Римская империя — в том виде, в каком она предстает после правления Августа, — складывалась в бурную эпоху смут и гражданских войн, бушевавших с короткими перерывами на протяжении восьмидесяти лет и терзавших Италию и провинции. Двумя основными причинами, вызвавшими начало гражданских войн и предопределившими их течение, были, во-первых, господствующее положение Рима и Италии среди цивилизованного мира III–II вв. до Р. Х., которое в конечном счете привело к образованию Римской империи, а во-вторых — постепенное нарастание скрытых социальных противоречий и внутренних распрей в Риме и Италии, — что, в свою очередь, было тесно связано с разрастанием Римской империи. Поэтому, прежде чем приступить к описанию социального и экономического развития Римской империи, нужно вкратце обрисовать причины, которые не только привели к тому, что Италия подчинила себе весь цивилизованный мир, но также вызвали гражданские войны в самом Риме, а также в Италии и римских провинциях.

Если представить себе общую картину античного мира перед началом гражданских войн в Риме и Италии, то можно отметить, что в эпоху эллинизма центр культурной жизни постепенно Сдвигается с запада на восток. Афины утрачивают свою роль центра цивилизованного мира, их оттесняют Александрия на Ниле, Антиохия на Оронте и Пергам на Каике. Греция, и в особенности Афины, экономическая жизнь которых в V–IV вв. до Р. Х. отличалась бурным расцветом торговли капиталистического толка, постепенно теряют свое былое значение. Главной причиной неуклонного упадка экономической жизни в греческой метрополии были постоянные, следовавшие почти беспрерывной чередой войны, которые вели между собой греческие города. Несмотря на все попытки смягчить их губительные последствия и создать систему, регулирующую отношения между городами-государствами, войны продолжались и велись со все большим упорством и ожесточением, приводя к роковым последствиям для всех участвующих сторон, — как для победителей, так и для побежденных. Разорение неприятельской территории, выжженные виноградники и срубленные под корень оливковые рощи, сожженные дома землевладельцев, захват людей и скота и их угон на продажу, обычай снабжать свое войско провиантом за счет оккупированных земель — все это становилось привычным делом. Некоторые государства — как, например, Этолийский союз и критские города — первенствовали в этой практике грабительских походов на море и на суше; остальные, не исключая даже крупных эллинистических монархий, следуя их примеру, также вступили на этот роковой путь.Наряду с внешними войнами в континентальных и островных греческих городах непрестанно шла яростная классовая борьба, вызванная неуклонным увеличением класса богатых и состоятельных граждан при одновременном обнищании основной массы населения. Эта классовая борьба чрезвычайно затрудняла рост и развитие здорового капитализма, создавая почти непреодолимое препятствие для экономического процветания городов-государств. Внутренние распри, раздиравшие греческие города, все более принимали характер исключительно социальной и экономической борьбы. Главной целью этой борьбы было не повышение производительности труда путем улучшения его условий и создания средств для регулирования отношений между трудом и капиталом, а передел собственности, который, как правило, достигался насильственными революционными методами. Старинный лозунг этой борьбы — раздел земельной собственности и отмена долговых обязательств (γης αναδασμός χαι χρεών αποκοπή) — был так откровенно провозглашен уже в конце Пелопоннесской войны, что уже в 401 г. афинянами в присягу гелиастов была внесена особая клаузула, запрещавшая проводить голосование по подобного рода предложениям. В IV в. таких его представителей, как Аристотель и Исократ, постоянно тревожила мысль о возможной социальной революции, а в 338 г. Коринфский союз заключил своего рода оборонительно-наступательный договор на случай такого события. Для общественных условий, которые сложились в Греции начиная с III в., очень характерен пункт, включенный в присягу граждан критского города Итаны, налагавший запрет на передел земли и отмену долговых обязательств.

Революции, ставившие своей главной целью передел собственности, имели для Греции злополучные последствия. Революционные потрясения и сменявшие их периоды реакции следовали друг за другом с короткими интервалами, неизменно кончаясь поголовными избиениями или изгнанием лучших граждан. Неудивительно, что изгнанники либо предпринимали попытки возвратиться на родину и отомстить своим врагам, либо эмигрировали в различные монархии Востока, пополняя ряды наемных воинов и колонистов новых городов, основанных по всему Востоку царями эллинистических династий; там одни занимали должности гражданских чиновников эллинистических государств, другие становились купцами и коммерсантами. Нескольким городам, которым посчастливилось пережить сравнительно немного таких периодических кризисов, и в их числе Афинам, удалось сохранить относительное благосостояние.

Упадок городов континентальной и большей части островной Греции совпал с расцветом эллинистических монархий и особенно греческих городов Востока. Большинство этих городов находилось в прямой или косвенной зависимости от эллинистических царей и не обладало настоящей политической свободой. В результате любая попытка социальной революции подавлялась в их стенах сильной рукой эллинистического монарха, и, кроме того, большинству этих городов лишь изредка приходилось участвовать в войнах с внешними противниками. Благодаря этому накопление капитала и введение новых, улучшенных методов в торговле и промышленности происходило на Востоке легче и успешнее, чем в европейской Греции. Таким образом, характерный для греческих городов коммерческий капитализм, наблюдаемый там уже в IV в., достиг в эллинистических государствах такой степени развития, которая сопоставима с тем, что мы видим в экономической истории Европы XIX–XX вв. Эллинистические города Востока располагали большим местным рынком и вели в условиях взаимной конкуренции значительную и постоянно расширяющуюся внешнюю торговлю. Техника сельскохозяйственного и промышленного производства постепенно улучшалась благодаря достижениям чистой и прикладной науки, которая во всех эллинистических странах развивалась гигантскими шагами; как в сельском хозяйстве (включая скотоводство), так и в промышленности там применялись методы капиталистической экономики, частично базирующейся на рабском труде. Жители этих городов впервые освоили способ массового производства товаров, рассчитанный на неограниченный рынок сбыта, основали банковское и кредитное дело и сумели не только установить и ввести в обиход основные правила морской торговли — так называемое Родосское морское право, — но также положили начало развитию единого гражданского права, которое действовало на всем пространстве эллинистического мира. Та же тенденция к унификации проявляется в попытках создать стабильную валюту или, по крайней мере, четко определить ценностные соотношения денежных единиц, представленных монетами отдельных независимых стран. Такие признаки, как ведущая роль монархов в экономической жизни страны, и то значение, которое они придавали коммерческим соображениям при решении внешнеполитических задач, позволяют сравнить экономические условия этих монархий с той картиной, которая наблюдалась в Европе Нового времени в эпоху меркантилизма.

Однако очень скоро, вследствие ряда причин, вышеописанный здоровый ход экономического развития замедлился, а затем и вовсе был парализован, — главным образом, как и в IV в. до Р. Х., из-за нескончаемых войн, которые беспрестанно бушевали во всем эллинистическом мире. Здесь не место распространяться об этом подробно: мы знаем, что это происходило, и знаем почему. В экономическом отношении эти войны стали огромным несчастьем для греческого мира. И дело не только в том, что они привели к разорению огромных областей, к разграблению городов, многие жители которых были проданы в рабство. Гораздо важнее то, что войны вынуждали все эллинистические государства от мала до велика сосредоточивать все силы на военных приготовлениях, создавать большие армии и флоты, заниматься техническим усовершенствованием боевых машин и тратить на эти цели громадные суммы, как это, например, было при осаде Родоса Деметрием Полиоркетом. Почти все государственные доходы уходили на военные приготовления. Вначале это вызвало здоровую реакцию у эллинистических царей, направленную на полезные действия, и все они, соревнуясь друг с другом, старались повысить производительные силы своей страны путем рациональной и систематической эксплуатации имеющихся ресурсов. Но со временем эти здоровые прогрессивные методы повышения государственного дохода начали заменяться более простыми мерами, которые давали незамедлительный эффект. Самой важной из них было огосударствление производства и обмена товаров, проведенное в части эллинистических монархий, в особенности в Египте. Под огосударствлением я понимаю концентрацию важнейших отраслей экономики в руках государства, т. е. в руках царей и их чиновников. Система эта, на первых порах очень прибыльная для государства, постепенно привела к развитию коррупции и чиновничьего произвола и почти совсем свела на нет конкуренцию и стремление к индивидуальной предпринимательской деятельности.

Одновременно с этой тенденцией, насаждающей принудительную систему хозяйствования, происходило введение тщательно разработанной, продуманной до мельчайших деталей изощреннейшей системы налогов, охватывающей все стороны экономической жизни. Эта система основывалась на практике восточных монархий, но отличалась гораздо большим совершенством как в изобретении новых объектов налогообложения, так и в методах собирания платежей. Налоговый гнет, который лег на плечи населения эллинистического мира, был очень тяжел. Для туземной части населения он еще усугублялся постоянно применяемой древней системой принудительных работ, своего рода барщины. Изобретательные греческие умы, разработавшие совершенную налоговую систему, успешно потрудились и в этой области, так что принудительные работы со временем превратились в постоянную позицию в длинном списке повинностей, которые налагались на подданных эллинистических монархов по отношению к царю и государству, опутывая их словно цепями.

Меньше всех от политики огосударствления и изощренной финансовой практики эллинистических царей восточных стран страдали новые поселенцы — как правило, греки или эллинизированные азийцы. Они умели уклоняться от этих обязанностей или сваливать их на плечи коренного населения; и цари действительно пользовались в большинстве случаев переселенцами как орудием для угнетения местного населения, отдавая им на откуп сбор налогов, ставя в надзиратели над работниками, раздавая им государственные концессии в торговле и промышленности, а также назначая управляющими крупных земельных владений.

