Тиканье часов становилось все громче. Сейчас их ритм совпадал с ритмом сердца. Селина посмотрела на циферблат. Стрелки показывали чуть за полночь. Прошло всего пятнадцать минут.
Господи, помоги.
Она с трудом вздохнула. Хорошо, что сняла корсет, а то вообще не смогла бы дышать. Встала с дивана, медленно подошла к окну и посмотрела на безучастную желтую луну. Эта ночь никогда не кончится.
День прошел без единой вести о Треворе или Кэмероне. Казалось, оба прячутся, чтобы кто-нибудь не отговорил от рокового поединка. Они с Джастином искали их по всему городу, несколько раз наводили справки в отеле – все безрезультатно. Оба мечтали найти хотя бы одного из них и заставить прислушаться к голосу разума. Тогда бойню удалось бы предотвратить.
Оставалась слабая надежда, что Кэмерон одумался и отступил на безопасную позицию, чтобы дождаться отправления корабля. Но мир окончательно рухнул, когда стало известно, что местному доктору доставили изящный футляр из красного дерева. Внутри, на черном бархате, поблескивала пара дорогих дуэльных пистолетов.
Джастин предложил остаться на ночь в доме, однако Селина отказалась и еще до наступления темноты тайно, в полном одиночестве, покинула Французский квартал и отправилась в Дуэльную рощу.
Дуэльная роща.
Какое жестокое название и еще более жестокое предназначение для такого чудесного места! В угасающем свете дня здесь царило умиротворение, и ничто не напоминало о безжалостных поединках.
Дрожа от тревоги и дурных предчувствий, Селина прошла по поросшей травой поляне, где должна была состояться дуэль. Правда ли, что в местах боев и смертей трава зеленее? Или там вообще ничего не растет? Утро принесет новую утрату: один из двух молодых, полных сил мужчин падет жертвой упрямого нежелания понять абсурдность убийства и пойти на компромисс.
В последнее время дуэли стали настолько частыми, что из битвы за честь превратились в эпидемию самоуверенности. Жены, утром целовавшие на прощание своих мужей, случайно узнавали от прохожих, что к обеду те уже не вернутся. Матери, провожавшие в путь исполненных надежд и планов сыновей, не подозревали, что в последний раз видят их живыми.
Селина слышала, что поединки происходили по любому, даже самому незначительному, поводу, и удивлялась неумению взрослых людей ценить жизнь. Ложная гордость порождала хаос и опустошение. Разве можно было представить, что несчастье коснется и ее тоже?
Домой она вернулась в отчаянии. Спать не ложилась. Зачем? Разве можно уснуть в эту страшную ночь?
Селина потерла покрывшиеся гусиной кожей руки и снова посмотрела на часы. Прошло всего двадцать минут. Нет, терпеть мучение просто невозможно! Что, если еще раз попробовать остановить безумие? Накинув легкий плащ, она вышла из дома и зашагала по Роял-стрит к отелю «Сент-Чарльз». Даже в столь поздний час за конторкой стоял безупречно вежливый служащий.
– Вернулись ли в свои комнаты мистер Тревор Андруз и мистер Кэмерон Андруз?
– Нет, госпожа. Не видел ни одного из этих джентльменов.
Делая вид, что перебирает бумаги, служащий продолжил внимательно следить за дамой. Весть о дуэли знаменитых кузенов распространилась по городу со скоростью желтой лихорадки, и клерку не терпелось ухватить свою порцию скандала.
В задумчивости Селина не обратила внимания на нездоровый интерес.
Она долго ходила по холлу, и в конце концов, утомленный собственным любопытством портье занялся делами. Едва он отвернулся, Селина пробежала по коридору, остановилась возле двери Тревора и постучала. В ночной тишине стук показался нестерпимо громким. Она хотела постучать снова, но передумала и осторожно повернула ручку. Замок щелкнул и поддался.
Дрожащими руками Селина приоткрыла дверь.
– Тревор? – Она вошла в комнату, плотно закрыла за собой дверь и прислонилась спиной, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, а вскоре различила на кровати силуэт. Осторожно приблизилась и увидела, что Тревор лежит на спине, заложив руки за голову, и смотрит в потолок. Холодная отстраненность этого подвижного человека больно ранила. Казалось, смерть уже наложила свой ледяной отпечаток.
– Тревор, я… я пришла умолять, чтобы вы отказались от безумной идеи.
Ответа не последовало.
