Беседка пустовала. Правда, шахматная доска была разложена на маленьком столике. Может, он устал ждать и вернулся в «Три бочки»?

Джульетта пробежала пальцами по короне черного короля, удивленная внезапным чувством разочарования. Это, часом, не острое помешательство? Ее возмущало присутствие этого человека, и она сожалела об этом пари. Вместе с тем она разочарована. Почему? Потому что, несмотря ни на что, хочет играть в шахматы? Хочет помериться с ним силами? Нервический смех слишком стремительно приближался к слезам.

Она подняла глаза на шумящую зеленую листву над головой. Лето взметнуло все вокруг. До недавнего времени Джульетта была вполне-довольна своей жизнью. При всем ее однообразии. Она даже гордилась своей твердостью и мужеством. Хоть не без помощи мисс Паррет, но она вновь обрела достоинство и научилась находить удовлетворение в работе – то, чего никогда не представляла себе в девичестве. Это потребовало неимоверных усилий. Но вдруг обнаруживается, что все эти трудно завоеванные приобретения развеялись! И все потому, что одному красивому проходимцу захотелось развлечься! Какой абсурд!

Тряхнув головой, Джульетта пошла на кухню. Она побеседовала с новыми служанками, тремя солидными, степенными женщинами. Сара и Бетти могли выполнять любую работу, начиная от кухни до коровника, Кейт заметно от них отличалась.

– Я ваша горничная, мэм, – сказала она, делая книксен. – Я буду заниматься вашей одеждой, вашей комнатой и всем, чем вы пожелаете.

Джульетта заставила себя скрыть удивление.

– Вы недавно наняты? Или прибыли сюда из дома мистера Грэнвилла?

Кейт снова присела.

– Я не умею правильно выражаться, мэм, – сказала она. – Но вы увидите, что я обучена так же хорошо, как любая другая горничная.

Горничная! Оторвал от своей жены? Сестры? Любовницы?

После нескольких коротких указаний Джульетта отослала женщин устраиваться. Положим, по его расчетам, она не станет смущать их подробным собеседованием. Но приходило ли ему в голову, что она может вообще отправить назад такую подмогу? Нет, даже горничную прислал! Нужно иметь чуть ли не отвагу, чтобы заставить себя вновь войти в роль, о возвращении к которой она уже не помышляла.

Но Джульетта любила сама кормить своих кур. С корзиной в руке она прошла через двор и увидела Олдена Грэнвилла, прислонившегося к плетню курятника.

У нее перехватило в горле.

Мужчина стоял в полутени деревьев, совершенно неподвижно. Изящный и гибкий.

Золотые и красные вензеля на рыжем атласном жилете словно перекликались с кончиками ленты, которой сзади были перевязаны волосы. Камзол, нацепленный на согнутый указательный палец, был перекинут через плечо. Другая рука сдвинула полу жилета. Общему впечатлению ненавязчивой утонченности противоречили лишь висящая сбоку небольшая шпага и упругая сила в осанке, говорившая о том, что человек знает, как пользоваться оружием.

Словом – милорд, как вчера едва не проговорился один работник. Бесшумный источник беспокойства, вторгшегося в ревностно охраняемое святилище.

Джульетта двинулась вперед, прижимая к себе корзину. Как, однако, при виде этого человека ускорился пульс! Мужчина был красив. Без сомнения, распутник, ищущий случая позабавиться над ней. Но выяснять его личность совершенно ни к чему. Ведь его, равно как и его служанок, через неделю здесь уже не будет.

Пусть он выколупывает лакомое зернышко, прячущееся под ореховой скорлупкой! Пока он занимается этим, можно попытаться извлечь из его самонадеянности какую-то забаву для себя, а расходы целиком списать на него.

Мужчина поднял взгляд. В первую секунду его глаза выглядели погасшими, но потом вспыхнули, и улыбка озарила лицо. Восторженная улыбка, как при встрече со своей возлюбленной, возвратившейся после долгого путешествия. Казалось, он вот-вот вскинет руки, чтобы заключить Джульетту в объятия.

У нее дрогнуло сердце.

