Когда Сано с Хиратой, эскадроном сыщиков, сторожевыми псами и их солдатами подъехали к театру Накамура-дза, снаружи уже собралась толпа. Люди волновались, кричали и толкали друг друга к входу, где их пытались сдержать полицейские. Из здания слышались дикие вопли, по улице все шли и шли люди, торопясь принять участие в веселье. Сано и его спутники спрыгнули с лошадей и начали проталкиваться к театру.

— Что здесь происходит? — крикнул Сано полицейскому.

— Какой-то безумный самурай залез на сцену во время представления, — ответил тот, отпихивая мужчин, прорывающихся к двери. — Он еше там, грозит одному из актеров.

Сано планировал зайти втеатр, подождать окончания спектакля и спокойно арестовать Кохэйдзи. Он криво улыбнулся: надо же, решил, будто хоть что-нибудь в этом расследовании пройдет без сюрпризов. Толпа напирала. Поблизости Хирата и сыщики расталкивали горластых зрителей, сторожевые псы и их люди барахтались у края толпы.

— Впустите нас! — велел Сано полицейским. — Мы наведем порядок.

Полицейский кивнул и позволил Сано и его спутникам проскользнуть внутрь. В театре яблоку негде было упасть. Сано не видел сцены, потому что зрители стояли на перегородках между сидячими местами, задирая головы и перекрывая обзор. В зале эхом отдавались крики. Запах алкоголя и пота смешивался с острой вонью табачного дыма. Сано почуял в воздухе насилие, опьяняющее и заразительное. Он вспрыгнул на помост — единственный свободный подход к сцене.

Хирата и остальные поспешили следом за ним, зрители приветствовали их появление выкриками и махали руками. У Сано от шума гудело в ушах. Вокруг плясали искаженные жаждой крови, уродливые лица. На сцене друг против друга стояли двое мужчин. Один занес меч. Другой пригибался, защищаясь руками. Подойдя поближе, Сано узнал в пригнувшемся Кохэйдзи. На нем был самурайский костюм: широкие штаны, два меча на поясе, верхний плащ и ниспадающее кимоно. Накрашенное лицо перекосилось от потрясения и ужаса. Другой мужчина, одетый в черное, оказался Тамурой. Сано в удивлении стал у края сцены.

— Я пришел отомстить за смерть моего господина, досточтимого главного старейшины Макино! — прокричал Тамура, потом нацелил меч на Кохэйдзи. — За то, что ты убил его, заплатишь собственной кровью!

Зрители взревели от восторга. Может, они думали, что это часть спектакля, но Сано знал — Тамура намерен осуществить кровную месть, в которой поклялся. Сано вдруг вспомнил, как во время допроса Агэмаки ему послышались чьи-то шаги в коридоре часовни. Вероятно, это был Тамура.

Хирата воскликнул:

— Он подслушал, как ты сказал, что Даемон нанял Кохэйдзи убить его господина!

— Ты с ума сошел! — сказал Кохэйдзи Тамуре. — Я не убивал Макино. — В его голосе звенел страх. — Я не тот, кто тебе нужен.

Зрители засвистели, а Тамура ответил:

— Довольно лжи!

От гнева и решимости его строгое, похожее на маску лицо окаменело. Лезвие меча блестело в лучах солнца, проникавших сквозь световые люки.

— Признай свою вину хоть перед смертью, трус!

Хотя Сано понимал, что кровная месть — дело чести, и вовсе не хотел вмешиваться, когда собрат-самурай исполняет свой долг, воздавая за смерть господина, но не мог допустить, чтобы Тамура вершил самосуд. Сёгун первый был наделен правом наказать Кохэйдзи. Сано вышел на сцену.

— Тамура-сан! — позвал он.

Публика притихла в ожидании. Тамура повернулся, глянул на Сано, однако Кохэйдзи из виду не выпустил.

