I. СОГЛЯДАТАЙ

капли белка, пузырьки спермы, секундная стрелка, термостаты, отводящие трубки, воздух, тахометр, желе, см3, атмосфера, ионы, магниты, электролиты, велосипедные спицы, пчелиные соты, рыбьи плавники, моча, пробирки, южные полюса, северные полюса, пергамент, плодные пузыри, розетки под мороженое, узорчатый листок, одноклеточные, жабры, зубная эмаль, эфир, целлулоид, изотопы, , гамма–лучи, протоплазма, перпетуум мобиле, квинтэссенция, радиоактивность, знаки зодиака, гонококки, мышьяк, водяное колесо, ализарин иероглифы, ядра дейтерия, ниточки нервов, перламутр, медузы, 5 градусов, пыльца, меридианы, гигрометр, лёгочные пузырьки, хинин, спектральные линии, искусственные волокна, параллакс, ушные раковины, семенные коробочки крапивы, мерцание, латунь, сноски, эллипсы, лейденская банка флогистон порох, сила тяжести, протоокеан, селен, систолы глазные яблоки, солнечники хризопраз, ископаемые, единицы длины, циклотроны, икра, глазурь, ничто, палеолит, полипы, халцедон, CaCO3, знак деления, спирт, аммониак, графит, гортань, желчные камни, СЛОВА

я плыву, плыву в каком–то мерцании. в моей голове щёлкают реле… фаза витания в облаках! я несусь сквозь завитушки мозга, я гляжу сквозь стеклянные шарики глаз… изысканные пузырьки слов лопаются в моём мозгу, пачкают моё восприятие, сочатся из предметов обстановки. в словесные обрывки конденсированного ощущенческого тумана! эхо антропоморфного говна раздаётся из каждого атома, сосуды обызвествляются образами. мои часы потикивают… тик–так, как птичка в стальном кожухе, моя голова — стеклянный баллончик, в котором виднеется торопливо потикивающая зубчатая передача — а здесь, здесь в кармане, у меня имеется ключик, которым я в любой момент могу запустить этот механизм.

13 апреля: рю каллимар, 10: забыть на секунду своё имя. зажечь сигарету.

3 декабря: — 273 градуса, ледяная пустыня сознания, белый холод, насекомое летит в ледяном воздухе.

3 января: клистир, мёртвая голая комната. железная печка не работает. красное яблоко передо мной на столе. с каких пор?

21 марта: альфа велосипед кораминдросте гюльсхоффэмбрион парикмахер гравитация генгстлернереально январь Клюминал мастурбация нагльоскар уайльд парасоль карантин реoмюр 1Sтаррашанализ мочи виковена xyz

3 июня: какой бы параграф нарушить?

24 июня: воздух наполнен пестрящими, копошащимися бактериями, головастиками, словами.

21 июля: химический наркотик, чудовищно отрезвляющий, вызывающий фантастическую ясность мысли, эффект, обратный алкогольному опьянению.

мои флюоресцирующие перископические глаза вглядываются в воздух со степенью прозрачности глицерина, легконогенькие глазные мышцы подчиняются импульсочкам мозга, а в голове у меня знай потрескивает! инкорпорация окружающего? за моей спиной — стол, кресло, стакан на столе. материя, из которой состоит стол, это всё находится в моём распоряжении в случае необходимости, внутри моей ореховой скорлупки, внутри меня! вот я хожу и таскаю всё это в себе, фу, позорище!

прохожие, пересекающие улицу с раскрытыми чёрными зонтами. на чёрные зонты налипли жёлтые, упавшие с деревьев листья. я представляю себе узорные листки, филигранные прожилки, причудливо очерченные края. я собираю эти моменты прозрения, как насекомых, или как я собираю буквы, в мыслях я буквально накалываю их на остриё мозга и располагаю в умозрительных склянках. люди — замечательные механизмы! я стою перед окном и смотрю, как чёрные слова рождаются в мозгах пробегающих мимо, как мир струится в их организмы сквозь глазные яблоки, содрогания тончайших сосудиков и капилляров.

я стою у подоконника и пропускаю сквозь себя образы, как провода — электрический ток.

я буду краток:

1.

— но нет, я должен объяснить это более, более подробно. на моём деревянном столе, прибл. 1,5 м2, лежит пачка прискофена(2,5 мг присколь-2–бензилимидазолин–гидрохлорид —, 10 мг тразентин–гексагидродифенилацетилдиэтиламиноэтанол. гидрохлорида, 20 мг фенилэтилбарбитуровой кислоты)

2.

тюбик, как я уже сказал, тюбик зубной пасты весь опустошён, раздавлен и, скажем так, произвольно деформируем, туалетная вода, расчёска, комод, мыло, мыльная вода в раковине.

3.

не стоит забывать про бутылки и бутылочки! на столе, так же как и под кроватью, так же как и за шторой, и даже на сундуке! я — любитель пустой посуды! усохший осадок на бутылочном дне, накипь, медный купорос.

4.

далее — стул, скатерть, чернильница, стальные перья, пробирки, бумаги, образцы, препараты, насекомые, карандаши («штедлер марс люмограф ТМ 2886»), мел, микроскоп, книги

5.

и потом ещё ножницы, сетка для волос (!), лента для бороды (!), нижнее бельё, рубашки, очки, футляр для очков, носовой платок

6.

одну житан. сколько времени. глазные веки играют в свою игру. ботинок. он лежит на полу, запрокинувшись. у меня, кстати, всего две пары носков. медбрат надо мной ходит из угла в угол. жидкость стоит в отопительных трубах. пометка на катушке с нитками. и кофейная мельница, в особенности имеется в виду — вращательный рычаг!

я выскальзываю на улицу. на ладонь падает капля дождя. быть воспринимаемым — агония этого. я наблюдаю глаз. странный солнечный шарик. иннервация мерцательной мышцы… какова площадь радужной оболочки, если площадь зрачка принять за ноль? 5 см2? я останавливаюсь перед витриной рыбного магазина, разглядываю плоские кружки рыбьих глаз. темной тенью я выныриваю в рыбьих мозгах.

прогуливаясь дальше, я подхожу к людям вплотную, чтобы наблюдать сокращения их зрачков. люди — лишь одушевлённые штативы для передвижения глазных яблок.

вечером я возвращаюсь к сeбe в комнату. шляпа падает с головы, и я спотыкаюсь об неё. потом я подхожу к зеркалу, вырываю несколько волосков из бороды… розовый эпидермис, ногти, щетина… конгломераты моего я.

плюх! мой мозг вываливается из головы! я ни капельки не удивлён, нисколько не шокирован! я рассматриваю свои granulationes arachnoidalesи разветвления a. meningea media восхитительная бестактность!!

однажды мне повстречался старик, не помню точно, когда, или это я ему повстречался, да он мог быть и мной самим. я ничего против него не имел, и тем не менее, у меня было непреодолимое желание совершить над ним насилие. есть что–то художественное в том, чтобы повалить старика на пол, тайное произведение искусства, скрытый поэтический акт. и однажды я подсматривал за неким стариком через замочную скважину в его двери. я стоял на сквозняке в холодном коридоре. только часть его была освещена рассеянным светом. я же стоял в абсолютной темноте. в квартире старика не было света. смеркалось, на сундуке лежали грязные рубашки. я наблюдал за тем, как старик бессмысленно слонялся по комнате. он искал свои очки. я их видел. они лежали на столе, полуприкрытые газетой. я неотрывно смотрел на них, в то время как он их искал. мне было страшно, что–то угрожающее исходило от него, я даже содрогался внутренне от ужаса. мне не было видно всего помещения, только столько, сколько позволяла скважина. он мог, к примеру, без помех подобраться к двери, мог давно меня заметить, мог уже некоторое время просто ломать комедию передо мной, чтобы усыпить мою бдительность; и кроме того, я должен был оставаться настороже, потому что не хотел быть обнаруженным за этим занятием. к малейшему шороху я прислушивался с опаской. я пугался самого себя, своего собственного тела. я поедал глазами каждый предмет, видимый сквозь замочную скважину, и размышлял о том, какое значение приобрела бы та или иная вещь вследствие убийства. вызвала бы чьё–то возмущение или натолкнулась на равнодушие? ужас? отвращение? была бы уничтожена? оставлена валяться на полу? или безучастно продолжила бы существовать в неизменяемой вещественности? что случилось бы со стулом? или шляпой, висящей на крючке? повис ли бы криво календарь? в продолжение нескольких минут я боролся с искушением заговорить со стариком, заглянуть ему в глаза, вызвать в нём ответную реакцию. наконец, я вырвался оттуда. я и зашёл–то в тот дом случайно, непреднамеренно, без умысла. позыв войти овладел мной прямо перед табличкой на двери, может быть, этот позыв из самой таблички и исходил, во всяком случае, теперь я уже не был в состоянии сказать, что вообще меня толкнуло выбрать этот самый дом; я оказался снова на улице. весь день я использовал разные средства передвижения, чтобы замести следы. суть вещей изменялась. людские взгляды приобретали новый смысл. несколько раз я насладился манией преследования. я купил себе старую бамбуковую трость. у меня возникло желание изменить вместе с наружностью своё внутреннее содержание. мне захотелось отрастить усы. а через несколько часов я спрятал трость за какой–то входной дверью, чтобы случайно не выдать себя. я не решался снова взять трость в руки. я держал под контролем экстравагантность cвоего поведения. была зима. я охотился сам на себя. я на полном серьёзе обдумывал, не отправиться ли мне на поиски необычной ситуации, в которой я СМОГ БЫ ОЩУТИТЬ РЕАЛЬНОСТЬ! я сделал кое–какие предварительные расчёты на клочке бумаги, зашёл в общественный туалет и заперся в кабинке. внезапно я заметил, как в щель между моей и соседней кабинкой вползает большой чёрный ботинок. я замер, я не решался издать ни звука. это был большой, чёрный ботинок. он был похож на животное. я представил себе, что это огромная бактерия заползла ко мне в кабинку. я встал, выскользнул за дверь, бесшумно, чтобы не дать повода для подозрений. мужчина в домотканине поднимался передо мной вверх по лестнице. он был мне незнаком, и, тем не менее, я с ним поздоровался, только представить себе, я избегал поводов для подозрений, и при этом — я поздоровался с ним! я спросил его, как пройти на некую улицу, и излишне горячо поблагодарил. я чувствовал, что у меня внутри головы буквально лило, как из ведра, и ливень слов щекотал подкорку. я был уверен в том, что меня ищут. меня искали, медленно подбирались ко мне. мысленно я повторил весь свой путь с точностью до шага, снова прошёл по каждому коридору, где я отдыхал. меня ещё не нашли, ещё ничего нельзя было сказать определённо, и даже если бы уже предполагалось, что я — это тот, кого им надо, то что, в конце концов, это доказывало?

гнилые листья высовывались из–под снега. я подковыривал их носком ботинка. я нашёл окурок и прикурил, хотя в кармане у меня лежала пачка сигарет. начинало моросить. я наблюдал открывание и закрывание зонтов. я зашёл в аптеку с огромной жёлтой буквой С на внутренней стороне стеклянной двери. мне кажется, я вошёл в аптеку только из–за неё, этой С. там я купил пипетку. некоторое время постоял, разглядывая огромную, жёлтую букву. я постарался запомнить в деталях её форму, и дверь, и дверной косяк, и жёлтую краску, и темноту за дверями. я несколько раз присвистнул из наслаждения физическим процессом свиста и вообразил, как бы возвратился к двери старика и снова прочёл табличку на ней. кто–то прошёл мимо, обронил замечание в мой адрес и беззастенчиво рассмеялся… — но у меня ещё ocтaвaлacь чёткость мысли! я всё ещё мог подковыривать чёрные листья, окрашенные гнилью, у краёв немного жёлтые, а в середине — чуть красные от эритрофилла. я повернул назад. крыльями носа я смеялся. я почувствовал это впервые. раньше я не знал, что смеюсь ноздрями. кроме того, как раз в это время гороскоп обещал мне удачу. я прочёл его в одной из газет, выложенных на лотке. я пошёл вслед за прохожим, страдавшим от определённого рода атаксии. он циркумдуцироваллевую ступню носком наружу, в то время как правую ногу приволакивал. потом он повстречал знакомого; проходя мимо них, я расслышал пару слов. внутренним зрением я увидел себя в совершенно другом ракурсе. мысленно я смотрел на себя сзади. я попытался плестись дальше, неловко пришаркивая. услышанные слова я спроецировал себе в глаза. шаркая, я перебрался через мост. стоял солнечный полдень 24 ч. 3' 56» 555 по астрономическому времени. каккак, каккак, каккак. несколько птиц пролетели в небе.

для каждой мысли а существует мысль а+. я подхожу к открытому окну и вдыхаю чуть–чуть кислорода. я плюю из окна в птицу, попадаю, и она летит дальше с моими энзимами на спине. Я ДЕЛАЮ ВЫСКАЗЫВАНИЯ В РАМКАХ ОПРЕДЕЛЁННОГО РАСЧЁТА. не могу найти свой ингалятор со средством от астмы. я убиваю время, приводя ингалятор в действие. кхекхкхекх. у меня щёлкает в ушах, когда я зеваю. Я УМИРАЮ ОТ НАСЛАЖДЕНИЯ! мысли интерферируют между собой вплоть до пустоты в голове. у меня жар? я обдумываю, не стоит ли воспользоваться комнатным термометром и померить себе температуру. белки распадаются у меня в голове? под окнами проходит человек с тележкой. он везёт ящик. в тот же момент я оказываюсь идущим за ним по пятам. догнав его, заглядываю ему прямо в глаза. что, интересно, происходит внутри цветной капусты его мозга?

раннее утро. я слышу, как по улице проезжает трамвай. мой слух болезненно восприимчив и доносит до сознания обычные звуки с ужасающими искажениями. на полу лежат мои очки, стекло расколото, я настолько вне себя, что поднимаю очки не сразу, давая себе время привыкнуть к тому факту, что они разбиты. как это могло произойти? я сую очки в карман и отправляюсь с ними к оптику. я кладу их перед ним, прошу отремонтировать. да, так сразу не починишь, придётся подождать как минимум до вечера. я возражаю, аргументируя cвоим чрезвычайно слабым зрением, называю число диоптрий и объясняю, что запасных очков у меня нет. но оптик не в состоянии выполнить заказ быстрее. в конце концов, он предлагает выдать мне очки напрокат за небольшую сумму. это древнее страшилище с линзами в форме колёс, какое можно получить по рецепту без доплаты. во мне поднимается лёгкая тошнота, когда я сажаю холодный, чужой объект на переносицу; кроме того, обнаруживается, что стекло запачкано, а поле зрения урезано грубой широкой оправой. я ищу носовой платок, но прежде, чем успеваю дотронуться до очков, мне приходит в голову мысль, что после того, как я их протру, я не смогу положить платок обратно в карман. я не вынесу одного вида этого платка, не говоря уже о том, чтобы носить его с собой.

прежде чем я успеваю принять другое решение, раздаётся вопрос оптика, не подыскать ли мне более сильные очки.

нет–нет, напротив, мне прекрасно видно! да, тогда можно ли попросить очки на минуточку назад, он собирается их как следует вычистить — и он исчезает за ширмой…

непривычные очки, изменившееся давление на переносицу, новое ощущение тяжести на лице как будто влияют на моё восприятие. передо мной на тротуаре лежит газета. я прохожу мимо, останавливаюсь, возвращаюсь и отодвигаю её одной ногой. трение газеты об асфальт вызывает мысленно предвосхищённый звук. около входа в магазин приделан к стене огромный термометр, с которого я считываю температуру. как обычно, идя по торговой улице, я обращаю внимание на вывески. среди прочего, мне бросается в глаза знак, на котором ампутированная рука с вытянутым пальцем указывает дорогу к туалетам. мне приходит в голову необъяснимая мысль, что эта рука изображает часть трупа, расчленённого после убийства. перед рестораном я натыкаюсь на меню под стеклом:

медленно побрёл я вниз по улице. я передвигался вместе со своим кровообращением. воздух роился парящими листьями… листья прямо–таки затопляли асфальт. я страдал своими впечатлениями как болезнью. я вздрогнул от звука, на секунду показавшегося мне свистом стремительно падающего предмета. на самом деле, это в одном из окон опустились жалюзи. на меня навалилось чувство собственной микробоподобности. пары глаз всасывали мою внешность, раздваивали меня, собирали и разлагали меня в своих головах. я нагнулся и поднял с земли испачканный календарный листок. на нём стояла дата — 26 октября. листья бросались передо мной врассыпную, как жуткие маленькие животные, беззвучно, издавая лишь тихий шорох. я остановился у витрины часового магазина сверить часы, но только двое часов показывали одинаковое время; я заметил шляпу у себя на голове, снял её и прочитал на этикетке:

p.& c.

хабих

вена

шляпник

1862

высшее качество

мне было приятно чувствовать себя отверженным, в чёрной шляпе, чёрном пальто, с неухоженными длинными волосами, в круглых очках и с микстурой от кашля в кармане. я внимательно рассматривал прохожих, прикидывал обхват их черепов, сравнивал размер моей и их шляп. я давал оценку каждой голове, но не выносил однозначный вердикт: или мне мешала густота волос, или же быстрый шаг наблюдаемого, или мне попадались экземпляры с невиданным радиусом в 400–700 миллиметров. возможно, последнее обстоятельство и не имело такого большого значения, какое я ему придавал. я купил газету и сделал несколько заметок на полях. перед военной академией я остановился и записал пришедшую в голову мысль на пустой полосе. внезапно я обнаружил в себе непривычно сильное восприятие цвета, кричаще зелёные доски забора, две высокие тёмно–синие бутыли в витрине антикварной лавки, облезлый жёлтый дом с солнечными часами, зелёный трамвай, жёлтый почтовый ящик, оранжевый деревянный фургон строительной компании, голубая машина, фиолетовые обои в открытом окне, красные перила в подъезде повергли меня в состояние бестелесного опьянения. я фантазировал, стоя на улице, colores adventicii (бойл), imaginarii и phantastici (риццетти), couleures accidentelles, scheinfarben (шерфер), оптический обман, обман зрения, vitia fugitiva (гамбергер), ocular spectra(дарвин). я прислушивался к позвякиванью и побрякиванью, грохоту и хохоту, звуку и звону, речи и песне, смеху и вздохам, шуму, гудению, голосам, стрёкоту, колоколу, колебаниям воздуха.

