В вестибюле было полно народу — одни покидали ресторан после обеда, другие направлялись к выходу, чтобы провести вечер в городе. Выйдя из лифта, Элис направилась к бару. После столкновения с грабителем колени все еще немного дрожали. Смятение девушки усиливало воспоминание об удивительном открытии, сделанном ею при падении ожерелья.

Элис дотронулась до глиняного кулона, чтобы убедиться, что амулет по-прежнему на месте, — как будто впивавшиеся в шею бусы не были тому достаточно надежным доказательством. Она хотела как можно скорее передать амулет представителям японского правительства, но, когда дозвонилась в консульство, там уже никого не было. Значит, Элис сможет сообщить о своей удивительной находке не раньше завтрашнего утра.

А до тех пор она не должна расставаться с амулетом. Элис испытывала приятное возбуждение оттого, что случайно обнаружила бесценное сокровище. И в то же время боялась, что может потерять амулет так же просто, как нашла.

Элис была слишком потрясена случившимся, чтобы рассуждать логически. Она понятия не имела, как мог амулет оказаться замурованным в дешевую глиняную побрякушку и благодаря какому странному повороту судьбы драгоценность попала в руки именно к ней.

Элис понимала, что ответ на этот последний вопрос надо искать у Томми Тернбулла. Для собственного спокойствия она обязательно должна была выяснить у мальчика, где он купил это безвкусное ожерелье, которое так трогательно ей преподнес.

Элис заказала ужин в номер, но почти не притронулась к еде. Ее одолевали вопросы, на которые она не могла найти ответа. Элис необходимо было выбраться из номера и побыть среди людей, чтобы восстановить чувство реальности, убедиться в том, что все это происходит с ней не во сне.

В фойе Элис остановилась как вкопанная перед плакатом, висевшем на доске прямо перед дверью, ведущей в бар. На плакате, рекламировавшем ночную программу, красовалось знакомое смуглое лицо, а над ним надпись: «Эдди Комейк — собственной персоной!»

— Вот это да! — пробормотала она, узнав в Эдди Комейке мужчину, которого чуть не сшибла в здании «Бандиз». Дважды столкнувшись с ним здесь, в отеле, Элис начала подозревать, что он специально прилетел вслед за ней из Нью-Йорка. Теперь она чувствовала себя полной дурой.

Кто-то подошел сзади и коснулся ее руки.

— Элис!

Обернувшись, она увидела перед собой улыбающееся лицо Рэнда Тернбулла. Элис тут же заметила, что улыбались только его губы, а в глазах застыло усталое и напряженное выражение. Элис машинально коснулась ожерелья. Она чуть было не начала расспрашивать Рэнда о том, где Томми его взял, но в последний момент прикусила язык. Не стоило привлекать внимание к амулету, пока она не поставила о нем в известность официальных представителей консульства.

— Могу я навязать вам свое общество на сегодняшний вечер? — спросил Рэнд, отмечая про себя, как плотно облегает синее платье ее красивую фигуру. Кудрявые волосы Элис были подняты вверх, она выглядела весьма эффектно, и у Рэнда мелькнула мысль, что девушка вполне могла бы работать фотомоделью.

Впечатление немного портило безвкусное ожерелье, подаренное ей Томми. Рэнд удивился, что Элис надела его. Он был лучшего мнения о ее вкусе.

— Я не возражаю, — ответила Элис, радуясь про себя возможности еще раз поговорить с Рэндом о чайнице. Она по-прежнему чувствовала себя виноватой из-за того, что упустила эту вещицу на аукционе. Добыть чайницу для Конрада Брейса было для нее не менее важно, чем вернуть амулет со стрекозой законным владельцам.

— Я как раз направлялась выпить «мей-тей», чтобы немного успокоить нервы.

Рэнд поднял брови и вопросительно взглянул на Элис. У Рэнда было очень выразительное лицо, на котором отражались все его эмоции. Элис с удивлением поймала себя на мысли, что это ей нравится. Она коротко рассказала Рэнду о попытке ограбления, хотя сначала не хотела даже упоминать об этом.

Рэнд тихо присвистнул сквозь зубы.

— Сегодня не самый удачный день в вашей жизни, — сказал он.