— Сёсакан-сама!.. — протянул он с веселой враждебностью. — Большое спасибо, что вывели на чистую воду этот бесполезный кусок дерьма. Думаю, мне стоит извиниться перед вами, я вас недооценил. Теперь, если позволите, я избавлю вас от необходимости его арестовывать.

Он шагнул вперед и обрушил меч на Кохэйдзи. Актер отпрыгнул назад, едва уйдя от лезвия. Зрители восхищенно заорали. Они так жаждали зрелищ, что судьба любимого актера их уже не волновала.

— Я не убийца! — в отчаянии вскричал Кохэйдзи. — Спросите Окицу. Она скажет.

— Уже, — проговорил Сано. — Она мне все рассказала.

— Громче! — возмутились зрители. — Мы тебя не слышим! Громче!

Сано оглянулся через плечо и увидел сотни жадных лиц: он стал одним из героев спектакля.

— Ты и правда убил Макино, — сообщил он Кохэйдзи, затем обратился к Тамуре: — Но он не убийца.

Противники уставились на Сано. Тамура едва сдерживался, чтобы не зарубить актера. На лицах обоих отразились недоверие и озадаченность.

— Тамура-сан, вы слышали только половину истории, — объяснил Сано. — Я сказал Агэмаки, что Кохэйдзи наняли убить вашего господина. Но если бы вы не помчались сразу же вершить правосудие, то узнали бы, что не было никаких покушений, а Макино умер случайно.

— Что?! — воскликнул Тамура. Публика стихла, ловя каждое слово.

— Макино потерял сознание во время сексуальной игры, — проговорил Сано.

Кохэйдзи облегченно вздохнул, радуясь, что правда вышла наружу.

— Верно, — подтвердил он. — Макино упал замертво на нас с Окицу, когда мы его забавляли.

— Молчать!

Тамура, не оставивший мысли о воздаянии, попытался достать Кохэйдзи мечом.

Зрители ахнули. Кохэйдзи вытащил свое оружие и начал отражать удары, публика его подбадривала. Но меч актера был бутафорским. Тамура изрубил деревянное лезвие на куски. Кохэйдзи в смятении уставился на бесполезный обломок, который вывалился у него из рук.

— Я вам не верю! — яростно заявил Тамура Сано. — Вы хотите обманом лишить меня мести.

— Это не обман, — возразил Сано. — Обманом был заговор против Макино.

Тамура нахмурился и снова поднял меч, Кохэйдзи отчаянно возопил:

— Уберите же его отсюда!

Сано жестом велел Хирате и сыщикам окружить Тамуру. Когда они приблизились, Тамура бросил:

— Прочь с дороги! Отдайте его мне!

Но в глазах самурая мелькнула нерешительность. Сано поколебал его веру в вину Кохэйдзи.

На помост вспрыгнула шайка бродячих самураев — ронины в потрепанной одежде. Сано видел, что они хотят присоединиться к действу и слишком возбуждены — или пьяны! — чтобы беспокоиться за последствия вмешательства в дела бакуфу. Люди Ибэ и Отани не давали им прорваться на сцену. Главарь ронинов, грубый небритый мужик в красной повязке на голове, ревел:

— Бой! Бой!

Зрители подхватили крик. От монотонного речитатива, который сопровождали хлопки и топот, сотрясался весь театр.

— Макино выпил слишком много возбуждающего и перенапрягся, — продолжил Сано. — Он сам виноват в своей смерти.

Тамура застыл. На его лице отразился шок, затем гадливость и понимание, что его господин стал жертвой своих похотливых пристрастий, а не убийц.

— Теперь вы знаете, что я ни при чем, так, может, вы все наконец уйдете? — заныл Кохэйдзи. — Можно мне закончить спектакль?

— Бой! Бой! — скандировали зрители. Мужик в красной повязке боролся с солдатами Ибэ и Отани, которые пытались скинуть его с дружками с помоста.

— Боюсь, что нет, — осадил Сано Кохэйдзи. — Понимаете, Макино не умер сразу, он лишь потерял сознание. Не стоило вам инсценировать убийство. Главный старейшина умер, когда вы охаживали его палкой.

