Кумирня Дайкоку располагалась на лесистом склоне на краю города, в стороне от основных дорог, ведущих через горы. Между двойными перекрещивающимися балками ворот была установлена стела с вырезанным на ней именем Дайкоку, бога богатства и удачи.

Сано прошел в ворота вместе с потоком простолюдинов, торговцев и семей самураев, которые явились сюда за благословением на случай ожидавшейся войны. Он поднялся по каменным ступеням к кумирне, площадка вокруг которой была обсажена кипарисами. Выложенная каменными плитами дорожка вела к главному зданию святыни. Пришедшие поклониться богу группами стояли вокруг прилавков с закусками и сувенирами. В руках каменной статуи Дайкоку, дородного и улыбающегося, были мешок с драгоценностями и волшебный молоток, при помощи которого он даровал исполнение желаний. Дайкоку сидел на двух мешках риса, прогрызенных двумя резными крысами — его земными посланцами, — среди цветов и других подношений. Монахи в белых халатах и черных прямоугольных головных уборах мелькали в толпе. Свежий горный воздух смешивался со сладким, терпким ароматом благовоний. Над детским смехом, стуком деревянных подошв и произносимыми нараспев молитвами плыл звон колокола, глубокий и чистый. Над городом солнечные лучи пронзали тучи, словно спицы сияющего серебряного веера. Когда Сано мыл руки в ритуальной каменной чаше, безмятежная атмосфера, царившая вокруг, успокоила его. Все проблемы словно отдалились; он почти забыл, что ему суждено причинить жестокие страдания человеку, поиски которого привели его сюда.

Осмотревшись, Сано увидел старшего чиновника Охиру: он стоял у прилавка, где продавались талисманы и сладости, яркие фигурки летящих журавлей-оригами, символизирующих долголетие, и деревянные молитвенные палочки. Старший чиновник в темной одежде выглядел неуместно среди ярко разодетых людей. Когда Сано подошел к нему, Охира покупал молитвенный колышек. Он обмакнул в тушь одну из кистей, выставленных для клиентов, и написал на палочке молитву. Занятый своим делом, самурай не заметил Сано.

«Пожалуйста, защити нас от зла и принеси нам вместо тревог счастье», — прочел Сано через его плечо. Дальше шли имена членов большой семьи Охиры. Это была обычная молитва, но в нынешних обстоятельствах она брала за живое. Сано с ужасом думал о том, что должен сделать, но старший чиновник Охира заслужил свою участь.

Внезапно Охира поднял глаза и увидел Сано.

— Опять вы, — устало проговорил он. — Как вы смеете беспокоить меня в священном месте? — Он казался исхудавшим, словно его тело истаяло от боли. — Что вам нужно? Как вы меня нашли? — Повернувшись, он пошел к статуе Дайкоку.

Сано последовал за ним.

— Ваш начальник стражи сказал, где вы.

Охира остановился.

— Вы побывали на Дэсиме? Но как?.. Ваш пропуск был аннулирован. — Пристально посмотрев на Сано, он покачал головой, так ничего и не угадав по его лицу.

Прежде чем отправиться в кумирню, Сано избавился от украденного вооружения. Его одежда высохла на полуденной жаре, и с одним коротким мечом на поясе он выглядел как обычный самурай низкого ранга. Сейчас Сано не стал тратить время на то, чтобы рассказывать Охире о своих приключениях. Скоро тот и так все узнает. Дэсимские стражники доложат о том, что натворил Сано. Его будут искать солдаты. Ему следует действовать быстро.

— Как я попал на Дэсиму, не так важно, — сказал Сано. — Важно то, что я там обнаружил. — Он вынул из-под кимоно свиток и незаконченную опись. — Трибунал заинтересуется этим, как вы думаете?

Поняв все, Охира вспыхнул. Его охватила дрожь. Опустившись на корточки, он воткнул трясущимися руками молитвенную палочку в землю у ног каменного бога среди множества других.

— Значит, теперь я в вашей власти. — Поникшая фигура Охиры выражала отчаяние, в голосе звучала печаль. Он прикоснулся к палочке. — Я послал молитву слишком поздно, она уже не принесет мне пользы.

Этот деликатный момент напомнил Сано, как однажды он пил чай из бесценной фарфоровой чашки на чайной церемонии в замке Эдо: тонкой, полупрозрачной, с поверхностью, покрытой паутинкой трещинок, появившихся при обжиге в печи. Сано глубоко вздохнул, призывая всю свою мудрость, чтобы воспользоваться этим моментом, не допустив ошибки.

