Преподобный Антоний был родом из Египта1. Родители его были люди благородные и известные своим христианским благочестием, своего сына они воспитали так, чтобы он не знал никого другого, кроме них и своего дома. Придя в отроческий возраст, он не спешил ни приниматься за науки, ни сближаться с другими отроками, но, оставаясь в своем доме, хранил чистоту сердца и стремился к преуспеванию в благочестии. Не предаваясь забавам отроческого возраста, Антоний любил ходить вместе с родителями в храм Божий и, слушая там чтение из Божественных книг, старался извлекать всю возможную для себя пользу и жить именно так, как они учили. Он не просил у старших сладкой пищи, как это свойственно детям, и вообще не обращал на пищу много внимания, довольствуясь всегда тем, что ему давали.
Родители преподобного Антония умерли, когда ему было около двадцати лет. Оставшись после них с малолетней сестрой, он первоначально заботился о доме и о должном воспитании сестры. Часто, по своему обыкновению, посещая храм, он слышал из читаемых там Божественных книг, как апостолы, оставив все, последовали за Спасителем и как, по свидетельству книги Деяний апостольских, многие из христиан продавали свое имущество и полагали цену проданного к ногам апостолов для раздачи нуждающимся2. Антоний размышлял о том, как тверда была вера этих людей и какая великая награда уготована им на небесах. С такими мыслями он приходит однажды в храм и здесь вдруг снова слышит слова Христа, сказанные к богатому юноше: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною»3. Антоний принял это за напоминание свыше — как бы Христос сказал эти слова лично ему самому — и тотчас по выходе из храма продал свое имущество, а вырученные через продажу большие деньги раздал нищим, оставив лишь незначительную часть их для своей слабой и малолетней сестры. У него было триста очень хороших и обильных плодами финиковых пальм, и он подарил их соседям, чтобы освободить и себя, и сестру от всяких забот о них.
Когда вскоре после этого он вновь пришел в храм и услышал слова Господа в Евангелии: «Не заботьтесь о завтрашнем дне»4, то тотчас же вышел вон и раздал нуждающимся и остальную часть имущества. Не желая более проживать в своем доме, он поручил сестру верным и известным ему девственницам5, посвятившим себя на служение Жениху Христу, чтобы она воспитывалась среди них примером их жизни, сам же начал вести суровую и строгую подвижническую жизнь.
В то время в Египте было еще мало монастырей и пустынножительство было еще не распространено, но всякий, кто желал служить Христу и спасаться, упражнялся в добродетели, уединившись где-либо вблизи своего селения. В то время в недальнем расстоянии от селения Антония проживал один старец, который с молодых лет предавался в уединении иноческим подвигам. Повидавшись с ним и получив для души пользу от этого, Антоний начал подражать ему и также искать уединения в различных местах поблизости от своего селения. Если и после этого ему доводилось слышать о каком-либо отшельнике, он, подобно благоразумной пчеле, отправлялся искать его и не возвращался назад, пока не находил отыскиваемого и через свидание и беседу с ним не извлекал, подобно тому как пчела извлекает мед, некоторой пользы для себя.
Таковы были первые подвиги блаженного, преуспевая в которых он все более и более укреплял свои помыслы в добром направлении. Вместе с этим он снискивал себе пропитание трудом своих рук, помня слова Писания: «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь»6. На вырученные от продажи своих изделий деньги он покупал хлеб и питал голодных, его душа была в постоянном молитвенном общении с Богом, так как он знал из Писания, что молиться нужно непрестанно7. Чтение Священного Писания он выслушивал с таким глубоким вниманием, что не забывал из читаемого решительно ничего, и при строгом соблюдении всех заповедей Господних память стала заменять ему сами Священные книги. Так жил Антоний, и его любили все братья, к которым он приходил, чтобы получить от них душевную пользу, и, пребывая в подчинении у них, поучиться от них добродетели, какой кто преимущественно отличался: одному он старался подражать в воздержании, другому — в бодрости, тому — в кротости, другому — в неусыпности, иному — во внимательности к читаемому; у одного он учился подвигам поста, у другого дивился лежанию на голой земле, прославлял смирение одного, терпение другого. Приобретя общую всех их любовь и от всех получив для себя пользу, он возвращался к себе в келию и там, размышляя о всем виденном, старался усвоить и совместить в себе добродетели всех, направляя свои усилия к тому, чтобы ни в одной из упомянутых добродетелей не оказаться самым последним. Поступая так, он, хотя и начал всех превосходить славой, однако же продолжал пользоваться общей любовью: соседи и иноки, которых он часто навещал, видя такую жизнь Антония, называли его боголюбивым и любили — одни, как сына, другие, как брата.
Когда Антоний так преуспевал и укреплялся в добре, враг христианского имени диавол, будучи не в силах видеть такие добродетели в юноше, восстал против него со своим древним коварством и начал пытаться отклонить его через обольщение от добрых намерений и совратить с правого пути. Он приводил ему на память мысль о проданном и розданном имуществе, о необеспеченности сестры, о величии рода, о суетной мирской славе, об удовольствии, какое можно получить от различной пищи, и прочих прелестях мирской жизни. Одновременно он представлял Антонию мысленно трудный путь, и тяжелый конец добродетели, и немощи тела, и продолжительность времени подвига — этими и многими другими помыслами искуситель старался омрачить его ум и развратить сердце. Когда же диавол увидел себя побежденным Антонием через молитвы его к Богу, терпение и веру, то обратился к обычным в юношеском возрасте искушениям: начал смущать его ночными мечтаниями, страхом и привидениями, шумом, голосами и воплями среди ночи, днем же — и открытыми нападениями. Антоний твердо противился диаволу: тот влагал ему нечистые помыслы, Антоний же прогонял их непрерывной молитвой; тот стремился привести его чувства в услаждение естественным раздражением и волнением похоти, а этот ограждал свое тело верой, бодрствованием и постом; диавол принимал ночью образ прекрасной женщины и всячески пытался возбудить в Антонии страсть, но тот погашал ее мыслью о геенском неугасающем огне и неумирающем черве; диавол склонял юного Антония ступить на путь скользкий и близкий к падению, а он, приводя себе на мысль вечные мучения после Страшного суда, ненарушимо соблюдал среди искушений чистоту души. Все это послужило лишь посрамлению диавола: окаянный, возмечтавший быть подобным Богу, был теперь пристыжен юношей; восстающий против плоти и крови был побеждаем человеком, имеющим плоть, потому что Своему рабу содействовал Господь, принявший ради нас плоть и даровавший через то плоти силу побеждать врага, чтобы все, искушаемые таким образом, один за другим могли каждый повторять слова апостола: «Не я... а благодать Божия, которая со мною»8.
Злобный змий убедился наконец, что он не в силах победить Антония такими своими коварными искушениями, и, видя себя всегда только прогоняемым, бессильно скрежетал зубами. Потом он явился ему видимо — в образе черного и страшного отрока, который с плачем так говорил человеческим голосом:
— Многих я ввел в искушение, многих обольстил, но теперь как другими святыми, так и тобой через твои подвиги побежден.
В самом деле коварный искуситель говорил это, рассчитывая привести смиренного юношу к высокому мнению о себе.
— Кто ты, что так говоришь о себе? — спросил его блаженный Антоний.
— Я соблазнитель на блуд, — отвечал диавол, — многоразличными хитростями я стараюсь склонить на этот грех всех юношей, почему и называюсь духом блуда. Сколько уже людей, давших обет целомудрия, я склонил к такому греху! Скольких, уже начавших жить воздержанно, мне удалось возвратить к прежней нечистой жизни! Я — тот, за кого и пророк Осия укоряет падших, говоря: «Дух блуда ввел их в заблуждение»9, и действительно, они были обольщены мной; я же часто искушал и тебя самого, но всякий раз был прогоняем тобой.
Антоний, когда услышал это, то возблагодарил Господа и с еще большей, чем прежде, небоязненностью сказал врагу:
— Во многом ты посрамлен, во многом пристыжен, почему и чернота твоя, и принятый тобой образ отрока суть не иное что, как лишь знаки твоего бессилия. Теперь я уже и не опасаюсь более тебя: «Господь мне помощник: буду смотреть на врагов моих»10.
От этих слов Антония привидение тотчас бесследно исчезло. Такова была первая победа Антония над диаволом, одержанная с помощью благодатной силы Христовой. Однако же ни Антоний не пришел в нерадение о себе после этой одной победы, ни у диавола после одного поражения не ослабели еще силы, потому что он «ходит, как рыкающий лев, ища, кого поглотить»11. Антоний, помня из Писания, что много бывает козней диавольских, неослабно упражнялся в тяжелых подвигах, рассуждая, что если сатана и был побежден, когда искушал плотской похотью, то он может подвергнуть каким-либо еще более тяжелым и опасным искушениям. Поэтому Антоний все более и более изнурял и порабощал свое тело, чтобы, победив в одном, не дать над собой победы в другом. Приучая себя постепенно к еще более суровой жизни, многие чрезвычайные подвиги служения Богу он сделал привычными для себя, привычки же обратил как бы в природу: каждый день он постился до захода солнца и все ночи проводил в молитве: иногда он вкушал пищу только через два дня и лишь на четвертую ночь несколько забывался сном. Пищу его составляли хлеб и соль при небольшом количестве воды; постелью служили рогожа или власяница, а иногда — и голая земля. Масло он вовсе не употреблял в пищу, о мясе же и вине не нужно и говорить, так как их не употребляют и менее усердные монахи. Блаженный говорил, что юношескому телу и невозможно победить врага, если оно будет размягчаемо сладостью масла, и что нужно налагать на тело возможно более тяжелые подвиги, чтобы с ослаблением его делался сильнее дух, по слову апостола: «Когда я немощен, тогда силен»12. Принимая на себя каждый день все новые и новые подвиги, он вспоминал пророка Илию, который говорил: «Жив господь Саваоф, пред Которым я стою!»13. И он так рассуждал сам с собой: «Не напрасно прибавлено здесь в Писании это слово “днесь” (“сегодня”), ибо Илия не считал подвигов минувшего времени, но как бы каждый день вновь принимался за подвиги, всеми силами стараясь предстать пред очами Божиими таким, каковым, по его мнению, должен быть человек, достойный лицезрения Божия, то есть чистым сердцем и готовым исполнять волю Божию».