Кохэйдзи, открыв рот, в молчаливом ужасе уставился на него. Сано почти видел, как актер бледнеет под гримом.

— Милосердные боги, — прошептал Кохэйдзи. — Я и подумать не мог…

Он покачал головой, сокрушаясь о своем промахе. Актер понял, что кто-то должен пролить кровь за смерть Макино и этот кто-то — он. Ноги Кохэйдзи подогнулись.

— Значит, Макино умер из-за глупого просчета этого болвана, — сказал Тамура. — Мстить не за что. Я не стану осквернять свой меч кровью дурака.

Тамура с расстроенным видом опустил оружие. Но Сано заметил, как он облегченно вздохнул — Тамуре не хватало духа наслаждаться убийством. Он вложил меч в ножны.

— Я отменяю кровную месть, — объявил Тамура и спрыгнул со сцены.

Зрители и шайка ронинов недовольно засвистели. Они жаждали крови. Полиция двинулась по театру, заставляя людей выходить наружу. Сано кивнул сыщикам Марумэ и Фу-киде. Те схватили Кохэйдзи за руки. Он не сопротивлялся, его слишком потрясла собственная невезучесть.

— Вы арестованы, — сообщил Сано.

— Мой муж узнал, что у племянника властителя Мацудайры роман с наложницей дяди, — сказала госпожа Янагисава Рэйко. — Он выяснил, как госпожа Гозэти оповещала Даемона о предстоящем свидании. Потом заманил Даемона в Символ Ослепления и подослал меня его убить.

Госпожу Янагисаву, казалось, не волновало, что ее слушает не только Рэйко, но и сыщики.

Потрясенная признанием, пусть уже и зная о преступлении, Рэйко спросила:

— И ты не боялась? Как ты смогла? — Вдруг ее осенило. — Что обещал тебе канцлер?

— Свою любовь, — ответила госпожа Янагисава.

Она таинственно улыбнулась и счастливо вздохнула. Подозрения Рэйко подтвердились. Канцлер воспользовался страстью жены и посулил ей щедрую награду за убийство. Избавившись руками госпожи Янагисавы от врага, он исполнил ее давнишнюю мечту — ублажил жену в постели.

— Я нарядилась, как Гозэти, убрала волосы, — продолжила госпожа Янагисава, поглаживая черные локоны, ниспадающие на живот. — Надела яркую красивую одежду, какую носит Гозэти. — Она тронула свое оранжевое кимоно. — Накрыла голову шалью. Захватила кинжал, который дал мне муж.

Ее пальцы сомкнулись на воображаемой рукояти.

— Зачем ты взяла с собой Кикуко? — поинтересовалась Рэйко.

Госпожа Янагисава виновато потупилась. Может, ее и не волновало, что она убила человека, но брать на такое дело ребенка?..

— Кикуко в последнее время капризничает. Когда я уходила, она раскричалась и повисла на мне. Не хотела меня отпускать. Мне ничего не оставалось, как взять ее с собой.

Госпожа Янагисава передернула плечами, избавляясь от чувства вины перед дочерью.

— Мы приехали к Символу Ослепления. Я велела носильщикам ждать меня на боковой улице, а Кикуко — тихо сидеть в паланкине. Она решила, что мы играем. Я оставила ее и побежала в Символ Ослепления.

Госпожа Янагисава проплыла по комнате словно во сне, повторяя путь, на который толкнул ее канцлер в ту ночь.

— Я слышала в доме голоса других людей. Но двери были закрыты. В коридоре пусто. Меня никто не видел.

Рэйко представила, как госпожа Янагисава тенью скользит по дому свиданий, пряма в рукаве нож. Ее глаза, должно быть, сияли той же решимостью, что и сейчас.

— Я зашла в комнату, в которой, как сказал мне муж, встречались Даемон и Гозэти. — Госпожа Янагисава остановилась в углу. Молнии, нарисованные на стене, сходились у нее над головой. — Я накрыла фонарь, чтобы приглушить свет. Сняла плащ, но шаль оставила на голове. Потом села на постель и стала ждать Даемона. Я забеспокоилась: вдруг что-то пойдет не так? — Она едва заметно вздрогнула. — Я едва не сбежала оттуда.