Пагубная экономическая система эллинистических государств вызывала все нарастающее недовольство среди широких масс местного населения. Так, коренное население Египта начиная с конца III в. неоднократно восставало против своих угнетателей. Предводителями этих восстаний обычно становились местные жрецы. Их окончательной целью было изгнание пришельцев, включая самих царей, т. е. та же цель, за которую египтяне боролись, и зачастую успешно, во времена ассирийского и персидского владычества. Восстания вынуждали царей увеличивать свое наемное войско, предоставлять пришлым угнетателям все новые привилегии и все более увеличивать бремя налогов и принудительных работ. Противоположный метод, к которому время от времени пытались прибегать Птолемеи и который заключался в том, чтобы делать уступки местному населению, только увеличивал зло, укрепляя убеждение жителей в том, что правительство слишком слабо, чтобы провести в жизнь их требования. Такой ход событий препятствовал превращению эллинистических монархий в национальные государства. За немногими исключениями они так и остались тем, чем были первоначально, — военными деспотиями, царящими над порабощенным населением и опирающимися на наемное войско.

Вследствие этих причин культура эллинистического периода так и не стала греко-восточной, оставаясь почти целиком культурой чисто греческой с некоторой примесью восточных элементов. Новой чертой греческой культуры эллинистического периода был ее космополитический, а не греко-восточный характер. Это облегчило ее проникновение в различные новые национальные государства, возникавшие на Востоке и Западе. Однако на Востоке ни в одном из новых государств — Парфии, Бактрии, Индии, Армении и т. д. — не произошло глубокого проникновения греческой культуры. Греческие формы и греческие идеи образовали лишь тонкий поверхностный слой на глубинных пластах местной, чисто восточной культуры. Вдобавок греческое влияние на Востоке ограничивалось пределами городской культуры, распространялось только на высшие слои общества, совершенно не затронув народные массы. Среди западных наций — италиков, кельтов, иберов и фракийцев — греческая культура глубже проникла в толщу народной жизни. Но и здесь она осталась верна своей исконной природе, повсюду сохраняя характер культуры городов и городского населения. Таким образом, эллинистическая культура представляет собой лишь новый исторический этап развития греческой городской культуры. То же самое наблюдалось в эллинистических монархиях — в Малой Азии, Сирии, Египте и на Черноморском побережье; там греческая культура нигде не затронула сельское население, которое по-прежнему хранило приверженность старым обычаям и вере предков.

Спорадическое вмешательство римлян в политические дела цивилизованного мира, начиная с периода Пунийских войн, не могло поправить сложившееся положение. Напротив, оно лишь осложняло дело и даже дало толчок к развитию разрушительных элементов. В интересах растущей римской республики было не допустить появления на Востоке сильного политического образования, которое представляло бы угрозу для римского государства. Чем больше там происходило волнений, тем было лучше. Чем больше становилось число независимых государств, тем выгодней это было Риму, и чем сложнее складывалось положение внутри этих стран, тем скорее Рим мог надеяться подчинить их своему контролю и занять на Востоке господствующее положение. Независимость греческих городов, прокламированная после первой — иногда называемой также второй — Македонской войны и распространившаяся в период перед началом, во время и после окончания первой Сирийской войны на греческие города Малой Азии, привела к тому, что их внутренние дела пришли почти в безнадежное расстройство. Экономика малоазийских греческих городов переживала спад, подобный тому, который все сильнее ощущался в городах коренной Греции. С другой стороны, римская угроза еще больше подталкивала наиболее крупные эллинистические монархии к тому, чтобы увеличивать и укреплять свои вооруженные силы, что, в свою очередь, оказывало негативное влияние на экономику самых богатых стран Ближнего Востока, препятствуя ее здоровому развитию. Однако эллинистические монархии, за исключением Македонии, не объединялись, чтобы выступить против Рима соединенными силами, а изматывали друг друга не-прекращающейся яростной междоусобной борьбой, в которой Рим оказывал поддержку мелким государствам в их стремлении сломить мощь крупных противников, в первую очередь Македонии, Сирии и Египта.

Римская интервенция на Востоке прошла несколько стадий развития. Первая фаза, включавшая в себя первую — или, иначе говоря, вторую — Македонскую и первую Сирийскую войну, представляла собой фазу превентивных войн, главная цель которых состояла в том, чтобы защитить Рим и Италию от предполагаемых имперских посягательств Македонии и Сирии. Второй период, последовавший за первым сокрушительным ударом, нанесенным по Македонии и Сирии, характеризуется установлением римского протектората над греческими городами и несколькими мелкими эллинистическими монархиями с целью не допустить восстановления прежней мощи двух побежденных держав. Самым примечательным событием этого периода была вторая — иначе говоря, третья — Македонская война. Попытка Македонии освободиться от давления Рима закончилась для нее полным разгромом, от которого она так и не оправилась, утратив прежнюю роль одной из ведущих держав эллинистического мира. Следствием ее исчезновения с исторической арены была замена римского протектората более мягкой формой домината. И это была уже третья фаза римской интервенции. С греческими городами и эллинистическими монархиями Рим обращался одинаково — как со своими подданными, которые обязаны были подчиняться его приказам.

Оскорбленные бесцеремонностью, с которой Рим утверждал над ними свою власть, Македония и Греция сделали попытку сбросить его владычество и вернуть свою утраченную политическую независимость. Рим объявил это мятежом и подавил его со страшной жестокостью. Меры, к которым прибегнул Рим в отношении этих двух стран, привели к полному хаосу в отношениях, в равной мере опасному как для победителей, так и для побежденных. Все греческое население Востока было охвачено ненавистью к Риму. Кроме того, национальные силы Македонии и Греции были настолько ослаблены, что они уже не могли держать оборону против нападавших с севера варваров: кельтов, фракийцев и иллирийцев. Такое же положение постепенно складывалось и в Малой Азии. И наконец, все более запутывались и осложнялись условия общественной жизни в греческих городах. В Греции и Малой Азии кипела классовая борьба. Она вылилась в ожесточенные схватки между пользующейся покровительством Рима аристократией и широкими массами населения, видевшего в аристократии врагов, подобных римским угнетателям.

Эти предпосылки привели к четвертой стадии в отношениях между Римом и греко-восточным миром, — к стадии их полного подчинения римскому владычеству. Рим распространил на восточные страны административную систему провинциального управления, которая уже была опробована на бывших владениях Карфагена — Сицилии, Сардинии, Корсике и Испании, а также на территории самого города Карфагена (провинция Африка); в каждую провинцию для постоянного пребывания направлялся воинский контингент во главе с римским магистратом. Македония стала первой римской провинцией на греческом Востоке. Несколько лет спустя последний царь Пергама Аттал III перед смертью почел за благо передать свою страну под управление Рима. Очевидно, он решил, что у порабощенного царя, ставшего вассалом, не хватит сил, чтобы защитить свою страну от всевозрастающей анархии, охватившей Малую Азию. Поэтому он назначил своими преемниками народ и сенат Рима. После его смерти разразилась кровавая социальная революция, подавив которую, Рим объявил бывшее Пергамское царство провинцией Азия. Характерно, что современник Аттала III, Птолемей VIII Эвергет, как стало известно из еще не опубликованной надписи из Кирены, отчасти проводил такую же политику, по крайней мере в том, что касается Кирены.

Превращение части греко-восточного мира в римские провинции и жесткий контроль, установленный Римом над остальными государствами, официально считавшимися независимыми, принесли греческому Востоку временное облегчение. Рим железной рукой положил конец внешним войнам и внутренним распрям, и в экономике Греции и эллинизированного Востока во второй половине II в. до Р. Х. вновь появились признаки оживления. Однако вскоре обнаружились крайне неблагоприятные последствия римского господства и провинциального управления. О том, как мало римские власти заботились о процветании своих новых владений, свидетельствует безнаказанное хозяйничанье пиратов на Эгейском и Черном морях, представлявшее собой страшное препятствие на пути развития здоровых экономических отношений в греческом мире. Вдобавок власть становилась все более корыстолюбивой. Римские наместники и капиталисты могли бесконтрольно хозяйничать в провинциях, и, как правило, они без зазрения совести пользовались этими возможностями для своего обогащения. Их поведение вызывало все большее возмущение среди греков, вследствие чего знаменитый понтийский царь Митридат, выступив под знаменем борьбы против римских угнетателей за свободу Греции, на короткое время получил хотя и не всеобщую, но достаточно широкую поддержку.

Война с Митридатом пришлась на период, когда в Италии были в разгаре гражданские войны. В этих войнах, о которых речь будет идти ниже, предводители враждующих партий рассматривали Восток исключительно как объект эксплуатации и источник денежных средств. Поскольку сражения в гражданских войнах зачастую происходили на земле Греции, то Греция и Малая Азия несли от них тяжкий урон. Реквизиции продовольствия, необходимого для прокорма воинов и коней воюющих армий, транспортных средств и жилья под постой, привлечение к принудительным работам, а главное, тяжкие контрибуции, которыми облагались города в пользу того или иного потерпевшего поражение полководца, — все эти тяготы привели города Балканского полуострова и Малой Азии на грань полного разорения. Разруху усугубляли римские капиталисты, с готовностью предоставлявшие городам денежный кредит при условии, что те согласятся брать его под колоссальные проценты. Когда миновала эпоха гражданских войн, греческий Восток, ставший жертвой римских капиталистов и ростовщиков, находился уже в полном упадке.

