И стар и млад оставит свой удел,

Большие толпы притекут сюда.

Здесь пруд украшен лотосовым цветом,

В деревьях яхонты сверкают по ночам.

Сутра Черного Лотоса

К тому времени, когда Сано явился в храм Черного Лотоса, дождь прекратился. В лужах у обочин аллеи посверкивали солнечные блики. Сновали прихожане, весело носилась детвора. Цвета одежд, умытой листвы и лоскутков неба среди разлетающихся облаков казались еще ярче в чистом, посвежевшем воздухе.

У подножия главной молельни Сано встретил священник – его давешний провожатый.

– Добрый день, сёсакан-сама. Я к вашим услугам.

– Благодарю, но сегодня мне хотелось бы самому здесь осмотреться, – сказал Сано.

– Как угодно, – ответил служитель и удалился.

"И это те самые противленцы-сектанты из рассказов Рэйко?" – недоумевал Сано.

Он направился к баракам, отведенным послушникам. Они стояли немного на отшибе, но выглядели вполне обыденно и, похоже, содержались в чистоте. Изнутри слышались звонкие голоса, тянущие речитативом:

– Я благодарен божествам этого мира, богу грома, богу солнца и богу луны, богу звезд и всем прочим богам, хранящим почитателей сутр Черного Лотоса. Я славлю высшую истину, сокрытую в сутрах, и благодарю за все милости, коими был одарен. Я глубоко чту первосвященника Анраку, бодхисатву Неисчерпаемой Силы. В молитвах я ратую за духовное просветление – чтобы погасить дурную карму последних моих проступков и добиться исполнения задуманного в этой жизни и в будущем. Молю, чтобы истина сутр Черного Лотоса привела к нирване все человечество.

Потом монотонный гул сменился гомоном болтовни. В дверях показался священник.

– Мне хотелось бы побеседовать с послушниками, – сказал ему Сано.

– Разумеется, – ответил священник. – Сейчас мы обедаем. Не желаете присоединиться?

На улицу тут же высыпала ватага парней в одинаковых полотняных робах. Были среди них и подростки, и юноши лет двадцати. Они расселись на террасе и, когда Сано представился, принялись с интересом его разглядывать. Сано отметил их бодрый вид, ясные глаза и здоровый румянец. Служки раздали обед. Горячая лапша со свежими овощами приятно удивила Сано.

– Хорошо вам живется? – спросил он сидящих поблизости юношей.

– Да, господин! – воскликнули с улыбкой те, у кого рот не был занят едой.

Увидев, что священник исчез, Сано обратился к послушникам:

– Расскажите-ка о своем распорядке дня.

Ему ответил подросток с продолговатым лицом:

– На заре мы встаем и молимся. Потом нам приносят завтрак.

– После этого мы прибираемся, – вставил крепкий юнец лет двадцати. – До обеда священники преподают нам истинное учение. Потом мы едим.

– Здесь всегда так кормят?

– Еще дают рис, рыбу, яйца и фрукты с соленьями.

Другие послушники принялись наперебой добавлять:

– После обеда нам разрешают час поиграть, и до ужина мы снова учимся.

– Потом идем мыться.

– На закате опять молимся.

– А дальше расходимся спать.

"Как будто разумное расписание, – подумал Сано. – Почти такое же, как в других монашеских орденах".

– А что делают с нарушителями?

Послушники усмехнулись, оборачиваясь на плотного коротышку с внешностью откровенного задиры.

Тот ответил:

– Нас отчитывает священник, объясняет, к чему приводят ошибки. Потом оставляет одних для медитации.

– И что, вас не порют? – спросил Сано.

Ответом ему были озадаченные взгляды и возгласы отрицания.

– А если бы вам стало плохо здесь и захотелось уйти?

Судя по недоуменному ропоту, послушники едва ли считали такое возможным.

– Сначала я скучал по своей семье, – отозвался задира, – и сказал священникам, что хочу домой. Они отослали меня туда, но я быстро вернулся. Несколько дней чистки рыбы в отцовской лавке меня кое-чему научили.

Несомненно, он находился здесь по своей воле, а не по принуждению. Казалось, за послушниками даже не следят и те могут ходить где заблагорассудится.

– Нет ли среди вас некоего Истинного Благочестия? – спросил Сано.

Юноши помотали головами.

– Иначе Мори Гогэна, – добавил следователь, назвав настоящее, по словам Рэйко, имя монаха.

