Элеанора

— С дороги, ты, овца!

Тина резко оттолкнула Элеанору и влезла в автобус.

С ее легкой руки все на физкультуре уже называли Элеанору тупицей, но Тина на этом не остановилась. Так Элеанора стала овцой и Кровавой Мэри.

— …Да потому что она выглядит как овца в этих своих кудряшках, — сообщила Тина соседкам по раздевалке.

Ничего удивительного, что Тина и Элеанора оказались в одном классе по физкультуре. Ведь физкультура — это крут ада, а Тина определенно была демоном. Странным маленьким демоном. Миниатюрным. Словно игрушечным. Но у нее имелась целая свита помощников. Демонов-миньонов, облаченных в одинаковые спортивные костюмы…

Вообще говоря, все тут носили одинаковые спортивные костюмы.

В прежней школе истинной мукой Элеаноры были спортивные шорты — обязательная часть физкультурной формы. Она ненавидела свои ноги — больше, чем все остальные части тела. Но здесь, на севере, следовало надевать спортивный костюм. Низ красный, верх — красный с белыми полосками. Все это застегивается на молнию спереди.

— Красный — не твой цвет, Рыжуха, — сказала Тина, когда Элеанора впервые облачилась в спортивный костюм. Другие девочки заржали. Все — даже негритянки, ненавидевшие Тину. Смеяться над Элеанорой было новым модным развлечением.

…Тина влезла в автобус. Теперь и Элеанора вошла в салон — но быстро поняла, что ей снова придется сесть рядом с тем азиатом. А его место у окна. Значит, вдобавок ко всему надо будет встать, чтобы его пропустить. Отстой! Всё вокруг — полный отстой! И всякий раз, когда автобус попадал в выбоину, Элеанора едва не валилась на колени этому парню.

Может, кто-нибудь из автобуса переведется в другую школу? Или умрет. Или еще что-нибудь. И тогда, возможно, появится шанс пересесть на другое место.

Хорошо хоть, что азиат не пытался заговорить с ней. И не смотрел на нее. Во всяком случае, Элеанора ничего такого не замечала. Она, само собой, даже и не взглянула в его сторону. Разве что время от времени поглядывала на его ботинки. Отличные ботинки, надо признать… Да еще пару раз подсмотрела, что он там читает.

Комиксы. Всегда только комиксы.

Сама Элеанора никогда не читала в автобусе. Еще не хватало, чтобы Тина — или кто другой — застал ее врасплох.

Парк

Неправильно сидеть рядом с человеком изо дня в день и не разговаривать с ним. Даже если человек кажется странным. А она была странной. Боже, да: она была странной. Со всеми этими фигульками, приколотыми к одежде, всеми этими лоскутами ткани и лентами в неожиданных местах. Она выглядела как новогодняя елка!.. Автобус ехал не так уже быстро, и Парк с нетерпением ждал момента, когда можно будет сбежать от нее… И от них всех.

— Чувак, а где твой добок?

Парк надеялся спокойно перекусить в своей комнате, но младший брат был тут как тут… Джош маячил в дверях, уже облаченный в форму для тхэквондо, — приперся на запах куриной ноги.

— Папа вот-вот приедет, — сказал Джош, обгладывая куриную косточку. — Если не будешь готов, он тебе даст пенделей.

Мама возникла за спиной Джоша и влепила ему подзатыльник.

— А ну не выражайся мне тут!

Маме пришлось потянуться, чтобы достать до затылка Джоша. Он пошел в отца — уже на семь дюймов выше матери — и на три дюйма выше Парка.

Это бесило.

Парк выпихнул Джоша из комнаты и закрыл дверь. Пока еще Парку удавалось поддерживать статус старшего брата, несмотря на возрастающую разницу в габаритах. Стратегия состояла в том, чтобы делать вид, что он все еще может надрать Джошу задницу.

Да, Парк пока мог побить его в спарринге тхэквондо — но лишь потому, что Джош быстро терял терпение в любом виде спорта, где размер не был очевидным преимуществом. Школьная футбольная команда уже начала превращаться для Джоша в команду коротышек.

Парк переоделся в добок, размышляя, не придется ли в скором времени донашивать обноски Джоша. Видимо, тогда можно будет взять маркер и переправить надписи на футболках Джоша — с «Husker» на «Husker Du». Впрочем, не исключено, что это и не понадобится. Возможно, Парк никогда не вырастет выше своих пяти футов и четырех дюймов. И его нынешняя одежда будет ему по размеру на всю жизнь. Он натянул кроссовки и отнес на кухню ужин, доедая на ходу. Мама орудовала посудной тряпкой, пытаясь стереть жирное пятно с белой куртки Джоша.

— Минди?

Так отец Парка каждый вечер возвращался домой — как папа из какой-то кинокомедии («Люси»?). А мать отвечала, где бы она ни была:

— Я здесь!

