Капитан Арнольд высадил нас в доке шербургского порта. День выдался холодным, с сырым пронизывающим ветром, который раскачивал корабли в бухте и пробирал нас до костей. Шербург оказался средневековым городком, ничуть не более примечательным, чем любая английская портовая деревня. Мы со Слейдом шли по грязным, насквозь провонявшим улочкам, таким узким, что, раскинув руки, почти можно было достать ими до серых домов по обе стороны. Люди разговаривали по-французски, но на диалекте, который я понимала с большим трудом. Это была не та Франция, которую я всегда мечтала посетить. Если в Шербурге и были музеи изящных искусств и памятники, то я их не видела. Мы находились в ста семидесяти милях от Парижа, великой столицы мировой моды, искусства и литературы, но для меня это сейчас было не важно. Я сама переживала чудо.

На борт корабля я взошла старой девой, а сошла — замужней дамой. Я смотрела на Слейда и думала: «Вот мой муж». И не было на свете мужчины красивей, сильней и отважней, чем он. Светясь от гордости, я желала, чтобы весь мир видел нас вместе. В будущем я была уверена как никогда прежде, будто бы брак сделал нас неуязвимыми.

Это было иллюзией, как очень скоро предстояло мне убедиться.

Слейд внимательно смотрел по сторонам, чтобы вовремя заметить опасность.

— Кажется, во Франции все спокойно. Никакая революция нам на этот раз не помешает.

Во время революции 1848 года население Франции восстало против коррупции и репрессий правительства, высоких цен на продукты питания и безработицы. Радикальные сообщества устроили в Париже многолюдную демонстрацию. Правительство послало войска, расстрелявшие толпу. Тогда ожесточенные мятежи прокатились по всей стране. Король Луи-Филипп отрекся от власти. Радикалы сформировали новое правительство, но их непродуманные реформы вызывали недовольство рабочих по всей Франции. В течение трех дней продолжались их вооруженные выступления против армии. Парижские улицы обагрились кровью. Было убито около полутора тысяч человек. В конце концов революция была подавлена взявшей власть в свои руки военной диктатурой. Из этих беспорядков выросла фигура Луи Наполеона Бонапарта, выдававшего себя за племянника Наполеона Первого. Она символизировала революцию и власть, традиции и социальные реформы; Луи Наполеон обещал все всем. Избранный президентом Франции в декабре 1848 года, он инициировал учреждение новой республики. Это был жестокий деспотический режим, но он действительно утихомирил страну.

— Надо найти ночлег, — сказал Слейд.

Его французский язык был лучше моего; меня восхитило, как легко и быстро, пользуясь иностранным языком, он нашел комнату в скромной гостинице. Чтобы подкрепиться в преддверии решительной встречи с Найалом Кавана, мы плотно позавтракали, съев цыпленка в соусе из сидра и сметаны, рыбу, тушенную с креветками и мидиями, и рисовый пудинг с корицей и сопроводив все это крепким яблочным бренди, после чего отправились в шато.

Следуя указаниям, полученным от сэра Уильяма, мы поехали на восток от города. Шато представлял собой миниатюрный замок шестнадцатого века, построенный из серого камня в гибридном готико-ренессансном стиле; две его круглые башни с островерхими крышами возвышались над окрестным лесом, окруженным фруктовыми садами. В этот пасмурный день шато выглядел зловеще, вызывая дурное предчувствие, но мне, пребывавшей в эйфории, он показался романтичным.

— Какой у нас план? — спросила я Слейда.

— К черту планы, — ответил он. — Ни к чему хорошему они нас не привели. На сей раз будем действовать по обстоятельствам.

Он позвонил в звонок, приделанный к запертым чугунным воротам. Никто не ответил. Начался сильный холодный дождь.

— Ты сможешь протиснуться в щель между стеной и воротами, — сказал мне Слейд. — А я перелезу через забор.

