Когда Сано вернулся домой, он чувствовал себя настолько плохо, что едва мог двигаться. Он был благодарен великому богу удачи Дайкоку: если бы кто-то напал по дороге, он не сумел бы отбиться. Боль окутывала, словно плотно сидящие доспехи с шипами внутри. У ворот он сполз с коня и чуть ли не на четвереньках миновал двор. В коридоре он упал лицом вниз, наслаждаясь безопасностью, которую дарили охраняемые ворота, запертые двери и каменные стены.

Вдруг он услышал тихие шаги. Он приподнял голову и увидел Аои. Она опустилась на колени рядом с ним, красивое лицо было серьезным и полным тревоги. От радости при виде любимой Сано на миг забыл о боли.

— Я приготовила лечебную ванну, — сказала Аои. — Пойдем.

Сильные руки помогли Сано подняться и преодолеть коридор. Сано мечтал отдохнуть в объятиях Аои, упиться допьяна ее красотой, но сил ни на что не было.

— Я не выдержу, — сказал он.

— Придется потерпеть. Ради собственного здоровья.

Вторую половину дня он провел в бесплодных попытках установить присутствие подозреваемых во время совершения убийств в Нихонбаси и Ёсиваре, а также в поселении эта и храме Дзодзё. Удалось ли Аои выяснить личность пропавшей свидетельницы? Боль затмила профессиональный интерес.

В ванной комнате, освещенной лампами и обшитой панелями, стояла большая деревянная кадка с водой. От нее поднимался пар, источающий сладкий аромат трав, неизвестных Сано.

Сано разделся и обнаружил, что синяки потемнели, что он выглядит так же плохо, как и чувствует себя. Радость оттого, что Аои рядом, сменилась смущением.

Настоятельница начала обтирать Сано тряпкой. Прикосновения были нежными, но какими-то безразличными. Она работала молча, избегая смотреть ему в глаза. Близость, возникшая прошлой ночью, исчезла, как не бывала.

— Что-нибудь не так? — спросил Сано.

По-прежнему не глядя на него, она пожала плечами и покачала головой:

— Полезай в бочку. А то вода остынет.

Морщась от боли, Сано поднялся по маленькой лесенке и погрузился в воду. Жар впился в измученные мускулы. Сано испустил вздох блаженства. Но чем быстрее боль и напряжение покидали тело сёсакана, тем тревожнее становилось у него на душе.

Аои с отстраненным и задумчивым видом стояла возле бочки. И с чего это от нее тянет холодом опасности? В Сано проснулось недоверие к ниндзя.

— Что-то не так. В чем дело?

— Все в порядке, — ответила Аои поспешно.

У Сано заныло под ложечкой.

— Ты не смогла выяснить, кто та женщина?

— Почему? Выяснила. — Голос у Аои бесцветный, хрипотца неприятная. — Госпожа Симидзу, жена торговца рисом из Эдо, подходит под твое описание и соответствует тому, что мне удалось узнать при изучении предметов ее туалета. Она живет на летней вилле мужа.

Тем же бесстрастным тоном Аои описала, как выглядит женщина и как найти ее дом.

Сано воспринял новость с меньшим облегчением, чем ожидал, каждый шаг в расследовании так или иначе вел к Янагисаве.

— Спасибо, Аои, — сказал он с преувеличенным удовлетворением. — Завтра утром я побеседую с госпожой Симидзу. «Надеюсь, — подумал, — эта беседа не станет моим смертным приговором».

Аои робко спросила:

— Что тебе удалось узнать сегодня?

Сано пересказал тайное предание, не переставая удивляться, почему она переменилась.

— То, что поведала Отама, укрепляет подозрения против Янагисавы, — закончил он. — Сведения Вепря связывают канцлера с наемным убийцей. А против Тюго или Мацуи не нашлось ни одной улики.

— Значит, в скором времени ты арестуешь канцлера Янагисаву?

Сано отвел глаза, чтобы не видеть ее невинного, пагубного желания помочь. Она даже не представляет, какой будет казнь Янагисавы, а он не может ее просветить.

— Только тогда, когда у меня будут веские доказательства его вины, — отрезал он.

Хотя Аои не пошевелилась, он почувствовал, как женщина напряглась. Ее глаза потемнели от разочарования. Стремясь разрушить разделявший их невидимый барьер, Сано поднял руку. Она сделала шаг назад прежде, чем рука коснулась ее щеки. Повисла неловкая тишина, пар окутывал их, словно материальное воплощение несчастья. Тогда Сано понял причину ее холодности.

