Узрите бодхисатву Неисчерпаемой Силы!

Тело его прекрасно,

Лик его совершеннее, чем тысяча лун,

А око сверкает подобно миллиону солнц.

Сутра Черного Лотоса

По широкому тракту, пролегавшему от южных ворот замка Эдо через территорию даймё, тек поток ранних путников. Конные самураи и пеший люд, пробирающиеся между стен укрепленных поместий, ненадолго расступились, пропуская процессию из вместительного паланкина с охраной, отмеченного гербом Токугавы. В паланкине друг против друга сидели Рэйко и госпожа Кэйсо-ин, державшие путь к храму Черного Лотоса. День выдался промозглый и туманный, и дамы укрылись по грудь одеялом, расстелив его на обе стороны.

– У тебя такой вид, словно ты чем-то недовольна, – произнесла Кэйсо-ин. Ее тучное тело и многочисленные подбородки колыхались при каждом толчке. – Что-то не так?

Рэйко весь вечер и бессонную ночь изводила себя, оживляя в памяти вчерашний разговор с мужем. Сано так и не вышел из кабинета. Он терпеть не мог ссор, как и она, но гордость не позволяла им идти на уступки.

Вспомнив, как он ушел утром, даже не попрощавшись, Рэйко едва не расплакалась.

– Нет-нет, все в порядке, – сказала она с напускной веселостью. Не забывая об обязанности развлекать мать сёгуна во время поездки, она указала за окно. – Смотрите, какая прелестная мебель в той лавке!

– Просто загляденье! – согласилась госпожа Кэйсо-ин.

Всю дорогу по городу Рэйко как-то ухитрялась поддерживать беседу, но, оказавшись в лесу на подступах к району Дзодзё, не на шутку встревожилась. Рано или поздно муж узнает, что она пренебрегла его приказом. Страх презрения Сано не давал ей покоя. Она щебетала о пустяках, а сама без конца думала, что без новых улик в пользу Хару или во вред кому-то еще девушку осудят и Черный Лотос останется безнаказанным. Но теперь, после дерзкого побега из дома, оставалось только довести поиски до конца. "Отвечать – так за все сразу", – решила Рэйко.

Пока она так думала, нога Кэйсо-ин толкнула ее под одеялом.

– Прошу прощения, – сказала Рэйко, вежливо взяв вину на себя.

Она даже подвинулась, чтобы освободить больше места для Кэйсо-ин, но не прошло и пяти минут, как они снова столкнулись. Кэйсо-ин хихикнула. Рэйко вздрогнула, почувствовав, как та скользнула пальцем ноги по ее бедру.

– Я знаю отличный способ скоротать время, – кокетливо начала Кэйсо-ин.

Сомнений быть не могло. В порыве смятения и неприязни Рэйко поджала колени. Старуха домогалась ее, как она и предчувствовала. Что же делать?

Кэйсо-ин пересела к ней. Рукой в старческих темных пятнах погладила Рэйко по щеке.

– Да ты просто красавица, – томно вздохнула она.

Отвернувшись, чтобы не чувствовать кислого запаха изо рта Кэйсо-ин, Рэйко едва удержалась от негодующего окрика.

– Нет, я не могу! – выпалила она, хотя и догадывалась, на что способна отвергнутая мать сёгуна.

– Почему же? – спросила Кэйсо-ин. – Дорога долгая, и у нас еще уйма времени. – Внезапно она отстранилась и пристально оглядела Рэйко. – Так ты хочешь сказать, что я тебя не прельщаю. Считаешь меня толстой уродиной. По лицу вижу! – Ее слезящиеся глаза излучали обиду и ярость. – Я ей помогаю, а она нос воротит. Стойте! – прокричала Кэйсо-ин в окно своему кортежу. – Сейчас только выкину эту потаскушку, и можете поворачивать домой!

Носильщики резко остановились.

– Подождите, пожалуйста! – взмолилась Рэйко. Не сумей она вовремя ублажить Кэйсо-ин – и ее ждет такая расправа, в сравнении с которой изгнание из паланкина посреди дороги покажется сущим праздником.

– Я непременно расскажу сыну, как ты обошлась со мной. Муж дорого заплатит за твое бессердечие. – Кэйсо-ин театрально распахнула дверцу. – А теперь – вон!

Рэйко живо представила, как Сано лишают должности, имущества, чести и – что страшнее всего – обезглавливают. Ее объял ужас.

– Простите меня, высокочтимая госпожа! Я вовсе не думала вас отвергать, – залепетала Рэйко.

