Облака то и дело закрывали солнце, так что погода в этот день очень походила на вчерашнюю. И все так же неторопливо гуляющие направлялись в сторону Белгрейв-сквер, а птицы купались в луже.

Торговец пирожками время от времени поглядывал на Клару, и наконец-то в половине четвертого на той же аллее появились Эндрю и его наставник. Скрываясь в кебе, Клара вновь наблюдала за сыном, пока он не исчез из виду.

Завтра… Завтра она схватит Эндрю и сбежит. Клара велела кучеру возвращаться на Маунт-стрит.

Этим утром, высадив ее у Музея автоматических механизмов, Себастиан и его брат направились на встречу, рассчитывая вернуться к чаю. Что ж, вполне достаточно… Достаточно времени на то, чтобы собрать кое-какие вещи и заморозить свои чувства.

Практичная, безжалостная, решительная, она не могла позволить себе чувства любви и сожаления. Не могла думать о том, что больше не увидит мужа. Она лишь стремится к своей цели и молится о том, чтобы этот удар не сломил Себастиана.

Следующий час Клара провела в приготовлениях к чаепитию, тщательно приводя себя в порядок, чтобы скрыть любые признаки тревоги. Она надела пышное платье изумрудного цвета и с помощью служанки уложила волосы, украсив прическу зелеными лентами, затем пощипала щеки, стараясь придать им здоровый румяный вид, и теперь только потемневшие от внутреннего напряжения глаза выдавали ее тревогу.

Из холла донеслись мужские голоса, и Клара, расправив юбки, сделала несколько глубоких вдохов и постаралась придать лицу невозмутимое выражение. После чего спустилась вниз, чтобы встретить братьев.

Поглощенные каким-то – по-видимому, чрезвычайно важным – разговором, они не замечали Клару, а она внимательно за ними наблюдала. Они были как две стороны одной монеты – оба с черными волосами, живыми темными глазами и славянскими скулами, дугой сходившимися на четко очерченных мужественных подбородках, – но Дарайус разительно отличался от брата предельной аккуратностью в одежде и внешнем виде. Себастиан же вполне мог позволить себе некоторую небрежность в костюме, что лишь привлекало и очаровывало Клару. Кроме того, в Дарайусе не было жизненной энергии, свойственной Себастиану, не чувствовалось тех беспокойных импульсов, которые излучал его брат, и только у Себастиана губы изгибались так красиво, только у него прядь волос постоянно падала на лоб, как бы часто он ни поправлял прическу, только в его глазах была притягательная смесь теплоты и лукавства, действующая на нее подобно горячему хмельному меду.

– Вы как раз к чаю, – сказала Клара, приближаясь к братьям. – Необычно теплый день сегодня, не так ли? А осень в Санкт-Петербурге столь же чудесна, Дарайус?

– Часто бывает и такая. Да, нам повезло с живописной осенью, хотя, на мой взгляд, Петербург прекрасен в любое время года.

– В таком случае мне хотелось бы узнать о нем побольше.

Клара не знала, насколько откровенен Себастиан был с братом, как много рассказал ему об их сложных и запутанных обстоятельствах, поэтому в гостиной, когда они пили чай с кексом, вела разговор, сосредоточившись в основном на делах Дарайуса. Ей очень нравился этот прагматичный молодой человек, столь похожий на Себастиана и одновременно столь отличавшийся от него. Его присутствие пробудило у Клары желание поближе познакомиться с остальными членами семейства Холл. Но, к сожалению, этого никогда не случится… Мысленно вздохнув при мысли об этом, Клара извинилась и, оставив братьев, вернулась к себе в спальню, где занялась бесполезными делами – вновь и вновь укладывала свои вещи, распутывала ленты, а то порывалась писать Себастиану письмо с объяснениями, но тут же отказывалась от этой идеи. Чем меньше ему будет известно, тем лучше.

Сославшись на усталость, Клара поужинала в своей комнате, хотя и знала, что позже Себастиан все равно придет к ней. И он пришел. Взглянув на нее с беспокойством, спросил:

– Тебе нездоровится?

– О, нет-нет. Просто я хотела дать вам с братом возможность поговорить, я… Я с нетерпением жду возможности познакомиться с остальными членами вашей семьи.

– Они тоже будут рады познакомиться с тобой, когда Дарайус расскажет им о нашей свадьбе. – Себастиан дернул за узел галстука, приковывая ее взгляд к движению своих длинных и сильных пальцев.

