Давайте, я поведаю вам повесть о повести. Это именно то, чем я занимаюсь.

* * *

В январе 2013 года я сидел в баре в Сан-Франциско с Ви Харт: матемузыкантом, видеохудожницей и вообще чудесным человеком. Оба мы много лет были поклониками творчества друг друга, сами того не зная, и нас лишь незадолго до того познакомил наш общий друг.

В тот день мы впервые встретились лицом к лицу. Я только что дописал первый набросок книги, которая теперь перед вами, и Ви согласилась взглянуть на это и высказать свое мнение.

Мы провели пару часов, обсуждая эту повесть, и наша беседа то и дело отклонялась в самых непредсказуемых направлениях, как и водится у хороших бесед.

Ви действительно оказалась хорошим читателем. Мало того что умным, еще и на удивление проницательным вдобавок. Когда я сказал ей об этом, она слегка усмехнулась и объяснила, что она, собственно, сама большую часть времени только и делает, что пишет. Она пишет сценарии для своих видеороликов, потом их снимает. Сценарий — это львиная доля работы.

Она указывала на кое-какие моменты в повести, над которыми еще следовало поработать, на некоторые шероховатости, некоторые логические нестыковки. Указывала и на то, что ей понравилось, и говорила о повести в целом.

Следует заметить, что к тому моменту я был несколько пьян. Со мной такое нечасто случается. Но, поскольку уж мы застряли в баре, вежливость требовала купить что-нибудь выпить. Потом я взял еще, потому что Ви взяла себе еще, а мне не хотелось отбиваться от компании. А потом я взял себе еще, потому что несколько нервничал из-за первой встречи с Ви. И еще потому, что несколько нервничал из-за своей книги.

Ну, скажем честно: из-за книги я нервничал не «несколько», а довольно сильно. Потому что в глубине души-то я понимал, что эта моя новоиспеченная повесть — просто катастрофа. Крушение поезда. Колоссальное, дымящееся крушение.

— Там же нет ничего, чему полагается быть в книге! — говорил я Ви. — В книге должны быть диалоги, действие, конфликт. И персонажей должно быть больше одного! А я написал зарисовочку на тридцать тысяч слов!

Ви сказала, что ей нравится.

— Ну это-то да, — сказал я. — Мне тоже нравится. Но это же не главное. Ты понимаешь, люди ждут от книги определенных вещей, — объяснил я. — Без одной или двух из них еще можно обойтись, если осторожно, но нельзя же без всего сразу! Больше всего похожа на хоть какое-то действие сцена, в которой человек варит мыло. Я извел восемь страниц на описание того, как человек варит мыло. Восемь страниц шестидесятистраничной повести на то, как человек варит мыло. Это же психом надо быть!

Как я уже говорил, я действительно переживал из-за этой книги. Ну, и пьян был — возможно даже, довольно сильно. И я наконец получил возможность свалить с плеч часть груза, которым до сих пор ни с кем не делился.

— Люди это прочтут и взбесятся, — сказал я.

Ви смотрела на меня с серьезным видом.

— Я чувствую большее эмоциональное сродство с неодушевленными предметами в этой повести, чем обычно чувствую с целыми персонажами других книг, — объяснила она. — Это хорошая повесть.

Но я и слушать ничего не желал. Я покачал головой, даже не глядя на нее.

— Читатель ждет определенных вещей. Люди это прочтут и разочаруются. Там нет ничего, чему полагается быть в нормальной книге.

И тут Ви сказала кое-что, что я запомню на всю оставшуюся жизнь.

— Да ну их в жопу, этих людей, — сказала она. — Для таких, как они, книги все время пишут. А как же я? А где же книги для таких, как я?

Она говорила страстно, и твердо, и чуточку сердито. Она могла бы даже хлопнуть ладонью по столу. Мне нравится думать, что она хлопнула ладонью по столу. Давайте скажем, что она это сделала.

— Пусть себе другие люди читают свои нормальные книги, — сказала Ви. — А эта книга — не для них. Это моя книга. Это книга для таких, как я.

Это была одна из самых приятных вещей, какие мне когда-либо говорили.