Так мы и сделали. Оказавшись внутри, мы прошли по короткой аллее, осененной густой листвой. Сэр Уильям предупредил, что хозяин любит уединение. Он был богатым человеком и занимался охотой на диких зверей, которых отлавливал для зоопарков и поставлял ученым. В настоящий момент он находился в Индии, в охотничьей экспедиции. Мощенная булыжником аллея огибала шато, отделяя его от леса. Мы подошли к парадной двери — скрепленному железными скобами массивному сооружению, утопленному в глубокой арке. Слейд постучал медным молоточком и позвал:

— Найал Кавана?

Кроме громко шелестевшего в листве дождя, никаких звуков не последовало. Я отошла назад, посмотрела вверх и за одним из окон верхнего этажа заметила движение: занавеска поднялась и тут же опустилась.

— Он здесь, — сказала я.

Повторный стук и призывы не дали никаких результатов. Слейд дернул дверь, она оказалась заперта. Мы обошли дом, безуспешно пытаясь найти другой вход. Позади дома наткнулись на клетки для зверей и сараи. У самой стены Слейд обнаружил квадратное скошенное сооружение с каменным основанием, высокая часть которого, примыкавшая к стене, отстояла от земли фута на два. На наклонной поверхности имелась двустворчатая железная дверь.

— Должно быть, это вход в подвал, — предположил Слейд и поднял одну, потом другую створку. Внутри виднелась деревянная лестница, конец которой терялся в темноте.

Я испытываю инстинктивный страх перед темными подземными помещениями, поэтому с надеждой спросила:

— Мы же не собираемся туда спускаться?

— Мы — нет, — ответил Слейд. — Ты останешься здесь.

Женитьба не изменила его властной манеры командовать мною. Раздраженная этим, я сказала:

— Я и тебе не позволю идти туда. Это может оказаться небезопасным.

— Мы прошли весь этот путь не для того, чтобы заботиться о безопасности. А это, похоже, — единственный способ добраться до Найала Кавана. Не беспокойся, я буду осторожен.

Замужество не дало мне никакой власти над ним. Я могла лишь нервничая наблюдать, как Слейд достал из кармана свечу и спички и, держа перед собой зажженную свечу, начал осторожно спускаться по лестнице, которая была расположена в земляной шахте, укрепленной камнями и деревянными столбами. Лестница была крутой, и основание ее находилось глубоко под землей, так что сверху его не было видно. Вдруг Слейд вскрикнул, рухнул вниз и исчез. Я услышала несколько глухих ударов, потом наступила тишина.

— Джон! — позвала я, в ужасе склонившись над входным отверстием и пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Может быть, Слейд лежал без чувств у подножия лестницы? О том, что он мог быть мертв, я не хотела и думать. Мне ничего не было видно. Что делать?

Я прочла достаточно романов, чтобы знать, что героиня, рискующая спуститься в темный подвал, неизбежно попадает в страшную беду, но не могла бросить Слейда. Кроме меня, помочь ему было некому. Повернувшись спиной, я медленно поползла по лестнице, цепляясь руками за каждую верхнюю ступеньку и при этом ощупывая ногами нижнюю. Свет, обозначавший квадрат открытой двери у меня над головой, ничуть не освещал мне дорогу. Вскоре я оказалась в полной темноте и не видела уже ничего. Добравшись до места, где исчез Слейд, я позвала его, но не получила ответа. Я потрогала ногой нижнюю ступеньку. Она казалась такой же целой и прочной, как остальные. Подумав, что Слейд, вероятно, просто поскользнулся и поэтому упал, я перенесла на нее весь свой вес.

Как только я отняла руки от верхней ступени, за которую держалась, нижняя ушла у меня из-под ног, я с криком полетела вниз, и полет этот, как мне показалось, продолжался бесконечно. Наконец мои ноги ударились о твердую поверхность, и я кубарем покатилась по какому-то скользкому уклону. Мои крики эхом отдавались в кромешной темноте, которая меня окружала. Наконец земля подо мной выровнялась, и я остановилась, уткнувшись во что-то ногами. «Что-то» пробормотало: «Черт побери!»