В то время как на Востоке все приходило в постепенный упадок, Италия превратилась в богатейшую страну мира. Нам мало что известно про италийскую экономику до завоевания Востока и до появления сочинения, в котором впервые был дан общий очерк римских методов хозяйствования, точнее говоря, римского сельского хозяйства, т. е. до трактата Катона «De ге rustica». Но даже судя по имеющимся скудным материалам можно сделать заключение, что Италия и в самый ранний период своей истории отнюдь не была бедной страной. Южная Италия, Сардиния и Сицилия долгое время оставались богатейшими рынками зерна. Греческие города Апеннинского полуострова в большом количестве вывозили зерно в Грецию, в то время как карфагенские владения — Сардиния и часть Сицилии, а также Этрурия — обеспечивали хлебом пунийские торговые города Африки, которые, в свою очередь, поставляли на западный рынок вино, оливковое масло и фрукты.

Помимо зерноводства некоторые области Италии, в частности Апулия и отдельные местности Сицилии, исстари славились производством тончайших сортов шерсти. В Кампании и Этрурии кроме развитого сельского хозяйства имелась высокоразвитая промышленность, знаменитая изделиями из металла и керамики. Вполне вероятно, что греческие города Южной Италии и Сицилии, конкурируя со своей метрополией и пунийскими городами Африки, уже на очень раннем этапе своего существования создали у себя высокоразвитое виноделие и производство оливкового масла. К тому же эти греческие города, участвуя наравне с пунийскими городами Африки и заморскими пунийскими владениями в экономическом развитии Греции, постепенно превратились в центры эллинистической, т. е. капиталистической, системы. О том, как была организована хозяйственная жизнь Сицилии при Гиероне II, нам известно из речей Цицерона против Верреса, в которых постоянно упоминается основополагающий закон Гиерона о сборе налогов; из них мы знаем, что в организационном отношении экономика Сицилии ничем существенным не отличалась от того, что мы наблюдаем в других эллинистических городах этого времени. Нам известно также, как богаты были земли, принадлежавшие Карфагену и другим пунийским городам, с какой интенсивностью их сельскохозяйственная деятельность сосредоточивала свои усилия на высоких формах производства и как ревниво эти города следили за тем, чтобы не дать своим подданным, вассалам и союзникам ввести у себя те же методы, принуждая их ограничиваться выращиванием зерна, которое ввозилось в пунийские города. Убедительным подтверждением того, что Карфаген проводил такую политику, служат меры, направленные на поддержку производства зерновых культур в Сардинии и Сицилии, а также характер сочинения Магона о сельском хозяйстве, в котором была предпринята попытка приспособить разработанные греками методы, описанные в соответствующих греческих сочинениях, к условиям Северной Африки.

Иначе обстояло дело в Средней и Северной Италии. Насколько мы можем судить, в жизни кельтов Северной Италии господствовали простые формы скотоводства и земледелия, причем пастбищное скотоводство преобладало над хлебопашеством. К основным отраслям относились также свиноводство и овцеводство. Мы не располагаем данными, которые говорили бы о том, что кельты Северной Италии участвовали в процессе прогрессивного развития кельтских племен Галлии. Эти племена были завоеваны римлянами и по большей части вытеснены из самых плодородных областей еще до его начала. Экономическое состояние Этрурии напоминает картину, которую можно наблюдать в некоторых греческих городах Малой Азии архаического периода. Исходя из того, что известно, можно предположить, что этрусские города населяла этрусская аристократия, состоявшая из крупных землевладельцев, владельцев фабрик и мастерских, а также богатого купечества. Их благосостояние покоилось на труде порабощенного населения; крепостные крестьяне обрабатывали их поля и пасли скот, рабы и крепостные люди трудились в их мастерских. Мне представляется сомнительным, чтобы там, за исключением пригородных садов аристократии, были заведены какие-либо развитые формы земледелия. Не находится никаких подтверждений, свидетельствующих о том, чтобы те архаические условия, которые, вероятно, сложились еще до эпохи завоевания, претерпели какие-либо существенные изменения за шестивековое существование союза этрусских городов. Фрески этрусских гробниц, по которым мы узнаем об особенностях этрусской жизни, остаются неизменными по своему содержанию на протяжении по крайней мере трех столетий — с V по III в. до Р. Х.; на них представлена жизнь, исполненная аристократической праздности, и это относится ко всем изображениям.

О характере хозяйства латинов, римлян, умбросабеллов и самнитов в древний период истории у нас имеются лишь крайне скупые сведения. К тому же именно сейчас, как известно, главные вопросы сельскохозяйственной жизни древнеримской общины являются предметом оживленной дискуссии. Читатель вряд ли ожидает исчерпывающего обсуждения этого вопроса в книге, посвященной экономической истории периода Римской империи, поэтому здесь мы лишь вкратце отметим основные черты, которые, на мой взгляд, наиболее характерны для Лация и Средней Италии в целом. Каковы бы ни были начальные формы хозяйственной жизни Лация, в любом случае можно с уверенностью утверждать, что этрусское господство оказало решающее влияние на все последующее развитие этой сферы. Из этрусков и нескольких семейств римских патрициев составился высший слой римского общества, включавший в себя крупных землевладельцев и купечество. Широкие массы коренного населения, очевидно, были принуждены в поте лица трудиться на своих господ; свержение этрусской династии римскими патрициями ничего в этом не изменило. Гораздо важнее было то, что Рим должен был стать сильной военной державой, для того чтобы защищаться от нападений с севера и противостоять соперничающим с ним городам Лация.

В этот, самый темный для нас, период истории Рима были заложены основы римского крестьянского государства. Мы не знаем, когда и как те, кто прежде, по-видимому, были крепостными, стали свободными крестьянами, владельцами небольших земельных наделов и вошли в класс плебеев. Вероятно, это случилось не в результате радикальной реформы вроде той, что была проведена Александром II в России, а произошло в ходе постепенного развития, приведшего, с одной стороны, к эмансипации бывших крепостных, а с другой — к численному увеличению сословия свободных земледельцев-плебеев, которое никогда, даже во времена этрусского господства, не прекращало своего существования, сохраняя определенное место в римской экономической жизни. Оба процесса, очевидно, были вызваны тем, что это отвечало требованиям войскового устройства, которые становились особенно актуальны в критические периоды римской истории, например: во время войны с Вейями, при отражении нападения галлов, в борьбе с латинскими городами, с вольсками и эквами и, наконец, в период Латинских и Самнитских войн конца IV в. Реформа Сервия Туллия, известная нам в том виде, в котором она существовала в IV в. до Р. Х., только закрепила и легализовала итоги экономических и социальных процессов, протекавших в темные времена V в.

Так или иначе, но к IV в., и в особенности к его второй половине, Рим уже стал крестьянским городом. Я не вижу причин сомневаться в том, что законы Лициния (367–366 гг. до Р. Х.), ограничившие концентрацию земельной собственности в руках отдельных семейств путем покупки или аренды, способствовали политическому и экономическому укреплению этого крестьянского государства. Указанные в законе точные цифры, устанавливающие максимальные размеры земельной площади (в югерах), по-видимому, были внесены в текст законов Лициния уже задним числом из аграрного закона II в., но вполне возможно, что нечто подобное содержалось уже в первоначальном варианте. Существованием такого закона объясняется как характер государственного строя, установившегося после реформ Сервия, так и тот факт, что римская территориальная экспансия, имевшая место в IV в., привела к увеличению числа крестьянских земельных наделов и, соответственно, к росту крестьянского населения Рима. Вряд ли у нас есть основания не доверять источникам, в которых представители некоторых патрицианских семейств описываются как богатые крестьяне, чей быт ничем не отличался от быта прочих римских граждан.

Таким образом, основой римской экономики IV в. было крестьянское хозяйство. Жизнь строилась в формах примитивного сельского быта, когда все члены семьи принимали участие в тяжелом труде на полях; лишь в исключительных случаях в хозяйстве использовали труд нескольких рабов, а иногда и клиентов, которые с незапамятных времен были связаны с семьями аристократов религиозными узами. Крестьянский тип хозяйства и преимущественное возделывание зерновых культур были характерны для экономики Лация в целом, а также для новых областей, получивших римское гражданство (tribus), и новых римских и латинских колоний, постепенно включаемых в ager Romanus. Каждое новое римское поселение было крестьянским, каждый новый центр городской жизни, каждая новая колония представляли собой укрепленную деревню. То немногое, что нам известно об экономической жизни в горных областях между Лацием и Кампанией, в Сабинских горах, в Умбрии, Пицене и Самнии, доказывает, что там все обстояло приблизительно так же, за исключением того, что у отдельных племен общинное пастбищное скотоводство иногда преобладало над земледелием с его индивидуальными земельными наделами. Развитие городов в этих областях происходило медленнее, и территориально они возникали, как правило, в районах, прилегающих к греческим городским поселениям и эллинизированным городам Кампании. Однако и в Кампании такой город, как Помпеи с его ранними домами атриумного и садового типа, представлял собой скорее город зажиточных земледельцев, нежели богатых купцов и крупных землевладельцев.

По мере того как крепло влияние Рима, расширялись его владения и множилось число колоний, в Италии все шире распространялся крестьянский хозяйственный уклад. Одновременно с этим процессом все более приходили в упадок центры капиталистического сельского хозяйства. Было бы излишним излагать здесь развернутую историю греческих городов Южной Италии. За немногими исключениями все они один за другим пали жертвой своих соседей самнитов. Некоторые вообще исчезли, остальные же — а именно все города Кампании, за исключением Неаполя и нескольких других, — зажили новой жизнью уже в качестве самнитских городов, т. е. городов с земледельческим населением, таких как, например, Помпеи. Какова была дальнейшая судьба этрусских городов после завоевания их римлянами, нам неизвестно. Большинство из них были колонизованы латинскими переселенцами; в некоторых, вероятно, сохранялся старый уклад, при котором общество состояло из крупных землевладельцев и крепостных.