— А может быть, ваши молитвы уже осуществились, — сказал он.

— Что вы имеете в виду? — Охира поднялся, избегая смотреть на Сано.

— Вы оставили эти документы на видном месте, словно надеялись, что кто-то найдет их и накажет вас, хотя на Дэсиме это маловероятно. Думаю, вы не особенно сожалеете о том, что я нашел их. — Сано спрятал свиток и листок под кимоно. — Боги мудры. Порой они узнают о наших самых заветных, самых потаенных желаниях и даруют их исполнение.

Охира насмешливо улыбнулся:

— Значит, для меня вы посланец судьбы? Полагаете, я хочу публичного бесчестья и позорной смерти? Могу вас заверить: это не так.

Он зашагал по дорожке к главному зданию кумирни — деревянной хижине с соломенной крышей и верандой с перилами, поднятой на деревянных столбах и окруженной оградой из кольев. Сано вслед за Охирой поднялся по каменным ступеням.

— Когда погибли друзья вашего детства, вы поклялись придерживаться закона и не позволять другим совершать преступления. — Сано напомнил Охире историю, которую тот рассказал ему вчера. — Нарушив обет, вы тем самым обесчестили себя. Вы не могли открыто покаяться и поставить под удар семью, но жаждали, чтобы вас наказали. — Он помолчал, пока Охира дергал за свисавшую со ската крыши веревку, звоня в колокол, чтобы призвать бога. Оставив обувь за дверью, они вошли в кумирню. — И вам невыносимо жить, когда умирает ваш сын.

Свет полудня проникал сквозь проем двери и решетки на окнах, ложась на отполированный кипарисовый пол сияющими полосами. С опорных свай свисали священные косички из белой бумаги. Стены были покрыты подношениями кумирне: макетами кораблей, мечей, домов. Дверь во внутренние покои, вместилище бога, была завешана белой материей. В воздухе, пропахшем благовониями, воском свечей и сосновой смолой, царила тишина. Старший чиновник Охира упал на колени перед занавесью и склонил голову — поза горького признания правоты Сано. Сано встал на колени рядом с ним. После долгого молчания Охира тихим, печальным и отстраненным голосом ответил:

— Я расстроил систему безопасности Дэсимы и подделал складскую опись по приказу губернатора Нагаи. Я не хотел этого делать, но разве у меня был выбор? Самурай должен подчиняться вышестоящему начальству.

В бусидо послушание — высшая добродетель, часто вступающая в конфликт с личной моралью и законом. Сано, хорошо осознававший это противоречие, понял, что именно чувство вины и ненависть к себе стали причиной физической дряхлости Охиры, истощили его тело и душу.

— Нагаи сказал, что если я откажусь, — продолжал Охира, — то он заменит меня тем, кто не станет запрещать контрабанду. Он угрожал, что перестанет покровительствовать Киёси. — Голос самурая стал хриплым от волнения; он повернулся к Сано и простер руку, моля о том, чтобы тот понял его. — Что мне было делать? — Затем эмоции отхлынули. Охира уронил голову на сложенные ладони. — Теперь все пропало.

— Не обязательно, — возразил Сано.

— О чем вы? — В глазах Охиры мелькнула надежда.

У Сано имелись улика и признание Охиры, которое старший чиновник, жаждущий наказания, повторит перед трибуналом. Но ему нужно было больше.

— Киёси можно спасти. — Сано смутился, внезапно ощутив, что становится похож на Яна Спаена. В том, что он намерен сделать, проявится та же склонность к манипулированию людьми, как и у голландца. — Ваш сын не контрабандист и не убийца, его единственное преступление в том, что он обвинил меня, желая выгородить вас. Если мы убедим его рассказать правду, ему не придется умирать.

Старший чиновник Охира тихо застонал.

