привычкам к роскоши?

– Холодный пруд не привилегия господ. Это средство взбодриться, а не роскошь.

– И он остудит ваш пыл? Тогда будь по-вашему. Купайтесь ради Бога в своем таинственном пруду, если вам это так необходимо.

Миракл остановила лошадь. С откоса желтого известняка в небольшое озеро низвергался водопад. Темная поверхность воды частично затенялась скалистыми выступами. Вековые деревья стояли живописными купами, украшая олений заповедник, простиравшийся на несколько фарлонгов вперед вплоть до фасада монументального каменного особняка, где на крыше мирно дымили резные каменные трубы.

– Это чье-то загородное имение, – заметила Миракл.

– Так и есть.

– В помещениях кухни горит огонь, а значит, хозяин дома. – Уж наверняка.

– Скажу вам больше: вряд ли он станет поощрять лиц, вторгающихся в его владения. Не исключено, что где-то в подлеске расставлены ловушки.

Райдер осадил свою заволновавшуюся лошадь, его волосы трепал ветер.

– Возможно. Если вы боитесь, то лучше нам не поддаваться искушению и ехать дальше, хотя я сейчас, наверное, отдал бы за ванну половину своего наследства.

– Даже если в высокой траве и нет стальных зубов, способных отхватить человеку ногу, местные ограды, скорее всего с остриями, которые нарушителю владений легко распорют брюхо.

– Едва ли существуют непреодолимые преграды для того, кто дерзает преодолеть их.

– Так пусть же попробует кто-нибудь сказать, что мы не дерзнули!

Миракл пустила лошадь легким галопом прочь от скалистого откоса. Райдер поскакал следом, придерживая Красотку, чтобы та не обогнала Миракл. Они остановились, лишь когда путь им преградила высокая железная ограда с навершиями в виде копий.

– Как я и подозревала, – сказала Миракл, поворачивая лошадь, чтобы видеть лицо Райдера. – Владения его светлости – кто бы он ни был – защищены на славу от всякой черни вроде нас.

– Тогда пусть недремлющее око его светлости идет ко всем чертям! – Райдер огляделся. – А вот обрезать свои деревья он забыл.

По ту сторону ограды рос огромный, толстый дуб. Нижние ветви были спилены, и оставшиеся сучья торчали между прутьями, но вверху над оградой нависало несколько крепких ветвей.

Райдер остановил кобылу под дубом и перекинул поводья вперед через ее голову, чтобы, исхитрившись, ухватиться за спиленный сук. Слишком хорошо обученная, чтобы отступить, Красотка выпучила глаза. Но, как только Райдер высвободил ногу из стремени, собираясь встать на седло, кобыла качнула крупом, вынуждая его балансировать на одной ноге, раскинув руки. Жуткая тень испугала Красотку, и та шарахнулась в сторону. Однако ее седок уже оттолкнулся от седла и ухватился за шпили ограды. Несколько мгновений спустя он сидел как ни в чем не бывало, устроившись на свисающей ветке. Освободившись от своей сумасшедшей ноши, кобыла опустила голову и успокоилась.

– Ну! – Райдер протянул вниз руку, по-мальчишески улыбаясь. – Давайте вторгнемся в чужие владения.

– Хотите, чтобы я с ногами взгромоздилась на седло Красотки? Она меня сбросит.

– Она сбросит, а Джим нет. – Райдер покрепче обхватил ногой ветку и потянулся руками вниз. – Как любой снедаемый любовью мужчина, самец не оставит кобылу. Ну же, мэм, грот ждет свою нимфу!

Миракл закрепила поводья, подобрала юбки и забралась на спину лошади. Джим повел ухом, но продолжал стоять смирно возле кобылы. Миракл тем временем распрямилась, Райдер поймал ее за руки и, подняв, затащил к себе на ветку. Спуститься с дерева в олений парк за оградой не составило груда.

Райдер повел Миракл вперед по небольшой лужайке к подножию горы, где возвышались нагроможденные один на другой покрытые мхом валуны, оставляя между собой отдельные проходы, которые вели нарушителей чужих владений к водопаду над темным и холодным под сенью деревьев озером.

Присев на корточки, Райдер плеснул себе водой в лицо.

Миракл устроилась на известняковом выступе, обхватив руками колени. Она боялась, но виду не подавала.

– Над ландшафтом хорошо поработали, чтобы сделать его еще более живописным, согласны? – проговорила Миракл.

– Определенно! Скала и водопад, вне всяких сомнений, творение природы, но эти прекрасные нагромождения камней придуманы не ею, не она засаживала их всеми этими экзотическими альпийскими цветами. Эти изящные в своей простоте скалы и водоем такой глубины, которой хватает, чтобы казаться таинственным, полагаю, результат использования взрывчатых веществ. – Райдер снова плеснул водой в лицо. – Это искусственные руины. Моя бабушка осуществила несколько подобных фантазий в Рендейле.

– В Рендейле?

– В одном из небольших поместий герцогства.

– А, понимаю. Не будь меня здесь, вы бы тотчас же разделись и искупались в этом таинственном озере?

– Вместо этого я удовольствуюсь тем, что немного поплещусь в воде, как трясогузка. Я не люблю ездить в мокром белье. – Райдер поднял на Миракл глаза в обрамлении влажных ресниц. – И не могу купаться обнаженным перед леди.

