Джорджина хоть и старалась не смотреть на Уолли, пока они ехали в Орлиное Гнездо, но чувствовала на себе его полный упрека взгляд всю дорогу. Объясниться было нельзя, — между ними на заднем сиденье устроилась Дейдра. Зато Стелла, расположившись впереди рядом с Лианом, пользовалась сполна возможностью выразить свое мнение на происходящее с резковатой прямотой и откровенностью. Джорджина не могла слышать слов, и в ней росла тревога по мере того, как лицо Лиана все мрачнело, а интонации Стеллы становились все более агрессивными; бой гигантов начался. Она внутренне сжалась, страшась и гадая, чья возьмет, чей характер выйдет победителем.
Наконец они подъехали к дому. Стелла вышла из машины и, оглядевшись вокруг, театрально всплеснула руками.
— Удивляюсь, как может человек прожить всю жизнь в таком мавзолее! воскликнула она, пренебрегая правилами хорошего тона. — Спорю на тысячу долларов, здесь нет центрального отопления…
Лиан не ответил, он был задумчив; но пока он вел их в дом, Джорджина успела в отчаянье шепнуть Стелле:
— Пожалуйста, мама, успокойся и не шуми, все не так, как тебе кажется…
Но Стелла сделала вид, что не слышит; с подчеркнуто прямой спиной и гордо поднятой головой, всем своим видом демонстрируя враждебность, она прошествовала в дом. Дейдра, которая все время сохраняла вежливое молчание, предложила сварить кофе и оставила их в маленькой гостиной, где уютно горел в камине огонь. Джорджина взглядом проводила ее грациозную фигуру до дверей и увидела как та, прежде чем выйти из комнаты, остановилась и с довольной улыбкой оглядела собравшуюся компанию.
— А теперь я требую, — Стелла вставила сигарету в длинный мундштук и послала Уолли многозначительный взгляд, — рассказать всю историю и предупреждаю вас обоих, что это должно прозвучать достаточно убедительно!
Уолли услужливо поспешил к Стелле с зажигалкой в руке. Джорджина взглянула на Лиана. Он тоже наблюдал за Уолли, при этом губы его изогнулись в усмешке, чем он сильно смутил Джорджину. Подняв удивленно брови, он перевел взгляд на нее, требуя ответа на немой вопрос, и Джорджина была очень рада, что ей не пришлось в самом деле на него отвечать.
— Ну? — резко сказала Стелла хрипловатым голосом и откинулась на подушки дивана. — Я жду.
Лиан стоял, опершись локтями о мраморную полку камина; мгновение он хмуро глядел на нее, собираясь с мыслями.
— Полагаю, первый вопрос, на который вы хотите получить ответ, это почему я целовал вашу дочь на виду… — он помолчал, затем, едва заметно улыбнувшись, повторил слова Стеллы:
— перед доброй половиной населения Керри? — Когда сердитый взгляд Стеллы подтвердил это, он продолжил:
— Ваша дочь оказала мне неоценимую услугу, выручая из весьма щекотливого положения. Она избавила меня от необходимости разъяснять моим арендаторам, что помолвка, в которую им позволили поверить, на самом деле недействительна. Сообщение о ней было сделано с самыми добрыми намерениями вашим деверем Майклом, но я и Джорджина знали, что помолвка объявляется только ради одного-единственного вечера, а потом, когда слухи улягутся и о ней забудут, по взаимному согласию договор будет аннулирован.
Стелла попыталась прервать его, но он поднял руку, прося тишины. Любопытство заставило ее замолчать, и он смог продолжить:
— Возможно, это покажется глупым, но мы так поступили из лучших побуждений. Мои арендаторы устроили праздник в честь события, и у нас с Джорджиной не хватило духу разочаровать их и лишить одного из редких удовольствий в их жизни. Не так ли. Джина?
Тепло его голоса и обращенное к ней «Джина» тронули ее и привели в замешательство одновременно; отчаянно покраснев, она, запинаясь, согласилась:
— Да… да, это так.
Уолли было открыл рот, но Стелла взглядом призвала его к молчанию и потребовала объяснений у дочери:
— А как же Уолли, Боже правый, не кажется ли тебе, что соглашаясь на идиотское представление, ты поступила непорядочно по отношению к нему?
Джорджина почувствовала напряжение Лиана, когда он, с возрастающим вниманием, со всеми остальными ждал ее ответа.
— Я… не подумала об этом, — выдавала она, и лицо ее вспыхнуло от стыда. Но в душе вдруг поднялся протест против назидательного тона матери и разобиженного, жалкого вида Уолли. — Мы с Уолли официально не обручены, и считаю, что вольна поступать, как хочу.
Краешком глаз она видела, как просветлело лицо Лиана, но размышлять над этим не было времени. Стелла тут же повернулась к ней и с гневом, словно обращаясь к противнику, набросилась на дочь:
— Ну что ж, в таком случае, вам пора обручиться официально, девочка моя! Тогда, возможно, ты не станешь бросать работу, когда она идет полным ходом, чтобы отправиться в увеселительную поездку. Ради нее ты оставила неподписанными важные документы и незавершенным дорогой проект. Если бы Уолли не разыскал меня и не заставил принять дела, английская сделка сорвалась бы, ты это понимаешь? — резко спросила она.
Джорджина потеряла дар речи. Она никогда не видела свою мать в таком состоянии. Это выдавало, как она напугана поступком вышедшей из-под контроля дочери. Джорджина подумала, что нелепо упрекать ее б срыве английского проекта: они обе прекрасно знают, что в спешке нет никакой необходимости.
Прежде чем Джорджина сумела справиться с собой и ответить на обвинения, Лиан ледяным тоном обратился к ее матери:
— Кажется, вы не знаете, что здоровью вашей дочери угрожала опасность и она следовала указаниям доктора, когда решила отдохнуть?
Стелла покраснела, услышав справедливую критику, но золотое правило стоять на своем до победного конца всегда выручало ее в деловой жизни, и она решила ответить атакой на атаку.
— Все это чушь! — с вызовом бросила она, и холодный взгляд ее голубых глаз остановился на противнике. — Что такое легкая головная боль и небольшое головокружение по сравнению со сделкой, на которой мы могли потерять тысячи долларов? Мы, американки, не трясемся над собой, господин Ардулиан, и не нуждаемся ни в чьей опеке. Если бы я обращала внимание на собственную головную боль, от которой страдаю уже многие годы, то не существовало бы никакой «Электроник интернейшнл»! И вообще, — она отрывисто рассмеялась, — именно для того, чтобы спасти мою дочь от страданий, я ехала по стране, на которую не желала бы ступить ногой снова. К величайшему несчастью, я была замужем за псевдоирландцем. Именно поэтому, пока у меня хватит сил и воли, я не допущу, чтобы такая же участь постигла Джорджину!
Под градом преднамеренных оскорблений Лиан выпрямился во весь рост и стоял перед Стеллой, крепко сжав кулаки и стиснув зубы. Джорджина замерла, со страхом ожидая, что над головой матери сейчас разразится буря; даже Стелла на сей раз поняла, что зашла слишком далеко. На лице Лиана проявилось все аристократическое высокомерие, унаследованное им от многих поколений гордых предводителей ирландского рода. Казалось, ему большого труда стоило не дать волю словам, вызванным ответным гневом. Джорджина поразилась перемене, происшедшей вдруг с матерью: с нее мгновенно слетела напускная храбрость, и она выглядела маленькой и беззащитной, как испуганная ласточка, попавшая в тень распростертых над ее гнездом крыльев орла.
Невыносимое напряжение прервалось страшным грохотом: парадная дверь, распахнувшись, со всего маха захлопнулась; звон задрожавшего стекла и хрусталя жалобно прокатился по дому. В гостиную ворвался Майкл.
— Мне сказали, вы уехали, — с укором начал он, но увидев Стеллу и Уолли, сразу все понял. — А-а, — весело воскликнул он, словно не замечая враждебности Стеллы. — Я знал, что это ты!
— Если так, то почему ты не догоняешь улетающий самолет? — с холодным высокомерием спросила Стелла.
Майкл с ходу бросился в ближайшее кресло, промокнул пот со лба и ангельски невинно улыбнулся в ответ.
— Стелла, дорогая, не каждый умеет распознавать за серьезным тоном скрытую шутку. В действительности все без исключения присутствующие здесь меня уважают, не так ли? — беспечно обратился он к собравшимся.
Невероятно, — напряжение, грозившее взрывом, спало именно благодаря отказу Майкла замечать его. Невольная усмешка тронула уголки губ Лиана, когда он перехватил предостерегающий взгляд Майкла, посланный Стелле, которая не считала нужным скрывать презрения. Джорджина готова была расцеловать его за своевременное появление. Ее голос был пронизан теплотой, когда она сказала, извиняясь:
— Я виновата, дядя. Я должна была предупредить, что мы уезжаем, но все случилось слишком быстро. Ты простишь меня?
— Не думай больше об этом, девочка. Теперь я здесь, и это главное.
— Почему ты говоришь с жутким акцентом? — в голосе Стеллы звучала откровенная издевка. — Считаю отвратительным и неестественным, когда такой же американец, как и я сама, ломает язык!
— Может, я и рожден американцем, но сердцем я всегда здесь, в Керри, и ты прекрасно это знаешь! — ответил ей сердито Майкл, задетый за живое.
Стелла передернула плечами.
— Тогда почему ты не останешься здесь навсегда? — спросила она с подозрительной сладостью в голосе, которая в следующих словах обернулась кислотой:
— В Америке тебя уже ничто не держит: ни дома, ни близких родственников…ни работы!
Майкл вскочил на ноги, его лицо побагровело от ярости.
— Возможно, я так и поступлю, ты, бесчувственная… робот, а не женщина! Да, я так и сделаю!
Единственно почему я так долго работал на тебя, это чтобы присматривать за Джорджиной, не позволить ей превратиться в твою копию. Но теперь, когда она выходит замуж за прекрасного молодого человека — за ирландца, — я чувствую, что долг мой перед покойным братом выполнен, и я могу жить собственной жизнью и той стране, которую считаю своей родиной. И катись ты к дьяволу, Стелла Руни!
Сказав последние слова, он тяжело прошагал через всю комнату, и дверь за ним захлопнулась, оставив пораженных слушателей среди мертвой тишины.
— Ну и ну!.. — едва выдохнула Стелла и замолчала. Прежде чем мать собралась с духом и начала обвинительную речь против Майкла, Джорджина поспешила вставить:
— Мама, ты, наверное, устала. Я пойду посмотрю комнату, где ты сможешь отдохнуть. Думаю, Кейта еще на празднике, но я постараюсь быстро приготовить комнаты для тебя и Уолли.
Но в этот момент в гостиную вошла Дейдра с приготовленным кофе.
— Нет такой необходимости, — весело сказала она. — Кейта вернулась вместе с Майклом, и все в ее руках. Если хотите, миссис Руни, — она улыбнулась Стелле, — я провожу вас наверх. Кофе не успеет остыть, пока вы умываетесь.
Стелла была не в восторге от этой идеи, а Джорджине вовсе не хотелось оставаться наедине с Лианом, поэтому она возразила:
— Ты очень добра, Дейдра, но я все сделаю сама. Оставайтесь здесь и пейте кофе, — и вместе с матерью направилась к двери.
Только оказавшись в комнате матери, что находилась рядом с ее спальней, Джорджина вздохнула с облегчением. Битва далеко не закончена, но передышка давала ей возможность придти в себя. Радуясь возможности перевести дыхание, она принялась разбирать чемодан матери, но Стелла, которая в задумчивости смотрела в окно на так полюбившийся дочери вид, неожиданно повернулась к ней и требовательно спросила:
— Майкл, похоже, думает, что эта твоя помолвка с хозяином дома настоящая? Почему вы не сказали ему правду?
Джорджина сжала платье, которое держала в руках, и, испуганно отведя взгляд, замерла, пытаясь найти ответ.
— Он… он был в отъезде, на рыбалке, — едва выговорила она. — Дядя услышал о празднике сегодня утром и возвратился только ради того, чтоб принять в нем участие. Мы не успели ничего ему сказать.
В голубых глазах Стеллы мелькнуло подозрение.
— Ты хочешь сказать, Майкл впервые услышал о помолвке сегодня вечером? В это трудно поверить, Джорджина. Твой дядя, может быть, и негодяй, но отнюдь не дурак, и сегодня он имел вид человека, почувствовавшего наконец облегчение, а не потрясенного удивительным известием. Ты говоришь мне правду?
Платье выпало из онемевших рук Джорджины, она отвернулась, пряча взгляд от проницательных паз матери; было бесполезно обманывать ее, дочь знала это и никогда раньше даже не делала таких попыток.
— Голубка моя, — голос Стеллы поразительно изменился, и Джорджина отреагировала на его тепло, как цветок на солнце. Едва мать раскрыла свои объятия, она бросилась в них с долго сдерживаемыми рыданиями, которые говорили о многом.
Стелла долго гладила ее волосы, прижимая к своей груди и словно желая оградить от всех жизненных тревог и волнений. А во взгляде, устремленном поверх склоненной головы дочери, любой из ее соперников заметил бы победный блеск.
— Тише, тише, моя сладкая, — шептала она. — Ни один мужчина не стоит этих слез. Давай вытрем глазки, и ты обо всем мне расскажешь.
Но даже перед родной матерью Джорджина не могла облегчить свою израненную душу, никому она не могла признаться в том, что отчаянно полюбила Лиана Ардулиана, что он знал о ее любви, но отверг самым безжалостным образом. Стелла спокойно ждала, когда дочь заговорит. Но вот рыдания смолкли и слезы ужи высохли на щеках, а Джорджина продолжала молчать. И тогда Стелла, наклонившись, прошептала на ухо дочери:
— Ты любишь его, не так ли, моя голубка? — Джорджина невольно вздрогнула, и мать продолжала:
— Я бы сделала все, чтобы уберечь тебя от этого, дитя мое. Много лет назад, испытывая такие же муки, я не думала, что моя дочь будет нуждаться в сочувствии, которое я нашла у твоей бабушки. Ей тоже довелось узнать сердечную боль, когда она открыла в мужчине, которого любила, равнодушие и эгоизм. Вместо любви, в существование которой верила, она обнаружила только холодный расчет и эгоизм, чего не разглядела сразу. О, я не отрицаю, ирландцы могут быть неотразимыми и обаятельными — разве то, что я вышла замуж за твоего отца, не служит доказательством этого? Но весь их блеск слетает, как старая краска, едва они добьются своей цели… на смену любви к нам приходят сожаление, разочарование… которые длятся всю жизнь.
Она обняла поникшую Джорджину и грустно посоветовала:
— Забудь о нем, голубка, забудь сейчас, пока не поздно! Вернемся в Штаты, где ты будешь в безопасности и где его чары окажутся бессильными. Работа прекрасное средство от печали, поверь мне, я знаю!
Сильной рукой она взяла Джорджину за подбородок и приподняла ее голову, так что смогла увидеть себя в полных боли серых глазах, казавшихся еще более темными, чем мятущееся внизу под окном море.
— Обещай мне, что ты вернешься, Джорджина, пожалуйста, обещай!
Слишком измученная, чтобы сопротивляться, Джорджина кивнула. Глаза ее наполнились слезами, а голос прозвучал хрипло, когда она, преодолевая боль, сквозь застрявший комок в горле едва выговорила:
— Я рада, что ты приехала, мама. Мне нужна твоя сила; мне необходимо только немного времени, чтобы придти в себя и снова стать, как ты, сильной.
У Стеллы от жалости заныло сердце, когда Джорджина усталым движением убрала с лица прядь волос; силы ее были на исходе, она чувствовала себя побежденной.
— Какая же я дура! — задыхаясь, сказала Джорджина. — Зная заранее, что он станет играть мной, используя в корыстных целях, я не смогла преодолеть своих чувств к нему. