– Я не хотела, – говорила Энн, – меня провел сюда лакей…

– Ничего страшного. – Глаза Джека казались очень темными. Лицо было непроницаемо.

– Ну это вряд ли. Но когда я услышала ваш разговор, я побоялась помешать… Нет, с моей стороны это совершенно бесчестно не уйти сразу же, даже если бы я и помешала тому, что происходит.

Он, к ее удивлению, улыбнулся.

– Моя дорогая мисс Марш, для вас и для меня немного поздновато говорить о чести.

Несмотря на все то, что она перечувствовала за эти часы, Энн прикусила губу, чтобы не усмехнуться, как дурочка.

– Да, – согласилась она, – наверное, это так.

Джек подошел к двери в коридор и открыл ее перед Энн.

– Мне представляется, что вы начинаете подозревать, что сбор любых сведений о моей семье, какие только вам доступны, становится вопросом выживания, что почти всегда более важно, чем честь, что бы там ни говорили школяры.

– Как вам угодно, – сказала Энн, шагая впереди. – Единственное, что я знаю, что я чувствовала себя пригвожденным к месту кроликом в ловушке, и каждое движение, которое я делала, могло бы помешать вам так разговаривать с братом.

– Как – так?

Она опустила глаза.

– С любовью, как мне кажется.

– Вы ожидали не этого?

– Даже после того, что вы показали мне на крыше, я думала, что вы с ним на ножах. Но герцогиня не посылала меня сюда, я пришла сама.

– Потому что вы решили, что поможете делу, объяснив Райдеру, что произошло у фонтана?

– Я хотела залечить то, что, как мне казалось, станет брешью между вами. Теперь я поняла, как была самонадеянна.

– Нет вы были щедры, – сказал он. – И я не думаю, мисс Марш, что вы по природе своей кролик, и никогда так не думал. Я – потрясенный поклонник вашей храбрости.

Она остановилась в дверях и посмотрела на него:

– Я не понимаю.

– С тех пор как мы встретились, вы выказали необычайную храбрость. – Он весело подмигнул ей. – Выйдете за меня – и вы действительно выкажете смелость.

– Я была рада, что вы с лордом Райдерборном могли говорить так спокойно. Я опасалась…

– Что мы убьем друг друга?

Энн прошла мимо него в коридор, избегая его взгляда. Она не могла ничего поделать с вспышкой возбуждения своего тела, когда он стоял так близко. Его запах прекрасен – дикий мужской запах чистого неба, доносящий порочные обещания из таинственных, неведомых земель. Однако Энн устыдилась своего поведения у фонтана.

– Да, – кивнула она. – Я думала, что нечто подобное может произойти.

– Райдер огорчен и смущен, конечно. Наделе он встревожен почти до смерти, но он не испытывает ко мне ненависти. Он мой брат.

– Тогда, возможно, вам следовало бы объяснить ему что-то из вашей жизни еще раньше, – сказала Энн. – Соперничество России и Британии – вот что так важно для вас, да?

– Игра между великими державами – вот что действительно важно. Но не приписывайте моим побуждениям слишком много благородства. Прежде всего меня влекли приключения и жажда странствий.

Потому что вы прочли те древние рассказы и пустились в странствия за пределами известного мира, чтобы охотиться на драконов? – Пылинки медленно танцевали в луче солнечного света, пересекавшего коридор. Голова у нее кружилась – ей следует бежать прочь, иначе она снова очертя голову ринется в его объятия. – Я уверена, что карты и политика имеют значение, но ваша окаменелость изменит взгляд человечества на его место в мироздании.

Джек обогнал ее, чтобы открыть дверь, ведущую во двор. Стены устремлялись ввысь, в свет.

– В этот раз – нет, – сказал он. – Эта окаменелость исчезнет.

Энн смотрела на его профиль. Никогда она не станет нечувствительной к тому впечатлению, которое он на нее производит! Никогда! Она прислонилась к стене, радуясь этой холодной опоре.

– Исчезнет? Как она может исчезнуть?

– Вижу, мне придется кое-что еще объяснить о нашем опасном драконе. Пойдемте, посидите рядом со мной на солнышке.

Она кивнула и пошла вперед. Несмотря на его небрежную улыбку, несмотря на беспечный вид, с каким он открыл перед ней дверь, что-то в его лице наполнило ее ужасом.

– Кто-то убивал людей либо пытался убить с тех пор, как вы вернулись в Англию. Теперь мы заперты здесь, в этой крепости. Это ведь не только ради того, чтобы защитить меня? Это чтобы защитить также и вас. Ваша жизнь в опасности?