То, что оно оставило послушников равнодушными, дало Сано новый повод усомниться в истории Рэйко. Если такого монаха не существует, кого же тогда она встретила?

– А что можете сказать о Хару, сироте, найденной возле пожарища?

Послушники проказливо переглянулись.

– Недотрогой ее не назовешь, – сказал дюжий парень. – Двоих наших отчислили за то, что встречались с ней по ночам.

"Рэйко вряд ли понравится это свидетельство в пользу Дзюнкецу-ин", – подумал Сано.

Он доел свою порцию, поблагодарил послушников за гостеприимство и порасспрашивал кое-кого еще. Не услышав ничего нового, Сано побрел к жилищу послушниц.

Девушек он нашел за шитьем в одной из общих комнат. Пока они работали, монахиня читала им повесть об императоре, убедившим подданных скрыться из города, которому грозило наводнение, и после, когда те благополучно спаслись, щедро наградившим их.

Отрывок сутры Черного Лотоса – если читали действительно ее – показался Сано откровенным заимствованием из знаменитой Лотосовой сутры с ее притчей о горящем доме. Правда, такого рода подражания в пределах одной веры не считались плагиатом.

При виде мужчины, вторгшегося в их обитель, послушницы захихикали. Монахиня проявила верх предупредительности, позволив Сано лично опросить девушек. По его просьбе они описали свой повседневный распорядок, ненамного отличный от распорядка послушников. Судя по всему, они были так же вольны возвратиться домой и так же подтвердили дурную славу Хару как соблазнительницы. Глядя на их свежие жизнерадостные лица, Сано снова не нашел никаких признаков наркотического ступора или недоедания.

– Нет ли среди вас девушки по имени Ясуэ? – спросил Сано.

Все разом посмотрели на крепышку лет пятнадцати, сидящую у окна. Та густо покраснела, оказавшись в центре внимания.

– Не пугайся, – сказал ей Сано. Он мысленно извинялся перед Рэйко за то, что нашел Ясуэ в добром здравии, и вместе с тем радовался: как-никак история об убийстве сестры монаха оказалась пустым вымыслом. – Я просто хотел спросить, не пыталась ли ты сбежать из этого храма?

– Что вы, господин! – Изумленный тон девушки, казалось, говорил сам за себя.

– Может, это была затея твоего брата?

Ясуэ озадаченно наморщила лоб.

– Простите, но у меня нет братьев, – пробормотала она. Значит, вовсе не она сестра Истинного Благочестия, кем бы он ни был.

– А других Ясуэ среди вас нет?

Послушницы покачали головами, глядя на Сано с живым интересом.

– Здесь хоть кого-то наказывали за попытку побега?

Поднялась волна опровержений. Сано окончательно убедился, что Рэйко введена в заблуждение незнакомцем, выдававшим себя за монаха. Но что происходило на самом деле? Он решил выяснить все досконально – отчасти затем, чтобы не упустить важных улик, но главным образом ради фактов, способных отвести подозрения Рэйко от секты.

Сано попрощался с будущими монахинями и направился к приземистой, крытой соломой постройке. Предположительно священники отвели Истинное Благочестие в храмовую больницу, что Сано и предстояло проверить, выполняя наказ жены.

В больнице было тридцать матрацев на деревянных основах, и ни один не пустовал. Три монахини обмывали хворых, подавали им чай, массировали спину. Сано прошелся по рядам, осматривая пациентов обоих полов – среднего возраста и пожилых.

– Это все больные или еще есть? – спросил он сиделку.

– Все, господин.

Появился лекарь в темно-синей накидке. Он присел у постели одного из стариков и влил ему в рот ложку какого-то снадобья.

Сано подошел к врачу и спросил, на что жалуется больной.

– У него лихорадка, – ответил тот и добавил: – Я даю ему ивовый сок.

– Вы когда-нибудь ставили на членах секты медицинские опыты? – спросил Сано.

– Никогда. – Врача, казалось, до глубины души задело предположение, что он мог рисковать жизнью пациента в своих целях.

Потом к нему подошли сиделки, и следующий вопрос прозвучал уже для всех:

– Не пропадал ли кто отсюда в последние дни?

– Нет, господин, – ответил врач.

Старик на матраце пробубнил что-то вполголоса.

– Что вы говорите? – прислушался Сано.

