Особняк Флорестон-Мэнор примостился на холмах Девона, и его угодья расходились от дома как волны огромного зеленого океана. Дом, сооруженный из камня и кирпича и увитый плющом, отлично вписывался в местный пейзаж, словно они были супружеской парой, живущей вместе в мире и счастье. В воздухе стоял запах весенних цветов.
Александр вдохнул чистый и свежий аромат, выбираясь следом за отцом из экипажа и сворачивая следом за ним на подъездную аллею.
– Девочка тоже едет? Джейн? – спросил отец.
Александр удивленно посмотрел на Раштона.
– Нет, она осталась с бабушкой в Лондоне.
Граф издал какой-то непонятный звук, вероятно, свидетельствующий о его недовольстве.
– Откуда вы знаете Джейн? – полюбопытствовал Александр.
– Познакомился с ней, когда она пришла заниматься с твоим братом. Приятная девочка. Слегка навязчивая, но умная.
– То же самое можно сказать и о ее сестре.
Они с Раштоном обменялись взглядами, а затем оба усмехнулись. Застрявший в горле Александра комок начал таять, когда они шли к особняку, где их уже ждали выстроившиеся линейкой слуги, готовые приветствовать своих господ. Подготовленное к приезду хозяев поместье так и сияло.
– Разве леди Талия не должна была приехать? – с тревогой спросила миссис Данверс, экономка.
– Она приедет более поздним поездом вместе с мисс Келлауэй, Себастьяном и Каслфордом, – объяснил Александр. – Они будут здесь к ужину.
Александр первым вошел в гостиную, и они с отцом остановились перед камином. Со стоявшего на нем большого портрета на них сверху вниз смотрела леди Раштон. На ее лице застыло выражение холодной красоты, ее брови были приподняты, а губы чуть скривились в неприветливой улыбке.
Раштон закашлялся.
– Пусть Уиверз сразу уберет этот портрет, – проговорил он. – Да и все остальные – тоже.
Александр пошел передать это приказание дворецкому. Когда он вернулся, отец у буфета разливал в два бокала херес.
– Она ведь не такая, нет? – не поворачиваясь к сыну, произнес Раштон. – Мисс Келлауэй. Она не такая, как твоя мать.
– Господи, нет! – не подумав, ответил Александр. Его мать обладала особой, холодной красотой – как кусочек витражного стекла на пустой стене. Ни тепла, ни света, ни светящихся изнутри цветовых пятен. За все годы жизни у Александра редко возникало ощущение, что в его матери есть что-то, кроме красоты и манер.
Зато в Лидии… Ему казалось, что не хватит и вечности, чтобы постичь все глубины ее сложной натуры, внутренней жизни.
– И не такая, как дочь Чилтона, да? – поинтересовался Раштон.
В горле Александра застрял невеселый смешок.
– Нет, не такая.
Раштон задумался.
– Насколько я помню, сэр Генри был хорошим человеком, – продолжал Раштон.
– Да, – кивнул Александр.
– Собственности у него никакой не было, зато его считали хорошим ученым. Да и в семье никаких скандалов, не считая матери… – Голос Раштона затих, и он покачал головой. – Брэкуэлл вспоминает, что она была довольно странной.
По крайней мере не убегала с другим мужчиной.
– Заболевание миссис Келлауэй было следствием несчастья, – сказал Александр. – И обе ее дочери тяжело перенесли его.
Перед внутренним взором Александра появились образы Лидии и ее сестры – почти одинаковые улыбки, острый ум в глазах, чувства, которые можно ощущать почти физически. Похоже, та жадность, с которой Джейн интересовалась всем окружающим, была вызвана бесконечным любопытством, в то время как Лидия воспринимала мир с осторожностью, старалась оградить себя от него.
Раштон потянулся к графину, чтобы снова наполнить свой бокал.
– Какая она?
– Прошу прощения?
– Мисс Келлауэй. Ты говоришь, не такая, как твоя мать. Не такая, как малышка Чилтон. Так как кто же – или как что же – она?
– Она… Я таких, как она, прежде не встречал, – признался Александр.
Он понятия не имел, как объяснить самому себе, какова Лидия, не говоря уже о том, чтобы донести это до своего отца. За последние недели она проникла ему глубоко в душу. Он не переставая думал о ее испуганных голубых глазах, о неудовлетворенной страсти в ее поцелуях, о том, как она отвечала ему. Навязчивее желание прикасаться к ней причиняло ему физическую боль.
Чувства, которые будила в нем Лидия, – безумное сочетание страсти, нежности, привязанности, восхищения, почти непреодолимое желание защищать ее…
Он сжал пальцы, борясь с желанием встать и начать мерить шагами комнату.
– Считаешь ли ты ее настолько интересной, чтобы вытерпеть брак с ней? – спросил Раштон.
