Браунинг стоял у фальшборта своей яхты, входившей в Дувр. Его нетерпеливое желание оказаться в Лондоне походило на занозу, не дававшую покоя. Из Милье, загородной резиденции Барро, он уехал украдкой на следующее утро после того, как Андрэ, ангел-хранитель, удержал его от непоправимой ошибки броситься в постель Риты. Он бежал без оглядки, гораздо меньше опасаясь встречи лицом к лицу с врагом, чем еще одного свидания с французской колдуньей. Он пытался забыть о той парфянской стреле, что Рита Фаберже выпустила в него на прощание, но все было тщетно. Неужели действительно Рита права, и именно его холодность заставила Колби сбежать? Неужели она и впрямь испытывает к нему какие-то чувства? Для него было бы лучше справиться с демоном желания, который требует Колби все настойчивее и настойчивее днем и ночью. Неужели она для него потеряна?

Наконец корабль вошел в порт, и Нэвил переключил свое внимание на другое. Он с нетерпением ожидал увидеть Джона Лира, который должен был его встретить. Секретарь знал, когда Нэвил собирается вернуться в Англию.

Последним человеком, с которым он хотел встретиться, был Кортнэйдж, который, не прилагая для этого специальных усилий, умудрялся разными способами с каждым годом раздражать его все больше и больше. Нэвил держал его при себе лишь из-за собственной лени и боязни перемен.

— Добро пожаловать домой, милорд, — задыхаясь, еле выговорил Кортнэйдж, пытаясь справиться с сердцебиением.

— Где Лир? — спросил Браунинг резким тоном. Мысль о возвращении в Лондон в компании Кортнэйджа приводила его в бешенство.

— Не представляю себе, сэр, — Кортнэйдж засеменил по направлению к легкому экипажу, ожидавшему неподалеку. Там же находился фургон для багажа и стоял конюх, держа под уздцы одну из любимых верховых лошадей Нэвила. — Один из лейтенантов Мэйтлэнда передал мне распоряжение встретить вас.

— Спасибо.

— Когда пришло распоряжение встретить вас, я как раз намеревался осмотреть Моуртон-хаус и Броули-холл, милорд.

Нэвил радостно ухватился за предоставившуюся возможность отделаться от него.

— Ну, так и займитесь этим. Я хочу знать, как обстоят дела в обоих поместьях.

Кортнэйдж поверить не мог в свое счастье. Его чемодан был упакован и полон денег, и он должен был немедленно увидеть Пэнэмана.

* * *

Колби проснулась раньше всех в доме, с нетерпением дожидаясь, когда станет достаточно светло, чтобы оценить разрушения. Если ей удастся найти хоть какое-то доказательство того, что Мэтью прав и дом был подожжен, она своротит горы, но остановит Нэнэмана раз и навсегда.

Сильвия Рэйнрайтер обнаружила Колби в западном крыле копающейся в обгоревших развалинах. Набухшие веки и вытянувшееся лицо свидетельствовали о том, что она устала и не выспалась. С ног до головы Колби была перемазана сажей, ее платье успело порваться, а руки кровоточили.

— Что ты ищешь?

— Посмотри на это! — воскликнула Колби, потрясая тремя факелами, которые обнаружила среди щебня. — Кто-то устроил поджог, и Мэтью слышал их.

— Он ничего мне не говорил!

— Я абсолютно уверена, что это дело рук Пэнэмана и его сообщника. Я собираюсь поехать в город, чтобы повидаться с мировым судьей, — бросила Колби через плечо, бегом направляясь к центральной части дома.

Колби оделась в единственный костюм Для верховой езды, который захватила с собой из Парижа. Она хотела выглядеть богато, соответственно имени и престижу Браунингов.

— Колби, не забывай, что ты носишь ребенка, — предостерегла Сильвия, понимая, что это, скорее всего, бесполезно. — Если тебе необходимо ехать к сэру Адриану, поезжай, по крайней мере, в карете и возьми с собой одного из слуг для сопровождения. Ты должна соблюдать обычаи.