Кэйсо-ин смотрела по-прежнему оскорбленно, но дверцу затворила.

– Просто я никогда еще не была с женщиной, – призналась Рэйко, лихорадочно соображая, что сказать дальше. – И сейчас очень стесняюсь: ведь нас могут увидеть или услышать, и я не смогу раскрепоститься, чтобы угодить вам должным образом.

– Пожалуй, что так. – Кэйсо-ин сменила гнев на милость и приказала свите продолжать путь к храму. Когда носилки пришли в движение, она снова устроилась среди подушек. – Этим можно заняться и попозже.

Рэйко мысленно возблагодарила богов за отсрочку, надеясь, что "попозже" никогда не наступит.

По мере приближения к Дзодзё шум с дороги усилился. То и дело доносились выкрики торговцев амулетами. Вскоре носильщики опустили паланкин, открыли дверцу и помогли матери сёгуна выйти. Рэйко последовала за ней. Вместе с госпожой и ее стражами они зашли на храмовой двор, где им навстречу уже торопились священники.

– Милости просим, ваше высочество, – произнес священник во главе делегации. То был Кумасиро. Увидев Рэйко, он насупил брови, и его шрам-ящерица побагровел от прилива крови.

– Мы хотим видеть первосвященника Анраку, – произнесла Кэйсо-ин.

Рэйко заметила недовольный блеск в глазах Кумасиро, а потом – понимание того, что мать сёгуна не потерпит отказа. Он сказал:

– Разумеется, ваше высочество. Прошу следовать за мной.

"Ну вот, – подумала Рэйко. – По крайней мере рискованная затея привела нас сюда. Теперь нужно извлечь из беседы как можно больше пользы".

Кумасиро провел их с Кэйсо-ин в рощу из частых кривых сосен позади жилища настоятеля. Меж ветвей Рэйко разглядела тростниковую кровлю. Когда женщины шли по тенистой дорожке в ту сторону, вдруг послышалось учтивое:

– Миллион благодарностей за то, что почтили нас своим присутствием, о достопочтенная матушка его превосходительства сёгуна. Приветствую и вас, госпожа Рэйко. – Голос был мужской.

Кэйсо-ин удивленно воскликнула:

– Как он мог узнать того, кого не видит?

– Я вас вижу. – В тоне говорящего сквозило веселье. – Только мое знание происходит от истинного видения.

"Возможно, первосвященник нанимает шпионов, чтобы те загодя докладывали о посетителях", – предположила Рэйко.

Стылый влажный воздух рощи пах сосновой смолой. Впереди показалась беседка – приподнятый настил для татами под крышей, покоящейся на деревянных столбиках. Посередине сидел в позе лотоса бритоголовый незнакомец. В свете туманного полдня его кипенно-белые одежды как будто испускали сияние.

– Пожалуйста, присоединяйтесь. – Анраку кивнул на две подушки-валика, лежащие напротив него.

Кэйсо-ин взобралась по ступенькам беседки, оставила сандалии на дощатом полу у края циновки и опустилась на валик. Следуя ее примеру, Рэйко заметила, что Кумасиро уже исчез за деревьями. Пока Анраку, по обыкновению, начал угощать новоприбывших чаем, Рэйко удалось его рассмотреть.

Тридцати с небольшим лет, первосвященник был широкоплеч и мускулист и вместе с тем довольно высок. Смуглая кожа, волевой подбородок, высокие скулы и тонко очерченные нос и губы делали его редкостным красавцем. Левый глаз Анраку, мрачно посверкивая, смотрел на Рэйко с легким лукавством, словно его обладатель разглядел ее замешательство и от души забавляется. Другой глаз священника был скрыт черной повязкой.

Кэйсо-ин отдала должное его внешности – поправила волосы и расплылась в слащавой улыбке. В этот миг появилась стайка монахинь с чайными подносами и блюдами пирожных, которые были молча поданы гостям.

– А ведь вы даже не посылали за ними! – восхитилась Кэйсо-ин.

– Нет нужды прибегать к словам. Мои подопечные обладают шестым чувством и заранее узнают о моих приказах.

Отвечая Кэйсо-ин, Анраку задержал взгляд на Рэйко. И она, несмотря на стремление разоблачить злонамеренность секты и объяснить трюк с монахинями, которых мог позвать Кумасиро, не могла не ощутить его необычайной притягательности.

– Мне вчера привиделось, что мы сидим здесь вот так, как сейчас. – Анраку слегка улыбнулся Рэйко. – Значит, вы желаете поговорить о Хару и о пожаре?