– Пожалуйста, выслушайте меня. – Селина робко присела на край кровати, неловко протянула руку и коснулась его щеки. Щека тоже оказалась холодной и жесткой. Она быстро отдернула пальцы и сложила руки на коленях. – Кэмерон по-братски вас любит. Братья не должны стрелять друг в друга. Любые разногласия можно уладить в разговоре. Нельзя убивать брата из-за… из-за глупой ссоры.
Тревор продолжал лежать молча, неподвижно.
– Ваше упрямство доведет отца до могилы. Честное слово, не знаю, как он сможет это пережить.
Тревор медленно повернул голову и посмотрел пустыми глазами.
– То же самое вы уже сказали Кэмерону?
От оскорбительного тона Селина вздрогнула.
Тревор снова уставился в потолок.
– Нет, вряд ли. Пришли сюда, чтобы спасти его шкуру.
Вместо этих презрительных слов он мог бы бросить в нее камень.
– Неправда. Пришла к вам, потому что… потому что искренне считаю вас более зрелым человеком.
Не услышав ответа, Селина отважилась на самые трудные слова.
– А еще мне кажется, что вы обладаете инстинктом убийцы, которого нет у Кэмерона.
Тревор грубо рассмеялся.
– Глубоко ошибаетесь!
Он приподнялся на локте, положил руку ей на шею и медленно привлек так близко, что Селина ощутила на лице горячее дыхание. Удерживал в этой неудобной позе долго, глядя бездонными глазами. Знакомый запах снова взволновал. Внезапное желание закрыть глаза и прижаться губами к его губам испугало и заставило прийти в себя.
В темноте прозвучал жесткий, враждебный голос:
– Несмотря на ваше представление о моей жестокости, убийство кузена вовсе не доставит мне удовольствия.
Он разжал тиски, снова лег, закинул руки за голову и продолжил изучение потолка.
– Я не ошибся. Вы действительно пришли, чтобы спасти Кэмерона. А теперь уходите.
– Не знаю, зачем я сказала то, что сказала. Простите. Мне очень, очень страшно. А еще я очень устала.
Селина глубоко вздохнула и с трудом заговорила снова.
– Да, я в ужасе от всего, что происходит, и чувствую себя виноватой. Трагедия случится из-за моей нелепой попытки стать частью вашей семьи. – По ее щекам потекли слезы, а из груди вырвалось рыдание.
– Не переоцениваете ли вы важность собственной персоны, миссис Керкленд? Вы не принадлежите к нашей семье. Никогда не были ее частью и никогда не станете. – Жестокие слова вонзились в сердце подобно остро отточенной рапире.
Селина не находила сил пошевелиться. Оскорбленная до глубины души, она все-таки понимала боль и одиночество своего обидчика.
Слезы иссякли. Она тихо всхлипнула, достала из кармана платок и вытерла глаза.
– Если бы мне удалось до вас достучаться! Если бы хватило сил разогнать тьму! Одному богу известно, как я этого хочу.
Она встала, чтобы уйти. Слова повисли в воздухе, полные боли, любви, страха. Унизительное молчание Тревора, напрасные попытки пробиться сквозь ледяной панцирь отняли последние силы.
Селина склонилась, поцеловала его в щеку, в губы и прошептала на ухо:
– Знаю, что не имею права чувствовать, а тем более говорить, и все же: Тревор, я люблю вас.
Не услышав ответа даже на эти слова, она вышла и медленно побрела по темным улицам к дому. В ночной тишине каблуки гулко стучали по деревянной мостовой.
Как ребенок, она рассматривала витрины, словно надеялась, что яркие картинки прогонят кошмар. Воспоминания о детстве, проведенном во Французском квартале без родителей, под присмотром бабушки, лишь обострили сердечную боль. Селина бесцельно шла по улицам, смутно представляя, где находится дом мистера Андруза.
Устало поднимаясь по лестнице в свою комнату, она не смогла бы сказать, как долго бродила по улицам, когда начался дождь. Одежда насквозь промокла, а покрытые толстым слоем грязи туфли стали невыносимо тяжелыми.
Войдя в темную комнату и заперев дверь, Селина внезапно почувствовала, что попала в ловушку. Мокрая одежда давила и сковывала. Она принялась лихорадочно дергать пуговицы.
– Не надо было надевать шерстяной плащ. Сейчас не время для шерсти. Слишком жарко. Проклятье!
Она срывала с себя вещи и со слезами разбрасывала по комнате до тех пор, пока не оказалась в темноте обнаженной.