Пунийские войны, с одной стороны, ускорили гибель немногочисленных центров прогрессивных форм экономической жизни в Италии и во владениях Карфагена, как, впрочем, и в греческой части Сицилии; но, с другой стороны, они же расширили сферу римской колонизации. Римские и латинские колонисты стали занимать принадлежавшие прежде кельтам земли Северной Италии, другие селились в опустошенных областях Средней и Южной Италии, в то время как новые провинции Рима — Сицилия, Сардиния и, вероятно, также Испания — на первых порах казались менее привлекательными для переселенцев; хозяйственная жизнь оставалась здесь в основном той же, какой была до римского завоевания. Бывшее царство Гиерона управлялось в традиционном духе привычными для него методами. Пунийские части Сицилии, Сардинии и Испании сохраняли в составе римского государства ту же роль, которую они играли при владычестве Карфагена, и использовались как поставщики металлов и зерна, а из Цицерона мы знаем, что греческая часть Сицилии также должна была довольствоваться ролью житницы Рима. После первых территориальных аннексий, предпринятых народом и сенатом Рима, римское государство некоторое время еще продолжало оставаться крестьянским. Рим победил финикийцев и завоевал Восток силами крестьянского войска. История завоеваний на Востоке уже была изложена выше.

Рассматривая вопрос об экономических последствиях побед Рима над Карфагеном и государствами Востока, нужно принимать во внимание, что эти победы были одержаны, с одной стороны, римским государством, т. е. его крестьянским населением, а с другой стороны — его военными и политическими руководителями, правящей верхушкой, состоявшей из представителей наследственной знати, которые были членами римского сената. Поскольку одержанные победы были заслугой государства, то для государства как такового они означали огромный и постоянный прирост его благосостояния. За счет реквизиций Рим не только пополнил свою казну чеканной монетой и бесчисленными ценными предметами из золота и серебра, но, кроме того, стал еще и крупнейшим землевладельцем. Обширные пространства пахотных земель и пастбищ, леса, богатые рыбой реки и озера, рудники и каменоломни на территории Италии и бывших владений Карфагена, ставших римскими провинциями, перешли в собственность государства. Накопившиеся в его владении пахотные земли, как правило, раздавались римским гражданам, которые расселялись, составляя крестьянские колонии. Однако численный прирост римских и латинских граждан не поспевал за расширением свободных земель, составлявших ager Romanus, в особенности так было после Галльских и Пунийских войн. Основание новых колоний диктовалось не столько экономическими, сколько политическими соображениями. Неудивительно, что основным направлением, в котором шло продвижение колоний, были избраны северные области Италии, для того чтобы создать там сильный заслон против возможного вторжения с севера; римляне никогда не забывали, что галлы однажды уже захватывали Рим и что они были лучшими солдатами в армии Ганнибала. Со стороны Опустошенного и обнищавшего юга Италии Риму не угрожала столь же серьезная опасность, и, разумеется, эти земли не обладали особой притягательностью для римских и латинских колонистов, исключая разве что Кампанию, которая, однако, была лишь частично заселена римскими переселенцами и в целом сохраняла самнитский характер. Можно предположить, что во время Пунийских войн большинство городов Кампании остались верны Риму.

Таким образом, большие земельные угодья, включая и пахотные, стали собственностью римского государства, а не отдельных римских крестьян. Однако Пунийские и Восточные войны обогатили не только государство. Кое-что от этих богатств перепало и римским гражданам. Львиная доля досталась полководцам, представителям сословия сенаторов. Они исстари были самыми богатыми среди крестьянской части римских граждан, как, впрочем, и соответствующий слой населения латинских и союзнических городов. В ходе завоевательных войн они увеличили свое состояние. В их руках оказалась богатая военная добыча в виде людей и скота. При разграблении захваченных городов они забирали себе значительную часть добычи. В Италию они возвращались с туго набитыми карманами — точнее, с набитым деньгами поясом — и пригоняли с собой толпы рабов и целые стада скота, если только не успевали распродать их по дороге. То же самое можно сказать о членах сословия сенаторов, которых сенат назначал правителями новых провинций, возникших на месте прежних карфагенских владений. Как мы уже видели, эти области, а также греческая часть Сицилии — царство Гиерона II, пребывали в прежнем состоянии, т. е. рассматривались римским народом как его собственность и достояние (praedia populi Romani). Этими завоеванными областями управляли от имени римского народа военные чиновники, обладавшие на своем административном посту почти неограниченными полномочиями. Такую же систему, как уже было отмечено, применяли в аннексированных восточных землях. Таким образом, система провинциальной администрации стала еще одним источником денежных доходов сенаторского сословия. Неудивительно, что в сложившихся обстоятельствах сенаторы не могли устоять перед искушением использовать свое растущее богатство для активного участия в кредитных операциях, развитие которых, как мы уже видели, явилось естественным следствием завоеваний на Востоке, и вопреки суровому запрету они не остались в стороне от коммерческой деятельности, которая не могла не возникнуть в условиях концентрации капитала в руках римских и италийских граждан.

Наряду с сословием сенаторов и соответствующим классом населения союзнических городов Италии в распределении прибыли, получаемой благодаря господствующему положению Рима в цивилизованном мире, принимали участие и многие другие римские и италийские граждане. В Риме и Италии образовалось многочисленное и весьма влиятельное купеческое сословие. Коммерческая карьера этих людей, обеспечившая своим представителям достаток и богатство, начиналась с того, что они помогали государству, включая союзнические города, извлекать доход из доставшейся ему обширной недвижимости — пахотных земель, рудников, лесов, богатых рыбой водоемов, домов и лавок. Во время завоевательных войн такие дельцы снабжали войска провиантом, одеждой и вооружением; у полководцев, командиров и рядовых солдат они скупали военную добычу; во время походов поставляли солдатам всевозможные товары. По окончании войны они использовали полученные таким образом деньги, чтобы сделать своими должниками союзников и подданных Рима, царей и целые города; в провинциях они брали в откуп налоги и другие источники государственного дохода; все большее число этих людей переселялось в провинции и, становясь ростовщиками, купцами, сельскими хозяевами и скотоводами, владельцами жилых домов и лавок, принимало деятельное участие в высокоразвитой коммерческой жизни Востока.

Часть этих коммерсантов никогда не покидала пределов Италии. Некоторые надолго уезжали на Восток и с годами абсорбировались коренным населением. Но, вероятно, в большинстве случаев эти умные и энергичные авантюристы, хорошо поживившиеся на чужбине, возвращались в Италию и уже там пускали в дело свои капиталы. Когда Сицилия, Сардиния, ряд областей Испании, Галлия и Африка стали римскими провинциями, римские торговые люди распространили свою деятельность и на эти земли. Самые богатые представители этого нового класса капиталистов, принадлежавшие к сословию всадников, как правило, жили в самом Риме и стремились посредством получения какой-либо государственной должности добиться почетного звания сенатора. Но в большинстве случаев эти люди, уроженцы римских и латинских колоний или союзнических городов, оставались дома в Италии. В своей общине они занимали столь высокое положение в общественной иерархии, что уступали только муниципальным сенаторам, а иногда и сами принадлежали к этому высшему классу, вместе с которым составляли верхушку городского населения.

Приток денег, рабов, всяческого добра и скота из провинций дал мощный толчок экономическому развитию Италии. Капитал, скопившийся в руках граждан Рима и италийских городов, частично оставался в провинциях, но чаще всего он оказывался в Италии. Состояние новых богачей большей частью было нажито спекуляцией. Естественно, им хотелось вложить свое богатство в надежное предприятие, чтобы спокойно пожить в свое удовольствие в привычном окружении. Лучшим способом такого вложения средств, который обеспечивал бы их обладателю возможность праздной жизни в городе, была покупка земли; на втором месте стояло занятие ростовщичеством и вложение капитала в италийскую промышленность. Такая тенденция крупного капитала была на руку государству. Как мы уже видели, оно владело теперь громадным комплексом недвижимой собственности в самой Италии и в провинциях. Для того чтобы эти громадные источники финансовых средств не лежали мертвым грузом — что было бы, разумеется, не в интересах государства, которому требовались деньги на общественные здания, водопроводы, на строительство военных дорог и для публичного богослужения, — их нужно было каким-то образом использовать. Для этого не было другого способа, кроме привлечения частного капитала, предложив его владельцам выгодные условия. Неудивительно, что государство побуждало новых богачей вкладывать свои деньги, предлагая им в первую очередь покупать землю в тех областях, где имелось много пустующих пахотных земель и пастбищ, т. е. в южных и северных районах Италии, разоренных Галльскими и Пунийскими войнами. Другого средства для восстановления заброшенных земель не было. Численность римских и италийских граждан, живущих в Италии и занимающихся сельским хозяйством, уменьшилась не только вследствие военных потерь, но и по причине всевозрастающей эмиграции сначала на Восток, потом на Запад. Поэтому для заселения заброшенных сельскохозяйственных областей не хватало крестьян. Зато было множество рабов, и вскоре нашлась группа предпринимателей, готовых начать обработку пустующих земель, используя рабский труд. Неудивительно, что сенат со своей стороны делал все, для того чтобы помочь этим людям в деле восстановления подорванной экономики Италии, предоставляя им возможность приобретать большие участки земли в установленном порядке через ответственных за это цензоров или просто брать во владение землю без всяких формальностей, но с условием, что часть сельскохозяйственной продукции, полученной с этих земель, они будут отдавать государству.