Завтра… Завтра она покинет человека, которого любит, и будет молиться, чтобы ее побег не причинил ему особых неприятностей.

Сморгнув подступившие слезы, Клара подошла к мужу, отвела в стороны его руки и ослабила узел. Шелк проскользнул сквозь ее пальцы, и она развязала галстук. Затем подошла к туалетному столику, где стояла коробка с ленточками, и положила галстук рядом с коробкой. Вернувшись к Себастиану, она обвила руками его шею и запрокинула голову, требуя поцелуя.

Его губы припали к ее губам, руки опустились ей на бедра, и супруги крепко прижались друг к другу – словно страницы закрытой книги. Клара приоткрыла губы и, упиваясь близостью Себастиана, провела языком по его губам. А он, вынимая у нее из волос заколки и роняя на пол, все целовал ее и целовал…

Наконец, прервав поцелуй, он обхватил ладонями лицо жены и начал покрывать его поцелуями. А потом Клара взяла его за руки и потянула к кровати, желая в последний раз ощутить тяжесть его тела. Но Себастиан вдруг обнял ее за талию, не давая опуститься на постель, и принялся расстегивать пуговицы ее платья.

Минуту спустя шелковое платье вместе с корсетом упало на пол, и Клара с облегчением вздохнула – одежда ужасно ее стесняла.

Несколько секунд Себастиан смотрел на нее неистовым, полным страсти взглядом, потом подхватил на руки и бережно уложил на кровать. Клара запустила руки в его густые волосы, а он припал губами к ее шее, затем стал покрывать поцелуями грудь и розовые окружности тугих сосков. Содрогнувшись от взрыва наслаждения, Клара выгнулась ему навстречу и требовательно обхватила его ногами. Все тело ее горело от испепеляющего желания, и она хотела, чтобы так было всегда, чтобы Себастиан всегда был с ней.

Приподнявшись на локтях, Клара смотрела, как его губы прижимались к ее животу, в то время как язык с восхитительной порочностью ввинчивался в углубление пупка. Задыхаясь от возбуждения, она впилась ногтями в его плечи, побуждая приподняться, чтобы можно было сорвать с него рубашку и наконец обнажить мускулистые плечи. «Как он красив», – думала Клара оглаживая ладонями грудь Себастиана. Она дернула за пояс его брюк и прошептала:

– Сними их. – Слова ее прозвучали не то как приказание, не то как мольба.

Быстрым движением он скинул брюки на пол, и перед ней предстала напряженная мужская плоть. В то же мгновение возбуждение пронзило Клару, вызвав сладостную и щемящую боль. Она уложила мужа на спину и принялась ласкать и целовать, стараясь не пропускать ни единого дюйма его прекрасного тела. От этих нежных, но требовательных поцелуев кожа Себастиана словно вспыхнула, а грудь начала бурно вздыматься от прерывистого дыхания. А Клара, продолжая ласкать его, невольно думала о том, что все это – в последний раз. И в то же время она отчаянно желала, чтобы такие минуты повторялись снова и снова.

Сжав пальцами его возбужденную плоть, она замерла на несколько мгновений, чтобы хоть немного унять пульсирующую боль желания. Себастиан, положив руки ей на бедра и чуть приподняв, помог Кларе расположиться сверху. Она немного смутилась – ведь в ее представлении такую позу могли позволить себе только падшие женщины, – но глаза мужа горели таким желанием, такой страстью, что Клара невольно задрожала от возбуждения. Судорожно сглотнув, она пробормотала:

– Себастиан, я…

Он прервал ее, закрыв ей рот поцелуем, и в тот же миг направил свою вздыбленную плоть в ее жаркую влагу. Опустив голову и упершись ладонями ему в грудь, Клара с легким испугом посмотрела на мужа и прошептала:

– Но я не могу, я… – Она умолкла, вспомнив, какие восхитительные ощущения испытала, когда оседлала Себастиана, сидя у него на коленях.

– Нет, можешь. – Его пальцы судорожно впились ей в талию. – И ты это сделаешь.

