Колби появилась в будуаре у Риты после очередного утреннего приглашения, определенно решив, насколько ей это удастся, изображать пресыщенную многоопытную даму. Свобода, с которой жены и мужья и их любовники гордились своими связями и демонстрировали их в обществе, больше не шокировала ее. За это она могла благодарить Андрэ и Риту, чьи собственные летучие романы были предметом постоянных обсуждений при каждом возможном случае. Она знала, что такое случалось и в Англии, но чаще всего за закрытыми дверями.

Однажды ночью брат и сестра обнаружили старую любовь Риты в объятиях нынешней любви Андрэ. Только быстрое вмешательство Нэвила предотвратило дуэль прямо на месте. Это чуть было не произошло, однако позже Барро относились ко всему этому как к великолепной шутке.

Казалось, чета Браунингов успела отобедать и выпить вина уже во всех французских домах высшего света. В одном из самопроизвольных обменов репликами между ними Нэвил спросил Колби, как дела.

— Если мне придется выдержать еще одну примерку платьев или высидеть еще на одном неудобоваримом обеде, я закричу, — ответила она.

— Я чувствую то же самое, — сказал он, но потом обоих обуял испуг, и они отступили.

У Колби были причины вспоминать трапезу предыдущего вечера, из-за которой она не спала значительную часть ночи.

* * *

— Колби, ты ангел, что пришла так быстро.

Рита была наполовину одета, и по комнате, как по индийскому базару, были случайно «разбросаны» портной, парикмахер и разнообразные торговцы с товаром. Все они болтали в полный голос, и очень скоро у Колби разболелась голова.

— Развлекись чем можешь, моя дорогая. Я быстренько вышвырну их всех, и мы сможем поговорить.

Чтобы избавиться от шума, Колби сбежала в соседнюю комнату. Вся эта комната представляла собой один большой гардероб, и она совершила обход того, что должна была иметь состоятельная, модная и элегантная французская леди.

Не имея ни малейшего интереса к подобным вещам — на самом деле она не могла дождаться возможности вновь влезть в старый армейский костюм своего отца — Колби тем не менее была ошеломлена. Платья и туалеты были столь многочисленны, что их было невозможно сосчитать, поэтому она ограничилась панталонами и тому подобными вещами. Она насчитала пятьдесят пар чулок всех цветов с искусной отделкой, в том числе с бабочками, китайскими драконами и часами.

Колби просматривала ящики манжет, кружевных оборок, сотню сорочек и носовых платков. Нижние юбки были сшиты из муслина с узором в виде веточек, муарового шелка, тафты, переливчатой полосатой парчи и других материалов, которые казались ей неописуемыми. Верхнее платье и накидки Риты рассказывали об истории мехов. Утомленная осмотром нарядов, которых хватило бы, чтобы одеть десяток женщин, Колби побрела обратно в будуар.

— Рита, я должна идти. У меня много поручений, — взмолилась она. В комнате, казалось, было еще больше народа, чем прежде. Чувство времени у Риты полностью отсутствовало, да и Колби нужно было купить еще подарков мальчикам и тете.

— Все вон, — потребовала наконец Рита, и комната опустела сразу же. — Теперь, моя дорогая Колби, давай посмотрим, насколько ты храбрая, — сказала Рита.

— Смотря по ситуации.

— Вы, англичане, такие осторожные.

— Говори, чего ты хочешь, — засмеялась Колби. — Я вижу, что ты умираешь от нетерпения.

— Я узнала, какие грандиозные цели преследовали Нэвил и Андрэ.

Колби навострила уши. Она так и не примирилась с отказом Нэвила доверить ей информацию о своей миссии. Это глубоко задело ее, а теперь появилась возможность удовлетворить свое любопытство.

— Нэвил носится с сумасшедшей идеей о том, что король и правительство находятся в какой-то опасности, — начала Рита. — Андрэ и его друзья ничего не узнали, поэтому я решила им помочь. Я хочу, чтобы ты пошла со мной проведать мою старую любовь, художника Жерико.

— Это не тот, который хорошо рисует лошадей и написал «Плот с „Медузы“»?

— Ты так любишь изображать из себя деревенскую простушку, что никому и невдомек, как хорошо ты образована, — засмеялась Рита, выпроваживая ее из комнаты. — Теодор не так хорошо известен за границей.

— Папа очень горевал, когда «Медуза» утонула в шторм. Предательство офицеров, страдания моряков, каннибализм, — все это было ужасно, — вспомнила Колби. — Папа внимательно следил за судьбой несчастных, поэтому я и заинтересовалась, когда услышала, что картина Жерико вызвала потрясение на ежегодном Салоне в прошлом году.

