Роман следовало бы предварить стандартной надписью: «Всякое возможное сходство с реальными лицами или событиями является случайным и непреднамеренным, автор никакой ответственности не несет, и так далее». Как перед началом фильма.

Это быль. Это сказка.

Одетт и в самом деле некоторыми чертами напоминает великую Иветт Орнер, с которой мы вместе готовили спектакль в 2002 году. А постановщик – во многом я сам. Мы с Иветт репетировали действо, которое должно было называться «Двойная игра».

Таковы очевидные прототипы и предыстория. Но книгу нельзя назвать воспоминаниями или очерком, те репетиции были другими, Иветт и Одетт, по сути, совсем разные. Мое повествование не даст представления о нашей работе.

Стоит изменить антураж и ракурс, как мгновенно лица и сердца предстанут в ином освещении, новые блики и тени преобразят их до неузнаваемости. К тому же я не упомянул здесь о многих моих помощницах и помощниках той поры, а изъятие этих ключевых фигур роковым образом повлияло на сюжет и характеры сохраненных мной персонажей.

«Двойная игра» в 2002 году, собственно, представляла собой дуэт Иветт Орнер и Паскаля Конте, сенсационную встречу на сцене двух виртуозов-аккордеонистов разных поколений, причудливую перекличку между стилями и направлениями. Личное обаяние, редкостный талант, техническое совершенство Паскаля значили не меньше, чем дарования Иветт. Различия между двумя музыкантами придавали спектаклю особое своеобразие и значительность. «Двойная игра» без Паскаля Конте невозможна. Как немыслимо точное воспроизведение тех дней без Жан-Пьера Брюна и Бенуа Тибергьена. Именно они вдохновители и ангелы-хранители нашего детища. Однако в романе нет всех этих прекрасных людей, так что достоверность утрачена безвозвратно.

Возможно, читатели все-таки будут смотреть на оставшихся с подозрением: а не списаны ли они целиком с натуры? Помилуйте, вы заблуждаетесь. Есть только три неискаженные фигуры: моя любимая жена Мартина; властительница дум всего Дуарнене Мишлин; добрая волшебница, фея домашнего очага, вернее, фея артистической, Даниэль.

Что же касается продюсера, ассистентов режиссера, его самого, а также звукорежиссера, гримеров, осветителей, рабочих сцены и, конечно же, наших главных героев, постановщика и Одетт, то тут все сложно, похоже на игру «холодно-горячо»: можно ходить вокруг да около, кричать: «Обожжешься, сгоришь!» – но найти предмет не так-то просто.

Всем известно: чем ближе к правде, тем больше вымысла.

Перейдем к самому главному. Иветт, яркая, живая, непредсказуемая, меня действительно покорила. Она невероятно одаренная актриса. И когда после всех трудов наш спектакль не был представлен публике, я испытал сильнейшую душевную боль. Зародившаяся еще в 2002 году привязанность к Иветт до сих пор не угасла. Конечно, в памяти со временем многое перемешалось. И когда я взялся за роман, получилось нечто, отчасти вымышленное, отчасти биографическое, ни за что не стал бы обманывать вас, утверждая, будто все это придумал – у меня не такое богатое воображение. Но большую часть фактов и психологию реальных людей я сознательно оставил в стороне, чтобы почувствовать себя свободным, в первую очередь от самого себя, от своих страхов, комплексов, иллюзий, предрассудков, от самообмана и хвастовства.

Так и вышло, что мой роман – странная смесь мемуаров и беллетристики. В кривом зеркале памяти все выглядит иначе. Прошло десять лет, годы дают о себе знать все настойчивей, болезни одолевают, вот-вот отойдешь от дел, в последний раз поклонишься публике, а там и умрешь… Да, напишешь о собственной близкой смерти – скажут: он слишком пафосный. Не напишешь – скажут: трусливый.

Переосмысляя прошлое, добавляя что-то от себя, я вовсе не хотел рассказать о создании спектакля, главная тема романа – мое приобщение к старости.

И последнее, очень личное. Иветт Орнер, дорогая моя Иветт, если ты прочтешь эти строки, знай: я признаюсь тебе в любви на каждой странице. Если не прочтешь, все равно, поверь, я тебя люблю.