мне не доставляла никакого удовольствия мысль вернуться домой и наблюдать из окна птиц, ползающих по асфальту, как стайки мух. я преследовал молодую пару, толкавшую перед собой высокую и уродливую коляску, пока они не остановились около церкви. девушка укрыла ребёнка грязным одеялом, и вместе с мужем скрылась в церковных воротах. улица была абсолютна пуста. я мог бы без труда вынуть ребёнка из уродливой колясочки и взять его с собой. или перевезти его на другую улицу и бросить там на произвол судьбы. вместо этого я вошёл в церковь и сел на одну из скамеек. мне пришла в голову идея — как мне показалось, из–за этих очков — придвинуться поближе к исповедальне, как будто хочу исповедаться, но кабинка занята, и якобы поэтому встать рядом с ней. внутренне я был исполнен отвращения к исповедальне: жирно–жёлтое старческое ухо, в которое человек вползает, уподобляясь звуковой волне, ударяющей в барабанную перепонку и вызывающей колебания. я осторожно подобрался поближе, открыл дверь, неожиданно поскользнулся и ввалился внутрь. я чрезвычайно быстро оказался снова на ногах, но прежде чем успел выйти вон, дверца окошка отъехала в сторону, и некий голос обратился ко мне. это полностью вывело меня из себя. я вытянул вперёд руку и нашарил дверную ручку, но как только ощутил ледяной холод дерева, я отдёрнул руки и спрятал их в карманах брюк. шатаясь и бормоча извинения, я выбрался на улицу. в подъезде какого–то дома я закатал рукав над запястьем, прислонился к стене и нащупал пульс. я сказал себе, пульс исходит из моего мозга, это мои мысли проходят, стуча, сквозь сосуды… нет–нет, я, кажется, одержим собственными идеями, ха–ха, во мне сидит небольшое безумие и щекочет меня. а кроме того, за всем этим спрятался и квантик умысла, не так ли? не отрицал ли я вполне сознательно реальность, не играл ли неотрывно в игру, в которую втягивал реальность только затем, чтобы её изменять, как cвою собственную фантазию? не заставлял ли я сами фантазии становиться реальностью, когда вынуждал окружающий меня мир принимать их за реальные факты и на них реагировать? я сделал реальность своей фантазией, я её запихнул в cвою голову, в комок мозга, протащил её сквозь фильтры моих фантазий, ещё, ещё, вот так, сквозь мои собственные переживания… я устроил представление перед своими нервными клетками, и моя голова всосала реальность сквозь свои ушки и зрачочки.

я снова оказался на улице. кто–то прошёл мимо, задев меня краем пальто. маленькие и плоские человеческие насекомые вылезли из подвальных окон. белые и желтоватые паразиты отряда anoplura. всё большие массы насекомых затапливали улицу. apterygota, thysanura, protura, collembola, pterygota, exopterygota, orthopteroidea, dermaptera, perloidea, plecoptera, psocoidea, copeognatha, mallophaga, ephemeroidea, ephemerida, libelluoidea, odonata, thysanopteroidea, hemipteroidea, gymnocerata, cryptocerata, homoptera, endopterygota, neurptera, megaloptera, planipennia, mecoptera, trichoptera, lepidoptera, rhopalocera, heterocera, coleoptera, adephaga, polyphaga, strepsiptera, hymenoptera, symphytapocrita, terebrantes, aculeata, diptera, nematocera, brachycera, cylorcapha, aphaniptera, наводнение человеческих пауков, блох, вшей, клопов, жигалок, кобылок, галлиц, грибных мушек, слепней, ктырей, шерстокрылов, домашних мух, оводов, навозных мух, лосиных мух, наездников, орехотворок, рогохвостов, муравьёв, шершней, шмелей, пчёл, дорожных ос, могильных ос, тополиных вшей, ядовитых пауков, пауков–крестоносцев, чешуекрылых, жестокрылых, скарабеев, жуков–навозников, жуков–могильщиков, жуков–падальщиков, жужелиц, богомолов, нарывников, чернотелок, пожарников, листоедов, долгоносиков, короедов, жуков–навозников, водомерок, вертячков, мотыльков, ночных бабочек, пядениц, стрекоз, перепончатокрылых, мёртвых голов, хохлаток, гусениц, личинок, светляков, вилохвостов, махаонов, красных паучков, бражников, капустниц, совок, крапивниц, бабочек, мокриц, ногохвосток, кузнечиков, сверчков, прусаков, уховёрток, сетчатокрылых, прямокрылых, многоножек, клещей, мух–подёнок, саранчи, цикад, наяд, хрущей, водяных стрекоз, жуков–носорогов, опылителей, щитовок, радужниц, полужестокрылых, водомерок, кузнечиков, моли, яблочной тли, мухоловок, суетливая процессия микроскопических ползущих, карабкающихся существ, выплеснутая из темноты потайных норок и заполонившая дневной свет. радужно переливающиеся мысли захлестнули мой мозг. мимо проехал автомобиль. опавшая листва взметнулась за ним облаком мотыльков. в кафе я сел за столик перед огромным окном. насекомые–люди проходили передо мной, как под увеличительным стеклом, гигантская машина тащила меня сквозь свои шестерни, цветы превратились в странные цветоулавливающие механизмы, люди — в спрятавшихся в них жучков. образы оседали на моей сетчатке. я сидел и ждал, в то время как в моей голове образовывались слова, потом наблюдал за тем, как они проплывали внутри глаз, и рассуждал сам с собой об их природе.

размер дождевой капли 1 мм. площадь поверхности певчей птицы 10 см2. рост человека 180 см. рост самых высоких деревьев 100 м, диаметр земли — 12 756 км. диаметр солнца — 1,4 миллионов км. удалённость земли от солнца — 150 миллионов км. 3,26 световых лет соответствуют 30,8 миллионам км. поперечный диаметр млечного пути — 10 000 световых лет. продольный диаметр млечного пути — 100 000 световых лет. расстояние между самой отдалённой туманностью и землёй — 500 миллионов световых лет. гипотетический радиус вселенной — 3 миллиарда световых лет. размер петли в моём воротничке — 1 см.

в моей комнате тишина, только изредка поскрипывает пол. я прослушиваю пространство, повожу носом в поисках тепловых колебаний, исходящих от предметов. когда я смотрю в осеннее белое небо, тo вижу движение стеклянных вогнутых дисков — течение крови в капиллярах, неким физиологическим процессом спроецированное на поверхность моих глаз; я как будто вижу клетки воздуха.

мне становится всё невыносимей сидеть в комнате. я выхожу на улицу и безвольно поддаюсь каждому впечатлению, способному меня засосать. я принимаю образы внутрь, как наркотики. человек с голым черепом движется мне навстречу. внезапно у меня возникает чувство, что я и сам лыс. у меня нету ни одного волоса на голове! моё лицо искажается, нижняя губа распухает, и кожа на голове тоже ощущается как–то по–другому. я чувствую холод и неопределённое напряжение. моё мышление кажется недоразвитым для силы моментального зрения, оно распадается, как радиоактивный элемент. словно в угаре, я весь отдаюсь оптическому впечатлению от совершенно белого дома, от осенних листьев, заляпанных пятнами чайного цвета, от огромных часов без стрелок над магазином, мой мозг уподобляется ненасытной утробе, заглатывающей целый мир, я бросаю взгляд на оконные переплёты, на сумасшедше пляшущие точки, образующие линии, формы, предметы, из которых в результате слагается оконный переплёт. холодный сквозняк из полуприкрытой двери вспугивает меня. я умираю от желания увидеть что–нибудь необычное. на мне, кстати сказать, чёрное пальто. я невольно абсорбирую свет. я уловил множество световых квантов, пока гулял. температура составляла 5 градусов цельсия. солнце отстояло от земли настолько, что представлялось кружком 20–сантиметрового диаметра.

я оказался на цинцендорфгассе и попытался сымитировать походку двух повстречавшихся мне сгорбленных женщин (эту их характерную особенность — пошаривать ногами перед собой по земле, как бы пробираясь впотьмах). более древняя из них вела собаку на грязном поводке и занимала её разговором. на другой были заклеенные лейкопластырем очки, а при ходьбе она опиралась на черную лакированную палку. я пошёл скорее, намереваясь её догнать, и вдруг заметил, что её уши заткнуты ватными тампонами. она бормотала себе под нос, замолкала, беззубо бормотала дальше… дадададаохухохо… ну? что?…

её манера бормотать и вздыхать была настолько заразительна, что я и сам засопел. я шагал прямо рядом с ней, желая продемонстрировать ей всё уродство её собственной походки. женщина остановилась и вопросительно уставилась на меня. что, извините, пожалуйста, вам угодно?

я с холодностью поклонился и сказал, что намерен ей что–то сообщить.

а точнее, имеется ввиду её ухо, то есть, тампон — она вот–вот его потеряет!

женщина растерянно схватилась за ухо, медленно пошла дальше, беспокойно ковыряя в ушных проходах. я с отвращением наблюдал, как совершалось странное пренебрежение всяким стыдом, и это навело меня на разные экстравагантные мысли: подставить ей подножку? или протянуть кусок сахара на ладони?

перистые облака. тонкая беловатая пелена из миллиардов кристалликов льда от 0,005 до 0,05 мм в диаметре. атмосфера, ледяной кислородный купол при -40о цельсия. жёлтые жаберки листьев посыпались с деревьев, как отмершие органы. дерево всё в слоистых красных лёгочных крылышках, кровотечение шуршащих, плоских лёгочных пузырьков. ветер стих, только изредка один листок спланировал на землю между деревьев. из–за них показался человек, его внешность несла на себе отпечаток деградации. его сопровождал чёрный пёс (овчарка?): я отступил в сторону, но человек намеренно перегородил мне дорогу. он дохнул мне в лицо. я поздоровался. незнакомец не сдвинулся с места. внезапно он начал кричать на меня. я сделал вид, что ничего не понял. было тихо, только где–то вдали трещал дрозд. под ногами человека зашуршала листва, пёс сейчас же бросился в ней рыться, и тут я нащупал путь к спасению: я произнёс английское приветствие, как будто не понимая слов незнакомца, повернулся к нему спиной и пошёл прочь, не оглядываясь. вскоре я был вне его поля зрения и среди прогуливающихся людей. кто это был? больной? я размышлял об этом и двигался дальше. вдалеке показались охристые корпуса больницы. может быть, он сбежал оттуда? только как он получил свою одежду? мимо прошёл мужчина с плакатным щитом, на котором был нарисован огромный глаз. я последовал за ним. глаз всё время смотрел на меня, куда бы я ни двинулся. я шёл за ним около 5 минут; у него было по глазу на спине и на животе. я находился в состоянии возбуждённой настороженности. потом присел на скамейку и стал рассматривать проходивших мимо людей. муха тонула в луже, дёргая ножками и стуча крылышками, а я был зрителем и наслаждался осознанием того, что мир существует помимо меня, прямо–таки грелся в лучах этого понимания! — я встал. обходя дом с ужасной зияющей трещиной в стене, попытался представить себе, как выглядят комнаты изнутри, продумал всё до мелочей, и в моём мозгу проступила каждая щёлка в паркете, каждая неровность подоконной доски, каждое углубление и выступ стены. мысленно я наполнил комнаты мрачной мебелью и внушил себе, что они существовали в таком виде вот уже десятки лет, не изменяясь, погрязшие в мертвенности… а жильцы? кто жил в этом доме? неожиданно я обратил внимание на то, что мой мозг работает совершенно бесшумно, функционирует, не издавая ни малейшего звука. что–то жуткое таилось в этом открытии.

в обед я выпил в кафе стакан вина, на холодном мраморном столике передо мной лежал оставленный кем–то счёт. со странной интенсивностью я ощутил сходство между цифрами, незначительность разницы между 0, 6, 9 и 1, 7, 2, родство 8 и 3. я допил вино, вышел из кафе и пробил проездной талончик до шиллерплатц. с шиллерплатц я отправился снова в сторону центра города. я пошёл за незнакомцем, чтобы нейтрализовать самого себя, и некоторое время преследовал его… он исчез в дверях какого–то здания, но неожиданно скоро снова оказался на улице. я жаждал обломков… я намеревался полакомиться слагаемым маленьких фрагментов. я сменял объекты преследования и наслаждался моим капризом — вводить в cвою жизнь других людей на строго ограниченное время. например, я преследовал человека с тростью. я мог с одинаковой лёгкостью привлечь его внимание либо прикоснуться к его жизни так, чтобы он этого не заметил. я позволял расстоянию между нами увеличиваться или сокращаться, действуя по своему усмотрению. его. вдруг мужчину как будто охватили сомнения. он остановился, помедлил и разыграл для меня немую сцену (— в ответ на преследование! я побудил его изобрести что–нибудь для меня, тогда как он не имел ни малейшего представления, какой первопричине следовали его действия!). он снял с запястья часы, поднёс их к уху… сломались! он встряхнул и снова прижал их к уху. в этот момент я медленно прошёл мимо него в поиске незаметного места, чтобы перейти через дорогу и бросить на свою жертву взгляд. но незнакомец развернулся, зашёл за угол и как сквозь землю провалился… подчиняясь инстинкту, я зашёл в ближайший дом и прислушался… только что хлопнула дверь или мне только показалось? я прокрался вверх по лестнице на второй этаж. здесь я не обнаружил ничего, за что можно было бы зацепиться, и второй этаж тоже показался мне вымершим. внезапно я заметил, что за мной с короткой дистанции наблюдает глаз из дверного глазка… это был светлый глаз с отчётливым холестериновым ободком вокруг радужки, он неотступно смотрел сквозь глазок, смотрел на меня… дверь обладала глазом, и я испытывал на себе этот взгляд. я чувствовал его на своём теле как что–то вещественное. был ли это глаз человека, которого я преследовал?… потому что кто бы иначе стал без повода смотреть в коридор?!

…я бреду сквозь камеры моего мозга, сам себе незнаком, вскрываю свою ореховую скорлупку, вижу ореховидное страшилище… иногда мне слышится пирилилилимпим… лирилирипимпим — отдалённый звук рояля — но теперь продолжим движение на машине слова.

вчера, перед тeм, как заснyть, я очень чётко увидел жизнь парижа (мечта?), я не спал, скорее дремал, это был парижский вид. в пять часов я проснулся. мой взгляд упал на письменный стол. я встал и стал ходить по комнате, не зажигая света. мебель, письменный стол двигались вслед за мной. я лёг обратно в постель… это всего лишь моё антропоморфное мышление ввело меня в смущение. около полудня позвонили в дверь. хозяйка побеспокоила меня ради таблетки аспирина. потом с потолка отвалился кусок штукатурки. потом за окном кто–то прошёл, неся рыбу в газетном кульке.

после полудня. как обычно, я прогуливался вокруг cвоего квартала, как вдруг из клубившейся пыли вынырнула женская фигура в жёлтом платье. она ходила взад–вперёд мимо моего дома, а на согнутой в локте руке у неё болталось пальто с меховым воротником, которое она от нервозности забыла надеть. пальто волочилось по земле, но женщина не уделяла этому обстоятельству никакого внимания. она горбилась, покачивала головой, а пальто так и тащилось за ней по грязи. я подошёл к ней, она повернула ко мне лицо, незнакомая женщина. я сказал ей, что так она запачкает пальто. она совершенно рассеянно сказала: да?, но неожиданно накинула пальто на плечи. спасибо, — и снова засновала туда–сюда. я зашёл в тёмный подъезд и уселся в своей оклеенной обоями комнате, нет, эта комната меня подавляла! я знал наизусть каждый изъян мебели, этот качающийся стол, ужасный высокий стул, на котором сносилась обивка! как боль, пронзила меня мысль, что я мог бы случайно коснуться этого стула голой рукой!

я выбежал из комнаты на улицу. некоторое время я просто прохаживался, потом, поддавшись неожиданной идее связать каждое своё ощущение с ницше, постарался представить себе, какую притягательную силу имел бы, например, листок или газетный заголовок для мыслительного механизма ницше, окажись он сейчас на моём месте. один листок слетел с дерева, кувырнулся, упал на мою ладонь… содержимое одной из клеток мозга ницше!

я попытался представить себе всё в синем цвете, дерево, листочки, как синие язычки удушенных птиц, синих людей, синие велосипеды, синие улицы, синие двери… в тупичке я зашёл в книжную лавку и потребовал таблицы логарифмов. узор из цифр на страницах показался мне орнаментом, собранным из мёртвых ножек насекомых… приспособление для письма упало со столика. я услышал этот звук совершенно отчётливо; вне сомнения, где–то со столика упал карандаш, но у меня сразу возникло подозрение, что этот шум существовал только в ненастоящих, очерченных моим воображением координатах. с книжкой логарифмов в кармане я карабкался по ступеням жилых домов, рассматривал имена на дверных табличках, заглядывал в полуприкрытые двери, за которыми стояла старая мебель. я чувствовал пульс в кончиках пальцев. что–то постоянно пыталось меня убедить в том, что я нахожусь в собственном церебральном мире, среди образов, рождённых химией мозга… за мной шёл мужчина лет 40 в светлом пальто. на его носу перекручивались бесчисленные тонкие сосудики, ползли по его щекам, тонкие фиолетовые кальциозные венки. меня закружило в мешанине образов. мужчина позади меня вошёл в лавку старьевщика. звенькнул колокольчик. я очень исхудал, одежда на мне висела. я проверил, сколько денег осталось в карманах — достаточно ли, чтобы снять номер в гостинице. я находился в состоянии внутреннего обледенения. каждый образ действовал как укол в мою подкорку, холодные капли растекались по сетчатке, а я всё полз, тянущий нить шелкопряд!

… я позвонил портье…

… цифры на пожелтевших эмалированных табличках были чёрными, жирными, пузатыми, немного вычурными…

… унылая коричневая комната с косыми стенами…

… лёгкий запах мочи; ящик перекосился и держался на куске проволоки, прибитой гвоздём к стене…

… я добрался, спотыкаясь, до окна, моё лимфатически красное астральное тело соскользнуло в преисподнюю комнаты. вдали я видел школьников, выходящих из студенистого чёрного параллелепипеда гимназии. образы въедались в серое вещество моего мозга, как глисты, разные мысли, светящиеся точки в моей голове двинулись с места и осмотически разбрелись по сознанию.

… ваза на столе казалась лицом. я встал перед зеркалом (ваза тоже в нём отражалась), открыл рот и кисточкой смазал прокушенную слизистую изнанку щеки. я опустил кисточку и пузырёк с пиралвексомобратно в карман пальто. мне вспомнилась мучительная больничная процедура — когда в рот больному, отказавшемуся принимать пищу, вставляется распорка. маленькие чёрные тараканы капали с мокрых стен — чмяк! — маленькие костлявые птицы…

… твёрдый предмет ударялся о моё бедро сквозь карман пиджака. я сунул руку под подкладку через разорванный карман, расширил дыру и к своему удивлению достал на свет божий бутылочку сиропа от кашля (с кодеином), купленную мной несколько дней назад в аптеке для пополнения медицинских запасов. я сделал глоток. небо проелось сквозь оконное стекло, сопливо–зелёный, неудобоваримый концентрат. я закрыл шторы и включил свет. мои пальцы заиндевели, я ими почти ничего не чувствовал. я закрыл глаза и увидел раскалённую нить электрической лампочки, осветившей мой мозг. нить накаливания стала тёмно–красной, затем коричневой и расплылась пятном. оно запрыгало вслед за моим взглядом — на дверную ручку, на таз и зеркало, на полотенце, на плафон. я закрыл глаза, и пятно вспыхнуло, посинело на красном фоне, медленно пожелтело, начиная с краёв, фон стал коричневым, расплылся и посинел, а пятно снова приобрело красноватый оттенок. охваченный беспокойством, я открыл глаза, оглядел комнату и попытался мысленно встроить в неё моё присутствие, в то время как пятно бледнело и таяло. оно всё ещё следовало за моим взглядом — то на сундук, то на спинку кресла… я расстегнул воротничок и прошёлся по комнате. старая, уродливая мебель вызывала во мне страшное отвращение. в раковине я обнаружил чужой волос — совершенно определённо, чужой волос, а не мой собственный! я выдвинул ящик, вдохнул запах, доносившийся из него — так пахнет гниющее в дереве время — нашёл окурок — (в ящике!) — и почитал немного газету, которой было устлaно дно ящика. я должен был компенсировать каждую секунду последующей, каждый образ — образом, следующим за ним. я попытался прислушаться, но слышал лишь звуки собственного организма, время разлагалось, медленно и мучительно тихо. я сортировал мысли, приходившие в голову, и с их помощью изучал свою мыслительную систему. я решился предоставить своим мыслям скакать с колёсика на колёсико. некоторое время я пытался игнорировать механизмы… я встал с постели. вещи казались слизистыми и легко усваиваемыми. я распахнул окно, воспарил на своём взгляде на высоте 3 этажей над уровнем улицы. нутряная пена мыслей выступила изо рта… дрожащие образы плавились у меня в голове.