— Джон? — воскликнула я, обрадовавшись тому, что слышу его голос, но испугавшись, что невольно поранила его. — Ты в порядке?

— Был, пока ты не лягнула меня. А ты?

Я села и подвигала руками и ногами. У меня все болело, но, кажется, ничего не было сломано.

— Я тоже.

— Что ты делаешь здесь внизу? Я же велел тебе оставаться наверху.

— Я полезла за тобой, потому что испугалась за тебя.

— Поздравляю: теперь мы оба в западне, — хмуро сказал Слейд.

Я нащупала его рукой; несколько мгновений мы сидели, держась друг за друга.

— Ну, по крайней мере, мы вместе, — сказала я.

— Не знаю, хорошо ли это, — хмыкнул Слейд. Он убрал от меня руки. — Куда подевалась эта чертова свеча? — Я услышала, как он шарил по земле. — Ага, вот она.

Чиркнула спичка — и загорелся фитилек. Мы встали, Слейд поднял свечу повыше. Я увидела старинные каменные стены, скользкие от сырости, и почувствовала влажный, пропахший землей и зверями запах в холодном воздухе. Мощеный пол был завален грязью, соломой и экскрементами грызунов. Света не хватало, чтобы осветить дальние углы изобиловавшего нишами помещения. Мы едва различали стропила футах в двадцати у себя над головой.

Слейд посветил на скат, по которому мы свалились.

— Ну все, я готов покинуть эту яму, а ты?

Мы поползли вверх по скату. Добравшись до его конца, встали и, задрав головы, увидели люк, через который и провалились сюда. Слейд поднял руки, но концы его пальцев не дотягивались до него минимум фута на три.

— Заберись мне на плечи, — сказал он.

Я повиновалась и стала карабкаться, впиваясь в него ногтями, он раскачивался подо мной. Неловко встав коленями ему на плечи, я попыталась поднять дверцу люка.

— Не могу сдвинуть.

Слейд опустил меня на землю.

— Здесь должен быть какой-то другой выход, — сказал он.

Мы снова съехали по уклону вниз и стали осматривать подвал. Фитилек свечи удлинился.

— Тянет сквозняком. Наверное, от двери, — предположила я.

По мере того как мы продвигались вперед, перед глазами начал вырисовываться прямоугольный объект. Он оказался клеткой из толстых железных прутьев, достаточно большой, чтобы в ней поместился Минотавр.

— Наверное, хозяин держит в ней диких зверей, которых привозит из экспедиций, — сказал Слейд.

Откуда-то сверху донесся скрипучий звук. Мы подняли головы и увидели квадрат света в потолке. Луч падал прямо на нас. И в тот же миг вниз полетел какой-то предмет, который ударился об пол со звоном разбивающегося стекла. Это оказалась бутылка, разлетевшаяся на мелкие осколки. Содержавшаяся в ней жидкость разлилась по полу, от нее шло испарение, которое имело тревожно-знакомый запах, острый и тошнотворно-сладкий.

— Эфир! — С этим химическим веществом у меня уже был несчастливый и незабываемый опыт знакомства в 1848 году.

Мы со Слейдом попытались поймать еще несколько бутылок, брошенных следом за первой, вполне безуспешно, поэтому, закрыв носы и рты рукавами, бросились в дальний конец подвала. Но эфирные пары настигли нас и там.

— Нужно задуть свечу, иначе огонь воспламенит пары, — сказал Слейд и дунул на фитилек. Люк в потолке с грохотом захлопнулся. Мы снова погрузились во тьму. Пары эфира продолжали заполнять подвал. Помимо воли я вдыхала их, постепенно становилась сонной, у меня начала кружиться голова, и в конце концов я провалилась в глубокое беспросветное забытье.