Все это привело к тому, что во II в. до Р. Х. начался быстрый процесс концентрации земельных владений. Землевладельцами были римские сенаторы и всадники или наиболее энергичные, хитрые и бережливые граждане италийских, союзнических городов или римских и латинских колоний. Эти люди не собирались поселяться в своих имениях и работать на земле. С самого начала они выбрали себе роль землевладельцев, а не земледельцев; таким образом, численность землевладельцев, живущих в городах, намного возросла по сравнению с крестьянством, оставшимся на земле, которое действительно занималось землепашеством. С другой стороны, именно представители этого класса населения, вкладывавшие свой капитал в промышленные предприятия, открывали новые мастерские, в которых трудились рабы, тем самым они способствовали оживлению старинных отраслей промышленности Кампании и Этрурии за счет разорения мелких ремесленников.

Представители старой и новой аристократии Рима и Италии, которые, как правило, нажили свое богатство на Востоке и потому были хорошо знакомы с введенной там капиталистической системой, перенесли эту систему в сельское хозяйство и промышленность Италии. В этом деле они могли опираться на греческие справочники по научно-капиталистическому ведению сельского хозяйства, которые стали общедоступным чтением в Италии, с тех пор как были переведены с пунийского на латынь. Можно с уверенностью предположить, что подобные руководства существовали и для промышленности, — хотя бы такие, которые были написаны с целью пропаганды греческих достижений в области техники. На эллинистическом Востоке капиталистическая форма производства ограничивалась в области сельского хозяйства двумя основными отраслями, работавшими на экспорт, — виноделием и производством оливкового масла; хорошую прибыль обещало также систематическое скотоводство; все же, что касалось производства зерна, было целиком предоставлено на усмотрение крестьянства, состоявшего из мелких землевладельцев и арендаторов, а также крепостных крупных аграриев. Неудивительно, что это наследие эллинистической аграрной системы, основанной на крупном землевладении, было подхвачено представителями римско-италийской аристократии и буржуазии, которые распространили капиталистическую форму производства на промышленность, в особенности в Риме, Этрурии и Кампании.

Для многих областей Италии капиталистические тенденции II в. до Р. Х. и введение эллинистических методов в сельскохозяйственном производстве по сути дела не принесли с собой ничего нового; скорее, это было возрождение ранее существовавших форм хозяйствования. Кроме наличия старой традиции и богатых природных ресурсов, благодаря которым в Италии эти начинания нашли благодатную почву, развитию капиталистической системы способствовал еще целый ряд факторов. Одним из важнейших был избыток рабочей силы и ее дешевизна. В Италию стекалось огромное количество рабов, преимущественно из Греции и Малой Азии; частью это были сельские рабочие из имений эллинистических царей и эллинистической буржуазии, в которых хозяйство велось по определенной системе, и этот приток рабочей силы не ослабевал на протяжении II–I вв. до Р. Х.

Наконец, в это время открывались великолепные возможности для сбыта италийской продукции, и в первую очередь оливкового масла и вина, изделий из металла и керамики. Для Италии главными рынками сбыта были, с одной стороны, западные области античного мира: Галлия, Испания, Африка; с другой — Север и придунайские страны. После второй Пунийской войны Карфагену пришлось уступить свою роль ведущей торговой державы Запада, ограничившись развитием собственного сельского хозяйства, в частности крупного садоводства, виноградарства и разведения масличных культур. Наследие Карфагена перешло в руки его старинных соперников — греческих колоний Сицилии и Южной Италии, которые стали верными союзниками Рима. Восточная часть греческого мира, находившаяся в это время в состоянии все более углубляющегося экономического упадка, не получила своей доли в этом дележе. Разрушение Карфагена раз и навсегда лишило его коммерческого и экономического значения. Настойчивое требование его разрушения, очевидно, исходило от крупных италийских землевладельцев, глашатаем которых стал Катон. Как крупные производители вина и масла они имели достаточно причин любыми средствами добиваться уничтожения конкурента и по возможности превратить сады, виноградники и оливковые рощи его страны в хлебные поля.

Не следует недооценивать значение и покупательную способность западного и северного рынков сбыта. Галлия была богатой страной и активным покупателем вина, оливкового масла и мануфактурных товаров, которых не производили в достаточном количестве ее греческие города, а в последнюю четверть II в. — те области Галлии, которые находились под римским владычеством. В Испании и Британии дело обстояло приблизительно так же, как в Галлии. Господствующий класс Галлии и некоторой части Испании принадлежал к одному и тому же кельтскому племени. Иберийская часть Испании за ряд предшествующих столетий привыкла к привозным греческим и финикийским товарам. Германия и придунайские страны также постепенно знакомились с продукцией греко-италийского производства.

Вышеописанное развитие, наблюдавшееся в Италии во II в. до Р. Х., вызвало далеко идущие последствия в области политической, социальной и экономической жизни. Рим перестал быть крестьянским государством, управляемым аристократией, состоявшей из крупных землевладельцев, которые, в сущности, тоже были такими же крестьянами, только очень богатыми. По всей Италии нарождалось не только влиятельное купеческое сословие, но также стала появляться и по-настоящему богатая городская буржуазия. Именно во II в. в Италии впервые можно констатировать процесс урбанизации в греческом смысле слова. Многие древние города, отчасти греческого или этрусского происхождения, переживают в это время неожиданный подъем. Многие населенные пункты, деревни, поселки, вплоть до самых мелких, не только получают статус городов, но и на самом деле начинают как в социальном, так и в экономическом отношении приобретать по-настоящему городской характер. Это развитие было вызвано растущим влиянием промышленников и крупных землевладельцев, которые, пожив на эллинистическом Востоке, приобрели привычку к городскому комфорту и усвоили ментальность горожан; так что, вернувшись в Италию, они не могли не оказать на ее жизнь соответствующего влияния в направлении развития городской культуры.

Это новое городское сословие не принимало активного участия в политической жизни. Ведущую роль по-прежнему продолжала играть римская аристократия. Буржуазия была слишком поглощена организацией экономической жизни и устройством городов. Достаточно вспомнить прекрасные дома Помпей периода туфового строительства с их искусно отделанными фасадами, роскошными фресками и мозаикой, для того чтобы понять, почему у их жителей не возникало желания принимать участие в общественной жизни столицы. К тому же они были вполне довольны политикой правительства. Их материальные интересы и политические цели в основном совпадали с интересами и целями римской аристократии. И те и другие вкладывали капитал в приобретение земельной собственности в Италии, а главной формой землепользования у них также было виноградарство, выращивание олив и пастбищное скотоводство. Этим объясняется молчаливая поддержка, оказанная этим классом правительству при жестокой расправе с Карфагеном или осуществлении таких экономических мер, как, например, запрещение заниматься виноградарством в недавно присоединенных новых западных провинциях. Подобно сенаторам и римским всадникам, они тоже вкладывали свои деньги в масличные и виноградарские имения в Греции и Малой Азии. Поэтому они поддерживали восточную политику сената. Кроме того, они получали немалую долю от финансовой и экономической эксплуатации провинций и потому оказались надежной опорой правительства в его первых шагах на пути к империализму.

Продолжающееся обогащение римских и италийских граждан, принадлежавших к двум высшим сословиям, оказывало сильнейшее влияние на политическую, социальную и экономическую жизнь римского государства. Большие вложения капиталов в покупку земли, используемой под виноградники и оливковые плантации, подняли цену на землю во многих областях Италии; это побудило крестьян продавать свои хозяйства, с тем чтобы переселиться в город или переехать в одну из провинций; всюду, гае разведение оливковых рощ и виноградников или пастбищное скотоводство, устроенное на капиталистической основе, обещали быть доходными, происходило постепенное сокращение численности крестьянского населения. Нескончаемые войны, которые вел римский сенат после победы над Ганнибалом, подрывали экономические силы италийского крестьянства. В этом кроется одна из главных причин, объясняющих, почему капиталу удалось завладеть огромными земельными угодьями не только в южных, но и в центральных областях Италии, издавна бывших оплотом италийского крестьянства, и почему часть крестьян Средней Италии превратилась из владельцев земли в ее арендаторов и стала работать на чужой земле, принадлежащей римским или муниципальным капиталистам. В Этрурии эти негативные явления получили широкое распространение уже в первой половине II в. В данном конкретном случае это объясняется наличием особых предпосылок: ведь Этрурия издревле была страной крупного землевладения, в которой широко использовался рабский труд.

Такой ход событий неизбежно вызвал соответствующие последствия и, как известно, привел к острому кризису. В связи с уменьшением численности крестьянского населения и ростом числа рабов и арендаторов, сопровождавшимся накоплением капитала, в особенности в столице, под угрозой оказалось все общественное устройство Рима. Традиционное для него правление аристократии, опиравшееся на крестьянское войско, в конечном счете выродилось в олигархию богатой знати, между тем как военная мощь Италии, опиравшаяся на италийское крестьянство, приходила в упадок. Напомним, что в римском войске обязаны были служить только граждане, обладавшие определенным цензом, что, кстати, явилось дополнительной причиной, побуждавшей крестьян продавать свою собственность крупным землевладельцам, для того чтобы, продолжая работать на той же земле в качестве арендаторов, уклониться таким образом от тягостной воинской повинности.