— Вы не знаете всей истории. И уверяю вас, когда узнаете, вам не так захочется помогать Киёси. Я был у него в тюрьме сегодня утром. Киёси напоминал безумца, но пришел в себя на довольно долгое время и рассказал мне все. Два месяца назад он начал гоняться за таинственными огнями, поскольку гадалка сказала, что это призраки, которые дадут ему много денег, и тогда он сможет жениться на любимой девушке. Киёси видел, что огни двигаются к Дэсиме, и проследил за ними до бухты, где наткнулся на контрабандистов. Позже он подслушал, как я распорядился, чтобы стражники снимали охрану, когда проворачиваются контрабандные операции. Киёси не знал, что в дело замешаны губернатор Нагаи и другие чиновники. Он решил, что всем заправляю я. В ночь ареста Киёси отправился к бухте, чтобы уговорить меня оставить это дело.

Значит, тот, кого Киёси собирался остановить и предостеречь, был его отец. Догадка Сано подтвердилась.

Охира издал скорбный смешок.

— Мой бедный, преданный, наивный сын. Да, он защищал меня, но не только ложью. Киёси ночами бродил по берегу, опасаясь, что полиция схватит меня... Откуда ему было знать, что все они сообщники? — Охира умолк, словно собираясь с силами. — Киёси стрелял из лука во всякого, кто приближался к заливу.

— Это он стрелял в меня? — Слова самурая ошеломили Сано. Значит, это не были ни Нирин, ни стражники с Дэсимы, ни подосланный канцлером Янагисавой убийца. Он догадался о мотиве юноши, но не о том, насколько далеко он готов пойти, чтобы прикрыть отца. Теперь бессвязное бормотание Киёси обретало смысл. Он «поставил личные интересы выше интересов сёгуна и государства», занимаясь не контрабандой, а тем, что защищал семью, вместо того чтобы сообщить о преступлении. «Кровь на его руках» была его, Сано, а не Яна Спаена и не Пеон.

— Я приношу извинения за сына, — сказал Охира. — Он не хотел причинить вреда, он просто хотел напугать вас. Когда вы не уехали от залива, Киёси запаниковал. Он стал целиться поспешно и задел вас. — Старший чиновник печально покачал головой. — Но это его не оправдывает. Он напал на представителя сёгуна, что трактуется как измена. Поэтому Киёси должен понести наказание. Как я и другие члены семьи.

Сано не чувствовал враждебности к молодому человеку, едва не убившему его. Он сам сделал бы то же самое, чтобы защитить отца.

— Когда судьи услышат о ваших преступлениях, у них не останется иного выбора, кроме смертного приговора, — сказал Сано. — Я не могу спасти вас — да вы этого и не хотите, не так ли? — Молчание Охиры подтвердило его слова. — Но, восстановив свои властные полномочия, я постараюсь убедить бакуфу, чтобы ваши жена и младшие дети не понесли наказания. — Он делал это в особых случаях для семей других преступников. — И Киёси не умрет, если я не доложу о том, что вы мне рассказали. А я не стану этого делать... если вы поможете мне.

Охира смотрел на Сано широко раскрытыми глазами, словно не смея поверить тому, что услышал.

— Конечно. Я сделаю все, что угодно. Все, что угодно!

— Скажите, кто убил Яна Спаена, и назовите имена всех, кто занимался контрабандой.

— Я не знаю этого. — Отчаяние снова овладело Охирой. — Меня там не было во время смерти Спаена. Я даже ни разу не был в бухте. Начальник второй смены управлял лодкой. — Значит, Сано плыл через залив за Нирином в ночь своего ареста. — Моя задача заключалась в том, чтобы подделать опись товаров, ослабить наблюдение за Дэсимой и предоставить людей.

И принять на себя обвинение, если что-то сорвется, подумал Сано, чувствуя, что надежда выявить преступников становится все более иллюзорной. Умен Нагаи, если заранее сотворил козла отпущения!

— Я не знаю, кто эти контрабандисты и кто ими руководит, — вздохнул Охира.

— Но вы должны были связываться с ними. — Сано пытался ухватиться за малейшую зацепку.

— В мою канцелярию в городе приходили анонимные послания. Я никогда не пытался выяснить, кто адресат... я не хотел знать больше, чем нужно. И уничтожал каждое послание.

Таким образом, письменных улик против губернатора Нагаи, переводчика Исино, Урабэ и кого-либо еще, кроме Охиры, нет. Но Сано не желал сдаваться.

— О чем говорилось в посланиях?

— Сообщались дата и время переправки контрабанды. Место, где мои люди должны взять товары... — Лицо Охиры выразило отвращение.

— Что еще? — спросил Сано.

— Очередное послание пришло вчера. Мои люди должны завтра вывезти с острова оставшиеся незаконные товары.