– Вы постоянно забываете, – сказала Миракл. – Я не леди.

С пальцев Райдера капала вода.

– А что, если кто-нибудь – садовник или компания гостей из дома, или девица-нянька со своим подопечным, а может, и сама его светлость – вдруг выйдут на прогулку и увидят, как я резвлюсь в этом пруду?

– Вы встретите нарушителя вашего уединения надменным взглядом, который нагонит страху на садовника, повергнет в ужас гостей, вызовет трепет у няньки и успокоит его светлость, ибо никто и никогда не примет вас ни за кого другого, кроме как за наследника герцогского титула – хоть абсолютно голого, хоть стоящего на голове, хоть в обществе проститутки-убийцы.

– Стоять на голове, – сухо ответил Райдер, – я не собираюсь.

Миракл поднялась. Сердце ее бешено колотилось.

– Должно быть, отрадно сознавать, что можешь позволить себе вольность бесцеремонно общаться с тем, что тебе не принадлежит.

– Не всегда все так просто, Миракл.

– Итак, не имея счастья принадлежать к знатному роду, и не обладая навыками держаться на воде, я думаю, мне стоит удалиться, позволив вам вдоволь насладиться купанием в одиночестве.

– Вы не умеете плавать?

– Не умею.

Райдер снял сюртук и, положив его на плоский камень, посмотрел на Миракл.

– Могу вас научить.

Миракл ответила ему улыбкой.

– Это слишком опасно.

Глаза Райдера казались очень темными; почти черными.

– Я не допущу, чтобы с вами произошла какая-нибудь неприятность.

– Это хорошо, но, если мы с вами, милорд, окажемся рядом в этом пруду в чем мать родила, то можем поставить под угрозу наше с вами недавно обретенное равновесие, хотя этот высоконравственный почин – всецело ваша затея, а не моя. Поэтому, покуда вы тут плаваете, пойду-ка я незаметно прогуляюсь вдоль ручья. Прогулка освежит меня не меньше, чем купание, но при этом будет более безопасной.

Миракл пошла прочь, оставив Райдера смотреть ей вслед. Между скалами пролегал лабиринт тенистых тропинок. В расщелинах на тоненьких стебельках покачивались крошечные цветочки. С отвесной скалы свисали, роняя влагу, мхи и папоротники, и в каждой капле светилось солнце.

Встревоженная неровным биением сердца и сводившим с ума желанием, Миракл остановилась и, проведя рукой по камням, засмеялась. Она всегда старалась жить настоящим. У нее не было ни прошлого, о котором ей было бы приятно вспоминать, ни будущего, о котором хотелось бы помечтать. Ее вечными спутниками были чувство вины и страх. Но здесь лорду Хэнли ее не найти, и что может быть прекраснее, чем это удивительно ясное утро?

Миракл прислонилась спиной к сухой плите известняка и устремила взгляд в небо. Ей страстно хотелось вобрать в себя и сохранить в своем сердце эту красоту. Будь она одна, этот грот остался бы для нее лишь живописным и волшебным местом, случайно обнаруженным ею в пути.

Но присутствие будущего герцога сообщало всему окружающему особое, скрытое значение, как если бы Оберон вдруг навел свои могучие чары на все живое, в том числе и на Миракл Хитер, куртизанку, привыкшую ублажать потомков аристократических родов, правда, не таких уважаемых, как Райдер, женщину, которая так низко пала, что теперь у нее почти не оставалось выбора, разве что катиться дальше.

Но делать это можно весело и с дерзким небрежением к приличиям. Пусть участь шлюхи неизбежна, но это вовсе не означает, что она не сможет встретить ее с открытым забралом.

Сливавшиеся перед ней воедино дороги подводили к выщербленным ступеням. Поднявшись по ним, Миракл очутилась на небольшом уступе. Над деревенской, покрытой зеленым мхом скамьей нависали посаженные здесь осины и красные клены. В обрамлении их ветвей, словно в раме, виднелось озеро. Миракл присела. Как раз в этот момент обнаженный Райдер, мелькнув белым пятном, нырнул в воду.

Он плыл, энергично рассекая водную гладь, мокрые волосы прилипли к голове, плечи и ягодицы блестели, как мрамор. Не подозревая, что кто-то его может видеть, он сделал кувырок и скрылся под водой, затем снова вынырнул и лег на спину, широко раскинув руки и выгнув грудь. Его пенис был виден над водой.

Миракл замерла, словно пронзенная стрелой. До чего ж он красив! Она закрыла лицо руками, безуспешно пытаясь рассеять образ, который уже запечатлелся в ее памяти.

Он выглядел удивительно наивным и непорочным. Холодная зеленая вода волновалась вокруг его прекрасного тела, под белой кожей проступали идеальной формы мускулы, словно это был не человек, а неземное создание, попавшее сюда откуда-то с далекой планеты.

Однако ей было совсем не трудно заставить себя вспомнить его запах и ощущение этой мужественной красоты в своих руках и в своем теле. Она знала, что этот мужчина может смущаться и что в самых потаенных уголках души, возможно, все еще таит обиду на нее за то, что она его использовала.

Миракл повернулась и, спустившись по лестнице, пошла другой дорогой, оставив Райдера нырять и плавать.

Тропа, делая петлю, возвращалась к ручью. Миракл наклонилась и плеснула водой в лицо, сердце ее взволнованно билось.