"Наверное, настоятельница рассказала, что я просила аудиенции", – решила Рэйко.

– Да, желаю.

Кэйсо-ин сердито покосилась на нее с явным намерением привлечь внимание Анраку к себе.

– Скажите, – обратилась она к первосвященнику, – почему вы носите повязку?

Взгляд, украдкой брошенный на Рэйко, подразумевал, что мать сёгуна желает пооткровенничать с новым фаворитом и не хочет, чтобы ей мешали.

– Мой правый глаз – незрячий, – ответил Анраку.

– Какая жалость, – вздохнула Кэйсо-ин.

– Совсем нет, – возразил Анраку. – Частичная слепота позволяет мне видеть то, что сокрыто от остальных... Как окно в будущее, коридор, пронзающий множество миров в колесе мироздания.

Его слова, видимо, впечатлили Кэйсо-ин.

– Как же это случилось?

Сияние зрячего глаза Анраку померкло, словно он направил его внутрь.

– Много лет назад, обвиненный слабыми и завистливыми, я был изгнан за проступки, которых не совершал. Одиноким путником скитался я по стране, но, куда бы ни шел, всюду встречал ругань и гонения. Тогда я решил удалиться от мира.

Рэйко вспомнила министра Фугатами и его рассказ о том, как Анраку выгнали из монастыря за присвоение священнического сана, и о его последующей жизни в качестве странствующего шулера-монаха, обиравшего крестьян. "И поделом ему", – могла бы сказать Рэйко, но, естественно, промолчала. Ей очень хотелось узнать, чем же он занимался те несколько лет, в которые его никто не видел.

– Я совершал восхождение на гору Хиэй, эту священную вершину неподалеку от столицы империи, – поведал Анраку, – намереваясь просить наставления в храме Энряку.

В древние времена, вспомнила Рэйко, Энряку был заповедником для всяческого отребья, поскольку полиция туда не допускалась. Да и теперь всякий, кому было что скрывать, мог запросто там укрыться.

– Внезапно сгустился туман. Все вокруг стало белым и расплывчатым. Я стал пробираться наверх, но тропа вдруг исчезла. Я насквозь вымок, продрог и валился наземь от усталости, да еще сбился с дороги... – Анраку понизил голос, словно заново переживая ужасы скитания в тумане.

Кэйсо-ин смотрела во все глаза. Даже Рэйко оценила его талант рассказчика.

– ...И тут я выбрался на чистый воздух поросшей лесом лощины на вершине горы. Небо надо мной было подернуто облаками, как и земля там, внизу. Я обернулся и увидел крошечную хижину. Из нее вышел старик в рубище и сказал мне: "Я пущу тебя переночевать, если ты отработаешь свой ночлег".

Итак, я нарубил дров, развел огонь в хижине и испек рыбу, которую поймал в ручье. Ночью, как мы условились, я лег на полу. Когда рассвело и я открыл глаза, вчерашний старик стоял рядом. Вдруг он преобразился – время, казалось, больше не властвовало над ним; он стал безмятежно-прекрасен и воссиял ослепительным светом. Мне явилась одна из инкарнаций Будды.

– Потрясающе! – пробормотала госпожа Кэйсо-ин.

"Обычная песня монаха-мошенника", – подумала Рэйко. Хотя в отличие от других Анраку как будто верил в свои россказни.

– А потом Будда снова стал стариком, – продолжил первосвященник. – Я молил его взять меня в ученики, и он согласился. Восемь лет от зари до зари я был у него в услужении, но он и не думал меня учить. В конце концов я разочаровался и сказал: "Я много служил тебе, пора и честь знать". Старик расхохотался мне в лицо, будто радуясь, что провел меня. В тот же миг грянул гром и сквозь прореху в небе хлынуло сияние. В его лучах старик вновь преобразился в Будду, поднял руку и молвил: "Вот знание, которое ты искал". – Рассказчик воздел руку. – Из ладони Будды ударила молния, поразив меня в глаз. Я с криком упал и забился в судороге. Пока огонь молнии палил меня изнутри, Будда сказал: "Нарекаю тебя бодхисатвой Неисчерпаемой Силы. Неси же мое учение по всей земле и раздавай людям благословение, что отныне дарую тебе". Потом он прочитал строки, и его голос запечатлел их в моей памяти. То были сутры Черного Лотоса. Тайный путь к просветлению, он вспыхнул передо мной подобно звездной реке... Когда боль утихла, Будды уже не было. Хижина и облака исчезли. Предо мной внизу расстилалась земля у подножия горы, но видеть я мог ее лишь одним – левым – глазом. Правый опалило до черноты, но теперь его взор проникал в бесконечные измерения, охватывая пространство и время. Я видел то, что случалось до моего рождения и в необозримом будущем, в самых дальних странах. – Голос Анраку дрожал от волнения. – Мне было видение, что я построю здесь храм. Тогда я встал и спустился с горы, навстречу судьбе.