Мысли Рэйко заполнил образ госпожи Янагисавы, кутающейся в шаль, обуреваемой последними сомнениями, с ножом в трясущейся руке.

— Но я обещала мужу. И было слишком поздно. Он уже шел по коридору. — Госпожа Янагисава резко обернулась. Рэйко почти слышала шаги Даемона, эхом отдающиеся в памяти госпожи Янагисавы. — Он вошел. Сказал: «Вот и я». Он был весел, потому что принял меня за Гозэти. Я не ответила. Я молила богов о смелости и силе. — Страх рос в ее глазах, она что-то безмолвно шептала. — Он опустился на колени рядом со мной и спросил: «Почему молчишь? Ты не рада меня видеть?» Я повернулась к нему, принуждая себя сделать то, что должна. Он сбросил шаль с моей головы, не успела я опомниться.

В глазах госпожи Янагисавы мелькнуло отражение удивленного Даемона, который вместо любимой обнаружил незнакомку.

— Он спросил: «Кто ты? Что ты здесь делаешь?» Я всадила в него кинжал.

Госпожа Янагисава сжала обеими руками воображаемое орудие и с силой ткнула воздух. Безумное, нечеловеческое выражение исказило ее черты.

— Даемон открыл рот, но не издал ни звука. Нож застрял у него в груди. Я видела — он понял, что его провели. Он был в ярости. Но потом его глаза стали пустыми. Он упал на меня. Он был мертв.

Рэйко и мечтать не могла о более подробном признании.

Госпожа Янагисава отшатнулась, словно от трупа, который валился на нее.

— Я оттолкнула его и встала. Он всю меня залил кровью.

Она булькнула, сглатывая ком, вставший в горле. Потерла руки одну о другую, отряхнула кимоно, словно чувствуя теплую, липкую влагу крови Даемона.

— Я спрятала пятна под плащом и шалью. Потом выбежала через потайной ход к паланкину. Залезла к Кикуко, и мы поехали прочь.

Вскоре после этого люди канцлера, которые следили за госпожой Янагисавой, оповестили полицию, что Даемон мертв.

— Меня затрясло. Я никак не могла уняться. — Госпожа Янагисава задрожала. — Меня рвало, пока в желудке ничего не осталось.

Наверное, она все же чувствовала себя виноватой, подумала Рэйко.

— Я напугала своим поведением Кикуко, — проговорила госпожа Янагисава. — Она заплакала, обняла меня и спросила: «Мама, что случилось?» Я ответила, что скоро мне станет лучше, пусть она не беспокоится. Сказала, что когда-нибудь объясню ей, что сделала. Когда-нибудь она поймет, что я старалась и для нее, чтобы ее отец любил нас обеих. Я пообещала ей, что с этого момента все будет замечательно.

— Тебе не сдержать обещание, — с мстительной радостью сообщила Рэйко. Скоро госпожа Янагисава понесет наказание за все свои преступления. — Ты убила Даемона. Ты заплатишь за его смерть своей жизнью.

А Сано, узнав о ее коварном преступлении, будет ожидать от госпожи Янагисавы только самого худшего. Он никогда не поверит ее рассказу о Рэйко и Короле Драконе.

Госпожа Янагисава улыбнулась. Внимание мужа, которое она наконец завоевала, преисполнило ее такого счастья, что в душе не осталось места чувству вины или страха.

— Но ты не докажешь, что я его убила. Если обвинишь меня прилюдно, я буду все отрицать. Заявлю, что ты силой вынудила меня говорить неправду. Мою добропорядочность еще не разу не оспаривали. Никто не поверит, что я убийца.

Ее убежденность казалась неодолимой, но Рэйко сказала:

— Посмотрим. — Потом обернулась к сыщикам: — Арестуйте ее.

