Парк
Лиловая кожа вокруг глаза со временем стала голубоватой, потом зеленой, а потом желтой.
— Надолго я наказан? — спросил Парк у мамы.
— Пока не осознаешь вину за драку, — сказала она.
— Я осознал…
На самом деле это было не так. Драка изменила что-то в автобусе. Теперь Парк меньше беспокоился и чувствовал, что может расслабиться. Возможно, потому что он выстоял в схватке со Стивом. Возможно — потому, что больше ничего не надо было скрывать.
Вдобавок никто из автобуса до сих пор не видел в реальной жизни удар ногой в прыжке.
— Это было невероятно, — сказала Элеанора по пути в школу — через несколько дней после того, как Парк вернулся к занятиям. — Где ты этому научился?
— Папа водил меня на тхэквондо с детского сада… На самом деле — просто дурацкий показушный кик. Если б Стив умел думать головой, он бы схватил меня за ногу или оттолкнул.
— Если бы Стив умел думать головой… — протянула она.
— Наверное, тебе это показалось нелепым.
— Именно так.
— Нелепо и невероятно?
— То и другое.
— Хочу попробовать еще раз.
— Попробовать что? Твою эту штуку а-ля «Парень-каратист»? Думаю, это будет уже не так невероятно. Ты знаешь, когда нужно остановиться.
— Нет, не это. Я хочу, чтобы ты еще раз пришла ко мне. Согласна?
— Какая разница? — сказала она. — Ты наказан.
— И правда…
Элеанора
Все в школе знали, что именно из-за Элеаноры Парк ударил Стива ногой по зубам.
Проходя по коридорам, Элеанора слышала шушуканье.
На уроке географии кто-то спросил ее, правда ли, что парни дрались за нее.
— Нет! — сказала Элеанора. — Бога ради!..
Позже она пожалела, что не сказала «да», потому что разговор дошел до Тины и — о боже! — в какой она была ярости!
В день драки Дениз и Биби потребовали, чтобы Элеанора рассказала им все кровавые подробности. В особенности кровавые подробности. Дениз даже купила Элеаноре мороженое, чтобы отпраздновать это событие.
— Любой, кто надрал Стиву задницу, достоин медали, — сказала Дениз.
— Я и близко не подходила к заднице Стива, — возразила Элеанора.
— Но именно из-за тебя его задница и пострадала, — парировала Дениз. — Я слышала, твой парень так ему вделал, что Стив плакал кровавыми слезами.
— Неправда, — сказала Элеанора.
— Подруга, тебе надо научиться преподносить информацию в самом выгодном для тебя свете, — сказала Дениз. — Если бы мой Джонси надрал Стиву задницу, я бы ходила по полю боя, распевая песню из «Рокки». На-на, нааа, на-на, нааа…
Биби захихикала. Что бы ни говорила Дениз — Биби хихикала. Они были лучшими подругами с начальной школы, и чем больше Элеанора узнавала их, тем отчетливее понимала, что они оказали ей честь, приняв в свой «клуб».
Хотя, надо признать, это был странный клуб.
Дениз сегодня была одета в широченные брюки и розовую футболку. Желтые ленты в волосах. Розовая бандана, обвязанная вокруг ноги. Пока они стояли в очереди за мороженым, к ним подвалил какой-то чувак и сообщил Дениз, что она выглядит как чернокожая Панки Брюстер. Дениз даже не поморщилась.
— Плевала я на этого урода, — сказала она Элеаноре. — У меня есть парень.
Джонси и Дениз были обручены. Он уже окончил школу и работал помощником менеджера в «ShopKo». Они собирались пожениться, как только Дениз станет совершеннолетней.
— И у тебя отличный парень, — сказала Биби, хихикая.
Когда Биби захихикала, Элеанора присоединилась к ней. Смех Биби был заразительным. Ее лицо всегда выражало легкое удивление, смешанное с возбуждением; такой вид приобретают люди, когда изо всех сил стараются — и не могут — сохранить серьезность.
— Элеанора едва ли сочтет его отличным, — ухмыльнулась Дениз. — Ее привлекают только хладнокровные убийцы.
Парк
— На сколько я наказан? — спросил Парк у отца.
— Не ко мне вопрос, спроси у своей матери.
Отец сидел на диване, читая «Солдата удачи».
— Она сказала: навсегда, — вздохнул Парк.
— Тогда, полагаю, навсегда.
Близились рождественские каникулы. Если наказание продлится все каникулы, ему придется провести три недели без Элеаноры.
— Пап…
— У меня есть идея, — сказал отец, откладывая журнал. — Твое наказание закончится, как только ты научишься водить механику. Тогда заодно и покатаешь свою девушку.
— Какую еще девушку? — спросила мама. Она вошла в дом, неся покупки. Парк встал, чтобы помочь ей, а отец одарил долгим приветственным поцелуем.
— Я сказал Парку, что освобожу его от наказания, если он научится водить.
— Я умею водить! — крикнул Парк с кухни.
— Уметь водить автомат — все равно что выполнять женский норматив по отжиманиям, — заявил отец.
— Никакой девушки! — сказала мама. — Ты наказан.