Острые шпильки в прическе тоже доставляли физические страдания. Вырвав их одним яростным движением, Селина запустила пальцы в густые волосы и принялась раздирать пряди, пока те не спустились на плечи пышной спутанной волной. Вконец обессилев, она жалобно всхлипнула и подошла к умывальнику, налила в таз воды и, сложив ковшиком ладони, плеснула в красное, распухшее от слез лицо.
Тревор стоял в темноте галереи и сквозь распахнутое французское окно следил за ее метаниями.
«Тревор, я вас люблю».
Он мысленно повторил мучительно сладкие слова. Медленная, ноющая боль тисками сдавила сердце. Почему он пришел сюда именно этой ночью? Зачем продолжает изводить себя? Вожделение терзало даже при взгляде с противоположной стороны переполненного бального зала, а сейчас Селина стояла нагая, беззащитная, сгорающая от гнева, которого он никогда прежде не видел.
«Тревор, я вас люблю».
Слова поразили и, подобно прозрачному потоку, оживили иссохшую душу. Но Селина ушла, и мучительное одиночество привело его сюда. Тревор и сам не знал, чего хочет, чего ищет. Душевная буря отняла привычную уверенность в себе.
«Тревор, я вас люблю».
Что почувствовала Селина, произнеся эти разрушительные слова? Или они сорвались с губ случайно, в страхе перед смертной угрозой, и улетучатся как дым, едва кризис минует?
Господи, что же он здесь делает?
Селина отвернулась от умывальника и подошла к французскому окну. Босые ноги ступали бесшумно; шелковистая кожа матово белела в темноте.
Тревор судорожно вдохнул и замер.
Она в страхе остановилась.
– Кто здесь? Сейчас же покажитесь, иначе закричу.
Он вышел из тени.
Селина вздохнула, не пытаясь скрыть облегчение.
– Тревор!
Не находя слов, он стоял молча и смотрел на обнаженные плечи, на разметавшиеся, словно темный нимб, волосы, на мерцающую в серебристом свете луны грудь. Сам того не замечая, шагнул навстречу. Она не пошевелилась. Он поднял руку, прикоснулся к Селине и провел кончиками пальцев по плечу. Она поймала ладонь и поднесла к губам.
Господи, а ведь утром он может умереть… что, если эта встреча – последняя?
Вдруг стало холодно и страшно.
Вздрогнув, Тревор жадно обнял ее, прильнул к губам. Селина попыталась освободиться, но он не позволил, а прижал к стене, захватив в плен, и только после этого отстранился и вопросительно посмотрел в глаза.
Селина едва слышно вздохнула и, показывая, что понимает ненужность слов, прошептала:
– Да.
Неудержимая страсть искала выхода.
Тревор с силой вдавил ее в стену, накрыл жарким телом. Беспомощно нащупал губами нежный изгиб шеи, погрузив лицо в душистую копну волос, вдохнул знакомый цветочный аромат. Растворился в соблазнительном женственном тепле. Провел руками по стройным бедрам и ощутил новую огненную вспышку.
Селина не издала ни звука и не шевельнулась. Тишину нарушало лишь неровное дыхание. Тревор вдохнул так жадно, словно старался захватить ее целиком, языком попробовал на вкус уголок рта и снова завладел губами. Безумие. Самое настоящее безумие.
И все же отпустить, потерять ее он не мог. Дернул полы рубашки с такой силой, что пуговицы разлетелись в разные стороны, и прижался грудью. Не прерывая поцелуя, мгновенным движением сорвал брюки, а потом, сжав ладонями ее бедра, легко поднял. Она застонала, обвила ногами его мощный торс и вцепилась пальцами в плечи. С первобытным стоном он стремительно вонзился в горячую плоть. Она вскрикнула и содрогнулась, растворившись в пространстве.
В этот миг он тоже утонул в огненном вулкане наслаждения. Закрыл глаза и, прерывисто дыша, прижался к стене мокрым лбом. Раскаяние не заставило себя ждать: захлестнуло пылающей лавой и сожгло сладкое ощущение блаженства. Он в бешенстве стукнул кулаком в стену.
Она испуганно вздрогнула у него на груди.
– Боже милостивый, что же я наделал?
Ее дыхание трепетало в странной тишине.
Опустив ее на пол, он отступил и отвернулся, приводя себя в порядок. Раздраженно провел ладонями по лицу.
– Прошу прощения.
Она все еще задыхалась.
– Вовсе не за что извиняться. Я желала тебя, а тебе это было необходимо.
– Прошу прощения за все – в том числе и за то, что случится утром.
Он вышел в окно, переступил через невысокие перила галереи и растворился в ночной тьме.