Только в маминых устах это звучало как «Я здейсь!» Она до сих пор разговаривала так, словно только вчера приехала из Кореи. Временами Парку казалось, что мама нарочно сохраняет акцент, потому что он нравится отцу. Впрочем, мать прилагала немало усилий, чтобы соответствовать во всем остальном. Если б она могла разговаривать так, словно выросла на одной из здешних улиц, она бы делала это.

Отец ворвался на кухню и сгреб маму в объятия. Они делали так каждый вечер. Беззастенчивые проявления любви — и не важно, кто стоял рядом. Отец походил на Поля Баньяна, обнимающего куколку из «Маленького мира».

Парк дернул брата за рукав.

— Пошли.

Они подождут в импале. Отец выйдет через минуту — как только переоденется в свой гигантский добок.

Элеанора

Элеанора никак не могла привыкнуть к такому раннему ужину.

Когда это началось?.. В старом доме они ели все вместе, даже Ричи. Нельзя сказать, что Элеанора скучала по его компании за ужином. Но создавалось впечатление, что мать хотела убрать детей с глаз долой до того, как Ричи придет с работы.

Даже еда была разной. Дети получат сырный сэндвич, а Ричи — стейк. Элеанора не возражала против сырного сэндвича — отличная перемена после бобового супа, бобов с рисом и huevos у frijoles…

После ужина Элеанора уходила в комнату детей, чтобы почитать, а младшие шли на прогулку. Всегда. Каждый день. Что они будут делать, когда станет холодно и темнеть будет рано? Все набьются в детскую? Вот жуть-то начнется. Ужасы из дневника Анны Франк.

Элеанора взобралась на кровать и достала свое канцелярское богатство. Дурацкий серый кот опять спал на ее постели. Она столкнула его вниз.

Открыв грейпфрутовую коробку, Элеанора порылась в ней. Она собиралась написать несколько писем друзьям из старой школы. Уходя оттуда, она ни с кем не успела попрощаться. Мать свалилась как снег на голову и выволокла Элеанору из класса: «Собирай вещи, ты едешь домой!»

Мать была так счастлива!

И Элеанора тоже…

Они поехали прямо на север. По пути в новый дом завернули в «Бургер-Кинг». Мать сжимала руку Элеаноры, и та притворялась, что не замечает синяков на мамином запястье…

Дверь спальни распахнулась. Вошла младшая сестра, прижимая к себе кота.

— Мама хочет, чтобы ты не закрывала дверь, — сказала Мэйси. — Чтобы получился сквозняк.

Все окна в доме были нараспашку — но ни малейших признаков сквозняка. Теперь, когда дверь открылась, Элеанора увидела Ричи, сидевшего на диване. Она поспешно укрылась за бортиком кровати — насколько было возможно.

— А что ты делаешь? — спросила Мэйси.

— Пишу письмо.

— Кому?

— Пока не знаю.

— Можно к тебе?

— Нет.

Сейчас Элеанору беспокоило только одно: лишь бы никто не добрался до коробки. Еще не хватало, чтобы Мэйси увидела цветные карандаши и чистую бумагу. А еще… еще ей хотелось наказать Мэйси за то, что та сидела на коленях у Ричи.

Раньше такого не бывало.

До того, как Ричи выкинул Элеанору вон, все дети были дружно против него. Возможно, Элеанора ненавидела его больше всех и не стеснялась это показать, но все они были на ее стороне. И Бен, и Мэйси, и даже Маус. Маус крал сигареты Ричи и прятал их. И именно Мауса дети отправили стучать в мамину дверь, когда услышали скрип матрасных пружин…

Когда за дверью раздалось нечто похуже скрипа пружин — вскрики и плач, они — все пятеро — собрались вместе на кровати Элеаноры (в старом доме у каждого была собственная кровать).

Тогда Мэйси сидела справа от Элеаноры. Маус плакал. Бен был бледен и задумчив. Элеанора закрыла глаза.

— Я его ненавижу, — сказала она.

— И я ненавижу. Хочу, чтобы он умер, — отозвалась Мэйси.

— Пусть свалится с лестницы на работе.

— Пусть его собьет фургон.

— Мусоровоз.

— Да, — сказала Мэйси, скрипнув зубами, — и весь мусор высыплется на труп.

— А потом его переедет автобус.

— Да.

— Хочу быть в этом автобусе…

Мэйси положила кота на постель Элеаноры.

— Ему нравится тут спать.

— Ты тоже зовешь Ричи папой? — спросила Элеанора.

— Он теперь наш папа, — откликнулась Мэйси.

Элеанора проснулась среди ночи. Ричи задремал в гостиной, не выключив телевизор. Пробираясь в ванную, Элеанора почти не дышала. И боялась спускать воду в туалете.

Вернувшись в спальню, она закрыла дверь. Нахрен свежий воздух.