Райдера же нисколько не заботило, обнаружат ли его обитатели дома: садовник, нянька или сам хозяин, возможно, аристократ, имеющий какие-нибудь дальние родственные связи с Сент-Джорджами. Все знатные семьи роднились друг с другом. Что бы ни делал Райдер, он оставался неуязвим. Никто не посмел бы тронуть его. Как жаль, что не такие благородные женщины, да еще и совершившие тяжкое преступление, не обладали подобной неприкосновенностью, даже несмотря на то что их сопровождали столь благородные особы, как его светлость.

Сощурив глаза, Миракл посмотрела на небо и посмеялась над собой. Наверное, есть вещи, которые человек предотвратить не в силах, но в любом случае не стоит терять присутствия духа.

Миракл, решив помыться, расшнуровала сапожки и, прежде чем снять с себя одежду, поболтала босой ногой в воде. Затем оделась и снова направилась к озеру.

Он качался на воде с закрытыми глазами. Его одежда горкой высилась на камне, рядом стояли сапоги. Миракл тихонько присела рядом с одеждой. Она расправила рукой сюртук и рассеянно погладила ворот рубашки, а когда снова подняла глаза, Райдер уже собрался плыть к берегу.

Он показался до пояса из воды, по его плечам струилось серебро.

– Вы подсматривали? – Он прижал руку к мокрой голове. По покрытой волосами груди ручейками стекала вода. – А где же ваша девичья скромность?

Миракл улыбнулась:

– Я же говорила вам, что я не леди.

Райдер улыбнулся ей в ответ:

– Видимо, так и есть! Но как прикажете мне взять одежду, на которой вы сидите, и при этом сохранить свою скромность?

– Я сижу не на ней. Я сижу рядом. В какой бы рыцарский вздор вы ни верили, не так уж вы и непорочны.

– Однако я спокоен, как Лорелея, на этой подводной скале в раздумьях о необходимости соблюдать осторожность.

– Ни на секунду не поверю, что вы так застенчивы, но обещаю не смотреть, если угодно.

– Я не застенчив, – ответил Райдер. – Просто думаю, не должен ли я – в моем настоящем положении – по крайней мере, соблюсти пристойность.

Миракл со смехом протянула ему его рубашку.

– Значит, несмотря на холодную воду, природа снова заявляет о себе? Вот, милорд, возьмите рубашку и прикройте срам.

Райдер снова окунулся в воду и, сделав несколько взмахов руками, подплыл к берегу. Когда он выбрался из озера, на его мокрых плечах сияло солнце. Вода пригладила темные волосы на его теле, сверкала на руках и ягодицах, на гордо восставшем детородном органе.

Райдер решительно подошел к Миракл, чтобы взять рубашку, и она посмотрела ему в глаза.

Встретившись с ней взглядом, Райдер замер. Его потемневшие глаза изучали ее лицо. Сердце Миракл глухо забилось.

– Мы говорили о долге и расплате, – сказала Миракл. – Но платить больше ни за что не нужно.

С волос Райдера крупными каплями стекала вода, которая приятно холодила разгоряченную кожу Миракл. Райдер большим пальцем смахнул капли с ее щеки.

– Даже за рубашку?

– Да, – ответила Миракл. – Как и все остальное, эта рубашка уже ваша.

С неослабевающей эрекцией Райдер присел рядом с Миракл и, проникнув пальцами в ее волосы, запрокинул ей голову. В глубине его глаз горел еле сдерживаемый темно-зеленый огонь.

– По-моему, это очень дурная затея, – сказал он. – Мне нужно было оставаться в воде.

Миракл положила руки Райдеру на плечи, и он выронил рубашку из рук.

– Нет, – возразила она, поглаживая ладонями его крепкое, прохладное тело, чувствуя пламя, сжигавшее его изнутри. – Ничего худого в ней нет, если рассматривать это как веселый праздник на водах в волшебном месте.

Райдер, словно от полученного удара, резко выдохнул и прикрыл глаза.

– Я сражен. Господи, помоги мне!

Миракл запустила пальцы в его мокрые волосы и в поцелуе припала губами к его огненным губам. Обняв ее за талию и затем слегка приподняв влажными руками, Райдер поставил ее на колени между своих раздвинутых ног. Миракл прижалась к нему грудью, блуждая руками по его плечам и крепкой спине, и их поцелуй становился рее более глубоким. Ее губы искали нежную и сладостную твердость его губ, а язык – горячий, жесткий бархат. Миракл почувствовала, как его восставший жезл уткнулся в ее юбки.

Невероятные ощущения захлестнули ее стремительным потоком, сконцентрировавшись внизу живота. Если бы он не поддерживал ее, она, несомненно, упала бы, сокрушенная желанием. Однако она продолжала целовать его, поддаваясь возбуждению, порабощенная роскошью и поразительным магнетизмом его обнаженного тела.

Наконец Райдер отстранился, чтобы перевести дух, все еще не выпуская ее из рук. Его широко раскрытые глаза были непроницаемы, будто он вобрал в себя свою тень.

– Нет, – с трудом выдавил он из себя, разжимая пальцы на ее талии. – Это в высшей степени неудачная затея, особенно потому, что мы с вами не собираемся заниматься любовью.