Сыщики подошли к госпоже Янагисаве. Та нервно рассмеялась.

— Не стоит, — отмахнулась она. — Муж меня освободит. Он не позволит наказать меня за убийство Даемона.

— Твой муж и пальцем не пошевелит, чтобы тебя спасти, — возразила Рэйко. — Он скорее свалит на тебя свою вину, чем окажется под подозрением. В суде он скажет, что ты действовала сама по себе, а он не имеет никакого отношения к убийству Даемона. Он пожертвует тобой, чтобы сохранить свое положение.

— Нет. Он никогда так не поступит. — Госпожа Янагисава яростно затрясла головой, но в ее глазах блеснул внезапный страх. — Он любит меня. Он сам так сказал.

— А ты, дурочка, поверила! — фыркнула Рэйко. — Он столько лет не замечал тебя. А теперь вдруг влюбился? — В голосе Рэйко зазвучали презрительные нотки. — Тебе не кажется это странным?

— Все меняется, — твердо, хоть и с некоторой неуверенностью заявила госпожа Янагисава. Кровь отлила от ее щек. — Он просто понял, как я ему нужна.

— Он понял, как тебя можно использовать, — поправила Рэйко. — Враги окружили его, он не брезговал ничьей помощью, а ты готова сделать для него что угодно. Вот он и заставил тебя выполнить грязную работу. Его любовь — одно притворство. И ты попалась.

— Вовсе нет, — прошептала госпожа Я нагисава и всхлипнула. — Он действительно меня любит. Если бы ты слышала его, если бы видела, как мы занимались любовью… ты бы поняла.

— Тебе пора знать, что секс и любовь разные вещи. — Рэйко испытывала к наивности госпожи Янагисавы жалость и презрение. — Твой муж не только убедился, что ты его покорная раба, но и заодно получил удовольствие.

В глазах госпожи Янагисавы блеснули слезы злобной ненависти.

— Неправда! Ты просто завидуешь, что мой муж выше твоего по положению. Ты ненавидишь всех, кому достается больше, чем тебе.

— Не суди по себе! — отрезала Рэйко. — Твой муж не будет по тебе скучать, когда тебя не станет. А что случится с Кикуко после твоей смерти? Кто о ней позаботится? Отец, как всегда, забудет о ребенке. Она умрет от горя и одиночества.

Госпожа Янагисава уставилась на Рэйко, явно в ужасе от мрачного будущего, уготовленного Кикуко.

— Но может, ты не против пожертвовать собой ради любви к мужу? — предположила Рэйко. — Может, ты не против, что он дорвется до власти через труп твоей любимой дочери?

В глазах госпожи Янагисавы плескался откровенный ужас. Губы шевелились в беззвучном, немом протесте, иллюзии рассыпались в прах. До нее начало доходить, что ее обманули и канцлер не будет возражать, если их с Кикуко жизни станут платой за его триумф. Госпожа Янагисава застонала.

— Это не должно сойти ему с рук, — сказала Рэйко. — Он не заслуживает твоей любви и преданности. Пойдем с нами.

Став рядом с сыщиками, Рэйко поманила госпожу Янагисаву.

— Расскажи миру, что тебя обманом заставили убить Даемона. Пусть канцлер понесет заслуженное наказание. Тогда, может, тебе позволят жить и Кикуко не потеряет мать.

Госпожа Янагисава болезненно, со свистом задышала, потом начала трясти головой и топать ногами. Она выла и рвала на себе волосы. Дико вращала глазами в поисках лекарства от мук или мишени для гнева. Тут ей подвернулась Рэйко.

— Это все ты! — зарычала госпожа Янагисава, скрежеща зубами. — Ты всегда добиваешься своего и плюешь на тех, кому причиняешь боль! — Она зыркнула на Рэйко сквозь спутанные волосы. Ненависть пылала в ее глазах. — Ты всегда выигрываешь. Но не на этот раз!