* * *

Я не собирался писать эту повесть. Точнее, я не рассчитывал, что эта повесть об Аури выйдет именно такой.

Писать ее я начал где-то в середине 2012 года. Я рассчитывал, что это будет короткий рассказ для антологии «Негодяи», которую издавали Джордж Мартин и Гарднер Дозуа. Я задумал ее как историю о трикстере и предполагал, что из Аури выйдет приятное дополнение к более традиционным негодяям и мошенникам, которые, без сомнения, появятся в этой книге.

Но история вышла совсем не такой, как я рассчитывал. Куда более странной, чем обыкновенная повесть о трикстере, и в самой Аури оказалось куда больше тайн и загадок, чем я подозревал.

В конце концов история об Аури перевалила за четырнадцать тысяч слов, и я ее забросил. Она получалась слишком длинной. Слишком необычной. И, помимо всего прочего, сделалось ясно, что для антологии она не годится. Аури была не просто трикстером. А главное, это вышла совсем не история о плуте.

Невзирая на тот факт, что я уже пропустил дедлайн, Мартин с Гарднером были столь добры, что дали мне дополнительное время. И я вместо этого написал «Грозовое дерево», историю про Баста. Для антологии она подходила куда лучше.

Но история Аури по-прежнему ворочалась у меня в голове, и я осознал, что единственный способ от нее избавиться — это ее закончить. Кроме того, я давным-давно задолжал Биллу Шейферу из «Subterranean Press» какую-нибудь новеллу. Он опубликовал две мои недетские книжки с картинками, «Приключения принцессы и мистера Уиффла: тварь под кроватью», и продолжение к ней: «Тьма глубоко внизу». Так что я знал, что он не боится несколько странных историй.

Поэтому я стал писать дальше, и повесть становилась все длиннее и страннее. Я уже понимал, что она не имеет ничего общего с нормальной книгой. Там не было ничего, чему полагается быть в настоящей повести. С любой традиционной точки зрения это была абракадабра.

Но вот в чем дело. Она мне нравилась. Она выходила причудливая, и неправильная, и запутанная, и ей недоставало всего того, что полагается иметь истории. Но все это как-то работало. Мало того что я узнал много нового об Аури и Подсветье, в этой истории самой по себе была какая-то особая прелесть.

Как бы то ни было, я предоставил повести развиваться так, как ей самой угодно. Я не пытался придать ей иную форму или впихнуть в нее что-то только потому, что ему положено там быть. Я решил: пусть уж будет сама собой. По крайней мере, пока. По крайней мере, пока я ее не дописал. Я понимал, что потом мне, вероятно, придется поработать редакторским тесаком и с помощью безжалостной хирургии придать ей мало-мальски нормальный вид. Но это потом.

Видите ли, все это я уже проходил. В «Имени ветра» тоже много всего такого, чему там быть не положено. Пролог — это буквально точный список всего того, чего писателю никогда делать не следует. Но, невзирая на все это, оно же работает. Иногда история работает именно благодаря тому, что она не такая, как другие. Может, это и была именно такая история…

Но когда я написал восьмистраничную сцену, где Аури варит мыло, я осознал, что это не тот случай. Я писал в стол. На случай, если кто не знает этого выражения: «писать в стол» — это когда ты что-то пишешь, а потом, когда закончишь, кладешь рукопись в ящик стола и забываешь о ней. Это не та книга, которую можно продать в издательство. Не та книга, которую людям захочется прочесть. Это та книга, которую напишешь, а потом вспомнишь о ней на смертном одре и попросишь своего ближайшего друга сжечь все твои неопубликованные тексты. Ну, разумеется, предварительно почистив историю в браузере.

Я знал, что Билл из «Subterranean Press» — славный человек и готов к странным проектам, но это? Нет. Нет, это просто повесть, которую надо написать, чтобы выкинуть ее из головы. Мне нужно было ее написать, чтобы узнать побольше об Аури и о мире (мир, кстати, называется Темерант, вы поняли, да?).

Короче говоря, я знал, что пишу чисто для себя. Не для других людей. Бывает такое.

