Вулф не знал, как долго он сидел у пруда, наблюдая за лебедями, скользившими по водной глади. Он намеревался встретиться со своим дедом. Но ему нужно было время, чтобы привыкнуть к пьянящей мысли, что у него есть семья. Он старался держаться подальше от любопытных членов кланов, пришедших взглянуть на нового главу. В их присутствии Вулф чувствовал себя скованно. И неудивительно! Большую часть жизни Вулф прожил один, не подозревая, что у него так много родственников! А теперь Вулф с трудом мог запомнить их по именам.

Он провел три печальных дня в Данличити, скорбя на могилах родителей. Дул холодный ветер, швырявший в него пригоршни дождя и срывавший с него шляпу, струйки ледяной воды текли Вулфу за ворот. Снова и снова он читал имена, высеченные на граните: «Гленда Мэри и Уильям Дункан», и пытался унять тоску.

Никто не объяснил ему (хотя Вулф подозревал, что Эйден Фрейзер знал правду), почему его родители бежали из Шотландии. Эту тайну хранил дедушка, но он потерял способность говорить.

Вулф встал, стряхнул пыль с брюк и направился к замку. Нельзя больше откладывать встречу с дедом.

Подойдя к изножью кровати, на которой лежал больной дед, Вулф внутренне содрогнулся. В жалком старике с выцветшими глазами было трудно узнать гордого красивого шотландца с горящим взглядом, портрет которого висел в галерее замка.

Вулф усилием воли заставил себя не отводить взгляд от впалых щек и костлявых пальцев, которые хватали воздух в жалкой попытке взять за руку блудного внука. Руки старика, некогда достаточно сильные для того, чтобы орудовать шестифутовым мечом, теперь были худыми и жалкими. Кожа на них обвисла. Комок подступил к горлу Вулфа. Беззубый рот деда беззвучно зашевелился. Больной пытался что-то сказать, но у него ничего не получалось.

Внезапно Вулфа охватила ярость. По чужой вине он упустил целую жизнь! Его лишили возможности общаться с дедом, когда тот был еще здоров и полон сил! К состраданию, которое он испытывал к немощному старику, примешивалась обида. Вулф не мог простить отцу и деду то, что они бросили его в детстве, не пришли ему на помощь.

Вулф не хотел привязываться к человеку, который должен был скоро умереть. Повернувшись, он направился в свою комнату, чтобы собраться в дорогу. Вулф уже начал паковать вещи в седельные сумки, когда услышал шаги в коридоре. В комнату вошел Эйден.

– Куда это вы собрались, позвольте узнать? – спросил Фрейзер.

– Отвяжитесь! – рявкнул Вулф. – Идите ко всем чертям со своим кланом!

– Вы же хотели докопаться до истины и узнать, кто убил вашу матушку! – напомнил Фрейзер.

– Ну и что? – Вулф двинулся через горы разбросанных по полу вещей на балкон. – Я приехал, чтобы найти ответы на свои вопросы, а не нянчиться с прикованным к постели полумертвым стариком, который бросил меня, как щенка, много лет назад! – На шее Вулфа вздулись вены. – И у меня нет ни малейшего желания становиться главой кучки безмозглых ублюдков!

С балкона он вдруг увидел растрепанного мальчишку, которого заметил у ворот замка в день своего приезда. Шестилетний малыш, преодолевая сильный ветер, дувший ему в лицо, пробирался к сараю с блеющим ягненком на руках. За ним семенила овца, только что родившая этого ягненка. Ее шерсть была в пятнах крови.

– Господь Всемогущий, почему никто не поможет этому мальчишке? – вырвалось у Вулфа.

Фрейзер вышел на балкон.

– Вы увидели в Джейми себя?

– Идите к черту! – Вулф провел рукой по волосам и повернулся спиной к сцене, разыгравшейся во дворе. – Я хочу знать, почему мои родители покинули родину.

– Убейте меня, я не знаю. Ваш дед всегда хранил в тайне причины их отъезда. Он говорил, что чем меньше людей посвящены в подробности их жизни, тем лучше. Мы, арендаторы, ничего не знали ни о вас, ни о ваших родителях. Двери этой комнаты Мор, ваш дед, всегда держал на замке. Он поделился со мной кое-какой информацией лишь после того, как заболел и слег. – Под глазами Фрейзера залегли темные круги усталости. Он выглядел жалким. – Именно тогда я узнал от него, что вы рано или поздно должны вернуться сюда.

Вулф снова вошел в комнату и стал нервно расхаживать по ней.

– Я и подумать не мог, что все так запутано, – пробормотал он и пнул в сердцах упавшую на пол подушку. – Мне казалось, я найду простые и ясные ответы на мучившие меня вопросы.

– Единственное, что не должно вызывать у вас вопросов, – это наша приверженность клану и вам лично, – сказал Эйден. – Мы готовы честно и преданно служить вам.

Вулф не знал, как реагировать на это замечание. Он поднял глаза к потолку, пытаясь подавить в себе желание разнести все в этой комнате.

– Не понимаю, как мне может быть здесь одновременно и неуютно, и комфортно? Такого чувства я не испытывал со дня смерти матери.

– Чувство спокойствия не означает, что подспудно вы не ощущаете боли. – Эйден заколебался на мгновение. – У меня хранятся кое-какие вещи вашего отца. Хотите взглянуть на них? Может быть, они пробудят новые воспоминания.

У Вулфа пересохло во рту от волнения. Он кивнул.