С пронзительным визгом она прыгнула на Рэйко, норовя впиться ногтями. Рэйко отскочила, сыщики бросились наперерез госпоже Янагисаве, но она их опередила. Госпожа Янагисава схватила Рэйко за шею. Обе повалились на пол. Рэйко закричала. Госпожа Янагисава сжала ее горло. Рэйко попыталась вырваться из ее рук, но те были словно из железа. Рэйко кашляла, борясь за глоток воздуха. Лицо госпожи Янагисавы, искаженное яростью и безумием, нависало над ней. Она не переставая визжала и выла. Горячее, едкое дыхание обжигало лицо Рэйко. Она слышала крики сыщиков, которые старались оторвать от нее сумасшедшую. Они подняли госпожу Янагисаву, но та держала крепко и вслед за собой потащила соперницу. Рэйко лягнула госпожу Янагисаву и расцарапала ей руки, задыхаясь и кашляя. Паника овладела Рэйко. Перед глазами поплыли черные пятна. Грохот сердца заглушил все остальные звуки.

И вдруг захват госпожи Янагисавы ослаб. Рэйко упала на пол, глотнула воздуха и застонала от облегчения. Накрыла рукой больное, израненное горло. Когда в глазах прояснилось, Рэйко увидела, что сыщики держат госпожу Янагисаву, а та выкрикивает проклятия и извивается. Но грохот в ушах не прекращался, и Рэйко поняла, что это не стук ее сердца.

— Что это за звук? — спросила она.

Сыщики прислушались. Госпожа Янагисава затихла. Грохот прекратился. Топот снаружи оповестил, что в поместье зашли солдаты. Донеслись мужские яростные крики и звон стальных мечей. Шум эхом отдавался по всему особняку. В приемную ворвалась группа самураев в доспехах и с мечами наголо. Рэйко неуверенно поднялась на ноги. Потом увидела герб клана Мацудайра на доспехах и изумленно застыла, понимая, в чем дело.

Солдаты фракции Мацудайры заняли поместье канцлера Янагисавы. Грохот издавало стенобитное орудие, когда разбивали ворота.

Солдаты выстроились против сыщиков, смерили враждебными взглядами Рэйко и госпожу Янагисаву. Командир осведомился:

— Кто вы такие?

Сыщик объяснил, что он и его товарищи — вассалы сёсакана-сама. Представив женщин, он, в свою очередь, спросил:

— Что происходит?

— Армия канцлера Янагисавы отступила, — сказал командир. — Большая часть его союзников перешла на нашу сторону. А властитель Мацудайра убедил сёгуна вышвырнуть канцлера из совета. Мы пришли арестовать его.

Госпожа Янагисава взвыла от ужаса. Рэйко не могла поверить, что порочный, хитрый канцлер наконец лишился власти. Но теперь она слышала звон клинков, громкий треск и предсмертные крики стражников, которые безнадежно пытались защитить канцлера и его владения от чужаков. По коридору мимо приемной топали солдаты Мацудайры, ведя чиновников Янагисавы. Потом явился и сам канцлер. Двое солдат держали его за руки. Он ступал гордо, бросал яростные взгляды и смотрел только вперед. За ним ковыляла Кикуко в сопровождении еще одного солдата. Она увидела госпожу Янагисаву и закричала:

— Мама, мама!

Та вырвалась из рук сыщиков Сано, с плачем устремившись к ребенку и мужу, которые уже исчезли из виду. Самурай Мацудайры схватил ее и сказал:

— Нам приказано взять всю семью канцлера. Спокойно следуйте за нами.

Охваченная бурей эмоций, Рэйко смотрела, как уводят ее врага.

Сыщики повели смиренного Кохэйдзи прочь со сцены через задок. Занавес опустился. По ту сторону зрители засвистели еще громче, покидая театр. Хирата, идя рядом с Сано за арестованным актером, совсем пал духом.