* * *

Меня разбудила пульсирующая головная боль. Я открыла глаза и увидела тусклый, словно затянутый желтоватой дымкой свет. Окружающий мир медленно начинал вновь обретать свои очертания. В нескольких футах у себя над головой я различила потолок, сделанный из ржавого железа, а повернув голову влево — смазанные, расплывающиеся перед глазами вертикальные линии, пересеченные горизонтальными, расположенными с более широкими интервалами. Когда я проморгалась, линии превратились в железные прутья. В приступе леденящего ужаса память вернула меня назад, я вспомнила подвал, клетку, разбивающиеся бутылки и эфирные пары, запаха которых, кстати, больше не чувствовалось. Но где Слейд?

Я повернула голову вправо. Он лежал рядом, распластавшись на спине. Глаза были закрыты, но грудь вздымалась и опускалась, он ровно дышал: был в забытьи, но живой. Вздох облегчения застрял у меня в горле, когда я поняла, что мы… заперты в клетке и что кроме нас в подвале находится кто-то еще. Я слышала неровное хриплое дыхание человека с больными легкими. Шуршала бумага, скрипело перо. В нос бил запах алкоголя, гнилых зубов и немытого тела. Шагах в десяти от клетки на табурете сидел мужчина; на полу у его ног горела лампа. Мужчина, ссутулившись над пристроенной на коленях тетрадью, что-то бешено строчил в ней. Белая рубашка и темные брюки висели на его тощей фигуре, как на вешалке. Косматые тусклые рыжие волосы частично скрывали лицо; я видела лишь горбатый, похожий на клюв нос да блестящую золотую оправу очков. Мужчина поднял с полу бутылку, дрожащей рукой поднес ко рту и жадно глотнул. При виде его лица меня пронзил такой ужас узнавания, что сердце подпрыгнуло в груди. Я мгновенно села и уставилась на него.

В более ранних главах этого повествования я уже рассказывала о встречах с призраками дорогих мне, но покойных ныне людей. Сейчас это случилось снова. Сколько раз приходилось мне видеть сидевшего передо мной человека в такой же ситуации — по ночам, когда алкоголь и наркотики терзали его мозг и он строчил стихи до тех пор, пока не падал в полном изнеможении. Сколько раз слышала я это затрудненное дыхание терзаемых чахоткой легких. Три года тому назад я стояла у его смертного одра. И вот он снова передо мной, воскресший.

— Бренуэлл, — надтреснутым от потрясения и сиплым от эфирных паров голосом позвала я.

Мужчина вздрогнул, уронил перо и повернулся ко мне. Теперь я поняла, что это видение — не мой брат. У этого нос был не таким длинным и острым, как у Бренуэлла, и лицо не таким изможденным. Бренуэлл умер в возрасте тридцати одного года, этот человек был минимум на десять лет старше. Тем не менее сходство казалось разительным: та же масть, тот же алкогольный румянец на щеках. Он тоже когда-то был красив: безвольный чувственный рот, карие глаза, теперь провалившиеся, испещренные лопнувшими сосудами и горевшие безумным огнем. Мужчина встал, нетвердой походкой Бренуэлла направился к клетке и, остановившись возле нее, уставился на меня.

— Кто вы? — Хоть голос его звучал ниже, чем у Бренуэлла, выговор был похожим — тот же ирландский акцент, не полностью вытравленный английским образованием.

Все еще одурманенная эфиром и пораженная видом этого человека, я молчала.

— А он кто? — человек указал на Слейда.

Тот пошевелился, заворчал и приподнялся на локтях.

— Шарлотта? — со сна голос Слейда звучал глухо. Затуманенным недоуменным взором он посмотрел на стоявшего перед клеткой человека.

— Кто?..

Тут только я догадалась наконец, кто этот мужчина.

— Это Найал Кавана, — ответила я.

Слейд протер глаза.

— Что ж, — произнес он, озадаченный и довольный одновременно. — Доктор Кавана. Наконец-то.

— Откуда вы знаете, кто я? — выражение лица Кавана выдавало страх, смешанный с подозрением. — Вы кто такие?

— Меня зовут Джон Слейд, а это — Шарлотта Бронте. Моя жена, — добавил он после паузы, словно на время забыл, что мы женаты. Он подполз ближе к Кавана. — Рад познакомиться, — и протянул руку сквозь решетку.

