Вызов последовал на рассвете.

Замок Эдо, парящий на своем холме над городом, тянул к небу сторожевые башни и островерхие крыши, сверкающие словно сталь, покрытая льдом. Двое слуг сёгуна в сопровождении солдат спешили мимо казарм, окружавших особняки, в которых жили высокие сановники. Холодный порывистый ветер развевал, знамена в руках солдат и срывал дым с их фонарей. Отряд остановился у ворот Сано Исиро, сёсакана-самы сёгуна — Благороднейшего Расследователя Событий, Ситуаций и Людей.

Сано спал в своем имении под грудой одеял. Ему снилось, что он в храме Черного Лотоса, на месте преступления, которое расследовал три месяца назад. Сумасшедшие монахи и монашки бьются с ним и его солдатами; гремят взрывы, бушует пламя. Но, бросаясь с мечом на восставшие из прошлого тени, Сано чутко уловил приближающуюся опасность и, мгновенно проснувшись, отбросил в темноте одеяла и сел, вдохнув выстуженный воздух спальни.

— В чем дело? — сонно спросила его жена, Рэйко.

За дверью послышался голос главного вассала Сано, Хираты:

— Сёсакан-сама, простите, что беспокою, но по срочному делу прибыли посланцы сёгуна и хотят видеть вас немедленно.

Спустя несколько минут, быстро одевшись, Сано с двумя посланцами сидел в приемной комнате. Служанка принесла чашки с чаем. Заговорил старший из посланцев, преисполненный чувства собственного достоинства самурай по имени Ода.

— Мы принесли информацию о серьезном инциденте, который требует вашего личного участия. Скончался кузен его превосходительства сёгуна, досточтимый правитель Мицуёси Мацудаира. Вам, несомненно, известно, что он был не просто родственником сёгуна, но и его вероятным наследником.

У сёгуна до сих пор не было сыновей, и если он умрет, не оставив потомства, должность высшего диктатора Японии унаследует один из родственников. Сано знал, что Мицуёси — двадцатипятилетний фаворит сёгуна — был вероятным кандидатом.

— Мицуёси-сан, — продолжал Ода, — провел вчерашний вечер в Ёсиваре. — Этот квартал удовольствий Эдо — единственное в городе место, где была легализована проституция. Мужчины всех слоев общества ездили туда выпить, покутить и насладиться услугами проституток — женщин, проданных в публичные дома бедными семьями и сосланных в Ёсивару за преступления. Квартал находился на некотором удалении от Эдо, чтобы щадить общественную нравственность и сохранять пристойность. — Там его и зарезали.

Сано оцепенел: это действительно серьезно, поскольку любое покушение на члена правящего клана Токугава расценивалось как угроза режиму и считалось государственной изменой. А убийство столь близкого сёгуну человека являлось особо опасным преступлением.

— Каковы обстоятельства убийства? — спросил Сано.

— Детали нам неизвестны, — отозвался младший из посланцев, бравый начальник телохранителей сёгуна. — Вы сами должны выяснить это. Сёгун приказал вам расследовать преступление и схватить убийцу.

— Я приступлю к работе немедленно. — Поклонившись посланцам, Сано ощутил, как ответственность легла ему на плечи тяжелым бременем, и неизвестно, выдержит ли он его. Детективная работа была его призванием, он не боялся трудностей, связанных со справедливым возмездием убийцам, но пока не был готов к очередному крупному делу. Расследование преступлений «Черного Лотоса» измотало его физически и морально. Он ощущал себя раненым воином, снова идущим в бой, хотя его раны еще не затянулись. И понимал, что это убийство таит в себе не меньшую опасность, чем дело «Черного Лотоса».

После долгой поездки, продрогшие Сано, Хирата и пятеро полицейских около девяти утра добрались до квартала удовольствий. Снежинки, медленно кружась, опускались на черепичные крыши Ёсивары; в водах окружающего квартал рва отражалось затянутое тучами небо. Над опустевшими полями пронзительно кричали вороны. Сано и его спутники спешились у высокой стены, удерживающей шумное веселье в установленных для него пределах, а проституток — от побега. Белые облачка дыхания уносил ледяной ветер. Они оставили коней конюшему и направились по мосту к запертым ярко-красным воротам, из-за которых неслись возбужденные крики.