Первым актом той политической и социальной драмы, которая начинала разыгрываться в Италии, стала попытка радикальной политической, экономической и социальной реформы, предпринятая Тиберием Гракхом и подхваченная после его смерти его братом Гаем. Как Тиберия, так и Гая поддерживали сельское население Италии и неимущий пролетариат Рима. Главная задача, которую они ставили перед собой, была очень похожа на те, которые провозглашались многочисленными революционными предводителями греческих городов. Раздел крупных земельных владений и тем самым восстановление крестьянского сословия и армии провозглашались ими в качестве исходной задачи и одновременно конечной цели революции, между тем как установление демократии под началом одного правителя должно было наступить само собой как неизбежное следствие этой революции. Неудивительно, что арендаторы и неимущие пролетарии стали восторженными приверженцами Гракхов. Здесь было бы неуместно останавливаться на подробном описании тех внутренних смут, которые разразились вслед за первой попыткой политической и социальной революции, поэтому мы лишь в нескольких словах перечислим движущие силы, определившие особенный характер и сложность этого движения.

Гракхам не удалось преодолеть великий кризис римского государства. Своим выступлением они не добились даже сколько-нибудь заметных успехов в той части своей программы, которая касалась размера крупных земельных владений, не говоря уже о полной смене политической структуры римского государства или восстановлении крестьянского сословия. Римское крестьянское государство невозможно было оживить, оно кануло в вечность. Было, конечно, создано некоторое количество новых крестьянских хозяйств, некоторые неимущие пролетарии получили земельные наделы, несколько больших имений было конфисковано. Но скоро этот процесс застопорился и в конце концов был окончательно остановлен благодаря противодействию господствующей олигархии. Единственный результат, достигнутый революцией Гракхов, состоял в том, что она подтолкнула к возмущению широкие массы римского населения и что впервые в римской истории были четко обозначены противоречия между бедными и богатыми, «угнетенными» и «угнетателями». Однажды вспыхнув, борьба между этими классами уже не могла погаснуть.

Однако на следующем этапе гражданских войн главный вопрос, из-за которого шла эта борьба, — земельная реформа, отступил на задний план. Вместо него, а точнее, параллельно ему, выдвинулась на некоторое время чисто политическая проблема политического равноправия союзников Рима, и в первую очередь граждан италийских городов. Обещания Гракхов пробудили у них надежду стать полноправными членами римского общества, но олигархическая реакция, казалось, положила конец этим ожиданиям. Однако союзники не собирались уступать. В результате началась ожесточенная кровавая война; цветущая область Средней Италии, населенная преимущественно северными самнитскими племенами, подверглась страшному опустошению. В конце концов союзники отступились от намерения основать новый Италийский союз, а римляне предоставили всем гражданам союзнических городов полноценное римское гражданство. Римское государство не могло больше не считаться с требованиями союзников, иначе это неизбежно привело бы к окончательному развалу итало-римского государства.

После этой интерлюдии борьба возобновилась уже в более широких масштабах. За счет италиков, получивших права римского гражданства, в Риме увеличилось число недовольных, среди которых количественно преобладал неимущий пролетариат; почти все были полны решимости принимать в борьбе активное участие. С другой стороны, за счет муниципальной буржуазии пополнились ряды сторонников существующего порядка. Благодаря новым участникам борьба не только усложнилась и увеличила свой размах, но вообще приняла совершенно новый характер. Союзническая война и случившееся незадолго до ее начала грозное вторжение кельто-германских племен со всей очевидностью доказали невозможность придерживаться старого принципа военной организации, согласно которому воинскую повинность должна была нести только ограниченная часть населения, в основном состоявшая из землевладельцев; поэтому характер, римской армии и ее социальный состав подверглись радикальному изменению. После реформ Мария это ополчение италийских крестьян превратилось в армию с длительным сроком службы, состоящую из пролетариев и сельской бедноты.

С другой стороны, народное собрание Рима, которое после Союзнической войны превратилось по сравнению с общей численностью римских граждан в жалкое меньшинство, совершенно утратило былой характер представительного органа, выражающего интересы римских граждан, и стало послушным орудием в руках ловких политиков. Гораздо больший вес в качестве выразителя желаний значительной группы римских граждан приобрела обновленная армия, которая к тому же представляла собой гораздо более удобное средство для достижения честолюбивых планов.

Своим появлением она была обязана не только постоянной угрозе варварских нападений и гражданских войн; создание новой армии было в основном обусловлено той же причиной, которой были вызваны гражданские войны, — возникновением Римской империи (Imperium Romanum) и установлением мирового господства Рима. Без такой армии невозможно было дальнейшее существование империи; не будь армии, она бы развалилась. Это отчетливо выявилось в тех войнах, которые приходилось вести Риму в период между великими восточными походами и реформами Мария. Мелкие войны, вроде войны с Югуртой в Африке и с кельтиберами в Испании, не принесшие новой славы римскому оружию, стоили римскому государству огромных людских и денежных потерь. Перед лицом такой серьезной опасности, какую представляло собой нападение кельтских и германских племен, со всей отчетливостью обнаружилась слабость римского ополчения и неспособность полководцев, которые сами не были профессиональными воинами, создать из этого ополчения боеспособные воинские части. Для исправления этих недостатков требовалось провести два тесно связанных друг с другом мероприятия: создать вооруженные силы, более или менее соответствующие характеру регулярной армии, и обеспечить ее профессионально обученными полководцами, которые целиком посвятили бы себя военному делу.

Поскольку войско в своей новой форме стало самой могущественной организацией из всех институтов Рима, его предводители, олицетворявшие военную мощь государства, неизбежно пришли к тому, что забрали в свои руки политическую власть и постепенно оттеснили на этом поприще сенат и римское народное собрание (senatus populusque Romanus). Главная задача, вставшая перед этими новыми вождями, вытекала из необходимости привести структуру города-государства в соответствие с потребностями империи, а также придать государственному строю такую форму, которая давала возможность управлять обширными территориями, входившими в состав Римской империи. Борьба за восстановление прежнего крестьянского государства, начатая Гракхами и поддержанная массами неимущего пролетариата и бедного крестьянства, выступавшими под лозунгом раздела земельных владений, теперь обернулась борьбой за полное преобразование государства и такую перестройку государственного механизма, которая привела бы его в соответствие с потребностями имперской державы.

Первым, кто осознал изменившуюся ситуацию и использовал для осуществления своих политических целей новый фактор, появившийся в политической жизни Рима, был Луций Корнелий Сулла — один из римских полководцев, участвовавших в Союзнической войне. Главная политическая идея Суллы, которая заставляла его вести непримиримую борьбу против сторонников программы Гракхов, требовавшей передачи всех властных прав римскому народному собранию во главе с выборными магистратами из числа городского пролетариата и восстановления исконного крестьянского государства, заключалась в том, чтобы поставить власть сенаторского меньшинства на службу имперских задач государства. Себе же Сулла отвел в новом государстве роль помощника и советчика, его влияние в делах политики основывалось на той популярности, которой он пользовался в армии и среди значительной части римских граждан, принадлежавших главным образом к высшим слоям общества. Может показаться странным, что в борьбе за такие цели он опирался на армию, состоявшую из пролетариев и бедных крестьян, которым, казалось бы, сам бог велел быть на стороне его противников. Однако не следует забывать, что новый состав войска думал только о своих собственных интересах, а Сулла обещал своим солдатам более значительные и ощутимые преимущества, чем могли предложить его противники: военную добычу, завоеванную в походах против Митридата, землю и денежное вознаграждение по возвращении в Италию и — пожалуй, как самое заманчивое из всех обещаний — пожизненное приобретение более высокого социального статуса в родном городе. Нужно также учесть, что армия Суллы еще состояла из римских граждан старого закала, для которых толпы новых граждан, появившихся после Союзнической войны, были точно бельмо на глазу. Последние же полагались на Мария, его сторонников и преемников.

После смерти Суллы гражданская война тотчас же вспыхнула с новой силой. Теперь это была главным образом борьба за власть, которую вели между собой самые способные и честолюбивые представители сенатской знати за право решающего голоса в делах государственного правления. Участники этой борьбы не выдвигали определенных политических программ, не добивались радикальных экономических и социальных реформ. Борьба велась из честолюбивых побуждений за личное влияние в столице и на поле сражения. Получить должность командующего с чрезвычайными полномочиями — а такая мера обычно представляла единственный выход из острых ситуаций, которые время от времени возникали в политической и военной жизни империи, — означало для решительного человека из числа римской аристократии возможность поближе сойтись с армией и завоевать ее привязанность с помощью подарков и обещаний; а это, в свою очередь, давало полководцу власть над государством, которую он удерживал, пока пользовался популярностью у солдат. Его соперники прибегали к тем же самым методам и средствам. Таким образом, гражданская война превратилась в войну между хорошо организованными и вымуштрованными армиями, возглавляемыми честолюбивыми политиками. Большинство римских граждан и, конечно же, большая часть провинциального населения не принимали активного участия в этой войне. Единственное, о чем они мечтали, — чтобы наступил мир и порядок. Война велась силами профессионального воинства Римской империи. Они сражались, потому что после окончания военных действий надеялись получить щедрое вознаграждение в виде земельного надела и денег.

Этим объясняется, почему следующий акт трагедии гражданских войн — война между Цезарем и Помпеем — производит такое запутанное впечатление и почему такими смутными представляются его главные результаты. Цезарь выиграл войну, потому что он был лучшим организатором, гениальным полководцем и имел громадное личное влияние на солдат. Карьера Помпея мало отличалась от карьеры Цезаря, и различие между этими полководцами, конечно, было недоступно для понимания солдатских умов. Когда Помпей выступал в качестве оплота сената и его господства, то даже сами сенаторы не принимали его всерьез. Они выбрали его своим предводителем за то, что он казался им менее опасным, чем Цезарь, и в случае его победы рассчитывали получить в его лице более покладистого хозяина. Основная же масса римских граждан принимала чью-то сторону только тогда, когда была вынуждена сделать выбор.