Миракл взяла его за руки, не чувствуя с его стороны сопротивления, и поцеловала каждую в середину ладони. Ей потребовалось все самообладание, чтобы заглушить свои желания.

– Но когда представляется возможность, женщина легкого поведения должна получить хотя бы то, что можно. Одевайтесь, милорд, пока я не растерзала вас на куски. Это наверняка привело бы в смущение его светлость Отсутствующее Недреманное Око Остроконечных Оград, если бы он застал нас врасплох. Ибо, если вы еще раз поцелуете меня, это неминуемо произойдет.

Опустившись на корточки, Райдер рассмеялся. Его эрекция все еще не ослабла, и Миракл, поднявшись на ноги, отступила.

Она зашагала прочь по лабиринту тропинок. У нее внутри полыхал огонь, голова шла кругом. Отдалившись настолько, что Райдер не мог ее видеть, Миракл остановилась и сквозь блестевшие на глазах слезы устремила взор в небо.

Он не просто красив! Он зачаровывает!

Сколько бы ни довелось ей еще прожить на этом свете, до конца своих дней она будет бережно хранить в памяти образ этого мужчины таким, каким она его сейчас видела, – мокрым, блестящим от воды, словно морское языческое божество, на коленях у берега темного озера. Он сгорает от страсти к ней, но размыкает объятия и выпускает ее из рук.

Они снова ехали вдоль склона горы. Отдаленные раскаты грома становились все ближе и ближе. В воздухе еще витало гнетущее напряжение, хотя холодные порывы ветра налетали с запада. У поворота дороги над верхушками деревьев перед расстилавшейся впереди долиной проглядывал высокий шпиль.

– Видите ту церковь? – спросил Райдер. – Из-за нашей задержки у грота гроза теперь может разразиться прямо у нас над головами. Поэтому поищем убежище там. Дадим лошадям отдых и сами подкрепимся. Вы устали?

– Не очень, – отозвалась Миракл. – Но меня бьет дрожь.

Райдер пытливо посмотрел на нее.

– Отчего?

– Оттого, что во время грозы мы с вами будем в святом месте.

– Вы полагаете, языческие гроты более соответствуют нашим обстоятельствам?

– По крайней мере, моим. Я ведь в отличие от вас, милорд, великая грешница.

– Я тоже не святой, – произнес Райдер.

– Тогда, возможно, в этой церкви вы все-таки признаетесь, о чем думали или, быть может, вспоминали, когда спускали меня вниз с чердака.

По лицу Райдера пробежала тень. С минуту он хмурился.

– Скажу, если вам угодно. В этом нет ничего такого, что могло бы вас огорчить.

– Однако вас это огорчило, не правда ли?

– Прежде огорчало. А теперь нет. У меня нет причин скрывать что-либо от вас.

– Таким образом, можно будет проверить, насколько вы мне доверяете: ведь я могу выслушать ваши откровения, но отказаться открыть свою тайну.

– Вы этого не сделаете.

– Думаете, я слишком честна, чтобы обмануть вас? Или не настолько глупа, чтобы рисковать?

Красотка вдруг пошла боком, затем встала на дыбы перед очередным порывом ветра. Райдер без видимого усилия справился с ней.

– Ну, что-то в этом роде.

Сверкнула молния. Раскат грома раздался где-то совсем близко. Птицы внезапно умолкли. Отовсюду, словно полчища демонов, небо обступала тьма. Несколько холодных капель упали Миракл на лицо.

– Надо ехать, – сказал Райдер, глядя в небо. – У нас не остается времени. Следует поторопиться!

Джим понесся галопом вслед за кобылой. Лошади несли своих седоков под неистовым ливнем.

Вымокшие до нитки, они достигли церкви. Райдер спешился и повел цокающую копытами Красотку к паперти. Опустив голову под проливным дождем, ведущая Джима Миракл сначала последовала за ним, но потом остановилась. Ее спутник толкнул тяжелую дверь в церковь и завел кобылу внутрь.

– Вести лошадей в церковь нельзя!

– Почему? – Громко стуча подковами о плиты каменного пола церкви, Красотка за спиной своего хозяина перебирала копытами. – Где лучше укрыть их от непогоды, как не в доме Божьем? Не Всевышний ли создал бессловесных тварей? Не Он ли по-отечески заботится о них?

В ослепительной вспышке молнии, ударившей где-то совсем рядом, в темноте сверкнули колонны, подпиравшие свод.

– Это можно выяснить, – ответила Миракл. – Если от удара молнии рухнут своды, будет ли это знаком Божьего гнева, как вы думаете?

Райдер улыбнулся:

– Нет, это будет означать только то, что на шпиле нет должного громоотвода. Входите же, вы насквозь промокли, и мы не можем допустить, чтобы наших лошадей поразила молния.

Райдер взял Джима за поводья и привязал обеих лошадей к ручкам большого сундука возле двери. Миракл сняла промокший плащ и огляделась. Вокруг не было скамей или отгороженных мест для важных персон, оставалась лишь одна лавка возле колонны, и Миракл расстелила мокрую одежду на разрушенной временем каменной купели.

В дальнем конце нефа располагалась деревянная кафедра проповедника, украшенная тонкой резьбой, которая могла похвастаться еще более богатым прошлым, чем алтарь, который пустовал – на нем не было ничего, кроме одинокого большого креста.