Кавана отпрянул. Тут только Слейд заметил клетку и осознал тот факт, что мы в ней заперты. Его взгляд упал на тяжелый висячий замок. Он нахмурился.

— Это вы нас здесь закрыли?

— Да, — ухмыльнулся Кавана.

— И бутылки с эфиром бросали тоже вы?

— Я.

— Зачем?

— Потому что вы вторглись. — Кавана издал смешок с явным оттенком истерии. У меня по спине поползли мурашки: я часто слышала такой смеху Бренуэлла. Казалось, что мой покойный брат и впрямь живет внутри Найала Кавана, чье настроение внезапно сменилось злобной воинственностью. — Зачем вы сюда явились?

— Выпустите нас из клетки, — сказал Слейд, — тогда мы все объясним.

— Нет! — Кавана попятился. — Если я вас выпущу, для меня все будет кончено. — И снова я услышала в его голосе эхо голоса Бренуэлла. Скоро для меня все будет кончено. Брат часто повторял эту фразу во время приступов черной меланхолии. — Вы — как и все остальные — хотите уничтожить меня и украсть мою работу!

Я припомнила, как Бренуэлл утверждал, будто весь мир настроен против него и все объединились, чтобы украсть его стихи, лишить его плодов его художественного таланта, а его самого выбросить на помойку, как пустую скорлупу.

— Мы не хотим причинить вам вреда, — заверила я Найала Кавана умиротворяющим голосом, который выработала, ухаживая за братом. — Мы пришли помочь вам.

— С чего бы это вам мне помогать? Я вас не знаю. А вы откуда меня знаете? Кто вы?!

Я открыла было рот, чтобы ответить, но Слейд упредил меня:

— Шарлотта!

Он хотел дать мне понять, что наш захватчик может плохо отреагировать на наши правдивые объяснения. Я повернулась к Слейду и сказала:

— Но мы должны объяснить ему. — И потом, обращаясь уже к Кавана, добавила: — Я — писательница. Мой муж — бывший агент британской разведки. Мы узнали, что лорд Истбурн из Министерства иностранных дел нанял вас для создания некоего устройства, основанного на ваших исследованиях в области биологии микроорганизмов.

Кавана отреагировал на это сообщение бурно, как и предполагал Слейд:

— Лорд Истбурн сказал, что мое изобретение бесполезно. Он приказал мне прекратить работу над ним. Он нарушил наше соглашение, мерзавец! — Вдруг выражение лица Кавана сделалось хитрым: — Но меня не проведешь. Он просто хочет украсть мое изобретение и выдать его за свое. — Кажется, он даже не рассматривал вероятности того, что лорд Истбурн счел его изобретение слишком успешным и потому слишком опасным, чтобы довести его до ума и пустить в дело. Теперь Кавана смотрел на нас с еще большей подозрительностью: — Вы работаете на лорда Истбурна?

— Ничего подобного! — воскликнул Слейд. — Мне он тоже доставил много неприятностей.

— Враг лорда Истбурна — мой друг, — сказал Кавана, хотя тон его был далек от дружелюбного. — Но я не нуждаюсь в помощи. Сам прекрасно справлюсь.

— Нет, не справитесь, — возразил Слейд. — Вы попали в большую беду.

— Вам-то откуда известно?

— Вы так спешили покинуть Англию, что оставили там свидетельства своих опытов, — пояснил Слейд. — Не говоря уж о том, что выглядите вы как настоящая развалина.

Недоверие Кавана усилилось.

— Как вы меня нашли?

— Мы поговорили с вашими родителями, — ответил Слейд. — Они сказали нам, где вас искать.

Кавана задохнулся от гнева и вцепился руками в свою шевелюру.

— Они же обещали хранить тайну! Предатели!

— Они тревожатся о вас, — поспешила я успокоить его. — Вы ведь сами сказали им, что кто-то преследует вас и что вы страшно напуганы.

— Больше — нет. — Трясущиеся руки и затравленный взгляд Кавана свидетельствовали о том, что он лжет. — Да, я бежал от лорда Истбурна, но он наверняка уже прекратил преследование.

