Прошло несколько недель.
Как продвигается расследование этого дела в «том ведомстве», Андерсу интересоваться не полагалось.
В пятницу вечером вся его семья уселась за привычным ужином.
Вдруг раздался телефонный звонок: это была Бригита.
– Включи «Третий Независимый»!
На телеэкране Мод, одетый в свою фирменную фиолетовую майку, что-то рассказывал журналистам.
Андерс бросил все дела, уселся в кресло и включил телевизор на полную громкость.
В отличие от большинства телезрителей, они с Бригитой были немного «в курсе».
Этот «Смельчак», похоже, окончательно разочаровался в действиях даже этой всесильной спецслужбы и решил начать собственное расследование.
В его деле добавлялись новые подробности, и он показывал новые фотографии.
На первой был Конрад, про которого Инга говорила:
– У него белая кожа, и ещё родинка на правой ноге.
Это был судья второго по величине города страны, вполне порядочный семьянин.
Именно он чаще всего председательствовал при вынесении приговоров в «резонансных делах».
Решения, которые он выносил, иногда поражали: при наличии всех отягчающих обстоятельств убийца трёх человек получал пять лет тюрьмы условно, а мелкий клерк, воспитывающий троих детей, постоянный должник банка за ипотеку, за кражу тысячи евро из кассы своей фирмы получал «реальную десятку».
На вопросы журналистов, чем он руководствовался при принятии того или иного решения, судья лаконично отвечал:
– Своей совестью и именем Господа Бога!
Ни одно из его решений, в конце концов, так и не было отменено вышестоящими инстанциями.
В среде судей даже ходила пословица: «Как сказал Конрад, так сказал Бог!»
На второй фотографии было лицо довольно известного бизнесмена, который постоянно лез в политику.
У него было очень мало шансов выдвинуться на этом поприще: толстый и некрасивый, он не обладал ни острым умом, ни красноречием, ни ядовитым языком.
Вдобавок, у него была куча и других недостатков, вроде шмыганья носом и почёсывания уха прямо перед камерой.
Его уже трижды «прокатили» на выборах, и поэтому он решил остаться на вторых ролях, ожидая будующего триумфа.
Но у него водились неплохие деньги, и ради рекламы он финансировал многие общественные мероприятия.
Поэтому одна из политических партий решила включить его в свой «президиум», поставив ему одно условие: избегать публичных дискуссий и интервью.
Звали того политика Александром.
* * *
Ситуация вокруг Мода и его дочки казалась Петерсену неприятной, но не такой уж страшной историей: всё-таки это не убийство с последующим расчленением тела жертвы.
Он на самом деле надеялся, что все подразделения власти, к которым относился и он лично, примут правильные решения.
«Наша Фемида нетороплива, но она неумолима!» – так часто говорил его прямой начальник.
Но понемногу эта история интересовала его всё более, и более.
Теперь он понимал, почему это дело отобрали у Бригиты: в нём фигурировали, как минимум, три важные персоны.
Эти судьи всегда выносили «истинные» вердикты, ставя в классической фразе «казнить нельзя помиловать» свою запятую в нужном месте, и оправданный преступник наверняка откупался щедрыми пожертвованиями в пользу «правильной» партии либо какими-то другими услугами.
Но Андерс недоумевал: будь все эти тупари хоть на чайную ложечку умнее, они бы вызвали этого оскорблённого и униженного до глубины души отца в свою контору, или ещё лучше: сами заявились бы к нему на дом.
Толстая пачка денег и обещания истцу со стороны любого мало-мальски значимого чиновника «наказать всех виновных» наверняка сыграли бы свою роль, и Мод наверняка бы успокоился, хотя бы на какое-то время.
Все «засветившиеся» в этом деле персоны должны были до поры до времени тихо «лечь на дно».
Подобные сделки были не редкостью в судебной практике страны, и инспектор Андерс Петерсен очень хорошо знал эту систему.
Но этот сопляк Александр, в прямом смысле этого слова, вместо того, чтобы занять «глубокую оборону», решил перейти в контрнаступление.
Через два дня «Первый Канал», имеющий статус правительственного, выделил полчаса эфирного времени для интервью с ним.
В нём тот назвал все обвинения со стороны Мода наглой клеветой и уверенно заявил:
– Я никогда в жизни не видел ни этой девочки, ни её матери. Более того, у меня есть алиби: я уже давно привык проводить почти все выходные в более тёплых местах.
Как можно представить алиби на «почти все выходные», недоумевали многие, и не только журналисты.
– Вот мои доказательства! – Александр потрясал перед камерой кучей фотографий. – В тот день я был в Стамбуле!
Там он стоял возле какого-то минарета.
Чисто механически Андерс отметил: на подобных снимках можно отпечатать любую дату, включая время правления фараона Эхнатона.
Рядовой обыватель с лёгкостью проглотит подобный фотомонтаж, но для юриста нужны более веские доказательства, например, штамп пограничной службы в паспорте.
И даже это ничего не значило: Мод обвинял Александра в преступных действиях «по субботам», а не в какой-тот конкретный день.
Но этим дело не ограничилось: в качестве возмещения морального ущерба «за клевету» Александр потребовал от Мода выплатить ему миллион евро.
* * *
Таков уж закон журналистики: сегодня это сенсация, завтра это тусклый репортаж «по следам вчерашним событий», а через неделю это называют «уже позабытой сплетней».
Интерес к этому делу понемногу угасал.
Как раз в эти дни в каком-то маленьком городке состоялся суд над одним престарелым сторожем, который в течение двух лет насиловал свою четырнадцатилетнюю внучку.
Ему определили наказание: принудительные общественные работы в течение года и запрет на общение с ней до достижения той совершеннолетия.
Народ ликовал: свершилось-таки правосудие!