ЭЙДЕТИКПРОЕЦИРУЕТ СВОИ ГАЛЛЮЦИНАЦИИ НА СМЕХОТВОРНУЮ МАТЕРИАЛЬНОСТЬ ПОВЕРХНОСТИ ЛИЦА ПОСТОЯННО ПРОЛИВАЛ ОН ГУСТЫЕ КАПЛИ СОДЕРЖИМОГО ЧЕРЕПНОЙ КОРОБКИ.

мировоззрение стекает на пол. скрипскрип, измельчающие образы машины щёлкают воспринимаемое, как орехи. метастазы мыслей заполоняют мозги. Я ВКУШАЮ КУРАРЕ ЦВЕТОВ МОЗГА. паралич. космофагические спазмы. в ушных проходах как будто пером пощекотали. капилляры лопаются. зуд. медленно адаптируется слизисто–влажный глаз. я верчусь на диване всем кариозным, фурункулёзным телом. я нахлобучил на голову произвольно тикающую временную сетку. исповедь катаконика,ха–ха! отвращение к человеческим голосам, человеческим рукам, человеческим носам, человеческим голосовым связкам. КАЖДОЕ ВЫСКАЗЫВАНИЕ — EJAKULATIO PRAECOXМОЗГОВЫМ МЕСИВОМ! плюх, шлёпается литература на бумагу, слюни, говно, бронхиальная мокрота, трипперные выделения! высоси досуха, как устрицу! фрагментальные энциклопедии! реальности из соплей! словесная сыпь! защищайся, как абсурдный вербодерматолог!..

асимптота интеграл, котангенс, синус, параллель, куб, шестиугольный, субаддитивный, сфера, параметр, секущая, пи, лагранж, непереходный глагол, гипотенуза, графема, гипотрохоида, геликс, теорема фурье, равенство, двенадцатеричная система счисления, адиабатический, дифференциал, амплитуда, аннулятор, аппроксимация, арккосеканс, обратная функция, бикомпактное пополнение, биномиальный коэффициент, декартово произведение, хи–квадрат, трёхлепестковая роза диада, дина, эллипс, овал, многоугольник, эвольвента дизъюнкция, полукруг, азимут, абсцисса, астроида, декартов лист, цилиндроид, перепад высоты, карта рельефа, вектор, модуль упругости, полином, диалитический, НЕБЕСНЫЙ ЭКВАТОР, метод минимакса, дилатация, триангуляция, принцип суперпозиции, редукция, теорема таубера, параллакс, параллелотоп, параллелепипед, модуль, уменьшаемое, эпитрохоида, поле чисел, эпициклоида, ордината, четырёхлистная кривая, гомеоморфизм, по часовой стрелке, тетраэдр, показатель корня, призма, ноль, поверхность кручения, гипотенуза, вектор, осциллирующая, детерминант вронского, цикл, коэффициент корреляции, скаляр, ВЫСШИЕ ГАРМОНИКИ конгруэнтные отрезки, тензор, лемма, квадриллион, фаза, стереографическая, ИГРА С НУЛЕВОЙ СУММОЙ теодолит, икосаэдр, мантисса, ортогональная, оператор, отклонение от типа, коэффициент регрессии, эксцесс, метризуемое, ромбоид, геометрия на плоскости, подкоренное выражение, извлечение корня, геликоид, локсодрома, оператор набла, траектория, остаточный спектр, СФЕРИЧЕСКИЙ, парабола, перцентиль, призмоид, частный интеграл, периодический, периферия, координата, вековое отклонение, рациональное число, траектория, стерадиан, изопериметрический, несоизмеримый, коаксиальный, триллионы, «тогда просто встань посреди улицы, загляни в ничего не выражающие лица людей и скажи себе: ещё не сказано самое главное, до него надо ещё докопаться. так что действуй!» (кон бендит левый радикализм — терапия насилием старческого маразма коммунизма, rororo aktuell1156/57, страница 273, 28.90 шиллингов, купите эту книгу, если можете достать, и читайте в кровати), поверхность кручения, случайная переменная, спираль «жезл», индикатриса, трисектриса, квантор, правильный многоугольник, совпадающий, конфокальный, самосопряжённый, бесконечный, зенитное расстояние, сантиграмм, десятиугольник, одночлен, многолистник, меридиан, годограф, трактриса, перпендикуляр, полярные координаты, шестнадцатеричная система счисления, псевдосфера, кардиоидный, формула объёма призматоида, предикатная переменная, дзета–функция, ромбоэдр, вычет функции, действительные числа, спрямлённый, прямая кишка, анус, анус, прямое восхождение, область пересечения, квадрика, пантограф, силлогизм, криволинейный, возведение в степень, несократимый, ТРАНСЦЕНДЕНТНОЕ ЧИСЛО, единичный, переменная величина, наш господин бундесканцлер, направляющая, трансфинитный, трёхчлен, трохоид, мероморфная, пантограф, переменная величина, развёртка, лемниската, контравариантный, дискриминант, 1+1=2, точка.

— всё, что проносится у меня перед глазами это болезненное воспаление мозжечка. а люди циркулируют по променадам, я их всех изучил насквозь, циркулируют, пока не догорит день.

 

II. ПРОГУЛКИ ПО ГОЛОВНОМУ МОЗГУ

в тваих мазгах пладятся 15 мильярдов нервных клетак, в каре мосга в каждом кубичскам миллиметри падкорки — 100 000 нерфных зон! скажим адин импальс пердаётся са скорастью… с каакой? жжах! адно васбужденье, длиной окла 0 зпт 5 миллисекунд, амплитудка 80 милливольт, скаканула сквось нерфное валаконце и давай расмнажаться в следущие синапсы

но поток информации какой интенсивности устремляется сквозь органы чувств?

ну васьмём глаза… скажм премерна 400 000 пикселей можна праглатить за сикунду, тада палучатся, ис 16 картинк можна за адну сикунду ищо и канфетку успеть зделть, вишь. вазьмём уши — поток информации 40 000 бит в сикунду… этта бит, ну и скорсть! а глаза — 50 мильёнов бит в сикунду, фсё фмести, холд, жара, запхи, боль, фкус, асязанье, итакдалье, этта 10 мильёнов бит, их за сикунду праглатить успеть можна… ваазьмём толька то, шта с маим сазнаньим свясна, нету пака патока энфармации быстреи, чем 50 бит в сикунду… эй, афицант, ниси ищё два пива!

о горе, скудная история!

да, ты похожа на искусство!

но тише, иллюзорные проценты,

идеал капиталиста.

жюль лафорг

something about the death of mr. makaritzer

только что господин макаритцер, живший двумя этажами ниже, был увезён — согласно традиции, в чёрном катафалке — в институт судебной медицины, где, судя по всему, через несколько минут будет произведено вскрытие. в то время как пунктуальные врачи, только что узнавшие о его существовании посредством знакомства с его трупом, выполняют свой долг, мы сидим здесь, радуясь тому, что наша собственная жизнь пока вне опасности. не хотим ли мы почтить его память минутой молчания? АХ, БЕДНЫЙ МАКАРИТЦЕР! какие впечатления остались у меня о нём:

господин макаритцер был мал ростом. господин макаритцер имел лысину. господин макаритцер собирал марки. его лучшим другом был чёрный кот. каждый из нас знал, что чёрный кот — лучший друг господина макаритцера. господин макаритцер сильно сутулился. господин макаритцер был католиком.

как произошла смерть господина макаритцера:

пожарные сломали входную дверь. ключ торчал в замке, запертом изнутри. он выпустил кота погулять, а теперь вот лежал мёртвым на кровати. полицейский сообщил, что господина макаритцера звали юлием. так я впервые услышал его имя.

что происходит с господином макаритцером сейчас:

должны ли мы взяться за дело и выяснить, какие высказывания делались великими по случаю смерти? должны ли мы в последний раз высмеять тебя, юлий макаритцер, используя мудрое слово сократа ли, цицерона, марка аврелия, монтеня, паскаля, шопенгауера, гёте, рильке или августина? должны ли приукрасить твою кончину мыслями, которые дополнят заключительной хулой твою среднестатистическую, не имевшую значения жизнь? или мы должны описать твой дальнейший путь в химических формулах и биологических процессах? (важно в первую очередь то, что смерть необязательно неразрывно связана с жизнью. потенциальное бессмертие живой материи доказуемо разными способами. и. л.вудрафф (1914) вывел более 8000 поколений инфузорий–туфелек, перекладывая каждое следующее поколение в свежий питательный раствор, где особи успешно размножались простым делением. конец существования индивидуума означал, таким образом, не смерть, а продолжение жизни в двух индивидуумах. но и в случае отдельно взятых индивидуумов не исключается потенциальное бессмертие. так, используя повторяющиеся регенерации, учёные получили долгоживущих особей среди амёб, полипов и ресничных червей. искусственное укорочение организма вызывало омоложение. это вас утешает, юлий макаритцер? самец коловратки живёт 3 дня, самка — 13 дней. срок жизни майских жуков 4–5 лет (из них — лишь 4 недели в качестве взрослых жуков). некоторые мухи–однодневки живут личинками 1–2 года, а взрослыми особями — лишь несколько часов, в случае oligoneuria rhenana, например, — 4 часа. и наоборот, некоторые виды муравьёв живут 10–15 лет, из них — лишь несколько недель в качестве личинок. из грызунов: домашняя мышь живёт около 1,5 лет, сурок — примерно 14, бобёр — 20–25 лет; из кошачьих: срок жизни домашней кошки 9–10 лет, льва — 20–25 лет. маленькие певчие птицы достигают в неволе возраста 15–25 лет, а на свободе — лишь 5–6 лет. наибольшего возраста среди отловленных позвоночных достигли: горный орёл, 104, и орлан–белохвост, 118 лет. гигантская черепаха (testudo daudini), это доказанный факт, жила как минимум далеко за 200, возможно, 300, а господин макаритцер ушёл от нас в возрасте 75 лет.

АХ, БЕДНЫЙ ЮЛИЙ!

смерть, устанавливаемая с наибольшей точностью при наличии трупа, т. е. разлагающейся органической массы индивидуума, может наступить при различных обстоятельствах, в первую очередь — под пагубным влиянием окружающей среды. обмен веществ провоцирует необратимые изменения в животных тканях, которыми нельзя ни пренебречь, ни повернуть их вспять. так что бессмертие распространяется только на вечно–молодые зародышевые клетки, служащие оплодотворению.

прощай, юлий, покойся с миром!

хватит скорби, хватит досье, хватит цитат, человек — сраное говно, природа — продукт гниения, довольство — гнойные прыщи, здоровье — пердёж, любовь — исповедь из жопы, религия — болезненный бред, работа — пытка, красота — гангрена, наука — прерванное сношение, справедливость — казнь, верность — импотенция, свободная воля — воспаление в яйцах, политика — геморроидальная кровь, государство — бордель, сочувствие — лицемерие, философия — труп, воспитание — промывание мозгов, ум — больная лимфа, мудрость — мушиный помёт, честь — дерьмо собачье, смелость — бородавка, дружба — язва, музыка — менструальная кровь, живопись — нарыв, писательство — мокрота, искусство — старушечья моча, надежда — онанизм, тишина — свалка, идеализм — чумная опухоль, усердие — помойная вонь, жизнь — коровья лепёшка, общественное устройство — клоака, все начальники — засранцы, театр — кишечные газы, наслаждение — гадючья жратва, уважаемые люди — слизняки, дискуссии — анальный концерт, демократия — потные стельки, свобода — клоповьи ублюдки, незаурядные личности — говноеды, нормы поведения — экзема, всё почитаемое — покрыто проказой.

был вторник. я собирался преуспеть в своём буквенно–цифровом мероприятии, поэтому напялил свой вторничный мозг и пошёл гулять. я находился в эвклидовом мире, но, хоть это и невозможно, я был неэвклидовым человеком. кто–то прокатил мимо меня на посвистывающем, как птичка, ржавом велосипеде. у него вылезли из орбит апоплектические глаза, и он тут же пропал из виду, чтобы больше никогда мне не повстречаться.

i am the analytical engine

я забыл застелить чистой простынёй постель, это влажное кладбище бактерий в моей комнате, поэтому пришлось вернуться. меня глубоко взволновала моя же собственная дерзость, предписавшая мне — своевластно и без всякой на то причины и повода — выйти на улицу и повстречать человека, которого мне больше никогда не доведётся увидеть.

консервы, ням–ням. имеется в виду, я жалуюсь на прогрессирующее размножение гипотез в cвоей голове, мелочи не зарождаются в моём разукрашенном — к сожалению, незаметно — костными швами черепе, только сложившиеся теоретические соображения. странные соглашения от которых я завишу. мужчина, т. е. господин, т. е. человек, чьё лицо привело меня в ужас. свиньи, младенцы, верблюды и бабочки барахтаются с раннего утра в сточной канаве, целый потоп из нижних частей тел, нет, нет, из кашне и портмоне, так, что пустота падает в обморок от переутомления. архаические безумия суммируются и довлеют над дилетантами–прохожими, давно позабытые мистики производят абсурдный эффект, ну и т. д. стерильные мозги, стерильные глаза, истощение в речевых зонах брокка чавк, човк, так думают скользкие серые клетки, и — хруп, хрум. нет, я ещё не дошёл до той кондиции, когда можно рассуждать о ядре, о причине, почему я выпячиваю свою изнаночную прозрачность. вот что: вывернуться наизнанку! как в центрифуге! негатив! антиномиямомента! искусство непосредственности! в противовес, небольшой коллоквиум и я сам навешиваем на себя декорацию оптимизма, ха–ха. доброе утро. одно шустрое событийце сменяет другое. в следующий раз не потружусь возвести абсурд в степень действительности, о чём речь! неустойчивое равновесие между ничто и ноль, попробуйте! ни с чем не сравнимо! в следующий раз, как уже говорилось выше, я просто предъявлю вам cвоё неустойчивое равновесие. очень даже просто. снятие пробы с мозга, выдрессированного с изыском. с одним ограничением: не перед существами с тяжёлыми женскими болезнями! вещи неизменно демонстрируют свою описательность. нет спасения от назойливой описательности. другой категории нет. скажем, я: ярчайший пример. царит произвол поля зрения. сначала — визуальные прелюдии, пока день разгорается больше и больше. цветы с разноцветной протоплазмой, и т. п. торопливая незавершённость. анекдоты прыскают из моей головы, высмеивают листья, дома, одежду и т. п. вниз. тезисы и антитезисы сменяют друг друга. импозантная прогулка! утончённая динамика ветра, образованного моими движениями. вещи всё больше имитируют друг друга, в одной маленькой головке невозможно найти место сразу всему, что видишь. так говорит полностью искалеченный зритель, заводная кукла. слишком много гетерогенных моментов! при этом — заметьте математическую точность восходов и закатов, фаз луны, водопадов etc. анестезия словом, и ни листок, ни одежда, ни стены домов не вызывают больше боли, только искусственные просветлённые состояния слов. фантазии, породившие сами себя. полностью прояснившийся произвол причинно–следственных связей.

госпожа вавра продаёт на углу рациональность в пакетиках, полфунта за шиллинг. орнаментальные ассоциации при ходьбе. культивированные реальности слева и справа от моего растворяющегося тела. я издеваюсь над собственными волеизъявлениями, отдаю предпочтение художественным воззрениям, сходя с ума по объектам. субстанциальные слова, как листья, вьющиеся в ветру, мой удобный головной механизм монотонен, бесконечное сложение… : жёлтый трамвайный вагон тук–тук и проезжает сквозь мой беззащитный череп и рассекает его надвое… вырожденческая физика etc. занимает почти весь распорядок дня. хлопа–хлопа говорят косточки а глазки внушают себе действительность.

действительности падщитывать, пирищитывать. чмммок. вазьмитька саломинку! пасматрити толька на этава жиртреса в «галубом панидельники. я иво ищо ни читал!!! и т. п. выпиндрёш. здешность, тамошность и теперешность! фу! расхриначу!!

1) парикмахер–параноик

2) его волосы летят на ветру, как птицы

вы видели? отметим: прекрасное сахарное строение, благородная архитектура. впечатления, так же как и события, сменяются с калейдоскопической случайностью. ну–ка выньте эти ваши альвеолярные пузыри с разговорами у себя из пасти, да побыстрее! рощи из пузырей с разговорами застилают реальность. всё замазано слизью лопнувших пузырей.

один за другим они забираются под крышку черепа — юрк!

здесь представлены пошлейшие оправдания естества. любое церебральное убожество в избытке!! фальсификации, шарлатанство!! натура — дура!!

резко скользят туда–сюда мои глаза, нахлобученные на скуловые кости, пришпиливая разные объекты:

гаспадин фукс. зелёные штаны. предпочитает носить голубые глаза. от его массивной фигуры мой взгляд рикошетом отскакивает в сторону, мимо убогого городского ландшафта. скок!

чемта пахнит? гавном? я што — в гавно вляплся!?? аа!? на падмётки ничо! или? ничо! или этта ис той хаты так нисёт? яклинусь! за дверью женщна падвязвайит сибе чулок! я сразу атварачиваюсь, и т. п., и т. п. но когда, как уже упоминалось, солнце неудержимо взмыло с сиянием, и большое количество его энергии стало устремляться на землю, которую я случайно и — большей частью по привычке, имеется ввиду, не вполне намеренно, использовал для жизни, в то же самое время не совсем мне незнакомый человек вскочил из–за мраморного столика кафе, на какие–то доли секунды преодолевая силу тяготения, но сейчас же подчиняясь ей, приветствуя меня. но как только он повторно вскочил с места в приветствии, земная сила тяжести отключилась на несколько минут, и он уплыл, бешено жестикулируя, в космос. это было нечто!! на полу выросло невероятное количество бумажных цветов, а природа, чтобы оскорбить мой вкус, внезапно создала нечто лучшее (??)