— Делать мне больше нечего, — возразила Колби, однако, в качестве уступки, согласилась поехать в дамском седле и взять с собой в сопровождение одного из слуг. Она пустила Миднайта с места в галоп, оставив лакея далеко позади.

Через двадцать минут сэр Адриан Мур, человек, считавшийся оплотом закона и порядка, усадил Колби с величайшей церемонией и пред пожил выпить с ним чашку кофе. Она с улыбкой приняла его приглашение, борясь с желанием выдать этому дряхлому трясущемуся старику все, что она думает о нем на самом деле. Он занимал высокое положение в обществе, и от него зависело, кого принять, а кого отвергнуть. Вспоминая, как ее мать, раболепствуя изо всех сил, безуспешно пыталась добиться, чтобы ее признали он и его окружение голубых кровей, Колби едва сдерживалась, чтобы не запустить в него кофейником. Поражаясь собственной выдержке, она жалела, что вынуждена подчиняться необходимости соблюдать осторожность.

— Позвольте мне пожелать вам счастья в вашем чудесном браке, дорогая леди Колби, — говорил судья. — Надеюсь, теперь, став хозяйкой Моуртон-хаус, вы не будете держаться от нас в стороне?

— Я имею серьезные намерения сделать Моуртон и Броули центром светской жизни, — ответила она, пытаясь не подавиться своим лицемерием. — Но боюсь, сэр Адриан, я здесь по более срочному делу, и у нас мало времени.

Он всем своим видом изобразил полное внимание и пообещал всяческую поддержку.

Кто бы мог подумать, отметила про себя Колби, что имя Браунинга может заставить даже этого старого мерина забыть ее негодяев-дядей и все прочие грехи, которые до сих пор поминали семье Мэннерингов.

— У меня нет ни тени сомнений, что Аугустус Пэнэман поджег мой дом. — Она достала факелы, которые привезла с собой в качестве доказательства.

Некоторое время сэр Адриан изучал их, а Колби в упор смотрела на него.

— Я совершенно уверен, что вы ошибаетесь, моя дорогая леди, — сказал он наконец. — Конечно, он неудачник, но никто в здравом рассудке не осмелится сделать что-нибудь, столь достойное сожаления.

Колби помахала факелами перед его длинным аристократическим носом, и он быстро отпрянул. Она попыталась снова быть любезной, тогда как ей гораздо больше хотелось испачкать его лицо тем, что она считала неопровержимым доказательством поджога.

— Вы совершенно правы, сэр, — произнесла она настолько сдержанно, насколько вообще могла это сделать, — этот человек действительно сумасшедший, и он поклялся уничтожить меня и мою семью.

— То, что спесивого человека вытянули кнутом в присутствие двух десятков его подчиненных, вовсе не причина для того, чтобы поджечь такой почтенный дом, как Броули, — самодовольно изрек Мур.

Колби видела, что он ни на йоту не сомневается в своей правоте. Он так привык принимать окончательное решение, что не мог допустить и мысли о возможности существования других заключений, кроме своих собственных.

— Будь он порядочным человеком, не занимался бы мздоимством и воровством, — напомнила она.

— А вы не думаете, что пока вас не было, ваши братья решили подшутить над вашей бедной тетей и проявили при этом неосторожность, можно такое предположить?

Колби кинула на него свирепый взгляд:

— Вы недооцениваете меня, сэр Адриан, если думаете, что я не убедилась в том, что ни мои братья, ни кто другой не были причиной пожара, — сказала она, потрясая факелами. Направляясь к двери, она произнесла фразу, рассчитанную на то, чтобы превратить старого мошенника и сноба в законченного идиота.

— Вам должно быть стыдно. Мой муж узнает о вашем намеренном нежелании заниматься этим делом.

Колби вышла достаточно медленно, чтобы позволить этому человеку успеть остановить ее.

— По-моему, вы слишком несдержанны, миледи. — Его плохо подогнанная вставная челюсть клацнула, как панцирь раздавленного жука. — Позвольте мне еще раз подумать и сделать кое-какие запросы.