– А вас беспокоит моя жалкая жизнь? – спросил он. – Ах, мисс Марш, у вас великодушное сердце.

В середине маленького дворика возвышалась скульптура, заросшая мхом среди беспорядочно разбросанных папоротников, – разумеется, дракон. Темные тени начертали тайные письмена петельчатым почерком под каждой резной чешуйкой. Энн села на каменный блок, выступавший в основании контрфорса. Опершись рукой о голову дракона, Джек смотрел на него, словно мог одолжить его крылья, чтобы взлететь прямо к небу.

– Я попытаюсь рассказать вам больше и все по порядку, – начал он. – Думаю, что обязан сделать хотя бы это. С чего мне начать, что вы хотели бы услышать?

– Как вам удалось странствовать там? Если все те земли столь враждебны к иностранцам?

– Я стал торговцем лошадьми, святым человеком, что вполне соответствовало моим целям. Сказочное золото древних скифов было одной из них, но странствия обладают свойством становиться самоцелью. Я видел такое, чего не видел ни один европеец в течение веков, возможно, со времен Александра.

– Что же это?

– Священные статуи высотой в сотни футов, высеченные в скалах. Пустыни, где башни из выеденных ветром камней громоздятся, как чудовища, охраняющие кладбища их собратьев. Брошенные города, затерянные в песках. – Он сложил руки и, повернувшись, прислонился к дракону. – Наконец, в пустыне я оказался в таком месте, где огромные кости устилали землю, как мостовая. Наверное, то не были на самом деле грифоны, но огромные с клювообразными мордами существа, которые, надо полагать, жили там в древности наравне с еще более крупными животными. Есть скелеты, сохранившиеся целиком. Полные семьи и их гнезда.

– Гнезда?!

– Каменные яйца лежали в гнездах на земле, как яйца огромных птиц.

Сердце у Энн громко забилось.

– Вы делали записки, зарисовки?

Беспокойство не покидало его, словно он вот-вот расправит собственные крылья.

– Это делал другой человек. Я был болен, почти при смерти. Если бы меня не отвезли обратно в Индию, мои кости добавились бы к когтям этих огромных ящериц. То было нелегкое путешествие. Кроме всего прочего, меня преследовали призраки.

Энн молча смотрела на него, похолодев от мыслей об угрожавшей ему опасности.

Джек посмотрел на нее и улыбнулся:

– Марко Поло пишет, что пустыня Такла-Макан населена злыми духами. Они крадут души у путешественников, преследуя их музыкой и барабанами или клацающими звуками битвы.

– Вы это слышали?

Я пытался уверить себя, что это всего лишь явление природы, вызванное ветром или моей лихорадкой и слабостью. Но признаюсь, бывали мгновения, когда я верил в демонов. И все же мой спутник благополучно протащил меня через все это и через покрытые снегом горные перевалы, где тропы усеяны костями путешественников. Окаменелые зубы, рисунки, записные книжки – доказательства всего, о чем я вам рассказываю, – все принадлежало ему.

– А сами вы никаких записей не вели?

– Многие из них были потеряны задолго до того, как я встретил его. О том, что мне удалось сохранить, он позаботился. На обратном пути он записал еще все, что мог вспомнить. Однако все эти бумаги попали в руки фанатика по имени Урия Торнтон. Все, что я делал с тех пор, имело одну цель – найти их.

– Это вопрос жизни и смерти?

Джек колебался всего лишь одно мгновение.

– Это единственное, зачем я живу. Эти записки содержат жизненно важные сведения, которые страшно нужны Британии, чтобы создать карту всей той земли к северу от Индии.

– Но этот зуб свидетельствует о совершенно новом существе, – настойчиво сказала Энн. – О животном, которое жило задолго до Потопа. Это может оказаться самой значительной окаменелостью из всех, когда-либо найденных. И еще существуют рисунки и записки? Даже рисунки их гнезд? Если вы не понимаете, насколько это важно, то должны понять!

Что-то шевельнулось в дверях. Лакей с бесстрастным видом выглянул во двор – белый парик, как призрак в тени.

– Милорд, – сказал лакей, – некий мистер Марш из Хоторн-Аксбери здесь. Его провели в гостиную в апартаментах мисс Марш и подали чай.

Энн вскочила. Она бросилась в свои комнаты, оставив Джека рядом с драконом.