а в это время солнце продолжало расточать сомнамбулический свет… вкупе с и т. п. а под ногами похрустывали улиточьи домики или это были камешки, нет, камешки равно как и хрупкие реальности тысячной доли секунды, как надутые куриные яйца — — — раздавить! раздавить; пневматической дрелью — в надутые куриные яйца!

моё я уподобляется насекомому, взлетающему и падающему в воздухе, в пустом пространстве, чью траекторию глаз напрасно пытается предугадать, а в то же время сквозь мой мозг бредут, нет, текут трости туфли дрожки люди дома деревья и т. д., в то время как они приходя из ничего внезапно врастают в мою плоть — грясь какая гряснае барахлишше — сальные глазёнки и ушки летучей мыши остаются незамеченными. вилсипдист — аткрываю глаза… пронзю… пришпилю всклядм… заглачу ф мосг… пириварю и нету йиво… нету вилсипидиста… ну ни сафсеэм, инакда атрыгиваца йиво барада, панимаишь? но он ш мине кажится какимта полапиривариным ф галаве, как гаварица, полараслажимсимся ат пещеваренья, ашмётак бывшива вилсипидиста, ха–ха. маи глаза снова ванзайтся ф людивагруг–тык–ну и всяко натыкнётся што–нить, панимаишь. и мой мосг лиихко пажираит… ли–и-ихко! я жую слишкам мала заглатываю!! господин рубинер незаметно выходит из–за угла. увидев меня, он шепчет: моё пространство — натянутый под углом синий провод, я держусь за него, растерянно хватаюсь за него. ожидал ли я сегодня услышать подобные формулировки? как? а тут из–за угла вылетает детская коляска, вдогонку за господином рубинером. девица в чёрном не постеснялась окликнуть его у всех на виду!

образы как атрава!!! студинистыи!

солнечный луч одиноко торчит из земли, толстый одуванчик!! то есть, глупое подражание самому себе. не так и не этак, гипотетические метафоры, мой дорогой, миражи! ударостойкие, легко переваримые.

осторожно! ни шагу дальше, или ты нарушишь композицию улицы. здесь для тебя нет места! есть лишь немного людей, сознательно участвующих в изменении изощрённого облика улицы. один шаг может разрушить эстетичный беспорядок, собранный из тысячи мелких деталей… воздух дрожит, мерцает инфекционными образиками, звеньк–звеньк — падает на пол ключик!

под шляпами, под шапками волос, под кожей: переплетения венных нитей, артериальных нитей, нервных нитей, перламутровых черепных швов. мои маленькие, непогрешимые серые клетки расщепляют сколь угодно запутанное восприятие. вщить!: взорвать и всосать: белые тарелки, арбузные корки, огарки свечей, объедки: яблочные огрызки, сливовые косточки, хлебные корки, листья салата, картофельные очистки, куски костей, зёрна риса, виноградные косточки, сигаретные окурки, бутылочные пробки, сырные корки, сердцевины сладкого перца, томатные шкурки, засохшую пивную пену, расслоившийся йогурт, рыбьи кости, грязные салфетки, мух, гнилые цветы, зубочистки, жир с мяса, картошку фри, кухонные помои, бутылочку магги, и т. п., и т. п., псилоцибин теонанакатль образы!

а здесь на улице каждый — чёрный ящик, неопределённый, black boxes random walksа однажды, хи–хи, я спас собаку искусственным дыханием, рот в рот! клянусь!

я с удовольствием похрустываю суставами пальцев, признак аристократичности, как известно с давних пор! что ещё? порнография? ну и? какой–то звук? ну и? что дальше? слева гюртль справа авраам пириулчиксвитойклары. н. 110 112 114

впрыснем пуромицинв мозг, стереть всё, стереть всё, отменить совокупность идей, изничтожить ассоциации, разрушить табу, заново воспринимать, перенасыщаться, традиционное содержание разложилось, разложилось, разложилось, открывать новые соотношения, я как слагающий, распределяющий порядковые номера! как я ненавижу логические связи!!

я имею ввиду исключительно синтетическую действительность в моей голове. помотрел бы кто–нибудь на кошку, запертую у меня в санузле, льнущую к ножкам ванны! верёвка над ванной, прищепки, бельё на верёвке, отслоившаяся масляная краска на стенах, раковина, кран… и кроме того, кроме того, сами вздудости бетонного пола! потом — старый комод, корзина для белья, мокрая тряпка, свисшая с края ванны, слипшийся обмылок, аптечка, газовый бойлер, расчёска, щётка для волос, полотенца… мне всё прекрасно видно сквозь замочную скважину, кошкины движения, мне даже слышны звуки… кошка лапами, полотенце падает на пол… я уже несколько часов сижу у замочной скважины. я не отдаю себе в этом отчёта. зачем? это не имеет ничего общего с действительностью. кошка облизывается. мой взгляд падает на хромированную газовую печку, на оконную балку, на моток лейкопластыря на корзине с бельём — восхитительное эвклидово пространство! скудный свет сочится сквозь молочные стёкла и падает на пол, возьмём кошку… кошку собственной персоной… силуэты, передвигающиеся абрисы. ключ, криво торчащий из замка сундука. на сундуке — кожаный чемоданчик, пузырёк одеколона номер 4711, и т. п.

доброе утро, семьнольдве. жёлтая слизь в углах глаз, покрасневшие роговицы. голова чешется. на диванной обивке — выпавшие волосы. пятно от слюны. грязные ногти, кончики пальцев жирные от почёсывания в голове. всё происходит бессистемно. потребности, рефлексы, реакции, фу гадость! сопряжённые балки, вялые колыхания штор. глоток водопроводной воды. еду на трамвае (номер 2) мимо центрального парка. девятьдвенадцать. пустые скамьи, серый воздух, чрезмерное восприятие. позже в кондитерской 2 стаканчика ванильного крема. листья на улице. неожиданное вдохновение, ничего не помню. ха–ха. старик — шляпа, чёрное пальто, галоши — стоит под каштаном, тычет в землю тросточкой. то есть, чтобы объяснить подробней, он использует трость как некую мочеиспускательную линейку, чтобы не забрызгать штаны, фрукты на базарных лотках, как они игриво разложены, лимоны, яблоки, виноград, овощи… замечательные цветовые нюансы! за рыночными палатками — сочащиеся жиром люди, лица мопсов, заливные монстры в желе. и бим–бом–бим–бом: десятьтридцать. потные люди в больничных койках. бессильные спины, отощавшие ноги, дрожащие нервные волокна, задранные губы. тёмные зияющие окна, как кратеры. костлявые машины вдавливают кошачье дерьмо в асфальт. вогнутые грудные клетки. в лабораториях тянет шею искусственно выращенная падаль. жилы и мускулы. комнаты тухнут. из лопнувших корок выпрыскивают микробы, кругом отравленная кровь. тарелки звенят. ватные тампоны, целые туши, нашпигованные тампонами. кожа на мясных буграх покрывается пузырями. лысые животы, море плешней, сальные глазки призрачно глядят из простынного содома. сальмонеллы, гнойное, агонизирующее болото. разожравшиеся бабы с раздутым брюхом. ля–ля–ля–ля–ля. ребёнок поёт, сидя на скамейке. бреют лобковые волосы, раздают костыли. солнце пляшет. сгустки крови затыкают вены, туберкулёзный кашель. портье, как тля в футляре для очков. слова шумно расшибаются с разлёта о толстые стены. человеческий хлам. хрипящие поры. пинкертоны в белых халатах. осторожно, возможность нарушений в равновесии! ужас мозговых извилин исследован под лупой. бреээнь колеблются нервные струны — переплетённые кишки, как вязальный клубок. хлопок дверью. портье, этот с луны свалившийся, скалит зубы в зевоте. юркие вши вылезают из матрасов, жрут небесную желтизну, вползающую в окна. частокол образов у меня в голове. грязные раздутые животы! вон из разболтанных кроватей, обессилевшие суставы! пижамные рубахи свисают. вонючие вялые фигуры. растрёпанные бинты. целый двор калек. ампутированные лапы в мусорных баках. разбитые, раздавленные, размолотые. каморки с недостатком воздуха. огромное лёгкое сосёт воздух, вхахх–вхахх–вхахх, собачий скулёж. мир проходит сквозь ушко зрачка.

замечательные кровотечения, целые ковры эритроцитов! ещё слышен пульс. непростительно безалаберные врачи! закормленные кокаином наркоманы вылупили глаза, как пьяный скот.

тротуар. топ–топ. книжный магазин. что такого особенного в книжках? — одиннадцатьтридцатьодна: швейная машина с ножным приводом, кофейно–коричневая старинная мебель на пешеходной дорожке. жёлтый фургон. двое мужчин с железной печуркой. две лошади тянут пивную бочку. пьяный из арестантской кареты грозит кулаком. внезапный резкий скрип тормозов: адреналин вливается в кровь, сердце стучит быстрее, сосуды сокращаются, зрачки расширяются, голова крутится во все стороны, кожа бледнеет, пищевод, желудок и кишки судорожно сжимаются.

А) гомункул

мерцающий мозг, Н2О, чёрное желе! грязное ничто, пальцы ног, голый череп, немое запястье, мочевой пузырь, тапочки, дирижабль цвета дёсен, семафор, станиоль, газетное объявление, камфара, пенсионеры из богадельни, золотые зубы, заражённые бациллой проституции. а ещё сегодня около тринадцати часов был раздавлен трамваем банщик перед аугартенбад довольно–таки расчленён, фр–фр!

Б) МЖ (сральня): унитаз, железная цепочка с белой фарфоровой ручкой в форме огромной… э… застывшей фарфоровой капли. коврик на полу с протёртым пятном. таракан ползёт вверх по бойлеру. очко можно скажем так поднять и опустить. кто же не сидел хоть раз голой жопой на ледяном унитазе — замечательное переживание прохлады, когда тянешь за цепочку и половинки жопы обдаются мельчайшей водяной пылью!

В) человеческие плазмомонстры, хамелеоны в мыслях, с галстуками, летящими над плечами: полная гидравлика! обледенелая кожа, капли в нос, гремучая машина времени, измятые консервные банки, каракули, «знаешь сколько вокруг говнюков!», трамвайные провода, облезлые стены домов, расщеплённые сырой чёрной сажей, газовые трубы, чернильно–чёрные оконные проёмы, ешь медикаменты, куришь сигареты, красный кирпич однородной кладки, старые седовласые пресмыкающиеся, обитатели туалетов, тик–так, зуд, скелет с глазными яблоками, змеящиеся вены запрятаны в пористокожие мешки, человек как каракатица, мир червей, яйца глистов, скопление гусениц, водостоки, чердаки, крысы, приманка со стрихнином, удивительно синяя писька языка, азотная кислота, героин, сантиметровые черви!

Г) …заперт в речевой зоне брокка, свистящие слова, люди: снующие лейкоциты…, я забираюсь под крышку черепа. вот. опля. спазматические приступы мышления. я живу, замотанный в мысли, как в кокон. вщить. соль для ванн, клубника зимой, духи, деликатесы, икра, пустые кофейные чашки, глазунья. МОЧА. бритва — кисточка и — мыло, на стеклянной полочке под зеркалом. скользь. ааааааХ — у миня дёсны пахожи на тараканаф. вот. ржавчина в кране.

1) время изодрано, и его клочки можно использовать как угодно

2) мысли, фрагментарные сцены, факты выхвачены из кажущихся причин и следствий. причинно–следственные связи отсутствуют.

3) объезжая мозг. мозг, глаз, восприятие. мозг выворачивается наизнанку и намеренно выставляется напоказ. внутреннее содержание проецируется в извне. другие люди — тени в шутовском обличии, мимолётные раздражители мозга.

4) внутренность вызывает интерес. разбитое яйцо, фруктовые семечки, химические и физические законы, объедки, препарированная кошка. учебники становятся основами. будничные вещи (речь, слух, цвет, твёрдость, газообразность, свет и т. д.) с точки зрения науки, глаз смотрит сквозь микроскоп.

5) физические законы можно отменить в любой момент. подсознательная реальность.

6) отвратительное становится прекрасным (унитаз, грязь, экскременты, секреты, кровь, слюна, сперма).

намеренный китч. черновой текст для контраста. намеренные банальности, пародии, подобия рекламы.

7) трудно определиться. сокращение до пустого листа. словесный узор на бумаге. стихи как орнамент.

8) вместо психологии и действия: речь и наблюдение. значение отдельного слова. разоблачение пустых фраз.

9) неважное приобретает значимость. жизнь становится искусством. искусство вливается в жизнь. цитаты, сноски, научный стиль, даже если и с иронией. короткие инструкции etc.

10) техника немого кино. подобранные, с повышенной скоростью сменяющие друг друга сжатые события. интерес к деталям (влияние детективных романов). ты читатель становишься объектов обращённых на тебя шуток. тебя обругают. обведут вокруг пальца. удовольствием быть обведённым вокруг пальца (детектив).

11) диалект, разговорный язык, региональные наречия, слэнг.

12) изменённый мир сумасшествия. шизофрения.

а) необъяснимое влечение ко злу охватывает меня и наполняет издевательской радостью. я воображаю, что я — насекомое ростом с человека, огромный экземпляр, сумасшедший клоп. охваченный этим сознанием, я иду на центральное кладбище с намерением украсть с могил свежие цветы и продать их на углу. у меня возникла эта мысль совершенно случайно, я даже не принял ещё однозначного решения: привести ли план в исполнение. я прогуливаюсь между могил в своём слишком длинном чёрном пальто, сажусь на опрокинутый камень и наблюдаю за сонным ходом вещей. внезапно я вспоминаю, что я клоп, чувствую головокружение и замечаю, что начинаю бояться чего–то неопределённого, что с минуты на минуту должно произойти. кладбищенские стены кажутся огромными глыбами, пронзающими воздух и грозящими коварно поймать и заключить меня в себе! я встаю, неприметно пробираюсь между посетителями и в надёжный момент покидаю церковный двор. как трусливо и недостойно я себя повёл! недостойно и трусливо! я широко шагаю прочь и вижу, как вдалеке жирная беременная женщина осыпает ударами ребёнка — вне себя от злости на него. да–да, мадам, продолжайте, совершенно с вами согласен! я тороплюсь подойти поближе, чтобы лучше видеть продолжение сцены, и оказываюсь совсем рядом. я наблюдаю, как беременная до изнеможения бьёт странноватое уродливое маленькое существо, но тут меня без предупреждения сталкивают с тротуара — чтобы я пошёл к чёрту!

б) полдень. я прогуливаюсь в парке, нахожу старую газету и наклоняюсь её поднять. я с увлечением читаю страницу за страницей, словно стремясь найти зашифрованное послание. но я не могу отсортировать ни одной ясной мысли. всё в голове вращается, вращается, буквы как абстрактный орнамент из ножек без тельца, бегущих по страницам, прыгающим в воздух и растворяющихся в нём, сама бумага, огромный засушенный мотылёк, моё я, моё сознание, листья, облетающие с деревьев, человеческие существа в чёрных одеждах… не в них ли превращаются разложившиеся в воздухе буквы? может быть, они — это воплощённые восклицательные знаки, цифры, вышагивающий алфавит? — я вскакиваю со скамейки, на которой расположился, блуждаю в парке и решаю продать газету.

в) я успел уже выйти из парка, пройти мимо кафе колумбия и оказаться снова перед аптекой am eisernen tor перед ней стоит близорукий старик, держа в руках шляпу, снятую, чтобы её поля не мешали приблизить глаза вплотную к витрине. я вхожу в аптеку и спрашиваю термометр. это решение загадочно и беспричинно связано с этим читающим человеком, как будто он находится в неразрывной связи с самим понятием термометр и наводит на соответственные мысли каждого прохожего.

г) на стену падает тонкая, яркая полоска света сквозь щель между штор. когда шторы колышет ветер, полоска расширяется, сужается, пропадает: это единственное, что наполняет мою комнату движением и жизнью. один волосок слетает с моей головы на пол, летит у меня перед глазами, приземляется на ковёр. взволнованно встаю я с кресла и подхожу к окну. расстояние до улицы, лежащей двумя этажами ниже, представляется мне столь незначительным, что я впадаю в соблазн шагнуть наружу. я знаю, что там слишком высоко, но чувствую себя (в результате оптического обмана?) в состоянии сделать шаг без риска для себя. может быть, это один из симптомов моей болезни? я выдвигаю ящик и принимаю одну дозу аспирина, наполняя чашку и выпивая до дна до тех пор, пока не исчезает последняя крупинка (чтобы быть уверенным, что я принял полный квант). я сразу же гротескным образом успокаиваюсь. я сажусь обратно и очень рад мысли, что я насекомое. я паразит, насосавшийся человеческой крови и сонно сидящий на фантастически обширной обивке огромного кресла… или паук, сыто дремлющий в паутине, сытый и полный довольства своими фривольными наслаждениями.

я выскребаю мои собственные шедевры из интровертивнойголовы!

я, соглядатай, муха цеце, откладывающая мысли, хожу, жёлтая, в столе по стрелке часов. синяя ступня катается потикивая вдоль волос. сейчас же раздаётся грохот из оптических стёкол и мелодично разрушает карусель. взрывается лошадь. человек внезапно превращается в бегущую ворону. я сам остаюсь невредим: моё брюшко — зелёный зонт, а голова — плошка молока. в зрачке я ношу циферблат. все люди с развевающимися шарфиками вбегают в дома. синяя вода струится из–под крышек часов. с умирающих деревьев опадают синие ногти. я плюю себе в губы сигарету. я смотрю на невероятных андроидов. какие замечательные импровизации моих механизмов восприятия! жёлтая бумага, заляпанная липкими взглядами, читавшими её. продавцы кишок с содрогающимися полями шляп, посаженных ровно посередине между плечами. замечательное убранство! из водопроводных кранов бьёт прозрачный воздух. мои серые микроклеточки расщепляют мир как хотят, хе–хе! вот. рацанальный чилаэк. я хочу зафиксировать бессистемное так, как оно есть. академические дворняги вываливаются на улицы из аудиторий (им предопределено собрать столько систем в извилинах, что они ничего не потеряют, если совсем отключат себе восприятие).

как раз сейчас сквозь сумерки проплывает вниз головой некий толстый господин. у него, кажется, полностью разрушен вестибулярный аппарат. зелёная газовая субстанция пузырится из разноцветных листочков — буль! меня обгоняет прогулочная трость, кашляет, роняет ножницы, чики–чики! все лица — водопроводные краны! вот это да! хлоп! совпадения! мозаики! непрерывно разбрыгивается анализ. человеческий скот думает.

бесцветные слова планируют в окно. рты пускают слюни на асфальт и лижут слюну. рой слов–слепней набрасывается на мой мозг и измочаливает его в саднящий рубец. я совсем обаранен словами. моё лицо отражается в витрине парикмахерской. звуки покалывают в ушах. глаза склеены образами: раз, раз — один за другим они попадают в ящик, дерьмовые клетки, наполненные нормами! череп господина насса взрывается прямо в трамвае и словесные чёрные кляксы забрызгивают окна! я лакомлюсь фунтом словесной слизи из чужих тел в день. у меня уже на подкорке сыпь от слов выступила!