— Я не люблю, когда сомневаются в моих словах, и я больше не верю в вашу объективность. Вы заставляете меня принять свои собственные меры в отношении Пэнэмана.

* * *

Колби снова вскочила в седло и поехала в город. Там она озарила скучную жизнь строителя и декоратора, пообещав им несчетные богатства, и когда она закончила с ними беседовать, перед глазами у них стояли гинеи.

Броули снова оживет. Но не только высокое положение заставляло ее тратить деньги Нэвила, но и уверенность, что армия рабочих, которые будут в течение нескольких месяцев трудиться поблизости, даст им необходимую защиту от Пэнэмана. Она не собиралась недооценивать злодея.

Затем Колби навестила приходского священника, которому сообщила, что ей дополнительно необходимы слуги, и сделала ощутимое пожертвование в пользу церкви. Она собиралась заехать в Моуртон-хаус, чтобы коротко посовещаться с человеком, который стал управляющим вместо Пэнэмана. Она чувствовала себя обязанной приглядывать за поместьем Нэвила, и ничто не помешает ей в этом. Моуртон, несмотря на все свое богатство, никогда не станет для нее ничем большим, кроме как домом Нэвила и наследством ее ребенка. Она не могла себе представить, что будет там жить.

В том месте, где нужно было сворачивать к Моуртон-хаус, ее охватило чувство глубокой усталости, и в памяти всплыли предостережения тети. Нельзя приносить в жертву потребности ребенка, которого ты носишь, сказала Сильвия. И Колби неохотно повернула Миднайта в сторону дома. Моуртону придется подождать до завтра.

Домой она приехала перегруженная новостями и подарками, позволив домашним хлопотать вокруг себя. Мэтью, с запавшими глазами на изможденном лице, улыбался улыбкой мученика. Выглядел он ничуть не лучше, и она подсела к нему, пытаясь как-то влить свою силу в его искалеченное тело.

— Я кое-что сказала доктору на ушко, — шепотом призналась ей Айлин, когда Колби отослала тетю и Марка в столовую.

— Он приехал изрядно «под мухой», и я сказала ему, что это некрасиво.

Колби обняла ее.

— Он вел себя прилично?

— Не совсем. Я немного налила ему и предложила помочь сделать перевязку, — гордо добавила служанка. — Может быть, это не очень хорошо себя хвалить, но я была почти такой же хорошей санитаркой, как и вы, госпожа.

— Ты — ангел, — сказала Колби, тронутая добротой Айлин. — Когда все уснут, я попрошу тебя помочь мне разобрать бумаги отца. Полагаю, там найдутся какие-нибудь индийские рецепты, которые помогут Мэтью.

* * *

Вечером, переворошив с помощью Айлин весь чердак, Колби за два часа поисков нашла объемистую тетрадь, в которой ее отец изредка делал записи. Под заголовком «Природные лекарства» она обнаружила кое-что, касающееся ожогов. Рецепт был записан неразборчивым почерком отца, но ей все же удалось разобрать, что для лечения обширных ожогов иногда используется густая липкая мазь из смолы эвкалипта.

— Вряд ли в нашей местности много эвкалиптов, — обескураженно сказала Колби. Ей почти удалось найти то, что могло бы принести облегчение брату.

Отчаяние хозяйки повергло Айлин в уныние.

— Завтра я поеду в Моуртон и заодно поговорю с главным садовником. Возможно, он сможет мне помочь. — Колби тяжело поднялась с пола. Она почувствовала ужасную колющую боль в спине и упала бы, если бы Айлин ее не поддержала.

— Миледи, вы слишком перетруждаетесь, подумайте о своем ребенке, — запричитала девушка.

Совесть терзала Колби ничуть не меньше физической боли. Имела ли она право подвергать опасности еще не родившегося ребенка из-за своей потребности взваливать на свои плечи заботу обо всех и вся? Почему жизнь так безжалостно и с таким постоянством не оставляет ей выбора? Она сокрушенно покачала головой. Добравшись с помощью служанки до своей постели, она наконец счастливо вздохнула.