Она жалеет, что помогла ему, считает это глупостью. Она осознала, какую опасность несет ей их связь: каждый день увеличивает риск, что канцлер Янагисава узнает об их сотрудничестве. Из боязни за семью и за себя она хочет прервать отношения, но боится его обидеть.

Чувства вины и печали наполнили душу Сано. Он зная, как следует поступить.

— Мой отец придерживался древней самурайской традиции посвящать сыновей в таинство смерти, чтобы подавить страх у них, чтобы они, когда вырастут, были готовы погибнуть за своего повелителя. В пять лет я ходил с ним на церемонии погребения и наблюдал за кремацией трупов. Когда мне исполнилось шесть, он приказал монахам из храма Дзодзё оставлять меня по ночам одного на кладбище. А когда — семь, начат водить на места казней и показывать гниющие трупы и отрубленные головы. Он делал это до тех пор, пока я не был посвящен в мужчины в пятнадцать лет. Он говорил мне: "Самурай обязан всегда помнить, что ему придется умереть в бою. Ты не должен ни ощущать, ни выказывать страха перед смертью. — Сано мрачно усмехнулся. — Часть завета я выполнил. Я никогда не выказывал страха. Отец очень гордился тем, что считал моей смелостью. Но я никому не рассказывал, что после погребений мне снились кошмары, будто меня сжигают заживо, а ночи на кладбище казались мне самыми длинными в жизни, потому что я слышал стоны призраков, сидящих на деревьях, и ждал, когда они разорвут меня на куски. Я никому не рассказывал, что после посещения места казни долго мылся, чтобы убрать с души грязь, которая, казалось, убьет меня. И я никому не рассказывал, как боюсь смерти...

Сано замолчал, ошарашенный собственной исповедью, Аои, как и прежде, вызвала у него потребность раскрыть самые сокровенные мысли, именно те, которых не должно быть у самурая. Никто не умел слушать с таким вниманием и не давал такую эмоциональную разрядку, особенно нужную после целого дня непреклонной твердости, кроме Аои. Смущенный, Сано поспешил перейти к сути:

— Аои, долг самурая состоит в том, чтобы без страха и сомнения идти на смерть. Но не твой. Ты рискнула безопасностью своей семьи ради меня. Никогда себе этого не прощу. — Следующие несколько слов дались ему с огромным трудом. — Ты совершенно свободна. Скажи Янагисаве: я отказался встречаться с тобой. Я сохраню в тайне, что ты сделала для меня. Обещаю.

«Потому что я люблю тебя», — добавил Сано мысленно. Он опустил ресницы, скрывая печаль и не желая видеть в ее взоре радость. Кодекс чести не позволяет впредь подвергать ее опасности. Единственное утешение — страдать оттого, что ее нет рядом, придется не долго. Канцлер Янагисава позаботится об этом.

Сано услышал скрип лестницы. Вода поднялась до груди. Сано в удивлении поднял глаза. Обнаженная Аои погрузилась в бочку.

— Обними меня, — прошептала она.

Аои не покидает его! Печаль Сано сменилась ликованием, но он понимал: долг превыше любви.

— Не надо, Аои.

— Ш-ш. — Она чуть не плача приложила палец к его губам.

— Да что случилось? — взмолился Сано.

Вместо ответа она только затрясла головой и обхватила Сано ногами. И, сгорая от желания, он отдался ее воле. В воде женщина казалась невесомой. Он неистово целовал ее плечи, грудь и низ живота, поднимая на себя широко разведенные бедра. Теплая маслянистая вода придавала ее шелковистой коже удивительную гладкость. Их духовная близость вернулась, едва соприкоснулись тела. Аои провела пальцами по его лицу с нежностью, которую никогда не выражала вслух. Страстная отрешенность, с которой она принимала его ласки, говорила о том, что она отдается вся, без остатка, не только телом. Страхи и сомнения Сано таяли, словно окутывавший их пар. Он со стоном опустил Аои на свою пульсирующую плоть.