систематическая потеря связующей нити. удар восприятием по мозгу. смотреть в пространство до боли в глазах. посыпать мозг сахаром. у меня в этом фантастический опыт!

(я, кстати, теперь решаюсь давать организму восприятие только в гомеопатических дозах — в некотором смысле — аккуратно отмеренное количество переливающихся глазных или ушных капель — причина этих заметок. в голове я готовлюсь к медленному разрушению внешнего мира, расщеплению постоянно навязываемого автоматизма восприятия.)

мой комок мозга имеет ревматическую чувствительность. любое словечко превращается в опиат, вызывающий мерцание образов, поток новых слов. узор на обоях из фиолетовых газовых вспышек действует как наркотик. во мне растёт идиосинкразия ко всему, отвращение к тестообразным, золотушным человеческим физиономиям, ипохондрия нервной системы из–за каждодневного наблюдения человеческой глупости. я предпочитаю мешанину из придуманного и конвульсивно воспринятого систематическим унитазным сливам человеческого общения, я сру на вашу речь, уничтожающую мысли!!!!

гальванизированные люди, распыляя электрические брызги, с вращающимися глазами скользят по грязным улицам, ликёр ржавого цвета загрязнён сифилисом, суставы трясутся в судорогах. я сосу ртутную эссенцию каждого мгновения всеми порами, чтобы прогнать её сквозь вялую тряпку моего мозга и выплюнуть на бумагу! в мыслях я вижу тела как изображения в анатомическом атласе. в парках вспыхивают лимфатические цветы, загадочные внутренние органы прозрачных зверей. слова намагничивают воздух. по небу летают стулья, шарманка медленно испаряется. внезапно пошёл дождь из йодоформного раствора. искусственные челюсти в стеклянных ящиках изменили цвет. я лизнул свои розовые дёсны. все материальные подробности моей прогулки снова всплыли у меня в голове: острый дождь, гигроскопический череп, ледяная стерильность, с которой рассыпалось время, разноцветные флаконы в парфюмерной лавке, холодная мраморная стойка кафе, чай с лимоном, сладковатые шнапсы, гандбольный мяч, бильярдные шары, грязный туалет (подмышечные волосы, плесневелая сперма, шип сигареты в сливе, шуршание газеты из соседней кабинки, кафель на полу), на улице толкотня эктоплазматических существ, фигурок из папье–маше в плодных пузырях, туберкулёзных бацилл, плоских стоп, призрачных портье, хозяек борделей, полипов, официантов, актёров–астматиков, сумасшедших целителей, полицейских ищеек… из двойственности измерений течёт непрекращающийся поток экстазов. из моего окна — геометрически искажённо — я вижу тёмные человеческие пластинки с захиревшими конечностями вроде противовесов, карикатурные лица тащатся по улице в деревянном оцепенении. один господин продемонстрировал свой портрет и с неподвижным взглядом скрылся за углом. а ещё под моим окном, играя, катаются дети, тела многих из них вспучены чудовищными уродствами.

вставил жучок, заполнил формуляры, прочитал газету, подумал о пустом, надел пальто, притворился, ступил на тротуар, поболел за шахматиста, подышал, посчитал капли дождя, послушал часы, полежал на чёрной кушетке, причесался, посмотрел на птиц на деревьях, потаскал за собой найденный зонтик, изобразил светлячка, уставился на хромого, избежал волосатых чудовищ, покашлял, почитал странные выдумки, полизал марки, отложил шляпу, не высовывался, пресёк улицу с закрытыми глазами, послушал музыкантов, скучал в трупной тишине cвоей конторы, видел велосипедиста, наслаждался ошибкой прочтения, погладил брюки, нашёл писсуар, взял книгу на время, подточил карандаш, покормил дроздов.

…целыми днями я ходил сквозь испарения слов, т. е. испарял, т. е. мастурбировал предложения. на моей воспалённой подкорке лопаются экземы слов… если бы получилось заикнуться фразами на бумагу, как только они в своём красивом безумии вынырнут у меня в черепе! медово–липкие слова, красавка, сосульки, комариные тучки! я прячусь за открытыми окнами и подслушиваю… (я, ловец словесных мушек, воздушная мембрана, слуховая перепоночка!) в парке я посыпал голову жёлтыми опавшими листьями… позже, в кафе вотава, на нелепом столике: шахматные фигуры, сигаретные окурки, кофейные лужицы, микроскопические просыпанные крупинки сахара. тень, отброшенная стаканом. пузырёк антибиотиков, господин официант, чтобы дезинфицировать рот весь в остатках слов!.. уже зазвенели стаканы, а стулья и столики весело погромыхивали… вся эта сволочь с ветром в голове распространяла звуковые волны туда и сюда… кашляла слова… лаяла фразы! вода плескалась в стакане… за газетами пялились нежно–идиотские лица… конфискованные образы жужжали в черепах, иногда бессмысленные фразы переплёскивали через цензуру. дурень с бумажной салфеткой в бумажнике! интерференционные кольца под стаканом… чёрт, природа функционирует! стоит мне сбросить стакан со стола, обжечь пальцы сигаретой, пройтись перед зеркалом, — законы природы тотчас взрываются! я бросаю монетку на мрамор. спинка кресла издает скрип. замечательный безграмотный звук! — всё, молчу, прикусив язык.

в древовидных отростках ганглиозныхклеток шумят ледяные ветры. пот на лбу. язык как гнилой листочек… 12 миллиардов нервных узлов!

понграц коллега, говорят, обладает замечательно развитым поперечным завитком ГЕШЛЯ его bulbus olfactoriusимеет поверхность 73 мм2! а вес его головного мозга в целом составляет по предварительным расчётам 1400 г!! я сижу на постели и… ээ… мои ганглиозные клетки настойчиво производят электрические токи, они проникают сквозь кору и черепную коробку и пощёлкивают, разбрызгивая искры, на коже. ментальные возбуждения. когда я верчу головой, мир скрипит по швам. родопсинкапает на палочки, кормит меня в сумерках мнимыми реальностями. мои книги на столе все провоняли тупым человеческим рационализмом, они оскорбляют моё обоняние своими ординарными испарениями. обоюдное очковтирательство глазных яблок и мозговых извилин.

в картонной коробочке — моя японская лупа (чёрная деревянная ручка, увеличение 1:4,5), монетка в пачке из–под мальборо, 1 точилка для карандашей и 1 ластик. мой взгляд сползает по стенам, как слюна. я ощупываю лупу, денежку, ластик. в моих руках, глазах всё замерзает, распад действительности, распад порядка. паралич мозга.

меня смывает в день, вонючее существишко из сливной трубы с косыми лопающимися фасетчатыми глазами, т. е. — естественно: я снова сижу за маленьким столиком, из перьевой ручки капает секрет гипофиза и, застывая, превращается во внешний мир. понграц и его 320 мускулов заходят ко мне в комнату и чихают: аачххххх! — четверть фунта мозжечка плещет в помятый платок, вот чем это кончается. его брюшко дрожит. он любит физиологические заблуждения.

ДОЖДЬ заливает бульк–бульк тротуары и астматически клокочет в желобах. перо поскрипывает. микроскопические перспективы конденсируются в слова. мозг охотится за каждой фразой как полип… постоянное противоречие, выскальзывающее из каждой фразы… нёт нёт вы эшибоетесь, я сейчЕс пЁлон нэмёрения, пЕпытка прЕтЁв вёли прётэвёстоэть бёзюмэю!!!! нэобёрот: расве я не пытаюсь ВСЁ ВРЕМЯ отказаться совсем, то есть — абсолютно — от распознавания образов? а Если я ВСЁ ВРЕМЯ упражняюсь с ЮСЕРДИЕМ в праздности? и пребЮваю в праздности с таким прилЮжанием и страстнёстьЮ, что это с чюстой сёвестью мёжно нёзвать БУНТОМ?

из–под сундука выползает жук, крошечное животное — я не могу отвести взгляда, навозный жук! ньютон! ползёт к стене, к разорванным жёлтым обоям, исчезает в щели, снова выползает, лежит на ковре. я провожу пальцем внутри обойной щели, ничего не нащупываю. обои жёлтые жёлтые ЖОЛТЫЕ! жук лежит, как мёртвый, …микроскопическая канарейка…

листья. мелькают и падают, бледные листья. теряются в воздухе, лепеча, пошатываясь. вздх! жёлтая листва веет пронизанная солнцем — светлая, щекочущая шарики глаз. в мозгу односложный лепет. гнилую листву глупо топча я слушаю тихо беззвучный голос истёртой листвы. всё случайно.

миллиарды слов, колебавших мою барабанную перепонку, давно распались. моё аморфное говённое я!! вот я иду, моя температура отличается от темпратуры окружающей среды. моя энтропия невелика. я подвержен слабой радиации земной коры, а также космическому излучению.

РАЦИОНАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ КАК ФОРМА МИСТИКИ, КАК НЕЧТО ФАНТАСТИЧЕСКОЕ

мой PENCIL, которым я карябаю словечки на бумаге, падает на пол. сейчас 12 часов 31, и сила тяжести функционирует как положено. я завожу часы, это мой любимый пружинистый друг, и продолжаю:

я замедлил шаг, безмятежно прошёлся мимо группы обитателей дома для престарелых. я смотрел за игрой света, падавшего сквозь листву каштана на спины стариков. согласно исследованиям, свет летел уже 8 минут от солнца сквозь космос к земле, прежде чем начертить узоры — тенью, отброшенной им же самим. одиноко звучал надломленный смех, вдруг повышался тонкий захлёбывающийся голос, потом всё опять стихало, и слышалось лишь шарканье шагов и постоянное втягивание воздуха через ноздри, распространявшееся между стариками, как эпидемия. прямо перед богадельней один из них остановился, перегнулся через палку, сплюнул и засеменил дальше. но теперь уже каждому старику надо было плюнуть; некоторые энергично покашливали, сплёвывали почти через силу и посылали вслед слюне довольный изучающий взгляд. вслед за этим разыгралась страшная чесотка; всё это происходило со страшной флегматичностью. разговор — бессвязные предложения, заикающиеся слова, пришедшие в мозг из бесконечной дали, слишком медленные, чтобы встроиться в предыдущее предложение, слишком настырные и автоматичные, чтобы быть подавленными — продолжался всё это время, вне зависимости от происходящего. небольшой сучок отломился от каштана и, шелестя листвой, упал на дорогу. его сразу же обступают старики, тычут в него палки, лопочут, оттаскивают его в сторону и спорят о том, что же делать: не отнести ли его в богадельню, в некотором смысле — как corpus delicti чтобы пожаловаться начальству на попустительство службы озеленения? или бросить его через изгородь на газон, чтобы никто случайно не споткнулся? мнения разделяются. в конце концов, сопровождающий вытаскивает из кармана часы и указывает сопровождаемым, что давно пора идти. так–так. ага. и кучка людей заковыляла в гору.

у фасада богадельни я остановился перед открытым окном и уставился в тёмную комнату. я разглядел спящую женщину, лежащую в постели… её нижняя челюсть запала, щёки побледнели и ввалились… спала ли она? умирала ли? в открытый рот влетела муха, прогулялась по нему и исчезла внутри. через некоторое время она показалась снова, взлетела и приземлилась на растущий на клумбе цветок. я нерешительно продолжать стоять, глубоко задумавшись над серьёзным вопросом: муха, вполне вероятно, спустилась по дыхательной трубе до самых лёгких больной, а теперь сидит на цветке и греется на солнышке! посреди моих мыслей меня застиг отвратительный стариковский запах, к горлу подступил комок.

1) мимо проходит человек. чёрный. чёрная шляпа, чёрное пальто, чёрные ботинки. он смотрит прямо перед собой и передвигается с абсолютным хладнокровием. его лицевые мышцы полностью расслаблены. его пульс: тонкий, твёрдый, скачущий, нерегулярный. в его чертах есть что–то собачье. он — поливалентный индивидуум! в его мозге бродит гнойная гнильца или флегма, в его внутренностях — песок в моче или отложения на стенках сосудов, растворённый жир, под воздействием солей свёртывающийся осадком, и зубной камень. сера, ртуть и соль, эти три составляющих создают всего человека и сами и есть человек а он есть они; в них и из них имеет он и добро и зло касательно physicum corpus. его организм имеет серную vil кровь это сера, плоть — другая сера, конечности — третья, костный мозг — четвёртая, и так далее. три субстанции должны быть приведены к форме 4 элементов, то есть, из четырёх элементов слагается всё и вся; из земли произрастает трава и дерево и подобное, из воды металл и камень и земельные минералы, из воздуха роса… из огня — гром, лучи, снег — и дождь… а из этого проистекает то что и небо и земля и воздух и вода есть человек в scientia и человек есть един с миром неба и земли (парацельс).

2) (о, сказители, человек ищет новый язык, в котором не обнаружит изъяна ни один грамматист национальной речи.)

моя комната забита птичьими клетками, очень реалистично. клетка на небрежно лакированном серванте, клетка на подоконнике, клетка на полу, клетка на столе, клетка на кресле, клетка в углу. клетка за шторой. клетка в сундуке. клетка под кроватью. клетка на дверном крючке. клетки ежечасно размножаются. в любое время я могу покинуть комнату. я наслаждаюсь растущим во мне отвращением. мне отвратителен обмен веществ в амёбах. мне отвратительна классификация небесных тел. мне отвратителен существующий 5 миллиардов лет космос. мне отвратительно необратимое движение времени. я обдумываю различные варианты смерти.

решающий день в моей жизни: прогулка под зонтом от № 4 до № 7. чёрная лента на шляпе. воротник его пальто развевается. он уставился в микроскоп. скальпель поблёскивает. жёлтая лужа на дороге. необычно! мимо промелькнуло переднее колесо велосипеда. домовладелец держит следующую речь: пусть человек присвоит себе свой всесторонний облик всесторонним образом и станет тотальным человеком. каждое соотношение человека с миром, зрение, слух, нюх, вкус, осязание, мысли, наблюдения, восприятие, желание, работа, любовь, короче говоря, все органы его индивидуальности, также как и органы, взаимозависимые непосредственно через свою органическую форму, в предметном соотношении или соотношении с предметом являются присвоениями оного. ПРИСВОЕНИЕ ЧЕЛОВЕКОМ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ, ЕЁ СООТНОШЕНИЕ С ПРЕДМЕТОМ ЕСТЬ УТВЕРЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ; предметы, которые человек присваивает чувствами, интеллектом, воображением становятся МАТЕРИАЛИЗАЦИЕЙ САМОГО ЧЕЛОВЕКА! (примечание автора: я совершаю научную попытку сократить своеобразие человеческого существования до системы биологических или же химических или же физических категорий, легитимной, но лишь условно плодотворной и принципиально неполной.) в тот же момент раскололась белая стена. взорвались карандаши. извините, пожалуйста? я хочу найти своё сознание, с вашего позволения. я же употребляю ежедневно 1 или 2 таблетки аспирина с водой из–под крана. табличка гласила: исследовательский институт цветного зрения и головного мозга. профессор уставился сквозь свои толстые очки. он занимался идентификацией лицевых волосков. я положил на стол серебряную монету. флакончик духов! я потянул за колёсико завода часов и поднёс их к запломбированному зубу. моя радужка впитала молочно–белый цвет. из водостока капало.

потом я рыл другим ямы, и сам в них падал. я считал цыплят, не дождавшись осени. я заглядывал в зубы дарёному коню. я перескакивал с пятого на десятое. я кидал камни в чужой огород. я всё поставил на карту. у меня опустились руки. я их нагрел. я катался, как сыр в масле. у меня молоко на губах не обсохло. я стучал по дереву. я предпочитал синицу в руке журавлю в небе. со мной приключалась та же история, что и у лисы с виноградом. громко раздавалась песня бравого парня

в тот же вечер я пошёл с чемоданчиком в руке на вокзал, чтобы уехать куда глаза глядят. я бесцельно трижды обошёл здание вокзала. я заглядывал в окна и дверные щели. я сходил в туалет. вокзал был пуст. потом поставил чемоданчик в угол и взвесился на весах. это была малолюдная загородная станция. я подошёл к стойке, чтобы купить билет. внезапная мысль с невероятной тяжестью опустилась мне в голову: этот вокзал весь заражен бактериями и вирусами!! каждая дверная задвижка, каждое сидение, каждый клочок одежды на теле каждого человека просто затоплен бациллами!!!

ещё левенгук(1683) установил, что бактерии встречаются в форме палочек, шариков и спиралей и что клетка бактерии состоит из коллоидной массы — цитоплазмы. она покрыта цитоплазматической мембраной и содержит в себе уплотнения, эквивалентные ядру растительной или животной клетки. вместе взятые, эти составные части клетки называются протопластом. протопласт окружён клеточной оболочкой, которая в большинстве случаев покрыта слоем слизи (капсула). многие бактерии обладают одним или несколькими отростками, ресничками, согласно общераспространённому мнению служащими для передвижения.

что меня занимало больше всего, так это неожиданность случившегося. что меня к этому подтолкнуло? что за модификация возвела сама себя в головокружительную степень — до подобного кошмара в моей голове? я поднял с пола перевязанный чемоданчик. я не мог даже спокойно вздохнуть без риска для жизни. я торопливо вышел на перрон. распахнул двери локтями и постарался следить за тем, чтобы не инфицировать кожу рук, которые намеревался помыть. я уставился на позеленелый водопроводный кран. стрептококки? сальмонеллы? грибки? актиномиицеты? как же я закрою кран, вымыв руки, чтобы их снова не запачкать? я поставил чемоданчик на пол. мои глазные яблоки увлажнились. моя внешность выражала сложную и бездонную природу моей личности. я вытащил платок. не сумасшествие ли это — держать в руке этот платок с невидимым и подстерегающим в нём шевелением?

КАК ИЗБАВИТЬСЯ ОТ ПАРАЗИТОВ:

рис. 3

описание:

1. удалить минутную стрелку будильника. часовая стрелка (1) подключает при помощи шурупа (2) электрический ток к головке электрической зажигалки (3).

2. искра передаётся через бикфордов шнур (4) и поджигает контейнер с порохом (5).

3. пластиковая бутылка (6) расплавляется при сгорании пороха, и вытекающий бензин воспламеняется.

в это время подошёл поезд. я искал кусок чистой бумаги. но где отыщешь предмет, не кишащий бактериями и вирусами? я осторожно подвинулся к ступенькам одного из вагонов. я избегал прикосновений к поручням. спиной я протолкнулся сквозь двери в ближайшее незанятое купе. зажав между пальцев подол пиджака, закрыл дверь на задвижку. да–да, это столпотворение людей и вирусов! в купе не было света, но я и не думал его зажигать! поезд медленно тронулся. я укрылся в темноте. пусть теперь вирусы попробуют найти меня впотьмах! вопрос был в том, чтобы конкретно различить противопоставление себя самого плексигласовым лампам, вирусам, деревянному сиденью, шуму едущего поезда, запаху, чемоданчику и т. д. на следующей станции я вышел из вагона.

листья как птицы, чёрные листья. шуршащая листва. листья как парящие птицы. чемоданчик. обувь.