Джек смотрел ей вслед, а потом устремил взгляд на круг яркого неба далеко вверху. Он знал женщин в Лондоне, в Греции, в Алеппо – профессионалок. Он знал прикосновения индийской куртизанки, мягкие, обещающие неведомое и затуманенные дымом гашиша. Он знал медленную муку темных ночей в пустыне, когда ты отдан на милость каждого эротического желания любовницы, когда даже пыл мужчины может стать жестоким господином, если он это позволит.

Но что-то в нем жаждало этого прохладного, уравновешенного английского взгляда – даже если она не может на самом деле ухватить смысл его задачи – и этой удивительной интенсивности страсти, которая раскрывалась, как только он прикасался к ней. Безумие этой жажды ужасало его больше, чем все, что он знал, даже угрозы, что его ослепят и заживо сдерут кожу. В глубине души это лишало его контроля надо всем, а не только над самим собой.

Джек даже признался ей – в полной уверенности в ее честности – в своей истинной цели. Доверяет ли он ей больше, чем своей семье? Больше, чем самому себе? Или попросту полагает это не опасным, ведь их жизни вскоре разойдутся и никогда больше не соприкоснутся?

Он сядет на корабль, отправляющийся в Азию, и оставит ей свое имя и свое состояние. С ее английским здравым смыслом она вскоре перестанет испытывать к нему какие-либо чувства, кроме памяти о мимолетном опьянении. Она будет благодарна за ореол респектабельности, который станет результатом их свадьбы. Потом она его забудет. Как только Энн займет прочное положение в обществе, влияния его семьи будет достаточно, чтобы разорвать их союз – аннулирует брак или добьется развода, не важно. Тогда она будет свободна и сможет снова выйти замуж.

Так оно и получится, что раны от их встречи оставят на нем более глубокие шрамы, чем на ней. Энн просто узнала, что тело предлагает свои собственные удовольствия и что бесстрастный человек вроде Артура Трента никогда не сделал бы ее счастливой. Каковым бы ни было осуждение общества или его семьи, или даже ее укоризненный взгляд, он не станет сожалеть об этом.

Он сожалеет только о том, что был настолько глуп, что вернулся домой, и был настолько безумен, что снова предавался любви в саду роз. Это служит лишним доказательством – лишним, ибо ему и без того уже известно, что, несмотря на все годы суровых тренировок, в глубине души он все еще не обрел освобождения. Ирония заключается в том, что для разоблачения не потребовалось ни угроз, ни пыток. Может быть, это случилось только потому, что время наконец-то нагнало его? Или потому что Уилдсхей с поразительным упорством пытается доказать, что он на сам деле еще остается кем-то.

Как бы то ни было, если он не уедет как можно скорее, он просто развернется, как встряхнутый рулон шелка.

Слава Богу, что он поклялся вернуться в Азию. Слава Богу, что ее отец уже здесь. Мистер Марш, должно быть, выехал до того, как пришло письмо от Джека. Значит, любовь ее семьи взяла и прямым путем добралась до Уилдсхея, туда, где любовь не могут понять из-за ее сложности.

– Ну и суета здесь, Энни!

Энн смотрела на отца. Увидев его родное лицо, она на мгновение почувствовала надежду на то, что все еще можно изменить и ее жизнь вскоре вернется в прежнее русло.

Мистер Марш похлопал по полам своего старого мятого сюртука и бросил взгляд на забрызганные грязью чулки – словно и сам испытывал смущение. Прядки седеющих волос прилипли к голове там, где были прижаты шляпой. Бакенбарды по краям взъерошены.

– Просто суета сует, – повторил он.

Энн сложила руки на коленях, ее охватило какое-то странное спокойствие, при котором любое будущее казалось одинаково возможным.

– Да, папа, – сказала она. – Ничего подобного не ожидал никто из нас, когда я выехала из Хоторн-Аксбери с мистером Трентом.

Отец опустился на стул напротив нее и провел рукой по своим волосам, после чего они еще больше стали топорщиться во все стороны.

– Когда твоя тетка Сейли приехала с вестью о том, что произошло, я решил, что мне лучше сразу же отправиться за моей девочкой. Старая Бесси не очень-то обрадовалась, когда ее вытащили из стойла с такой поспешностью, но едва мы пустились в путь, как она приободрилась.

– Все это произошло слишком неожиданно, – сказала Энн, – как тогда, когда упал потолок у нас в столовой, …но герцог послал за вами карету.

Мистер Марш поджал губы.

– И очень большую карету! Но дороги все еще местами залиты водой, Энни. И завалены деревьями. Верхом я смог проехать старыми путями по гребню, избежав всего этого. И вот я здесь. Я виделся с герцогиней.