Элис направилась за спутником в глубину полутемного бара, где Рэнд нашел для них столик в тихом уголке. Усевшись на стул возле стены, она заметила, что на них пристально смотрит мужчина в бежевой спортивной куртке и пестрой рубашке. Он сразу отвел глаза, когда Элис взглянула в его сторону. Судя по всему, мужчина был в баре один. Наверное, просто сидит здесь и глазеет на всех входящих, решила про себя Элис. Не хватало еще, чтобы у нее развилась мания преследования и она начала бояться всех, кто носит цветастые гавайские рубашки.

В ожидании заказанных напитков Элис перебирала орешки в вазочке, сделанной в форме обезьяны. Единственная свеча, освещавшая столик, не разгоняла полумрак, колени Рэнда касались под столом ее колен, и подобная интимная обстановка не располагала к переговорам о чайнице Токугавы.

Пока официантка не принесла напитки, оба сидели молча. Рэнд вынул из стакана соломинку, но пить пока не стал. Не обращая внимания на маленький бумажный зонтик, плававший в стакане с коктелем «мей-тей», Элис отпила немного, подумав о том, что надо бы сохранять ясную голову.

— Вы замужем? — спросил вдруг Рэнд, поглядев на средний палец левой руки Элис.

В наши дни некоторые женщины пренебрегают традициями и не носят обручальных колец, так что единственный способ узнать наверняка об их семейном положении — набраться храбрости и спросить. Рэнд сам не мог понять, с чего это ему вдруг пришло в голову задать подобный вопрос Элис.

— Я — вдова, — ответила она, тут же пожалев о том, что просто не сказала: «нет», и нехотя добавила: — Прошлой весной Роб умер в Киото от инфаркта.

— Извините.

Больше Рэнд ничего не сказал, и Элис была благодарна ему за то, что он не стал развивать эту тему.

— Раз уж мы заговорили о несчастьях, скажите, что случилось с родителями Томми? — спросила Элис, от души надеясь, что вопрос этот не покажется Рэнду неуместным.

Рэнд тут же помрачнел, поднял к губам стакан, отхлебнул виски и посмотрел невидящим взглядом прямо перед собой. Элис мысленно ругала себя за то, что из любопытства разбередила его рану.

— Это было в прошлом году. Крис и Пэт отправились покататься на лодке. Неожиданно начался шторм, хотя никаких предупреждений в тот день не было.

Рэнд снова поднял стакан, посмотрел несколько секунд на прозрачную темную жидкость, затем поставил его, так и не отпив. Он знал, что не стоит искать утешения в алкоголе.

— Пэт была вашей сестрой? — спросила Элис.

— Невесткой. Она была прекрасной женщиной. Крису очень повезло с ней.

— И с Томми тоже.

Рэнд кивнул. Выражение боли сменилось на его лице выражением беспокойства.

— Я собираюсь его усыновить.

— Правда? — с интересом спросила Элис.

— Крис и Пэт попросили меня усыновить их ребенка, если с ними что-нибудь случится. — Он вздохнул и покачал головой. — Но на самом деле никто из нас не ожидал ничего подобного.

— Ничего удивительного. — Элис отпила из бокала. — А дедушки и бабушки Томми живы?

— Только мать Пэт, — сказал Рэнд, и лицо его стало сразу же холодным и замкнутым. — Леди Филдинг практически перестала общаться с дочерью, когда та вышла замуж за моего брата. Она не хотела в зятья художника, пусть даже очень хорошего и весьма известного.

Элис вынула из бокала бумажный зонтик и стала вертеть его между пальцев.

— Так значит, бабушка не хочет признавать Томми? — Сама мысль об этом показалась Элис отвратительной.

Рэнд невесело засмеялся.

— Она ни разу не видела Томми, пока были живы его родители. А когда он осиротел, неожиданно стала лезть из кожи вон, чтобы заполучить драгоценного отпрыска семейства Филдинг. Незадолго до заседания опекунского совета, который должен был решить судьбу Томми, она украла его из детского сада. Это было самое настоящее похищение, но мне пришлось судиться целых четыре месяца, чтобы вернуть мальчика обратно.

Рэнд не стал упоминать, что Элейн Филдинг на этом не остановилась — она наняла частного детектива, который всюду следовал за ними по пятам, следил за каждым шагом Рэнда в надежде обнаружить хоть что-нибудь, что позволило бы объявить его недостойным опекунства и прервать процедуру усыновления. Последние два месяца Рэнд чувствовал себя так, словно его выставили на всеобщее обозрение в стеклянной банке.