Цезарь пал от руки заговорщиков как раз тогда, когда собирался выполнить ту задачу, которую он поставил перед собой как государственным деятелем. Мы не можем теперь судить, что было бы, если бы он успел провести реорганизацию государства. Некоторые признаки говорят о том, что он задумал определенную программу реформ, но мы не имеем возможности реконструировать ее в деталях. Некоторые античные историки и большинство современных исследователей считают, что Цезарь замыслил установить настоящую монархию, в основе которой лежало бы не римское гражданство, а Римская империя в целом, в то время как Помпей выступал как носитель идеи, наиболее популярной в высших слоях населения Рима, имея в виду «принципат», т. е. главенство лучшего из лучших, под которыми подразумевались представители сословия сенаторов.

Последовавшая затем борьба между убийцами Цезаря, с одной стороны, и его генералами и приемным сыном — с другой, обнаруживает тот хаотический характер, который обычно носит борьба за власть. Ветераны Цезаря поддерживали Антония и Октавия, потому что от них, и только от них, они надеялись дождаться обещанных Цезарем наград — земли и денег. Отдельные энтузиасты, в основном интеллигенты, которые свято верили в то, что Цезарь был тираном и губителем республиканской свободы, каким его объявили его убийцы и сенат, сражались на стороне Брута и Кассия. Все прочие, на чьей бы стороне они ни стояли, боролись, потому что их в это втянули, потому что им пообещали дать земли и денег и потому что они верили, будто сражаются за восстановление мира и порядка.

Победа Октавия и Антония над убийцами Цезаря не внесла в ситуацию никакой ясности. А Октавий (или Октавиан, как его иногда называли после усыновления Цезарем), т. е. будущий Август, старался тем временем внушить италийскому населению, будто бы Цезарь собирался установить чисто монархическое правление (используя, кстати, тот же пропагандистский ход, к которому в свое время прибегли убийцы Цезаря), а теперь того же добивается и Антоний. Поскольку Октавиан почти все время оставался в Италии, а Антоний, чья резиденция была на Востоке, большей частью находился за границей, такая пропаганда не могла не увенчаться успехом. Ошибки, допущенные Антонием, его связь с Клеопатрой и последующая женитьба на ней способствовали тому, что распространяемые Октавианом слухи, будто Антоний хочет сделать Италию египетской провинцией, при всей их явной нелепости казались римским гражданам в Италии вполне убедительными.

Во всяком случае, римских граждан встревожила перспектива утратить свои привилегии и оказаться в подчинении у провинциалов. Таким образом, в борьбе между Октавианом и Антонием готовность поддержать Октавиана проявили в Италии римские граждане, в особенности вся крупная буржуазия, а также преобладающая часть высших сословий сенаторов и всадников, причем не только за денежные или земельные подачки. Битва при Акции стала первым сражением в ходе гражданских войн, которое было выиграно не вооруженным пролетариатом, воюющим ради собственной выгоды, а соединенными усилиями италийских граждан, проникнутых убеждением, что они отстаивают самое существование римского государства, защищая свободу от восточного варварства и рабства. Полководец Октавиан выступил в последнем сражении гражданских войн не в роли революционного вождя, сражающегося за свою личную власть, а как знаменосец римской идеи, вступивший в бой во имя прошлого и будущего Рима. Он отстаивал Рим, воюя с призраком восточной монархии. Для того чтобы прочно удержать власть, завоеванную в битве при Акции, Октавиан не должен был забывать о том, как и благодаря чему он одержал там победу.

Период гражданских войн, затронувших не только Италию, но и провинции, принес много страданий почти всем странам, входившим в Римскую империю. В Италии много народу погибло в боях или умерло в походах от болезней. В периодически повторявшиеся времена политического террора было убито много видных деятелей; многие люди, как бедные, так и богатые, лишились своего имущества, — им полководцы пополняли свою опустевшую казну или раздавали вырученные при его продаже деньги своим солдатам, ветеранам революционных армий. Экономические условия были очень шаткими. Никто не знал, что готовит завтрашний день. Моральное равновесие Италии было ужасно поколеблено, и она мечтала лишь об одном — о скорейшем наступлении мира.

Эта страстная мечта о мире слышится, например, в ранних стихотворениях Горация и Вергилия. Очень показательна неоднократно отмечавшаяся смена настроений, пережитая Горацием в печальные годы после битвы при Филиппах. Подобно миллионам жителей империи, и в особенности римских граждан, Гораций после периода глубокого отчаяния связал все свои надежды с окончательной победой Августа, который обещал положить конец гражданской войне. Август прекрасно знал настроения жителей империи. Мир был для людей желанным лозунгом. Каждый был готов признать Августа и согласиться с его правлением, если только оно принесло бы мир и спокойствие. Задачей Августа было восстановление мира; это было, так сказать, необходимым условием упрочения его власти. В следующей главе мы убедимся, что Август знал и понимал чаяния народа и руководствовался этим в своих действиях.

Однако как ни изменилось настроение народа, в частности по сравнению с временами до и после убийства Цезаря, в экономических и социальных условиях за время гражданских войн в Италии не произошло существенных изменений. Италия по-прежнему оставалась экономическим центром античного мира, почти столь же богатым и цветущим, как раньше. Варрон описывает Италию второй половины эпохи гражданских войн как благодатнейшую землю на свете во всем, что касается природных богатств и высокого уровня сельскохозяйственной культуры. И он был совершенно прав. Гражданские войны не могли подорвать основы социальной и экономической жизни прошлого. Те же роскошные виллы с мраморными колоннадами, окруженные тенистыми парками, виднелись на холмах и на побережье Лация, Этрурии и Кампании. По всей Южной и Средней Италии были разбросаны те же образцовые имения, где хозяйство велось на капиталистических началах и было организовано по эллинистическому образцу; их многочисленное население, состоявшее из рабов, все так же трудилось под надзором управляющих на виноградниках, в оливковых рощах, садах, на полях и лугах. Владельцами этих villae rusticae были крупные капиталисты Рима и богатые представители муниципальной буржуазии. Начиная с XVIII в. при раскопках было обнаружено большое число подобных вилл в окрестностях Помпей, Стабий и Геркуланума, некоторые из них, вероятно, относятся по меньшей мере к I в. до Р. Х. Обширные пастбища, на которых под охраной вооруженных пастушеских отрядов паслись сотни тысяч овец, коз, быков и коров, составляли характерную черту хозяйственной жизни Апулии, Самния, некоторых районов Лация и многих областей Сицилии, Сардинии и Корсики. В пейзаже Этрурии, Умбрии, Пицена и долины реки По местами преобладали деревни и разбросанные тут и там усадьбы мелких землевладельцев. В деревнях и усадьбах подобного типа жили также арендаторы крупных землевладельцев, занимавшиеся выращиванием хлеба для собственного потребления и для продажи на рынках соседних городов. В этих областях Италии некоторые богачи, как, например, современник Цезаря и Помпея Домиций Агенобарб, владели такими громадными земельными угодьями, что могли позволить себе обещать тысячам своих неимущих солдат земельные наделы, которые обеспечили бы им безбедную жизнь. Домиций и Помпей могли составить из своих арендаторов (coloni) и рабов целые армии. Помпей не преувеличивал, говоря, что стоит ему топнуть ногой, как из-под земли появятся тысячи солдат. Несомненно, что при этом он в первую очередь думал о ветеранах, которые были его клиентами, и о населении своих имений.

В городах Италии обитало зажиточное, иногда даже богатое сословие горожан. Большинство его представителей были землевладельцами; некоторые владели доходными домами и различными лавками, другие занимались ростовщичеством и банковским делом. Самым большим и богатым городом был Рим. Он бурно рос на протяжении II–I вв. до Р. Х. Лучшие площади занимали прекрасные дворцы могущественных магнатов, сенаторов и всадников. Сделки заключались на ежедневных биржевых сходках возле храма Кастора на Форуме — большой публичной площади Рима. Здесь было тесно от народа, в толпе шла оживленная торговля долевыми паями компаний по откупу налогов, всевозможными товарами, которые продавались как за наличные деньги, так и в кредит, земельными угодьями, расположенными в Италии и провинциях, домами и лавками, находящимися в Риме и в других городах, кораблями и торговыми домами, рабами и скотом. В лавках, расположенных рядом с Форумом и на соседних улицах, тысячи свободных ремесленников и владельцев мастерских, тысячи рабов, приказчиков и рабочих, трудившихся на богатых капиталистов, изготавливали свои товары и продавали их покупателям. Окраины Рима кишели неработающими или полупраздными пролетариями, которые жили в больших доходных домах и, чтобы как-то поддерживать свое жалкое существование, всегда были готовы продать свой голос или свои кулаки всякому, кто мог предложить за них деньги.

