В чувствах льются небесные силы… Из Москвы едет в Питер Сергей, Чтоб пронзительно спеть для России Грусть и нежность рязанских полей. Слушал Блока. Вспотел от волненья, В первый раз настоящий поэт Говорил с ним. Стихотворенья Источали волнующий свет. А потом – Городецкий. Журналы. «Самородок, – твердили вокруг, — Херувимчик… то скромный, то шалый, И сам Клюев ему нынче друг». Закружился он в радужном блеске, Всколыхнул Петербург он до дна, — Кабаки, проститутки… на Невском Хулиганская поступь видна. Айседора Дункан в звуках скрипки Красный танец на сцене зажгла, Озарилась поэта улыбкой И внезапно в безмолвье сошла. И горланил с трибун Маяковский, Пастернак конским глазом косил, Мандельштам зрил миров отголоски, Гумилев гул Кронштадта носил. Лишь на дудке на Божьей Есенин Песнь играл, прошибая до слез. И трепал кудри ветер весенний, Принося запах трав и берез.

Он барствовал? — Нет, странствовал, Изъездил юг Руси, Святым порывом властвовал, Дней лучших не просил. Он счастье знал Высокое В скитальческом пути И в дали синеокие Он смог от всех уйти. Веков Ворота древние Он открывал. Он мог Найти те строчки верные, Где в Слове виден Бог. Он нужды знал Крестьянские, Глядясь в Святую Русь, Он степи пел сарматские, Ковыльную их грусть. Он видел: Ворон к падали Летел, садясь на стог, И звезды с неба падали, Являя свой чертог. Потом, Живя во Франции, Он тосковал, грустил О родине, где странствовал И в душу свет впустил.

Рыжей белкой мелькает восход на сосне, На качелях ветров ты взлетела ко мне. Принимаю все то, что творится со мной: Покачнулся весь мир с легконогой весной. В чернолесье – туман, но восходит заря, Мне журчаньем ручьев о тебе говоря. И струится с березок слезинками сок, Нашей жизни являя пречистый исток.

Ночь играет на скрипке любви, Пахнут мятою губы твои. Полусон, полумрак, тишина, Только музыка эта слышна, Только звездный салют в вышине Сыплет искрами в мглистом окне.