Элис рассеянно теребила пальцами ожерелье. Ей неприятно было узнать, что Томми Тернбулл стал причиной раздора. Она вполне могла понять желание Рэнда исполнить волю брата. И в то же время ее не оставляла мысль, что малыш стал чем-то вроде футбольного мячика, которым перебрасываются его дядя и бабушка. И оба они, вероятно, в пылу тяжбы не слишком заботились о нуждах и желаниях ребенка.

— Люди меняются, — заметила она. — Может, бабушке удалось установить контакт с Томми за то время, что он прожил у нее.

— Трудно в это поверить, — с горечью произнес Рэнд. — У Томми… способности… к игре на фортепиано. Он умеет играть довольно сложные вещи — Баха, Рахманинова. Элейн Филдинг заставляла его играть для своих гостей, словно дрессированную обезьянку, даже когда ему этого не хотелось.

— А как на это реагировал Томми?

— Думаю, он был очень несчастен, — сказал Рэнд. — Теперь Томми не играет совсем. С ним что-то не так. С тех пор, как я забрал мальчика у Элейн, у нас появились проблемы.

— Какие например?

— Ну, он стал брать без спросу вещи, — неохотно признался Рэнд. Он не стал добавлять, что Томми стал пассивным, почти никогда не улыбается и сюсюкает при разговоре, как маленький. Элис не глухая и сама должна была это заметить. Он умолчал о том, что несколько раз уличал племянника во лжи. — Раньше Томми никогда этого не делал.

— Его поведение вполне объяснимо.

— Да?

— Конечно. Ребенок лишился всего — родителей, дома. И он пытается привлечь к себе внимание, найти опору в чужом жестоком мире.

«Ему нужна любовь и нежность, — подумала про себя Элис. — Женская ласка и душевная теплота, которых он лишился с потерей матери».

Рэнд внимательно посмотрел на Элис. Она явно обладала добрым сердцем, интуицией, да и храбрости ей было не занимать. И все это было заключено в весьма привлекательную оболочку.

— А у вас есть дети, Элис?

— Нет. — Элис снова почувствовала давно знакомую боль. Роб откладывал это на потом все четыре года их супружества.

— А, — кивнул Рэнд. — Вы, наверное, замужем за своей работой.

Элис рассмеялась.

— Вовсе нет, — тряхнула она головой. — Хотя мне нравится работать на галерею Брейса. Я приобретаю неоценимый опыт, какой нельзя получить ни в одном учебном заведении. Но в то же время не хочется всю жизнь работать на других.

Элис подняла руку к ожерелью и тут же нервно вздрогнула. Ей очень хотелось поведать Рэнду о своем открытии, хотелось рассказать о нем хоть кому-нибудь. Но она не могла произнести ни слова о находке, пока не свяжется с японским консульством.

— Мне было бы очень приятно, если бы вы позволили заменить эту безвкусицу на что-нибудь более подходящее. Как-никак, это знак благодарности за спасение Томми, — сказал Рэнд, глядя на нелепое ожерелье. — Тут недалеко есть вполне приличный ювелирный магазин. Если вы…

— Нет! — Голос Элис звучал, пожалуй, чересчур резко, это удивило Рэнда. Элис покраснела и заговорила спокойнее: — Нет, Рэнд. Я ценю ваше внимание, но это ожерелье значит для меня больше, чем вам кажется.

Рэнд сжал губы и недоверчиво покачал головой.

— Что ж, как вам хочется. — По тону было слышно, что он явно озадачен ее решением.

Несколько секунд они сидели молча, делая вид, что разглядывают посетителей за соседними столиками. Элис было приятно находиться в обществе Рэнда Тернбулла, но расслабиться полностью мешало украшение на шее, постоянно напоминавшее о спрятанном в нем сокровище.

— Значит, вы вовсе не собираетесь уговаривать меня продать вам чайницу Токугавы?

Элис улыбнулась, обрадованная тем, что он первым завел разговор о чайнице.

— Вот тут вы и ошиблись. Я твердо пообещала Конраду, что обязательно вернусь с чайницей.

Улыбка на лице Рэнда погасла.

— Боюсь, что вам не повезло. Видите ли, я тоже твердо пообещал эту коробочку своим новым клиентам. Они представляют влиятельную японскую финансовую компанию, занимающуюся вложениями в недвижимость. А японцы просто помешаны на деловых церемониях, частью которых является вручение подарков. Я должен преподнести чайницу на традиционном гавайском празднике под открытым небом, который устраиваю в их честь на Мауи в ближайшую субботу.

