Как только чикагские высотки становятся ниже, я чувствую себя свободнее. Если я когда-нибудь и вернусь в свой родной город, это будет нескоро.

Хотелось бы мне, чтобы я могла забрать с собой только хорошие воспоминания, но приходится взять их все. Надеюсь, плохие со временем исчезнут.

Когда я думаю об Элисон, мне бы хотелось вспоминать, как в пять лет мы делали себе одинаковые стрижки. Фото, которое сделала мама после того, как перестала плакать, заставляет меня смеяться каждый раз, как вижу его. Затем было время, когда мы менялись классами целую неделю в пятом классе, потому что наши учителя не могли различить нас по отдельности. Как в старшей школе она подменила меня на свидании, потому что у меня была простуда, и куча ее смс-ок о том, как все проходит.

«АВА! Ты не говорила, что ему девятнадцать».

«Он уже в колледже. Это довольно горячо».

«А мне позволено пообжиматься с ним?»

— Что смешного? — спрашивает Дэниел с водительского места.

— Просто думаю об Элисон.

Он берет мою руку и легко держит в своей. Это именно то, что мне нужно. Я не хочу делиться воспоминанием, но хорошо быть с ним рядом и знать, что ему не все равно. 

Сейчас позднее утро, и мы планируем добраться до Хоторна завтра пораньше. Если я знаю Дэниела, он захочет сделать обход своих пациентов, даже не спавши всю ночь.

— Думаешь, Джоанн Хоторн не будет возражать тому, что я останусь? — спрашиваю. — Это в некотором роде странный переход — сделать пациента... чем бы я не решила заниматься.

— У нас сделка комплектом. И нет, она не возражает. Ей приходится выплачивать высокие зарплаты, чтобы уговорить людей переехать туда, так что если ты получишь лицензию консультанта, она наймет тебя.

Я смеюсь от представленной картины.

— Как только пройду психиатрическую экспертизу. А для пациентов не будет странным, что их консультирует бывший пациент?

— Я так не думаю. Ты — доказательство того, что восстановление возможно. И как я сказал, ты понимаешь их.

Я тихо вздыхаю.

— Не думаю, что буду хорошим консультантом. А если мне придется работать с кем-то вроде доктора Хитон…

— Ее уволили, — говорит Дэниел. — Ее медицинская лицензия приостановлена до завершения расследования.

— Она призналась в том, что сделала?

— Когда полиция допрашивала. Так Джоанн сказала.

Я мотаю головой и смотрю через боковое окно, когда вывеска кладбища появляется в поле зрения.

— Люди подобные ей не должны становиться докторами, — говорю печально. — Зачем ей было делать что-то настолько ужасное? Пытаться сломать меня, когда я все еще горевала?

— Как оказалось, ее сын серьезно залез в игорные долги, и она взяла деньги, чтобы помочь ему. Но это не оправдывает того, что она сделала.

— Нет конечно.

Он подносит мою руку ко рту и целует ее.

— Я буду вести набор нового психиатра. Я удостоверюсь, чтобы нам достался кто-нибудь действительно хороший.

Когда он проезжает через открытые железные кованые ворота у въезда на кладбище, Дэниел смотрит вверх на дубы, которые возвышаются над участком.

— Красивое место, — говорит он. — Этим деревьям должно быть больше сотни лет.

— Это спрятанные сокровища. Мои предки купили несколько участков здесь много лет назад. Сейчас все распроданы.

— Они все еще поблизости? Твои бабушка с дедушкой?

Я трясу головой.

— Осталась только я и тетя Мегги. Нужно позвонить ей, когда вернемся в Хоторн, и все объяснить.

— Что случилось с твоими родителями?

— Папа умер в аварии, когда мы с Элисон были маленькими. А мама умерла от рака яичников три года назад.

— Мне жаль.

Я сжимаю его руку.

— Что на счет твоих родителей?

— У них дом в Испании, там они и живут сейчас. Мне бы хотелось свозить тебя туда в ближайшее время, чтобы познакомить с ними.

Я наполовину улыбаюсь, а на половину съеживаюсь.

У меня нет паспорта Элисон, и я не уверена, что стоит пробовать использовать мой собственный.