– У вас тут наседка, – сказал он. – Очень свирепая клуша. Такого крика я не слышал даже за дверями гостиной графини Роксхэм.

Джульетта остановилась как вкопанная. «Но я помню леди Роксхэм, – хотелось ей сказать. – Эта особа и впрямь славилась своей крикливостью. И лентами!»

Но это только остро напомнило бы ей о том, чего она лишилась и что она леди. Вдобавок подобное откровение придало бы уж слишком интимный характер их встрече, словно они много лет были близкими друзьями.

Олден снова посмотрел на хохлатку, дав Джульетте возможность прийти в себя.

– Теперь она прячет цыплят себе под крыло, – заметил он, – и тем временем отпугивает меня гневным взглядом. Они не задохнутся?

– Если бы наседки были настолько глупы, – сказала Джульетта, – домашняя птица, как вид, не выжила бы. – Она намеренно произнесла это резким тоном.

– Ах да! – сказал он. – Я не поклонился.

– И тем проигнорировали подлинное назначение джентльменского приветствия – показать отсутствие угрозы, изначально заложенной в самой мужской природе. Почтительный поклон означает отсутствие оружия в руках. Склоненная голова показывает мирный характер намерений…

– Даже при наличии шпаги? А может, присутствие сущего очарования – одной только синевы и нежной кожи в солнечном свете – делает мужчину безоружным.

– Однако даже моя наседка умеет распознать опасность. Вы считаете, что ее поведение необоснованно?

– Слишком много беспричинного трепыхания. У меня нет намерения причинить ей вред.

– Это лисьи слова, – сказала Джульетта. Его глаза переполнились искренним весельем.

– По-вашему, я, как тот Рейнеке-лис из детской сказки, пришел охотиться за невинными цыплятами? Я никогда не стремился быть лисицей в курятнике. Я предпочитаю охоту.

– Я не уверена, что Тилли так думает.

– Тилли? – Его удивление выглядело неподдельным. – Ваша служанка? Какой вздор! Да ей не больше четырнадцати?

– Ей пятнадцать.

– Похвальное беспокойство, но абсурдное. С моей сторон ей ничто не угрожает. Я никогда не устраиваю переполох среди маленьких цыплят.

– Близость лисицы сама по себе всегда вызывает переполох, независимо от намерений. Разве любая молоденькая служанка когда-нибудь была ограждена от внимания распутника?

– Редко, – сказал он. – Здесь я с вами согласен. – Солнце поблескивало в его волосах. – Под этим обычно понимают, простая служанка приносит в жертву свою девственность за две ленты, тогда как горничная требует три. Однако я всегда придерживался правил оставлять служанок их возлюбленным. – Он повесил свой камзол на ближайшую дубовую ветку. – Вас это удивляет?

– Меня только удивляет, что вы ожидаете, будто я этому поверю. Скажете, что у вас никогда не было флирта со служанкам.

– Флирта? Мне знаком флирт с бабушками. Невинное времяпрепровождение, забавное для обеих сторон. Я полагаю, с вами говорим о более интимном. О женской благосклонности, которой я никогда не покупал. Тем более такими безвкусными вещами, как ленты.

Джульетта вытряхнула содержимое корзины через изгородь. Куры устроили драку, чтобы выхватить лучшие кусочки.

– Вы думаете, подобная благосклонность вам беспрепятственно гарантирована?

– Конечно, – сказал он. – Поскольку в обмен я беспрепятственно гарантирую свою.

– Но между мужчинами и женщинами в подобных вопросах существует неравенство. Женщины всегда отдают, мужчины – только берут.

– Это неправда.

– Разве?

Он наклонил голову.

– Я утверждаю это с полной уверенностью, мэм. Исходя гораздо большего опыта, нежели вы.

– Так вы никогда не совращали служанок?

– Никогда. – В голосе у него было чистой воды лукавство, густо приправленное мужским самодовольством. – Да и зачем мне это, если хозяйка дома всегда выражает готовность?

– Так уж всегда? – Джульетта засмеялась. Ей хотелось щелкнуть его пальцем по носу. – В таком случае вы безоговорочно соглашаетесь, что вы в самом деле распутник?