Рэйко слышала, что Будда существует во множестве воплощений и что некоторые люди наделены исключительными способностями. С другой стороны, неизвестно, чем занимался Анраку эти восемь лет; все его объяснения могли быть вымышленными, как и видения.

– В чем же тайна сутр Черного Лотоса? – горячо поинтересовалась Кэйсо-ин.

Анраку тактично улыбнулся.

– Увы, этого нельзя объяснить. Постичь ее способны лишь избранные адепты.

– Что ж, в таком случае я присоединюсь, – заявила Кэйсо-ин с присущей ей скоропалительностью.

Рэйко обомлела.

– Может, стоит все хорошенько обдумать, прежде чем принимать такое решение? – подсказала она.

– Мысль – это лишь иллюзия, скрывающая наше предназначение, – изрек Анраку, укоризненно ей улыбаясь. – Если ее высочеству суждено стать одной из нас, так тому и быть.

Обратись к Кэйсо-ин, он сказал:

– Позвольте мне заглянуть в вашу душу.

Кэйсо-ин подалась вперед. Некоторое время Анраку буравил ее взглядом. У Рэйко при этом возникло жутковатое ощущение, будто сосредоточенность излучает его черная повязка – словно неведомое оружие, наведенное на Кэйсо-ин. У Рэйко пересохло во рту. Если Анраку навредит матери сёгуна, отвечать придется ей.

– Вы дама скромного происхождения, чья красота пленила великого властелина, – сказал первосвященник. – Ваши мудрые советы помогают сыну в государственных делах, а доброта и благочестие снискали вам уважение и любовь подданных. Вы наделены редким, необыкновенным даром.

Кэйсо-ин ахнула.

– Вылитая я!

"Он ничего не сказал сверх того, что известно в народе, а предположить, что Кэйсо-ин почитает себя одаренной, было проще простого", – подметила Рэйко.

Теперь же Анраку устремил свой зловещий, почти осязаемый взгляд на нее.

– В вас я вижу болезненный разлад, – произнес он печально. – Одной частью души вы тяготеете к мужчине, другой – к девочке, которая вам не родня. Вы разрываетесь между любовью и долгом. Предпочесть одно – значит пожертвовать другим. Вас мучит страх ошибиться с выбором. Вы боитесь, что безвозвратно скомпрометировали себя.

Рэйко онемела от потрясения. Конечно, подопечные могли доложить ему, что она пытается помочь Хару, но как он мог угадать ее чувства? Прохладная шумящая рощица как будто кишела полчищами злых сил, павильон напоминал тесную клетку. Чем же объясняется прозорливость Анраку – сверхъестественным даром или слежкой? Пугало и то и другое.

– Вашему духу грозит большая опасность, если вы не преодолеете этот разлад, – сказал Анраку. – Сутры Черного Лотоса покажут вам путь к духовной целостности. Достопочтенная госпожа Рэйко, вы, как и ее высочество, должны присоединиться ко мне.

– Да-да, давайте присоединимся! – подхватила Кэйсо-ин.

– Я пришла не себя обсуждать, – резко ответила Рэйко, чтобы скрыть испуг. Чем бы ни объяснялась способность Анраку видеть людские чувства, она делала его опасным противником. – Я хотела поговорить о пожаре и убийствах. Что вам известно о них?

Анраку продолжал излучать безмятежность.

– Известно, что многое не так просто, как кажется, – ответствовал он.

– Что подсказывает ваше видение?

Священник молча улыбнулся, явно заметив подвох.

– Где были вы в ночь пожара? – спросила Рэйко.

– На чествовании одной святыни в Осаке.

Путь из Эдо в Осаку занимал не день и не два. Не успела Рэйко полюбопытствовать, есть ли свидетели его пребывания там, Анраку добавил:

– Я был и в Китае.

Рэйко спросила, совершенно сбитая с толку:

– Но ведь закон запрещает покидать пределы Японии, а если бы и разрешал, нельзя же быть в двух местах сразу!

Выражение лица Анраку пошатнуло ее доводы.

– Я не связан никакими законами – ни природными, ни человеческими. Сила, данная мне Буддой, позволяет моему духу быть в разных местах одновременно.