Красотка с Джимом, пока Райдер расседлывал их, стояли смирно, понурив головы. Новые раскаты грома в пустоте церкви отдавались гулким эхом, а звуки голосов Райдера и Миракл терялись в пространстве, превращаясь в шепот.

– Рядом, должно быть, тоже когда-то была деревня, – заметила Миракл. – В здешнем лесу, верно, можно найти развалины, давным-давно поросшие ежевикой.

Райдер осмотрелся.

– Да, возможно, заброшенная после черной смерти или постепенно опустевшая, когда стало требоваться гораздо меньше народу, чтобы делать деньги на шерсти.

– Значит, дома возвратились в землю.

– А церковь, выстроенная из камня, стоит и поныне. – Райдер сложил седла у колонны. – Хоть в ней регулярно и не служат, но и сейчас здесь иногда хоронят, а возможно, даже венчают. Кто-то не так давно оставил на кладбище цветы. Это по-прежнему освященная земля.

Миракл двинулась вдоль стен, разглядывая остатки росписи на арках.

– В детстве воскресный поход в церковь дважды в день был для меня единственным окном во внешний мир.

– Вы выходили из дома только по воскресеньям? Почему?

– Это не имеет значения. Мы обещали рассказать друг другу о событиях не столь отдаленных, не так ли? Так готовы ли вы рассказать мне о ваших таинственных воспоминаниях?

– Это не тайна. – Райдер достал из седельной сумки хлеб и холодное мясо и протянул Миракл.

Миракл подошла и взяла еду.

– Благодарю. Так почему те воспоминания так растревожили вас?

– Мне показалось, что все это я видел когда-то, – Райдер присел на скамью, – и вспомнилось, какие чувства увиденное пробудило во мне.

Миракл устроилась на противоположном конце деревянной скамьи и стала есть. Окружавшая их атмосфера, казалось, изменилась, словно окутанная сумраком непогоды.

– Не рассказывайте, если вам не хочется.

– Нет причины об этом умалчивать, просто я до сих пор чувствую неудобство, которое, вероятно, покажется вам смешным. Почти все в Уайлдшее, кроме моих сестер, вскоре узнали о случившемся. И мне кажется, я должен вам рассказать это. Пытаюсь же я выведать ваши секреты. Так почему не открыть вам один из моих?

– Если только это не причинит вам душевных страданий.

– Не настолько я малодушен, – ответил Райдер. – Это произошло в Уайлдшее. Тогда со мной был мой кузен, Гай Деворан. Мы вышли с ним в один из огороженных садов, где некогда располагался наружный двор замка, увлеченные беседой, когда вдруг я поднял голову.

Услышав имя кузена Райдера, Миракл прикусила губу, однако упоминание, о нем не могло усложнить создавшуюся ситуацию еще больше.

– И вы увидели нечто такое, что потрясло вас до глубины души, даже оскорбило?

– Оскорбило? Да, именно оскорбило. Я, разумеется, был рассержен, потрясен и глубоко разочарован. – Райдер откинул со лба мокрые волосы. – На бордюре бабушкиного фонтана мы увидели Джека с Анной. В то время они еще не были женаты, даже помолвлены. Анна – свободомыслящая дочь священника. Она была очень простой и в высшей степени неподходящей партией для мужчины из рода Сент-Джорджей. Поначалу они даже не заметили нашего присутствия, пока Анна не подняла глаз.

– А! Они занимались любовью?

– Совершенно верно, но тогда я этого не понял.

– Из-за того, что увидели в ее лице нечто другое?

Райдер, казалось, забыл про еду.

– То, что я увидел, было чувства вины, стыд и еще – какой-то слепой ужас вперемешку с неописуемым экстазом. Я застыл на месте, пораженный безумным отчаянием, а она уткнулась лицом в плечо Джека и заплакала.

Миракл смотрела на кусок мяса. Она была голодна, однако кусок не лез в горло.

– Это потому, что она была девственницей?

– Она, конечно же, была невинна, когда они познакомились – за несколько дней до этого, – и конечно же, чувствовала себя ужасно. Мы встретились с Джеком глазами. Никогда не забуду выражения его лица. Он видел, что я поражен, но вид у него был беспечный, даже насмешливый.

– Я вас хорошо понимаю. – Миракл отщипнула кусочек хлеба и заставила себя его проглотить. – Ведь он ваш брат, и вы его любите. Вам показалось, что он предал вашу любовь, а также свою честь и честь Анны.

– Предал мою любовь?

– Да, разумеется!

– Возможно, но тогда это было не важно. Важнее было то, как отреагировала на случившееся моя мать.

Миракл отложила в сторону остатки еды и обхватила себя руками.

– У меня на свете никого нет, кроме брата, Дилларда. В жизни нет ничего важнее родственных связей. С чего вы взяли, что ваша любовь к брату не имела значения?

– Потому что настоящая трагедия разразилась после того, как Гай потащил меня прочь, и мы побежали к герцогине. Она тотчас догадалась, что произошло.

– Каким образом?

– По выражению моего лица. Она давно с ужасом ждала того, что случилось. Мы с матерью не обменялись ни словом. Я просто ушел, оставив ее одну среди ее роз.

– Потому что поняли, что именно этого хочет герцогиня?

– Ей нужно было остаться одной. Она обожала Джека.

– Вас это не задевало?

