Пилот

Моя девушка сидела без работы целую вечность, поэтому когда она устроилась наконец водить самолет, я ужасно обрадовался. Взволнованная перед первым полетом, она здорово смотрелась в новенькой пилотской фуражке. Самолет поднялся в воздух, и она взяла курс на Лиссабон. Глупышка слишком увлеклась, подкрашивая губы и разглядывая свое отражение в зеркале заднего вида, и лишь в последний момент заметила, что ее «Боинг-747» вот-вот врежется в Пиренеи. Она катапультировалась, но пассажиры и команда погибли. Моя девушка потеряла работу, и теперь она снова целыми днями сидит дома, ест с ножа холодную фасоль из банки и пытается распрямить свои вьющиеся волосы, дергая их изо всех сил.

План

Моя девушка называет меня Мистер Планистер, потому что я все время строю планы, как мы с нею поженимся и заведем детей. Однажды я спросил у нее:

– А у тебя есть план? Как ты собираешься прожить жизнь?

Она сказала, что всегда хотела спать со всеми подряд, чтобы по максимуму использовать свое красивое, молодое, гибкое тело. Потом, когда ей это надоест, может, она и подумает о семье.

– Но когда ты решишь обзавестись семьей, ты ведь выйдешь замуж за меня? – спросил я, целуя и нежно гладя ее длинные темные волосы.

Она закатила глаза, недовольно скривила губки и сказала:

– Ну что ты ко мне привязался?

Плывем

Моя девушка не умеет играть на гитаре. Она постоянно ошибается, не попадает в такт, сбивается с ритма, сосредоточенно кусает губы и иногда по пятнадцать секунд, а то и больше размышляет над очередной сменой аккорда. Потом она прекращает играть, и ее глаза блестят в предвкушении.

– Вот. Что это за песня?

– Ну, я точно не уверен, может быть, «Луна над рекой»?

– Нет, – огорчается она, – это «Мы плывем». Ну, знаешь, Пола Маккартни…

И она начинает играть следующую песню, а я точно знаю, что у меня при всем желании не получится угадать мелодию. Это продолжается уже семь прекрасных лет. Я надеюсь, она не научится никогда.

Пневмония

Моя девушка начала кашлять. Мысль о том, что она умрет, а я останусь в этом жестоком мире один-одинешенек, была столь невыносимой, что я тут же отвез ее в больницу. Я потребовал, чтобы ее подключили к аппарату искусственного дыхания.

– Господи, да скорее же! – вопил я. – Иначе будет поздно!

Врач убеждал меня, что мы ее не теряем, что у нее просто легкая простуда, но я ему не верил. Тут нас окружил медперсонал. Издеваясь и выкрикивая ужасные слова, они прогнали нас.

– А что, если это атипичная пневмония? – не сдавался я, пытаясь увернуться от летевших в нас стетоскопов и скальпелей. – Что же мне тогда делать?

Помада

Мою девушку задержали с поличным: она воровала монетки у слепого нищего. На допросе она хранила молчание, но под пытками призналась, что деньги ей были нужны на помаду.

– Но у вас же есть работа, – заявили они. – Значит, есть на что и купить помаду.

– Я могу себе позволить только дешевую, а она нестойкая и на вкус – совсем как мыло. Это ужасно!

К счастью, среди допрашивающих была женщина.

– Она права. Девушка должна быть уверена в своей помаде.

Нарушительницу отпустили с предупреждением. А та женщина из полиции так расчувствовалась, что на прощанье сунула ей в карман тюбик «Ланком» цвета «Вулкан». Моей девушке он очень идет.

Поцелуи

С момента нашего знакомства мы с женой не переставая целуемся. Я католик, а она мусульманка, поэтому были некоторые сложности. Все то время, пока мы улаживали отношения с семьями, наши губы не разлучались ни на секунду. В результате родственники смирились с нашей любовью, и мы поженились. Под венец мы шли, переплетясь языками. Даже теперь, после шести лет брака, мы неразлучны. Мы не переставали целоваться ни во время зачатия, ни во время беременности, ни во время рождения нашего первого ребенка. Наши губы похожи на четыре потрескавшиеся корочки, а подбородки всегда в крови, но мы никогда не остановимся. Мы слишком сильно любим друг друга.