— Но как долго? — спросил Парк, возвращаясь в гостиную. Родители сидели на диване. — Вы не можете наказать меня навсегда.
— Разумеется, можем, — сказал отец.
— Почему? — спросил Парк.
Мама выглядела рассерженной.
— Ты будешь наказан, пока не перестанешь думать об этой неблагополучной девушке.
Парк и его отец разом обернулись и уставились на нее.
— Какой неблагополучной девушке? — спросил Парк.
— Большой Рыжухе? — спросил отец.
— Она мне не нравится! — решительно заявила мама. — Она приходит в мой дом и плачет тут. Очень странная девушка. А потом я узнаю, что ты бьешь друзей ногами, из школы звонят, лицо разбито… И все, все кругом говорят мне, что это очень проблемная семья. Просто очень. Я такого не хочу.
Парк сделал глубокий вдох и задержал дыхание. Внутри него вырастала и ширилась горячая волна, стремясь хлынуть наружу.
— Минди… — Отец сделал Парку предупреждающий жест: «погоди минутку».
— Нет, — ответила мама. — Никаких странных белых девушек в моем доме.
— Не знаю, заметила ли ты, но странная белая девушка — это все, о чем я вообще могу думать! — Парк повысил голос, насколько мог себе позволить. Хотя ярость бурлила в нем, он не смел закричать на маму.
— Есть другие девушки, — ответила она. — Хорошие девушки.
— Она хорошая! Ты даже не познакомилась с ней толком!
Отец уже стоял на ногах, подталкивая Парка к двери.
— Выйди, — сказал он строго. — Иди поиграй в баскетбол или еще что.
— Хорошие девушки не одеваются как мальчики, — заявила мама.
— Иди-иди, — повторил отец.
Парку не хотелось играть в баскетбол, и на улице было слишком холодно без пальто. Несколько минут он постоял перед дверью, потом отправился к дому бабушки и деда. Постучался — и открыл дверь. Они никогда ее не запирали.
Оба были на кухне, смотрели «Семейную вражду». Бабушка готовила польские колбаски.
— Парк! — воскликнула она. — Я как знала, что ты придешь. Пожарила побольше картошки.
— А я думал, ты наказан, — сказал дед.
— Тише, Гарольд. Мы-то не будем наказывать собственного внука. Ты хорошо себя чувствуешь, милый? Как-то ты раскраснелся.
— Да просто холодно, — сказал Парк.
— Останешься на ужин?
— Да, — сказал он.
После ужина смотрели «Мэтлока». Бабушка вязала крючком. Готовила подарок для новорожденного — вязаное одеяльце. Парк уставился в телевизор, но не воспринимал происходящее на экране.
Стена за телевизором была увешана фотографиями в рамках — десять на восемь. Фото его отца, и старшего брата отца, погибшего во Вьетнаме, и фотографии Парка и Джоша за каждый школьный год. Была фотография чуть поменьше: родители в день своей свадьбы. Отец в парадной военной форме, мама — в розовой мини-юбке. Кто-то написал в углу: «Сеул, 1970». Отцу было тогда двадцать три. Маме — восемнадцать. Всего на два года больше, чем сейчас Парку.
Все думали, что она, вероятно, беременна — как рассказывал отец. Но это было не так. «Почти что беременна, — говорил отец, — но дело в другом. Мы просто были влюблены».
Парк не ждал, что Элеанора прямо сразу понравится маме. Но и такого резкого отпора не ожидал. Мама была безукоризненно любезна со всеми. «Твоя мама — ангел», — постоянно говорила бабушка. Да все всегда это говорили.
Бабушка с дедушкой отправили его домой после «Блюза Хилл-стрит».
Мама уже легла спать, но отец поджидал его, сидя на диване. Парк попытался проскользнуть мимо.
— Сядь, — сказал отец.
Парк повиновался.
— Ты больше не наказан.
— А почему?
— Неважно. Ты не наказан, и твоя мама очень сожалеет… ну, знаешь… Обо всем, что она сказала.
— Ты просто так это говоришь.
Отец вздохнул.
— Ну, может быть. Но не суть. Твоя мама хочет как лучше для тебя, понимаешь? Разве так не было всегда?
— Я думал…
— Она просто переживает за тебя. Она думает, что может помочь тебе выбрать девушку, как помогает выбирать вещи для школы или одежду.
— Она не выбирает мне одежду.
— Господи, Парк! Можешь ты просто заткнуться и выслушать?
Парк тихо сел на голубой легкий стул.
— Это в новинку для нас, понимаешь? Твоей маме очень жаль. Ей жаль, что она задела твои чувства, и она хочет пригласить твою девушку на ужин.
— То есть хочет заставить ее чувствовать себя нелепой и странной.
— Ну, она и правда несколько странновата, ты не находишь?
У Парка уже не было сил злиться. Он вздохнул и откинул голову на спинку стула.
А отец продолжал:
— Думаю, именно поэтому она тебе и нравится…
Парк чувствовал, что все еще злится.
Он знал, что в этой ситуации много совсем некрутого и неправильного.
Впрочем, теперь он не наказан и может проводить время с Элеанорой. Не исключено, что им даже удастся побыть наедине. Парк не мог дождаться момента, когда скажет ей об этом. Не мог дождаться утра.