На нижней крыше дома, покрытый ушибами Сано силился отбросить от Кобори, который висел на нем. Призрак наносил удары руками, пальцами, коленями и локтями в места на теле Сано, где пересекаются нервы. Он словно выстреливал энергию, которая выводило мышца противника из строя. Сано кричал в отчаянии, когда рвались его сухожилия. Наконец, ему удалось выставить колено между собой и Кобори. Он толкнул изо всех сил.

Кобори отлетел назад. Он упал, кувыркнулся, выставив пальцы над головой, а затем, подпрыгнув, встал на ноги. Сано тоже поднялся на ноги. Все его тело болело. Он покачнулся, будто от ветра, в то время стоящий Кобори готовился напасть снова.

— Ну, как же, вы думаете, меня одолеть? Что вы ждете? — насмехался над ним Кобори.

Каждый вдох легких Сано отдавался болью. Рукопашный бой никогда не был его сильной стороной, а шесть месяцев, которые он провел сидя за столом, никак не способствовали физической подготовке. Он вспомнил, насколько слабым он был, когда он проводил спарринги с Коемоном, а его друг не пытался убить его. Борясь с охватившей его паникой, Сано стремились отвлечь Кобори и помешать ему сосредоточить энергию тела и разума в смертельное касание.

— Я хочу, чтобы ты понял, что твоя борьба не имела смысла, — сказал Сано. Подумав, он решил, что это, возможно, деморализует и ослабит Кобори:

— Война окончена.

— Это еще не конец, пока я жив, — сказал Кобори. — Ты станешь моей самой большой победой.

Они шли друг на друга, походка Сано была отягощена болью, а Кобори шагал уверенный в исходе поединка. Сано поднял руки, готовясь нанести удар или защищаться, как мог. Кобори изогнул спину. Он принял стойку в которой одна согнутая в локте рука была поднята, а другая была опущена. Его глаза приобрели странный блеск. Энергия, излучаемая им, как живой организм, издавала неумолкающий гул. Сано четко видел его лицо и руки, как если бы они источали свой собственный свет, в отличие от черной одежды, в которую был одет Призрак. Когда их разделяло несколько шагов, Кобори прыгнул в воздух. Его нога ударила в подбородок Сано под нижнюю губу.

Сано почувствовал, как зазвенели его зубы, а голова откинулась назад. Он пошатнулся и упал на колени. У него перед глазами все плыло, а Кобори стоял в том же месте, откуда начал свою атаку. Он атаковал и отступил так быстро, что казалось, что не двигался вовсе, будто удар нанесла отделившаяся от него тень. Его энергия гудела; на его губах заиграла яркая узкая улыбка.

— Твоя очередь, — сказал он. Или ты сдаешься?

Несмотря на безвыходность своего положения, Сано отказался уступить. Он ударил Кобори, но тот легко уклонился от удара. Сано пробовал еще и еще раз. Кобори, казалось, знал наперед, что Сано собирается до того, как это решил сам Сано. Он так и не был поражен ни одним ударом Сано. Он исчезал, а затем появился в другом месте, будто сказочное существо. В неистовстве, Сано ударил кулаком по ребрам Кобори, но тот легко заблокировал этот удар. Его руки резко атаковали запястья Сано.

Дыхание со свистом вылетело из Сано. Казалось, в его груди образовалась пещера, он резко упал, задыхаясь, как рыба, выброшенная на сушу, пораженный, что как удар повлиял на его органы, расположенные так далеко от точки удара. Кобори, должно быть, направил свою энергию вдоль его нервов от запястий к легким. Когда старался продышаться, Кобори ткнул пальцем в кожу рядом с правым глазом Сано. Эффект был ошеломляющий, Сано почувствовал, будто он только что проснулся в незнакомом месте, не имея представления, где он и как он там очутился.

Кобори ударил по нерву, нарушившим работу его мозга.

Ужас собственного бессилия охватил Сано. Каждая его атака оборачивалась против него. Единственный раз, когда он вступил в контакт с Кобори, тот парировал его удар и одновременно нанес ему свой. Сано пошатывался, когда Кобори ногами атаковал его плечи и спину. Каждый удар Кобори сопровождало взрывной выдох, звук которого напоминал на вспышку, когда горевший трут соприкасался с керосином. Тошнота и головокружение сопровождали боль, что вспыхнула по всему телу Сано. Он нанес Кобори удар и сам потерял равновесие. Когда он падал на крышу, Кобори схватил его запястье, дернул за руку, перевернул Сано и ударил ниже пупка.