— Ну вот, сейчас ты встретишься с моим дорогим Теодором, — сказала Рита, когда они сели в карету и поехали в студию художника на Рю де Мартирз.

— Какое отношение имеет Жерико к миссии Нэвила? — спросила Колби.

— Он вовлечен в дела бонапартистов, — объяснила Рита. — Долгое время он не касался политики, но Карл Вернэ, его друг, — ярый бонапартист и втянул в это дело бедного Тео.

Молодой художник буквально пожирал Риту глазами. Теперь, когда Колби немного знала о таких вещах, она была уверена, что художник при малейшем намеке тотчас же затащил бы Риту в постель, если бы не ее присутствие. Она чувствовала себя неловко и, о ужас, завидовала легкости подруги в общении с мужчинами. Только один человек мог что-то значить для Колби, но она не хотела думать о нем. Она поспешила осмотреть картины и эскизы, развешанные по стенам. Не годится, если кто-нибудь увидит слезы, которые она не сможет сдержать.

Жерико оказался чрезвычайно гостеприимным, и Колби была счастлива наконец очутиться в мастерской парижского художника. Пока Рита и Жерико разговаривали о прежних временах, она разглядывала художника и его работы. Он был хорошо одет и выбрит, что делало его таким непохожим на большинство бедняков-живописцев, которых она встречала во время своих уединенных прогулок по кварталу, где жили художники.

Рита говорила, что Тео унаследовал деньги и жил на широкую ногу, покупая скаковых лошадей и торговые предприятия, в которых, как она была убеждена, он ничего не смыслил.

— Как я рад тебя видеть. Что привело тебя сюда спустя столько времени? — спросил Жерико, — Андрэ по-прежнему не одобряет меня и мою политику?

— С каких это пор симпатии или антипатии Андрэ останавливали меня? — Рита взглянула на Колби, обеспокоенная проницательностью живописца. — Я приехала, чтобы показать леди Браунинг, как выглядит настоящий художник. Она интересуется твоими работами.

Жерико был польщен, и Колби пришлось повторить все, что она говорила Рите.

Наконец, ни одна из них уже не могла придумать, что еще можно было бы сказать, чтобы продлить визит, и Рита умоляюще посмотрела на Колби. Чтобы потянуть время, Колби поинтересовалась двумя набросками голов, и Жерико сказал ей, что это моряки, нарисованные для «Плота». Она захотела купить их. Позже, провожая дам к карете, Жерико развлекал их изящными шутками до тех пор, пока не настала пора прощаться.

— Рита, дорогая, скажи мне, зачем ты на самом деле приезжала, — насмешливо спросил художник. — Я умираю от любопытства.

— Ты слишком хорошо знаешь меня, дорогой. — Рита поцеловала его в губы. — Скажи мне, знаешь ли ты что-нибудь о заговоре против монархии?

Жерико отступил назад и посмотрел на нее глазами, мгновенно потемневшими от бешенства.

— Ты должна знать, я никогда не стал бы участвовать ни в чем подобном, — сказал он, холодно раскланялся и ушел, оставив подруг в полном недоумении.

Ехали молча. Колби боялась, что Рита своей болтливостью обрекла на неудачу миссию Нэвила, но еще больше ненавидела себя за то, что была слишком труслива, чтобы сказать об этом подруге. Нэвил будет вне себя. Не надо было ей поддаваться на уговоры Риты.

— Я по-прежнему уверена, что что-то затевается, и обязательно постараюсь это узнать. — Рита уже пришла в себя.

Колби подняла руки вверх. Эта женщина была неисправима, но в то же время она продолжала считать ее удивительной. Однако боялась даже думать о том, что скажет Нэвил, узнав об их безрассудной затее.

Позднее, испытывая угрызения совести, Колби настояла на том, чтобы переговорить в гостиной с Нэвилом и Андрэ, чувствовавшими себя очень неловко в костюмах, предназначенных для бала-маскарада этой ночью в доме графини Греффулье.

Браунинг, одетый в подбитый ватой костюм Генриха VIII, пытался разгладить белые рейтузы на мускулистых икрах. Барро представлял собой потрясающее зрелище, похожий в великолепном, отделанном драгоценными камнями плаще и тюрбане на турецкого султана.

Прежде чем Колби смогла убедить Риту сознаться в их неблагоразумном поступке, им пришлось продемонстрировать мужчинам свои костюмы. Колби повиновалась и прошлась по комнате в дореволюционном пышном платье с волнующимся кринолином и с напудренными волосами.

— У нас с Колби был сегодня очень успешный день, — сказала наконец Рита, принимая от брата стакан вина. Она показывала свою прелестную фигуру, щеголяя в форме албанского солдата, сшитой по образцу с портрета лорда Байрона кисти Филлипса. С усами, в плиссированной юбке, вышитом камзоле и суконном головном уборе она выглядела щеголем и знала это.