– Тиэ, – повторил тот. Его выступающие скулы покрывал нездоровый румянец, взгляд был затуманен. – Одна из сиделок, что всегда ухаживала за мной. Что-то ее долго не видно.

– Он бредит, – сказал врач извиняющимся тоном. – Здесь сроду не было сиделки с таким именем.

Сано взглянул на монахинь – те забормотали что-то в знак согласия.

– А Хару к вам когда-нибудь обращалась? – спросил он наконец.

– Да, – ответил врач. – Ее наблюдает доктор Мива, наш старший лекарь. Она постоянно приносит всем неприятности из-за своего духовного разлада.

У Сано была версия, что служители храма устроили сговор, чтобы скрыть от него происходящее в секте и очернить Хару, но те, кого он повстречал, казались вполне искренними.

Выйдя из больницы, Сано побродил немного по храмовому участку. На кухне монахини мыли посуду, а монахи возделывали огород – занимались обычными будничными делами, как во всяком из храмов. Сано вышел к приюту. Вспомнив разговор с родителями Хару, он почувствовал себя виноватым перед Рэйко – виноватым вдвойне, потому что ему предстояло сделать еще кое-что без ее ведома.

Садик, посреди которого стоял приют, встретил его детским смехом и гомоном. Три десятка сирот носились, скакали, играли там под присмотром двух наседок-монахинь. Дети разнились по возрасту – младший напомнил Сано Масахиро, а старшими, вероятно, были две девочки десяти-одиннадцати лет. Они бросали кожаный мячик ребятам поменьше. Один мальчуган не успел схватить мяч, и тот отлетел к Сано, который его и поймал. Дети обернулись, вид незнакомца их насторожил.

– Смотрите-ка! – обратился к ним Сано.

Он поддал мяч ногой, отчего тот взвился высоко в воздух. Детвора восторженно закричала. Мяч вернулся. Поймавший его мальчик взялся повторить удар и угодил мячом в ближайшие кусты.

– Постой, я тебе покажу, – предложил Сано.

И вот под его руководством дети освоили прием и кинулись состязаться, кто выше пошлет мяч. Вскоре кто-то пнул его с такой силой, что он оказался на кровле приюта. Пока бегали за лестницей, Сано обратился к девочкам:

– Вы дружите с Хару?

Они внезапно притихли и прижались друг к другу. Та, что повыше, стройная и симпатичная, выпалила:

– Мы не любим Хару! Ее никто здесь не любит!

– Почему? – спросил Сано.

– Злая она, – отозвалась другая. Ее круглое личико скривилось от неприязни. – Колотит нас, чуть что не по ней. Малыши ее и вовсе боятся. Она вечно их дразнит.

Сано слушал, не веря своим ушам. Показания детей и Хару оказались взаимоисключающими. Рэйко наверняка очень расстроится, узнав, что сироты, якобы обожающие Хару, считают ее задирой. Сано понял: эти свидетельства злонравия Хару пополнят его копилку обвинений. Если она жестоко обходилась с детьми, значит, вполне могла умертвить мальчика, найденного при пожаре. Сано смешался. С одной стороны, ему не терпелось раскрыть дело, а с другой – уязвляло то, как они с Рэйко громоздят доказательства за и против Хару, словно военачальники двух неприятельских армий. И хотя проигрыш его не вдохновлял, он был готов согласиться с виновностью Черного Лотоса по одному пункту.

Видимо, Хару успела насолить стольким, что, едва появился повод, ее обвинили в поджоге и убийстве, как она и призналась.

Вернулись мальчишки с мячом. Один из них произнес:

– Можете не рассказывать старшим, как Хару обращается с нами, – все равно толку не будет. Это ничего не изменит.

– Почему же? – удивился Сано.

– Хару – любимица первосвященника Анраку. Поэтому ей все сходит с рук.

Сано понял, что должен поговорить с первосвященником. Во время его прошлых визитов Анраку, уединившись, выполнял священные обряды и Сано не видел необходимости тревожить его, поскольку тот не был ни свидетелем, ни подозреваемым. Но теперь спросить его о Хару стало делом первостепенной важности.

– Я пытаюсь узнать, кто устроил пожар, – сказал Сано детям. – Может, вы что-то слышали или видели?

Мальчики покачали головами. Старшие девочки переглянулись, и та, что смазливее, сказала:

– Это все Хару.