Сердце Сано забилось со скоростью барабанной дроби. Кровь ударила в голову с таким напором, что, казалось, она вот-вот лопнет. Он закричал, стараясь заглушить рев крови в ушах.

* * *

Югао, выставив нож, бросилась на Рейко. Рейко отскакивала в сторону, отбивала удары и отступала назад, хотя она в жизни выходила победителем из многих поединков, она еще не сталкивалась с таким противников, как Югао. По сравнению с ее прошлыми оппонентами, Югао была любителем, не имевшая маломальского опыта. Но то, что ей не хватало в боевом искусстве, она компенсирована своим безрассудством и дикой яростью. Рейко нанесла ей несколько резанных ран, но Югао оказалась невосприимчивой к боли, даже не подозревая о своей крови, которая забрызгала пол.

Тяжелые удары и треск на крыше перекликались с криками и возней в комнате. Рейко была вся в поту, задыхалась от усталости, ныряла, крутилась, била ножом и отбивала удары. Когда Югао нападала на нее с неослабевающей, маниакальной силой, Рейко наступила свисающие лоскуты ткани, которая висела от ее порванного рукава. Она споткнулась и растянулась на спине. Югао метнулась к ней с поднятым ножом. Ее лицо сияло свирепым, злобным триумфом. Она бросилась к Рейко. Когда она взмахнула ножом нисходящей дуге, направленной на лицо Рейко, та крепко схватила собственное оружие в кулаки и направила навстречу Югао.

Югао наскочила прямо на это лезвие. Рейко чувствовала, что оно врезается в плоть. Югао издала страшный, мучительный крик. Ее глаза полезли на широкий лоб, а руки, выпустив нож, отчаянно задергались. Она упала на Рейко. Ее вес припечатал Рейко к полу. Лезвие ножа Рейко вошло в тело Югао по самую рукоять. Рейко воскликнула, почувствовав, что ее руки прижимает тело Югао, из раны которого била влажная теплая кровь.

Югао лежала, раскинув руки. На мгновение ее лицо коснулось лица Рейко. Югао уставилась на Рейко, ее лица выражало шок, боль и ярость. Она оттолкнулась от Рейко и села, вытянув ноги. Рейко поднялась на ноги, ее сердце глухо стучало, при необходимости, она была готова действовать или сражаться. Она схватила нож, который уронила Югао.

Сначала Югао не двигалась. Она смотрела с открытым ртом на торчащий в ее животе нож и кровь на своей одежде. Потом она схватилась за рукоять. Ее руки дрожали, а дыхание хрипело часто и слабо. С хриплым стоном, она вытащила нож. Из раны потекла новая кровь. Югао подняла голову и встретилась взглядом с Рейко. Ее лицо стало мертвенно белым, а с губ стекали кровавые слюни, но она смотрела с все той же яростью. Схватив нож, она поплелась по полу к Рейко. Задыхаясь и слабея от боли, она рухнула. Из последних сил бросила нож в Рейко. Он упал далеко от нее. Югао лежала, свернувшись вокруг своей раны.

— Кобори-сан — заплакала она. Рыдания охватили ее тело.

Крыша сотрясалась от ударов. Рейко была слишком наряжена, чтобы точно знать, что она чувствовала, или обдумать ситуацию. Она медленно приходила в себя. Послышались шаги в проходе, что вел к ней. Сыщики Марумэ и Фукида ворвались в комнату, в сопровождении лейтенанта Асакая и ее других охранников. Хирата шел следом за ними.

Марумэ воскликнул:

— Госпожа Рейко!

Он и другие самураи с удивлением смотрели на Югао, которая плакала, лежа на полу, призывая своего любовника. Они уставились на Рейко, которая заметила, что одета в лохмотья, покрытые кровью Югао, Тамы, и своей собственной из бесчисленных незначительных, но болезненных порезов.

— Вы в порядке? — с тревогой спросил Фукида.

— Да, — ответила Рейко.

— Где канцлер Сано? — спросил Хирата.

— Он находится на крыше, где сражается с Кобори.

Казалось, эти слова выскочили из Рейко сами собой, но как только она их произнесла, она была уверена, что это правда. Ее интуиция подсказала ей, что она услышала шум борьбы между ее мужем и Призраком и, что Сано был в смертельной опасности. Она призвала:

— Мы должны помочь ему!

Мужчины выбежали из комнаты. Она последовала за ними вниз по коридору.

* * *

Оглушенный болью, Сано наносил Кобори дикие, отчаянные удары. Кобори ударил его в грудную клетку. Сано упал, его тело дергалось перед стоящим над ним Призраком.