жёлтый. жёлтый. жёлтая ночь. жёлтая туфля. чемоданчик жёлтый. жёлтая пуговица. жёлтая мысль. прыжок в желтизну, жёлтая трава. жёлтые камни, жёлтое сознание, говорю я, это жёлтый случай, чьё жёлтое множественное число мы жёлто и решительно не представляем себе. даже в жёлтых патологических случаях жёлтого расщепления жёлтых личностей две жёлтые персоналии попеременно сменяют друг друга, обе одновременно они не могут находиться в жёлтом поле. я могу себе представить, не могу… ээ… жёлтую мысль, как… ээ… напр., моё единичное, скажем, жёлтое сознание через интеграцию общего сознания кле… я хочу сказать, жёлтых клеток, из которых состоит моё жёлтое тело, могло возникнуть или… у меня впечатление, что надо это однажды сказать… ээ впечатление, что картинку, воспринимаемую правым и левым жёлтыми глазами, видят соответственно два разных наблюдателя и что жёлтые сознания обоих жёлтых наблюдателей сливаются в одно единственное жёлтое сознание. как будто жёлтое восприятие левого жёлтого глаза обрабатывается отдельно от восприятия правого жёлтого глаза, и только потом они мысленно переплавляются…

мои туфли оставляют удивительно жёлтые, однозначно классифицируемые как жёлтые следы! мой жёлтый мозг изготовляет жёлтые слова.

температура моего тела, если хотите знать, почти постоянна. важное качество! пожалуйста, принципиально рассматривайте живые существа как объекты физического познания!.. ежедневно ищите взаимосвязи. каждому натуральному числу соответствует одно и только одно раз и навсегда определённое следующее число. солнце светит уже 30 миллиардов лет (неизменяемо!). особенно достойным упоминания кажется мне факт, что наши континенты плавают как льдины в тяжёлой глубинной материи земли. но слава богу, за миллиарды лет земля почти не остыла. воистину — преимущество!

я оставил чемоданчик в своей комнате. было 2 часа семнадцать минут. (длина отрезка зависит от относительной скорости наблюдателя, делающего измерение. то же применительно, конечно, и ко времени, которое показывают часы.) я тщательно наполнил комнату своим присутствием. в воздухе кружились частицы света. полностью отдавшись бесстрастному трафарету своих высказываний, с ушами и глазами, сосредоточенными на восприятии, ограничен, связан трудным для понимания смыслом своих фраз, арестован в своей прохладной объективности, в безжалостном и, тем не менее, непретенциозном, образе мыслей, но снова и снова шокирован количеством едва принятых во внимание и сейчас же опровергнутых гипотез, которые — как шары в руке чёрного мага — появляются всегда на самом неожиданном месте, я стоял, почти двадцатисемилетний парень, в лучах загорающегося дня в моей комнате и тяжело вперялся взглядом в мебель (гоффер. по пути я встретил кошку с желтой птицей во рту. некоторое время из удовольствия шёл за ней следом. или это был большой листок — у неё в зубах? я как раз задался целью доказать себе свою пунктуальность. в конце концов, хотя бы одна точка моей временной координаты должна соответствовать определённой точке моих пространственных координат. но я позабыл о своём намерении и отправился вслед за кошкой. воспоминание об этом застигает меня в моей комнате (2 часа 18). жалкое животное. пол я не мог определить, но дело было более–менее в другом. я произвольно следовал за интуитивными движениями кошачьего мозга. чемоданчик я давно где–то потерял. несла она, наконец, крысу в зубах? сколько времени я её уже преследовал? внезапно крыса взмыла в воздух, это была птица? или листок? я удивлённо распахиваю дверь, вместо кошки в неё впрыгивает холодный сквозняк, врывается в комнату, покрывает инеем зеркало. у меня синеют губы, от тела идёт пар. вороны испуганно взлетают с подоконника, одним рывком я открываю крышку сундука. я смотрю на часы. я ногами стягиваю за пятки ботинки. голыми ступнями я закидывают ботинки под кровать. я выпиваю глоток воды. я напрягаю шейные мышцы. я думаю о моих красных внутренностях. относительность происходящего смущает меня. я оставляю ботинки незашнурованными. я отношу кресло в подвал. в столовой тарелке лежит пепел. я обрабатываю экзему на ступне мазью tego forte. я разглядываю отбросы в помойном ведре. у меня снижается способность воспринимать предметы. ящик тумбочки заклинило. электрогорелка явилась причиной короткого замыкания. сколько раз в выдавшиеся ветреными дни я специально подставлял себя ветру! поле моего лица загорожено толстыми стенами. мой резус–фактор неизменен днём и ночью. я поднимаю и опускаю веки. когда я случайно смахиваю стопку книг со стола, она падает на пол: синий карандаш, пачка лаки страйк, мальтийский ястреб дэшилла хэмметта, моя жизнь йозефа гюртля(его отец играл на гобое во времена гайдна; в вене он пел в хоре мальчиков. и посещал гимназию и потом изучал медицину. и всю свою жизнь посвятил анатомии. а ещё будучи молодым студентом он переоборудовал спальню в мастерскую, будучи проректором и молодым профессором — заполнил музеи вены и праги изделиями своих искусных рук, будучи мастером на вершине творчества — обеспечил весь мир своими препаратами. он всегда работал практически, и его музей сравнительной анатомии обладал более чем 5000 экспонатов. но здесь ему перебежал дорогу эрнст фукс. при помощи тысяч микроскопических препаратов этот «анатом больного глаза» собрал одну из крупнейших коллекций мира.) я привожу стол в порядок. я рассматриваю своё тело. поры это дыры. в меня входит и выходит воздух. края моих век — жирные гусеницы. из моего носа капают осклизлые белые черви. я стягиваю рубашку через голову. я слышу, как материал оседает. ассоциативные цепи, слова–изомеры, эпифании. в раковину шлёпаются капли: кап! кап! капк! и дверь захлопывается. я вываливаюсь из одной реальности в другую. сменяющиеся непостижимости. корреляты различных методов толкования феноменов. я умозрительно изготовляю решётки реальностей и уничтожаю их.

я просыпаюсь. пощёлкивая, активируются пять тысяч клеток моего тела. моя челюсть, мои ляжки, мой зад, моя кровь, мои зубы, мои глазные яблоки, моя сперма, моя слизистая оболочка, мои пальцы, мои ушные хрящи, мой язык, моя слюна, моя мокрота, моя моча, мои кишки тащутся к окну, подо мной улица, под пустой подоконной доской — вымершая улица. мой застеклённый серояблочный глаз смотрит на свет, не мигая. человек проползает по разлинованной улице. трупообразная Фигура с расплющенным лицом. к углу прислонена тележка. реальность ускользает. я не вижу реальности. дерево это целиком и полностью лишь вокабула. речь впитывает мою реальность листок это вокабула. улица это вокабула. тележка это вокабула. моя рука это вокабула. комната это вокабула. водопровод это вокабула. сундук это вокабула. кровать это вокабула. ковёр это вокабула. свет это вокабула. день это вокабула. кривизна земли это вокабула. сила тяжести это вокабула. сигарета это вокабула. газета это вокабула. вокабула это вокабула. консистенция это вокабула. ботинок это вокабула. шляпа это вокабула. космос это вокабула.

я — АЕ, формула. АЕ реагирует на воздух, на цвет, на звуковые волны, на запах, на погоду, на людей, на еду, на питьё, на… он устал. амальгама переутомления укачивает его. метастазы ассоциаций как катализаторы. он осматривает комнату, наступающее утро. жёлтое и зелёное и синее и красное и белое и чёрное утро. он выходит на прямую, как палка, улицу. он сворачивает направо. — потом? — налево и потом? — опять налево. а потом? он останавливается. а потом? протирает очки. а потом? наклоняется. и? — поднимает что–то с земли. и? разглядывает. и? суёт в карман брюк. и потом? идёт в парк. и? садится на скамью. и? — прислушивается. и? говорит. и? смотрит прямо перед собой. и? думает о смерти. и? нюхает листочек. и? — всё. у него синие зубы от красного вина.

он ест булочку, чтобы очистить зубы. слова в голове понуждают его к действиям. чем больше велит ему слово, тем интенсивней его действия.

для его я нет ограничений. он ничего не имеет против того, чтобы быть частичкой грязи. или амёбой или флогистоном или газетой или зонтом. он курит сигарету, которую кто–то давным–давно ему одолжил. до сегодняшнего дня он не мог решиться её выкурить. всё, что он воспринимает, это жужжание. предметы жужжат вокруг, зашифрованные глазными яблоками и раскодированные в его черепе и микроскопические, и когда он закрывает глаза, они исчезают, их уже нет…

я прозябаю тут, как бацилла, воротник пальто весь в волосах, чёрные пломбы в пасти, вокруг — блестящие чемоданы и сумки, бледные шляпы — я устрица среди кашляющих, мёртвых, калек, ампутированных, сумасшедших, глухонемых, слепых, беззубых, сифилитиков, вонючих, буйных, рычащих, точащих гной, мочащихся, людей без лёгких, мускусных крыс, сомнамбул, алкоголиков и дебилов. да, да, шумят секунды, шумят, потрескивают, вылетая из часов, из пальцев струится магний, струится аммиак, струится ртуть. я говорю на коболе. фортране и алголе. аутпут знай вылетает из моего тела. следите за агрегатом! мы обрабатываем данные в режиме realtime. и? стираем из памяти. и? делаем сознанию reboot.

выцветшие дома. волосы липнут к голове. повсюду мои десять пальцев. жёлтые конторы, холодный каменный пол — свежевыкрашен. тьфу ты, всё заляпано этим человечьим гноем!! эй, вы, пиявка №1! и вы, отвратительно свёрнутый анальный узел! поджопника каждому, кто встанет у меня на пути! я с отвращением отдираю обрывки кишок от носков моих ботинок. ха, дыхание, полное наслаждения! глазные яблоки наливаются кровью. НЕ ТРОГАТЬ, Я ВЕСЬ В СЛИЗИ! я весь в поту! я весь в гнили! я весь в слюне! — этот розовый веночек на бумаге ядовит. осторожно. если вы боитесь крови! у меня красные глаза. у меня заскорузлый пластырь на животе. кто будет коситься — поплатится! собаки–поводыри ссут на асфальт расплавленным кобальтом. главное — у них нормализовался стул, думаю я. и чищу себе яблочко. облака разверзаются с воем: пепел! вот я стою, улитка, собака, оса, клоп, вошь, жук, акула, кошка, мокрица, саламандра, червь, волдырь, среди вас разодетых — что вы по мне стучите? что вам надо? заткнитесь!!! в лабораториях изготавливают сыпь — килограммами! вот, фунт жира с моей кожи — на вас хватит рот залепить! скорее, скорее, каплю йода!! я струюсь из фразеологических пор! я истекаю в отёчную, бесцветную клейкость, да, эякулирую себя, белый эмбрион, его сотрут, прервут, развеют! не смотри на меня, я слово, я чёрный и худой, я не розовый от гемоглобина, я остолбенелый и архитектоничный, мой пищевод никогда не забит, мой мозг никогда не дезинфицируется, под моими ногтями нет грязи, я вам, помоечникам, гонораров не выплачиваю, сам себе господин, вы, ходики с кукушкой и раздутые от газов прелаты! куда ни глянь: ликёр, отёки, открытые газовые краны, удушье в целлофане, трупы в фольге, отрезанные конечности в газете, погнутые стрелки часов, размножающаяся энтропия! отстаньте от меня с вашей болтовнёй! хотите читать дифференциальное будущее по руке? нести вздор о конце света? оглянитесь вокруг, сопляки! воняет записью актов и ганглиозными клетками. здесь слишком много думают, хе–хе! ищите себе новые гробы! а здесь — зелень, зелень и день, вот я и вот мои двести семнадцать костей. потом я иду до поворота трамвайных путей. потом издалека наблюдаю крематорий. (безотчётная притягательность слова, ржавый магнетизм, шлюшья прилипчивость.) потом я захожу в у марии шемель есть овечка чтобы залить горькой за воротник. сталая пелдунья госпожа шемель. всё абсолютно синее. синие стулья. картины, стаканы, всё синее. суки! жалкая кучка лакеев. вонь помойной ямы. дзынь, дзынь, звонок. холосенький колокольчик над двелью. хихихи. громче смейтесь, громче! синее стекло. чирик, чирик — ничего себе — жаворонок! со светом не выходит, не могу — чирик где? тряпку! не тронь! плипилается сталая калга, ищет пойла и шляется в темноте воклуг да около. кресло стучит, такой деревянный звук, стучит вокруг вокруг вокруг. темнотища. проливаются синие жидкости, плещут на пол, хлюпс, хлюпс… кааашмааар! каашмаар! на нагах на нагах тащут сюды листву. фсем нада синии листья а я хачу кайфовай глоссолалии!

пятница. моя рубашка — саван. пробежала собака. грязный кобель грязный! тащит свои вонючие внутренности на четырёх низких лапах. на глазных яблоках у него сидят мухи и моют лапки! его яйца становятся видны, когда он бежит. под мохнатой наружностью скрывается омерзительная тёмно–красная кожа. я покупаю у цветочника астру, милую фиолетовую астрочку. вот. дом с пожарной лестницей по фасаду. вокруг дома посажена живая изгородь, а что происходит внутри? обед? кто–то спит? смеётся? воздух булькает. те, там внутри, все в бреду, в бредовом состоянии! как иначе они могут переносить друг друга, покоряться всему этому!

сплошные ввалившиеся груди, крошево плоти, вонь, земля вся в отпечатках ступней. кто–то пытается бросить в канал разорванную фотографию. неее, не так быстро, дорогуша! давайте, хватайте их! вы чувствуете их бьющиеся вены, чувствуете? и роговые отростки, длинные и тонкие, растущие из их кожи! и острые ключицы и угловатые челюсти и белые ступни! интересно! у вас интеллект хорошего зародыша, правда? под одеждой целый арсенал протезов, бандажей, корсетов, повязок, катетеров… вам следует привыкнуть прикасаться к ним чувствительными кончиками пальцев… видите оправу очков? слуховой аппарат? парик? резиновые шишки? пересаженную кожу? стеклянные глаза? деревянные ноги? рыбий мех? ватные тампоны? зубные протезы? видите животных, которых они держат для компании: мух, кошек, собак, черепашек? гонококки, птицы, рыбы, моль, пауки, клопы, личинки, мучные черви и бактерии? посмотрите на их болезни! кариес, полиомиелит, дизентерия, простата, струпья, герпес, перхоть, лепра, чахотка, слоновья болезнь, искривления, куриная слепота, геморрой, холера, тиф, сумасшествие! посмотрите на их выделения: пот, кал, моча, сопли, слюни, ушная сера, менструальная кровь, лимфа, сперма, мокрота, их болячки, их жёлтый гной в углах глаз, их обрезанные волосы, их обрезанные ногти, их сальная кожа, их гнилое дыхание! видите, как они пресмыкаются, клевещут, лизоблюдничают? видите, как они спешат, пригибаются, лицемерят, едят говно, подлизываются, льстят, приветствуют, кланяются, оправдываются? видите, как они убивают, ковыряют в носу, онанируют, подстерегают, чешутся, почитают друг друга, уважают друг друга, готовы друг друга в любой момент предать, как они держат речи, как выпускают газы?

ТАК ДАЙТЕ КАЖДОМУ ИЗ НИХ ХОРОШЕГО ПОДЖОПНИКА!

ты идёшь дальше и видишь лишь часть от каждого из предметов: полдерева, 6/10 жёлтого домика, 2/3 коричневого домика, фасад трущобы, полчеловека, полребёнка, половину солнца, 3 км земной поверхности, верх лужи, 7/10 скамьи, 1/3 улицы, половину шляпы на галаве, 3/4 человека, полстола, 4/5 трамвая (потому что ты его детально разглядываешь), 10% газеты, 20% заголовков, половину садового кресла белого цвета, половину легкового автомобиля, полвелосипеда, кусочек самого себя, иногда ботинок, иногда руку, иногда отражение лица, четверть монумента, 3/10 телефонной будки, 7/8 табачного киоска, половину почтового ящика, повёрнутую к тебе сторону забора, половинчатые листья, потом слышишь обрывок предложения, обрывок слова, обрывок звука, думаешь обрывком мысли, воспринимаешь обрывок, обрывочек действительности, садишься куском себя на дерево. каждый предмет помещён в вакуум, всегда только он сам, он сам, он сам, ты как будто смотришь хаотический фильм, непрерывно сменяющий кадры перед твоим носом. люди предстают перед тобой, как во сне… ты уже не замечаешь в них индивидуальности… тебя насмерть раздавливает падаль, гнильё и мусор, огромная гора мусора обрушивается на тебя и засыпает с головой. ты закрываешь глаза, ищешь сам в себе опоры, как если бы был телом, изолированным в пространстве. ты диагностируешь в себе невероятные состояния: твои мысли — насекомые. ты — камень. твои руки не знают, что попадёт в них через минуту. ты слышишь цвета и чувствуешь, что над тобой смеются. их лица — карикатуры врачей. у тебя на ладони чёрное пятно — ох, не обращайте внимания, всего–то трупное пятнышко, хи–хи! в тебе пустота. все предметы находятся в пустоте. слова легко разлетаются и перемешиваются, образы сливаются, ты сам — странное воплощённое ничто. ты встаёшь на ноги и удивляешься, что люди не проходят сквозь тебя, не ощущая, удивляешься, что перед тобой отступают в сторону, что тебя вообще видят.

так что ты возвращаешься в парк и ходишь, ходишь, ходишь кругами, потому что ты — твоя собственная загадочная аксиома!

чем более отдалённые воспоминания я оживляю в памяти, тем больше число протухших фраз, слов–возвратов, которые приходится оттуда стирать.

фразы формируются сами по себе, молекулы слов, атомы слогов реагируют между собой, моя проза молниеносно переходит из одного агрегатного состояния в другое, прыжками перемещается из газообразной формы в жидкую, в кристаллическую… слушай–ка, мы хотим вылечить наш вросший ноготь на ноге! ты ставишь ногу в эмалированный тазик с голубой каёмкой. некто суетится рядом. адвокат крицшер основывает своё мировоззрение на кнауровомучебнике по физике. вот это да! вода парит. твой стул качается. сказать по правде, ты ничего не чувствуешь. твой ноготь на ноге не причиняет никакой боли. но тем не менее о боли ты думаешь. чёрт, слова нагромождаются дикой кучей, тьфу ты! в каком качестве ты пытаешься высказать своё мнение? в качестве личности? учёного? социолога? частного лица?

