Сирень
Меня охватило безумное желание строить. Я купил кирпичей и цемента и приступил к работе, стараясь сделать свое строение как можно выше. Башня получилась кривобокой, но я постарался замаскировать это густым слоем штукатурки. Я покрасил свое произведение сиреневой краской. Это был любимый цвет Сирени, к тому же созвучный с ее именем. Об основательном фундаменте я не позаботился, и неуклюжая конструкция обрушилась во время осенней бури. Сейчас она лежит у меня на газоне в виде беспорядочного нагромождения камней. Едва ли это приношение достойно той, чьи губы были столь прекрасны, а поцелуи столь горячи, что мне кажется, будто я все еще ощущаю их вкус.
Скрипки
Не в силах перенести мысль о том, что возраст уничтожит и иссушит мою молодую красоту, Солнышко ослепила себя паяльником.
– Ты очень красивый сегодня, – говорит она мне каждое утро, скрывая месиво своих глазниц под темными очками. – Когда я рядом с тобой, я слышу, как поют скрипки.
– Но откуда же ты знаешь, что я такой красивый, Солнышко? – спрашиваю я, гладя ее по руке и запуская пальцы в ее волосы. – Ты ведь больше не можешь меня видеть.
– Знаю, и все. Наверное, из-за этих скрипок. Иногда я хочу, чтобы они уже наконец заткнулись.
Она улыбается хитрой улыбочкой, давая мне понять, что говорит это не всерьез.
Слепота
Моя девушка использовала мою прогрессирующую слепоту как предлог для того, чтобы перестать следить за собой. В те дни, когда я еще мог ее видеть, она всегда выглядела безупречно в платьях от известных дизайнеров. Теперь же высокие каблуки сменились на кроссовки, короткие юбки и шелковые колготки – на джинсы, а модные блузки и облегающие пиджаки – на мешковатые свитера. Никаких замечаний я ей пока не делал, но все идет к тому, что мне скоро будет неловко появляться с ней на людях, когда она бережно держит меня за руку и ведет по улице, следя, как бы я не упал или не споткнулся ненароком обо что-нибудь.
Слова
Я без памяти влюбился в тот самый момент, когда увидел ее на дедушкиной кухне. Темные волосы волнами спадали на португальские плечи.
– Хочешь кофе? – спросила она с улыбкой.
– Спасибо, что-то не хочется.
– Что? Что ты говорить?
С английским у нее было туговато. Сейчас мне уже семьдесят три, а ей совсем недавно исполнилось семьдесят.
– Хочешь кофе? – поинтересовалась она у меня сегодня, улыбаясь.
– Спасибо, что-то не хочется.
– Что? Что ты говорить?
Ни у одного из нас нет способностей к языкам. За все пятьдесят лет супружеской жизни мы так никогда по-настоящему и не разговаривали, но наша любовь слишком велика, чтобы ее можно было выразить словами.
Смех
Моя девушка умерла от смеха, когда я корчил рожи. Ее друзья были очень добры ко мне и говорили, что я не должен чувствовать себя виноватым, ведь она наверняка хотела бы умереть именно таким образом. Им легко говорить: они не видели, как ее музыкальный смех перешел сначала в хрюканье, а потом в предсмертный хрип. Когда я перестал горевать и убиваться, я встретил новую любовь. Эта девушка умерла, смеясь над моей шуткой про ее ноги. Следующая скончалась при сходных обстоятельствах. Моя последняя девушка не умерла. Она меня бросила. Она сказала, что со мной скука смертная и что ей нужен мужчина с чувством юмора.
Сон
Моя девушка начала засыпать во время секса. Я забеспокоился и спросил ее, все ли я делаю правильно. Может быть, стоит как-то поменять технику? Она ответила, что нет, все в порядке и что я зря так нервничаю. Тем не менее, это повторялось снова и снова. Однажды я ее растолкал и попросил объяснить мне, чего бы ей все-таки хотелось.
– Лучше тебе этого не знать, – рассмеялась она. Я сказал, что именно это я хочу узнать больше всего на свете и ни о чем другом и думать не могу. Она отвела взгляд.
– Нет, правда, – тихо, словно сама себе, сказала она. – Лучше тебе этого не знать.
Спиритизм
Эксперименты Аврелии с гомеопатической контрацепцией провалились, и она забеременела. Мы с вссторгом ожидали появления малыша. Аврелии особенно не терпелось увидеть будущего члена нашей семьи, поэтому она решила пообщаться с ним при помощи спиритического сеанса. Я всегда с недоверием относился к подобным вещам и отказался в этом участвовать. Однако к тому времени, как сеанс подошел к концу, я все равно умирал от любопытства.
– Ребенок тебе что-нибудь сообщил? – спросил я.
– Да, сообщил, – ответила она, – он сказал, что будет мальчиком.
– Это замечательно. А еще что-нибудь ты узнала?
– Да! – Она просто светилась от счастья и поглаживала себя по животу. – Он сказал: «Мамочка, я люблю тебя».
Стекло
Черепашку посадили в тюрьму, и я пошел проведать ее. Я спросил, что она натворила. Она сказала, что ее арестовали за секс на улице.
– Забавно, Черепашка, – проговорил я, – но я не помню, чтобы у нас было что-то подобное!
– Да ты и не можешь помнить… Я была с другим.
Я потерял дар речи, у нее был виноватый вид.
– Ты меня прощаешь? – спросила она. Тюремная одежда смотрелась на ней чудесно, а на прекрасном личике в форме сердечка застыло жалобное выражение.
– Конечно, я тебя прощаю, – сказал я. Мои губы потянулись к ней, и тут я ударился о стеклянную перегородку и сломал нос. Она разразилась хохотом.
Суси
В городе, где я живу, расположен университет, поэтому девять месяцев в году здесь полным-полно хорошеньких японских девушек. Мне нравится наблюдать, как они прогуливаются. У них маленькие улыбчивые личики и блестящие черные волосы – они выглядят такими славными девчонками. Среди них у меня есть одна любимица, и каждый раз, когда я встречаю эту девушку, я непременно подхожу к ней и прошу дать мне небольшой урок японского или интересуюсь, знает ли она какое-нибудь приятное местечко, где вкусно готовят суси. Таким образом я научился считать по-японски до двадцати трех и несколько раз получил ответ, что ближайший японский ресторан с хорошей кухней находится отсюда довольно далеко.
Счет
Моя девушка начала брать с меня деньги за секс. Она сказала, что ей надо подумать о своем будущем, и вообще: ее подруги это делают, так почему бы и ей не попробовать? Я особо не возражал, потому что за стандартный набор услуг она брала очень даже по-божески, хоть и требовала доплаты, если я желал чего-то сверх положенного. Как-то раз она проверяла на свет купюры, которые я ей дал, и тут я спросил, может быть, она еще с кем-нибудь занималась этим за деньги? Она пришла в ярость:
– За кого ты меня принимаешь?
– За девушку со смеющимися глазами и чудесными длинными волосами, – ответил я.