— Выпустите нас! — требовали мужчины. — Мы хотим вернуться домой!

— Никто никуда не пойдет! Приказ полиции, — отвечали задержанным стражники из Ёсивары.

Тяжелые доски ворот затряслись от ударов.

— Значит, полиция первой попала на место преступления, — сказал Хирата. На его молодом лице появилась тревога.

У Сано упало сердце, поскольку, несмотря на свое высокое положение и близость к сёгуну, от полиции Эдо он мог ожидать скорее помех, чем содействия.

— По крайней мере, они задержали людей, которые были в Ёсиваре прошлой ночью. Это избавит нас от проблем с поиском свидетелей.

Он подошел к стражникам, которые поспешили поклониться ему и его людям. Сано представился, объявил о цели своего приезда и спросил:

— Где смерть настигла правителя Мицуёси?

— В агэя «Овария», — ответили ему.

Сано знал, что Ёсивара — замкнутый мирок, живущий по собственным правилам. Здесь жили примерно пятьсот проституток, ценившихся в соответствии со своей красотой и умениями. Первоклассные женщины именовались, таю с постоянным эпитетом кэйсэй — разрушающие замки, — поскольку своим влиянием могли уничтожать мужчин и стирать с лица земли целые царства. Хотя все проститутки жили и принимали мужчин в борделях, таю развлекали посетителей в агэя, домах свиданий, которые использовались только для этих целей. «Овария» была самой престижной и предназначалась для богатых и именитых клиентов.

— Откройте ворота и дайте нам пройти, — приказал Сано стражникам.

Те подчинились. Сано и его люди вошли в квартал удовольствий сквозь вопящую толпу. На главной улице Наканотё, делящей Ёсивару пополам, ветер раскачивал незажженные фонари на скатах крыш деревянных зданий и разносил запах мочи. Чайные домики были полны сердитых помятых мужчин. Женщины с разрисованными лицами алчно поглядывали на прохожих сквозь решетки на окнах. Вслед Сано и его отряду звучали возбужденные голоса, солдаты Токугавы патрулировали Наканотё и шесть перпендикулярных ей улиц.

Убийство наследника сёгуна на время остановило непрерывные празднества.

Сано повернул на улицу Агэятё, по обеим сторонам которой располагались дома свиданий с зарешеченными фасадами и балконами. Слуги прохаживались перед крытыми подъездами. Дым от угольных жаровен завивался на ветру и смешивался со снежинками. Несколько самураев стояли на часах перед «Оварией», покуривая трубки. У некоторых на плащах виднелись гербы Токугавы в виде трилистника штокрозы; в руках других, одетых в узкие штаны и короткие кимоно, были дзиттэ — металлические палки для отражения удара меча, обычное оружие полицейских. Все они с откровенной враждебностью смотрели на Сано.

— Догадываюсь, кто их сюда привел, — гневно прошептал Хирата.

Когда они подошли к «Оварии», дверь открылась, и из дома вышел высокий широкоплечий самурай в роскошном плаще, подбитом черным шелком, — чуть за тридцать, надменный, с худым, поразительно красивым лицом. При виде Сано его полные, чувственные губы искривились в мрачной усмешке.

— Приветствую, сёсакан-сама, — сказал он.

— Приветствую вас, досточтимый начальник полиции Хосина, — ответил Сано. Они обменялись поклонами, и воздух буквально завибрировал от ненависти.

Впервые они встретились в Мияко, императорской столице, где Сано расследовал убийство придворного сановника. Хосина был главой местной полиции и делал вид, что помогает Сано, а на самом деле интриговал против него вместе с канцлером Янагисавой, самым могущественным чиновником в стране после сёгуна. Янагисава и Хосина стали любовниками, и канцлер назначил Хосину начальником полиции Эдо.