Куда больше! Александр находил Лидию настолько интересной, чтобы терпеть себя. Ему никогда и в голову не приходило, что он встретит женщину, на которой сможет жениться не только потому, что от него этого ждут, а потому, что у него есть собственные причины вступить в брак с ней.
Однако несмотря на абсолютную уверенность Александра в желании сделать Лидию своей женой, он не был готов признаться в этих намерениях отцу.
– Почему вы решили, что я думаю о женитьбе? – полюбопытствовал Александр.
Раштон рассмеялся. Для Александра звук его смеха был делом редким, ведь он всего несколько раз в жизни слышал его.
– Я старею, Нортвуд, – ответил отец. – Но я не дурак.
Приехав во Флорестон-Мэнор вместе с Талией, Себастьяном и Каслфордом, Лидия поддалась очарованию усадьбы и тамошних мест. Казалось, яркий, полный цветов дом и свежий воздух вмиг смыли грязь и шум Лондона. Лидия подумала, что они прогоняют даже тени, живущие в ее сердце.
Стоя на террасе, выходящей на бескрайние просторы, она решила, что три следующих дня будет развлекаться. Ей хотелось гулять по берегу реки, собирать цветы, дышать этим чудесным сладким воздухом, чувствовать, как солнце согревает лицо.
– Лидия! – окликнула ее Талия. – Ты уже видела свою комнату? Пойдем, я тебе ее покажу. Сэм уже отнес туда твои вещи. Можешь мне поверить: это самая лучшая комната в доме.
С легким сердцем Лидия пошла следом за Талией. Возвращение во Флорестон-Мэнор положительно сказалось на поведении Талии: она носилась по дому, отдавая приказания, беспокоясь о том, чтобы ее гостей хорошо разместили, и обсуждая с экономкой меню на выходные.
У мужчин хватило ума не попадаться ей на пути: Раштон исчез в саду, Каслфорд отправился проверить конюшни, а Себастьян в легком экипаже поехал в деревню.
После того как Талия отказалась от помощи, Лидия уселась на диван в кабинете на втором этаже и, опустив голову, стала что-то писать в своем блокноте.
– Почему ты всегда носишь его с собой? – спросил Нортвуд.
– Потому что если я не буду сразу записывать те мысли и идеи, которые приходят мне в голову, то, боюсь, быстро о них забуду. – Подняв голову, Лидия улыбнулась Александру, вошедшему в кабинет.
Не ответив на ее улыбку, он кивнул на блокнот:
– О чем пишешь на этот раз?
– М-м-м… Одно из изданий, в которых я работаю, изучает установление отношений в величинах корней уравнений. Когда мы ехали в поезде, мне пришло в голову, что теорему можно упростить с помощью высвобождения леммы. – Она просмотрела свои записи. – То есть если лемме придать все численные выражения r… то она представит величину корней уравнений.
– Понятия не имею, о чем ты говоришь.
– Знаю. И меня это радует. – Лидия захлопнула блокнот. – Впрочем, полагаю, я не должна работать, ведь меня пригласили сюда в гости. Особняк великолепен, милорд. Еще раз спасибо за приглашение.
Александр по-прежнему хмуро смотрел на нее. Без сомнения, поездка ничуть не улучшила его настроение.
– Почему вы так мрачны? – спросила Лидия. – Может, прогулка по саду поможет вам развеяться?
Лидия поднялась, чтобы проводить Александра в сад, но, когда она проходила мимо виконта, он повернулся к ней так резко, что она отступила назад и натолкнулась спиной на стену. Не успела Лидия отойти, как Александр уперся ладонями в стену по обе стороны от нее, так что она оказалась зажатой между стеной и его телом.
Лидия тихонькой вскрикнула, ее взор устремился к двери кабинета, которая оставалась полуоткрытой.
– Рядом никого нет, – пробормотал Нортвуд.
Его бедра толкнулись в ее живот, отчего пульс Лидии на мгновение замер.
– И все же… все же вы должны отпустить меня.
– Заставь меня рассмеяться, и я это сделаю. – Его губы прикоснулись к ее виску.
– Что?
– Заставь меня рассмеяться, разбуди мое чувство юмора, и я тебя отпущу.
Заставить его рассмеяться? Она далеко не была фонтанирующим источником веселья.
Лидия стала лихорадочно припоминать какой-нибудь забавный анекдот. Теоремы и доказательства всплывали на поверхности ее памяти без всяких усилий, так что наверняка какая-нибудь острота или загадка тоже припомнится.
– Я жду. – Нортвуд снова толкнулся ей в живот, его нога начала раздвигать ее ноги. Лидия покраснела и схватилась за его предплечья, борясь с желанием подпустить его ближе к себе, прижаться к его мускулистому бедру.