Он думал и о том, что каждый подвижник должен подражать великому Илие и, имея перед собой его образ, изучать по нему — как перед зеркалом — свою жизнь. Поэтому он отправился к находившимся недалеко от селения гробницам, упросив прежде одного из знакомых, чтобы он приносил ему в известные дни пищу. Тот запер его в одной из таких гробниц, и там, в уединении, блаженный предавался безмолвию. При виде этого диавол стал опасаться, что Антоний со временем вооружится против него пустынническим подвижничеством; собрав демонов, он по попущению Божию подверг его таким ужасным побоям, что блаженный лежал после недвижимым и безгласным, о чем впоследствии он сам много раз рассказывал; причиненные ему мучения превосходили всякие человеческие страдания. Но по милосердию Господа Бога, никогда не оставляющего надеющихся на Него, Антоний не умер. Спустя несколько дней к Антонию пришел упомянутый ранее знакомый его, неся обычную пищу. Открыв двери и увидя его замертво лежащим на земле, он поднял его и принес в свое селение.
Когда разнесся слух об этом, к Антонию собрались соседи и сродники и с великой скорбью стали совершать над ним, умершим уже, заупокойную службу. Но в полночь, когда все крепко заснули от утомления, Антоний стал приходить понемногу в себя; вздохнув и приподняв голову, он заметил, что не спит лишь тот, кто принес его сюда. Подозвав его к себе, он стал просить его, чтобы тот, не будя никого, отнес его на прежнее место, что и было исполнено, и Антоний снова стал жить в уединении. Не имея сил, по причине ран, стоять на ногах, он помолился лежа ниц и после молитвы громко воскликнул:
— Бесы! Вот я, Антоний, здесь. Не избегаю я борьбы с вами, знайте, что если сделаете что-либо и больше прежнего, ничто не может отлучить меня от любви ко Христу.
Блаженный пел при этом: «Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое»14.
Тогда ненавистник добра диавол, удивляясь, что Антоний осмелился возвратиться сюда после таких побоев, созывает своих бесов и с яростью говорит им:
— Видите, нам не удалось победить его ни духом блудодеяния, ни телесными ранами, после того и другого он лишь с еще большей смелостью глумится над нами; вооружайтесь же каждый на еще более сильную и упорную борьбу с ним, чтобы он почувствовал, кому сделал вызов.
И тотчас после этого все множество бесов пришло в неистовое движение, потому что у диавола есть много способов борьбы с людьми. Вдруг раздался такой гром, что место это поколебалось в самом основании и стены распались; и тотчас сюда ворвалось и заполнило жилище Антония множество демонов, явившихся в виде призраков львов, волков, аспидов15, змей, скорпионов, рысей и медведей, и каждый из этих призраков обнаруживал свою ярость соответственным его виду способом: лев рыкал, готовясь поглотить Антония, буйвол устрашал своим ревом и рогами, с шипением извивалась змея, стремительно бросались волки, рысь по-своему изловчилась к нападению; все эти призраки были крайне страшны по своему внешнему виду, а производимый их ревом шум был прямо ужасен. Антоний, поражаемый и терзаемый ими, переносил мучительнейшие страдания, но не впал в страх и сохранил бодрость и ясность ума. Хотя телесные раны и причиняли ему боль, но, оставаясь непоколебимым в душе, он как бы глумился над врагами и говорил:
— Если бы у вас было сколько-нибудь силы, то для борьбы со мной достаточно было бы и одного из вас, но так как Господь отнял у вас силу, то вы и пытаетесь устрашить своей многочисленностью; уже одно то служит очевидным знаком вашей слабости, что вы приняли на себя образы неразумных животных.
И снова он мужественно продолжал говорить им:
— Если по попущению Божию вы имеете силу напасть и поглотить меня, то вот я, чего медлите? А если вам не дано такой силы надо мной, то зачем понапрасну и трудиться? Знамение креста и вера в Бога служат для нас неодолимой стеной ограждения.
Так демоны, после многих покушений и напрасных стараний устрашить блаженного Антония, лишь скрежетали своими зубами, потому что не только ни один из них не имел никакого успеха, но, напротив, сами были побеждаемы и посрамлены им.
Милосердный Господь Иисус, покровительствуя Своему рабу, не оставил его во время такой тяжкой борьбы с демонами. Подняв кверху свой взор, Антоний увидел, что свод гробницы раскрылся над ним и к нему исходит, рассеивая тьму, светлый луч. С появлением света демонов не осталось ни одного, телесная боль мгновенно утихла, гробница же, которая распалась при появлении демонов, снова оказалась невредимой. Уразумев в этом посещение Господне и глубоко, от сердца, вздохнув, блаженный воскликнул с лицом, обращенным к озарявшему его свету:
— Где был Ты, Милосердный Иисусе? Где был Ты и почему с самого начала не явился исцелить мои раны?
И был к нему голос:
— Антоний! Я был здесь, но ждал, желая видеть твое мужество; теперь же, после того как ты твердо выдержал борьбу, Я буду всегда помогать тебе и прославлю тебя во всем мире.
Услышав это, Антоний встал и почувствовал себя настолько крепким, что, как казалось ему, он получил вновь силы много больше, чем сколько потратил в борьбе. Блаженному Антонию было тогда тридцать пять лет.
После этого Антоний пошел к вышеупомянутому старцу, у которого он искал руководства в самом начале, и стал упрашивать его пойти и поселиться вместе с ним в пустыне в каком-либо малодоступном месте. Когда старец отказался — и по причине старости, и по причине новизны такого образа подвижничества16, — Антоний бесстрашно отправился один в далекий путь к неизвестной среди монахов горе в пустыне. Но враг, не прекращая искушать его и желая воспрепятствовать исполнению его намерения, бросил на пути его серебряное блюдо, чтобы искусить его сребролюбием. Увидев блюдо, Антоний понял коварство врага и приостановился несколько в размышлении. Смотря в сторону — на блюдо, он стал обличать скрывающегося в призраке серебра обольстителя и так говорить в себе:
— Откуда быть этому блюду в пустыне? Это лишь путь для зверей и птиц, здесь нет даже ни одного человеческого следа; к тому же, если бы оно упало из мешка, то, по причине его больших размеров, это не могло бы остаться незамеченным для обронившего, и он, во всяком случае, возвратился бы и, поискав на пройденном пути, нашел бы утерянную вещь, так как место здесь пустынное. Это твоя, диавол, хитрость, но не воспрепятствуешь этим моему намерению: «Серебро твое да будет в погибель с тобою»17.
И лишь только он проговорил это, блЮдо мгновенно исчезло, как рассеивается дым ото огня.
В другой раз после этого он увидел золото, в большом количестве лежавшее на его дороге. Он быстро перепрыгнул через него, как через какой-нибудь огонь, и поспешил в пустыню. Перейдя там реку, он нашел в горе какое-то пустое огороженное место, которое по причине давнего запустения было полно разного рода ядовитых гадов и змей. Антоний поселился здесь18, и все множество скорпионов, как бы гонимое кем, тотчас же разбежалось. Он заложил камнями вход, принеся с собой хлеба на шесть месяцев, поскольку запасать его было в обычае у фивян, у которых он нередко не портился в течение целого года, и, имея внутри ограды немного воды, он стал там жить в полном уединении, отшельником, никогда сам не выходя вон и к себе никого не принимая. Лишь два раза в год он принимал через кровлю хлеб, приносимый ему другом, которого он ранее просил об этом, но с приносившим он не говорил ни слова.
Когда многие, желая видеть Антония, чтобы получить от него душевную пользу, приходили к дверям его жилища, то слышали различные обращенные против Антония голоса нечистых духов, которые кричали:
— Зачем ты пришел в наши владения? Какое тебе дело до этой пустыни? Ступай прочь из чужих пределов, тебе не под силу жить здесь и переносить наши нападения!
