Земля задрожала у нее под ногами. Она резко обернулась и выронила корзинку. Взбрыкивая на ходу, на нее с храпом неслись лошади. Вожак подлетел прямо к ней, прижав уши и встав на дыбы. В нескольких дюймах от ее головы мелькнули копыта. Еще одно животное последовало примеру вожака. Девушка присела и завизжала. Запах лошадиного пота пригвоздил ее к земле. О Боже! Она в ловушке! Кровь застыла у нее в жилах, обернувшись льдом, но сердце, как ни странно, судорожно трепыхалось в груди, сбившись с ритма.

Она обхватила голову руками и съежилась. Огромный жеребец толкнул ее и чуть не сбил с ног, потом ткнулся носом в корзинку. Ежики посыпались в траву. Жеребец всхрапнул, поднял голову и ткнулся мордой ей в локоть. Шесть лошадей сгрудились вокруг, расталкивая друг друга, одна наступила копытом на корзинку. Жеребец прихватил огромными желтыми зубами ее рукав, непрочная ткань не выдержала и затрещала.

– Встань! – прикрикнул на нее мужской голос. – И руки убери!

Она была не в состоянии поднять глаза. Просто не могла, и все тут. Если она двинется, лошади непременно уничтожат ее. Их жаркое дыхание заполнило ее ноздри, по щекам текли слезы. Она словно приросла к месту, задыхаясь, дрожа всем телом, не в силах пошевелиться.

Мужской голос прозвучал ближе – властный, не терпящий возражений:

– Дурачье! Пошли прочь!

Жеребец мотнул черной гривой и отступил. Остальные нервно переминались с ноги на ногу.

– Пошли вон! Дурачье! – В голосе явно слышалось веселье – ему было смешно! Кем бы ни был этот незнакомец, ей захотелось придушить его.

Он щелкнул пальцами. Лошади тут же растворились, как осколки льда под горячими солнечными лучами. Только земля дрожала под копытами.

– Какого черта ты так себя вела? – спросил мужчина. – Еще минута, и они бы напали на тебя.

Она все пыталась набрать в легкие воздуха, краем глаза уловив полы темно-зеленого камзола и обутую в сапог ногу, покоящуюся на боку черного коня. Сердце гулко стучало в груди, не давая вдохнуть. Язык не слушался. У нее было такое чувство, будто голос попал в плен где-то под грудной клеткой и бился там, задавленный страхом.

Черный жеребец обошел ее по кругу.

Девушка помотала головой, стараясь справиться с неодолимой яростью. Она практически заглянула смерти в лицо, а ему смешно!

– Почему? – еле выдавила она одно-единственное слово.

– Они решили, что у тебя в корзинке зерно. А когда ты присела и съежилась, они совсем растерялись. Ты сбила их с толку.

Конь незнакомца начал танцевать. Он гарцевал на одном месте, ритмично поднимая каждое копыто и замирая на мгновение, прежде чем переменить ноги. Цок. Цок. Цок. Она раздвинула пальцы и глянула в образовавшиеся щелки. Черный конь мягко закусил удила, выгнув шею грациозной дугой. Несмотря на исходившую от животного силу, его глаза излучали спокойствие и удовлетворенность, мягкие, безмятежные.

Мужчина ритмично покачивался в седле. Снова объехал ее по кругу.

Ее взгляд поднялся чуть выше, по черному сапогу и крепкому, обтянутому белыми бриджами бедру, скользнул по сильным рукам, длинным, затянутым в перчатки пальцам, нежно ласкающим лоснящуюся шкуру, – казалось, он ведет с животным неведомую неслышную беседу – и дальше, по зеленому камзолу.

О Господи, помоги! Вместо приличного, аккуратно повязанного платка на шее болтается небрежно накинутый красный шелковый шарф!

По-прежнему прикрываясь руками, она заглянула ему в лицо.

Безупречное. Равнодушное. Красив, как дух леса. В ярких, ускользающих лучах закатного солнца на нее безучастно взирал сверху вниз сам принц ночи, на губах играла едва уловимая улыбка. В глазах смешались пламень и тени, взгляд казался и юным, словно оторванным от этого мира, и очень древним, впитавшим в себя вековую мудрость.

Конь остановился и попятился назад, подняв передние ноги, как на рыцарских статуях, черные непроницаемые глаза всадника уперлись в нее. Древний и юный, словно сказочный принц. Диковинный иностранец из болезненных, бессвязных слухов, преследовавших ее все детство.

