Воскресное утро. В кабинете начальника тюрьмы на полу голубой ковер, массивный стол, абажуры из ткани, большие, с волнообразными краями. Мы с миссис Тейлор сидим на деревянных стульях, обтянутых вельветом, и ждем. Мне разрешили принять сегодня душ. У меня разбиты губы и опухоль под левым глазом. Больная, но теперь хоть чистая, я сижу в спокойной обстановке.

Начальник вошел, как входит директор в приемную. Ему около сорока, выхоленный, в хорошем костюме. Умный и открытый взгляд. Жду, что он поймет меня и даже простит. Жду, что он содрогнется при виде моего лица и посочувствует мне.

— Леди, — сказал он, устроившись в своем директорском кресле с высокой спинкой. Перед этим он пробежал глазами лежавший перед ним лист, потом еще один. — Приказы должны исполняться. В противном случае страдают люди. В мои обязанности входит все, что связано с порядком.

Он посмотрел на меня.

— Вы ударили служащего, наблюдавшего за порядком? Правда?

— Мне заломили руку за спину.

— Потому что вам велели повесить трубку, а вы отказались.

Он повернулся к миссис Тайлер, и та поникла под его пристальным взглядом.

— Вы позволили себе вмешиваться в действия служащих, пытавшихся усмирить вашу буйную подругу?

Я ожидала, она скажет, что они применили излишнюю силу, и она действовала, охваченная мгновенным порывом. Или скажет что-то в этом роде. Она же опустила голову.

— Вы в тюрьме, леди. Вы не на богатой ферме и не на курорте. В тюрьме вы делаете именно то, что вам говорят. В противном случае — расплачиваетесь. Передо мной лежит обвинительный акт о вашем нападении. Официальное обвинение будет предъявлено. Вы снова под арестом, леди. Рекомендую обратиться к своим адвокатам.

По возвращении в камеру мисс Тайлер пришла в ярость.

— Я не могу, — говорила она, — я не могу прийти домой и сказать Джону, что меня снова арестовали. Он убьет меня. Мне лучше не появляться дома.

Ее не волновало, что она сядет на второй срок. Главное — как воспримет все это ее муж. Она была в отчаянии как подросток, который взял без разрешения родительскую машину и тут же разбил ее. Она беспокойно касалась руками лица и шеи, теребила одежду. Трясла руками так, будто они онемели от долгого писания.

— Вы меня в это втянули, — сказала она. — Мне нужно было лучше смотреть, прежде чем знакомиться с вами.

— Что это значит? Послушайте, никто не просил вас лезть. Вы сами это сделали, теперь должны расхлебывать последствия. Вы, а не ваш муж. Его ни в чем не обвиняли. Кто знает, может, он наслаждается своей свободой. Может, он рад будет услышать, что вы остаетесь в тюрьме еще на пару дней.

— Не думайте, что все мужчины такие, как ваш муж. Мой муж не приводит женщин в дом. И никто, кроме меня, не отвечает на звонки.

— Вы этого не знаете.

— Знаю. Просто гадко с вашей стороны думать, что у всех жизнь такая, как у вас. У вас с мужем плохо, значит, и у других тоже? К сожалению, должна вас разочаровать, Рита, но у меня крепкая семья.

— В самом деле? Тогда почему вы так боитесь позвонить такому, по вашим словам, замечательному мужу и сказать ему, что сделали какую-то глупость? Вы говорите, он убьет вас. Ваши слова.

При упоминании о ее муже миссис Тайлер потеряла всякий интерес ко мне. Она сидела на койке, положив голову на руки. Меня она перестала замечать. Ее волновало только то, что муж разозлится и вознегодует. А я для нее всего лишь мгновенное раздражение в ее жизни, исполненной здравого смысла.

— Моя судьба поломана, а ваша нет, да? Брехня! И вы знаете, почему. Потому что вы воруете. Вы идете в магазин и берете вещи, не заплатив за них. И не можете остановиться. Даже тогда, когда судья предупреждает вас, что попадете в тюрьму, вы все равно продолжаете воровать.

Она вскочила, готовая меня убить. Она собиралась ударить меня. Господи! Когда-нибудь меня перестанут бить?

Она глубоко вздохнула и закрыла глаза.

— Заткнитесь. Вы ничего обо мне не знаете.

Никто из нас больше не проронил ни слова. Мы лежали, отвернувшись к стене. До тех нор, пока не пришла надзирательница и не увела миссис Тайлер — приехал ее адвокат.

Я осталась одна. После первого гудка в трубке я знала, что Ли в моем доме. Теперь знаю: Алекс и Ли вовсе не безответственные родители. Идет полномасштабное примирение, иначе они не проводили бы столько времени вместе в присутствии Кевина и Мерисол.

В воображении возникают картины, и я не могу их остановить. Алекс и Ли снова оказались вместе, к ним возвращается что-то давно знакомое. Их тела помнят друг друга. Особое возбуждение возникает, когда трахаешь того, кого когда-то раньше трахал.

Они обсуждают меня? «С Ритой никогда не было хорошо. Я имею в виду по сравнению с тобой».

Алекс.

Я уже в прошлом. Он предпочел ее мне.

Когда? Это началось после моего ареста или до? Месяца два назад, когда пробовала помириться с Алексом, я долго целовала его. Моя рука скользила вниз по животу и забиралась к нему под шорты. Помню его вялую реакцию.

Что теперь будет? Что я буду делать? Брошу его? Кевина и Мерисол — тоже? Буду жить одна в нашем доме с тремя спальнями?

Что Алекс услышал вчера, когда мне заломили руку за спину и я выронила трубку? Должно быть, трубка так и осталась висеть. Я представила Алекса и Ли на моей кухне, между ними телефон. Они слушают, хмурятся, качают головами. «Бедная Рита».