Когда же наступило время потрудиться не для своего только спасения, но и на пользу другим, к жилищу Антония собралось много лиц, желавших подражать его подвижнической жизни, и они насильно разломали вход в его жилище. Увидев, что лицо у него светло и телом он здоров, они удивлялись, как после таких постов и подвигов и после такой борьбы с бесами он не изменился ни лицом, ни телом. С этого времени преподобный сделался и для других наставником, пастырем, учителем подвижнической жизни и вождем на пути к небу. Бог до такой степени помогал ему, что впоследствии у него явилось бесчисленное множество учеников, которых он склонил к отречению от мира и от самих себя. В течение непродолжительного времени образовалось множество монастырей, в которых он с любовью руководил в подвижнической жизни иноков новых и старых — и по возрасту, и по времени такой жизни. Однажды братия, собравшись, стали просить его, чтобы он дал им устав иноческой жизни. Возвысив голос, он отвечал:
— Для научения исполнению заповедей Божиих совершенно достаточно и Божественных Писаний, однако нельзя не считать делом весьма добрым и хорошим, если братья взаимно утешают друг друга словами. Поэтому открывайте мне, как дети отцу, то, что знаете, я же, как детям, буду сообщать вам то, что узнал из продолжительного опыта. Прежде всего пусть у всех вас будет общим правилом, чтобы никто не ослабевал в подвиге, который он предпринял на себя, но каждый пусть всегда стремится, как лишь начинающий, умножать и увеличивать начатое.
Продолжая свою речь, Антоний сообщил им много полезных наставлений, как это видно из беседы его, подробно излагаемой в составленном Афанасием Великим житии Антония. Из этой беседы здесь будет приведено лишь важнейшее. О жизни вечной святой Антоний так говорил:
— В этой настоящей жизни цена покупаемой вещи бывает равна тому, чего она стоит, и не более того получает продавец. Но обетование вечной жизни приобретается за слишком малую цену: оно подается нам за жизнь кратковременную, о которой написано: «Дней лет наших семьдесят лет, а при большей крепости — восемьдесят лет; и самая лучшая пора их — труд и болезнь»19. Если бы мы даже прожили, трудясь на служении Богу, восемьдесят или сто лет, все же в будущей жизни нам предстоит царствовать не какое-либо ограниченное время, но за вышеупомянутое количество лет воцаримся на веки веков, притом — не землю получим в обладание, но небо, сложив с себя тленную плоть, получим ее же вновь в нетлении. Итак, дети мои, не предавайтесь скорби, потому что «нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас»20.
Об оставляющих мир и склонных преувеличивать значение своего подвига он говорил:
— Пусть никто из отрекшихся от мира не думает о себе, что он оставил нечто великое, потому что по сравнению с небесными благами вся земля ничтожна и мала. Если же весь мир в совокупности не стоит небесных обителей, то пусть каждый подумает и поймет, что, отрекшись от нескольких виноградников или нив и домов или от ничтожного количества золота, он не может ни говорить, что оставил великое, ни скорбеть, что награду получит незначительную. Подобно тому, кто отказывается от малой медной монеты для приобретения ста золотых монет, отрекающийся от всего мира, если бы он весь был в его власти, все же в Небесном Царствии получил бы во сто крат большую награду.
О призрачности земных благ и великой пользе добродетелей преподобный сказал следующее:
— Особенно твердо мы должны помнить то, что, если бы кто и не захотел расставаться со своими богатствами, все же смерть насильно разлучит его с ними. Если так, то почему же нам самим не сделать того же для добродетели? Почему ради Небесного Царствия не отказаться добровольно от своего имущества, которое все равно потеряем в конце этой жизни? Пусть же христиане не заботятся о том, чего, умирая, не могут взять с собой. Будем лучше всеми силами души стремиться к приобретению того, что возводит нас по смерти на небо, как то: премудрости, целомудрия, справедливости, добродетельной жизни, рассудительности, нищелюбия, твердой веры во Христа, негневливости, странноприимства. Стремясь к этому, мы и на земле будем проводить жизнь беспечальную21.
О ревностном и непрестанном служении Христу Богу святой Антоний говорил так;
— Не следует нам забывать, что мы — рабы Христа и должны служить Ему, своему Творцу. Раб не может отказываться от исполнения приказаний, относящихся к настоящему или будущему времени, под тем предлогом, что он работал уже в прежнее время, и не посмеет сказать, что, утомившись на прежней работе, теперь должен быть свободен, напротив — каждый день с одинаковым усердием исполняет все то же дело, чтобы и господину своему угодить, и самому не подвергнуться за леность побоям и наказанию. Подобным образом и мы должны всегда ревностно исполнять заповеди Божии, твердо помня, что Господь — праведный мздовоздаятель и что в каком грехе смерть застигнет человека, за тот он и будет осужден. Об этом Он с ясностью свидетельствует и через слова пророка Иезекииля: «Умрет от неправды своей, какую сделал»22. Вот почему и окаянный Иуда в одну ночь за совершенное им злодеяние потерял плоды своих трудов в течение всего прежнего времени. Поэтому мы должны всегда с одинаковым усердием стараться исполнять заповеди Господни, и Сам Бог будет при этом помогать нам, как написано: «Любящим Бога... все содействует ко благу»23.
А чтобы не предаваться лености, Антоний убеждал помнить всегда о смерти и приводил слова апостола, который так говорил о том, что он ежедневно умирает: «Мы ежечасно подвергаемся бедствиям... я каждый день умираю»24.
— Поэтому, — продолжал Антоний, — и мы, люди, будем стараться жить праведно и, размышляя о смертном часе, не грешить. Вставая ото сна, не будем надеяться дожить до вечера и, отходя ко сну, будем помнить, что, быть может, не доживем до утра, не будем забывать, что мера нашей жизни нам неизвестна и что мы всецело во власти Божией. А проводя так каждый день, мы не будем ни грешить, ни обольщаться какими-либо пагубными пожеланиями, ни гневаться друг на друга, ни собирать себе земных богатств, но как ежеминутно ожидающие смерти пренебрежем всем тленным: потеряет для нас всякое значение женская любовь, погаснет огонь похотливости, будем мы тогда прощать друг другу грехи, держа всегда перед своими мысленными очами день Страшного суда, страх перед этим судом и трепет при мысли о вечных адских мучениях заранее будут устранять приятность телесного удовольствия и удерживать душу от впадания в греховную пропасть.
О Царствии Божием Антоний говорил еще:
— Эллины, ища мудрости, едут за море и о пустых учениях расспрашивают чужеземных учителей; нам же вовсе не нужно переходить из одной чужой страны в другую или переплывать, ища Царствия Небесного, море, так как Самим Господом нашим Иисусом Христом сказано в Евангелии: «Царство Божие внутрь вас есть»25, и для достижения его нужна лишь одна наша добрая воля.
Относительно борьбы с демонами Антоний дал следующие наставления:
— Самим Богом указано нам с неослабным вниманием следить всегда за тем, что происходит у нас в душе, потому что у нас есть очень хитрые в борьбе враги — разумею демонов, — и нам, по словам апостола26, предстоит непрестанная борьба с ними. Бесчисленное множество их носится в воздухе, целые полчища врагов окружают нас со всех сторон. Я не мог бы разъяснить вам все различия между ними: скажу лишь кратко о тех известных мне способах, какими они пытаются обольщать нас. Прежде всего мы должны твердо помнить то, что Бог не виновник зла и что демоны сделались злыми не по Его воле: такая перемена в них произошла не по природе, а зависела от их собственной воли. Как созданные благим Богом они первоначально были добрыми духами, но за самопревозношение были низринуты с неба на землю, где, коснея во зле, обольстили народы ложными мечтами и научили их идолопоклонству; нам же, христианам, они безмерно завидуют и непрестанно поднимают против нас всякое зло, опасаясь, что мы наследуем их прежнюю славу на небесах. Различны и разнообразны степени погружения их во зло: одни из них достигли крайнего ниспадания в бездну нечестия, другие кажутся менее злобными, но все они, по мере своих сил, борются разными способами против всякой добродетели. Поэтому нам нужны усиленные молитвы и подвиги воздержания для получения от Бога дара рассуждения — чтобы постигать различия между злыми духами, чтобы узнавать в каждом отдельном случае их разного рода хитрости и обольщения и все отражать одним и тем же христианским знамением — крестом Господним. Получив этот дар, святой апостол Павел внушал: да не сделает нам «ущерба сатана: ибо нам не безызвестны его умыслы»27. Нужно, чтобы и мы подражали апостолу и предупреждали других о том, что потерпели сами, и вообще — наставляли взаимно друг друга. Со своей стороны, я видел от демонов много коварных обольщений и говорю вам об этом, как детям, чтобы, имея предупреждение, вы могли сохранить себя среди таких же искушений. Велика злоба бесов против всех христиан, в особенности же — против иноков и девственниц Христовых: они всюду расставляют им в жизни соблазны, силятся развратить их сердца богопротивными и нечистыми помыслами. Но никто из вас пусть не приходит от этого в страх, так как горячими молитвами к Богу и постом бесы немедленно прогоняются. Впрочем, если они прекратят на некоторое время нападения, не думайте, что вы уже совершенно победили, ибо после поражения бесы обыкновенно нападают потом с еще большей силой. Хитро изменяя способы борьбы, они, если не могут прельстить человека помыслами, то пытаются обольстить или запугать его призраками, принимая образ то женщины, то скорпиона, то превращаясь в какого-нибудь великана высотой с храм, в целые полки воинов или в какие-либо другие призраки, которые все исчезают по первом же совершении крестного знамения. Если в этом узнают их обольщение, то они являются прорицателями и силятся подобно пророкам предсказывать о будущих событиях. Если и в этом случае они потерпят посрамление, то на помощь себе в борьбе призывают уже самого своего князя, корень и средоточие всяческого зла.