— Сэм сказал, что поможет нам все уладить, — он тревожно хмурит брови. — Но тебе следует знать... власти могут захотеть эксгумировать тело Элисон.

В животе все переворачивается от мысли.

— Я очень надеюсь, что они не станут.

— Знаю. Я тоже. Нам просто придется подождать и увидеть.

Я указываю на участок дороги впереди нас.

— Поверни там направо.

Прошло некоторое время, как я была здесь. Это успокаивает, — знание, что можно в любое время, когда захочу, прийти навестить могилы родителей. Просто знание, что у них есть место, которое всегда будет принадлежать им, значит многое, неважно, прихожу я сюда часто или нет.

Гортензии рядом с надгробным камнем моей мамы в полном цвету. Как только Дэниел припарковывает пикап, я выбираюсь и иду к нежным, бледно-розовым цветам.

— Эти ее любимые, — говорю Дэниелу, когда он подходит. — Мы с Элисон посадили их.

Я смотрю на надгробие мамы, а затем на папино, надеясь, что это даст мне силу. Однако, особо не помогает. Во мне все еще полно холодного ужаса, пока я иду к надгробию, следующим за папиным.

Дэниел встает позади меня, его руки на моих плечах, когда я делаю глубокий вдох и поднимаю глаза, чтобы взглянуть на это.

Ава Элеонор Коул

Любимая дочь, сестра и подруга.

Это так нереалистично видеть свое имя на надгробии. От этого мурашки бегут по моей спине, несмотря на влажный августовский воздух.

— Мне нужно кое-что сделать для нее, — бормочу я. — У нее даже нет ничего с ее собственным именем, чтобы сказать миру, что она была здесь.

Горло сжимается, и слезы появляются в глазах. Дэниел молчит позади меня. Я кладу руку поверх его.

— Я не чувствую близости к ней, потому что надгробие не то, — говорю я. 

Я двигаюсь к свежему, ярко зеленому кусочку травы перед надгробием и опускаюсь на колени, кладу ладони на землю. Закрыв глаза, я позволяю невыплаканным слезам скатиться по щекам.

— Я так люблю тебя. Элли, ты половинка меня. Я никогда бы не подумала, что буду делать что-то без тебя, и сейчас... Мне придется все делать без тебя.

Мягкий ветерок шевелит ветки дуба, возвышающегося над нами. Ботинки Дэниела хрустят по гравию, пока он отходит, чтобы дать мне время побыть наедине с сестрой.

Несмотря на все разы, когда я желала поговорить с ней с момента ее смерти, мне нравятся эти моменты тишины. Ветер продолжает дуть, и аромат маминых гортензий парит в воздухе. С руками на траве, у меня появляется чувство близости к Элисон, которой, я думала, уже никогда не почувствую снова.

Я бы отдала дыхание из своих легких, чтобы вернуть ее. Если бы я только могла прямо сейчас поменяться с ней местами, чтобы это именно она жила счастливой жизнью, я бы так и сделала.

Но это все, что я могу. Я могу лелеять воспоминания о ней каждый день в своем сердце и прожить жизнь, в память о ее жертве. Я безмолвно клянусь ей, что буду смеяться так часто, как это возможно. Я буду дерзкой. Я буду сильной и смелой. Все, кем она была, я буду тоже.

Я прижимаюсь щекой к траве, глаза все еще закрыты. После нескольких секунд я возвращаюсь на колени и прижимаюсь с поцелуем к ладони, затем кладу руку на траву.

— Я вернусь, — шепчу я. — Я посажу здесь розы для тебя. Розовые, как букет, который ты получила перед выпускным и сохранила навечно.

Затем я вытираю щеки, встаю и делаю глубокий вдох. Дэниел идет по гравийной дорожке, и я догоняю его.

— Ты можешь оставаться тут, сколько захочешь, — говорит он, смотря на меня.

— Все нормально.

Он оборачивает руки вокруг меня, и я прижимаюсь к нему, его твердая сила успокаивает меня.

— Люблю тебя, Ава Элеонор Коул.

— А я люблю тебя, Дэниел... как твое второе имя?

— Джозеф, — забавно бормочет он.

— Дэниел Джозеф Дельгадо.

— Готова отправиться домой?

Я смотрю вверх на него и улыбаюсь.

— Готова.