— Что вас сюда привело? — Хосина не скрывал, что Сано вторгается на его территорию.

— Приказ сёгуна, — ответил Сано, привыкший к его неприкрытой враждебности. Тогда, в Мияко, Сано победил, и Хосина не забыл этого. — Я прибыл, чтобы расследовать убийство. Если, конечно, вы уже не нашли преступника.

— Нет… — неохотно бросил Хосина и, скрестив на груди руки, загородил вход в агэя. — Но вы напрасно сюда приехали, поскольку я уже веду расследование и готов предоставить вам необходимую информацию.

Результатом дела в Мияко стало перемирие между Сано и Янагисавой — прежними врагами, — но Хосина не смирился, усматривая в Сано угрозу своей карьере в бакуфу, военном правительстве Японии. И теперь, укрепившись в новой должности и обзаведясь союзниками, он начал действовать против него. Их пути часто пересекались, и Хосина старался показать себя более талантливым детективом и всячески пытался подорвать позиции Сано. Он вел собственное следствие по тем же делам в надежде опередить Сано и стяжать все лавры. Хосина явно не собирался отступать и на сей раз, и Сано не мог остановить его. Он был высокопоставленным чиновником сёгуна, а Хосина — фаворитом канцлера Янагисавы, который контролировал сёгуна и фактически правил Японией. Поэтому начальник полиции мог многое себе позволить, не переступая грань открытой конфронтации, которая обеспокоила бы их покровителей.

— Предпочитаю все увидеть сам, — спокойно, но твердо сказал Сано и выдержал взгляд соперника.

Хирата и детективы окружили его, а полицейские придвинулись к Хосине. Дул сильный ветер, издалека доносилась чья-то злобная ругань. Хосина рассмеялся, словно наглая выходка по отношению к Сано была просто шуткой, и отступил в сторону:

— Как вам будет угодно.

Однако он последовал за детективами в агэя. У входа, где стоял стражник, начинался коридор между комнатами, отделенными друг от друга деревянными решетками и бумажными перегородками. В роскошной гостиной горела лампа. Там сидели две симпатичные проститутки, восемь насупленных самураев, несколько просто одетых женщин, по виду служанок, и толстый пожилой мужчина небольшого роста в сером халате. Все с мрачным ожиданием посмотрели на вошедших. Пожилой мужчина вскочил и поспешно опустился на колени перед Сано.

— Пожалуйста, позвольте мне представиться, господин, — низко поклонился он. — Я Энгоро, владелец «Оварии». Прошу вас поверить, раньше здесь не случалось ничего подобного. — Он дрожал всем телом от страха, что сёсакан-сама сёгуна обвинит его в убийстве. — Пожалуйста, поверьте, никто из моего заведения не совершал этого страшного преступления.

— Никто вас и не обвиняет, — сказал Сано, хотя все находившиеся в Ёсиваре во время убийства были на подозрении до получения доказательств их непричастности. — Покажите мне, где умер правитель Мицуёси.

— Конечно, господин. — Владелец заведения с трудом поднялся на ноги.

— Он вам не нужен. Я сам могу все показать, — бросил Хосина.

Сано подумал, что неплохо бы вывести Хосину из дома, но решил просто не обращать на него внимания. Опасно злить приятеля канцлера Янагисавы. Кроме того, не следует полагаться на информацию Хосины, поскольку тот наверняка направит его по ложному пути.

Осмотрев собравшихся в гостиной людей, Сано обратился к хозяину:

— Прошлой ночью все они были в доме?

— Да, господин.

Сано установил, что четверо из самураев являлись вассалами правителя Мицуёси, и посмотрел на Хирату и детективов. Те кивнули и прошли в гостиную, чтобы допросить вассалов, проституток, других клиентов и слуг. Владелец агэя привел Сано наверх, в просторную спальню в передней части дома. Тот окинул взглядом горящие лампы, фрески с пейзажами и позолоченную ширму, затем его внимание привлекли находившиеся в комнате люди. Два солдата готовились вынести завернутое в материю тело, лежавшее на растерзанной постели. Какой-то самурай в ярком халате копался в куче одежды, вываленной на татами, другой рылся в ящике встроенного шкафа. Сано узнал в них старших офицеров полиции.