Много раз преподобный отец наш Антоний Великий рассказывал и о являвшемся ему точно таком же диавольском образе, который предносился просвященному Богом взору Иова: «Глаза у него, как ресницы зари; из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искры; из ноздрей его выходит дым, как из кипящего горшка или котла. Дыхание его раскаляет угли, и из пасти его выходит пламя»28. В таком страшном виде являлся князь бесовский. Он хотел бы мгновенно погубить весь мир, но в действительности не имеет никакой силы: всемогущество Божие укрощает его, подобно тому как животное управляется уздой или как свободу пленника уничтожают оковы его. Он боится и крестного знамения, и добродетельной жизни праведников, и святой Антоний так говорит об этом:
— Великую силу, возлюбленные братья, имеют против диавола чистая жизнь и непорочная вера в Бога. Поверьте моему опыту: для сатаны страшны бодрствование живущих по воле Божией людей, их молитвы и посты, кротость, добровольная нищета, скромность, смирение, любовь, сдержанность, больше же всего — их чистосердечная любовь ко Христу. Высоко превозносящийся змий сам хорошо знает, что он осужден на попирание его ногами праведников по слову Божию: «Се, даю вам власть наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражью»29.
Преподобный Антоний рассказал для душевной пользы слушателей и вот что еще:
— Сколько раз бесы нападали на меня под видом вооруженных воинов и, принимая образы скорпионов, коней, зверей и различных змей, окружали меня и наполняли собой помещение, в котором я был. Когда же я начинал петь против них: «Иные колесницами, иные конями, а мы именем Господа Бога нашего хвалимся»30, то, прогоняемые благодатной помощью Божией, они убегали. Однажды они явились даже в весьма светлом виде и стали говорить: «Мы пришли, Антоний, чтобы дать тебе свет».
Но я зажмурил свои глаза, чтобы не видеть диавольского света, начал молиться в душе Богу — и богопротивный свет их погас. Спустя же немного времени они снова явились и стали передо мной петь и спорить друг с другом от Писания, но я был как глухой и не слушал их. Случалось, что они колебали сам монастырь мой, но я с бестрепетным сердцем молился Господу. Часто вокруг меня слышались крики, пляски и звон, но, когда я начинал петь, крики их обращались в плачевные вопли, и я прославлял Господа, уничтожавшего их силу и положившего конец их неистовству.
— Поверьте, дети мои, тому, — продолжал Антоний, — что я расскажу вам. Однажды я видел диавола в образе необычайного великана, который осмелился сказать о себе: «Я — Божия сила и премудрость», — и обратился ко мне с такими словами: «Проси у меня, Антоний, чего хочешь, и я дам тебе».
Я ж в ответ плюнул ему в уста и, вооружившись Христовым именем, всецело устремился на него, и этот великан на вид тотчас растаял и исчез у меня в руках. Когда я постился, он снова явился мне под видом чернеца, который принес хлебов и уговаривал меня поесть. «Ты, — говорил он, — человек и не свободен от человеческой слабости, сделай же некоторое послабление своему телу, иначе можешь заболеть». Но я понял, что это — коварное обольщение лукавого змия, и когда обратился к своему обыкновенному оружию — знамению креста Христова, он тотчас превратился в струю дыма, которая, потянувшись к окну, исчезла через него. Бесы часто пытались прельстить меня в пустыне являвшимся вдруг призраком золота, рассчитывая соблазнить или видом его, или через прикосновение к нему. Не скрою и того, что демоны много раз принимались бить меня. Но я терпеливо переносил побои и лишь восклицал: «Никто не может отлучить меня от любви Христовой!» От этих слов они приходили во взаимную друг против друга ярость и наконец были прогоняемы не по моему, но по Божию велению согласно словам Христа: «Я видел сатану, спадшего с неба, как молнию»31.
Однажды демон постучался в ворота монастыря. Выйдя вон, я увидел перед собой огромного великана, голова которого, казалось, достигала до небес. И когда я спросил: «Кто ты?» Он ответил: «Я — сатана». Я спросил: «Чего тебе здесь нужно?» «Напрасно, — отвечал он, — меня обвиняют все монахи. И за что проклинают меня все христиане?» «И справедливо поступают, — сказал я в ответ, — потому что часто бывают обольщаемы тобой». «Я ничего им не делаю, — отвечал он, — но сами они смущают друг друга. Ведь я проклят и низвергнут, а не слышал ли ты из Писания, что “у врага совсем не стало оружия, и города Ты разрушил”32. И действительно, вот я уже лишен всякого места в мире, не осталось под моей властью ни одного города, и нет у меня оружия, все народы во всех странах исповедуют имя Христово, пустыни наполнились монахами. Пусть же сами смотрят за собой, а меня напрасно не проклинают».
Подивившись тогда благодати Божией, я отвечал ему: «Это столь новое и неслыханное от тебя признание приписываю не твоей правдивости, которой у тебя нет нисколько, но — единственно Божией силе, ты же, будучи отцом лжи, должен был признаться в том, что есть в действительности, и на этот раз против своей воли сказал правду, потому что Христос Своим пришествием окончательно низложил твою силу, и, лишенный ангельской славы, ты влачишь теперь жалкую и позорную жизнь во всяческой нечистоте». И лишь только я проговорил это, демон тотчас исчез.
Так преподобный убеждал братию не страшиться силы бесов, укрощенной и низложенной Христом, но мужественно с Божией помощью бороться с ними, укрепляя свои сердца верой во Христа. Слушая это, братия радовались и запоминали на пользу себе наставления своего отца. В одних усиливалось стремление к добродетели, в других укреплялась слабая прежде вера, некоторые очищались от ложных обольщений помыслами, сердца других освобождались от действия на них страшных призраков, все же вместе преисполнялись бодрой готовности презирать демонские обольщения и дивились данной Антонию от Бога столь великой благодати разумения и различения духов.
На той горе, где жил преподобный Антоний, возникло множество монастырей, которые, покрывая ее подобно шатрам, были переполнены божественными сонмами псалмопевцев, чтецов Писания, молитвенников, постников, людей, радостно надеявшихся на будущие блага и трудившиеся лишь для подачи милостыни. Взаимная любовь и согласие господствовали между ними, и жилища их были подобны городу, чуждому волнений мира сего и преисполненному лишь благочестия и праведности. Не было между ними никакого-либо непотребника, ни ругателя, ни ненавистника, ни клеветника, ни роптавшего; было лишь множество подвижников, единодушно служивших Богу, так что каждый, кому доводилось видеть эти монастыри и такой образ жизни их, не мог, восклицая, не повторить слов Писания: «Как прекрасны шатры твои, Иаков, жилища твои, Израиль! Расстилаются они как долины, как сады при реке, как алойные дерева, насажденные Господом»33.
Время шло, и Антоний продолжал все ревностнее и ревностнее трудиться. Между тем возникло жестокое гонение на Церковь Христову со стороны нечестивого царя Максимина34. И когда святых мучеников повели в Александрию, то последовал за жертвами Христовыми и преподобный Антоний, оставив для этого свой монастырь.
— Пойдем, — говорил он, — и мы на светлый пир наших братьев, чтобы или и самим удостоиться того же, или видеть других подвизающимися.
По своей любви и доброй воле преподобный поистине был мучеником. Но хотя он и желал пострадать за имя Христово, мученичество, однако, не было ему суждено, так как Господь для пользы Своего стада хранил учителя и наставника Антония. Он открыто обнаруживал свою преданность святым мученикам, соединенный с ними узами неразрывной любви, прислуживал им, когда они были в оковах, сопровождал их на суд, являлся перед лицо мучителей и, не скрывая, что христианин, прямо как бы домогался таким образом пострадать за Христа. Однако никто не осмелился поднять на него руку, потому что так было угодно Богу, хранившему жизнь Антония, которая была полезнее для людей, чем его мученическая смерть. После того как претерпел мученическую кончину святейший Петр, архиепископ Александрийский35, и гонение прекратилось, блаженный Антоний возвратился в свой прежний монастырь и, подражая в течение всей последующей жизни святым мученикам в вере и надежде, изнурял свое тело особенно строгими подвигами и постоянным бодрствованием. Нижней одеждой его была власяница, верхней — кожаный плащ. Тела своего он никогда не обмывал, кроме разве тех случаев, когда нужно было переходить через воду, и до самой смерти его никто никогда не видал наготы его.
Однажды, когда он пребывал в уединении и, затворившись в своей келии, никого не принимал, пришел к нему с бесноватой дочерью военачальник Мартиниан. Он стал стучаться и умолять преподобного выйти вон помолиться и помочь его страждавшей дочери. Антоний, не отпирая дверей, выглянул сверху и сказал:
— Зачем ты обращаешься к мой помощи? Я смертен, как и ты, одинаково мы оба немощны по природе. Если веруешь во Христа, которому я служу, то ступай, помолись по своей вере Богу, и дочь твоя выздоровеет.