– Невероятно! – воскликнула Кэйсо-ин. – Вы должны непременно научить меня этому!

– А где находилось ваше тело? – спросила Рэйко.

– Лежало в опочивальне, охраняемое моими учениками.

Это по крайней мере можно было проверить, и все же Анраку вызывал у нее сомнения и страх. Неизвестно, насколько волшебными были его способности, но на людей он влиял несомненно.

По словам Хираты и министра Фугатами, его обвиняли в вымогательстве, жульничестве, похищениях и запугивании людей. Так кто же он – подлинный мистик, не ведающий о бесчинствах, творимых сектантами, или безумец, с чьей подачи они совершаются?

– Что вы можете сказать о начальнике полиции Ояме? – спросила Рэйко.

– Как последователь, он был весьма ценен и не скупился на пожертвования.

– От такого провидца, как вы, не могло ускользнуть, что он завещал вашей секте двадцать тысяч кобанов. – Рэйко думала выудить у Анраку признание в том, что убийство Оямы было ему на руку.

– Простым смертным не дано знать известного мне, – произнес священник с кроткой улыбкой, означающей для Рэйко недоказуемость его участия в деле.

Не смутившись этим, она сказала:

– В таком случае расскажите, что вам известно о сиделке Тиэ.

– У нее был дар исцелять людей и воля творить добро, – ответил Анраку.

"Должно быть, он слышал об опознании и решил, что отпираться нет смысла, – подумала Рэйко. – Хитер, ничего не скажешь: ни намека на неприязнь к убитым".

– Не знаете ли вы, случайно, чьим был погибший ребенок?

– Понятия не имею, – ответил Анраку.

Его взгляд на мгновение померк, но, прежде чем Рэйко успела подумать о причине, вновь обрел невозмутимость. Ясно было лишь то, что он ей солгал. И все же, допуская, что убийца – Анраку, не стоило забывать о его влиянии в храме.

– Я хочу разобраться, замешана Хару в преступлении или нет, – сказала Рэйко. – Что вы можете сообщить о ее характере?

Все время, пока они разговаривали, Анраку был неестественно недвижим, но сейчас немного расслабился, словно давая отдых напряженным мускулам.

– Какие бы неприятности она ни причиняла в прошлом, мое наставничество искоренило в ней дурные наклонности.

"Не то чтобы Хару это оправдывает, но, может быть, хватит, чтобы убедить Сано", – подумала Рэйко.

Кэйсо-ин беспокойно заерзала.

– Довольно разговоров об убийствах, – сказала она. – Когда меня посвятят в члены Черного Лотоса?

– Прямо сейчас, если угодно. – Единственный глаз Анраку вспыхнул алчным огнем.

Как бы Рэйко ни хотелось расспросить его об Истинном Благочестии и обвинениях против секты, прежде всего требовалось увести мать сёгуна подальше от храма.

– Может, сначала госпоже будет угодно посоветоваться со священником Рюко?

При упоминании своего духовника и любовника Кэйсо-ин задумалась и произнесла:

– Да, пожалуй.

– Тогда давайте вернемся в замок. – Рэйко надеялась, что упомянутый Рюко заподозрит в Анраку соперника за расположение повелительницы и разубедит Кэйсо-ин.

– А пока я распоряжусь послать вам знак моего благоволения, – пообещала та первосвященнику.

– Благодарю от всего сердца. – Анраку поклонился. – И жду вашего возвращения.

На прощание он смерил Рэйко надменным взглядом, словно говоря: "Противься сколько хочешь, все равно будет по-моему".

По дороге через садик к воротам Кэйсо-ин восторгалась:

– Ну разве не чудо этот Анраку? Словно Бог во плоти! И я ему нужна!

"Может, Бог, а может, шарлатан, жаждущий поживиться от славы и могущества Токугавы".

– А вдруг он опасен? – сказала Рэйко.

– Чепуха! – фыркнула Кэйсо-ин.

Подойдя к паланкину, Рэйко спросила:

– Вы не будете возражать, если я не поеду вместе с вами? Мне нужно выполнить одно поручение.

– Как хочешь, – равнодушно ответила Кэйсо-ин.

По крайней мере Анраку заставил ее забыть об увлечении женщинами. Впрочем, Рэйко по-прежнему не оставляла тревога: узнай Сано о том, чего она так счастливо избежала и во что впутала Кэйсо-ин, ей несдобровать. А когда она приказала страже нанять носилки до Синагавы, к ее страхам добавился новый: рано или поздно Сано обнаружит, что она ослушалась его приказа не участвовать в расследовании министра Фугатами.