— Отнюдь, — сказал Слейд. — Несколько дней тому назад он явился в вашу лабораторию в Тонбридже и спалил ее дотла. Как вы думаете, что он сделает с вами, когда поймает?

Кавана задрожал. От страха его щеки сделались вовсе бескровными.

— Он никогда меня здесь не найдет.

— Не рассчитывайте на это, — сказал Слейд. — Лорд Истбурн пойдет по тому же пути, по которому прошли мы с женой. Но он — не единственная ваша проблема.

— О чем это вы?

Я перехватила инициативу:

— За вами гонится не только лорд Истбурн. Есть еще человек по имени Вильгельм Штайбер. Он — главный шпион русского царя. С ним — два прусских солдата…

Я запнулась, потому что лицо Кавана стало белым, как у привидения, и мне показалось, что он сейчас упадет в обморок. Опустившись на стул, он прошептал:

— Значит, это правда. Значит, они — не плод моего воображения. Они ошивались вокруг моего дома в Уайтчепеле. Я видел их, когда возвращался туда за кое-какими вещами, которые там остались. Я надеялся, что это — лишь галлюцинация. — Обуянный страхом, он спросил: — Что им от меня нужно?

— Штайбер знает о вашем изобретении, — ответил Слейд. — Он хочет заполучить его для царя.

Кавана уставился на него в изумлении, у него даже челюсть отвисла:

— Так он верит, что мое изобретение работает?!

— Да. Вот почему он и проделал долгий путь из России, чтобы найти вас.

— Ну, наконец-то! — Настроение Кавана снова резко изменилось; на лице заиграла радостная улыбка. — Наконец кто-то влиятельный поверил мне и не считает меня обманщиком. Наконец мой гений получил признание! — Кавана упал на колени и молитвенно сложил руки: — Слава тебе, Господи!

Мы со Слейдом обменялись тревожными взглядами. Кавана не понимал, что заинтересованность в нем России — отнюдь не та заинтересованность, какой он жаждал.

— Штайбер настолько верит в ваше изобретение, что прибег даже к пыткам, чтобы выведать информацию о вашем местонахождении. Ему так остро необходимо найти вас, что он убил двух людей, пытаясь узнать у них, где вы.

Я заметила, что беспокойство стерло улыбку с лица Кавана.

— Штайбер и царь заслуживают еще меньшего доверия, чем лорд Истбурн, и они гораздо более опасны, — продолжал Слейд. — Они намерены использовать ваше оружие в войне против Англии. Умрут тысячи людей.

— Ну и пусть, — дерзко ответил потрясенный Кавана. — За то, как Англия поступила со мной и моим народом, она заслуживает наказания.

— Если эпидемия начнется в Англии, она перекинется и на Ирландию. Ваш собственный народ будет уничтожен, — попробовал образумить его Слейд.

Кавана лишь фыркнул.

Читатель, я не хочу, чтобы у вас создалось впечатление, будто Бренуэлл был таким же невменяемым, эгоистичным и склонным к деструкции, как Найал Кавана. Изначально мой брат был великодушным, отзывчивым и любящим человеком. Несмотря на слабости и страсти, коим он был подвержен, у него не было пагубных врожденных пороков, свойственных Кавана. Но и Бренуэлл, и Кавана представляли собой две точки одного спектра дурного характера. И хотя мой опыт общения с Бренуэллом оказался несчастливым, он позволил мне лучше понять суть Найала Кавана. Быть может, все же существовала возможность как-то повлиять на этого человека.

— Я понимаю, что вы чувствуете, — сказала я. — Вы хотите, чтобы ваш талант оценили. Чтобы вы остались в памяти людей. Вы хотите, чтобы имя ваше было вписано в историю.

Таковым было и сокровенное желание Бренуэлла. Найал Кавана тоже горячо откликнулся на мои слова:

— Да! Правильно! Именно на это я работал всю свою жизнь!