Мартиниан уверовал, призвал имя Христово и пошел домой с тотчас же исцелившейся дочерью. Господь совершал много и других чудес через раба Своего Антония. В Евангелии Он обещал: «Просите, и дано будет вам»36 — и согласно с этим, найдя человека, достойного Его благодати, не отказал ему и в чудотворной силе: много бесноватых лежало перед входом в его келию, так как двери ее были заперты, — и все они получали исцеление по его богоугодным молитвам. Антоний увидел, что эта многочисленность посетителей препятствует ему пребывать в излюбленном им безмолвии; с другой стороны, он опасался, чтобы его собственный ум не начал превозноситься обилием совершаемых через него знамений, — и вот он задумал идти в Верхнюю Фиваиду, где он никому не был бы известным. Взяв хлеба, он сел на берегу реки и стал поджидать корабль, чтобы переплыть на другую сторону. Вдруг он услышал голос свыше, который спрашивал:
— Антоний! Куда и зачем ты идешь?
Не смутившись, так как уже не в первый раз слышал такой голос, Антоний бестрепетно отвечал:
— Так как люди не дают мне здесь покоя, то я решил отправиться в Верхнюю Фиваиду, чтобы не побуждали меня делать то, что превышает мои силы, и чтобы не нарушали моего безмолвия.
— Если пойдешь в Фиваиду, — продолжал голос, — то в еще большей степени должен будешь претерпевать те же затруднения. Если же действительно хочешь подвизаться в строгом уединении, то ступай теперь во внутреннюю пустыню.
— Кто же укажет мне дорогу туда, потому что место это незнакомо мне? — спросил Антоний.
В ответ на это голос указал ему на сарацин, которые обыкновенно ходили этой дорогой в Египет для торговли. Теперь они возвращались уже назад, и Антоний, подойдя, стал просить их, чтобы они взяли его с собой и довели до пустыни. Они охотно согласились, видя в Антонии посланного Самим Богом спутника. Проведя три дня и три ночи вместе с сарацинами в пути, блаженный Антоний встретил весьма высокую гору, из-под которой истекал источник хорошей воды; гору окружала небольшая равнина, на которой росло несколько диких финиковых пальм. Антонию понравилось это место, как будто оно было указано ему Самим Богом, и Тот, Кто невидимо беседовал с ним на берегу реки, действительно внушил ему избрать эту гору для своего местопребывания. Взяв от спутников хлебов, стал он жить на этой горе один, и с ним не жил никто. Сарацины, видя его подвижническую жизнь, стали приносить ему хлебов, иногда же он имел некоторое скудное утешение в финиках диких пальм. Впоследствии же, когда братия узнали о его местопребывании, то стали с любовью, как дети отцу, присылать ему пищу. Но Антоний, видя, что доставляет братиям труд, и желая избавить их от такого труда, упросил одного из пришедших, чтобы он принес ему заступ, мотыгу и небольшое количество семян. Когда тот исполнил это, Антоний обошел гору и выбрал небольшое местечко, пригодное для копания и посева, потому что для орошения его можно было провести сверху воду. Взрыхлив здесь землю, он посеял зерна, и с того времени он уже каждый год имел свой хлеб; работая, он радовался, что, не отягощая никого, кормится в пустыне трудами своих собственных рук. Но так как и там многие начали приходить к нему, то для угощения посетителей он посеял еще несколько овощей: бобов, гороха и прочего. Первоначально сюда стали приходить на водопой звери, которые топтали и пожирали овощи. Однажды, когда они по обыкновению собрались сюда, преподобный взял одного из них и, ударив слегка прутом, сказал всем им:
— Зачем вы причиняете мне вред, сами не видя от меня никакого притеснения? Именем Господним приказываю вам: ступайте от меня прочь и не подходите сюда.
И с того времени звери, послушные запрещению, уже не приходили больше. Так уединенно жил преподобный, пребывая в молитве и непрестанных подвигах. Впрочем, движимые любовью к старцу братия приходили к нему и старались чем-нибудь послужить ему. Каждый из них приносил маслин и елея или чечевицы и других овощей, умоляя подкрепить его одряхлевшее от старости тело. Сколько должен был перенести блаженный, живя там, нападений, как об этом мы знаем от приходивших к нему!
Воистину сбылись на нем слова апостола: «Наша брань не против крови и плоти, но... против духов злобы поднебесных»37. Сколько там слышалось ужасных воплей, как бы криков толпы и звуков оружия, — вся гора, казалось, была полна демонов! Но преподобный Антоний был подобен крепости, и один всех победил, отражая все полчища демонов коленопреклонной молитвой. И подлинно достойно удивления, как один человек мог жить в необитаемой пустыне, не боясь ни постоянных нападений демонов, ни такого множества четвероногих зверей и ядовитых гадов. Справедливо воспевал Давид: «Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек»38.
В одну ночь, когда Антоний молился и бодрствовал на служении Господу, вдруг он увидел, что вся его обитель и даже окружающая пустыня полны зверей, которые страшно разевали пасти и скрежетали зубами. Но преподобный, тотчас уразумев в этом коварство врага — диавола, сказал:
— Если от Господа дана вам власть надо мной, то я готов быть пожранным вами, если же вы явились по сатанинскому наваждению, то бегите прочь, потому что я — раб Христов.
И по слову преподобного все звери обратились в поспешное бегство, гонимые силой Божией.
Спустя несколько дней произошла новая борьба с тем же врагом. Святой имел обыкновение давать на память какой-нибудь подарок каждому, приходившему к нему с приношением, и для этой цели плел корзину. Потянув за полоску, из которой он плел корзину, он вдруг почувствовал, что кто-то держит ее. Преподобный поднялся и увидел зверя, который до пояса имел образ человека, другая же половина его туловища имела вид ослиный. Антоний, перекрестившись, сказал:
— Я Христов раб; если ты послан на меня, то вот я — не бегу.
И тотчас призрак вместе со множеством других бесов обратился в бегство и исчез.
Спустя несколько времени братия упросили преподобного навестить их. Движимый отеческой к ним любовью, Антоний, положив вместе с ними на верблюда хлеба и воды, так как предстояло идти по безводной местности, отправился в путь. По дороге взятая им вода вышла вся, и по причине сильной жары путникам угрожала смерть от жажды. Напрасно они обходили окрестности, ища где-либо в углублениях остатки дождевой воды; от жажды и солнечного зноя издыхал уже и верблюд. В таком бедственном положении старец по обыкновению обратился к помощи молитвы. Отойдя от спутников на небольшое расстояние, он, преклонив колена, поднял к небу руки и начал молиться. И тотчас же на этом месте показался источник воды. Утолив жажду и взяв запас воды с собой, путешественники благополучно прибыли к ожидавшим их братиям. Те, собравшись вместе, вышли навстречу старцу и с почтением, целуя его, принимали от него благословение, а он, как бы принеся с горы закон или некоторый дорогой для них дар, предлагал им духовную пищу — одобрял подвиги старших и давал наставления младшим.
Пробыв здесь несколько времени, он вскоре опять ушел на свою гору. Имея власть над нечистыми духами, преподобный исцелял много бесноватых, изгоняя из них бесов. Об этом подробно рассказывает Афанасий Великий в составленном им житии Антония. Преподобный исцелял своей молитвой и разные другие болезни, не лишен он был и пророческого дара: прозревал будущее и находящееся вдали видел так, как бы оно было перед его глазами. Однажды к преподобному издалека шли два брата: дорогой у них вода вышла вся, и один из них волей Божией уже умер, а другой лежал в изнеможении на земле и ждал смерти. Пребывавший в то время на горе Антоний поспешно призвал к себе двух иноков и приказал им, чтобы они, взяв с собой сосуд воды, шли скорее по дороге, ведущей в Египет, причем сказал:
— Один брат, шедший сюда, уже преставился Господу; умрет и другой, если не поспеете на помощь.
Монахи, поспешно отправившись по его указанию в путь, нашли все так, как сказал старец. Изнемогавшего от жажды они напоили и привели с собой, а умершего похоронили. В другое время случилось, что он сидел на горе и, поднявши взор к небу, увидел какую-то душу, восходившую на небо в сопровождении веселящихся о ней ангелов. Дивясь этому, преподобный помолился, чтобы ему было открыто, что означает это видение. И был к нему голос:
— Это — душа инока Аммония, жившего в Нитрии.
Аммоний был старец, который с ранней юности и до смерти проводил строгую подвижническую жизнь, как это видно из жития его (за четвертое число месяца октября), а расстояние от горы, на которой жил Антоний, до Нитрии было на тринадцать дней пути. Ученики Антония, видя своего старца радующимся и дивящимся, стали просить его, чтобы он объяснил им причину своей радости и удивления.
— Сегодня опочил Аммоний, — отвечал им старец.
Аммоний же был известен им, так как часто приходил сюда. Запомнив этот день, ученики Антония стали расспрашивать пришедших через тридцать дней братиев и узнали от них, что Аммоний действительно скончался в тот самый день и час, в который старец видел вознесение на небо его души39. Те и другие много дивились чистоте Антониевой души, по которой он так скоро мог узнать о событии, случившемся очень далеко.
Однажды около девятого часа преподобный, встав помолиться перед вкушением пищи, был восхищен умом и увидел себя несущимся по воздуху. При этом демоны воздушные пытались заградить путь и воспрепятствовать его восхождению. Но ангелы сопротивлялись им и требовали указания причин задержания. Те стали припоминать грехи Антония с самого его рождения. Но ангелы остановили их и сказали:
— Что было от рождения, то Господь изгладил, но если что знаете о каких-либо грехах его с того времени, как он сделался иноком и дал обет Богу, то об этом можете говорить.