Она так и не опустила рук, ладони, будто листья, наложены одна на другую. Одинокий солнечный луч пробивался сквозь кроны деревьев, окутывая ее лицо тенью и падая прямо на волосы, превратившиеся в поток расплавленной меди, тут и там отливавшей янтарным золотом, как сердце ромашки.

Она отняла от лица руки и встретилась с ним взглядом.

Этого просто не может быть! Не может быть!

Даже несмотря на пляшущие перед глазами огни и черные полосы тени, он узнал эти широко распахнутые зеленовато-карие глаза и закругленный, немного великоватый для женщины нос. Высокие скулы, густые светлые волосы. Резко очерченная линия подбородка, чересчур полные губы. У него с давних пор хранилась миниатюра с изображением этого лица. Упрямая, чувственная, словно разморенная на солнце львица, раздраженная появлением шакала: принцесса София, его нареченная невеста, которую якобы похитил Карл!

Картинка треснула и задрожала. Как будто огромный кулак врезался в закатное солнце, раскроив реальность на полосы ярко-красного света и жгучей тьмы. Как будто горгульи спрыгнули с крыши замка его деда, с хищным оскалом на уродливых лицах вонзили свои когтистые лапы в его скальп и принялись разрывать на части. Боже! Господь Вседержитель! Только не сейчас! Потому что следом за ними явится невидимый демон, и невыносимая, пульсирующая за правым глазом боль станет терзать его, пока не собьет с ног и не поставит на колени.

Он спешился, пытаясь мыслить здраво, но тьма клубилась в голове, словно черное, извивающееся, наполненное страхами облако.

Взяв себя в руки, он протянул ей ладонь, сжимая вожжи в другой руке:

– С вами все в порядке, мадам?

Она кивнула и отступила на шаг. Солнце скатилось за деревья, и девушка погрузилась в тень.

– Тогда идемте, быстро. Мы не можем рисковать и объясняться с вами здесь… это небезопасно.

– Я просто разволновалась немного, – проговорила она. – Но до вашего приезда у меня было все хорошо, я была в полной безопасности. Прошу вас забрать своих коней и удалиться. Цыганам здесь не место. Коровы могут испугаться.

Цыганам! Ее оскорбления и бравада совершенно необъяснимы… если только она не успела отдаться Карлу. Огоньки света танцевали вокруг, закручиваясь в воронки, мысли мельтешили, то ускользая, то накатывая вновь, раскачиваясь ни волнах приближающегося приступа мигрени.

– Я думал, что наткнулся на мятежницу. А вместо этого нашел принцессу в замке, заросшем колючим кустарником. Может, я, как принц из сказки, скитавшийся сто лет в далеких землях, нашел наконец то, что искал? Или я попал не в ту сказку и влип в большие неприятности? – Он кивнул в сторону разрушенного особняка, ярость и дикий, безудержный хохот разрывали грудь, бились о ребра, словно пойманный в силки орел. – Я любил бывать здесь мальчишкой. Не думал, что Карл знает. Хоть он и сумел пробраться в самые потаенные уголки моей души в попытке загадить их, я полагал, что этих воспоминаний он не коснулся. Вы спланировали это вместе: Карл, вы и Лукас? Догадались, что я приеду сюда? Интересно, Геркулес то же самое чувствовал, когда возлюбленная одарила его отравленной рубашкой?

Не успела она шелохнуться, как он ухватил ее за запястье.

Распахнув от изумления глаза, она попыталась освободиться от его хватки. Вены пульсируют в ладонях. Волосы пахнут розами и лесом. Сладкий запах измены. Она была в безопасности; опасность грозила ему, и только ему, и она прекрасно это знала. Его обставили, его собственные душевные переживания предали его. Он прискакал сюда, поддавшись импульсу, оставив позади свою охрану, а засада таилась именно в этом месте. Даже эти старинные руины и те оказались ловушкой, воткнутым в спину ножом.

Ей удалось-таки вырвать руку. Поддавшись отточенному долгими годами тренировок рефлексу, он схватил ее и развернул, прижав к своей груди. Запах роз наполнил его ноздри, сводя с ума. Ее всю трясло. Он с особым цинизмом прижал ее к лошадиному боку, теперь животное защищало их от любого, кто таился в руинах.