от чьего лица, например, можно говорить: доктора, брата, доброжелателя, непричастного, страстного защитника правосудия, семидесятилетнего старца, столетнего старца, просто старца, человека, впервые за 6 лет прервавшего своё молчание, немца, друга, отца, человека, несущего на себе ответственность, человека, не несущего ответственности, человека непосвящённого, человека, возможно, неполностью информированного, простого прохожего с улицы, непосредственного участника, человека слова, писателя, художника, социалиста, человека, отрицающего мировоззрение, христианина, твоего учителя

посидишь немного. ещё не прошло и полдня с тех пор, как ты встал. что же это было за впечатляющее событие… может быть, — когда однажды здесь в комнате по стеклу пробежала синяя муха, оставляя за собой рядок синих следов, вляпавшись лапками в каплю метиленовой сини… ты — твой собственный предок, каждый день ты — новый потомок себя вчерашнего… получается, твои предки наблюдали за этой мухой и оставили тебе внутреннее представление о ней… ты прямо видишь перед собой этого предка, представляешь себе, как он наблюдает за мухой, как часами с неподвижным взглядом изучает стиснутое в руке яблоко. действительность, давящая на сознание совокупностью фактов, запрещает ему доступ к словам. отражение видимого мира коченеет, обращаясь в формулу. сознание не может создать себе другого мира. оно может только запечатлеть личные переживания. оно пытается выделить частицу из действительности через акт присвоения имени. это выход. экспедиция в лабиринт. оно тихо бормочет себе под нос, видит часть яблока и мысленно достраивает его до целого, черпая из резервуара опыта, а потом — весьма наглядно — снова отделяет от яблока часть.

я подвигаю стул к окну, открываю его и наблюдаю за полосой улицы, наблюдаю за перемещением на ней отдельных тел, за возникновением новых индивидуумов и объектов, смотрите, смотрите! маленькие чёрные пресноводные полипы! молодые хризомонады! кучка икры! дайте мне микроскоп, я буду наблюдать за жабьими яйцами там внизу! я их взмету в воздух, все разом.

я захлопываю окно, с треском захлопываю.

я слышу, как растёт трава, как звенит свет, как летят слова. я олицетворяю человеческую разумность, стыжу человеческую общественность! я сделан из пыли, глины, дерьма. я выказываю мой разум, мой талант! да, я не тупой скот, я индивид с более чем одной извилиной! я разворачиваю перед вами свои мысли, я презентирую свою рациональность! вы находите во мне хоть сколько–нибудь животности? почему же вы тогда медлите? навострите–ка cвoи ушки, как у летучих мышей, протрите гноящиеся глазки, следуйте за моим потоком сознания:

оптимизация 1: процесс против детерминистского мышления. «выньте из вашего сознания шахматные доски! мы приветствуем шизофреническую логику, газообразное агрегатное состояние мыслей, броунское движение в механизмах ассоциаций… руки и ноги относятся к конечностям. живот, спина и шея — к туловищу. желудок, селезёнка, печень, лёгкие, сердце и кишки — к внутренним органам. глаза, уши, нос, волосы, лоб и рот — к голове… теперь ты всё знаешь! теперь вы сошлись во мнении! теперь ты можешь идти дальше… выстраивать! выводить! дефинировать! заключать! заметь: наука создаёт только определённый вид реальности, она конструирует истину кустарной сборки, она ограничена сама собой! реальность естественной науки нереальна! она угарней и отчуждённее, чем реальность сумасшедшего! её построение мыслей — случайно, антропоморфно, аксиоматично! человеческий интеллект делает выводы при помощи кустарных, получивших лицензию от самих себя, якобы объективных инструментов! кому мешают противоречия? сама природа противоречива!»

оптимизация 2: лучший способ избавиться от наследия стоицизма:

«в околохристианских культурных кругах XX века стало привычкой скорбно–восхищённое отношение к стоическому состоянию духа. дураки! разве вы не видите, что стоицизм напрямую связан с биологическими процессами? с суженными сосудами головного мозга! с загрязнёнными контактами в нервных клетках! с пониженным давлением! с ограниченной потребностью в пище! с неспособностью удерживать мочу в пузыре! с импотенцией! с образованием морщин! с выпадением волос! с прогрессирующей глухотой! со слабоумием! с выпадением зубов! с медленным умиранием! с одышкой! стоицизм — это попытка стариков при помощи поз и красивых фраз преподнести свою биологически обусловленную неспособность к жизни как заветную цель для всех и каждого. каждому стоику — по поджопнику!»

 

3. НАБЛЮДАТЕЛЬ (ЭСКИЗ)

солнечный луч проник в это мгновение в атмосферу и пересёк её по слегка искривлённой траектории. да, приятный звук! звук, приятный мне / звук, такой хороший / миленький звук / звук разнёсся щедро / звук большой тонкий / звук громок. она хороша / милый звук послушен / звук красив / хороший звук. «обаа. нее, ну то шта он это слышшит! мистик, што ль?» — «ну да, ну да, абладаю мистичскими спасобныстими! я вижу чёрную всиленную! космос, дыра. ну да — вижу! вижу кажный день касмичскую дыру! а уж што слыышу! придставьти: углавая скорысть кажной планеты саатветствуит музыкальнаму интырвалу. шесь плаанет в обчей сложнасти абразуют, — в зависимасти, начнёшь ты с сатурна в перигеи иль в апагеи, — минорную иль мажорную гамму. чё т сказал?» — «не, ничё!»

природное явление уже испарилось в воздухе и оставило меня, делающего заметки наблюдателя, наедине с разговором с самим собой. ничего необычного больше не появлялось. так шёл день за днём. однажды утром наблюдатель ощутил запах анютиных глазок. небо свешивалось с небосвода. улицы были причудливо изогнуты. он думал на языке птиц. иногда он даже мечтал на языке птиц. он, как упоминалось, был профессиональным наблюдателем. он занимался разными наблюдениями, он наблюдал всё, что попадалось ему под руку или встречалось на пути. в первую очередь — случайные вещи. он размышлял о наислучайнейших событиях — о том, насколько они были вероятны и о том, вправду ли они произошли.

вернёмся к наблюдателю. он частенько прослушивал стены. и мало спал. а питался в основном водой. большой кусок своей жизни он посвятил памяти воды. почему водяные воронки всегда вращаются справа налево? и так он полз по земной поверхности. он не обнаружил ни одного физического закона, который бы выполнялся с безупречной точностью, несмотря на то что впоследствии он даже работал частным детективом. в его комнату частенько заглядывало солнце и расписывало пол кренделями. улица оживлённо шевелилась. хлопали мусорные баки, поднимались жалюзи, он понимал, что его эксперименты закончены, но ему не в чем было себя упрекать. он постепенно забывал собственное имя. фотографы толпились вокруг него. перспективы — твой злейший враг, сказал комиссар. он подходил вплотную к предметам, и они росли по мере приближения. или это он, наблюдавший, магнетически притягивал их? когда позволяло время, он с наслаждением затягивался сигареткой. потом ему вдруг становилось понятно, что каждая его мысль квалитативна, тогда он съёживался и забивался в уголок, как подвальная крыса. 21 апреля он подарил своей хозяйке старый цветок со шляпки. это всё решило. казалось, ничто его больше не спасёт, но в этот момент он сквозь щёлку выскользнул на улицу и увидел корчи разносчика газет в припадке болезни паркинсона. что ему из этой сцены запомнилось: дрожь разносчика газет, коричневая струйка слюны, сбегающая по подбородку разносчика газет, широко открытый, превратившийся в чёрную дыру рот разносчика газет. он не чувствовал жалости. он был рад такому неожиданному ракурсу.

как бы ему хотелось взглянуть на хозяйкину плаценту! когда он начинал наблюдение, он уже не мог остановиться, не подведя итоговой черты. каким же транспортирующим средством пользовалась действительность для проникновения в его тело? и какие свойства позволяли ему — скажем так — рационализировать действительность? недостаток его осязания в сравнении со зрением заключался в том, что между двумя ощущениями должно было пройти гораздо большее время, чтобы их можно было отсортировать друг от друга. солнечная пыль присыпала его волосы. он нашёл прозрачный цветок эллиптической формы. его косточки похрустывали при каждом шаге. день был зеленоватой жидкостью, даже водостоки покрылись медной прозеленью! он стёр с глаз трёхмерную паутину. его мысли в его мозге вращались по маленькому радиусу. у него осталось совсем немного имущества. по вечерам он занимался геометрией при помощи заржавленного циркуля. возможно ли всю эту землю враз испарить? он сидел выпрямившись в саду среди разноцветных стеклянных шаров и трепещущих на ветру огородных пугал. вокруг него буйно росла пышная городская архитектура. им уже некоторое время владело физическое чувство падения с растущим ускорением. всё кончено? в этой развивающейся метрополии он — какой парадокс! — собирается покончить с собой? он проклинал свою тлетворную трусость. он обследовал платяной шкаф в поисках приличного сюртука. раз так, он посвятит свою жизнь метеорам! себя он мыслил в качестве межпланетного гомункула. каждый день он вставал ровно в 7 часов. с безопасного расстояния желудочки и маховики приводили в действие его организм, он подходил к окну и проверял климатическую и метеорологическую обстановку, сервированные перед ним наступающим днём… после этого он проводил 25 минут над своим гербарием, рассматривая острые пальчики листьев. феерический пригородный ландшафт освежал его душевный настрой. как спутник по орбите, он описывал круги вокруг города. он каллиграфически вырисовывал астероиды, создавал аксиомы и опровергал их, здоровался с ископаемым школьным учителем, наблюдал за людьми в кафе, которые влетали и вылетали, как пчёлы, жужжали, высасывали чашечки и оставались цветными иллюстрациями у него в голове. когда он услышал о смерти его хозяйки, он тотчас поторопился вернуться домой, чтобы в последний раз взглянуть на её яичники. такое поведение ему самому не казалось ни в коей мере аномальным. как раз наоборот, кишечный тракт хозяйки всегда вызывал у него лёгкую неприязнь. он долго стоял, вперяясь взглядом в вещий рисунок обоев; сюда он больше не вернётся. улучив момент, он вытащил из–за зеркала свой презерватив и спрятал его между пальцев элегантных перчаток. он вышел. уже пахло карболкой. теперь он снова был самодостаточен. с глазным нервом в последнее время особенных проблем не возникало.

ОН ВПОЛНЕ ПРЕДНАМЕРЕННО ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ ВПРЫСКИВАЛ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ СЕБЕ ПОД КОЖУ! он читал лекции о перешейках, порнографических фотографиях и арифметике. фонетика была ему очень дорога. иногда его оставляли вегетативные нарушения. похотливые сны и видения мучили его, делали его жаргон меланхоличным. его отцу посмертно вручили орден. этот субтильный эпизод привнёс равновесие. потом пришла осень, и начались буквенные дожди, в основном из I и U, иногда пара капельY и даже одно W. это была радостная находка! ценный экземпляр был тщательно вычищен, высушен, наклеен, классифицирован и надписан. он обладал также взрослым экземпляром H, найденным полвека назад в месопотамии. он весил не менее 0,2 килограмма и имел поверхность в 36 квадратных сантиметров!! имелся и довольно старый фрагмент Q. его ушные раковины увяли над непрерывными штудиями. ботанические исследования его мало интересовали, в основном он относился к ним равнодушно. он часто лежал в больнице. ему сделали операцию. как только пробилась свежая трава, он выскользнул наружу. свою улетучивавшуюся жизнь он рассматривал сквозь линзы. он решил отпустить усики. вскоре они украсил его несколько чувственную верхнюю губу. из окна он мог незаметно наблюдать за течением будничной жизни. при этом он всякий раз ощупывал свой выступающий кадык. всякий раз его смущал вольный водоворот мыслей в его голове, всякий раз его смущали образы, смущали его собственные чуткие инструменты восприятия. по воскресеньям он отрывался от окна и шёл в паноптикум. втайне он опасается однажды вдруг стать подверженным эпилептическим припадкам, в остальном же не поддаётся ипохондрии. внезапно посреди этого неподвижного существования его увлёк небольшой эстетический эксперимент. как–то раз ему случилось закопать в землю корпус от часов. что с ним стало? он часто думал об этом, но несмотря на это не мог вспомнить, где же находится захоронение. какие мелкие животные населяют теперь этот часовой остов? или может быть — его разъела ржавчина? а ещё его часто приковывала к себе бесконечность. он отключённо делал зарубки перочинным ножиком на подоконнике, неоднократно обрезая себе при этом большой палец. в конце концов, он привык делать зарубки, подогнув большой палец, в один прекрасный летний день он впервые обнаружил вселенский разум. 2 дня он ничего не ел. он вперялся взглядом в пространство. его лицо было ужасающе бледно. его руки и тело тоже покрылись этой кошмарной бледностью. он сравнивал белизну кожи с белизной зрачков. долго смотрелся он в зеркало, слушал пение щегла, собирал информацию об анатомии суставов. он откинул со лба пядь волос. так ли уж это было нужно? было ли необходимо хоть одно движение? он спустил подтяжки и стянул рубашку, потому что было очень жарко. выйдя в сад, он сразу же заметил подраненного щегла. он положил его в шляпу и умостил её среди густых веток и сучков буйно заросшего листвой каштана. дерево как раз цвело. здесь щеглу будет неплохо, подумал он. он мечтал когда–нибудь снова увидеть канатоходца, но у него было очень мало надежды на исполнение этой мечты. канатоходец далеко в вышине на незримой тонкой проволоке, идущий словно по молекулам газа. зимой он кормил ворон, прыгающих по сугробам. а ведь раньше он педантично вносил записи в дневник наблюдений. он с удивлением вспомнил об этом, а ещё, поискав, нашёл свой гербарий. листья плюща пересохли, бумага пожелтела. он снова собрался с мыслями и стал собирать разные образцы пепла, чтобы в длительных исследованиях выявлять составляющие их компоненты. наиболее драгоценными ему представлялись сожжённые электроны кислорода. он поставил себе целью непременно получить 1 грамм сожжённых кислородных электронов. так как стены в его комнате были влажными, его стали преследовать скопища разных жуков. только яркое солнце служило ему утешением. но с жуками он должен был покончить — так или иначе! он приготовил крошечные скальпелёчки, пинцетики и крючочки и стал препарировать сучащие ножками тельца, отделяя от них малюсенькие хитиновые панцири. летом перед его дверью хозяйка часто оставляла плошку черники. когда он думал о движении времени, его кожа начинала невыносимо зудеть. но всё его внимание было направлено на бабочек, чей язык он мгновенно научился понимать. он написал об этом несколько сжатых строк для потомков. на нижнем этаже его дома открылся магазин подержанной одежды, завоевавший популярность среди низших слоёв населения. когда он возвращался домой с длинных прогулок, он часто подолгу стоял перед витринами, завороженный видом поношенных вещей. особенно его впечатляли морщины поношенных туфель. но самой большой его слабостью было ходить в бюро находок и запрашивать несуществующие утерянные предметы. в его комнате стоял влажный затхлый запах. недолго думая, он скрылся в приятно пахнущих заливных лугах. в то же самое время, он проследил за тем, чтобы его манускрипты не разбросал сквозняк. он аккуратно накрыл не скреплённые между собой листки своим старым, заношенным зимним пальто. на голове у него была шапка. с довольными глазками, он апперципировал а не шевельнулись ли на деревьях листья под легчайшим дуновением ветерка? его цереброспинальная нервная система отреагировала нормальным образом, его серое вещество выполняло возложенные на него функции как должно. свет в форме бесчисленных ярких и прозрачных частичек падал между дрожащих листьев под ноги наблюдателя. он шагнул в самую гущу спеющих жёлтых колосьев и пошёл через поле. как–то раз в лондоне он провёл многие часы, стоя под уличным фонарём, впитывая синеватый свет, сам не свой, воспринимая себя как некую вероятность, потухший мираж психики, снабжённый ярлыком механизм восприятия, а не был ли он сам этим: ржаво–красной листвой, покрывающей землю в блумсберри, антикварными и книжными лавками, чёрным деревянным фасадом «old wine shade», доугэйт хилл №10, тяжёлым запахом рыбы в окрестностях фишгэйт хилл, флитстрит, словами из газет, зоологическим садом в парке регентов, витринами с огранёнными камнями в геологическом музее, ляпис–лазурью, опалом, агатом, халцедоном, корундом, аквамарином, хризолитом, навесом из листьев в гайд парке, мостом саутворк, пристанью на биллингсгэйт, ботанической лабораторией в физик гарден, мадам тюссо на мэрилебон роуд, чейн роуд №24 с тростью и шляпой карлайла, хэймаркетом, св. иаковом, зелёным небом над церковью св. анны в сохо? или теперь — блестящей травой, солнечным кругом, угрем, гусеницей, космическим излучением, магнитным поясом земли, атмосферой, червями, светящимися животными, самоистязателями, радиоляриями, улитками, комарами, плазмодесмами, ангиосперматозоидами? всё это не только существовало, но и находилось в его мозге, и при желании вызывалось условленным словом, и осознав это, он упал на землю. он мгновенно ощутил в себе перкуссии воспоминаний, предав свои мысли хаотичному потоку обрушившихся на него слов —, только однажды он привстал, чтобы поприветствовать проходившего мимо птицелова и мельком спросить его об успехе его предприятия. больше всего его увлекало невскрытое, не поднятое на поверхность, не реконструируемое. он с головой погрузился в математические штудии и только иногда немного развлекался предсмертной агонией мух на свисавшей с потолка клейкой ленте. что же его раньше так завораживало в этом зрелище? этот квант бессмысленности во всём, который он в продолжении некоторого времени считал обнаруженным лично им? он уже больше не рвал шнурков, завязывая ботинки. на полу в прихожей лежало несколько разбитых бутылок. иногда его посещали галлюцинации, и он представлял себя планетой с четырёхмерным пространственно–временным континуумом. по утрам он на несколько часов надевал домашний пиджак цвета киновари, купленный в магазине подержанной одежды, а в остальном повседневная жизнь мало его задевала. но с годами он пристрастился вылетать из окна в опускающиеся сумерки и, зависнув на месте, открывающем хороший вид, часами рассматривать землю с высоты птичьего полёта. мало–помалу он начал систематически планировать эти полёты. при помощи складного метра он тщательно обмерял различные географические образования и заносил данные на карту. осенью его застиг в воздухе запах зрелых тыкв, когда боковой ветер отнёс его немного в сторону, над поля. но начиная с определённого возраста, эта его способность стала на глазах ослабевать, так что ему приходилось ограничивать ночные вылеты, в конце концов, он осмеливался покидать комнату только в дневные часы. на новый год, когда над городом разносился радостный звон колоколов, он закрывал глаза и прикуривал от горящей банкноты. эта маленькая радость доставляла ему удовольствие. других пристрастий он не имел. он приобрёл печатную машинку, вставил белоснежные листы между валиков и стал покрывать страницы драгоценными выделениями своей задумчивости. адвокат тем временем тоже умер и попал в его чёрный блокнот, доставаемый всякий день из ящика стола для внесения дополнений. но вымирание окружающих уже не беспокоило его. как раз напротив, в его памяти всё время возникал тот июльский вечер, когда с неба стаями посыпались мёртвые птицы и были погружены в мешки из–под угля и увезены в открытых полицейских фургончиках. это была эпидемия! из окна он мог следить за происходящим. к этому времени он знал абсолютно точно, на какой широте и долготе располагается его дом, но жил слишком отшельнически, чтобы извлечь из этого практическую выгоду. он разводил отборную герань, фиксировал время суток или восхищался горизонтальной линией горизонта. школьный учитель с, заметим, татуировками стал чаще навещать его, и всякий раз ощупывал чувствительными нервными пальцами стоящий на столе глобус; а однажды ночью наблюдателю удалось почувствовать своё собственное выскальзывающее сердце, как если бы оно отделилось от тела. какой это был интересный объект! он увлёкся системой транспортировки нервных возбуждений, распространением возбуждений внутри сердечной мышцы. в пищу он употреблял только богатые аскорбиновой кислотой продукты: капусту, шпинат, перец, цитрусовые, помидоры, клубнику, смородину и печень. он до глубины души презирал вялые овощи за то, что в них стремительно сокращается содержание аскорбиновой кислоты. когда он заметил, что постарел, он поместил своё завещание в шляпу и так и проносил его там несколько недель подряд. с особым удовольствием он отражал себя в гладях прудов, к которым вели его прогулки. этот физический процесс грел ему сердце, да, он даже был готов без колебаний иногда сам провоцировать его. так как отражение является причиной того, что не излучающие света предметы становятся заметными для человеческого глаза, отражаться в воде казалось ему вполне уместным. при этом свет менял направление, и лучи светового пучка разлетались в разные стороны. он безучастно разглядывал своё отображение. позволял дивергентным лучам, исходящим от отражения и по прямой линии достигающим его зрачков, концентрироваться в них. реальные образы? виртуальные образы? он смеялся. он шёл дальше. его истощённая фигура то и дело скрывалась за деревьями и выныривала снова, в его волосах играл голубоватый летний ветер (который слегка пригибал даже большие голубые цветы в садах). птицы облетали солнечные зонтики прохожих, как маленькие чирикающие облачка. его тайное знание делало его отчуждение ещё более глубоким. всё, что ему оставалось, были его безупречные записи, которые должны были достигнуть потомков. только школьный учитель остался ему до конца верен. один его тёмный глаз обглоданно вываливался из глазницы вследствие слишком поздно обнаруженной глазной болезни. в остальном же он выглядел как прежде. наблюдатель всегда сочувствовал ему (и поэтому пытался утешать). он достиг зенита силы воображения, его мыслительный аппарат воспроизводил образы перед его глазами и заставлял их угасать. его полые шаги раздавались всю ночь напролёт, всё зеленело, и кристаллики льда таяли. в переулке дети играли со следующими предметами: ножницами, иглами, гребнями, ножами, вилками, чайными ложками и щипчиками для ногтей. запах гвоздики и цветущей сирени расползался по комнате. но на покрытых плесенью обоях мухи оставили следы, чьё расположение часто повергало наблюдателя в глубокомысленную задумчивость. может быть, то, что люди называли «бог», было случайно направленным вектором, управляющим нагромождением звёзд так же хаотично, как и распределением мушиного помёта? он, конечно, понимал, что его глазной нерв, как и прочие части его центральной нервной системы, не подлежит регенерации. это ощущали его периферийные болевые или моторные нервы, но мозговые каналы — никогда. питание зрения происходило через очень тоненькие сосудики, не более 0,5 мм в диаметре, в то время как его внутренний взор оставался неизменным за счёт сложной системы регенераций. однажды наблюдатель произнёс: функция глаза как органа чувств возможна только при наличии прямой связи с мозгом. её нельзя сравнить с функцией внутренних органов, светочувствительная сетчатка — это выставленный наружу отдел центральной нервной системы, а глазной нерв, связывающий сетчатку с серым веществом — это не нерв в обычном смысле, а мозговой канал.