В следующее мгновение он вошел в нее наполовину, и Клара с хриплым горловым стоном ринулась вниз, с восторгом ощутив в себе горячую, твердую и пульсирующую плоть мужа. Она вцепилась пальцами в его покрывшиеся испариной плечи, а сердце ее так колотилось, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

– Клара… – Он ритмично двигал бедрами. – Клара, тебе нужно…

Но она и так уже все знала. Пришпоренная недавно проснувшимися инстинктами, Клара приподнялась и вновь обрушилась на него, подстраиваясь под его ритм, заставлявший ее кровь гореть, а тело – петь.

Ее возбуждение все нарастало и нарастало, и бисеринки пота скатывались у нее по шее, соскальзывая в ложбинку между грудями. Внезапно Себастиан положил руки ей на бедра, на сей раз сдерживая ее движения, а затем, не разрывая сплетения их тел, опрокинул жену на спину, возвысившись над ней подобно вечному сфинксу. В следующее мгновение он снова вошел в нее, уводя их обоих в пенившийся шторм блаженства.

Минуту спустя Клара прижалась губами к его груди и закрыла глаза. А потом они долго лежали без движения, пытаясь отдышаться. Оба молчали, и Клара думала о том, что теперь ежеминутно должна молиться об успехе своего побега. Но хотя к этому решению ее привели довольно печальные и даже отчаянные обстоятельства, она не сожалела ни об одном мгновении, проведенном с Себастианом. Боле того, она чувствовала, что безудержная радость воцарилась в ее душе, – ведь отныне она точно знала, что сможет прожить до конца своих дней, благодаря судьбу за то, что такой мужчина был в ее жизни.

Она приподнялась на локте и посмотрела на мужа. Страсть еще теплилась в глазах Себастиана, но наряду с ней в его взгляде было еще какое-то чувство – нечто огромное и наполнявшее сердце ликованием. Ведь теперь она знала: ее сердце по-прежнему было запечатано, но Себастиан останется в нем навсегда.

Единственными звуками, раздававшимися в утренней гостиной, было позвякивание вилок и постукивание чашек о блюдца.

Себастиан наблюдал за Кларой, сидевшей за столом с заметным напряжением, которое резко контрастировало с ее ночной страстностью. Казалось, она возвела вокруг себя хрупкую оболочку, похожую на стеклянную сферу с множеством тонких трещинок.

– Итак… – Взяв салфетку, Клара смахнула с платья несуществующие крошки: она не съела ни кусочка. – Где же должна состояться ваша встреча?

– Я договорился о встрече в ресторане отеля «Альбион», – сказал Дарайус. – А какие у вас планы на сегодня?

– Я собиралась посетить библиотеку Мади, потом хочу заехать к дяде Гранвиллу. – Она положила салфетку рядом с тарелкой. – Вообще-то я уже немного опаздываю, так что прошу прощения… пойду заканчивать сборы.

Братья встали, провожая Клару, затем переглянулись. Себастиан понял, что его брат также почувствовал странное напряжение, сковывавшее Клару. Спустя минуту после ее ухода он резко отодвинув стул, встал из-за стола и, ни слова не сказав Дарайусу, направился наверх. Жена была в спальне и как раз закрывала шкатулку, в которой хранились ее любимые ленточки.

Себастиан остановился в дверном проеме.

– Клара, что происходит?

– О чем ты, Себастиан?

– У тебя такой вид, словно ты на грани срыва, – сказал он, приблизившись к ней. Ему совсем не нравились бледность Клары и выражение холодной бесстрастности, вновь появившееся на ее лице. – Мы решим наши проблемы. Обещаю, Клара.

Она едва слышно вздохнула, и взгляд ее метнулся к шкатулке. Ресницы Клары опустились, но перед этим он заметил промелькнувшее у нее в глазах чувство – сомнения или вины?

Себастиан протянул руку к шкатулке.

Клара, вздрогнув, пробормотала:

– Что ты…

Себастиан откинул крышку. Среди паутины спутанных ленточек лежал галстук, который был на нем вчера. Нахмурившись, он вытянул голубую шелковую полоску из коробки и поднял глаза на жену.

Вина. С чего бы ей, черт возьми, испытывать чувство вины? Что она скрывает от него?

– А, это… Ну, ты ведь знаешь, что я храню ленточки, потому что они дороги мне, – сказала Клара. – По этой же причине я хотела сохранить один из твоих галстуков. Надеюсь, в этом нет ничего дурного.

– Да, конечно. Все в порядке. – Озадаченный словами жены, Себастиан положил галстук обратно в шкатулку и захлопнул крышку. – Тебе нужно было всего лишь попросить. Ты получишь все, что захочешь.