Тогда демоны по злобе своей стали клеветать на Антония, обвиняя его в грехах, каких он не совершал; и когда это ни к чему не привело, для Антония открылся свободный путь. Придя в себя, Антоний увидел, что стоит на прежнем месте.
Потрясенный видением, он забыл о пище и всю ночь провел в пламенной молитве, воздыханиях и размышлениях о том, как много у человека врагов и как труден воздушный путь души к небу.
В одну ночь он услышал голос свыше, который сказал ему:
— Встань, Антоний, выйди и посмотри!
Антоний вышел и, подняв кверху свой взор, увидел кого-то страшного и настолько высокого, что голова его касалась облаков; увидел он и какие-то другие существа, как бы окрыленные, которые стремились подняться к небу, но страшный великан протягивал руки и пытался преградить им путь, причем одних он действительно схватывал и бросал вниз, другие же, минуя его, смело улетали вверх, и о таковых он в бессильной ярости лишь скрежетал зубами. И снова услышал Антоний голос:
— Постарайся понять то, что видишь!
Тогда открылся ум его и начал он понимать, что то восходили на небо человеческие души, диавол же препятствовал им, причем грешников ему удавалось удерживать и оставлять в своей власти, на святых же его сила не простиралась, и он не мог задержать их. Преподобный рассказывал о таких откровениях братиям не из тщеславия, но для их пользы. К тому же и они сами, видя его удивленным чем-либо, упрашивали рассказать им о бывшем ему видении.
Лицо его было всегда озарено какой-то особенной благостью и сияло, так что, хотя бы кто и не видал его никогда прежде, все же тотчас узнавал его среди многих других; душевная чистота святого отражалась в веселии его лида и, озаряемый внутренне благовидением, он всегда был радостен, как написано: «Веселое сердце делает лице веселым»40.
Насколько он был приветлив по внешности, настолько же чист и дивно непоколебим в вере, никогда он не становился на сторону вероотступников, видя самовольное искажение ими веры, никогда дружески не беседовал с манихеями41 и другими еретиками, кроме лишь тех случаев, когда они обнаруживали готовность отказаться от прежнего заблуждения; преподобный прямо говорил, что дружба и беседы с еретиками причиняют вред душе. Больше же всего он избегал ариан42, запрещая и всем православным иметь с ними общение. Когда некоторые из ариан пришли к нему и он из беседы с ними увидел их зловерие, то тотчас побежал от них с горы, говоря: «Слова их ядовитее самих змей».
Когда однажды ариане распустили ложный слух, будто бы Антоний мыслит заодно с ними, преподобный удивился их дерзости и, воспылав справедливым гневом, пришел в Александрию; там перед архиепископом и всем народом он проклял ариан, назвав их предтечами антихриста, и исповедал Сына Божия не тварью, но Единосущным Отцу, Творцом мира43; и все православные христиане преисполнились великой радости, что христоборная ересь проклята таким столпом Церкви. Тогда все люди без различия пола и возраста, не только христиане, но и еретики, даже сами язычники собирались к преподобному, говоря: «Желаем видеть человека Божия».
Так все называли Антония, и имя его пользовалось такой необычайной славой, что стремились прикоснуться хотя бы к краю одежды его, надеясь и через это получить великую для себя пользу. Нельзя и пересказать, сколько бесноватых и страдавших различными болезнями получило тогда исцеление, сколько закрылось идольских капищ, сколько присоединилось к стаду Христову язычников — через прибытие Антония в городе, его слова и чудеса44. Некоторые, думая, что большое стечение народа стесняет святого, стали отгонять от него народ, но он кротко сказал таким:
— Число приходящих ко мне не больше полчищ демонов, с которыми ведем непрестанную борьбу на горе.
Составитель его жития святой Афанасий Великий говорит следующее: «Когда Антоний возвращался к себе и мы пошли провожать его, то одна женщина кричала сзади:
— Подожди, человек Божий, умоляю тебя, подожди! Дочь моя жестоко мучится от беса. Умоляю тебя, подожди, чтобы и мне, спеша за тобой, не потерпеть несчастия!
Тронутый этими словами и нашими просьбами, дивный старец остановился и не пошел дальше. Когда женщина подошла, а дочь ее была брошена нечистым духом на землю, Антоний помолился в душе Господу Иисусу Христу, и тотчас нечистый дух оставил больную. Мать ее и весь народ возблагодарили Бога, радовался и сам Антоний, что возвращается в свою любимую пустыню.
Было и то еще удивительно в преподобном, что, не учившись грамоте, он был мудр и весьма рассудителен. Однажды два языческих философа, эллины по происхождению, пришли к Антонию, чтобы испытать и, если можно, победить его в мудрости. Он был на вершине горы и, когда увидел их, то, поняв с первого взгляда, кто они, сам встретил пришедших и спросил через переводчика:
— Зачем вы, мудрецы, приняли на себя труд идти издалека к неразумному и хотите спорить с несмысленным?
— Мы считаем тебя не глупым, но, напротив, весьма мудрым, — ответили они.
— Если вы пришли к неразумному, — снова смело обратился к ним святой, — то труд ваш напрасен. Если же, как говорите, я человек мудрый, то должны следовать тому, кого называете мудрецом, потому что следует подражать мудрым и благочестивым. Если бы я пришел к вам, то мне нужно было бы подражать вам, но так как вы пришли ко мне как мудрецу, то будьте же, как я, христианами.
И философы ушли, изумляясь и проницательности его разума, и изгнанию им бесов, что они видели своими глазами.
Приходили к нему и другие ученые, подобные этим философам, желая посмеяться над ним, как над человеком неумным и неграмотным. Но он пристыдил их и заставил замолчать таким рассуждением:
— Ответьте мне, — сказал он, — что появилось раньше, ум или письмена, и что из этого дало начало другому: письмена ли создали разум или разум произвел письмена?
— Ум изобрел и передал письмена, — отвечали они.
Тогда Антоний сказал:
— Итак, поэтому в ком здоровый ум, тот может и не нуждаться в письменах.
Также и в третий раз прищли к нему люди, изучившие всякую мирскую мудрость и превосходившие всех современников своей ученостью. Искусными вопросами стали они допытываться у него оснований нашей веры во Христа — с явной целью поглумиться над Крестом Христовым. Помолчав немного и поскорбев об их заблуждении, старец начал так говорить им через переводчика, хорошо знавшего греческий язык:
— Что лучше и приличнее: почитать ли Крест Христов или превозносить прелюбодеяния, детоубийства и кровосмешения ваших богов? Прославлять ли открывшееся в Кресте Христовом презрение к смерти и величайшую добродетель или хвалить непотребства, которым учит ваша порочная вера? Что может быть лучше, как говорить и веровать, что Слово Божие приняло на Себя человеческую плоть, чтобы через соединение с нашей смертной природой возвести нас на небо и приобщить к небесному Божественному? Как же вы осмеливаетесь смеяться над христианской верой: что Христос Сын Божий без какого-либо ущерба для Своей природы начал быть тем, чем не был45, и пребывает тем, чем стал быть46, — если вы сами, низводя душу с неба, поселяете ее не только в тела человеческие, но и в змей и животных, и перемещаете ее то туда, то сюда и утверждаете, что она переселяется иногда в человека, иногда в животное, иногда в птицу или какое-либо другое живое существо? Христианская вера, исповедуя всемогущество и милосердие Божие, по этому самому считает возможным для Бога воплощение, причем, однако, честь не исключает чести47. Вы же пустословите, что душа, истекая из чистейшего источника божества, падает потом низко, и осмеливаетесь утверждать, что, умаляясь, она терпит изменения и превращения. Впрочем, нам нужно говорить здесь о Кресте Христа Бога нашего. Не лучше ли претерпеть крест или какую-либо другую смерть, чем, доверяя вашим нелепым выдумкам, воздавать поклонение египетской богине Изиде, оплакивающей Озириса, своего брата и вместе мужа? Постыдитесь, прошу, веры в злого Тифона, брата вашего бога Озириса48. Да будет вам стыдно за Сатурна49, за его противоестественное поглощение детей. Устыдитесь кровожадности и развратности Зевса, его похотливости, о чем говорят ваши же древние сказания. Вот во что вы верите, вот каковы ваши боги, каковы украшения ваших храмов! Вы смеетесь над Крестом и страданиями Господними. Но почему же умалчиваете о воскресении Его? Почему не обращаете внимания на чудеса Его: возвращение зрения слепым, слуха глухим, исцеление хромых, очищение прокаженных, хождение по морю, изгнание бесов, воскрешение мертвых и многие другие, из которых с ясностью открывалась Его Божественная сила и слава? И если бы вы оставили предубеждение, которым преисполнены, то тотчас же убедились бы, что Иисус Христос есть Истинный Бог, вочеловечившийся ради нашего спасения».
Этими и многими другими доводами преподобный до такой степени пристыдил современников-философов, что они не нашлись сказать ему ни слова в ответ. Обо всем этом желающий может подробно узнать из жития Антония, составленного Афанасием Великим, у которого эта беседа излагается полностью. Мы же ввиду обширности повествования, оставив речь преподобного к эллинам, скажем теперь кратко о делах самого преподобного, имевших выдающееся значение в его жизни и для нас наиболее полезных.
В преподобном Антонии было удивительно и то, что, хотя он проживал на самой окраине тогдашнего мира, царь Константин и его сыновья Констанс и Констанций50 заочно пламенно полюбили его и в письмах своих сыновне просили его прийти повидаться с ними.