— Ёрики Хаяси-сан. Ёрики Ямага-сан! — При виде того, как они уничтожают следы на месте преступления и собираются унести тело, прежде чем он сможет все обследовать, Сано охватил гнев. — Прекратите немедленно! — приказал он.

Полицейские нехотя поклонились, хмуро посматривая на Сано. Тот понимал — они не забыли, что он был одним из них, злятся на его возвышение и готовы подставить ему подножку при любом удобном случае.

— Сейчас же уходите отсюда! — жестко приказал он.

Хаяси и Ямага обменялись взглядами с начальником полиции Хосиной, стоявшим в дверях.

— Желаю вам удачи, сёсакан-сама, она вам наверняка понадобится, — презрительно проговорил Ямага и вместе с Хаяси вышел из комнаты.

Хозяин заведения шмыгнул в угол, а Хосина наблюдал за реакцией Сано. Сано посчитал бессмысленным гневаться или сожалеть, что его старые враги работают теперь вместе с новым. Он опустился на корточки рядом с постелью и отбросил белую материю, прикрывавшую труп правителя Мицуёси.

Наследник сёгуна лежал на спине, руки покоились вдоль тела. Бронзового цвета атласный халат был, распахнут, открывая обнаженный мускулистый торс, поникший пенис и вытянутые ноги. Над выбритым теменем красовалась уложенная кольцом прядь волос. Из левого глаза торчал длинный гладкий стержень, похожий на женское украшение для волос — два черных лаковых шипа заканчивались шариком, вырезанным из киновари в виде цветка. Кровь и слизь сочились из-под глубоко сидящих в глазу шипов и стекали по щеке Мицуёси на матрас. Изувеченный глаз заливала кровь, другой глаз косился на рану, рот в удивлении открыт.

Сано поморщился при виде этой печальной картины; к горлу подступила тошнота, когда он более пристально осмотрел тело, вспоминая, что ему известно о кузене сёгуна. Красивый щеголь Мицуёси в один прекрасный день мог стать правителем Японии, однако он мало интересовался политикой, полностью отдавшись праздной жизни. Он был великолепным бойцом, однако явно не пытался сопротивляться убийце. Запах алкоголя позволял предположить, что он был пьян и находился в забытьи, когда его убили. Сано уловил мускусный дух спермы.

— Кто из женщин был с ним прошлой ночью? — спросил он хозяина.

— Одна из таю — госпожа Глициния.

Это имя тревожно отозвалось в душе Сано. Он познакомился с госпожой Глицинией во время своего первого дела, связанного с двойным убийством. Одной из жертв была ее подруга, и таю, дала Сано информацию, которая помогла ему поймать убийцу. Красивая, необычная и полная очарования, она соблазнила его, и Сано помнил физические ощущения от близости с ней, хотя с того момента, когда он видел ее в последний раз, прошло четыре года, и он был женат на женщине, которую страстно любил.

— Вы знакомы с госпожой Глицинией? — пристально посмотрел на него Хосина.

— Слышал о ней. — Сано предпочел бы скрыть их знакомство. Он знал, что Глициния покинула Ёсивару вскоре после их первой встречи. Он сам помог ей в этом в благодарность за помощь, которую она ему оказала. Он еще несколько раз навестил ее, но жизнь становилась все насыщенней и их отношения прекратились. Позднее он услышал, что она вернулась в квартал удовольствий, но не знал почему. И теперь был встревожен тем, что она связана с этим убийством.

— Где она сейчас? — спросил Сано.

— Она исчезла, — ответил Хосина. — Похоже, ни одна живая душа не знает, как и куда она скрылась.