Он посмотрел ей в глаза, лучезарно улыбаясь.

– Вы хотите, чтобы я это признал?

– Для меня это ничего не значит.

– Да, но не успеет какой-нибудь джентльмен войти в бальный зал, как за веерами возникает трепет: «Это тот мужчина, за которого я могу выйти замуж». Или: «Это один из тех опасных, коварных созданий, о которых меня предупреждала моя мать». Болонка или лисица – вот очень приятная дилемма для любой отважной леди. Она знает, что комнатный песик слишком смирный. Должна ли она полагать, что лис слишком опасен?

– Вы хотите сказать, что осторожность неоправданна?

– Нет. Но только лис волнует кровь своим стремительным бегом после наступления темноты.

– Тогда бег наперегонки с лисами захватывает гораздо больше! – От внутреннего напряжения Джульетта заговорила на повышенных тонах, слишком живо. Интересно, заметил он или нет? – Вы нисколько не сомневаетесь, что куры на это согласятся?

– Рейнеке-лис не тратит время на домашних кур в их безопасных плетеных вольерах. У него более изощренные вкусы.

Джульетта почувствовала головокружение, как будто ее вновь и вновь кружили в быстром танце.

– В любом случае лис несет смерть! – Она тут же пожалела о своих словах, сказанных сгоряча, и умолкла.

Его голос последовал за ней. Мягко, но неотступно.

– Леди может думать, что умирает, но она, как и вы, одно из тех мудрых созданий, которые знают, чего хотят. Уверяю вас, она выживет, чтобы вновь умереть следующей ночью. Не случайно умные леди предпочитают распутников. Мужчина либо знает, как доставить его леди удовольствие, достойное смерти, либо – нет.

Волнение наводнило ее вены всплеском чувств, головокружительных и безрассудных. Трава хрустнула под туфлями, когда она вновь зашагала к нему. Юбки покачивались на бедрах, сердце билось слишком быстро.

– Как вы можете утверждать, что знаете, чего я хочу, сэр?

Его проказливые глаза говорили, что перед ней шут в маске лиса, бражничающего в лесу!

– Мне говорит об этом ваше дыхание, – сказал он. – Равно как беспорядок в моем должен говорить вам о том же.

– Вы так думаете потому, что в вас все ходит ходуном, будто вы центр какого-то невидимого водоворота? Потому что ваше кружево трепещет в этом прекрасном буйстве? Я решила, что вы испуганы.

– А о чем тогда может поведать мне ваше мятущееся дыхание? Или ваши глаза, когда вы смотрите на меня? Или ваша податливая спина, когда вы поворачиваетесь? Или та прелестная каштановая змейка, что выскользнула из шпилек и танцует над шеей? Или та краска, что так быстро заливает вашу кожу?

Шнуровка корсета сжалась подобно тискам.

– О чем они поведают вам? О том, что я взволнована, растеряна, раздражена…

– Чепуха! – Смех оживил его голос, сделал страстным и соблазнительным. – Лис распознает желание, когда почует его. Если, захваченный прелестью, он стоит и трясется, вы не можете осуждать его.

Зардевшиеся щеки Джульетты горели огнем. Пряди волос ласкали сзади шею. Ноги хотели согнуться в коленях и опустить ее на смятую траву.

– Я не утверждаю, что я бесчувственна. Но я не маленький цыпленок. У меня есть свои собственные способы защиты от колдовства.

– Колдовства?

– Чар – в старом, изначальном значении этого слова. В чарах распутника нет ничего индивидуального. Для него это такой же естественный процесс, как биение сердца. Так что в ваших комплиментах нет никакой искренности.

– Нет, есть, Джульетта. Истинные комплименты исходят от внимательного и страстного наблюдения. Неискренна леди, отрицающая правду.

– Правда заключается в том, что умная леди никогда не предпочтет лиса. Возмутительно, когда ее используют только для удовольствия.

– Если она не захочет использовать лиса для своего удовольствия.

– Она не хочет, – сказала Джульетта.

Он пожал плечами. Элегантно, с уверенностью фехтовальщика, расслабляющего мышцы перед поединком.