Но повесть мне все равно нравилась. Она была странная и милая. Я наконец-то услышал голос Аури. Она мне довольно сильно нравилась. И я научился писать от третьего лица, так что время было потрачено не зря.

Закончив повесть, я отправил ее своему агенту, Мэтту: так полагается, если ты писатель. Я ему сказал, что собираюсь предложить это Биллу, только Билл ее, наверно, издавать не захочет, потому что это, образно выражаясь, крушение поезда.

Но Мэтт прочел, и ему понравилось.

Он мне позвонил и сказал, что это надо послать Бетси, моему редактору из DAW.

— Да не станет она это издавать, — сказал я. — Это же абракадабра. Такое только псих мог написать.

Мэтт мне напомнил, что, согласно условиям моих договоров, Бетси имеет право преимущественного приобретения на все книги, которые я напишу в будущем.

— А потом, — сказал он, — ее следует посвятить в дело просто из вежливости. Она же ведь первая тебя опубликовала.

Я пожал плечами и сказал, мол, валяй, посылай. Мне было несколько неловко думать, что Бетси это прочтет.

Но Бетси это прочла, и ей понравилось. Правда понравилось. Она захотела это издать.

И вот тут-то и началась настоящая работа.

* * *

За те месяцы, что миновали со времени моего разговора с Ви Харт, я переделал эту историю примерно восемь раз (ну это-то для меня как раз нормально. На самом деле, восемь — это еще маловато).

В процессе я выдал эту повесть на вычитывание примерно трем десяткам бета-читателей, получая отзывы, которые должны были мне помочь в бесконечной, маниакальной переработке текста. И одно замечание, которое люди повторяли снова и снова, на самые разные лады, выглядит так:

«Ну, я не знаю, что подумают другие. Им, наверное, не понравится. Но, по-моему, книга замечательная!»

Даже странно, как много людей сказали мне это, так или иначе. Черт, я только сейчас сообразил, что сам сказал нечто в том же духе всего парой страниц раньше.

По правде сказать, мне очень нравится Аури. Этой странной, нежной, надломленной девушке в моем сердце отведено особое место. Я в нее почти влюблен — да что там, просто влюблен.

Думаю, это оттого, что оба мы отчасти сломаны, хотя и каждый по-своему. А главное, оба мы это сознаем. Аури знает, что она внутри не совсем такая, как следует быть, и это заставляет ее чувствовать себя очень одинокой.

И я знаю, как она себя чувствует.

Но тут как раз ничего необычного нет. В конце концов, я же автор. Мне и положено знать, что чувствует персонаж. И только когда я начал получать отзывы, я осознал, насколько распространено это чувство. Один человек за другим говорили мне, что они понимают Аури. Что они знают, откуда все это.

Этого я не ожидал. Я поневоле задаюсь вопросом, сколько же из нас так и идут по жизни, день за днем, чувствуя себя слегка надломленными и одинокими, будучи все это время окружены людьми, которые чувствуют себя точно так же.

Так вот. Если вы прочли эту книгу и вам не понравилось, мне очень жаль. Это я виноват. Это странная повесть. Может быть, она вам понравится со второго раза (многие мои книги со второго прочтения кажутся лучше). Но может быть, и нет.

Если вы один из тех людей, кому эта книга кажется шокирующей, отталкивающей или сбивающей с толку, — я прошу прощения. На самом деле, видимо, эта книга не для вас. Но есть и хорошая новость: существует много других книг, которые написаны именно для вас. Истории, которые понравятся вам куда больше!

А это история для всех слегка надломленных людей, которые живут рядом.

Я один из вас. Вы не одни. И все вы для меня прекрасны.

Пэт Ротфусс июнь 2014

P.S. Только сейчас сообразил: я же совсем ничего не сказал про иллюстрации, и очень напрасно. Не только потому, что иллюстрации чудесные. Не только потому, что Нейтан Тейлор — святой человек, воплощающий мой бред одержимого. Но и потому, что история о том, как они сделались частью этой истории, сама по себе не менее интересна…

Увы, у меня заканчивается и время, и место. Так что придется этой истории обождать до тех пор, пока я не напишу об этом у себя в блоге. Если интересно, и вы читаете по-английски, можете поискать ее тут: .