Сано почувствовал облегчение — ведь теперь ему не придется встречаться с госпожой Глицинией и прошлое останется тайной. Но в этом случае он теряет важного свидетеля — или подозреваемого. Не означает ли ее отсутствие, что именно она убила Мицуёси? Сано понимал опасность пристрастного отношения к подозреваемым, однако ему претила мысль, что женщина, которую он знал, могла быть убийцей.

— Кто последний видел госпожу Глицинию и господина Мицуёси? — спросил он хозяина заведения.

— Видимо, яритэ. Ее зовут Момоко, — услужливо сообщил тот. — Привести ее вам, господин?

Яритэ — эго служащая в доме терпимости, как правило, бывшая проститутка, а ныне наставница, которая обучала новых девушек искусству ублажать мужчин и следила за их поведением. Кроме того, в обязанности яритэ входило посредничество между таю и их клиентами.

— Я повидаю ее, как только закончу здесь, — сказал Сано, понимая, что Хосина внимательно прислушивается к разговору. Начальник полиции был умелым детективом, однако не брезговал информацией, которую добывали другие. — Кто-нибудь еще входил ночью в эту комнату?

— Насколько мне известно, нет, господин.

Но если госпожа Глициния покинула дом незамеченной, то кто-то другой вполне мог тайком проникнуть сюда и совершить убийство. Сано прикрыл тело тканью и встал.

— Кто и когда обнаружил труп?

— Момоко, — ответил хозяин. — Немного за полночь. Она прибежала вниз, крича, что правитель Мицуёси мертв.

«Тем более стоит допросить яритэ, — подумал Сано. — Она могла заметить что-то важное, а преступником порой оказывается именно тот человек, который первым обнаружил факт преступления». Он наклонился и осмотрел лежащую на полу одежду — штаны и кимоно, видимо, принадлежащие убитому, а также женский атласный домашний халат цвета слоновой кости. Нежная ткань издавала слабый аромат терпких духов. Запретив себе вспоминать о близости с Глицинией, он перешел к туалетному столику за ширмой. Здесь лежали зеркало, гребень, щетка для волос, пудра и румяна. На полу возле столика валялся кусок красного шелка и несколько прядей длинных черных волос.

Сано повернулся к Хосине.

— Что вы предприняли, чтобы найти Глицинию?

— Послал людей обыскать квартал, дороги и местность вокруг. Если она там, я найду ее.

«Раньше тебя», — говорил его тон. И Хосина вполне мог это сделать, поскольку имел выигрыш во времени. Сано должен был опередить его и первым найти Глицинию, опасаясь, что начальник полиции погубит женщину еще до того, как будет установлена ее вина или невиновность.

— Госпожа Глициния часто развлекала здесь клиентов? — спросил он хозяина заведения.

— О да, господин.

Значит, в «Оварии» у нее должны быть личные вещи, а не только постельное белье, принесенное сюда на ночь, как делали проститутки в домах, которыми пользовались редко.

— Где ее камуро? — спросил Сано.

Камуро — девочка, которая готовится стать проституткой и прислуживает опытной даме, чтобы постичь секреты профессии и заработать на жизнь. В ее обязанность и входил и уход за личными вещами проститутки.

— На кухне, хозяин.

— Пожалуйста, приведите ее сюда.

Хозяин ушел и вскоре вернулся с девочкой лет одиннадцати. Она была маленькая и худенькая, с овальным лицом, покрытым рисовой пудрой и румянами, и тонкими волосами. На ней было традиционное для камуро кимоно с узором из сосновых веток.

— Это Шидори-тян, — представил ее хозяин и обратился к девочке: — Господин хочет с тобой поговорить.

Не смея поднять глаз, та неловко поклонилась.

— Не бойся, — успокоил Сано. — Я просто хочу, чтобы ты вместе со мной осмотрела вещи госпожи Глицинии.

Шидори кивнула, но Сано видел, что она дрожит, и пожалел ее, запертую в Ёсиваре, обреченную на сексуальное рабство. Однажды она, быть может, привлечет внимание какого-нибудь покровителя, и тот выкупит ее из неволи, или закончит жизнь, прося милостыню на улице, как многие проститутки, слишком старые, чтобы привлекать клиентов. Сано подвел Шидори к шкафу, и они стали осматривать лежащие на полках одежду и обувь. Хосина, прислонившись к стене, сосредоточенно наблюдал за происходящим.