Они молча поднялись на третий этаж замка, куда Вулф еще не заглядывал. Он намеренно избегал подниматься сюда, поскольку знал, что на этом этаже жили его родители до отъезда в Америку. Вулф не хотел бередить себе душу.

Окна комнаты, в которую они вошли, выходили на задний двор. У стены стояла большая кровать под голубым балдахином, напротив располагался высокий камин, сложенный из дикого камня. За тяжелыми синими бархатными портьерами находилась стеклянная дверь, которая вела на большой балкон. Напротив стояли, словно хмурые часовые в карауле, два коричневых шкафа. Запах фиалок, стоявший в комнате, взволновал Вулфа.

Эйден провел Вулфа через маленькую дверь, находившуюся справа от камина, в смежную комнату, заставленную вещами.

– Здесь когда-то была детская, – объяснил он. – Ваш отец позаботился о том, чтобы вы находились как можно ближе к матери.

Эйден взял со стула кусок ткани в красную клетку и протянул Вулфу:

– Это килт вашего отца.

А затем поднял крышку массивного сундука. В нем лежала одежда отца, повседневная и парадная – кожаные спорраны, рубашки, куртки, вязаные гольфы, а на самом дне Вулф увидел охотничьи килты приглушенных зеленых и коричневых тонов и тяжелые вязаные свитера.

Сердце Вулфа бешено билось. В углу комнаты он увидел охотничье ружье, а над ним висела полка с шотландскими ножами. Казалось, что хозяин этого снаряжения мог в любой момент войти в комнату.

– Хотите взять все это себе? – спросил Эйден. – Родители были бы рады, если бы их вещи перешли к вам по наследству.

Вулф взволнованно огляделся.

– Я… я и не знал, что мой отец любил охоту. Для меня он всегда был солидным бизнесменом и только.

– Вам было всего лишь шесть лет, когда вы остались один. Память обманчива. Возможно, если вы станете пользоваться вещами отца, это залатает брешь в вашем сердце.

Вулфу хотелось, чтобы Фрейзер как можно скорее ушел. Он боялся, что не справится с нахлынувшими эмоциями, и резко отвернулся от спутника.

– Я, пожалуй, выйду, не буду вам мешать, – пробормотал Эйден и ретировался за дверь.

Вулф подтащил сундук к кровати и стал исследовать его содержимое. Он внимательно разглядывал каждый предмет одежды и даже нюхал его. Аромат лаванды, которую клали в сундуки, чтобы отпугнуть моль, перебивал другие запахи, но Вулфу казалось, что он уловил нотки мускуса и марсельского мыла. Именно такой запах, по его воспоминаниям, исходил от отца. Рыдания душили его, но слез, которые могли бы облегчить душевные страдания, не было.

– Господи боже… – прошептал Вулф и закрыл лицо руками.

Ему захотелось выпить. Хорошее шотландское виски было бы сейчас в самый раз. Он встал, собираясь уходить, но вдруг остановился, взглянув на вещи отца. Его одолевали противоречивые чувства. Задумавшись на мгновение, Вулф быстро разделся и облачился в одежду шотландского горца, когда-то принадлежавшую отцу.

Как ни странно, ему было очень удобно в килте, свитере и гольфах. За правый гольф он засунул шотландский нож, а на пояс повесил кожаную сумку-кошель. Туфли отца подошли ему по размеру.

Вулф взглянул на себя в зеркало. Он был очень похож на своих предков, изображенных на старых полотнах, которые висели в галерее.

В животе Вулфа заурчало. Он хотел есть и пить. И прежде всего ему нужно было раздобыть виски.

Он вышел из комнаты родителей и спустился по лестнице. Солнце тем временем переместилось на запад, и пруд погрузился в тень. Вулф пробрался на кухню, надеясь, что возьмет тайком какую-нибудь еду и устроит пикник у пруда. Однако, увидев в кухне служанку и Эйдена, распрощался с этой мыслью.

Вулф сразу узнал служанку. Это была миссис Гатри, которая вытащила его из-под кровати после гибели матери. Она поседела, но в остальном мало изменилась.

Вулфу сразу расхотелось есть. Увидев Вулфа, миссис Гатри побледнела. Ее руки нервно мяли край свитера.

– О, я узнаю вас, молодой человек, – произнесла она.

– Я тоже сразу узнал вас, миссис Гатри, – сдавленным от волнения голосом промолвил Вулф.

Женщина покачала головой.

– Вы очень похожи на отца. Как две капли.

– Только вот рот мне достался от матери, – сглотнув, сказал Вулф, стараясь, чтобы его голос не дрогнул.

– Да, но вы унаследовали от нее больше, чем черты лица. В вас горит тот же огонь, который пылал в ней. Вы превратились в красивого мужчину. Человеку с такой внешностью трудно затеряться в толпе.

Ее взгляд скользнул по серьге с гранатом, висевшей в ухе Вулфа, и она вспыхнула. Вулф понял, что миссис Гатри узнала серьгу, принадлежавшую когда-то ее госпоже.

– Время пощадило вас, миссис Гатри, вы прекрасно выглядите, – промолвил Вулф, не зная, что еще сказать.

Ее губы беззвучно зашевелились. Некоторое время она молча смотрела на Вулфа, а потом широко раскрыла объятия. Вулф устремился к ней, забыв, что он уже не шестилетний мальчик, а взрослый мужчина. Вулф был на голову выше миссис Гатри, поэтому не она его, а он ее заключил в объятия. Старая служанка уткнулась лицом в его грудь и забормотала что-то нечленораздельное сквозь приглушенные рыдания.