Поцелуй

Орхидея твердо решила, что ее первый поцелуй должен быть идеальным. Я повез ее в Париж весенней порой. Когда мы стояли на берегу Сены и любовались Эйфелевой башней, на которой зажигались огни, я начал действовать. Она меня оттолкнула.

– Нет, – сказала она. – Едва ли это можно назвать романтической обстановкой. Прости.

Я отвез ее на Багамы, но на пустынном пляже под пальмами получил тот же ответ. Я продолжал копить деньги, и наконец, на закате, мы очутились перед Тадж-Махалом.

– Странный запах, – сказала она. – Странный запах и нищие тут повсюду.

Я тоже почувствовал разочарование. Так называемое восьмое чудо света меркло на фоне этих нетронутых бархатных губ.

Правда

Анжелика согласилась стать моей девушкой. Чтобы отметить это событие, я пригласил ее на романтический ужин при свечах. Во время еды мне пришлось ущипнуть себя несколько раз: я боялся, что все это сон. Мы стали встречаться чаще. Вскоре щипков было уже недостаточно, и я стал втыкать себе в лицо булавки. Теперь даже булавки не помогают – мне не верится, что она рядом. Каждый вечер я готовлю ей что-нибудь вкусное. Когда я смотрю на ее безукоризненно уложенные волосы и безупречно накрашенное лицо, я вырезаю скальпелем куски плоти из своего тела. Я до сих пор не верю своему счастью. Это слишком прекрасно, чтобы быть правдой.

Прах

Моя девушка умерла. Мы были вместе недолго, поэтому ее смерть меня не особенно опечалила. Она завещала мне свой прах.

– И как мне с ним поступить? – спросил я у ее родных.

– Она хотела, чтобы ты сам это решил.

Мне было абсолютно все равно.

– Ведь вы так друг друга любили – мы оставили на твое усмотрение выбор места для ее последнего пристанища.

Сострадание их было столь безмерным, что я не смог отказаться. Я обнаружил, что лечу в вертолете, развеивая прах над той самой лужайкой, где она еще девочкой объезжала своего пони. Ее семейство наблюдало, обливаясь прощальными слезами, как крошечные серые хлопья падают на землю.

Прелести

Мы очень завидовали парочкам, которые называли друг друга ласковыми прозвищами и приняли решение не отставать от них. Это оказалось непросто. В конце концов, моя девушка нарекла меня Мозжечок, вспомнив один несчастный случай из моего детства, о котором я так часто ей рассказывал. Я же сообщил, что теперь буду называть ее Женские Прелести – просто ничего другого мне в голову не пришло. Теперь, проводя время с друзьями, мы используем наши новые имена и отчитываем друг друга за это.

– Никогда меня так не называй, если мы не одни, – строго говорю я, – ты слышишь, Женские Прелести?

Она делает большие глаза, но не может сдержать улыбки.

Природа

Янтарь вдруг открыла для себя нудизм. Мы пошли в супермаркет, и люди глазели на нее со всех сторон. Она очень красивая, и поэтому охранники стеснялись попросить ее прикрыться.

– Дорогая, – прошептал я, – на нас все смотрят.

– Ну и пусть смотрят, – ответила Янтарь. – Мне стыдиться нечего.

Потом она заявила, что бросит меня прямо там, в супермаркете, если я сейчас же не присоединюсь к ней и тоже не перестану носить одежду.

– Ведь это противно природе, – пояснила она.

Я стащил с себя штаны, и все покупатели принялись смеяться над моими тощими ногами. Когда же, наконец, я остался без трусов, они стали свистеть и показывать мизинцы.