Элис старалась ничем не выдать своего разочарования. Она была твердо намерена уговорить Рэнда расстаться с чайницей Токугавы. И надеялась, что не придется потратить на уговоры целую неделю, испытывая терпение Конрада Брейса и понапрасну расходуя его деньги.

— Я видел, как вы рассматривали перед входом в бар плакат с изображением Эдди Комейка, — сказал Рэнд, взглянув на часы. — Хотите посмотреть его представление?

— Очень хотела бы.

Рэнд встал и подал ей руку. Пока они пробирались между столиков, Элис все время чувствовала его прикосновение.

— За последние несколько месяцев Комейк стал очень популярен на Гавайях, — говорил Рэнд, когда они шли через вестибюль к ресторану. Рэнд с трудом подавлял в себе желание прикоснуться к обнаженному плечу своей привлекательной спутницы. — Он будет выступать со своей группой в субботу на моем празднике.

Обеденные часы уже миновали, но почти все столики были заняты. Элис ждала у двери, пока Рэнд шептался о чем-то с метрдотелем. Когда мужчины пожали друг другу руки, ей показалось, что Рэнд незаметно передал метрдотелю сложенную купюру. Затем тот, улыбаясь, подвел их к столику у самой сцены, на которой несколько музыкантов настраивали инструменты и аппаратуру.

— Я потрясена, — сказала Элис, после того как Рэнд заказал выпивку.

— Что ж, мне хотелось сделать вам приятное. — Он поднял стакан, весьма довольный тем, что наконец-то сделал что-то такое, что понравилось Элис Марлоу. Ему приятно было общество этой женщины.

Музыкант заиграл на гитаре, к нему присоединился второй. Публика затихла, и по залу поплыли первые аккорды гавайской мелодии. Затем огни в зале медленно потухли, сцена осветилась, и появился Эдди Комейк. Публика приветствовала его аплодисментами. Элис замерла, увидев его на сцене. После нескольких неожиданных встреч она чувствовала себя так, словно была знакома с ним лично.

Певец начал исполнять последний хит — мягкий баритон Комейка заставлял довольно быструю мелодию звучать тем не менее чувственно. Аккомпанировавшая ему гитара, казалось, звучала откуда-то издалека — песня была словно криком души исполнителя. Взгляд Комейка рассеянно блуждал по залу, как будто он хотел разглядеть одновременно всех, кто пришел его послушать, хотя с ярко освещенной сцены вряд ли мог различить чьи-то лица в полутемном зале. Наконец взгляд его остановился на Элис, сидевшей на самой границе света и тени.

Рэнд сидел, сложив руки на груди, и наблюдал за певцом, который не сводил глаз с его спутницы. Он пел, обращаясь прямо к ней, словно она была единственной женщиной в зале. Рэнд нахмурился, осознав, к своему неудовольствию, что, кажется, просто-напросто ревнует.

Песня закончилась, публика наградила певца шквалом аплодисментов, и Комейк запел еще один шлягер — «Дорогую Лайлани». Элис вспыхнула, заметив, что Комейк все время смотрит прямо на нее.

Казалось, что Эдди произносил некое волшебное заклинание, которому она обязана была подчиниться. Неудивительно, что Комейк был так популярен. Он знал, как заставить женщину почувствовать себя особенной, единственной на свете. Музыка волнами накатывала на Элис, проникала внутрь, увлекая за собой в волшебный мир Гавайских островов, их ярких цветов и экзотических запахов. Но странное дело — лицо Комейка начало вдруг расплываться перед глазами, и Элис видела теперь на его месте мужественные, резкие черты Рэнда Тернбулла.

Эдди Комейк посвятил Элис почти весь концерт, продолжавшийся примерно час. Рэнд сидел рядом, чувствуя себя пустым местом, словно он просто сопровождал подругу певца. Позже, когда Рэнд и Элис поднимались на лифте, он вдруг подумал, что острова, пожалуй, успели ему надоесть.

— Комейк действительно очень хорош, правда? — задумчиво произнесла Элис.

— Вы наверняка разбираетесь в этом лучше меня, — сухо ответил Рэнд.

Элис удивленно посмотрела на своего спутника. Рэнд стоял, крепко сжав зубы, и рассматривал пол лифта у себя под ногами. Кабина остановилась на этаже Элис.

— Спасибо за приятный вечер, — безо всякого выражения произнесла она, гадая про себя, что вдруг так испортило Рэнду настроение. — Возможно, мы еще увидимся завтра.