Эпохи террора следовали одна за другой, то и дело вздымалась очередная волна гражданской войны. Отдельные представители перечисленных групп населения при этом погибали. Но сами группы выживали и сохранялись в том же неизменном виде; погибших сменяли на их старом посту наследники или новые пришельцы. Случалось, что какая-нибудь группа землевладельцев в том или ином городе Италии лишалась своего наследного имущества, а достояние ее членов переходило в руки ветеранов революционных армий, таких же италиков по рождению; арендаторы, крестьяне и владельцы имений занимали загородные дома и поля, а иногда и городские жилища неудачников. Для людей, изгнанных из своих владений, это, конечно, означало разорение. Они разбредались по большим городам и переселялись в провинции, увеличивая число безработных пролетариев, вступали в ряды революционных армий и т. д. Однако для Италии в целом это не приносило ощутимых перемен. Все ветераны были римскими гражданами. Все, или почти все, родились на равнинах или в горах Италии. Потомственные пролетарские семьи вряд ли можно было сыскать даже в Риме. Тот, кто сегодня оказался пролетарием, еще вчера был землевладельцем, а завтра мог стать солдатом, приказчиком у купца, ремесленником или рабочим. Инородное тело, образуемое в густонаселенных странах появлением подобных переселенцев, быстро растворялось в населении городов и сельскохозяйственных областей. Насколько легко происходило такое растворение, демонстрирует пример Помпей, где колония ветеранов из войска Суллы постепенно слилась с местным населением.

Разумеется, нельзя недооценивать значение периодических переделов земли, происходивших во время гражданских войн. Согласно тщательно проведенным подсчетам, в течение последних пятидесяти лет этого смутного времени полмиллиона человек получили в Италии земельные владения. Наряду с крупными переменами, вызванными Союзнической войной, эти переделы оказались, возможно, самым действенным фактором в процессе романизации и латинизации Италии: достаточно напомнить о Помпеях, где в I в. до Р. Х. оскский язык был почти полностью вытеснен латынью. С другой стороны, нельзя преувеличивать чисто экономическое значение этих переделов. Даже если предположить, что большинство ветеранов действительно сделались мелкими крестьянами и обрабатывали землю своими руками, — что, конечно же, происходило не во всех случаях, — сам по себе факт создания новых крестьянских хозяйств вряд ли мог оказать значительное влияние на весь ход развития экономической жизни, основная тенденция которой заключалась в создании крупных хозяйств, чьи владельцы и не думали поселяться в деревне, а рассматривали свои поместья исключительно как источник дохода. Достоверно известно, по крайней мере, то, что чем дольше продолжались гражданские войны, тем в большей степени предоставление земли во владение ветеранам производилось не с расчетом на создание новых мелких крестьянских хозяйств, а так, чтобы дать горожанину возможность обзавестись сельским имением; только так можно объяснить неуклонное увеличение земельных площадей, которые получали ветераны. Поэтому ветераны пополняли собой не столько крестьянское, сколько городское население, и не работающее, а буржуазное сословие Италии. Раздача земель не могла также повлиять на рост крупного землевладения. Конечно, те или иные большие имения, конфискованные в ходе гражданских войн полководцами, возможно, и были поделены на небольшие участки и розданы мелким хозяевам. Но, как правило, крупные хозяйства либо оставались в руках тогдашнего правителя государства, составляя основу его личного влияния, так как оно зависело от численности его клиентов, либо такие имения продавались за наличные деньги, для того чтобы пополнить вечно пустующую казну.

Гораздо более радикальные изменения происходили в провинциях. Хотя провинциалы, за исключением живущих там римских граждан, и не принимали активного участия в гражданских войнах, они оказались наиболее пострадавшей стороной. На их плечи легло бремя огромных расходов, связанных с войной. Самые большие тяготы выпали на долю восточных провинций. Об этом уже было сказано выше; теперь мы бросим взгляд на положение, сложившееся на Западе.

Впервые западные провинции подверглись систематической колонизации со стороны Италии. Попытки Гая Гракха и некоторых его последователей провести такую колонизацию на Западе, в частности в Африке, потерпели неудачу, не достигнув заметного эффекта. Зато во время гражданских войн в Галлию, Испанию и Африку хлынули волны римских переселенцев. Наиболее значительными поселениями были римские колонии, основанные руководителями революционного движения; в первую очередь следует назвать африканские колонии Мария и колонии Цезаря, Антония и Августа в Галлии, Испании и Африке, а также в некоторых областях Востока, в частности в Малой Азии. Однако эти организованно возникшие колонии были не единственными поселениями, появившимися в провинциях в период гражданских войн. Большие группы италиков переселялись туда на собственный страх и риск. В качестве торговцев, ростовщиков, служащих компаний, занимавшихся откупом налогов, они вливались в состав римских колонистов и местного населения в городах Галлии, Испании, Африки и Нумидии. История многих городов Африки и Нумидии показывает, какой важный элемент городской жизни этих стран представляли собой эти группы римских граждан; достаточно вспомнить, например, города Туггу в Африке и Цирту в Нумидии, столицу нумидийских царей. Ни тот ни другой город изначально не был военной колонией (в Цирте римская колония появилась лишь в 44 г. до Р. Х.), но в обоих городах римские граждане играли ведущую роль в экономической и общественной жизни. Вне всякого сомнения, такая же иммиграция из Италии имела место и в греческих и полуэллинизированных доримских городах Южной Испании, и в древнейшей римской провинции Галлии. Не имея прямых доказательств, можно тем не менее предположить, что некоторые эмигранты из числа наиболее бедных колонов больших италийских имений решались на этот шаг, поддавшись на уговоры своих хозяев, убеждавших их отправиться в благодатную Африку, где у богатых провинциальных землевладельцев для них, дескать, найдется земля получше и участок побогаче, который можно будет взять в аренду.

Таким образом, волна римских граждан, первоначально катившаяся в основном на Восток, в I в. до Р. Х повернула на Запад. На Востоке условия были настолько неблагоприятны, а опасности, грозившие римским переселенцам, были так очевидны (достаточно вспомнить кровавую баню, учиненную Митридатом), — причем былые преимущества давно сошли на нет вследствие римских злоупотреблений, — что переселенцы в подавляющем большинстве случаев предпочитали неосвоенные земли Запада, надеясь там скорее устроить свое счастье. Если Галлию, Испанию и Африку удалось более или менее романизировать, то это произошло благодаря интенсивной колонизации этих стран в период гражданских войн. Вместе с переселенцами из Италии там начался приток нового капитала, новой энергии и нового жизненного уклада, а вслед за италиками туда устремились греки и представители восточных народов. Мы не знаем, какое число переселенцев отправилось в новые земли, чтобы заниматься там простым трудом или крестьянствовать. В большинстве своем это, конечно, были не простые крестьяне, арендаторы и ремесленники; чаще всего это были землевладельцы, торговцы и купцы, селившиеся не в деревне, а в городах.

Если мы захотим дать обобщенное определение политических, экономических и социальных условий римского государства I в. до Р. Х., то, скорее всего, нам не удастся подыскать для этого краткую и вместе с тем исчерпывающую формулировку. В политическом отношении власть в римском государстве принадлежала всей совокупности римских граждан, в действительности же ею распоряжался правящий орган, состоящий из богатых, знатных граждан, т. е. римских сенаторов, которые выступали в качестве представителей всей массы граждан. Провинции рассматривались как сельскохозяйственные имения, принадлежащие господствующему сообществу. Общественное устройство, если отвлечься от некоторых незначительных изменений, сохраняло в целом структуру города-государства. Социальный состав римского общества представлял следующую картину: господствующий класс был сравнительно невелик, его представители жили в столице и, как правило, владели большими богатствами в Италии и провинциях. Многочисленный и влиятельный класс более или менее зажиточных коммерсантов и землевладельцев составлял вместе с сословием сенаторов высший слой населения Рима и других городов Италии. Как правило, они жили на ренту. Настоящий трудящийся класс состоял из мелких торговцев и городских ремесленников, из рабов, которые служили в конторах и лавках буржуазии, из свободных крестьян в сельскохозяйственной местности, а также из большого и постоянно увеличивающегося числа рабов и арендаторов в имениях землевладельческой буржуазии. Тот же социальный состав имели группы римских граждан, рассеянные по разным провинциям.

В экономическом отношении мы наблюдаем капитализм почти того же самого типа, который был распространен на Востоке до и во время эллинистического периода. В пределах римского государства, а также между ним и его соседями существовала свобода торговли. Важнейшей отраслью торговли был не сбыт предметов роскоши, а обмен такими продуктами повседневного потребления, как хлеб, рыба, растительное масло, вино, лен, конопля, шерсть, строительная древесина, металлы и мануфактурные изделия. Продукты питания и сырье поступали из отдаленнейших мест греко-римского мира; масло, вино и мануфактурные товары — из греческих городов и Италии. Денежные сделки и банковские операции стали почти исключительной привилегией Италии — в первую очередь Рима, поскольку большая часть отчеканенных денег была сконцентрирована в руках римских капиталистов. Политические условия способствовали не только превращению коммерческой отрасли в монополию римлян, по преимуществу римских банкиров, но и принятому ею ростовщическому уклону, который стал серьезным препятствием на пути нормального развития капиталистической системы. Второе препятствие заключалось в относительно медленных темпах развития промышленности, тормозивших создание новой промышленной техники и переход от ремесленных мастерских к фабричному производству. Ремесленные мастерские продолжали оставаться основным методом производства, и даже объединение нескольких мастерских, занимающихся одинаковым производством, в руках одного хозяина еще не превращало их в фабрику в современном смысле слова. Следует все-таки заметить, что труд в мастерских отличался высокой степенью дифференцированности и что товары в них в большинстве случаев производили не на заказ, а в расчете на неограниченный рынок сбыта. Среди крупных промышленных центров Древнего мира отдельные города Италии стали играть ведущую роль: так, Капуя и Калес стали центрами по производству металлических и гончарных изделий, Тарент — шерсти и серебряной посуды, Арреций славился особым сортом керамики с красной глазурью, хотя в целом Италии никогда не принадлежала ведущая роль в области промышленного развития. Ведущими в этой сфере оставались греческие города Востока.