Расследование закончилось. Главного старейшину Макино убил человек, которого он почитал никем. А сам Хирата ничего не совершил, чтобы снова завоевать доверие Сано, показать себя достойным самураем или спасти свою репутацию. Ничего не получилось, хоть он и играл по правилам. Самая лучшая его находка — тайное прибежище Даемона — всего не восполнит. От Хираты не потребовалось геройства. Придется ждать другого момента, который может никогда не наступить. Если бы ему прямо сейчас дали еще один шанс проявить себя!

Вдруг из зала послышались громкие крики и возня. Банда ронинов прорвала занавес и, потрясая мечами, кинулась на них, преследуемая Ибэ, Отани и их людьми. Хирата едва успел сообразить, что ронины не собираются уходить без боя и плевать хотели на последствия, когда их предводитель с красной повязкой на голове ринулся на Сано. Безумно взревев, ронин поднял меч обеими руками.

— Осторожно! — крикнул Хирата.

Сано повернулся, увидел приближающуюся опасность и схватился за меч. Но Хирата вытащил свой первым. Он прыгнул вперед и закрыл собой Сано. Когда ронин подлетел к ним, Хирата полоснул его по животу.

Ронин заорал и споткнулся. Боль и безумие смешались в его глазах. Он начал заваливаться вперед, не выпуская меч из рук. Уже умирая, из последних сил рубанул мечом сверху вниз.

Все случилось в мгновение ока. У Хираты не было времени увернуться. Лезвие вошло глубоко в бедро. Хирата закричал, боль пронзила мышцы и сухожилия. Выронив меч, он тяжело повалился на сцену. Лицо исказилось от пульсирующей боли.

Он услышал, как в ужасе восклицает Сано:

— Хирата-сан!

Мельком увидел мертвого ронина, лежащего рядом, сыщиков и солдат, которые бились с ронинами. Они все исчезли в тумане, когда он увидел, как кровь толчками выходит из бедра и растекается лужей вокруг. Сердце застучало быстрее, легкие ходили ходуном, выталкивая воздух, накатила тошнота. Ужас пронзил все его существо. Много раз Хирату ранили в битвах, и он выживал. Но такой опасной раны он еще не получал.

Теперь Хирата видел Сано, который испуганно склонился над ним. Живой и невредимый Сано. Он сильно сжал руку Хираты. Закричал:

— Врача!

Хирата стонал от боли и предсмертного ужаса, но восторг захватил его. Он принял удар мечом, предназначенный Сано. Он совершил геройский поступок и одержал полную победу, пожертвовав собой ради господина.

— Все будет хорошо, — убеждал его Сано так настойчиво, словно сам себя заставлял в это верить. Хирата почувствовал, как кто-то перевязывает его бедро, останавливая кровь. — Ты только держись.

— Господин… — выговорил Хирата. В его хриплом, едва различимом шепоте звучали все уважение, чувство долга и любовь, которые он испытывал к Сано. Боль и слабость помешали ему продолжить. Очертания Сано потемнели, расплылись.

— Ты показал себя достойным самураем, — дрожашим от переполняющих чувств голосом сказал Сано. Его слова доносились эхом, как издалека. — Я буду вечно обязан тебе спасением моей жизни. Бесчестье, которым ты покрыл себя, забыто. Я более никогда не усомнюсь в твоей верности.

Хирата ликовал. Поднимаясь из пучины, в которую ввергло его бесчестье, он едва понимал, что его физические и духовные силы иссякают. Любые попытки спасти его казались бессмысленными. Он подумал о жене Мидори, которая будет горевать по нему, о дочери Таэко, которая вырастет без него. Печаль овладела Хиратой. Он подумал о Кохэйдзи, и на миг ему стало забавно, что именно актер выступил орудием его судьбы. Он вспомнил свое предчувствие, что Тамура — один из кусочков мозаики. На сей раз инстинкты его не подвели.

Тут Хирата услышал шорох, словно прилила волна, чтобы утянуть его за собой во тьму. Он почувствовал зов легионов предков-самураев, ждущих его в мире по ту сторону смерти. Рука Сано, сжимающая его ладонь, была единственным, что удерживало Хирату на этом свете.