— Куда? — спросил Сано. — Когда?

Если ему удастся предоставить эту информацию судьям трибунала, то они, вероятно, освободят его и обратят внимание на настоящих преступников. Сано впервые почувствовал вкус успеха. И быть может, когда контрабандистов схватят, он узнает, кто убил Спаена, Пеон и поджег его дом.

— В послании говорилось, что нужно подобрать новое место встречи, — сказал Охира, — так как бухта засвечена. Я должен ждать дальнейших указаний, которые скоро последуют.

Достаточно ли скоро, подумал Сано, чтобы спасти его и Хирату? Достаточно ли скоро, чтобы предоставить убийцу Спаена голландскому капитану и предотвратить войну?

Снаружи по ступеням кумирни застучали деревянные подошвы, возвещая о прибытии желающих помолиться. Вдали продолжали тревожно бить военные барабаны. Сано собрался уходить.

— Сообщите мне сразу же, как узнаете, — сказал он.

— Конечно. Как вас найти?

Дом Сано сгорел, полиция наверняка охотится за ним. Ему некуда идти.

— Не знаете ли вы какого-нибудь тихого, уединенного постоялого двора? — спросил Сано.

— "Двойное счастье". — Охира объяснил, как туда добраться. — Я пришлю вам весточку.

Прежде чем уйти, Сано поклонился в сторону внутренних покоев и бросил в ящик для подношений монетку на счастье. Охира стоял на коленях и молча, с закрытыми глазами молился. На него снизошло небывалое спокойствие и придало странную красоту изборожденному морщинами лицу.

— С вами все будет в порядке? — спросил Сано, тревожась за человека, гибель которого должна расчистить дорогу к истине и его собственному спасению.

Странно отрешенный голос старшего чиновника Охиры прозвучал словно издалека:

— Я еще немного побуду здесь.

Сано изнемогал от чувства вины и жалости; завершение миссии не принесло ему радости. Сано очень хотелось быть таким человеком, который отказался бы от расследования или по крайней мере закончил его прежде, чем оно убьет Пеон, Старого Сазана, Охиру и будет угрожать Хирате и государству. Правдоискательство казалось ему проклятием, служение личному кодексу справедливости — жестоким эгоизмом. Но что оставалось делать Сано, как не довести расследование до конца? И в глубине души он все же чувствовал, что это будет правильно. Он должен служить чести и мириться с судьбой — как это делал Охира.

— Мне очень жаль, — тихо сказал Сано, но старший чиновник ничем не показал, что расслышал его слова.

Сано покидал кумирню, намереваясь укрыться на постоялом дворе и ждать послания от Охиры. Но сразу за воротами его охватило предчувствие опасности — на мгновение раньше, чем он увидел ее источник.

Вниз по дороге мимо него двигалась длинная процессия, во главе которой шли пешие солдаты со знаменами, украшенными гербами Токугавы. Конные солдаты сопровождали три паланкина; в открытых окошках виднелись мрачные пожилые чиновники в черных церемониальных головных уборах и халатах. Дальше следовала целая армия слуг и носильщиков с сундуками и тюками. У Сано сжалось сердце; ужас сковал его.

Члены трибунала по делу о государственной измене прибыли на день раньше, чем их ожидали. Время вышло. И Сано лишился шанса выверить свои планы. Со стороны города появилась толпа разъяренных самураев: ёрики Ота в полном боевом облачении на жеребце в дорогой сбруе; досины, размахивавшие дзиттэ; полицейские помощники с палками, веревками и лестницами; конные и пешие солдаты; мокрый с головы до пят, взбешенный Нирин.

— Вот он! — крикнул Нирин, который, видимо, и привел отряд к кумирне. — Хватайте его!

Толпа кинулась к Сано. Полицейские вырвали у него меч, связали ему руки и соорудили вокруг него из лестниц подобие клетки.

— Суд над вами начнется завтра утром, — с торжествующей усмешкой сообщил Сано ёрики Ота. — А пока вы отведаете щедрого гостеприимства тюрьмы Нагасаки. — Он щелкнул поводьями и сделал подчиненным знак следовать за ним. — Пошли!

Посаженный, словно зверь, в клетку, подгоняемый палками и насмешками, готовый умереть от стыда и отчаяния, Сано двинулся в долгий путь к тюрьме Нагасаки.