– Что? То, что она любила брата больше? Нет. Сумасшедшая любовь матери к Джеку казалась мне тяжким бременем, от которого я был, к счастью, избавлен.

– Вы всегда были так одиноки?

Вопрос, казалось, озадачил Райдера.

– Не обо мне же речь!

Миракл опустила глаза. Одинокий старший сын в большой семье? Еще более одинокий, чем была она?

– Конечно, нет. Хотя и у вас есть свое бремя.

– Мое бремя – неотъемлемая часть моего положения.

– Однако для лорда Джонатана бремя материнской любви оказалось непосильным?

Райдер ощутил облегчение оттого, что разговор снова вернулся к брату.

– Да, думаю, это так. Джек сбежал от нее, бросившись в странствия и в объятия многочисленных женщин. Он изыскивал куртизанок на Востоке, в самых отдаленных его уголках. Там он познал все, на что только способна плотская любовь. Наивная Анна была совершенно лишена всего этого эзотерического знания и – как я тогда ошибочно полагал – просто пала жертвой его бессердечного соблазнения. Казалось, Джека нисколько не мучили угрызения совести. И это мой брат!

Вспышка молнии осветила окружающее пространство, на стены нефа упали фантастические тени. На каменном полу ослепительно блеснула медь: рыцари в доспехах, дамы в платьях, напоминающих саваны. Райдер вскочил, отошел в сторону и, остановившись, поднял глаза на мемориальную дощечку на стене в память о каком-то баронете шестнадцатого века.

Миракл сидела, уставившись на свои мокрые сапожки.

Ее сердце бешено стучало.

– Итак, он разбил ваше сердце?

– Мне хотелось его убить.

Воцарилась тишина. Холод, казалось, пронизывал Миракл до мозга костей. Для мужчин, подобных лорду Райдерборну, существовали только два типа женщин: чистые, вроде Анны – неприкосновенные непорочные девы, честь которых любой джентльмен обязан защищать до последнего вздоха, – и падшие, чье предназначение удовлетворять низменные потребности тех же джентльменов. К их числу относилась и она.

– Я не священник, а вы не на исповеди, – проговорила Миракл. – Зачем вы все это рассказываете?

Райдер обернулся:

– Затем, что вы пожелали непременно знать это.

– Нет! – Миракл вскочила. – Хотите убедить меня, что вам знакомо желание убить? Именно желание, но не сам акт, конечно!

– Да, но в тот момент… – Райдер сделал глубокий вдох. – Я твердо решил по меньшей мере наказать его. Он когда-то привез мне с Востока изумительную нефритовую лошадку. Маленькую фигурку, искусно вырезанную. Я разбил ее. А потом пошел искать его.

Стуча каблуками, Миракл подошла к купели. Вода струями стекала по церковным окнам, точно небо вдруг обернулось разлившимся озером.

– Потому что вы были в ярости, чувствовали себя оскорбленным. И что подсказывала вам ваша честь? Вызвать собственного брата на дуэль?

– Эта мысль никогда не приходила мне в голову. Я нашел Джека. Он был один. Стоя ко мне спиной, он смотрел па мамины розы. Я попытался ударить его, желая сломать ему челюсть. Это был самый недостойный поступок из всех, что я когда-либо совершал в жизни – я хотел ударить собственного брата. Однако на Востоке Джек набрался опыта не только в чувственных наслаждениях. Не успел мой кулак коснуться его лица, как он развернулся, словно дьявол, и нанес упреждающий удар, сбив меня с ног.

Взгляд Миракл был прикован к тяжелой церковной двери, от каждого гвоздя вниз тянулся кровавый след ржавчины. Ей хотелось только одного – убежать куда-нибудь. Почему эта история привела ее в такое смятение? Не думал ли он, что жизнь проститутки сделала ее бесчувственной и ничто не может ее потрясти? Что ж, возможно, он прав. Подавив в себе панику, Миракл повернулась к нему и села на свое место.

– Но теперь вы его простили?

– Я простил его очень скоро. – Райдер криво улыбнулся. – Куда труднее оказалось простить себя.

– Почему?

– Потому что я судил о нем так превратно. И эта моя ошибка свидетельствовала о том, как мало я его любил и как мало доверял ему. – Райдер прислонился плечом к колонне и устремил взгляд вверх, в темноту. – Джек просто боготворит Анну, он привязан к ней, как река к своему руслу. Чувства Анны так же глубоки и неизменны. Она всегда любила его, и то, что мы с кузеном видели у фонтана, была любовь. Хоть Джек в то время еще не был в этом уверен. Тогда брат без колебаний бросил нам всем вызов, заявив, что женится на ней. В результате самым настоящим грешником оказался я – допустил грех сомнения.

Миракл вздрогнула. Сердце билось неровно.

– Это слишком личное, чтобы рассказывать постороннему человеку.

Райдер пристально посмотрел на нее.

– Мне показалось, в «Веселом монархе» мы с вами были очень близки.

Миракл отвела глаза, устремив взгляд на окна, и про себя прокляла непогоду, удерживавшую их здесь, словно в западне.

– Несмотря на вашу славу и положение, вы, милорд, совершенно не искушены в житейских делах. Неудивительно, что брат воспринял ваше негодование с явным пренебрежением! Он знал, что вам его никогда не понять. Вы и сейчас его не понимаете, не правда ли?

Щеки Райдера гневно вспыхнули.

– Что вы имеете в виду?