– Значит, вы знаете, что произошло?

– Да. Хотя еще не смог до конца разобраться в этом. Но именно ее милость все мне рассказала. Очень деликатно, должен отметить. Наверное, так оно и полагается герцогине?

Голос его был ласковым, хотя и огорченным. При этом его подлинное потрясение было прикрыто смирением и добрым юмором. Не случалось еще столь ужасного несчастья в доме, чтобы семейство Маршей не встретило его какой-нибудь храброй шуткой. Дрожь прошла по ее спине. Ей хотелось, чтобы отец рассердился на нее, чтобы он заставил ее расплачиваться за ее грехи, как заставила Джека его семья.

– Значит, вы знаете, что я опозорила себя, и вы, и мама больше не можете быть допущены в приличное общество.

– Позор, да. – Он вздохнул и посмотрел на нее. – Но ты не первое невинное дитя, которое погубил безжалостный молодой человек.

– Прошу вас, папа, не говорите так! Все, что случилось, – моя вина.

Он скривился.

– Может быть, так, а может быть, и нет. Как бы то ни было, ты не можешь выйти замуж за Артура Трента. Ты все еще хочешь этого?

– Нет! Я… я думала, что хочу, но нет. Наш брак был бы ошибкой. Хотя Артуру очень больно и он сейчас разъярен, но в сердце своем, мне кажется, он считает, что благополучно спасся.

– Благополучно спасся от брака с моей дочерью? Если мистер Трент настолько лишен здравого смысла, что посмел помыслить такое, я самолично собью его с ног за оскорбление! – Его вынужденная улыбка грозила разбить ей сердце. – Но что я должен думать об этом малом из семьи Блэкдаунов, который причинил тебе столько горя? Об этом лорде Джонатане Деворане Сент-Джордже? Хорошая добыча – герцогский сын, если бы мы не были теми, кто мы есть, наряду со всеми прочими неудобными обстоятельствами!

Энн сглотнула. Ее отец здесь, он на стороне дочери, но не может спасти ее.

– Значит, вы думаете, что я должна выйти за него?

– Он не принадлежит к нашей вере и нашему классу, и, несмотря на его положение в свете, он оказался не совсем джентльменом. Но если он хочет правильно поступить с моей девочкой, а герцогиня утверждает, что это так, то это единственное верное решение, Энни.

– Значит, я не могу вернуться домой и жить, как жила прежде?

– Не знаю. – Его мудрый внимательный взгляд остановился на ней. – Разве ты по-прежнему та же девочка?

Энн смотрела на него в смятении. Неужели изменились все – или только она? Даже ее любимый отец превратился в незнакомца. Возможно, в конце концов кары не миновать. Ласковой, любящей кары, но такой, которая все же вынудит ее посмотреть в лицо реальности – того, что она сделала.

– Я не знаю! Разве это имеет значение?

– Только это и имеет значение.

– Он меня не любит, папа.

– Возможно, и нет, в данный момент. Но если у его милости есть хотя бы капелька здравого смысла, он со временем тебя полюбит. Любой мужчина, достойный так называться, полюбил бы.

– Вы говорите так только потому, что вы мой отец. Лорд Джонатан намерен уехать в Азию немедленно после свадьбы. Никакого настоящего брака не будет.

Мистер Марш вскочил на ноги и подошел к окну. Плечи казались поникшими и хрупкими, словно он вдруг состарился.

– Но, судя по рассказам Эдит и твоей тетки, этот герцогский сын – довольно примечательный молодой человек. Какая-то романтическая фигура, как я слышал, совершенно невероятная и от того еще более неотразимая. Полагаю, это так и есть, иначе этого несчастья никогда бы не случилось?

Энн закрыла глаза.

– Да, это правда. Но герцогиня готова покрыть все, что произошло так что никто ничего не узнает.

– Он будет знать, Энни. Ты будешь знать. Честность – это девиз нашей веры. Думаю, ты прекрасно понимаешь, что это значит – прожить всю жизнь во лжи.

– Мне всегда только хотелось брака в согласии и покое, как у вас с матушкой.

– Тогда мне жаль, что ты не подумала об этом до того, как принять ухаживания этого человека. – Его сапоги тяжело простучали обратно по комнате. – И я принимаю твои возражения, что, возможно, вина на тебе, Энни, хотя, видит Бог, эту пилюлю тяжело проглотить.

Энн заставила себя встать и посмотреть на него.

– Мне очень жаль, папа.

Его лицо напряглось, будто он старался побороть какое-то непривычное чувство.