как он обычно проводил инспекции?

А он разлагал образы на составные части

Б он помещал воспринятую и препарированную данность в нервическую конфигурацию своего мозга, служившего ему для уединённого и герметичного симулирования окружающей среды.

если же ему доводилось в такие моменты покидать свою комнату и встречаться с людьми, то перед выходом он быстро выпиливал четырёхугольник в своей черепной коробке и предоставлял людям возможность бросить взгляд на его пульсирующий мозг. он прогуливался по парку. капли дождя, попадавшие сквозь отверстие в мозг, дарили ему приятное ощущение, не было никаких представлений, всё было просто собой. ему оставалось лишь глубоко вздохнуть, заточить карандаш и уставиться на паркетные доски. ему очень нравилась мысль о том, что он окружён идиотами. он спустил штаны и опустился на унитаз, чтобы посрать во имя процветания всего человечества. он коротко и отрывисто обосрал всё, что пришло ему в голову, и подтёр жопу.

из личных заметок наблюдателя:

тень чернила чернильница вечное перо 3/4 деревянного кресла стол водяная синь дом эскарпт. е. эскорт эстрада эстрагон эстропировать+ эстамп + эукариоты + §2 = ээээТАЦИЗМ!ПАНЛОГИЗМ. ну хорошо, эванесценция, эванесценция

примерно 10 мин. и? влажность безумие ветер чёрт побери! протоматерия и ПРОТОСОСТОЯНИ Е нуууУ? лёгочное шуршание телесные члены делирий итакдалее. хроматические раздражения и т. п. уффф! бойлер сименс зеркало бряКК, стул хряСЬК, верёвка ХЛОП, лампочка чпоКК, аааааааАААААА!

пространственный гений, стол. штукатурка. ночной горшок. кровать. взгляд. оконная рама. высота. подъезд. лестницы. незнакомец. носовой платок. уличное движение. один и два. лавка. шляпа. перчатка. ниже пояса. костьуум.

но как в давние времена говорил гераклит: как хороша навозная куча — это прекраснейший, совершеннейший мир. у ньютона неожиданно лопнула артерия, больше 30 лет у ниво быыл сифак, ха–ха!

лорнет. э лор лавууу шашль! кллерлавло.

гснеежжжшларшко. гшаабблеттль. шыркшарк. шкрбрбрб. шркшрк. кршшш!

…………я

…………………………………………………….

………..m……. I……………………..нн…………………..

………..

…………………..оо…………..рпс………ф…………..ы…………..

…………………ц…………………………………………………….

к………..

…………………………………………был…………………

ф ф…………….во……………..снеееееееееееееееееееееееееееееегу

…………………………………… птицы …………………………

деревья

1911

10. января: приступы боли

в низу живота. морфий.

конец — ИЮНЬ — ОКТЯБРЬ: ночевал в отеле кобург,

комната 22

октябрь — декабрь: отель лютиция, шварценберг-

гассе 43 б,

диагноз: опухоль двенадцати-

перстной кишки.

депрессии

1912

обработка и коррекция фрагмента эписклеритана левом глазу

посещение в больнице пострадавшего от ножевых ранений с. обследование глаз в связи с инфекционным воспалением сетчатки.

1913

после почти 4 лет скитаний по отелям и меблированным комнатам собственный кабинет

бессонница

познание патологически искажённой действительности

1914

мебель публичные лекции жалобы прорыв водопроводной трубы, газета взрыв сигарета носки галстуки ковры зажим для портьер яблоко салат пирамида квитанции счета меню портмоне древесный уголь ацетилен 1 кг некролог банковский вклад

почтовые пошлины

витрина для очков

подставка для пера, открывашка

 

АНЕКДОТЫ ИЗ ЖИЗНИ НАБЛЮДАТЕЛЯ

наблюдатель недовольно наморщил лоб. он сидел на стуле, изготовленном заключёнными, и тупо смотрел на оклеенную жёлтыми обоями стену. на что проецировалась его поза? он упорно пытался ничего не замечать. в один момент лицо наблюдателя разгладилось. он выбросил правую руку вперёд и раздавил давно надоедавшую ему домашнюю муху.

наблюдатель читал газету. он прикладывал свой мозг к написанному как промокашку и впитывал страницу за страницей. — и так строки начинали материальное существование в его гениальных клеточках. эту газету, кстати, наблюдатель утащил в кафе, поэтому газета с одной стороны крепилась к деревянной планке. один шапочный знакомый — с камнями в почках — спросил его, зачем нужна эта деревянная планка. «это эксперимент," — многозначительно ответил наблюдатель.

наблюдатель выгуливал собачку. это чувственное развлечение оставляло ему достаточно времени для размышлений. без выражения эмоций на лице он спустился по лестнице, как вдруг отворилась дверь в квартиру раньше малознакомого ему жильца — по имени мёллер — и из неё высунулось отвратительное лицо. сколько времени? — спросило оно мечтательно. наблюдатель пошарил в кармане, достал часы, бросил взгляд на циферблат и сказал: «я забыл завести часы.»

наблюдатель сидел дома и решал математические задачи. внезапно в дверь позвонили. наблюдатель тотчас же отпер, но за дверью никого не было.

наблюдатель слишком много курил. у него были жёлтые пальцы.

наблюдатель взял в руки зонт и вышел под дождь. в 10:05 он заметил боковым зрением, что дождь усиливается. он порылся и вытянул одну житан, щёлкнул старой армейской зажигалкой — но безрезультатно. наблюдатель прислонил зонтик к дереву в аллее, прикрыл фитиль рукой и попробовал снова. когда пламя не разгорелось и с третьей попытки, он сунул сигарету обратно в пачку, швырнул зажигалку в лужу, забыл зонтик и зашагал прочь.

наблюдатель, вооружившись прогулочной тростью, пробирался сквозь парк. тут к нему подошёл до сей поры незнакомый человек и осведомился: это не вы случайно наблюдатель? в радостном возбуждении наблюдатель запрыгнул на одну из скамеек, повертел палочкой в воздухе и спросил: откуда вы меня знаете? «из газет," — ответил незнакомец.

он только что окончил автобиографию и с удовлетворением прогуливался в ботаническом саду. он дружелюбно поглядывал на жуков–пожарников, роившихся над его головой, как вдруг с ним заговорил незнакомец, чьего вопроса он не понял. следовало ли ответить? или развернуться на месте и непричастно удалиться. но раньше, чем он успел принять решение, его ноги сами понесли его прочь, вверх по лестнице, и в его комнату, где его нервная система стала постепенно успокаиваться. на следующий день он завил волосы итальянскими термощипцами, покушал сыру и маринованных овощей и запил это чистой водой. фразы ощупывали его мозг языками, как рептилии. он хватал проходящих мимо дам за нижние юбки. ах как часто ему приходилось говорить, превозмогая боль. теперь он мог передвигаться только наощупь. он нащупал сундук. он нащупал остановившийся мебельный фургон. он нащупал выцарапанные на стенах надписи, перила в подъезде, спинку кресла, дверную ручку. искренняя радость заставляла его трепетать во время немногочисленных разговоров, но он боялся, что не сможет её скрыть, если разговор затянется надолго. шо там ышшо за хирррня!!! он не обратил внимания. между оконными рамами он выращивал болиголов, glandulae lupuliи .folia digitalis purpuraeучастился ли пульс в его венах? а не летал ли он — под дождём — в небесах как маленькое ржаное зёрнышко? и не изливался ли ежедневно солнечный свет на его голову? и не вдыхал ли он солоноватый лёд утреннего воздуха? и не увлажнял ли слюною липкий фальц почтовой марки? — — — о как звякнуло оконное стекло, когда он упёрся в него головой!! синеразмытый воздух колебался тучками жёлтых ос, колебания, пробиравшие его до мозга костей. у него на ногах были абсолютно чёрные лаковые туфли. а улица тщательно подметалась. не прерывался стрёкот швейных машин. из асфальта струилась чёрная тушь. наблюдатель частенько играл по утрам на скрипке, а также гулял в церковном дворике, читая надписи на могилах. аэропланы выписывали в воздухе головокружительные кривые. всякий раз, когда мимо дома проезжал поезд, в буфете подпрыгивал фарфор. сквозь окна в комнату проникал интенсивный запах сирени, и не только, он проникал даже сквозь стены, разъедая кирпичную кладку, как смертельно ядовитая кислота. его телесные силы ослабевали. руками в стерильных резиновых перчатках он дотошно промывал отверстия своего тела. он расходовал банку талька в неделю. врач упорно молчал. был слышен только шелест плюща. в моменты, когда он оставался один, наблюдатель хватался за окуляр и объектив своего микроскопа. солнце грохотало. его волосы были заряжены статическим электричеством. он чувствовал давление небесных тел. он выбрался из кровати. под мышкой у него была шляпная картонка, полная пузырьков с тушью, кисточек, бумаги. молниеносными взмахами руки он делал наброски стремительно проносящихся мимо фигур.

почему наблюдатель мёрз в тени? почему не защищался от муравьёв, овладевших его телом? почему очки скатились с его черепа?

сбитый с толку, он прислушивался к человеческим голосам. белые тона, белая тишина, даже воздух побелел. проходили на цыпочках люди в гамашах. с внутренней стороны их пальто были обшиты белой подкладкой. наблюдатель наблюдал за белым насекомым, передвигавшимся по его ладони, и саму ладонь, обтянутую белой кожей.

а на жёлтом полу стояли фиолетовые горшки. стул, на котором он сидел, был синим, стол, на котором покоились его белые руки, был чёрным. пуговицы на его пиджаке отливали медью. у него были красные губы. в окно залетали лиловатые листья. карие глаза. молочная белизна. с плафона капала казавшаяся розовой вода. стёкла разлетелись с чистым звуком, и голубые осколки усеяли ковёр. под потолком глухо пролетела зелёная птица. на пол упал апельсин. коричневый карандаш сломался, и его вплело в себя волокно сильнейшей дисперсии света. внезапная вспышка миллионов колбочек в его глазах пощекотала его мозг. он прикасался к разноцветным предметам так, как если бы они были подлинными шедеврами. по его губам проносились световые лучи с длиной волны в 670 миллимю. он испуганно отдёрнул руки. под ногами жёлтое, фиолетовые горшки, синий стул, зелёная птица, чёрный стол, медные пуговицы, белые руки, карие глаза, сиреневые листья… он попытался представить себе химические реакции, вызванные воздействием света на его рецепторы, в виде колебаний температуры. наблюдатель был не более чем аппаратом для измерений!

он мысленно сделал заметки о том, из какой ткани был сделан его костюм, о функциональности его обуви, рубашки, пальто… чего он добивался? мог ли он ответить на вопрос: кто он такой? он рассмеялся. никто не надел шляпы, не раздалось ни звука. никто не вошёл. ни одни часы не тикали. в комнате не было ни книги. на стенах не висело ни картины. не раздавалось и собачьего лая. нечему было падать на пол. он не был истощён. ничто не нарушало его спокойствия. боли не было тоже. как не было и печали. его покинули ощущения. он отпил глоток жидкого воздуха.

 

протокол вскрытия

паталого–анатомический институт при университете

Ауенбруггерплац 25

Вскрытие трупа № 603/196

Фамилия:

Имя:

Возраст: Место работы:

Дата см. 29.4 Вскрытие: 2.5.196

Провёл: Док. Ф. Кёнигсгофер

Клинический диагноз: Эпистаксис-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Лечащий врач: — Больница: — -------------------------------------------------------------------

3 1/2 недели до смерти:

Эпистаксис, после того, как за неделю до этого имело место незначительное носовое кровотечение. Эрит. 2,17 млн, продолжительность кровотечения 2 минуты 40 секунд, скорость свёртывания 8 минут. Тромбоциты 171000. Анализ крови за неделю до смерти: Эрит. 3,21 млн, продолжительность кровотечения 3 минуты, скорость свёртывания 3 минуты 15 секунд. Тромбоциты 293000. За два дня до смерти продолжительность кровотечения составляла тоже 3 минуты. Внезапное сильное кровотечение из носовой полости и Exitus letalis в течение нескольких минут.

Среднего роста труп мужчины в ср. ст. разложения, со средним телосложением и соответственной мускулатурой. Область рта и носа запачкана кровью. Кожные покровы бледные, ярко выраженная анемия, следы смерти налицо.

Чужеродных тел в полостях не обнаружено.

Поверхность лёгких гладкая и блестящая, светло–серого оттенка с розоватыми пятнами. Лёгочная ткань насыщенная влагой, также с пятнами розового цвета. Очаги воспаления отсутствуют. В бронхиальных просветах — большое количество тёмно–красных кровяных сгустков. На бронхах — белая слизистая оболочка. Лёгочная артерия и основные ответвления — свободны.

Сердце размером в кулак покойного, край образовывает лев. желудочек. Камеры без патологического расширения, упругость сердечных стенок тоже в пределах нормы. Система клапанов без уплотнений, с чёткими краями в местах смыкания. Внутренняя поверхность коронарных сосудов без патологий. Сердечные ткани бледно–красные, мало наполненные кровью.

В трахеях и пищеводе также тёмно–красные сгустки крови. Слизистые оболочки анемичные. Обе миндалины величиной с фасолину, в норме. Внутренняя поверхность всех артерий и основных ветвлений без патологий. Отклонений в развитии сосудов не обнаружено. Доли щитовидной железы размером со сливу каждая, светло–коричневые, без уплотнений.

Печень не увеличена, капсула гладкая, паренхимав высшей степени анемична, цвет без изменений. Желчный пузырь и желч. протоки как и поджелудочная железа без признаков патологии.

Селезёнка не увеличена, пульпа ярко–красная, немного рыхловатая.

Кора надпочечников с об. стор. равномерной нормальной толщины. Ткани светло–серые.

Почки каждая размером 10/5/3 см, капсула с об. стор. отделяется без разрывов. Поверхности гладкие. Паренхима анемичная. Почки, мочеточники и мочевой пузырь имеют белую слизистую оболочку. Простата размером с крупную вишню, мягкая.

В желудке и тонких кишках большое количество тёмно- и чёрно–красных сгустков крови. В толстой кишке небольшое количество кала. Слизистые оболочки желудка и кишечника анемичные. Язв, прободений в желудке нет. Гайморовы полости заполнены тёмно–красными отчасти коагулированными сгустками крови. Носовая полость, насколько можно было исследовать, покрыта белой слизистой оболочкой. Источник кровотечения не найден.

Кора головного мозга мягкая, большие кровеснабжающие вены мозга свободны. Мозговые извилины несколько сплюснуты, мозг на срезе белый, анемичный, слегка влажно поблескивающий. Рисунок основных ганглиозных узлов неясный. Основные артерии мозга без патологий, просветы свободные.

Гистологическое обследование: в печени нормальное строение долей. Никаких предпосылок для болезни крови, никаких структурных изменений, некрозов нет. Отложений жира нет. На одном из срезов пр. лёгкого во многих крупных и средних бронхах, а также в виде очагов — в альвеолах —свежая кровь. Воспаления не обнаружено. Ткани обескровлены. Проба слизистой оболочки носа на патологию не указывает. Большая часть эпидермы закрыта (передняя полость), постепенный переход в слоистый эпителий. В Lamina propria множество смешанных желёз, отдельные лимфацитовые очаги и скопления кровяной плазмы. В эпителии — небольшое количество гранулоцитов. Аномалий в сосудах в этой пробе не обнаружено.

Диагноз: анемия последней стадии (вследствие эпистаксиса неизвестного происхождения).

значительная потеря крови.

большое количество крови в желудке и кишечнике.

(как результат повторяющихся носовых кровотечений).

небольшое постгеморрагическое разрыхление селезёнки.

отёк лёгкого.

слабый отёк мозга.

Главное недомогание: эпистаксис неизвестного происхождения.

Причина смерти: кровоизлияние.