– Тогда какая может быть обида? – Их взгляды встретились. Синее сошлось с синим. – Ни одна леди не отдастся любовнику, если это ей ничего не дает. Почему вы так недоверчивы к мужчинам, мэм? – В голосе у него звучала откровенная насмешка, но сам тембр оставался мелодичным, соблазнительным, как у демона, нашептывающего во сне.

– Я не недоверчива к мужчинам, сэр, – резко ответила Джульетта. – Я не доверяю вам.

– Вы о Тилли? Ее мысли крутятся вокруг замужества. Она вся истомилась и уже похотливо предвкушает удовольствие. У них с сыном дровосека любовь. Девушка собирается за него замуж. Так она мне сказала. Все те проказы и прыжки Рейнеке-лиса рассчитаны не на такого неоперившегося цыпленка. Я не собираюсь завлекать ее в таинственную ночь. Меня интересует не Тилли, мэм. Меня интересуете вы.

Джульетта подняла корзину.

– Итак, комплименты становятся декларацией? Очень лихо, сэр, в то время как все, о чем мы договаривались, это матч в шахматы! Вы рассчитываете, что я буду польщена?

– Я рассчитываю, что вам будет забавно. Вы не похожи на умирающую. Вы очаровательны, как роза, но и шипов у вас предостаточно.

Джульетте совсем не нравилось сравнение с шипами. Образ недружелюбного колючего растения наподобие чертополоха или жгучей крапивы был ей глубоко ненавистен.

Она перегнулась через плетень, чтобы собрать яйца.

– О, забавы мне и так хватает. Только не пытайтесь меня убеждать, что вы не опасны, сэр. Лис – это не только игры и шутки. Вы прекрасно знаете, как пользоваться этой шпагой, не так ли?

– Вам больше хочется услышать, что я ношу ее только для показа?

Джульетта вскинула глаза. Он молча прошел по траве и встать рядом с ней, заставляя ее еще сильнее осознать его присутствие – близость и сам его запах, мужской и жаркий, умеряемый лишь следами дорогого мыла. Он протянул руку помочь ей. Прекрасную, открытую руку любовника.

Она без колебаний положила коричневое яйцо ему на ладонь.

– Несомненно, вы вдоволь потрудились на ниве дуэли?

– Мужчины дерутся на дуэли, потому что это последнее пари. Безусловно, это единственный случай, когда выигрыш гарантирован.

– Сейчас вы говорите загадками. – Джульетта выпрямилась и прислонилась спиной к плетню. – Полной уверенности в победе просто не может быть.

– Просто, чтобы выжить, нужно победить. Наши несчастные погибшие собратья уже не могут выразить свое мнение. Но каждый мужчина, оставшийся в живых, воспринимает дуэль как самую сильную игру в своей жизни. – Он взял из ее рук остальные яйца и сложил их в корзину. Солнце играло в его волосах. – Чем ближе человек соприкасается со смертью, тем величественнее победа, когда он выходит из борьбы целым и невредимым. Это достаточно соблазнительно, чтобы заставить мужчину жаждать этого снова и снова. Подобным образом привыкаешь к вину, к экстазу.

– Потому что риск возбуждает? – Джульетта едва не рассмеялась. – Я думаю, это ужасная философия!

Его невинный взгляд встретился с ее взглядом.

– Но вы же не станете отрицать, что в этом есть удовольствие, мэм? Чистилище дискуссии, погоня за мыслью – это ли не приятно? Мужчины не единственные, кто получает наслаждение от вызова. – Он жестом показал на наседку: – Эта дама такая же свирепая, как иной мужчина.

Джульетта открыла калитку и вошла в курятник. Наседка распушила перья, но не двинулась. Джульетта опустилась на колено и просунула руку под крыло. Ее пальцы накрыли мягкий пушистый комочек, потом другой.

– Вот кого защищает наседка, – сказала она, выходя из курятника и баюкая в руках крошечных цыплят. – В этом смысл всего ее существования, а не просто упражнение в тщеславии и высокомерии, как бы забавно это ни было.

– Поразительно!