— Идти или нет мне к царям? — спросил он у своих учеников.
— Если пойдешь, — отвечали те, — будешь Антонием, если же не пойдешь, будешь аввой Антонием51.
— Так как, — сказал преподобный, — если я пойду, не буду аввой, то уж лучше мне не ходить.
И не пошел.
Цари после этого стали просить его, чтобы он хотя в письмах своих преподал им благословение и утешение. В ответ преподобный действительно послал им письмо, в котором, похвалив их за исповедание веры Христовой, внушал им, чтобы не гордились властью в этой жизни, но чтобы, хотя и сидят на царских престолах, не забывали, однако, что они — люди, больше же всего чтобы помнили о будущем Страшном суде, на котором должны будут дать отчет в том, как они пользовались властью. Преподобный убеждал их быть милостивыми к людям, соблюдать правосудие, быть отцами для нищих и несчастных сирот.
Однажды, сидя среди братии за работой, он был как бы в состоянии восхищения и, внимательно смотря вверх на небо, вздыхал, потом, молитвенно преклонив колена, горько в течение долгого времени плакал. Присутствующие пришли в страх и начали неотступно упрашивать его рассказать, что он видит.
— Лучше было бы, дети мои, умиреть, прежде чем наступит приближающееся бедствие, — с великой скорбью отвечал старец.
Так как они снова стали упрашивать его о том же, преподобный Антоний, заливаясь слезами, сказал:
— Неизъяснимое бедствие надвигается на Церковь Христову, и будет она предана людям, подобным бессловесным скотам. Видел я алтарь храма Господня и в нем множество лошаков, которые, окружив святой престол, яростно ниспровергают все, что стоит на нем, и, рассыпав по полу, топчут ногами, и слышал я голос, который говорил: «Осквернен будет жертвенник Мой!» Вот в чем причина моих вздохов и плача.
Это видение преподобного сбылось через два года, когда открылось жестокое арианское гонение, церкви Божии были разграблены, священные сосуды осквернены и Святых Таин касались нечистые руки язычников. Целые скопища нечестивых устремились тогда против Христа и силой заставляли православных ходить в церкви с ветвями деревьев в руках. Последнее объясняется тем, что у язычников в Александрии был обычай входить в свои капища с пальмовыми ветвями в руках, а ариане, желая привлечь их на помощь, стали ходить с ветвями в свои храмы, согласившись совместно действовать против православной христианской веры. Они и стали подражать друг другу в обычаях — ариане язычникам и язычники арианам. К этому нечестивому обычаю принуждали и православных, чтобы они были заодно с арианами. О ужас! О беззаконие! Женщины и девушки были оскверняемы, кровь православных проливалась в храмах и обрызгивала престолы, купели крещения были осквернены похотливостью язычников. Все увидели тогда в этом исполнение видения Антония, что лошаки попирают жертвенник Божий. И много тогда слабых людей из боязни перед арианами переходило на сторону их ереси.
Говоря о предстоявшем бедствии, святой Антоний в то же время утешал братию и говорил:
— Не унывайте, дети: как разгневался Господь, так и умилосердится Он потом, и Церкви опять будет возвращена ее лучезарная красота и сила, и сохранившие непоколебимо среди гонений веру Христову будут сиять светом благодати. Змеи возвратятся тогда в свои норы, и благочестие еще более умножится. Наблюдайте лишь за собой, чтобы не иметь гибельного для себя общения с арианами, потому что учение их не апостольское, но диавольское, и отца их — сатаны, по этой именно причине они и были обозначены в видении под образом неразумных животных.
В то время в Египте жил один военачальник по имени Валакий, который, побуждаемый злобными арианами, нещадно преследовал христиан. Он был настолько жесток, что всенародно на площади обнажал и бил даже девиц и иноков. Преподобный Антоний послал к нему письмо такого содержания: «Вижу идущий на тебя гнев Божий. Перестань преследовать христиан, и тогда приближающаяся к тебе гибель удалится».
Нечестивец, прочитав письмо, только посмеялся над ним; оплевав письмо, он бросил его на землю, подверг позорному наказанию посланных Антонием и, понося преподобного, произносил против него разные злые угрозы. Но вскоре же над нечестивым согласно пророчеству преподобного разразилась следующая казнь Божия. На пятый день после этого отправился он вместе с начальником египетским Несторием в место по имени Хереум, что в Александрии; поехали они на конях самых смирных и спокойных. Вдруг кони начали играть под ними, стремясь один к другому, и конь, на котором сидел Несторий, неожиданно схватил зубами Валакия, сбросив его на землю, и начал грызть мягкие части его тела. Замертво принесли его после этого в город, где на третий день он и испустил нечестивую душу. И все увидели в этом исполнение предсказания Антония, справедливо постигшее гонителя.
Но пора уже сказать о кончине преподобного. Он имел обыкновение спускаться с вершины горы, где пребывал, к жившим при подошве горы братиям и посещать их. В одно из таких обычных посещений он сказал им о приближении своей смерти, что было открыто ему Богом.
— В последний раз пришел я к вам, чада мои, — сказал он, — видеть вас я больше уже не надеюсь в этой жизни, и пора уже мне разрешиться от этой жизни и почить, так как я прожил уже сто пять лет.
При этих словах братия предались глубокой скорби, они плакали и целовали старца, как бы уже уходящего из мира. А он убеждал их трудиться с неослабным усердием, не унывать среди подвигов воздержания, но жить, как бы ежедневно готовясь к смерти, с успехом охранять душу от нечистых помыслов, следовать примерам святых, не сближаться с раскольниками-мелетианами52, не входить в общение с нечестивыми арианами, напротив, убеждал их держаться отеческих преданий и хранить во всей чистоте благочестивую веру в Господа нашего Иисуса Христа, какой научились из Писания и из его многократных наставлений.
После этого братия настойчиво стали упрашивать его, чтобы он остался с ними, так как все желали удостоиться чести присутствовать при кончине его. Но он не согласился на это, потому что знал о желании их почтить его тело по смерти торжественным погребением. Избегая даже и посмертного воздаяния ему от людей чести и славы, преподобный поспешил уйти от них И скрыться в уединении; простившись с братиями, он отправился на вершину горы в свое излюбленное жилище, место его подвигов. Через несколько месяцев он тяжко захворал. Подозвав тогда к себе двух иноков, подвизавшихся вместе с ним в течение последних пятнадцати лет и прислуживавших преподобному по причине старости его, он сказал им:
— Чада мои! Как написано53, «вот, я отхожу в путь всей земли». Меня зовет к Себе Господь, и я надеюсь вкусить небесных благ. Но вас, мои милые дети, умоляю, не потеряйте плодов своего многолетнего воздержания, но ревностно и с успехом продолжайте начатые вами подвиги. Вам известно, сколько различных препятствий ставят нам бесы, но не страшитесь их ничтожной силы. Надейтесь на Иисуса Христа, твердо веруйте в Него всем сердцем своим, и от вас будут бегать все демоны. Помните все, чему я учил вас, старайтесь проводить благочестивую жизнь — и несомненно, получите награду на небе. Избегайте всякого общения с раскольниками, еретиками и арианами; вам известно, что я ни разу дружески не беседовал с ними, по причине их дурных замыслов и христоборной ереси. Больше же всего старайтесь исполнять заповеди Господни, чтобы святые приняли вас после вашей смерти в вечные обители как сродников и друзей. Помните, размышляйте и всегда рассуждайте об этом. И если вы действительно заботитесь о мне, любите меня как отца и готовы исполнить мою волю, то не позволяйте никому переносить в Египет моих останков, чтобы там не предавали тела моего пышному погребению, так как по этой причине главным образом я и удалился на эту гору. Сами похороните меня, дети мои, в земле и исполните следующую заповедь своего старца: пусть никто, кроме вас, не знает могилы, где будет похоронено мое тело, которое по вере моей в Господа восстанет нетленным при общем воскресении мертвых. Разделите мои одежды так: милоть54 и изветшавшую нижнюю одежду, на которой лежу, отдайте епископу Афанасию55, другую милоть отдайте епископу Серапиону56, власяницу же возьмите себе. Прощайте, мои милые дети! Антоний уходит, и его уже не будет более с вами в этой жизни.
Когда после этих слов ученики, прощаясь, поцеловали его, Антоний простер ноги и с тихой радостью на лице, взирая на пришедших за его душой ангелов, как на друзей своих, умер и приложился к святым отцам57. Ученики святого, согласно завещанию его облачив тело, предали его земле, и никто до сих пор не знает о месте погребения преподобного Антония.
Афанасий, получив от учеников изношенную одежду и милоть святого, принял в этих подарках как бы самого Антония. Как бы осчастливленный богатым наследством, он всегда с благоговейной радостью взирал на эти одежды, приводя себе на память его святой образ.
Таковы жизнь и кончина преподобного Антония, любовь к которому и слава которого распространились по всем странам. И не искусно составленными сочинениями58, не мирской мудростью, не знатностью рода, не огромными богатствами прославился он, но благочестивой жизнью. И исполнилось на нем слова Спасителя: «Я прославлю прославляющих Меня»59. Жил он не в каком-либо знаменитом месте, которое бы все знали, напротив — удалился почти на самый край света в непроходимую пустыню. Однако же и оттуда он сделался известным и в Испании, и в Африке, и в Италии, и в Иллирии, и в самом даже древнем Риме. Антоний, нарочито скрывавшийся от всех в горе, не хотел и не искал такой славы. Но Господь Сам открыл и показал всем этот светильник веры и благочестия, чтобы, взирая на него, учились добродетели и, удивляясь такой жизни преподобного, прославляли Отца Небесного, Которому с Единородным Его Сыном и Всесвятым Духом честь, слава, благодарение и поклонение во веки. Аминь.
