Когда Мари вернулась в комнату, Селина лежала в ванне.
– Как, вы все еще здесь? Ума не приложу, как у вас хватает смелости тянуть время, когда сумасшедшая мадам Шарманте командует всеми, словно генерал на поле битвы. Если сейчас же не выйдете, с ней случится истерика.
Горничная протянула полотенце, и Селина наконец поднялась.
Словно почувствовав, что о ней говорят, в комнату ворвалась мадам Шарманте, горестно упрекая Мари в непозволительной медлительности и театрально воздевая руки.
– Быстрее! О, пожалуйста, быстрее!
Селина посмотрела на взволнованных женщин и рассмеялась.
– Ну и ну! Напрасно я надеялась хоть немного отдохнуть после проделки Фелиции: пока искала серьги, совсем измучилась.
Мадам Шарманте обиженно поджала губы и принялась нетерпеливо мерить шагами комнату, ожидая, пока Мари вытрет госпожу, а потом тоже принялась суетиться.
Женщины то и дело наступали друг другу на ноги, причем каждая обвиняла соперницу в неловкости так шумно, что Селине пришлось вмешаться и заверить модистку, что горничная прекрасно справится со своими прямыми обязанностями, а лучшей в мире мастерице вовсе ни к чему тратить драгоценное время на простой туалет. Ее пригласят, чтобы нанести завершающие штрихи. Умиротворенная комплиментами и уговорами, мадам Шарманте наконец удалилась.
Едва дверь закрылась, Мари вздохнула с облегчением.
– Ах господи! Должно быть, когда эта женщина появилась на свет, на небе взошла черная луна! И как только у нее хватает сил на бесконечную беготню и крики?
Погруженная в воспоминания об идиллии на сеновале, Селина почти не слышала ворчания горничной.
Тревор.
Мысли о нем не покидали ни на секунду. Время в разлуке тянулось невыносимо медленно, а желание снова оказаться рядом переполняло, не позволяя думать ни о чем ином.
Снизу донеслись звуки скрипок, послышались голоса собравшихся гостей. Разве бал уже начался? Неужели она замечталась и потеряла счет времени?
– Скоро закончишь, Мари?
– Последняя шпилька, и все будет готово. – Горничная на шаг отступила, обошла вокруг и восхищенно всплеснула руками. – Честное слово, трудно представить что-нибудь прекраснее. Посмотрите-ка!
Селина подошла к зеркалу и замерла от изумления. На кремовом шелке сияли крошечные хрустальные бусинки. Оживающие при каждом дыхании волшебные капли покрывали платье от глубокого декольте до мягких складок широкой юбки. Селина медленно повернулась, и наряд вспыхнул множеством искр. Подняла руки, и узкие рукава отозвались переливами света. Столько блеска, и при этом платье почти ничего не весило!
– Говори что хочешь, но мадам Шарманте истинный гений.
Точно такие же бусины, нанизанные на небольшие гребни, украшали собранные на затылке мягкие локоны, создавая эффект сияющего нимба.
Мари тронула госпожу за локоть.
– Приглашу мистера Андруза, чтобы проводил вас к гостям. – Она открыла дверь и едва не столкнулась с модисткой.
Увидев Селину, та восторженно замерла, а потом вихрем ворвалась в комнату. Молитвенно сложила руки и начала осматривать свое произведение дюйм за дюймом, как будто увидела впервые. Морщины на лице разгладились, губы задрожали, глаза увлажнились.
– Результат превзошел самые смелые ожидания! Да, я создала шедевр. Микеланджело портновского искусства!
Мари промолчала, ограничившись хмурым взглядом.
В комнату вошел Джастин и тоже остановился в изумлении. Долго молчал, а потом лаконично оценил:
– Бесподобно!
Снизу долетали сказочные звуки Венского вальса. Хозяин церемонно поклонился.
– Позвольте проводить вас на бал, Селина. Надеюсь, праздник окажется достойным виновницы торжества.