Джульетта взглянула на его лицо, выражавшее замешательство. Тон мужчины внезапно стал серьезным, даже почтительным.

Он смотрел на цыплят как зачарованный. Потом, не отводя глаз, протянул сложенную ковшиком ладонь.

– Можно мне?

Джульетта посмотрела на уголок его губ. Их поверхность выглядела очень гладкой. У него были красивые зубы и такой подвижный, выразительный рот! Его ресницы – такие же длинные, как у нее самой – прикрывали синий взгляд.

– Я должна отдать цыплят прямо в руки лису? – Она хотела поддеть его, но ее сарказм вылился в хриплый шепот. Цыплята трепыхались у нее в руках.

Он взглянул на нее и снова улыбнулся – на этот раз той задумчивой улыбкой.

– Но вы же доверили мне яйца.

Джульетта ощутила импульс, пронзивший ее до мозга костей. Это было куда сильнее и опаснее, чем простой всплеск желания. Ее вдруг, точно девочку в коротенькой юбочке во время бега, остановил чудодейственный поток прозрения, отчего она почувствовала себя взрослой.

– Мэм, вы знаете, что на самом деле я не причиню вреда цыплятам, – мягко добавил он. – И мне хочется их подержать. Очень хочется.

Как околдованная, она положила цыплят ему на ладонь. Он бережно баюкал их и кончиком пальца поглаживал головки. Цыплята притихли.

– Чудеса! Они невероятно мягкие за исключением этих удивительно цепких маленьких лапок. – Он засмеялся. – Плохо только, что эти малыши обречены превратиться в кур!

Прижатая к плетню, Джульетта не могла никуда двинуться. Она смотрела на цыплят, чтобы не видеть обезоруживающей нежности в его глазах. Один цыпленок внезапно поднял головку в коричневых пятнышках и пискнул, раскрыв клюв с крошечной красной полостью. Наседка устремилась к плетню, растеряв остальную часть своего выводка.

– Сейчас мы видим материнскую панику. – Когда курица закудахтала и захлопала крыльями, Джульетта протянула ладони, чтобы отвлечь ее. – Позвольте мне забрать их, сэр.

Он передал одного цыпленка. Другой начал жалобно пищать.

Джульетта почувствовала, как мягкий пух коснулся лица. Она вздрогнула и подняла подбородок. Олден Грэнвилл придвинул второго цыпленка к мочке ее уха, поглаживая птенца своими пальцами. Мягкий пух прокладывал дорожку через ее щеку. Мужской палец проследовал по маленькой ложбинке вдоль ее носа, затем вокруг мучительно чувствительного уголка рта и миновал подбородок.

Ее охватило пламя. Кожа расцвела, рот пылал страстью.

Чтобы ощущения не вырвались наружу шумным дыханием, она закусила губу.

Птенец, этот шелковистый мягкий комочек, моментально успокоился рядом с нежной кожей ее шеи. Джульетта закрыла глаза.

Олден Грэнвилл отошел назад. Если она двинется, цыпленок может упасть.

– А как насчет вас, миссис Ситон? Пока вы выкармливаете всю эту живность, не выродится ли ваша собственная жизнь в застывшую пустыню? Вы действительно хотите остаться здесь навсегда? И жить замурованной подобно мушке в янтаре, пока мир тем временем шумит и веселится без вас?

– Я у вас то цыпленок, то лисица. То роза, то шип, – сказала Джульетта надтреснутым голосом. – А теперь окаменелое насекомое? Какое чудесное смешение образов! А кто вы, мистер Грэнвилл, кроме того, что вы назойливый незнакомец, сорящий своим богатством и посягающий на мое время ради своего праздного развлечения?

Мягкое тепло покинуло ее шею, когда он взял второго цыпленка у нее из рук и, нагнувшись, отпустил обоих обратно к наседке. Мать с квохтаньем собрала свой выводок и увела прочь.

– Что ж, у вас есть полное право так думать, – сказал он. – Но я не представляю никакой угрозы для вас. И больше вас не трону, если вы сами меня не попросите.

– Я никогда не попрошу!