– И мне тоже, Энни. И мне тоже! Но что сделано, того не воротишь. Увы, моя девочка, я думаю, что тебе ничего не остается, кроме как выйти замуж за этого человека.

Кто-то постучал. Мистер Марш подошел к двери и широко распахнул ее. Энн тут же снова опустилась на стул, ее сердце стучало, как молот. Джек поклонился и протянул руку. Ее отец на мгновение заглянул в глаза с лесными тенями, потом принял протянутую руку и пожал ее.

– Лорд Джонатан, полагаю? Вы хотите просить руки моей дочери, милорд? К сожалению, я считаю, что сначала должен отвезти ее домой.

– Я не могу разрешить этого, сэр.

– Не можете?! – Мистер Марш сел. – Вы не можете этого разрешить?! Я ее отец!

– Мистер Марш, для нее все еще очень опасно покидать Уилдсхей. – И словно идя по следам своего собеседника, Джек подошел к окну и выглянул. – Мы с радостью простерли бы наше гостеприимство и на вас тоже на все время, какое вы пожелаете пробыть здесь.

– Опасное гостеприимство, милорд, если я верно понял. Джек круто обернулся.

– Не для вас, сэр.

– Значит, вы не отрицаете, что вы опасны для моей Энни?

Смертельный покой словно окружил Джека, как будто он стоял в центре шторма.

– Это ей решать, сэр, не мне.

– У меня есть обязанности перед моей общиной и семьей, лорд Джонатан. Я не могу остаться дольше чем на одну ночь. И я не знаю, могу ли я дать вам свое благословение.

– Я не жду от вас благословения, сэр. Но вы не откажете в согласии на брак?

– Полагаю, ни у кого из нас нет иного выбора в этом деле. Вы украли невинность моего ребенка. Может быть, вы устроите, чтобы я мог поговорить с герцогом о брачном контракте?

– Вы можете говорить непосредственно со мной, сэр. Мои дела принадлежат мне, и я готов быть очень щедрым. Не обсудить ли нам это вечером после обеда?

Мистер Марш встал, полный и седеющий, но исполненный спокойного достоинства.

– Очень хорошо, милорд. После обеда.

Темные глаза Джека встретились с глазами Энн. Синяки на его подбородке превратились в многоцветный лоскутный покров. Он выглядел экзотическим и диким, как какой-нибудь татуированный дикарь.

– Между прочим, мисс Марш, мистер Трент возвращается в Лондон с моим кузеном. Я подумал, что вам, возможно, захочется поговорить с ним перед тем, как он уедет. Скажем, в моем кабинете в башне Досент через десять минут? – Он пошел к двери, потом поклонился отцу Энн: – Пожалуйста, сэр, приходите тоже, если вы желаете поговорить с мистером Трентом…

– Или если мне захочется защитить свою дочь от вашей опасной близости?

Джек поднял брови, словно удивился такой прямолинейности – а может быть, потому, что оценил ее.

– Другие опасности ближе, сэр.

– Так я и понял. Значит, вы намерены объяснить мне подробнее, почему жизнь моей маленькой девочки находится в опасности и кто ей угрожает. Моя сестра сказала, что это как-то связано с окаменелым зубом.

– Да, сэр. – Свет из проема полукруглой двери отбросил тени на темную кожу Джека. – Мы не единственные люди, мистер Марш, которые задавались вопросом, не являются ли такие предметы просто работой дьявола.

Отец Энн задумчиво смотрел, как его будущий зять удаляется по коридору.

– Ну, дорогая моя, – сказал он наконец, – это весьма примечательный молодой человек!

Когда Энн подошла к башне Досент, ее рука лежала на согнутом локте отца.

Лакей отворил дверь. Джек с Артуром разговаривают, стоя у камина. Разговор кажется совершенно дружеским. Когда они вошли, Артур оглянулся, а потом, подошел и пожал руку отцу Энн. Мужчины обменялись приветствиями, за которыми последовало весьма конфузливое признание их изменившихся отношений. Потом Артур повернулся к Энн. Джек на некоторое время вывел ее отца из комнаты.

Энн осталась наедине со своим бывшим женихом. На подбородке у него был огромный синяк, под глазом тоже чернело, но он казался счастливым, даже веселым.

– Совершенно необыкновенный случай, мисс Марш, – сказал Артур. – Этот огромный зуб на самом деле оказался диковинкой.

– Но я думала, что это находка огромной важности, сэр.

– Нет, нет. Без солидного описания она не имеет смысла для науки. Я полагал, что его светлость нашел его сам и может объяснить все обстоятельства. Но лорд Джонатан сказал, что это скорее всего подделка, вырезанная с большим мастерством местным умельцем. Так что, в конце концов, это всего лишь память о путешествиях его светлости.

Энн посмотрела на вернувшегося Джека. Он поймал ее взгляд и подмигнул, едва заметная улыбка появилась на его разбитых губах. Она несколько растерялась, но, может быть, эта ложь была только во благо Артуру?

– В таком случае я разочарована, – сказала она.

– Разумеется, и я тоже Но в результате замечательного совпадения того, что эта диковина попала в твои руки, а потом в мои, я приобрел покровительство герцога. Его светлость сам отвел меня к герцогу. Его светлость был рад содействовать и не считает мои религиозные убеждения препятствием.

– Вам не пришлось объяснять, чем вы занимаетесь?

– Лорд Джонатан сделал это, и весьма красноречиво. – Артур отвел глаза и на мгновение прикусил губу. – Полагаю, мое первоначальное мнение о нем было правильным. Я, конечно, не обвиняю тебя за то, что случилось, хотя мне жаль, что оказалось, что ты и я не подходим друг другу. Надеюсь, мы можем остаться друзьями?

– Конечно, – подтвердила она.

– Значит, мы расстаемся без каких-либо тяжелых чувств, – сказал он. – Я рад.

Остальные мужчины вскоре присоединились к ним. Произнесли прощальные слова. Джек проводил Артура Трента из комнаты, оставив Энн наедине с ее отцом.

Энн села, голова у нее кружилась. Вероятно, она никогда больше не увидит Артура, разве что среди гостей на каком-либо светском или научном собрании. Если бы она не нашла окаменелость в своей корзинке, она вышла бы за него замуж. Казалось, что в тот день на Хай-стрит перед домом ее тетки Сейли ее жизнь раскололась надвое. Даже не заметив огромности раскола, она слепо пошла по наиболее гибельному пути и не обнаружила вовремя, что слишком поздно поворачивать назад.

– Обошлось без разбитых сердец, Энни, – сказал мистер Марш, когда дверь закрылась. – Артур Трент довольно славный малый, дорогая. Но все же ты ничего не потеряла, разорвав с ним помолвку, а может быть, и приобрела весь мир.

Она подняла глаза на отца.

– Приобрела весь мир?

– Я не знаю, – сказал он, – не знаю. Наш Господь иногда скрывает от нас свои намерения, Энни, такими способами, понять которые мы до конца не способны. Ты согрешила, дорогая, это так. Ты это знаешь. Поступки влекут за собой последствия, за грехи нужно платить. Но, хорошенько поразмыслив, я решил, что я могу доверить будущее своей дочери лорду Джонатану, в конце концов, несмотря на все его обаяние и пороки.

– Пороки?

– О да! Я так думаю. Нет, я в этом уверен. Но хорошая женщина может стать спасением для порочного человека, если только он не ожесточился в сердце своем.

Энн закрыла глаза, чтобы не заплакать.

– Нет, – сказала она наконец, – вы не так поняли. Он не порочный человек.

– Потому что ты думаешь, что он порочный ангел? – сказал мистер Марш.

Что-то щелкнуло, Джек – за спиной у него закрытая дверь.

– Мы входим в эндшпиль, – сказал он. – Прошу прощения, что не доверился вам раньше, мистер Марш. Вы, конечно, имеете право знать, что происходит.

– Что, милорд? Эндшпиль? – Мистер Марш опустился на стул. – Что вы имеете в виду?

– Что прежде я не мог сдвинуть дело с мертвой точки. – Джек подошел к застекленному шкафчику и налил вина отцу Энн. – Но только что я получил письмо от моего врага – его ответ на одно из моих писем. Как только наше общее дело будет закончено, вы сможете отвезти вашу дочь домой без всяких опасений.

Мистер Марш взял бокал. Джек отошел к книжному шкафу. Казалось, через него протекает беспокойная энергия, как будто он способен испускать молнии.

– Как уже знает ваша дочь, я много путешествовал по Центральной Азии, окаменелостями я не очень интересовался. Однако в одной из самых отдаленных пустынь мира я встретил человека, чьей страстью были кости. Он обнаружил остатки огромного древнего животного и смог унести только один зуб, пройдя через одну из самых опасных территорий в мире. У меня слов не хватит, чтобы описать этот подвиг.

– И этот окаменевший зуб был нежданным подарком от убитого матроса моей дочери?

– Да, сэр, – сказал Джек. – Человека, который нашел его, зовут Тоби Торнтон. Он стал моим другом.

– Торнтон? – спросила Энн. – Но мне казалось, что ваш враг тоже некий мистер Торнтон?

– Мистер Урия Торнтон – кузен Тоби.

– Мне бы хотелось подышать свежим воздухом, – сказал мистер Марш. – Мы не могли бы посидеть где-то вне дома?

Энн вскочила и подошла к отцу. Джек распахнул дверь и провел их в очередной маленький скрытый дворик. Стены покрыты мягким мхом, но единственное вишневое дерево в полном цвету усыпало лепестками плиты.

Джек помог мистеру Маршу сесть на скамью под деревом.

– Итак, окаменелость действительно подлинная, – сказала Энн. – Почему вы солгали Артуру?

Джек повернулся, грозовые облака собрались в его глазах.

– Полагаю, что за один день вполне достаточно один раз разбить ему сердце.

– Разбить сердце? – спросила Энн. – Как правда могла разбить ему сердце?

– Дело в том, что как только мистер Трент привез окаменелость сюда, в Уилдсхей, я послал Урии сообщение, что он может приехать за ней.

– Приехать за ней? – переспросила Энн. – Но я думала, что важно не дать ему заполучить ее?

– Нет, – сказал Джек. – Я отдам Клык Дракона своему врагу.

Энн изумленно помолчала.

– Что он с ним сделает?

Джек задумчиво смотрел на каскады цветов, некоторые лепестки уже побурели по краям.

– Уничтожит его.

– Но как же вы можете? – Она вдруг стала сама щепетильность и честность, хотя и ощущала неловкость, словно присутствие отца уничтожило все остальные чувства, и в то же время непривычное негодование поднялось вверх по спине – насмешка над самой собой. – Как вы можете? Вы сказали, что существуют зарисовки и записки. Существует достоверная окаменелость, которую можно подержать в руке. Доказательство существования плотоядного животного, большего, чем все, что было когда-либо обнаружено. Все эти доказательства следует отвезти в Лондон, предъявить Королевскому обществу. Артур может это сделать, если вы не хотите.

– Вот именно, – сказал Джек. – И поэтому мне пришлось солгать ему. Теперь, когда мистер Трент верит, что Клык Дракона всего лишь поделка, он может забыть о ней и следовать к своему будущему с непреодолимой храбростью.

– Должен ли я доверить свою дочь человеку, который намеренно говорит неправду?

– Да, сэр, хотя вы, диссентеры, так высоко цените правдивые речи, результатом чего является то, что вы самые надежные в Англии банкиры, ученые и фармацевты. – Джек легко прикоснулся рукой к ветке. Лепестки затрепетали. – Однако я вовлечен не просто в коммерческое дело или дело личной чести.

– Но как же насчет святости дружбы? – сказала Энн. – Как насчет вашего друга Тоби Торнтона, который отправился в такую даль, чтобы принести окаменелость? Разве он так же не страдал в этих ужасных пустынях? Разве его усилия ничего не стоят?

– Он рисковал жизнью, чтобы найти эту окаменелость. Под конец она его убила.

– Она его убила! – Слезы потрясения обожгли ей глаза и горло. – Вам, конечно, это не безразлично?

Грозовая туча трещала вокруг него, словно он обладает властью затмить солнце.

– Долгое время только это и имело значение.

– Но теперь он мертв, и вы даже не станете спасать его труд, чтобы почтить его память?

– Почтить память? – От его взгляда неслышный гром вкатился прямо ей в сердце. – Конечно, я почитаю ее. Тоби спас мою жалкую жизнь ценой своей собственной.

Ее ноги скользнули в водовороте лепестков. Словно порыв бури ударил – Энн отступила, хотя подбородок поднят и она все еще смотрит на него.

– Прошу прощения, но если вы позволите уничтожить его работу, что же это за уважение к его памяти? Разве вы не понимаете, что окаменелость вашего друга важнее всего остального? Больше всего ему необходима была уверенность, что его открытия переживут его.

– Да, – сказал Джек. – Я это знаю. Тоби жил только ради истины и знаний. Он был диссентер, как и вы.

– Милорд! – проговорил новый голос. – Меня просили передать это лично вам.

Энн оглянулась и увидела лакея. Он протягивал маленький серебряный поднос. Джек взял лежащую на нем визитную карточку, перевернул ее и прочел нацарапанное на обороте. Его ноздри затрепетали.

– Когда это принесли?

– Эта особа ждет на мосту, милорд. Его и его спутников попросили подождать там, пока мы не получим ваших указаний.

Джек положил карточку на поднос.

– Грейем, я пригласил этого джентльмена в Уилдсхей. Вы позволите ему войти в замок. Вы также примете всех, кого он привел с собой, какими бы странными эти люди вам ни показались. Я приду к ним через пять минут. Несколько наших людей можно для начала снять с их постов, чтобы они проследили, как бы кто из наших визитеров не проник глубже в Уилдсхей. – Он посмотрел на свет, льющийся во дворик, потом улыбнулся лакею. – В конце концов, нам вовсе не нужно, чтобы пропала какая-либо из фамильных безделушек.

– Безделушек, милорд? – переспросил Грейем потрясенным голосом. – Очень хорошо, милорд.

– И еще вы отнесете эту записку герцогу и герцогине. Джек наклонился и что-то прошептал на ухо лакею, и тот склонил голову и ушел.

– Это и есть эндшпиль? – спросил мистер Марш с серьезной озабоченностью.

– Теперь все опасности, угрожающие вашей дочери, очень скоро кончатся, – сказал Джек. – Мой враг пришел просить, а не требовать, хотя сам он этого может еще и не знать. Если вы хотите присутствовать на нашей встрече, сэр, вы будете в полной безопасности.

– Благодарю вас, милорд. Однако предпочитаю остаться здесь, под этим благотворным вишневым деревом. Ведь сейчас, как я только что узнал, ваш приемный покой будет окружен вооруженными людьми?

Джек улыбнулся, словно солнце прорвалось сквозь облака.

– В них не будет необходимости, но это так.

– В таком случае, я полагаю, вместо меня там может присутствовать Энн, если она того пожелает. – С мрачной решимостью мистер Марш уселся на скамью и закрыл глаза. Серебряные пряди волос замерцали на фоне темного ствола. – В конце концов, это ее приключение, а не мое.

Толпа оборванцев ждала, многие были босы: смуглокожие люди в тюрбанах или с просмоленными косами поверх грубой матросской одежды. Потолок холла возвышался над их головами. Опорные балки исчезали в темноте. Оружие украшало стены: мечи, аркебузы, кинжалы, пики – полный арсенал старинного оружия.

Взгляды посетителей перелетали с камина – где чудовищные драконы были пронзены каменными копьями – к изображению святого Георгия на белом коне, которое висело на противоположной стене. Взволнованность, враждебное напряжение – они сбились в кучу, как волки.

С высокомерием, приличествующим его древнему благородному роду, Джек вышел вперед. Его каблуки звенели по каменным плитам пола. Все глаза устремились на него, словно эти темные взгляды могли сбить его с ног.

Энн медлила в дверях, думая о том, кто из этих людей проник в ее спальню в доме тети Сейли и кто убил того моряка на Хай-стрит. Ей казалось, что ее окунули в ледяную воду, и дрожь пробрала ее до глубины души, но, сложив руки, она послала быструю мысль отцу. Его молитва словно прилетела прямо ей в сердце: «Ты должна пройти через это, Энни!»

Несколько крепких слуг Уилдсхея ждали в коридоре позади нее, с мрачными лицами и открыто вооруженные, но они никак не смогут вмешаться вовремя, если на Джека нападут – слишком близко он подошел к противнику.

Футах в десяти от моряков Джек остановился и поклонился. Группа разом вздохнула. Что-то еще теперь читалось на коричневых лицах: что-то похожее на неподатливый, но глубоко сидящий благоговейный страх. Несколько голов повернулись, чтобы взглянуть на пронзенных драконов на камине.

Энн заставила себя сделать шаг вперед и сесть на стул у двери.

Озаренный сдерживаемой силой, Джек ждал, как тигр, оказавшийся перед волчьей стаей. Несколько матросов заговорили на языке, которого она никогда не слышала раньше. Джек слушал. Когда голоса начали превращаться в какофонию, он ответил на том же языке. Немедленно воцарилось молчание.

Человек в синем тюрбане отделился от остальных и вышел вперед. У него с Джеком состоялся быстрый разговор тихими шипящими голосами. Наконец человек резко махнул рукой. Толпа матросов разделилась, словно рассеченная мечом.

– Мистер Урия Торнтон, – сказал Джек. – Вы хотите поговорить со мной?

Безупречно одетый англичанин оказался в центре толпы матросов. Он поклонился и вышел вперед, оставив позади свой оборванный эскорт. Вид у него был невеселый.

То был всадник, которого Энн заметила у парома, человек с прищуренным взглядом голубоглазой собаки.