Селина покружилась, чтобы показать платье во всей красе, взяла благодетеля по руку и вместе с ним отправилась вниз, в бальный зал.
У входа Джастин остановился и подождал торжественного оглашения. Селине показалось, что музыка зазвучала громче, но уже в следующее мгновение она поняла, что на самом деле оркестр прервал исполнение и все присутствующие замолчали, а оглушил ее шум в ушах.
Тревор стоял в первом ряду. Он не улыбнулся, а лишь плотнее сжал губы и тут же отвернулся. На что-то сердится? Селина постаралась скрыть шок.
Оркестр снова заиграл. Селина вошла в зал и тут же попала в толпу гостей. Каждый спешил поприветствовать и поздравить ее. Кэмерон пригласил на первый танец. Когда они проплыли мимо Тревора, тот отвел взгляд и сделал вид, что не заметил.
Почему? Потому что она танцует с кузеном? Потому что не успела предупредить, что поговорила с Кэмероном и выяснила отношения? Надо будет немедленно рассказать, что Кэмерон не претендует на особое внимание. И все же настроение безнадежно испорчено.
К Тревору подошла мадам Бодерье. Он улыбнулся, и веселая вдовушка тут же по-хозяйски взяла его под руку. Ужасная женщина!
Может быть, это из-за нее он ведет себя так странно? Но зачем? Чтобы защитить Селину, как на прошлом балу? Нет, не может быть. Они с Тревором все обсудили, и теперь он знает, что ей не нужна защита от нападок агрессивной соперницы.
Непонятно: в чем же дело?
Вдова что-то интимно зашептала на ухо кавалеру и при этом заметно коснулась губами щеки. Тревор засмеялся. Неуловимый, холодный, он решительно отказывался замечать Селину. Сегодня, в ее праздник!
В сердце закралось ледяное ощущение предательства. Отчаянно разочарованная, Селина поняла, что не сможет сделать ни шагу, не поговорив с обидчиком по душам.
– Кэмерон, будьте добры. Можно мне немного отдохнуть и освежиться?
– Думал, вы готовы танцевать без передышки, дорогая. Ах, а вот и кузен со своей… с нашей милой соседкой. – Кэмерон многозначительно хмыкнул и шагнул навстречу, иронично процедив сквозь зубы: – И что только он в ней нашел? Всем известно, что ветреная особа не только катастрофически непостоянна, но и угрожающе неразборчива.
Селина со смехом сжала руку.
– А вы умеете быть злым.
Ее встретили черные как грех, до боли мрачные глаза. И все же, пусть и с трудом, ей удалось сохранить видимость спокойствия и даже подобие улыбки.
Что же все-таки случилось с Тревором? Неужели он думает, что она до сих пор не поговорила с Кэмероном и оттого сердится?
Кэмерон тем временем любезно приложился к руке вдовы.
– Мадам Бодерье, сегодня вы невероятно хороши. – Он посмотрел на кузена и многозначительно вскинул бровь. – Будь добр, позаботься о миссис Керкленд, пока я схожу за напитками.
За Тревора ответила спутница, причем в приторно-сладком голосе Селина услышала нотку сарказма, недоступную пониманию мужчин.
– Конечно, Кэмерон. Непременно сделаем все возможное, чтобы она благополучно тебя дождалась. Правда, дорогой? – Вопрос адресовался Тревору и сопровождался подчеркнуто интимным жестом: Жизель положила на рукав вторую ладонь и еще откровеннее к нему прильнула.
Селина окончательно расстроилась: нет ничего хуже, чем чувствовать себя третьим лишним. Она постаралась успокоиться, изобразила хорошее настроение и только после этого произнесла:
– Благодарю, мадам Бодерье. И что бы я только делала без вашего щедрого участия! Счастлива видеть вас на балу. Если бы вы отказались приехать, Тревор умер бы от скуки.
Она обвела взглядом зал и снова обратилась к гостье.