Дети частенько выдумывают или повторяют то, что слышали от других. Как отец, Сано чувствовал некоторую ответственность за этих ребят, оставшихся без родителей. Поэтому отослал мальчиков играть и только затем спросил у подружек:

– Как вас зовут?

Хорошенькая девочка назвалась Юкико, а круглолицая – Ханако.

– Так вот, Юкико-тян и Ханако-тян, нельзя обвинять кого-то, если нечем подтвердить свои слова. Вы решили, что Хару подожгла дом, потому что другие так говорят?

Девочки снова обменялись взглядами. Затем Ханако сказала:

– В ночь перед пожаром, вместо того чтобы пойти спать, мы следили за Хару.

– Она всегда по ночам убегает из спальни, – добавила Юкико. – Нам хотелось пойти за ней и разведать, куда она ходит.

– Мы подумали, что если бы застали ее за какой-нибудь пакостью, то смогли бы... хм... рассказать об этом старшим, – сказала Ханако. – Первосвященник Анраку узнал бы, какая она гадкая, и выгнал бы ее.

Сано оторопел, обнаружив такие мстительность и хитроумие у невинных чад. Должно быть, осуждение отразилось на его лице, потому что Юкико поспешила добавить:

– Нет-нет, на самом деле мы не собирались на нее доносить. Просто хотели припугнуть, чтобы она перестала нас мучить.

Желторотые шантажистки расстроили Сано окончательно. Казалось бы, еще дети, а как рано научились "премудростям" жизни!

– Что же произошло? – спросил он.

– Когда в храме пробило полночь, Хару вылезла из постели и сбежала из приюта, – рассказала Юкико. – Мы пошли следом.

– Она кралась через двор, – продолжала Ханако, – и все время оглядывалась, как будто боялась, что ее увидят.

– Мы шли за ней следом вдоль дорожки, – сказала Юкико, – а потом Ханако струсила.

– Я испугалась, что Хару нас заметит, а тогда пощады не жди, – оправдывалась Ханако. – То есть она бы нас вовсе замучила. Вот я и уговорила Юкико вернуться.

– Выходит, никто из вас не видел, что делала Хару?

– Нет, – ответила Юкико, – но мы добрались как раз до деревьев перед хижиной.

– А Хару так ловчила, как будто задумала недоброе, – добавила Ханако. – Не иначе как она все подожгла.

"Возможно, Хару ходила на тайное свидание с Оямой", – подумал Сано. Если так, то что произошло между ними? Каким образом причастны к этому убитая женщина и ребенок?

– Больше вы там никого не видели? – спросил Сано.

– Нет, господин, – ответила Юкико.

– И не слышали ничего необычного?

Девочки помотала головами. Если они не солгали, а Сано не видел причин думать иначе, он получил подтверждение словам настоятельницы о том, что Хару не было в приюте той ночью.

– Что же вы сделали потом? – спросил Сано.

– Мы... м-м... отправились спать.

Итак, девочки не помогли ему восстановить ход нескольких последних часов, проведенных Хару перед пожаром. Сано поблагодарил их, после чего сделал обход храмовой территории, пристально изучая дворы и постройки. Но не заметил ни одного люка, ведущего под землю. На дорожке он встретил паломника с узлом на спине и посохом. Из-под соломенной шляпы смотрело лицо сыщика Канрю. Он разминулся с Сано, словно видел его впервые, лишь слегка тряхнув головой, и прошествовал дальше. Сигнал означал, что его команда шпионов пока не нашла в храме ничего подозрительного.

Привратник в резиденции сказал Сано, что первосвященник медитирует.

Сано начало раздражать, что его избегают, однако он перенес встречу с Анраку на завтрашний полдень, не смея оскорбить религиозные чувства сёгуна нарушением храмового устава. Итак, он спустился в переднюю, которая была избрана временным штабом следствия. Три его сыщика там проводили дознание среди членов секты Черного Лотоса.

– Нашли что-нибудь? – спросил их Сано в перерыве.

– Мы опросили примерно полсекты, – ответил один. – И пока не обнаружили членов семьи Оямы или кого-то из его недругов. И похоже, никто из здешних не располагал ни мотивом, ни возможностью совершить преступление.

"Кроме Хару", – мрачно подумал Сано. Вместе с помощниками он продолжил опрос служителей, сознавая, что, пока не найдет улик против кого-то еще, его единственной подозреваемой останется Хару и нужно будет приложить все усилия, чтобы Рэйко порвала с ней.