И как только эти его слова были произнесены, Себастиан осознал, что пока не смог дать ей то, чего она желала более всего. Мысленно поклявшись, что сделает это, он предложил:

– Может, поедешь со мной на встречу с моей матерью? Ведь ты с ней уже знакома. Значит, вполне можешь приехать вместе со мной.

Клара покачала головой.

– Нет-нет, это твое личное дело. И потом… а вдруг от Фэрфакса придут новости об Эндрю? Кто-то должен остаться здесь. – Она приподняла его правую руку и погладила ее. – Поговори со своей матушкой сам, прошу тебя. А я проведу день с дядей Гранвиллом. Все будет хорошо.

Голос Клары, окрашенный в сапфировый оттенок, который противоречил мрачности, затенявшей ее глаза, прозвучал довольно уверенно. Потом она поднесла к губам руку Себастиана и поцеловала ее.

Себастиан тотчас же привлек жену к себе и впился поцелуем в ее губы – словно почему-то вдруг захотел напомнить ей, что она принадлежала ему.

– О, Себастиан… – Клара ухватилась за лацканы его сюртука, и ее фиалковые глаза наполнились слезами. – Себастиан, запомни: ты всегда значил для меня гораздо больше, чем тебе, возможно, казалось.

Он нахмурился, услышав эти странные слова.

– Бога ради, Клара, что ты задумала? Если ты собираешься опять обратиться к Фэрфаксу…

Раздался стук в дверь, и одновременно прозвучал голос Дарайуса:

– Бастиан, нам пора отправляться.

– Иди, – прошептала Клара.

Чертыхнувшись себе под нос, Себастиан отстранился от жены. Озадаченный ее странным поведением, он сунул правую руку в карман и направился к двери. Увы, он никак не мог понять, чем объяснить свои дурные предчувствия.

* * *

Она больше не походила на Екатерину Холл, графиню Раштон, ту женщину с холодным взглядом, которая носила свою красоту как изящный щит. Когда Себастиан вошел в зал ресторана отеля «Альбион», его мать, сидевшая неподалеку от входа, встала из-за стола и направилась к нему. Ее платье было элегантным, но простым, и на ней не было драгоценностей. Темные волосы были стянуты на затылке в аккуратный узел, и несколько завитков падали на длинную изящную шею.

Когда она подошла поближе, Себастиан заметил серебряные нити в ее волосах и тонкие морщинки, расходившиеся от уголков глаз. От легкого загара ее кожа казалась темнее, чем прежде, а на носу выступили веснушки.

Веснушки? Неужели это его мать? Остановившись перед ним, она подняла руку, словно собиралась прикоснуться к нему, но ее рука тотчас опустилась.

– Себастиан… – прошептала она и тут же умолкла.

Он негромко откашлялся, прочищая горло. Поведение Клары и встреча с этой женщиной, в которой он с трудом узнавал свою мать, – все это взвинтило его нервы до предела.

– Приветствую… Екатерина.

Дарайус, стоящий рядом, положил руку ему на плечо и крепко сжал его. Потом развернулся и вышел, оставив брата наедине с матерью.

Вспомнив, что следовало проявлять элементарную вежливость, Себастиан спросил:

– Ты уже ужинала?

– Еще нет. – Она произнесла это по-английски, хотя и с небольшой заминкой и с более явным акцентом, чем помнилось Себастиану. – Спасибо, что согласился встретиться со мной.

– Я не хотел.

Себастиан, сам того не желая, произнес эти слова слишком уж резко – словно окрасив их в угольно-черный цвет. В голове у него вертелось множество вопросов, но он не знал, сможет ли их задать.

Когда они сели за стол, Екатерина поправила прическу, и Себастиан заметил, что руки у нее дрожат. Она молча рассматривала его, и взгляд ее темных глаз, так походивших на глаза сыновей, был одновременно настороженным и полным надежды.

– Почему же ты передумал? – спросила она наконец.

– Клара.

Ее губы дрогнули в улыбке.

– Она мне нравится.

– Почему ты вернулась? – спросил Себастиан, не желая обсуждать свою жену с женщиной, погубившей своей изменой собственный брак.

– Я приехала, чтобы увидеть тебя.