– Осмелюсь заметить, что здесь больше нет никого, кто разделил бы с вами социальное положение. – Селина не без труда сдержала таившуюся в уголках губ ехидную улыбку.
С вдовы мгновенно слетела спесь. Она с ненавистью прищурилась и отчаянно вцепилась в рукав Тревора.
Тревор с искренним нетерпением ждал бала и встречи с Селиной – даже несмотря на вероломную верховую прогулку в обществе Кэмерона. Утро, проведенное вместе на сеновале, глубоко запало в душу. Как бы он ни старался, мысли крутились исключительно вокруг миссис Керкленд. И все же великолепное появление в зале виновницы торжества вызвало бурю чувств, совладать с которыми оказалось нелегко. Он не решался пригласить красавицу на танец, опасаясь собственных непредсказуемых действий. Да, он все еще обижался и злился, потому что не выносил лжи.
Пока он страдал и сомневался, Жизель вцепилась, подобно клещу, и больше не отпускала, отчего настроение окончательно испортилось.
А потом Тревор увидел, как беззаботно Селина танцует и флиртует с кузеном, и мир окончательно рухнул. Он даже не находил сил подойти и поговорить: боялся, что не выдержит светского тона и потребует объяснения предательского поступка – особенно коварного после идиллии на чердаке. А главное, лучезарное настроение Кэмерона и кокетство его дамы неоспоримо доказывали, что серьезного разговора между ними до сих пор не произошло.
На душе становилось все чернее. Выяснилось, что хозяйка бала обладает несокрушимой властью и способностью окончательно лишить рассудка.
Утренние события не выходили из головы. Он оставил Селину на чердаке спящей и спустился, чтобы почистить Пантера, а заодно прийти в себя. Она так сладко задремала в его объятиях – мягкая, женственно-доверчивая. Он долго лежал рядом, оберегая покой, тайно любуясь восхитительной чистотой черт, вслушиваясь в ровное дыхание. Так продолжалось до тех пор, пока в невинном сне она не обняла его, прильнув всем телом. Испытание оказалось превыше его сил.
Все случилось так просто и естественно, словно они уже тысячу раз лежали рядом. В душе родилось неведомое прежде стремление к чему-то неосязаемому и возвышенному, исключающему попытку соблазнения здесь и сейчас. Тревор боролся с вожделением сколько хватало сил, и все же был вынужден ретироваться.
Но сейчас он не мог позволить Селине безнаказанно расхаживать по залу под руку с Кэмероном и стоять рядом с видом холодного безразличия – особенно после того, как жестокая интриганка все утро играла с его чувствами, отлично зная, что в половине третьего должна встретиться с кузеном. Зачем ей понадобилось так бессовестно лгать? Если доверие потеряно…
Тревор собрался заговорить, но в этот миг рядом неожиданно возник отец.
– Мадам Бодерье? – Джастин галантно предложил вдове руку и неотразимо улыбнулся. – Не порадуете ли старика туром вальса?
Жизель вынуждена была принять приглашение и оставить избранника наедине с соперницей.
На долю секунды Тревор сосредоточился на миссис Керкленд, а затем поднял к губам бокал и, не спеша потягивая бренди, принялся невозмутимо осматривать зал.
Селина вспыхнула. Сердится. Отлично. Пусть немного пострадает. Разве ему не все равно?
Черт возьми! Хуже всего было то, что ему не все равно.
– Даже общество красивой женщины не оправдывает вашей грубости по отношению ко мне, Тревор. Не считаете, что не помешало бы извиниться?
Он опустил бокал, еще раз обвел взглядом зал и только после этого посмотрел на собеседницу.
– Мадам, если память мне не изменяет, это вы присоединились к нам самым бесцеремонным образом. Исправьте, если ошибаюсь, но я с вами не разговаривал. – Тревор не знал, как справиться с гневом. – А что касается извинений, миссис Керкленд, то извиниться должны скорее вы, чем я.