– Вы сказали, что он познал все тонкости плотских наслаждений, когда путешествовал по Востоку. Ваш брат наверняка знает, что связь с профессионалкой не имеет ничего общего с близостью. А вы же не видите в этом разницы. И потому считаете его распутником.

– Он не сделал ничего, чтобы разубедить меня в этом.

– А почему он должен был вас разубеждать? Молодого человека, решившегося на подобный поступок, нельзя в отличие от женщины обвинять в безнравственности, его можно назвать героем. Вы же смотрели на него глазами Галахада и, увидев двух любовников, щурились за шорами всей этой вашей респектабельной английской правильности. И то, что случилось в «Веселом монархе», вы способны воспринимать лишь как волшебную сказку.

Райдер упрямо сжал губы.

– Я знаю только то, что чувствовал тогда.

Миракл приблизилась к нему.

– То было просто отменное удовлетворение потребностей плоти с куртизанкой, не более того. И вот вы стоите здесь в сияющих доспехах, разглагольствуете о своих идеалах благородного рыцаря и пытаетесь требовать от меня душевной близости?

– Едва ли человек вправе требовать у другого душевной близости, но, если вы отрицаете само ее существование, тогда как же, черт возьми, ее достичь?

В сердце Миракл постучалась боль.

– Не знаю! Душевная близость не по моей части. Мне известно лишь, как очаровать мужчину, заставить его расстаться со своими денежками, купить мне драгоценности, обеспечить мне крышу над головой и еду на моем столе. Я делаю это, удовлетворяя его желания, воплощая в реальность его фантазии, рассеивая его дурное настроение, давая ему ощутить себя могучим в постели.

Райдер шел вдоль стены, бросая слова через плечо:

– Вы просили меня сказать вам правду, и я сказал.

– Я не знала, чего просила.

– Ваши суждения, – сказал Райдер, поворачиваясь наконец к ней лицом, – ваши суждения не менее опрометчивы, чем те, что вы ставите мне в вину.

– Возможно! Но я, хоть и обязана вам жизнью, вовсе не обязана подлаживать мои суждения под ваш вкус.

– Подлаживаться под мой вкус? Нет, этого я от вас не жду. Однако мне кажется, я вправе рассчитывать на большее великодушие.

Искушение еще раз соблазнить его стало почти непреодолимым.

– Я великодушна. Я помню, что в долгу перед вами. Однако нехорошо делать вид, будто предлагаешь больше, чем в состоянии дать. Так почему же именно этот случай с братом всплыл в вашем сознании, когда вы спускали меня с чердака? Какое, черт возьми, отношение это имеет ко мне?

Холодный массивный алтарь оказался за спиной у Райдера, и он застыл на фоне большого креста.

– Не имею представления.

– Это потому, что вы не понимаете своих плотских желаний. Застав брата с его будущей женой у фонтана, вы, кроме потрясения, испытали также возбуждение, не так ли?

– Господь с вами!

Миракл присела возле купели, обхватила колени и подняла глаза на устремленные ввысь арки, любуясь чистыми линиями религиозной архитектуры – тихой, внушающей священный трепет, наполненной древним знанием божественного.

– К чему отрицать? Не хочу показаться грубой, Райдер, но на ваши чувства, без сомнения, повлияли и обида на брата, и ваше разочарование, и ваша благородная забота об Анне, Но признайтесь, сами вы когда-нибудь задирали женщине юбки в саду? Предавались неистовой страсти на бортике фонтана, не замечая воды, каскадами льющейся вам на голову, просто потому что не в силах противостоять переполняющему вас желанию? Или Галахад только раз в жизни уступил своему желанию – когда его совратила профессионалка, окутав туманом забвения и на минуту заставив поверить, что он влюбился?

– Вы хотите, чтобы я пожалел о том, что рассказал вам? – Райдер снова двинулся к Миракл.

– Нет, я хочу, чтобы мы с вами оставались честны.

– Я не Галахад. Но если я и поверил на одно мгновение, что действительно влюбился в вас, то вы только что избавили меня от этих абсурдных иллюзий.

– Тогда не пытайтесь утверждать, будто произошедшее между нами было истинной близостью. Я использовала вас. Своим телом заплатила за лошадь и седло. Именно так было на самом деле. Именно таким образом я зарабатываю себе на жизнь. И надо сказать, весьма преуспела в этом.

Купол церкви задрожал от очередного раската грома, испугав Красотку.

Миракл решила во что бы то ни стало выбить из Райдера этот романтизм и донкихотские идеалы, а затем постараться как можно скорее прогнать его от себя: так лучше для них обоих. Райдер остановился перед ней. Она увидела забрызганные грязью сапоги, сильные и стройные ноги. Энергия, исходившая от него, разила ее, словно океанская волна.

– Осуждая брата, я, возможно, был не прав, но вам я не судья, чего бы вы ни натворили. В состоянии аффекта я способен на импульсивный поступок, но в любом случае стараюсь оставаться справедливым. Я вытащил вас из моря со следами побоев. Эти синяки еще не исчезли. И всякий раз, глядя на них, я испытываю ярость к вашему обидчику. Существует между нами близость или нет, а честь предъявляет свои требования.

Миракл подняла глаза на этот сгусток надменности и мощи. И хоть сила Райдера теперь была ослаблена страданием, Миракл показалось, что, подними она ладони, и страсть его души согреет их.