– Прошу прощения, принцесса, – сказал он ей. – Неужели вам хочется быть похожей на кость, из-за которой дерутся бешеные собаки? Вы только что попали под мою защиту… не по любви и даже не из мести. Я просто хочу дать вам понять, что серьезно отношусь к своим королевским обязанностям.

– Да вы лунатик! Душевнобольной!

Он усмехнулся, намеренно скривив губы:

– Это в крови – и у вас, и у меня!

Он ощутил у себя под ладонью нежный изгиб женской талии – разрушительное, опасное чувство. Окончательно разъярившись, взял ее за подбородок. Закругленный нос и полные губы выдавали охватившую ее в сгущающихся сумерках панику. Ему захотелось поцеловать ее, взять прямо здесь, среди этих развалин, в которых он когда-то лелеял романтические мечты. Он никогда не испытывал ничего подобного к Софии!

Он еле сдерживался, сгорая от странной смеси злости и унижения. Не стоит даже сомневаться, едва он отпустит ее и отойдет на достаточное расстояние – тут же получит пулю в лоб. Этого он никак не мог допустить, даже если в его душу прокралось отвратительное желание применить силу. «Дьявольское отродье!» Старый страх накрыл его с головой, будто ощерившийся в ночи демон. Боль ударила прямо в грудь. Он мог бы взять ее! Стыд разлился по венам стремительным обжигающим потоком. Он только что стал тем, что больше всего ненавидел и боялся. Ему захотелось упасть на колени и закрыть лицо руками, погрузившись в темную тишину. Он разжал пальцы.

На этот раз он позволил ей выдернуть руку. Ладошка тут же треснула его по лицу, оставив на щеке обжигающий след и запустив в голову новую мучительную волну, вызвавшую приступ дурноты. Конь попятился назад. Пытаясь прийти в себя и собраться с силами, он перевел взгляд на качающуюся листву и крепкие средневековые стены. Последние солнечные лучи сверкали, отражаясь от острых краев камня, словно на него уставились дула тысячи ружей.

– Увы! Я обязан выжить, такова моя судьба, – произнес он и с этими словами поднял ее, закинул на спину коня и вскочил в седло позади нее. Прижимая девушку к своей груди, он пустил лошадь галопом по полям в сторону Раскалл-Холла. Казалось, вырывавшееся из ее груди прерывистое дыхание было его собственным. Он чувствовал биение ее сердца. Платье источало аромат леса и шиповника. Травы нашептывали ему давно забытые слова, уносящиеся прочь на крыльях уходящего дня.

«Твоих предков называли бесовскими принцами. Хозяевами подземных дворцов. Лучшими друзьями вампиров, творящих свои черные дела под покровом ночи. Проклятием девственниц. Это твоя судьба, Николас. Твоя судьба!»

И не важно, никогда не было важно, что он хотел стать другим. Он был приговорен по закону крови.

Алексис висел на воротах. Не сумев скрыть удивления, мальчишка распахнул створки, пропуская Николаса внутрь. Гравий зашуршал под копытами. Гуси распустили крылья и зашипели. Входная дверь стояла нараспашку, на пороге вытянулся в струнку один из его людей, Людгер. Николас провел коня прямо по ступенькам, въехал в холл и направился дальше, по-прежнему прижимая пленницу к груди. Железные подковы гулко цокали по каменному полу.

Хенц тут же встал по стойке «смирно», искусно скрывая свое изумление под маской беспрекословного повиновения, на белеющем под копной каштановых кудрей лице написано бесстрастие.

– Мы приготовили голубую гостиную, сир. Весь дом был затянут чехлами от пыли… – Он распахнул дверь.

Оставив своего человека в передней, Николас проехал в гостиную и остановил коня.

На позолоченном потолке отражались десятки маленьких наивных огоньков зажженных свечей и танцующие отблески камина. Мебель освободили от чехлов, явив взору парчовые кресла с вышитыми на них эмблемами дома Эвенлоуд. Пол устилал роскошный ковер. Под копытами проминались розово-голубые шерстяные гирлянды с пропущенной в них золотой нитью, гармонирующей с позолотой. Официальная гостиная Раскалл-Холла во всем своем величии, место, где он когда-то читал своей матери стихи, сияя от удовольствия в мерцающем свете свечей.

В глубине души шевельнулось и затрепетало что-то неизъяснимое, отзываясь на танцующие желтые огоньки, мигрень накрепко засела в голове и пустила там свои корни.