Он снова поднес к губам бокал, с большим трудом сохраняя самообладание. С какой легкостью кокетке удалось разрушить железное намерение игнорировать ее присутствие! Всего-то и потребовалось, что посмотреть бирюзовыми, как морская волна, глазами. Тревор заставил себя отвести взгляд, еле сдерживаясь, чтобы не спросить, почему она солгала, и подавить желание вновь заключить в объятия – несмотря на обиду и злость.
Он честно сравнивал с Селиной всех собравшихся дам и спрашивал себя, что его в ней так неумолимо притягивало. Некоторые из присутствующих могли затмить ее красотой, да и сам он, кажется, предпочитал женщин более высоких и статных. Разве не так? Почему-то вдруг возникло сомнение.
Тем временем отец искусно кружил по залу Жизель. Тревор не мог не оценить по достоинству яркую, чувственную красоту мадам Бодерье: тщательно уложенные и щедро, без лишней скромности, украшенные драгоценностями светлые волосы; идеальную фигуру, едва прикрытую и обтянутую откровенным платьем. Жизель заметила его взгляд, призывно улыбнулась и, посылая тайный ответ, слегка приподняла с плеча кавалера ухоженные пальцы. Тревор галантно отсалютовал бокалом, но не ощутил даже тени волнения.
Он посмотрел на Селину: медленно, дерзко, с ног до головы – и опьянел от нахлынувших чувств. Она, только она манила и притягивала. Разве он не знал этого раньше? Огонь и лед – вот что такое Селина Керкленд!
Дыхание сбилось, кровь бешено застучала в висках. Проклятье! Тревор едва не застонал – так захотелось ее обнять или хотя бы дотронуться. Следовало немедленно взять себя в руки.
– Прежде чем продолжится скучный спор об извинениях или вы выйдете из себя, хочу заметить, что мадам Шарманте поистине гениальна. Ваше платье бесспорное тому подтверждение.
И вновь совсем не то, что нужно. А она по-прежнему сердится.
Вот на мгновение зажмурилась, а потом открыла глаза и посмотрела в упор, как будто желая пронзить изумрудными стрелами.
Заметив, что Тревору вполне хватает самоуверенности открыто рассматривать других женщин в ее присутствии, Селина всерьез забеспокоилась, но когда бесцеремонное внимание сосредоточилось на ней, как будто для оценки и сравнения, нервы окончательно сдали, а руки задрожали так очевидно, что пришлось сжать кулаки.
– Больше вам нечего мне сказать помимо того, что мадам Шарманте сшила превосходное платье?
Тревор равнодушно посмотрел поверх голов, в пространство, однако что-то в его лице изменилось.
– Не понимаю: мы чудесно провели вместе утро, а теперь вы так себя ведете.
– Как же?
– Как наглый, самонадеянный грубиян. Что случилось? По-моему, вы должны объясниться!
– Ну вот. Сначала извиниться, а теперь еще и объясниться? Реальность может быть ужасной, моя маленькая наивная птичка. Сегодня нам удалось ненадолго погрузиться в волшебный мир, однако она все-таки настигла, да еще и сполна отомстила.
Селина почувствовала, что если немедленно не уйдет, то или расплачется, или ответит обидчику пощечиной. Ни слова не говоря, она повернулась и, расталкивая толпу локтями, решительно удалилась. Воспоминания о счастливом утре в теплых объятиях того, кто сейчас так больно ранил, отравляли сознание. Хотелось убежать из зала, скрыться, забиться в темный угол. Однако попытка спастись бегством потерпела неудачу: на пути внезапно возник настойчивый кавалер и пригласил на танец. На миг задумавшись, Селина решила, что нельзя позволить Тревору окончательно омрачить праздничный вечер, и подняла глаза на стоявшего перед ней высокого блондина. Джентльмен оказался хорош собой.
– С удовольствием потанцую с вами, сэр.
Незнакомец заключил ее в объятия и увлек в центр зала.
Тревор чувствовал себя так, словно только что разорвал в клочья не только Селину, но и собственную душу. Она не заслужила безжалостной отповеди, но раненая гордость не позволила сдержаться. Нужно было попытаться исправить ситуацию, причем немедленно.