– Тогда у вас тем более нет причин для беспокойства.

– Ха! Вы всего-навсего красивая оболочка – без содержимого. Не более чем бабочка, порхающая по саду, мимоходом опыляя каждый цветок, прежде чем следовать дальше. Так почему сей блистательный полет должен оставить на лепестках сколько-нибудь долговечный отпечаток?

Олден взглянул на нее, на яркие каштановые волосы, изящный изгиб шеи, длинные ресницы – влажные и остроконечные, отбрасывающие тени на щеки. Она выглядела такой одинокой и самоотверженной в своем синем балахоне. Это вызвало в нем опасный всплеск нежности.

Ему хотелось ощущать пышный шелк этих волос. Целовать эту бледную шею, где над вырезом синего балахона выглядывала тонкая золотая цепочка. Он хотел взять эту женщину под защиту. Он хотел держать ее в руках, мягкую и покорную, баюкая, как цыпленка.

Слишком дорогая цена! На той золотой цепочке, несомненно, висел медальон, от которого зависела судьба злополучного пари. До пятницы оставалось мало времени. Какое счастье, что еще и желание всколыхнулось! Очень кстати. Для реализации его плана секс гораздо удобнее, нежели это непонятное смятение чувств.

Интересно, позволит ли она поцелуем стереть ее слезы?

Скоро.

Попросит ли отнести ее к тому дубу и положить на короткую траву, в своем синем балахоне, вздымающемся над ее длинными обнаженными ногами?

Скоро. Скоро.

Ее губы приглашали его рот, ее кожа приглашала его руки подобно тому, как душистый горошек манил пчел.

Жгучее желание, подстегиваемое обычной мужской потребностью, стало еще настоятельнее. «Еще несколько дней, – сказал себе Олден. – Еще несколько дней!» Сейчас он должен успокоить ее, завоевать доверие, чтобы внезапно воспользоваться своим преимуществом, когда она потеряет осторожность.

И все же что-то не давало ему покоя. Он не мог дать этому названия. Это было какое-то смутное ощущение дискомфорта. Игнорируя странное чувство, Олден поднялся и пошел к дереву забрать свой камзол.

– Вся эта хрупкая жизнь, которую вы так оберегаете, в полной сохранности, – сказал он. – Мы только случайные знакомые, проводящие вместе время, если хотите – короткие каникулы, кои мне представилась возможность устроить. Положительно, я надеюсь вас позабавить. В мои намерения никоим образом не входит вас расстраивать.

– Расстроить меня не в вашей власти, сэр. – Джульетта отвернула голову, поэтому он не мог видеть ее лицо. – Ваше присутствие здесь так же неуместно, как веер в руках доярки. Это чудовищное щегольство для такой скромной обстановки!

Олден влез в камзол, тщательно прилаживая манжеты.

– В таком случае я смогу развлечь вас контрастом, – сказал он, придав своему голосу насмешливо-веселый тон. – Контрастом моего ужасного городского декаданса, который, в сравнении с вашими праведными деревенскими ценностями, находится в невыгодном положении. Шелковый веер, бесспорно, предназначен только для забавы. Поэтому, боюсь, думать иначе – абсурд.

– О, я никогда с этим не соглашусь! – сказала Джульетта. Ее ноги под синим балахоном двигались, как у танцовщицы. Лицо ее озарилось яркой улыбкой – улыбкой придворной дамы. Леди, решительно настроенной на триумф. – Сэр, клянусь, я устала от кур. Давайте играть в шахматы. Тут вы действительно можете меня развлечь, так как на этот раз я намерена победить.

Олден позволил ей широко расставлять свои сети, затем мягко их разрывал. Джульетта предельно сосредоточилась, но он по-прежнему побеждал. Несмотря на подозрительность и сдержанность, в ней чувствовалось благородство – утонченная великодушная натура, по какой-то причине похороненная здесь, в этой тихой заводи. Каждый раз, когда его король был почти прижат, удовольствие Джульетты становилось очевидным. Она, казалось, обладала способностью впадать в сиюминутную радость, как маленькая девочка. Интересно, простили его за то, что он заставил ее посмотреть в лицо правде – тому, что уже сложилось между ними?