– И я должен быть тебе за это благодарен? – Себастиан едва не вспылил, но лишь пронзил эту женщину гневным взглядом. – Своим побегом ты вызвала безобразный скандал, который всем нам пришлось разгребать. Ты спровоцировала отца на развод и бросила свою дочь, о которой по твоей вине в свете сложилось мнение, что она ничем не лучше своей распутной матери. Ты когда-нибудь задумывалась о том, какие руины после себя оставила?

– Конечно же, я об этом думала.

Хотя в словах матери прозвучало сожаление, Себастиан не заметил на ее лице ни тени раскаяния. При мысли о том, что она нисколько не стыдилась своего прошлого, гнев Себастиана едва не выплеснулся наружу.

– Я только об этом и думала, когда все стало известно, – продолжила она. – Но единственное, что мне оставалось, – это уехать. Если бы я вернулась в Лондон, то сделала бы только хуже. Я понимала, что если сбегу, то вся вина ляжет на меня и все будут считать, что мои дети попали в беду из-за своей матери. Я очень надеялась, что свет не станет судить вас слишком строго.

– Ты ошиблась, – угрюмо промолвил Себастиан. – Но, возможно, мы бы все это выдержали, если бы знали, что произошло.

– О, Себастиан… – Она опустила глаза, уставившись на свои руки. Некогда нежные и белые, теперь они потемнели и покрылись морщинками. – Хотелось бы мне сказать тебе, что это была ошибка, что я не хотела, чтобы так случилось, что я никогда не собиралась делать ничего подобного. Но когда это случилось… Знаешь, я почувствовала, что во мне как будто что-то сломалось… и чувства вырвались наружу.

«Со мной случилось то же самое, когда я встретил Клару», – подумал Себастиан, но тут же отбросил эту мысль, не желая признавать сходство между собой и матерью.

– Екатерина, – он старался сохранять невозмутимость, – так что же все-таки произошло?

– Я влюбилась.

«Черт побери!» – мысленно воскликнул Себастиан.

– Я поехала в Санкт-Петербург, – поведала мать, – моей сестре тогда прислали приглашение на церемонию во дворце. Но ей не хотелось идти, поэтому вместо нее пошла я. И там я встретила Алексея, служившего в армии в чине капитана. Он был младше меня на шесть лет, но это его не волновало. Алексей был красивым, подающим надежды, храбрым… И он сделал так, что я почувствовала себя единственной женщиной в зале.

– Ради него ты бросила семью?

Мать поморщилась.

– Это было… не совсем так. Просто так вышло.

– Замужняя женщина, графиня, которая заводит любовную интрижку, – это ли не пик пошлости?

– С твоей точки зрения – вероятно. С точки зрения общества – тоже. Но мы с Алексеем видели все это совершенно в ином свете. Ты хоть представляешь, что значит быть замужем за Раштоном? На самом деле мы никогда не любили друг друга. Я знаю, что в душе он не жестокий человек, но… обращался со мной жестоко. Он холодный и строгий. В нем нет жизни, нет огня. Я должна была постоянно сдерживать себя, иначе могла разбиться как стекло. Но я даже не осознавала этого, пока не встретила Алексея. В тот момент я поняла, что должна сделать выбор. И окунуться в сверкающий и опасный мир, который изменит в моей жизни все, или вернуться к той жизни, в которой чувствовала себя мертвой.

– А о нас ты не думала?

– Конечно, думала. Но, Себастиан, ведь вы жили в своем собственном мире. Вы хоть это осознавали?

– А часто ли мы видели тебя?

– Это не значит, что я вас не люблю. Я очень любила слушать, как ты играл на пианино, даже когда был ребенком. Ты помнишь?

Себастиан кашлянул.

– Ты тоже хорошо играла.

Только в те минуты, когда наблюдал, как мать играет на пианино – как ее руки с необыкновенным изяществом скользят по клавишам, – она становилась для него реальной, живой…

– Я играла больше для самой себя, а не для слушателей, – сказала Екатерина. – И я восхищалась тобой, когда ты начал выступать и завоевал признание. – Она разгладила и без того гладкую скатерть, затем продолжила: – Вы все выросли так быстро… Александр постоянно был занят своей компанией, Дарайус был погружен в свои занятия, а ты – в музыку. Даже Талия проводила все время с подругами или занимаясь благотворительностью. А Раштона, конечно же, никогда не было рядом. И я бродила по огромному дому словно призрак. В конце концов я поняла, что, если не сбегу, тот дом станет моей могилой.