Однако догнать Селину не удалось, так как пришлось танцевать с сестрой: заметив, что брат остался один, Фелиция воспользовалась моментом, подбежала и пригласила на вальс.
– О, мне так весело, Тревор! – без умолку щебетала девочка. – Вечер просто сказочный – даже несмотря на то что я сама едва не испортила праздник. Если бы Кэмерон и Селина меня не спасли, то оказалась бы по уши в дерьме.
– Не ругайся, сестричка. Грубость совсем тебе не идет. Так от какой же напасти избавили эти двое?
Заинтригованный многообещающим началом, Тревор кружил девочку по залу и в то же время пытался не выпустить из виду Селину, твердо решив при первой же возможности извиниться за свое агрессивное поведение.
– Только обещай, что ничего не скажешь папе.
Тревор нетерпеливо кивнул и снова обвел зал внимательным взглядом.
– Ну не тяни: выкладывай свою историю.
– Понимаешь, я без спроса взяла мамины гранатовые серьги: подумала, что все равно они когда-нибудь достанутся мне, – и пошла в лесную хижину Селины, куда она почему-то ходить не разрешает. А потом что-то произошло, и они потерялись… серьги. Кэмерон рассказал Селине о моем проступке, и она ужасно разозлилась. А мадам Шарманте ужасно разозлилась на Селину за то, что она поехала искать серьги вместе с этим несносным Кэмероном. Не знаю, о чем она хотела с ним поговорить, но только очень сердилась, а потом…
– Эй, Фелиция, достаточно!
Чувство облегчения мгновенно избавило от гнева. Тревор повел сестру туда, где стоял Кэмерон, с бокалами прохладительных напитков в руках.
– Что это за приключение с мамиными серьгами, Кэм? Фелиция пыталась что-то рассказать, но я не очень понял. Нашли пропажу или нет?
На самом деле его интересовали вовсе не серьги.
Фелиция радостно захлопала в ладоши.
– Нашли, нашли! Но только тише, а не то папа…
Кэмерон строго взглянул на кузину.
– Это ты тише, коза. Снова взялась за свое.
– Что я такого сделала? – обиженно надулась Фелиция.
– Слишком много знаешь и еще больше болтаешь. – Кэмерон хмыкнул и отвернулся.
– И совсем не смешно. Знаешь что, Тревор… Селина на него рассердилась за то, что он обращается со мной как с маленькой. А потом мадам Шарманте начала всеми командовать, включая меня. Селина на нее тоже рассердилась, принялась кричать и говорить, что мы испортили ей день рождения, а потом даже пригрозила уйти в свою комнату и ни с кем не разговаривать до тех пор, пока мы не успокоимся. Никогда еще не видела ее такой злой.
Фелиция рассказывала с неподражаемым артистизмом, и Тревор от души расхохотался.
Кэмерон удивленно хмыкнул.
– Смотри-ка: когда хочет, вполне прилично лопочет по-английски.
– Прошу меня простить, – проговорил Тревор и внимательно оглядел зал. – Должен довести до конца одно дело…
Кэмерон застонал.
– О, только не это! Умоляю, не оставляй меня в няньках!
– Простофиля, – обиженно заключила Фелиция и удалилась.
– Почему твоя сестрица с утра до вечера за мной бегает? – пожаловался Кэмерон. – Надоела как колючка в сапоге. И куда подевалась Селина? Пунш уже согрелся, пока ее ищу.
– Не могу ответить ни на один из вопросов. – Тревор насмешливо улыбнулся. – Впрочем, постараюсь помочь со вторым пунктом. Простофиля? Забавно. Чувствую, что прозвище может прилипнуть.
Он похлопал кузена по плечу и отправился на поиски Селины – вовсе не затем, чтобы доставить к Кэмерону, а с намерением извиниться и увлечь в какое-нибудь укромное местечко.