— Что-нибудь пропало? — спросил Сано у Шидори.

— Одежда, которая была на госпоже Глицинии прошлой ночью. — Шидори осмелилась взглянуть на Сано и, поняв, что он ее не обидит, заговорила смелее: — Черное кимоно с красными глициниями и зелеными виноградными листьями.

«Яркая одежда поможет ее найти», — подумал Сано и тут же заметил, что та же мысль отразилась на лице Хосины. В других отделениях шкафа Сано обнаружил одеяла, банные принадлежности, все для чайной церемонии, графин саке, чашки и пенал, в котором лежали кисти для письма, камень для растирания туши и сосуд для воды. В выдвижном ящике находились украшения для волос — лаковые заколки, шелковые цветы, прикрепленные на гребни, ленты. Шидори заявила, что все вещи на месте, она это помнит, потому что накануне разбирала шкаф. Теперь у Сано осталось к ней только одно дело.

— Шидори-тян, тебе придется посмотреть на тело. — Увидев, что девочка побледнела, он добавил: — Только взгляни. Постарайся быть храброй.

Камуро всхлипнула и кивнула. Сано шагнул к постели, и обнажит верхнюю часть лица Мицуёси. Шидори в ужасе открыла рот, широко раскрытыми глазами глядя на заколку, торчавшую из глаза.

— Это заколка госпожи Глицинии? — спросил Сано.

Заплакав, Шидори покачала головой. Сано с облегчением прикрыл лицо мертвеца. То, что заколка не принадлежит Глицинии, свидетельствует о ее невиновности.

— Ты знаешь, чья она?

— Момоко-сан, — прошептала девочка.

«Опять яритэ», — подумал Сано. Она последней видели Глицинию и правителя Мицуёси, обнаружила тело и оказалась владелицей предмета, ставшего орудием убийства, а значит, более вероятной подозреваемой, чем Глициния.

— Посмотри еще раз, — попросил он Шидори. — Ты уверена, что из комнаты ничего не пропало?

— Да, господин… — Шидори наморщила лоб.

Сано насторожился, готовясь услышать что-то важное. Хосина оттолкнулся от стены, внимательно глядя на камуро.

— Что такое? — спросил Сано.

— Ее интимный дневник, — сказала Шидори.

В интимный дневник женщины записывали свои мысли и события из жизни, как это делали дамы императорского двора.

— Что было в дневнике? — Сано удивился, что Глициния следовала этой вековой традиции.

— Не знаю. Я не умею читать.

Дальнейшие расспросы показали, что интимный дневник был стопкой белой рисовой бумаги, помещенной в шелковую обложку цвета лаванды и связанной зеленым шнурком. Глициния делала в нем записи в свободное время, а, заслышав чьи-то шаги, поспешно прятала, словно боялась, что его могут прочитать. Покидая дом терпимости, она всегда брала дневник с собой, и Шидори видела, как она вчера вечером засунула его за пояс. Сано обыскал всю комнату, но дневника не обнаружил.

— Глициния, уходя, могла захватить его с собой, — предположил Хосина.

«Или же дневник кто-то украл», — подумал Сано, не собираясь обсуждать это с начальником полиции. Итак, каковы же возможные версии преступления? Убийца проник в комнату, когда Глициния и Мицуёси спали, убил Мицуёси, похитил Глицинию и взял дневник. Или Глициния сама убила Мицуёси, а затем убежала, прихватив дневник. Обе версии выглядели правдоподобно, и Сано понял, как мало знает о своей бывшей возлюбленной. Что произошло с ней после того, как их пути разошлись? Способна ли она на столь жуткое убийство? Эта мысль встревожила его не меньше, чем опасение снова увидеть Глицинию.

Скрывая озабоченность, он повернулся к хозяину заведения.

— А теперь я хочу повидать яритэ.