— Но этого не случится, если вы свяжетесь с Вильгельмом Штайбером.

— Вот как? — Кавана выпятил губу и сложил руки на груди, как мальчишка, которому не дали конфету. — Это почему же?

Слейд моментально подхватил мою игру.

— Штайбер украдет ваше изобретение, убьет вас и сбросит труп в яму.

— И никто не узнает, что с вами произошло, — продолжила я. — Словно вас никогда и не существовало.

Самодовольство Кавана моментально улетучилось, он стал похож на шар, из которого выпустили воздух. Осознав наконец, какая беда грозит ему, он задрожал от страха, горя и отчаяния. Выглядел он сейчас хуже, чем выглядел Бренуэлл, когда испытывал самые тяжелые последствия воздействия алкоголя и опиума. Подползя к клетке, он умоляюще спросил:

— Так что же мне делать? Помогите мне! Пожалуйста!

Слейд издал вздох облегчения. Я тоже обрадовалась тому, что Найал Кавана изъявил готовность сотрудничать с нами; но мне было жалко его так же, как бывало жалко Бренуэлла. Еще один прискорбный пример впустую растраченного таланта!

— Все будет хорошо, — заверил его Слейд. — Мы отвезем вас обратно в Англию и защитим.

— Вы будете в безопасности, — подтвердила я. — Сможете мирно работать и будете вознаграждены по заслугам.

В процессе разговора мы со Слейдом избегали смотреть друг на друга, прекрасно отдавая себе отчет в том, что обманываем больного, уязвимого человека. Кавана не догадывался, что мы собираемся отдать его в руки британского правительства, которое наверняка сделает все, чтобы он оставил свои опасные исследования и не смог больше никогда создать никакого разрушительного оружия.

— О, да! — Кавана всхлипнул с облегчением, восторг засиял сквозь слезы в его глазах, мысленным взором он уже видел свое будущее в розовом свете. — Благодарю вас!

— Единственное, что вам нужно сделать, это выпустить нас из клетки и поехать с нами, — сказал Слейд.

— Очень хорошо, — ответил Кавана, вскакивая. — Только куда же я подевал ключ? — Мы затаили дыхание, испугавшись, что он потерял его. Кавана принялся обшаривать карманы. — Нигде нет!

— Может, вы обронили его? — Сколько раз я разыгрывала эту сцену с Бренуэллом, когда он забывал, куда положил какие-то важные для него принадлежности. Я знала, что надо сохранять спокойствие. — Посмотрите везде, где вы были после того, как заперли замок. Идите по собственным следам.

Кавана опустился на колени и пополз по полу, шаря руками в грязи и внимательно всматриваясь сквозь очки.

— Ага, вот! — он победно поднял ключ над головой, бросился к клетке, но вдруг остановился. — А почему я должен верить, что вы сделаете то, что обещаете? — На него снова нахлынули сомнения.

— Потому что мы действуем, исходя из ваших насущных интересов, — сказала я.

— Потому что мы — единственные, кто может вам помочь, — добавил Слейд. — Отоприте клетку, и мы докажем, что мы — на вашей стороне.

Кавана нахмурился, раздираемый противоречием между желанием поверить нам и страхом, усугублявшимся алкоголем, болезнью, врожденными наклонностями и обманным поведением по отношению к нему других людей.

— Откуда мне знать даже то, что вы именно те, за кого себя выдаете? У вас есть доказательства?

— В моей сумочке, — сказала я. Сумка лежала на полу футах в пятнадцати от клетки, там, где я упала, потеряв сознание. — Вон она, — указала я.

Кавана положил ключ на табуретку и отправился за моей сумкой. Порывшись в ней, он извлек из нее записку, которую я всегда носила с собой и которая являлась единственным имевшимся у меня сейчас удостоверением личности, и прочел:

— «Я — Шарлотта Бронте. Если со мной что-нибудь случится, пожалуйста, сообщите моему отцу, преподобному Патрику Бронте, настоятелю прихода в Гаворте, Йоркшир». — Кавана вопросительно посмотрел на меня, бросил бумажку и сумку на пол и повернулся к Слейду. — А как насчет вас?