Примечания:
1 Родным селением прп. Антония была деревня Кома, находившаяся на северной границе Фиваиды (южной области Египта), в Гераклеопольской области. Антоний родился в 251 г. Родители его были коптские христиане.
2 Деян. 4, 34-35.
3 Мф. 19, 21.
4 Мф. 6, 34.
5 В Древней Церкви до появления женских иноческих обителей и в первое время по их появлении существовал особый класс дев, посвящавших себя всецело служению Богу и давших обет девства. Такие лица назывались девственницами. Они пользовались в Церкви большим уважением и считались ее украшением. Они собирались для подвигов безмолвия, богомыслия и молитвы в частных домах под руководством опытных в духовной жизни стариц-наставниц. Весьма часто Церковь поручала их руководству и надзору наиболее уважаемых из диаконис.
6 2 Фес. 3, 10.
7 См. 1 Фес. 5, 17.
8 1 Кор. 15, 10.
9 Ос. 4, 12.
10 Пс. 117, 7.
11 1 Пет. 5, 8.
12 2 Кор. 12, 10.
13 3 Цар. 18, 15.
14 Пс. 26, 3.
15 Аспид — род ядовитой змеи.
16 До прп. Антония Великого и его современника, прп. Павла Фивейского, среди христиан совсем был неизвестен такой вид подвижничества — отшельничество.
17 Деян. 8, 20.
18 Это было в 285 г.
19 Пс. 89, 10.
28 Рим. 8, 18.
21 В полном жизнеописании Антония Великого, составленном св. Афанасием Александрийским, это последнее выражение передается, согласно с общим ходом мыслей, именно так: «Эти приобретения уготовят нам пристанище на земле кротких (то есть на небе) прежде, нежели придем туда».
22 Иез. 33, 13.
23 Рим. 8, 28.
24 1 Кор. 15, 30-31.
25 Лк. 17, 21.
26 См. Еф. 6, 11-12.
27 2 Кор. 2, 11.
28 Иов. 41, 10-13.
29 Лк. 10, 19.
30 Пс. 19, 8.
31 Лк. 10, 18.
32 Пс. 9, 7.
33 Чис. 24, 5-6.
34 Мак симин Дака — восточный римский император, он владел Сирией и Египтом, царствовал в 305-313 гг. Жестокое гонение, воздвигнутое им на христиан, было в 311 г.
35 Память св. Петра Александрийского празднуется 25 ноября.
36 Мф. 7, 7.
37 Еф. 6, 12.
38 Пс. 124, 1.
39 Прп. Аммоний, иначе Аммон, пустынножительствовал в пустыне Нитрийской в продолжение 22 лет, скончался около 350 г. Память его 4 октября.
40 Притч. 15, 13.
41 Манихейство — ересь, которая образовалась под влиянием попытки объединения христианства с началами персидской религии Зороастра, проповедовавшей дуализм, то есть существование от века двух самостоятельных начал, или царств. По учению манихеев, Христос есть лишь светлый эон (дух), происшедший от Отца света через истечение. Одна половина Его была будто бы поглощена материей и составила душу видимого мира, так называемого страждущего Иисуса, вторая с помощью другого эона, Животворящего Духа, освободилась от материи и поместилась в солнце, это так называемый бесстрастный Иисус. Воплощение Христа, по учению манихеев, есть сошествие от солнца бесстрастного Иисуса для освобождения страждущего Иисуса, светлые частицы которого сатана будто бы собрал и для большего удобства обладания ими заключил в лице человека. По этому учению, воплощение Христа было только призрачным (докетизм). В нравственном отношении манихейство проповедовало борьбу с материей для освобождения от нее через постепенное умерщвление в себе плоти. Ересь манихеев была особенно распространена в IV и V вв.
42 Об арианах см. с. 165, прим. 6.
43 «Сын Божий, — говорил Антоний, — не есть тварь и не из несущих, но Присносущное Слово и Мудрость существа Отчего. Не имейте никакого общения с арианами, ибо “что общего у света со тьмою?” (2 Кор. 6, 14). Если соблюдаете благочестие, то вы христиане, а те, именующие Сына Божия и Слово сущее от Отца тварью, ничем не различаются от язычников, потому что служат твари паче создавшего Бога. Поверьте мне, — продолжал Антоний, — самые стихии мира негодуют и вся тварь воздыхает о безумии арианском, видя сравненным с собой своего Господа, через Которого все сотворено». В это время прп. Антонию было уже 104 года. Еще ранее этого, когда открылась ересь Ария, Антоний явился защитником истины; в 335 г. он писал обличительные письма арианскому епископу Григорию и гражданскому правителю Александрии — тоже еретику, в то же время он письмом ходатайствовал у императора Константина за Афанасия Александрийского, тогда прогнанного с престола.
44 По свидетельству св. Афанасия Александрийского, в немногие дни пребывания преподобного в Александрии число обратившихся в христианство язычников превышало количество обращенных в продолжение целого года.
45 То есть Богочеловеком, чем Сын Божий не был до воплощения.
46 То есть вочеловечившимся Сыном Божиим, ибо Христос вознесся на небо и воссел одесную Отца со Своим прославленным человечеством.
47 То есть ни Божество этим не ограничивается и не терпит ущерба в своей славе, ни человеческая природа не утрачивает своих существенных свойств, не изменяется в смысле обожествления.
48 Озирис, египетский бог, который наряду с Изидой почитался во всей стране, был, по верованиям древних египтян, супругом и вместе братом Изиды. Но его брат Тифон коварно посадил его в ящик, заколотил его, залил свинцом и бросил в Нил. Изида отыскала гроб и скрыла, но ночью Тифон открыл его и растерзал тело на 14 частей, которые развеял на все стороны. Изида же собрала их и погребла, а Тифон после долгой борьбы был совершенно побежден. Между тем как Изида обозначает нильскую землю, Озирис есть оплодотворяющий бог Нила; в более общем смысле под образом Изиды обоготворялась земля как всерождающая мать, а Озирис, напротив, представлял собой производительную силу солнца, воплощающуюся в землю, он почитался одновременно богом Нила и солнца. Борьба Тифона изображала борьбу против производительной силы солнца, присущей земле. В лице Тифона язычники обоготворили какое-то страшное чудовище, объяснимое как губительный вихрь и палящий ветер или как пар, выходящий с разрушительной силой из земли, из огнедышащих гор.
49 Сатурн, или Кронос, — греко-римский бог, почитавшийся сыном Урана (неба) и Геи (земли); по низвержении с престола его отца он, по верованию древних язычников, присвоил себе власть над миром; он сочетался браком с сестрой своей Реей, но так как ему было предсказано, что он будет свергнут с престола своими детьми, то он проглатывал их тотчас после рождения; впоследствии он низвержен был сыном своим Зевсом.
50 Констанс и Констанций — сыновья и преемники Константина Великого. Констанс управлял западной половиной Римской империи в 337-350 гг., Констанций царствовал на Востоке в 337-361 гг., а с 353 г. и на Западе.
51 Авва — отец, начальник обители, пользующийся сыновним благоговейным почтением братии. Ответ учеников выражает желание, чтобы Антоний не уходил, но оставался по-прежнему их глубоко почитаемым духовным отцом и руководителем.
52 О ереси мелетиан см. с. 166-167, прим. 12.
53 3 Цар. 2, 2. См. Нав. 23, 14.
54 Милоть — верхняя одежда, плащ, мантия.
55 То есть св. Афанасию Великому, патриарху Александрийскому.
56 Здесь разумеется св. Серапион, епископ Тмунтский (в Египте). Память его 24 мая.
57 Прп. Антоний Великий скончался 17 января 356 г. на 105-м году жизни. Мощи прп. Антония открыты и перенесены в Александрию в 561 г. при византийском императоре Юстиниане (527-565 гг.), потом, по взятии Египта сарацинами, — в Константинополь около 635 г., оттуда около 980 г. — в диоцет Виенский (в Галлии, нынешней Франции), в 1491 г. в Арль (главный город Прованса в Юго-Восточной Франции) в церковь Святого Иулиана, где почивают и поныне.
58 Хотя прп. Антоний Великий и не получил образования, но для него училищем были Священное Писание и природа, а учителем — благодать Христова, более и более озарявшая его по мере самоумерщвления его подвигами. Из творений преподобного Антония до нас дошли: 1) Его речи, числом 20, они трактуют о монашеских добродетелях, о вере во Христа, о простоте и невинности, смирении, чистоте, терпении, благочестии, девстве и проч.; все речи кратки, но полны Божественного учения. 2) Послания — семь, к различным монастырям и предстоятелям их о стремлении к нравственному совершенству и о духовной борьбе, написаны преподобным уже в очень преклонном возрасте и дышат апостольской назидательностью; 13 других писем с таким же содержанием и характером. 3) Правила жизни и другие увещания и изречения к монахам.
59 1 Цар. 2, 30.