Присутствие

Моя девушка бросила меня, но я не падаю духом. Иногда мне кажется, что она вовсе и не сбежала от меня с другим, что мы по-прежнему вместе. Днем, чтобы не впадать в отчаяние, я представляю, что она как будто ушла в магазин за дешевыми сигаретами и вот-вот должна вернуться с сияющей улыбкой на чудесных накрашенных губах. Когда магазин закрывается, мне удается не терять присутствия духа, убеждая себя, что ее самая лучшая фотография – живая. Вечера я просиживаю за пианино, распевая песни о любви перед ее лицом на фотоснимке. Время от времени я провожу языком по черным клавишам, которые так напоминают мне ее кожу.

Проект

Я уже несколько лет встречаюсь с некрасивой девушкой. Ее мать записалась на курсы пластических хирургов, и ей нужно было на ком-то тренироваться. Теперь она использует дочь в качестве своего дипломного проекта. Идея состоит в том, чтобы превратить ее из дурнушки в Мэрилин Монро. Сейчас, когда после операции по увеличению груди моя девушка ходит повсюду со страдальческим видом и лишь черные глаза поблескивают на ее перебинтованном лице, незнакомые мужчины заговаривают с ней и оставляют номера своих телефонов. Они уверены, что когда спадет опухоль, моя девушка будет выглядеть потрясающе. Я надеюсь, что у ее матери ничего не выйдет и проект с треском провалится.

Пруст

Когда я пришел домой, она паковала свои вещи. Я опешил: мне всегда казалось, что мы живем душа в душу.

– Я просто тут читала одну книгу, – объяснила она. – «Чаемая высота всегда обманывает ожидания, будь то высота собора, волна в бурю или прыжок танцовщика». Именно поэтому мне и надо уйти. – Она нежно потрепала меня по руке: – Мне очень жаль.

– Но не забывай вот о чем, – выпалил я. – «Твердые решения человек принимает только в таком душевном состоянии, которое длится недолго».

Я цеплялся за соломинку, и она это прекрасно понимала. Она уложила свое милое красное платьице, застегнула сумку и вышла, не сказав больше ни слова.

Психотерапия

Моя девушка устала от бывших любовников, которые отчаянно пытались любыми способами ее вернуть, и организовала для них семинары групповой психотерапии. В один прекрасный день она сказала и мне, что очень меня любит, но только как друга, и, получив адрес, по которому проводятся эти сеансы, я пошел своей дорогой на семинар. Мы собираемся каждую неделю. Сидя в большом кругу, мы пытаемся покончить с воспоминаниями о ней, разговаривая о других вещах. Это не просто. Любая тема разговора почему-то сводится к теплоте ее обнаженного тела, которое когда-то лежало рядом с нами по утрам, или к тому, как она откидывает с лица волосы, куря сигарету.

Путешествие

Каждый день я посылаю Люсии свою фотографию. Иногда в кадре появляется свежий номер газеты, чтобы она видела – снимок сделан совсем недавно. С некоторых пор я начал путешествовать по всему миру. Всхлипывая, я обычно прошу какого-нибудь собрата-туриста сфотографировать меня у моста «Золотые Ворота» в Сан-Франциско, на фоне афинского Акрополя или грязевых замков в Мали, и на каждой фотографии видно, как сильно я расстроен. Люсия уверена, что моя печаль скоро пройдет, но я знаю, что это не так. Ведь куда бы я ни отправился, я все равно вижу только ее милое виноватое личико и слышу, как она говорит, что нашла себе нового парня.

Пыль

Ксанфа меня бросила. Я раздобыл ее новый адрес и отнес туда забытый ею чайник. Потом я вернул ей книгу, которую она мне когда-то давала почитать. Я обнаружил коробку с бигуди и приносил ей по одной штуке каждый день. Если ее не было дома, я оставлял пространное письмо, где объяснял, когда и при каких обстоятельствах каждая вещь была найдена на полу. После того как я возвратил все, что только можно было вернуть, я пришел к ней с клубочком пыли на кончике пальца.

– Я всегда буду помнить тот день, когда он скатился с твоего платья, – объяснил я. – С того прелестного платья в цветочек.