Себастиан провел ладонью по волосам, с досадой ощутив, что отчасти понимает эту женщину. Он прекрасно знал, что значит потерять все, что тебе дорого. И если в такой ситуации что-то немедленно не предпримешь, то просто перестанешь существовать.

Невольно вздохнув, Себастиан поднял глаза на мать. Екатерина наблюдала за ним с беспокойством и, как казалось, с робкой надеждой. «А решилась бы она сделать такое признание Александру, Николасу или Талии?» – промелькнуло у Себастиана.

– Ты продолжаешь играть? – спросил он.

Мать улыбнулась.

– Играла. Чаще для Алексея. Он любил меня слушать.

Екатерина знаком показала официанту, чтобы принес им еще чаю, затем рассказала о человеке, который, очевидно, был любовью всей ее жизни: об офицере, получившем свой чин лишь благодаря решимости, силе воли и боевым навыкам. Она рассказала также о том, как дожидалась любимого, невзирая на неодобрение своей семьи, и как хотела, чтобы Раштон поскорее потребовал развода и освободил ее.

«Должно быть, мать любила Алексея Лескова до умопомрачения», – подумал Себастиан. Ведь она последовала на войну – лишь бы не разлучаться с ним. А он, Алексей, попросил ее руки, хотя понимал, что ее семья никогда не примет его, а на ней самой навсегда останется несмываемое пятно позора и она никогда не будет носить под сердцем его детей. Они оба знали, что им суждено на всю жизнь остаться только вдвоем, но и Алексей, и Екатерина были готовы к этому.

– Жаль, что так вышло, – пробормотал Себастиан. Он все еще не понимал, как мать четвертых детей могла столь безоглядно разрушить свою жизнь, пусть даже и ради всепоглощающей любви. Хотя… После ее откровенных признаний он начал кое-что понимать.

– Я очень любила Алексея. – В темных глазах Екатерины появилась печаль. – Мне выпало счастье знать и любить его довольно долго. Думаю, тебе бы он понравился. В нем была любовь к жизни, похожая на ту, что есть в тебе.

Себастиан помассировал пальцы правой руки и тут же понял, что это привлекло внимание матери. Она потянулась к нему, словно собиралась накрыть его руку ладонью, но потом передумала и спросила:

– А как ты?.. Узнав о твоем отъезде из Веймара, я сразу поняла: что-то не так. Ты не хочешь рассказать мне, что произошло?

Понимая, что нет причин скрытничать, тем более после ее признания, Себастиан все объяснил. Машинально сунув правую руку в карман, он рассказал всю правду о своем недомогании. Когда он закончил свой неприятный рассказ, по щекам матери текли слезы.

– Я знала, что ты не оставил бы музыку без серьезной причины, – сказала она. – Кто-нибудь из них знает об этом?

Себастиан покачал головой. Он в душе признавал, что хранил свой секрет так же надежно, как мать – свой, причем они так поступали, чтобы оградить своих близких от всевозможных волнений и забот. Как ни странно, но так и было, и теперь он понял: у них с Екатериной имелось немало общего – оба хотели освободиться от ловушки бессмысленных ожиданий. Правда, ей понадобилось провести много лет в удушающей атмосфере брака, чтобы это осознать. Он же всегда жил так, как ему хотелось, и его женитьба на Кларе напомнила ему о том, насколько важно иметь такую возможность.

Себастиан резко поднялся на ноги; приятное ощущение спокойствия внезапно воцарилось в его измученной душе. Тоже поднявшись, Екатерина обошла вокруг стола и взяла его за руку. Он не знал, увидит ли ее снова, но сейчас наконец-то получил ответы на вопросы, которые мучили их всех.

– Ты попытаешься встретиться с Талией? – спросил Себастиан.

Свет в глазах Екатерины потускнел.

– Я не знаю. Дарайус не хочет поспособствовать нашей встрече. Думаю, дочь презирает меня.

Себастиан не стал разубеждать ее; все они стали бы препятствовать встрече матери с Талией по одной-единственной причине – из желания защитить свою сестру.

– Куда же ты теперь направишься?

– Я живу у моей сестры в Кусково, – сказала Екатерина. – И ты всегда можешь написать мне туда.

Себастиан молча кивнул. После секундного колебания он наклонился и коснулся губами щеки матери, потом резко развернулся и вышел из зала. Руку из кармана он вынул только на улице.