Нестерпимо захотелось сейчас же, сию минуту обнять ее, прижать к груди и поговорить по душам наконец.
Но осуществить блестящий план так и не удалось. Селину он обнаружил в холле второго этажа в обществе неизвестного блондина. Оба сидели на канапе – непростительно близко друг к другу – и о чем-то оживленно беседовали. Но хуже всего оказалось то, что Селина взирала на собеседника тем же волшебным взглядом, каким утром, на сеновале, смотрела на него!
Когда Тревор показался на лестнице, Селина еще не остыла от гнева. Что ж, будет знать! Она тут же поцеловала удивленного кавалера в щеку, и тот не замедлил ответить тем же.
Тревор остановился как вкопанный и пронзил их осуждающим взглядом. После чего немедленно ретировался.
Селина подошла к перилам, чтобы проследить за его дальнейшими действиями. У основания изогнутой лестницы стояла вдова Бодерье – с бокалом в одной руке, а другую положив на соблазнительно пышное бедро.
Тревор остановился на полпути, так и не шагнув на следующую ступеньку, облокотился на перила и с подчеркнутым восхищением оглядел выставленные на всеобщее обозрение прелести.
У Селины оборвалось сердце: Жизель подняла бокал в приветственном тосте, и Тревор медленно, сладострастно улыбнулся, вальяжно подошел и отпил из ее бокала, театрально поднесенного к его губам.
В этот мучительный момент рядом с Селиной появилась мадам Шарманте и положила ей ладонь на плечо, заставив вздрогнуть от неожиданности.
– Пойдемте со мной. Пора поправить платье. – Она повернулась к молодому человеку. – Извините, мы на минутку удалимся.
Даже если бы Селина захотела отказаться, то все равно не смогла бы: маленькая ручка модистки держала крепко, словно железные тиски.
В спальне мадам бережно усадила Селину на подоконник. Слишком бережно. Сейчас в ее манерах не чувствовалось ни капли обычной агрессивной энергии.
– О чем только вы думаете, так опасно играя с чувствами этого человека? Такое поведение не превратит его в жениха, а, напротив, отпугнет так быстро и далеко, что не найдете. Как многому вас еще надо учить!
– Этот невинный поцелуй ничего не значил, да я и не думаю о джентльмене как о поклоннике.
– Нет, дорогая, я говорю вовсе не о месье Чарлзе, а о другом мужчине – о том, кого вы испытываете фальшивой нежностью к случайному кавалеру, которого уже через минуту забудете.
Селина похолодела; пальцы нервно сжали хрустальную подвеску на платье.
– Кого вы имеете в виду?
– Я говорю о Треворе, мадам.
– Он вовсе мне не жених. И никогда им не будет, по… по взаимному соглашению, – растерянно произнесла она.
Модистка накрыла ее руку теплой мягкой ладонью и посмотрела с пониманием.
– Нет, девочка, это не так. Доверьтесь опыту той, кто обладает способностью увидеть платье готовым прежде, чем раскроена ткань. Между вами все только начинается; необходимо время, чтобы отношения окончательно сложились и оформились. Наберитесь терпения и научитесь ждать.
Понимая справедливость совета, но сомневаясь в собственных силах, Селина склонила на плечо доброй наставницы голову.
– Это слишком сложно, слишком трудно. Я для него не больше чем игрушка. Он… он…
– Пугает?
Селина задумалась, хотела было возразить, но сдалась под решительным напором мадам.
– Да, наверное, вы правы. Действительно пугает. Мне не дано покорить такого мужчину: не хватит сил.
– Неужели вы чувствуете себя настолько слабой, что готовы сдаться при первом же испытании? А что, если он боится ничуть не меньше?
– Абсурд! С какой стати Тревору Андрузу меня бояться? К его услугам все женщины мира, а рядом мадам Бодерье… Разве я могу с ней тягаться?
– Послушайте меня внимательно, дорогая. Жизель Бодерье вам не соперница, так что не тратьте на нее ни минуты драгоценного времени. Будьте собой и ничего не бойтесь.