«Еще бы!» — подумала про себя Элис. Ведь на карту поставлена чайница Токугавы, а значит, она должна была стать тенью мистера Тернбулла, сделать все, чтобы заполучить эту вещицу.

— Элис…

Она остановилась и обернулась. Рэнд вышел вслед за ней и стоял, придерживая одной рукой дверцу лифта. Зубы его были по-прежнему крепко сжаты, но из глаз исчезло сердитое выражение. Элис нервно глотнула, пораженная его взглядом, выдающим такое горячее желание, какого ей давно уже не доводилось видеть в глазах мужчины. Впрочем, вполне возможно, в глазах Рэнда только лишь отразились ее собственные чувства.

Элис ждала, что еще скажет Рэнд. Они смотрели друг другу в глаза всего несколько секунд, но Элис успела почувствовать, что произойдет дальше. Она тут же представила себе, как Рэнд касается ее.

Дверь лифта начала закрываться, дошла до руки Рэнда и открылась снова. Рэнд вздрогнул, словно очнувшись, и начал постепенно выплывать из окутавшего его тумана.

«Что это такое ты собрался сделать, Тернбулл? — подумал он. — Никак хочешь попробовать на вкус губную помаду Элис Марлоу».

Рэнд испуганно оглядел пустой коридор. Что ж, шпионов, собирающих на него компромат по заданию леди Филдинг, вокруг вроде бы не было. В общем, писать им все равно не о чем, если только они не телепаты и не могут прочесть мысли, волновавшие Рэнда при виде очаровательной сотрудницы галереи Конрада Брейса.

— Спокойной ночи! — хрипло произнес Рэнд и вошел в лифт.

Дверь закрылась, и Элис осталась в коридоре одна. Несколько секунд она стояла неподвижно, чувствуя себя так, словно дочитала почти до конца захватывающую, полную тайн историю и вдруг обнаружила, что в книге не хватает последних страниц. Глупо было стоять в одиночестве посреди гостиничного коридора, и Элис направилась к своему номеру.

Отперев дверь, Элис зажгла свет и направилась в ванную, сбросив по дороге туфли. И вдруг остановилась, неожиданно почувствовав…что-то странное.

Косметический набор лежал на столике, где оставила его Элис. Или он был в другом месте? Элис никак не могла вспомнить точно. Выйдя из ванной, она медленно подошла к гардеробу. Одежда вроде бы оставалась нетронутой. Или нет? Неужели это она сама так неаккуратно повесила на плечики свой белый блейзер? Верхний ящик тумбочки, стоявшей в другом конце номера, был немного приоткрыт. Элис нахмурилась.

Здесь явно успела побывать горничная. С постели было снято покрывало, накрахмаленная простыня, которой полагалось укрываться, аккуратно отвернута. Но Элис была почти уверена, хотя не смогла бы точно сказать почему, что кто-то еще заглянул сюда в ее отсутствие. Кто-то, кого вовсе не заботил ее комфорт. Вздрогнув, Элис схватилась за ожерелье.

— Возьми себя в руки, — пробормотала она.

Элис случайно обнаружила похищенную драгоценность, цену которой невозможно было измерить деньгами. Возможно, именно поэтому в ее номер пробрался сегодня грабитель. Но если она будет теперь искать грабителей за каждым углом, то сойдет с ума, прежде чем в японском консульстве узнают о ее находке.

Элис сделала глубокий вдох, затем медленно выдохнула. Но ей все равно было не по себе. Элис заперла дверь на все замки, но тревога не проходила. Непонятно было, как могла она после первой попытки ограбления так спокойно и беззаботно провести вечер.

«Все это благодаря Рэнду Тернбуллу», — подумала Элис. Рэнд Тернбулл, завораживающая музыка, два крепких коктейля — все это заставило ее отвлечься и ненадолго забыться.

Элис было страшно. И еще она очень злилась. Можно было, конечно, позвать представителей администрации отеля и потребовать, чтобы ее перевели в другой номер, но какой в этом смысл? Ведь Элис ничем не могла доказать даже самой себе, что в номер действительно проникли второй раз. К тому же новый номер вряд ли будет безопаснее. До тех пор, пока японская реликвия находится у нее, о безопасности не стоит и мечтать.

Элис крепко сжала зубы. Она никому не собиралась отдавать сокровище, кроме его законных владельцев.

Элис взяла стул и подперла им дверную ручку.

— Попробуйте пробраться через это, вы, подонки, — пробормотала она, обращаясь неизвестно к кому.