А через неделю откуда-то, словно из небытия, появилась и Эрика.
Яркий загар на её теле свидетельствовал: она отдыхала где-то на юге.
Эта красивая брюнетка категорически потребовала вернуть ей право на свидания с дочкой, зачитывая все пункты решения суда.
Она торжественно заявляла:
– Не только человека, но и всех животных Господь сделал таким образом, что все самцы думают только об удовлетворении своей похоти, а выкармливают и воспитывают детей именно МАТЕРИ! Несчастные женщины годами не досыпают и отказывают себе во всём, а мужчины в это время смотрят телевизор, пьют пиво и говорят о футболе!
Андерс смотрел её выступление уже в который раз, видя в постановке этих спектаклей чью-то опытную режиссёрскую руку.
На женских передачах Эрика появлялась чуть ли не в фартуке: дескать, «оторвали вы меня от плиты, но так уж и быть, дам вам интервью!»
Зато в программах, ориентированных на мужчин, она появлялась в полной красоте, в шикарном платье с декольте.
Марта, жена Андерса, не интересовалась политикой, но сразу заметила:
– А интересно, как она могла перестирывать горы белья, про которые всё время талдычит, с такими шикарными ногтями?
Все до единого тезиса Эрики не менялись от передачи до передачи, однако любой нестандартный вопрос тут же ставил её в тупик.
Однажды в прямом эфире её спросил какой-то довольно осведомлённый журналист:
– Вы никогда и нигде не работали: есть справка из налоговой инспекции. Вашу дочку, начиная с годовалого возраста, каждое утро отвозил в садик ваш бывший муж. Он же вечером и забирал её оттуда. Всё ваше бельё постоянно стиралось в одной и тот же прачечной, и отвозил его туда всё тот же Мод. Вам огласить показания приёмщиц, которые хорошо его запомнили? Зато вас, с такой яркой внешностью, они не опознали. А теперь ответьте: каких размеров бывают памперсы, как их упаковывают, и какие у них есть отличия?
Тут Эрика начала «нукать» и «выкать», и даже самый тупой телезритель понимал: эта красотка никогда не занималась уходом за своим ребёнком.
* * *
Но и Мод тем временем не дремал.
Купив видеокамеру, он решил взять «интервью» у дочери.
Оставаясь за кадром, он задавал ей вопросы, не повышая голоса и не подсказывая ответы, совершенно беспристрастно, словно речь шла о простом походе в детский садик.
Он опрашивал её несколько раз, в разных местах и в разное время.
Это «кино» было явно любительским, на что указывали многие признаки: не всегда правильно выбранное освещение, шумы за окном и иногда дрожащая рука оператора.
А девочка, чуть ли не играючи, рассказывала где в это время была мама, кто из этих дядек был тогда в номере, и как с неё снимали трусики: иногда ласково стягивая, а иногда грубо срывая.
Инга подробно описывала, чем отличался «сисалас» «дяди Конрада» от такой же штучки «дяди Александра».
Затем они шли в город, и Инга показывала, в каких гостиницах проходили эти «свидания».
Мод раскладывал перед ней десятки фотографий различных мужчин, а Инга уверенно выбирала из них одни и те же изображения:
– Это дядя Конрад, а это дядя Александр.
– А есть ли здесь «Седой»?
– Нет!
Мод даже принёс откуда-то чучело, которое использует полиция в подобных случаях.
Инга наглядно показывала папе, в какой позе любил находиться тот или иной «дядя», и что они от неё тогда требовали.
Даже сам инспектор Петерсен, весьма хладнокровный и терпеливый, вряд ли смог бы спокойно такое слушать, если бы речь шла о его дочери, а это снимал Мод, с его диким темпераментом!
* * *
Мод сделал на компакт-дисках более сотни копий этой записи, и через несколько дней их получили все, кто хоть каким-то образом мог сдвинуть весь этот процесс с мёртвой точки: и Инспекция по защите прав несовершеннолетних, и прокуратура, и все другие официальные инстанции.
Получили их и все телевизионные каналы, радиостанции и редакции ведущих газет, почти все парламентарии и канцелярия «Первого Лица Государства».
Заодно он разослал их и во все посольства и консульства тех стран, которые имели здесь свои резиденции.
А ещё через пару дней Мод разместил их в интернете с субтитрами на английском языке.
Лицо девочки закрывала прямоугольная маска, как это часто делается при даче свидетелями «конфиденциальных» показаний.
В сопроводительных письмах Мод называл конкретные имена чиновников и наименования всех инстанций, куда он обращался, и зачитывал их отписки и отказы.
В их числе было и «Первое Лицо Государства», которому Мод Расмуссен направил целых семь прошений.
Этот ролик просмотрели тысячи людей со всего света, и их вердикт был единодушным:
«Мамашу – на виселицу, прокуроров – на кол!»
Это дело становилось уже «резонансным», и его надо было как-то загасить.
Поэтому, с целью как-то дискредитировать Мода, на его фирму наслали все возможные проверки: от пожарной инспекции до налоговой службы.
Моду в жизни не повезло с умением разбираться в истинных ценностях женщин, но в своём бизнесе он был предельно пунктуален: ни одна из служб не нашла в его деятельности даже намёка на криминал.
Только пожарники выявили одно нарушение: огнетушители на складе оказались просроченными.
Мод спокойно подписал акт, тут же оплатил выписанный ему штраф, а затем демонстративно подал инспекторам зажигалку:
– А теперь попробуйте подпалить эти унитазы. Я очень хочу посмотреть, как они будут гореть!
Но его крик о помощи, растиражированный в сотнях экземпляров, никто так и не услышал: уголовное дело «о развратном поведении в отношении несовершеннолетнего» так и не было возбуждено.