– Итак, прежде чем требовать от меня открыть вам то, что на самом деле случилось в Дорсете, вы решили прежде поделиться со мной своей болью? Вы великодушнее меня, Райдер.

– Вот как? Если это хоть отчасти правда, то лишь потому, что жизнь была ко мне более благосклонна. Я меньше рискую. Однако принуждать вас к откровениям в обмен на мои было бы недостойно. Когда сочтете нужным рассказать мне правду, я буду готов вас выслушать.

– Разве вы не понимаете, милорд: мне было бы гораздо легче, если бы вы не были столь добры? Ибо, как бы я ни уклонялась от откровений, теперь я определенно ваша должница. Но почему вы так стремитесь узнать эту правду?

– Возможно, вы просто загадка, которую я хочу разгадать.

– Загадка?

В зеленых, как океан, глазах Райдера застыла мука. Его губы, созданные для поцелуев и смеха, сложились в напряженную тревожную линию.

– Ей-богу, Миракл! Вам нечего бояться.

Миракл дерзко рассмеялась, взяла остатки хлеба и понесла лошадям.

– Нечего бояться? Один сумасшедший лорд жаждет отправить меня на виселицу, и я вынуждена скрываться.

Джим подобрал с ее ладони крошки, Красотка последовала его примеру, кося влажным карим глазом на хозяина.

Райдер подошел к Миракл и набросил ей на плечи плащ, плотно запахнув его у нее на шее.

– Хэнли не сумасшедший. Далеко не сумасшедший. Он все просчитывает до мелочей.

Миракл обернулась.

– А вы? Рыцарь без страха и упрека, скрывающий под холодными блестящими доспехами кипение страстей?

– Кто я, не имеет значения. – Райдер смотрел на нее сверху вниз. – Гораздо важнее то, что представляет собой Хэнли. В своем стремлении отомстить за гибель друга он будет беспощаден. И хоть сам он не преминул бы расправиться с врагом, если бы это соответствовало его интересам, все же в сердце граф холоден, как рыба.

Миракл пристально изучала его лицо.

– Вы так хорошо его знаете?

– Мы вместе учились в школе.

– Но он, без сомнения, на несколько лет старше вас?

Прохладный свет отбрасывал синие тени под подбородком Райдера, холодно поблескивал на его скулах.

– Если быть точным, на три. Однако у нас есть причина ненавидеть друг друга. Теперь всякий раз, как нам приходится пересекаться в обществе, наши встречи очень напоминают встречи двух котов.

– Не без доли холодного презрения?

Райдер отвернулся и отошел в сторону.

– Все немного сложнее: скорее с открытой враждебностью.

Вспышка гнева и страха в груди Миракл отдалась болью во всем теле.

– Вы с лордом Хэнли враги?

– В некотором смысле.

– Почему вы не сказали об этом раньше? – Миракл ухватилась за гриву Джима, чтобы устоять. – Избави меня, Боже, от белых рыцарей!

– Какая разница?

– О, всего лишь небольшая! Конечно, вы не могли не знать его. Ведь круг благородных семейств очень узок. Однако этот аристократ – ваш личный враг, хотя вы попросту забыли упомянуть об этом раньше.

– Мне не приходило в голову, что это имеет значение.

– Не имеет значения? Ведь вы дали лорду Хэнли еще один повод преследовать меня – теперь им движет не только месть любовнице, убившей его лучшего друга, но и желание поквитаться со своим давним врагом, то есть с вами!

Райдер, протягивая руки, приблизился к Миракл:

– Хэнли не знает, что мы с вами вместе. Но даже если это и станет ему известно, он обнаружит лишь то, что беглянка теперь опаснее охотника.

– Почему? Потому что вы выше его по положению?

– Нет, потому что он уверен, что меня не так-то легко запугать.

– И это, по-вашему, должно меня успокоить? – Миракл водрузила седло на спину Джима. – Господи, я-то думала, вы прямой и честный человек. А выходит, у вас тоже есть тайны.

– Я только что рассказал вам то, чего никогда не доверял ни одной живой душе.

– Да-да, и это разбивает мне сердце так же, как ваш брат разбил вам ваше. И вы не сочли нужным признаться, что у вас в деле свой интерес. Оказывается, у вас просто вылетело из головы, что нужно поставить меня в известность о своей вражде с лордом Хэнли. А это – нравится вам или нет – делает игру чертовски опасной для пешек на шахматной доске, когда наследник герцога готовит в атаку своих белых коней против алого воинства графа. Кажется, все мужчины, которых я когда-либо встречала, желают сделать из меня дуру, даже сэр Галахад!

– Неправда!

Миракл повела лошадь к двери и открыла ее, впустив в церковь свежий запах мокрой травы и сырой земли. Могильные камни засверкали, словно сбрызнутые серебром. Миракл забралась в седло и повернула лошадь на север.

Красотка, заржав, встряхнула рыжей гривой. Райдер положил седло ей на спину и застегнул подпругу. Копыта кобылы зазвенели по полу, когда он выводил ее из церкви.

– Неправда! – повторил он.

– Тогда что правда, милорд? – спросила Миракл. – Что незадолго до полуночи вы влюбились в мираж, и теперь в поисках этой призрачной женщины каждой судомойке королевства будете примерять воображаемую хрустальную туфельку?