— Я слышал, что ты сильный боец. Я разочарован в тебе, — сказал Кобори.

Упавший скорчившийся от боли Сано, выглядел ужасно. Все же, что Сано мог видеть, это было сияющее лицо Кобори с горящими темными глазами. Сано почти лишился сил. Изо всех сил пытаясь собраться с мыслями, он смутно вспомнил, что священник Оцумо сказал Хирате:

— Каждый человек имеет чувствительное место. Я смог найти Кобори, но это ваша единственная надежда победить его в поединке.

— Я слышал о тебе, тоже, — сказал Сано, скорее инстинктивно, чем осознанно. Он сглотнул кровь и слизь и резко поднялся. — От священника по имени Оцумо. Как я понял, он был твоим учителем.

Боль прошла.

— Что он сказал? — тон у Кобори был равнодушный, но Сано понял, что он только притворяется, что не все равно, что Оцумо думает о нем.

— Он сказал, что отрекся от тебя, — сказал Сано.

— Никогда! — резкость с которой Кобори ответил, сказала Сано, что отказ учителя от него, по-прежнему, сильно его задевает. — У нас был разный подход к философии. Мы просто разошлись в разные стороны.

Сано похвалил давших ему подсказку богов: он нащупал чувствительное место Кобори. Это был Оцумо.

— Ты вступил элитный отряд Янагисавы, — сказал Сано. Ты использовал навыки, полученные от учителя для совершения политических убийств.

— Это лучше, чем то, что делали Оцумо и его братство старых пердунов, — сказал Кобори. Они довольствовались тем, что сохраняли знания для потомков. Это же смешно! Сано был рад, отвлек Кобори, пока восстанавливались его силы и, хотя у него все еще кружилась голова, ему удалось встать на ноги.

— Я понимаю. Ты хотел большего, чем мог получить от братства.

— Почему нет? Я не хотел быть провинциальным самураем и провести свою жизнь, охраняя земли местных дайме, отгоняя прочь бандитов и командуя крестьянами. Я не хотел посвятить себя устаревшим традициям Оцумо. Я заслуживал большего.

— Таким образом, ты продал себя Янагисаве.

— Да, — согласился Кобори, но поспешил оправдаться:

— Янагисава дал мне шанс быть кем-то. Занять достойную должность в бакуфу, иметь цель в жизни.

Сано понял, что Кобори руководили мотивы, выходящие за пределы обычного кодекса Бусидо, который предписывал самураю подчиняться начальнику. Они были личными, как, должно быть, и его причины борьбы против правителя Мацудайры.

— Ну, теперь, Янагисава ушел, значит, и твои цели стали недостижимыми. Без него ты снова стал ничем.

— Он не ушел навсегда. Я создал такую панику в режиме правителя Мацудайры, что он скоро падет. Мой хозяин вернется к власти.

И потом, считал Кобори, он бы восстановил свое положение. Сано понял, что Кобори только ведет войну за Янагисаву, потому что их интересы совпадали. Руководствовался Кобори личными интересами, а не обязанностью самурая служить своему хозяину. Как боец он был непобедим, но его гордость была его слабым местом. Он перенес тяжелый удар, когда Оцумо отрекся от него, и еще один, когда Янагисава попал в опалу. Теперь требовалось нанести ему еще один, решающий удар.

— Ты хочешь знать, что еще Оцумо сказал про тебя о вас? — спросил Сано.

— Какое мне дело? — ответил Кобори раздраженно, хотя было видно, что он заинтересован. — Побереги свое дыхание и, возможно, проживешь немного дольше.

Сано подумал, что чем дольше он будет говорить с Кобори говорить, тем выше его шансы на выжить:

— Оцумо сказал, что ты так и не овладел полностью искусством дим-мак, потому что ты не закончили обучение.

Возмущенный Кобори тут же возразил:

— Я ушел, когда я узнал все, чему он мог меня обучить. Я превзошел его. Он упоминал, что он пытался убить меня, и я избил его?

— Он сказал, что ты никогда не сможешь использовать полностью свои возможности, — сказал Сано, вложив в уста Оцумо побольше слов. — Ты мог бы стать самым сильным воином в истории. Но ты зря потратили обучение и свой талант и свою жизнь. Теперь ты ничто один из тысяч преступников-ренинов.

— Я величайший мастер боевых искусств! Я доказал это сегодня вечером. Завтра он будет знать, что был несправедлив ко мне. Он будет чувствовать запах дыма от погребальных костров всех солдат, которых я здесь убил. — закричал Кобори в ярости. — Он будет нюхать и твой прах вместе с их прахом!