Мадам Шарманте крепко сжала руку Селены.
– Поверьте моим словам. Только страх стоит у вас на пути и безжалостно набрасывается на обоих. За вами красота, Селина. А еще некая… тайна. Но в те минуты, когда меркнет внутренний свет, в душе поселяется страх. Должна сказать, что человека, которого вы так упорно отвергаете, знаю с пеленок. Открою секрет: Тревор боится любви, – так что вам предстоит доказать ему, что искреннее чувство не таит ни малейшей опасности.
Мадам Шарманте поднялась и вышла так быстро, что Селина не успела ни возразить, ни согласиться, а осталась с миллионом вопросов в голове. Она повернула на запястье тонкий золотой браслет и тяжело вздохнула.
Страх? сначала она подумала о словах модистки и только потом о Треворе. Образ раскрылся ярко и подробно – каждой чертой, каждым движением, каждым вздохом.
И тогда все встало на свои места: да, Тревор значит для нее значительно больше, чем хотелось бы признать. Но она бесплодна, а он – мятущаяся душа, чья жизнь проходит в море. Разве их может связать нечто большее, чем мимолетный роман? Сердце застучало чаще. Ну и пусть. Несмотря ни на что, Селина продолжала мечтать о единственной ночи в его объятиях.
В зал Селина вернулась с твердым намерением пригласить Тревора на танец и извиниться, однако ни его, ни мадам Бодерье в зале не оказалось.
– Вот и вы наконец! – приветствовал ее Джастин.
– Немножко отдохнула в своей комнате, – попыталась оправдаться Селина.
– А я тем временем вас разыскивал: мечтал потанцевать.
Она заставила себя улыбнуться.
– С удовольствием.
После двух туров вальса ни Тревор, ни «эта женщина» так и не появились. Расстроенная, Селина незаметно вышла на веранду.
Стояла ясная теплая ночь; звезды сияли так же ярко, как сияют на черном бархате бриллианты. Под тихую мелодию оркестра она медленно, бесцельно пошла по саду, мечтая вернуться в детство и снова забраться к бабушке на колени, а потом вырасти другим человеком. Возможно, тогда удалось бы избавиться и от лишних сомнений, и от мучительной неуверенности.
В конце сада внимание привлек пробивавшийся из конюшни свет. Скорее всего старший конюх, дожидаясь разъезда гостей, на всякий случай оставил фонарь включенным. Селина решила сама удостовериться, что все в порядке.
Массивная дверь оказалась слегка приоткрытой, так что войти внутрь не составило труда.
– Томас?
В этот миг она увидела их.
Жизель лежала на сене одетой, однако наполовину скрытой сильной фигурой Тревора, и торжествующе улыбалась.
– Хотите присоединиться, дорогая?
Потрясенная, Селина застыла, не в силах отвести взгляд: Тревор перекатился на спину, однако лицо его осталось в густой тени. Прошло несколько секунд, прежде чем к ней вернулась способность думать и говорить.
– Право, Тревор, – произнесла она ровным, спокойным голосом. – Думала, вы ездите только на чистокровных лошадях.
Жизель негодующе вскочила.
– Ах ты…
Однако грязные слова утонули в смехе Тревора.
– А какая родословная у вашего кавалера, миссис Керкленд?
Хоть слова ранили больнее острого кинжала, высоко вскинув голову, Селина гордо удалилась.
Ночной воздух показался ледяным – так горело лицо. Она быстро зашагала в сторону дома, но не дошла: ноги подкосились, и, чтобы не упасть, пришлось прислониться спиной к дереву. Рыдания душили, слезы застилали глаза.
В поисках утешения Селина обняла тонкий ствол мимозы и прильнула щекой к прохладной коре. Сейчас одиночество казалось особенно горьким, а боль безжалостно терзала и душу, и тело.
Наконец, немного отдышавшись, она добрела до дома и медленно – очень медленно и тяжело – поднялась в свою комнату.