– В какое время женился Адам? – выпалила она.
– Какой Адам?
– Адам. Первый человек, Адам.
– О! – Александр приподнял одну бровь. – В какое время он женился?
– Когда закончился канун его женитьбы на Еве . – Лидия слабо улыбнулась.
В глазах Александра не мелькнуло и тени улыбки. Он покачал головой. Давление его колена было все сильнее, заставляя ее ноги раздвинуться. Под ее подол и нижние юбки проник холодок. Лидия поежилась.
– Что… – У нее перехватило дыхание, мысли понеслись вскачь. – Какой… м-м-м… должна быть длина юбки истинной леди?
– Что?
– Чуть выше двух футов.
– Хм! Не смешно. И к тому же это не так. – Его руки вцепились в складки ее юбки, глаза потемнели. – Я считаю, подходящая длина – намного выше колена.
Святые небеса! Он задирал подол платья вместе с нижними юбками. Его штанины щекотали ей лодыжки, а колено все выше поднималось между ее ног. Лидию охватил жар, все нутро запылало, ей хотелось всем телом прильнуть к нему.
Она с трудом сглотнула. Слабый, но рациональный голос разума напоминал, что в любую минуту кто-нибудь может войти в кабинет.
– Что… – Лидия стала извиваться, чтобы оттолкнуть его ногу. – Что может быть правильным и никогда не ошибаться?
– Угол, – ответил он. Его губы опустились на ее лоб. Кожа Лидии чуть подрагивала.
– Нет.
– Тогда что?
– Я.
Александр рассмеялся. В уголках его глаз появились морщинки, в слабых лучах солнца, сочившихся в комнату, блеснули белизной зубы. Низкий смех заклокотал в его груди, отчего по телу Лидии пробежала дрожь удовольствия.
– А теперь вы… вы должны отпустить меня. – Лидия попыталась свести ноги вместе и унять невероятное возбуждение, которое Нортвуд мог вызвать одним лишь прикосновением.
В глазах Александра все горел озорной огонек, когда он медленно кивнул, отчего его губы оказались на одном уровне с ее ртом.
– Ты права, – прошептал он за мгновение до того, как их губы встретились.
Несмотря на то что здравый смысл подсказывал Лидии не делать этого, она отдалась поцелую с такой готовностью, словно ничего больше не имело для нее значения. Язык Александра играл с ее языком, зубы скользнули по ее нижней губе. Лидия судорожно вздохнула, а ее пульс забился тяжело и медленно, и эти удары эхом отзывались в голове.
Она обхватила руки Александра, крепко прижалась к его сильным бедрам и почувствовала, как его пальцы впиваются в ее жесткий корсет. По телу пробежала дрожь. Его колено чуть сдвинулось, его бедра стали ритмично покачиваться, что доставляло ей невероятное удовольствие.
И вдруг, без предупреждения, Александр отодвинулся от Лидии. Расправляя руками ее юбки, он встал между нею и дверью в кабинет. Сквозь туман желания, накрывший Лидию, прорвался голос Талии.
Лидия сжала щеки руками, пытаясь вернуть себе самообладание. Нортвуд наклонился к ней, почти прижал губы к ее уху, а одна его рука пробежала под ее грудью.
– Почему хорошая женщина похожа на тесто? – прошептал он.
– Почему…
– Потому что мужчина ее месит. – Его губы коснулись ее уха, прежде чем он отодвинулся; темные глаза были полны смеха и желания. – И не ошибись. Ты – хорошая женщина.
Лидия так спешила высвободиться из его объятий, что ее каблук зацепился за ковер. Она ухватилась рукой за спинку стула, желание растворилось быстро, как пар.
– Как вы однажды сказали мне, лорд Нортвуд, опасно делать такие предположения, – промолвила Лидия.
– Это, мисс Келлауэй, вовсе не было предположением.
«Дорогая Джейн.Искренне твой,
Ха, я сумел озадачить тебя, не так ли? Ты обращалась за помощью к сестре? Хотя, предполагаю, это будет некоторым жульничеством, учитывая ее явный талант к числам.К.»
Но не огорчайся, что у тебя нет такого же дарования, – не каждый способен с такой легкостью обращаться с ними, как Лидия. Готов биться об заклад, что твоя сестра не видит мир насекомых так, как видишь его ты, и в этом твое дарование уникально.
Джейн опустила письмо. Посмотрела сквозь залитое дождем окно на улицу, где взад-вперед сновали пешеходы, прикрываясь от дождя похожими на грибы зонтами. Вымокшая птица взлетела на железный забор на другой стороне улицы.
Пальцы Джейн крепче сжали письмо. Как ни старалась, она не могла припомнить, чтобы когда-то называла К. имя своей сестры.