Слейд сунул руку в карман и достал визитную карточку. Когда он протягивал ее Кавана, я заметила, что на ней не написано ничего, кроме «Джон Слейд». Кавана взял карточку, взглянул на нее, хмыкнул и бросил на мою сумку.

— Здесь ничего не сказано о том, что вы когда-либо работали на Министерство иностранных дел.

— Агенты не носят при себе документов, удостоверяющих это, — ответил Слейд. — Это весьма опасно, когда попадаешь в руки врагов.

— Удобное объяснение, — презрительно сказал Кавана. — Кто вы на самом деле?

Как ни пытались убедить его в том, что говорим правду, мы не смогли развеять его подозрения. Наставив на нас указательный палец, он заявил:

— Я знаю, кто вы. Вы — царские агенты. Вы пытаетесь обманом заставить меня отдать вам мое изобретение и выведать у меня все технические секреты его создания!

Нам оставалось лишь отрицать это, доказательств обратного у нас, увы, не было. Кавана возбуждался все более, он метался по кругу, бормоча себе под нос:

— Если они нашли меня здесь, то найдут и их подручные, и лорд Истбурн тоже. Меня убьют. И украдут мое изобретение и мои секреты. И мне никогда не видать славы, о которой я мечтал. Что мне делать? — Мы со Слейдом пытались урезонить его, но он не слушал — лишь глотал вино из бутылки. — Нужно уходить отсюда. Я должен найти другое убежище.

Я была в отчаянии, так как знала, что алкоголь постепенно будет делать его все менее вменяемым. Он уже впал в ярость, стал рвать на себе волосы и одежду.

— Какая несправедливость: я вынужден стать беглецом, в то время как я — величайший из когда-либо живших на земле ученых! — бормотал он сквозь слезы. — Как ужасно, что я должен прятать самое выдающееся изобретение всех времен, чтобы не умереть! — Он подбежал к нам, разъяренный: — Будьте вы прокляты! Это вы довели меня до такого состояния! — Так же, как Бренуэлл, он винил в своих бедах других. — Если мне суждено умереть, так умрите же и вы!

Но Бренуэлл никогда никому, кроме себя, не причинил физических травм. Кавана же ринулся куда-то в угол, схватил что-то, лежавшее за лампой, и вернулся, размахивая топором.

— Нет! — Я метнулась в дальний угол клетки и съежилась.

— Эй, приятель, возьмите себя в руки, — требовательно произнес Слейд, но за властностью интонации я уловила нотки отчаяния. — Попробуйте размышлять здраво. Вы знаете, что лорд Истбурн обошелся с вами дурно. Вы видели штайберовских шпионов, шнырявших вокруг вашего дома и имеющих задание похитить ваше изобретение. Но какой вред причинили вам мы? Никакого! Нельзя же наказывать нас за чужие грехи.

— Если вы нас убьете, то только усугубите свое положение, — вставила я. — Вас уже разыскивают в связи со смертью Мэри Чэндлер, Кэтрин Медоуз и Джейн Андерсон. Еще два убийства — и вас наверняка повесят.

Кавана зашелся от возмущения:

— Вы знаете о моих экспериментах?! — Потом захихикал: — Впрочем, вы все равно не успеете никому рассказать о них перед смертью.

Он замахнулся топором. Слейд увернулся, я закричала. Лезвие со звуком, от которого лопались барабанные перепонки, ударилось в прут. От лязга пошло эхо. Кавана потерял равновесие и закачался. Потом рванулся вперед, чтобы нанести следующий удар.

— Не делайте этого, ради себя самого! — крикнул Слейд. — Сотрудничество с нами — ваш единственный шанс выжить, не говоря уж о том, чтобы добиться признания, о котором вы мечтаете.

Настроение Кавана снова изменилось, как всегда молниеносно. В красных глазах появился хитровато-злобный блеск.

— Может, вы и правы: может, живыми вы принесете мне больше пользы, чем мертвыми.