— Скажи им, Рита, — настойчиво потребовала Колби, она уже не могла больше молчать.

— Мы узнали — что-то должно случиться с монархией.

Нэвил подскочил на стуле.

— Что ты имеешь в виду?

Не обращая внимания на его свирепые взгляды, Рита весело пустилась описывать их дневной визит к художнику.

— Андрэ, я считаю, что в этом виноват ты, — закричал Нэвил. — Уже к утру это будет известно всему городу, а я буду выглядеть перед Уайтхоллом полным идиотом.

Барро взял сестру за локоть и вывел ее из комнаты.

— Что касается вас, мадам, то почему вы предприняли эту возмутительную поездку, когда я ясно сказал, что не желаю, чтобы вы знали о моей работе?

Колби не могла придумать ничего, чтобы не усугубить свою вину. Она даже не пыталась сделать хорошую мину. Она понимала, что ей следовало отговорить Риту от этой затеи, но, по правде говоря, сама охотно участвовала в ней до тех пор, пока Жерико не разъярился.

Вернулся Андрэ.

— Я убежден, что ничего страшного не случилось, Нэвил, — сказал он, провожая их на улицу к ожидавшей карете. — Жерико не имеет никакого влияния, и никто не взял бы его в заговорщики.

Тем не менее Нэвил был сильно расстроен и большую часть вечера держался подальше от супруги.

Колби нашла себе убежище в библиотеке. Нэвил часто бывал недоволен ею, но в том, что случилось сегодня, было что-то, что особенно заботило ее. Она чувствовала себя больной и уже была готова потихоньку покинуть бал, когда в библиотеке появилась Рита.

— Ты должна немедленно пойти и посмотреть на очаровательную герцогиню де Берри. — Рита была вне себя от восторга; она обожала царственность во всех ее проявлениях.

Колби последовала за Ритой в бальный зал. Самыми важными гостями и центром внимания были Мари-Каролин и ее муж Шарль, племянник короля и наследник престола. Даже издали Колби могла видеть, что старшая дочь короля двух Сицилии неотразима. Она блистала в костюме средневековой королевы — в вишневом бархатном платье, отделанном горностаем, с широкими рукавами с разрезами. На ее золотистых волосах задорно сидела подобранная в тон шляпка.

Незадолго до отъезда сиятельной четы Барро настояли на том, чтобы Колби и Нэвил познакомились с герцогиней. Она разговаривала с герцогом Фитц-Джеймсом. В начале вечера, когда их представили, он рассказал Рите, что дарит всем небольшие ножи, подражая актеру Посье, который в опере дарил ножи своим дочерям. Фитц-Джеймс и Посье вызывали гнев всего Парижа. Когда компания Барро подошла к ним, Фитц-Джеймс как раз вручил один из ножей Мари-Каролин.

— В какое место в сердце нужно ударить? — услышали они вопрос Фитц-Джеймса герцогине, и все засмеялись. Все, кроме Нэвила, который повернулся на каблуках и отправился к карете.

— Замечание Фитц-Джеймса не показалось мне остроумным, — сказал Браунинг, когда они ехали домой.

— Послушай, друг мой, ты становишься слишком мрачным, — Андрэ был раздражен болезненной реакцией Нэвила.

— Если герцог де Берри — наследник короля, то почему бы ему не быть мишенью? — продолжал Браунинг.

— Я и думать не хочу о том, что ты можешь быть прав, — проговорил Андрэ, заражаясь пессимизмом Нэвила.

— Довольно, довольно! — закричала Рита. — У меня от ваших разговоров мурашки по всему телу.

Колби подумала о прекрасной молодой женщине, с обожанием смотревшей на Шарля де Берри, и по спине ее пробежал озноб.

Дома Андрэ и Браунинг пожелали дамам спокойной ночи и закрылись в кабинете.

* * *

Поздно ночью Нэвил вернулся в свою гардеробную. Он все еще злился на Колби, но вопреки разуму не мог забыть о том, что жена его находится по ту сторону двери.

…Колби ждала его. Для нее это уже стало ритуалом. Она обещала себе сдерживаться, но, когда он оказывался рядом с ней в постели, она забывала обо всем и встречала его на полпути. Для нее становилось все труднее и труднее подавлять свою плоть и потребность в Нэвиле. Она жаждала держать его в объятиях. Слова и звуки вертелись у нее в голове, но никогда не оказывались на языке. Потерять голову и сердце означало бы отдать ему слишком многое. К этому она не была готова.

Колби закрыла лицо руками и горько заплакала, проклиная тот день, когда впервые увидела его.