Он бросился на Сано, нанося тому град ударов, это было подобно тому, что на Сано обрушилась целая армия, окружившая его со всех сторон. Но, получая удары и вскрикивая от боли, Сано понял, что Кобори потерял самоконтроль. Его оскорбленная гордость, одержала верх над его выдержкой, к тому же его одолевал страх, что борьба с правителем Мацудайрой потерпела провал. Он бил в ярости, не заботясь о том, чтобы наносить удары в смертельные точки, перенося на Сано свой гнев на Оцумо. Его дыхание теперь подобно разгорающемуся пламени. Сано почувствовал, что Кобори хочет больше его мучить, чем убить. Он заставил себя терпеть и страдать, ожидая своего часа.

Кобори, уверенный в своей победе над Сано, но не над своим будущим, замедлил темп. Сано намеренно упал на фронтон, что выступала с крыши. Кобори потянулся, чтобы схватить его. Глаза Сано так застилали кровь и пот, что он едва мог видеть. Руководствуясь слепым инстинктом, он выбросил руку и схватился за запястье Кобори. Его пальцы нашли два углубления на кости. Он сжал их изо всех сил.

Кобори выдохнул от удивления. На мгновение, его мышцы расслабились, будто Сано лишил его энергии. Сано дернул Кобори вниз. Он напряг другую руку и ткнул пальцами под подбородок Кобори, тот с ужасом вскрикнул от боли и попятился от Сано. Он взмахнул свободной рукой, нанося смертельный удар в лицо Сано. В то же время Сано лез напролом в последней, отчаянной попытке. Он ударил Кобори лбом по груди с правой стороны.

Сотрясение от столкновения разнеслось по черепу Сано. Его взор закрыло белое видение, будто звезды на небе взорвались. Сано понял, что удар Кобори достиг его, вселенная потемнела и затихла.

* * *

Рейко, Хирата, охранники и сыщики преодолевали темные лабиринты дома.

— Там должна быть лестница на крышу, — сказал Фукида. Впереди него отозвался лейтенант Асакай:

— Вот она!

Они бросились вверх по лестнице. Марумэ распахнул люк. Самураи вскарабкались через него на крышу. Лейтенант Асакай подтянул наверх Рейко. Порванная одежда Рейко развевалась на ветру. Перед ее взором предстала серая, в лунном свете, широкая соломенная крыша. Она не слышала ни звука, ни малейшего движения: поединок закончился. Потом она увидела два человеческих силуэта, лежащие рядом на склоне крыши.

— Сюда! — в волнении воскликнула она. Страх сжимал ее сердце.

Одна из фигур перекатилась и неуверенно поднялась на ноги. Она стоял над другой, скрюченной фигурой. Страх Рейко перерос в тошнотворный ужас. Два мужчин сражались. Один из них победил и выжил. Она думала, что знал, кто это?

— Нет! — закричала Рейко.

Ее голос разнесся по холмам, победитель медленно повернулся к ней.

Когда лунный свет осветил его, Рейко напряглась, чтобы увидеть лицо Кобори, убийцу ее мужа. Но вместо этого, свет озарил лицо Сано. Это было так побит, весь в крови и синяках, что Рейко едва узнал его. Но это был Сано, живой и он победил. От волнения Рейко чуть было не потеряла сознание. Она застонала и хотела бежать к Сано, но он поднял руку.

— Не подходи ближе, — сказал он. — Кобори жив.

Вторая фигура пошевелилась. Марумэ и Фукида бросились через крышу. Они захватили Кобори и связали ему руки и ноги. Рейко поспешила Сано. Когда он заключил ее в свои объятия, она заплакала от радости.

— Я подумала, что ты умер! — плакала она. — Я думала, что Призрак тебя убил!

Сано хотел засмеяться, но его смех был прерван приступом кашля: — Все же ты должна больше верить в мои силы. Они смотрели на Кобори, который лежал, связанный как дикий зверь. На его лице не было ни единого ушиба, но оно было смертельно бледным и облито потом. Его дыхание едва хрипело сквозь зубы. Сознание в его темных глазах угасало, как залитый водой огонь. Но он посмотрел на Сано и усмехнулся.

— Ты думаешь, что победил, — прошептал он. — Но я убил тебя, прежде чем начался наш поединок. Ты помнишь ночь, когда я пробрался твой дом?

Его грудь вздымалась в беззвучном смехе.

— Пока ты спал, я дотронулся до тебя.

Когда Сано и Рейко посмотрели на него, слишком потрясенные и напуганные, чтобы говорить, он закрыл глаза. Больше он не дышал.