Несомненно, она понимала, что ею играют, и все же направлялась прямо в его ловушку. Лис танцевал и веселился при лунном свете. Жертва очарована, оставалось ее заинтриговать. Тогда она наконец покорно отправится в улыбающиеся Челюсти Рейнеке-лиса. Так ли важно, что он только что вел себя, следуя своей звериной натуре? В пятницу он использует свою жертву для завершения собственных дел и потом покинет. Он должен привести ее в экстаз и вызвать в ней желание покориться.

Олден быстро взглянул из-под век, В беседке было жарко, воздух – тяжелый и неподвижный. Ее волосы, густо-рыжие каштановые, блестели, как галька в русле ручья. Женщина сняла свой балахон и осталась в простом рабочем платье.

Джульетта провела рукой вокруг выреза платья, ослабив этим непроизвольным жестом кружевную косынку на влажной шее. Олден все внимание переключил на белизну нежной кожи, на выпуклости груди. Взыгравшее желание, почти как у желторотого юнца, полностью овладело им, подчиняясь собственному бешеному ритму. Усилием воли он, заставил себя вернуться к хладнокровному логическому анализу шахматной позиции и к своей большой игре.

– Что вы попросите у меня, – сказал он, жертвуя ладьей, – если выиграете?

– Когда выиграю! – поправила его Джульетта.

– Хорошо. Когда выиграете. – Олден отвечал механически, обеспокоенный вторжением чувственных образов.

– Видимо, я не попрошу ничего, сэр. В конце концов, вы – ничто. Пустышка! Вы никогда не знали ничего, кроме удовольствия. Будете мне рассказывать, что это неправда?

– Я бываю ответственным, – сказал Олден. – В редких случаях, когда это оправданно. Но по части удовольствий я – профессионал.

Джульетта положила ладонь рядом с доской. Его внимание было приковано к ее пальцам. Он живо представил их на своей обнаженной коже и не мог ничего с этим поделать.

– И вы полагаете, я должна воспользоваться вашей искушенностью?

– Конечно, мэм. Она целиком в вашем распоряжении.

– Тогда я признаю, – сказала Джульетта, – что мне доставляет удовольствие играть с вами в шахматы, сэр. Даже несмотря на то что вы собираетесь выиграть и эту партию тоже. – В голосе у нее прозвучали веселые нотки.

– Я? – Олден удивленно откинулся назад.

Она засмеялась:

– А то кто же! Я ведь уже ничего не смогу поправить?

– Нет, не сможете. – Он двинулся ладьей на ферзевом фланге. – Шах.

– Тогда я сдаюсь. – Джульетта притронулась кончиком пальца к своему королю и опрокинула фигуру. – Но вы, наверное, правильно сделаете, если запомните одну вещь, сэр. Вы можете выигрывать каждую битву, но никогда не выиграете войну.

Олден медленно улыбнулся.

– Я не веду войну, мэм. Я преследую другую цель – соблазнить вас. Добьюсь ли я успеха или нет, победителем всегда будете вы.

Белый меховой ком промелькнул, точно вспышка молнии. Авденаго прыгнул на доску, рассыпав фигуры. Джульетта вскочила. Другие коты тут же бросились за пешками, ладьями и слонами, катая их по плиткам под столом, устроив на минуту настоящий кошачий аттракцион.

Джульетта разразилась смехом, предоставив Олдену ползать на коленях. Он взглянул на ее лодыжки. Почему не насладиться первопричиной взыгравшего в нем мужского голода! Но чисто плотское желание каким-то таинственным образом переродилось во что-то другое. Сердце вдруг охватило странное чувство, которое он не мог передать словами. В нем смешались радость, вожделение и тот необычный всплеск нежности, какую он испытал некоторое время назад. Это было такое неожиданное и неуловимое чувство, что сразу он не успел в нем разобраться.

Снова присев на корточки, Олден поднял на нее глаза.

– Возможно, мы с вами зря забавлялись той неприличной байкой о лисах, мэм. Ваши коты снискали гораздо лучшую награду за учиненный беспорядок.

– Нет, отчего же, – сказала Джульетта, подавляя смех. – Наш разговор о лисах был для меня очень полезен. Между прочим, вы выиграли этот матч. Можете заявлять ваш штраф.

Олден встал и положил фигуры на стол. Коты исчезли.

Джульетта подняла брови.

– Я слушаю, – сказала она. – Я ожидаю что-то экстравагантное.

– Экстравагантное, мэм?

– В обмен за то геркулесово задание с моим лугом.

– Экстравагантное… – повторил Олден, собирая мысли. – Хорошо, мэм, если вам так угодно. Хотя то, что у меня на уме, исполнить весьма просто… Завтрашний матч мы проведем так, как если бы мы играли в Италии.

Вид у нее был озадаченный. А чего она ждала? Что он захочет что-то такое, на что можно будет просто и с пафосом ответить отказом? Или что он открытым текстом попросит ее о благосклонности, чтобы в тот же момент получить от ворот поворот?

– Теперь я заинтригована, – сказала Джульетта. Олден отвесил ей небольшой поклон.

– То, чего я действительно хочу, я никогда не попрошу. Я удовольствуюсь ожиданием, пока вы сами это предложите, мэм.

– Чего никогда не произойдет, – ответила она.

Олден оглядел сад. Он был так ухожен. Сплошная практичность. Однако увлечение цветами говорило о глубокой тоске по красоте, даже фривольности. Неужто им всем уготовано что-то наподобие применения первоцвета?

В этом плане у Олдена не было никаких представлений.

Все вокруг свидетельствовало о нескончаемом тяжелом труде. Что заставляло ее это делать? Большинство вдов, тем более с такой внешностью, поспешили бы снова выйти замуж. Вместо этого Джульетта Ситон похоронила себя здесь, работая в одиночестве, что указывало на огромный запас мужества. Этого Олден не мог понять, но хотел бы. Очень сильно хотел. Тьфу, он ведет себя как болван! Она – всего лишь женщина. Если он доставит ей несколько часов удовольствия, чем это может навредить?

Олден снова повернулся к ней и еще раз поклонился. Это был безупречно исполненный, изысканный, почтительный поклон.

– Давайте тогда предадимся более невинным занятиям. Ваше лицо засветилось, когда я упомянул об Италии. Я не могу взять вас туда, поэтому позвольте мне принести сюда немного ее аромата. Просто следуйте инструкциям, которые я вам пришлю, и встречайте меня завтра после захода солнца.

Джульетта взглянула на него с недоверием, но в ее глазах появилось что-то еще. Неизбывная тоска и жгучее любопытство.

Олден был тронут этим.

– Очень хорошо, – сказала она, едва дыша.

– А моя работа по хозяйству? Какое задание будет для меня?

– Какое уж тут задание! Теперь, когда в доме три служанки, у меня не осталось никаких дел! О чем вы думали, посылая их? – В голосе Джульетты звучала насмешка. – Думали, что вам удастся так легко уклониться от вашего долга?

– Вовсе нет. Вы можете что-то попросить.

– Тогда мое поручение будет следующее. Мне нужен ананас.

Замечательная нелепость! Олден расхохотался.

– Я потрясен! Зачем он вам?

– Есть. Это мой каприз.

– Но где я достану такую штуку?

– Может, в Лондоне? Когда достанете, можете заявлять свой штраф. Тогда мы и проведем наш вечер в Италии.

– Охота за этим фруктом определенно потребует от меня отъезда из Мэнстон-Мингейт.

– Прекрасная мысль, – сказала Джульетта.

Олден отвесил ей самый изысканный поклон, искусно используя свой носовой платок. Однажды такой цветистый жест привел к тому, что некая леди лишилась чувств прямо на месте.

– Боюсь, что ваша воля, мэм, будет стоить мне еще одной бессонной ночи.

– Зачем вам сон? – Джульетта круто повернулась на каблуках, словно на ней были широкие юбки с панье, а не простое рабочее платье. – Чтобы понапрасну мечтать обо мне, сэр? – Она сделала отмашку, будто прогоняя его воображаемым веером.