Фриц фон Герхард зажигал свечи в дальнем конце комнаты. Тонкие пряди светлых волос превратились в сияющий над его лысеющей макушкой ореол. Кожа под длинным, бегущим через всю щеку шрамом сделалась меловой. Черный жеребец задрожал и закусил удила.

– Забери коня, Фриц, – приказал Николас по-глариенски. – И поставь свечу, пока пальцы не спалил. Здесь безопасно?

Фриц уже успел вытянуться в струнку.

– Сир! – Он поморщился и потушил догорающую свечу.

– Бренди, – приказал Николас.

Он опустил принцессу на пол и спрыгнул с седла. Фриц взял коня под уздцы и вывел из комнаты. По коридору прокатилось затихающее эхо цокающих подков. Николас подошел к двери и закрыл ее. Он нарочно задержался на месте и, стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль и мелькающие перед глазами цветные круги, какое-то время стоял к ней спиной. Если она решилась лично убить его, у нее ничего не выйдет, но зато он будет точно знать, что у нее на уме.

– У меня здесь шесть человек, – сказал он. – Они постоянно охраняют меня, где бы я ни находился. Они прекрасно знают свое дело, и я могу целиком и полностью положиться на них. Я лично их готовил. Чем бы ни угрожал Карл, с какими бы безумствами мне ни пришлось столкнуться, я обещаю вам безопасность. Вы боялись за свою жизнь? Если бы я не был в этом абсолютно уверен, я бы не привез вас сюда. Я не знаю, какие сети плетутся вокруг, принцесса, но если вас запугали, если у вас не было иного выбора, ради Бога, расскажите мне об этом прямо сейчас.

Он ждал ответа, как подсудимый приговора, прислушиваясь к ее судорожному дыханию. Он подстрелил львицу и заставил ее зарыдать, а ведь ему больше всего на свете хотелось кинуть к ее ногам и свою жизнь, и корону. Как теперь все это загладить?

– Милорд… Принц Николас…

– Эрцгерцог Николас, – поправил он. – И еще принц, но этот титул ниже.

– Какой конфуз! Ведь вы еще и граф Эвенлоуд, не так ли? Я понятия не имею, о чем вы речь ведете. И что я тут делаю, тоже. Хотя вы, быть может, и монарх, и сумасшедший в одном лице?

– Как знать. – Черт побери! Как можно загладить такое?

Он повернулся и посмотрел на нее.

Ее волосы беспорядочными прядями спадали на плечи. Ноздри трепетали. Она была в простом муслиновом платье, очень практичном, ужасно строгом, один рукав оторван, подол запачкан грязью. Как он мог не заметить этого раньше?

Платье добропорядочной дамы, но принцессы в таких не ходят.

Она вытащила из кармана носовой платок и высморкалась.

Совсем не так, как высморкалась бы принцесса София.

Ножки стоящего за ней кресла изображали львиные лапы с аккуратными золотыми коготками и вырезанной шерстью. Она опустилась на розово-голубую парчу так, словно ноги отказались слушаться.

Повисла долгая пауза. Шикарная комната рассеяла все туманные образы, обнажив неприкрытую реальность. Глаза у нее, быть может, были чуть более насыщенного зеленого оттенка. И волосы светлее, не такие рыжие. Губы немного полнее, рот слегка изогнут, как если бы она считала жизнь прекрасной и часто смеялась над всякими пустяками. Но сейчас она не улыбалась. На ее лице застыло странное смешение эмоций: и злость, и испуг, и смущение.

Однако на место нахлынувшего было облегчения пришло другое чувство – это же абсурд какой-то! Демон мигрени сдал позиции, приступ немного отступил, потом боль окончательно исчезла, затаившись под черепной коробкой и оставив после себя лишь смутное ощущение хрупкости. Львица обернулась простой английской кошечкой. Черт бы все это побрал!

– Понятно. – Он низко поклонился ей, как полагается по этикету. – Приношу вам свои извинения, мадам, если хоть чем-то навредил вам.

– Я подумала, что вы цыган, – сказала она. – Или ненормальный.

– Не вы первая. Принцы Глариена не знают, радоваться ли этому злосчастному сходству или скрывать его.

– Я не принцесса. – Она убрала платочек. – И не понимаю, отчего вы так решили. Меня зовут Пенелопа Линдси, и я живу со своей матерью в Раскалл-Сент-Мэри. Я была бы очень признательна, если бы вы отпустили меня домой.

Ангел смерти сложил свои крылья и испарился, оставив Николаса задыхаться от приступа хохота.