В порыве несказанного наслаждения он вошел в нее. От сладкого аромата закружилась голова. От красоты любимого лица перехватило горло. Сдерживая нетерпение, Сано размеренно поднимал и опускал на себя Аои, она часто дышала. Это нежное, блаженное соитие было разительно не похоже на то, что произошло между ними прошлой ночью. Сано понял: их союз способен объединить самые крайние чувства — радость и печаль, боль и удовольствие, любовь и ненависть, нежность и грубость. Сердце наполнилось тоской при мысли, что разлука с Аои неизбежна.

Аои, будто прочитав его мысль, заплакала. В ее последнем крике смешались горе и наслаждение. Сано застонал, достигнув пика. Потом они сели, прижавшись друг к другу, и невозможно было разобрать, где ее слезы, а где — его. Сано пытался поверить в то, что их близость будет длиться вечно.

Вода совсем остыла. Время уходит, понял Сано, и нехотя отпустил Аои.

— Мне пора.

Выбравшись из бочки, он вытерся полотенцем. Боли не ощущалось, он снова мог двигаться без труда.

— Подожди. — Аои тоже вылезла из воды и, быстро обтершись, оделась. — Сначала тебя нужно подлечить.

И вновь Сано почувствовал в ней безумное напряжение. Вернулось недоверие. Оно было сильнее прежнего. Но Аои права. Ушибленные места ноют, без лечения очередной пункт плана не удастся выполнить.

— Ну хорошо, — согласился Сано, вместе с Аои прошел в спальню и лег на матрас. — Только поторопись.

— Я нагрею комнату... — глухо сказала Аои, повернувшись к нему спиной и склонившись над вделанной в пол жаровней. Выпрямившись, она поспешила к двери.

— Аои, не уходи. — Их контакт снова нарушился. Сано должен был выяснить, что же ее беспокоит.

Она бросила через плечо:

— Отдохни, я сейчас вернусь с травами и снадобьями...

Сано остался наедине с невеселыми мыслями. Выполнит ли он свой долг и обещания? Сможет ли доказать, что Янагисава — убийца? Должен ли он сегодня казнить канцлера и покончить с собой? Если нет, то будет ли судьбе угодно, чтобы он арестовал Тюго или Мацуи раньше, чем истекут два дня? Сколько еще ночей у них с Аои? Слишком возбужденный, чтобы расслабиться, Сано смотрел в потолок. Вскоре, к его удивлению, веки отяжелели. Решив, что, похоже, недооценил степень своей усталости и успокаивающего воздействия горячей воды и секса, он потер глаза, прогоняя сон. Но дрема нахлынула огромными волнами и поглотила Сано.

* * *

В голове у Аои стоял непрерывный, мучительный звон. Он возник, когда канцлер Янагисава приказал убить Сано, и теперь усилился. Сано спрашивал, в чем причина ее страдания, а она не смогла признаться ему. Она зажмурилась, стиснула кулаки, чтобы не поддаться отчаянию, и сосредоточилась на звуках, доносившихся из комнаты. Аои ждала, когда дыхание Сано станет ровным, как при крепком сне.

Перед тем как покинуть комнату, она бросила в жаровню секретное снадобье ниндзя — редкие травы и клочок бумаги, пропитанный кровью крота, змеи и тритона. В военное время ее сородичи, чтобы проникнуть во вражеский замок, подсовывали эту смесь в печь караульного помещения и надолго выводили из строя стражников.

Весь день мысль Аои металась, словно волк в западне. Аои видела такого однажды за деревней. Волк попал в горную расселину и не знал, как высвободиться. Аои отчаянно искала способ не выполнить приказ Янагисавы и не повредить родным.

Может быть, отложить убийство Сано? Пусть он добудет неопровержимые улики против Янагисавы. Но вдруг канцлер рассердится на отсрочку и пошлет войска в деревню? Впрочем, что ему Аои! Не она, так кто-нибудь другой покончит с Сано.

Или рассказать Сано о приказе? Сымитировать смерть возлюбленного, а потом спрятать его там, где он мог бы жить под чужим именем? Нет, этот вариант хуже первого. Несмотря на краткое знакомство, она достаточно хорошо узнала Сано. Он ни за что не покинет свой пост.

А если самой разделаться с Янагисавой, о чем она так давно мечтает? Аои в течение многих часов выбирала способ мести: яд, кинжал, удавка... Нет, Янагисава, как любой человек, имеющий множество врагов, очень осторожен. Даже при ее способности убивать и таиться ей никогда не удастся приблизиться к нему на расстояние смертельного удара. Не сможет она и разоблачить замыслы канцлера перед властями. Янагисава контролирует бакуфу и сёгуна. Никто не посмеет выступить против него, чтобы спасти Сано.

Остается самоубийство. Но ведь оно, хоть и освободит ее от ответственности, никоим образом не обеспечит безопасность Сано и родных...

Все. Аои отбросила бесполезные думы. Волк в горной расселине в конце концов умер от голода. Ее мечты умрут от безнадежности. Дочерний долг сильнее любви. Приказ Янагисавы необходимо выполнить. Прямо сейчас.

Сдерживая слезы, Аои прислонила ухо к бумажному полотну двери. Глубокое размеренное дыхание Сано подтвердило то, что уже сообщило чутье. Аои немного помедлила, чтобы сонное зелье сгорело дотла, и, собрав волю в кулак, открыла дверь.

Сано спал на животе, положив голову на руки и повернув лицо к выходу. Сон разгладил на лбу следы тревог. Невинное выражение лица придавало сёсакану сходство с ребенком. Аои прогнала жалость и ненависть к себе. Подавив порыв растолкать Сано и тем спасти, Аои вошла и тихо прикрыла дверь. Она пересекла комнату и встала на колени возле Сано.

«Нет-нет-нет-нет-нет...» — твердила душа.

Сквозь звон в ушах Аои расслышала: Сано задышал чаще, прерывистее; сквозь слезы разглядела: у него дрожат ресницы. Сано что-то снилось. Снадобье, знала Аои, не даст ему проснуться. Время пришло.

«Нет-нет-нет...»

Непослушными руками Аои вынула из волос длинную деревянную заколку с черной лаковой головкой в виде дамского веера. Она потянула за головку. На свет вылезло стальное жало: острая тонкая игла.

Аои смахнула слезы и опустила левую руку на основание шеи Сано, в правой руке она сжимала орудие смерти. Ощущение теплой упругой кожи вызвало прилив нежности. Аои чувствовала, как по жилам Сано течет кровь, как Сано излучает бурную жизненную энергию, как стук его сердца ускоряется одновременно с ее пульсом. Она ласково погладила Сано по спине. Мокрые от слез пальцы оставили влажный след.

В Аои пробудилась профессиональная убийца, словно очнулась от зимней спячки змея. Несмотря на протест души, рефлекс взял свое. Пальцы начали ощупывать позвонки и межпозвоночные впадины. Игла перестала дрожать. Перед глазами Аои возник отец.

Он стоит в деревенской школе ниндзя. На столе перед ним обнаженный мужчина, ученицы — вокруг. Урок анатомии. «Вот здесь, между позвонками, — говорит отец, касаясь позвоночника мужчины, — находится точка, куда вы вводите иглу. Смерть наступает мгновенно, от укола остается крошечное пятнышко». Одна за другой девочки прикладывают палец к указанному месту, чтобы запомнить расположение смертельной точки.

На мгновение Аои перенеслась в восьмилетнее детство. Она прикоснулась к спине мужчины. Затем она вернулась в настоящее, два ее пальца лежали на позвоночнике Сано, на смертельной точке. Во власти неодолимого рефлекса правая рука начала опускаться.

Аои услышала отдаленный временем голос отца: «Убийство — это последнее, наименее желательное средство. Но если понадобится, ты должна пойти на него и действовать без колебания. Наша общая безопасность зависит от тебя».

Пальцы Аои раздвинулись, освобождая место для иглы. Сердце бешено заколотилось. Игла коснулась кожи. Аои медленно надавила. Кончик иглы вошел в верхний слой кожи.

И тут перед глазами Аои сверкнуло невероятное будущее. Они с Сано взбираются на гору. Черные грозовые облака клубятся над далекой вершиной. Ветер гнет деревья и распластывает траву. Но Аои улыбается и тянется к руке, предложенной Сано как знак любви и покровительства. Вдруг Сано исчезает. Аои остается на горе одна. Среди разбушевавшейся стихии.

— Вернись! — взмолилась Аои.

И гора пропала. Аои вышла из транса.

В ужасе от того, что едва не совершила, она долго сидела неподвижно. Попытка превратить себя в убийцу совершенно обессилила ее. Аои уронила иглу, та скользнула по спине Сано и упала на матрас. С тихим стоном Аои прижалась к любимому и заплакала.

Завтра она должна найти смелость и мужество сделать то, что не удалось сейчас.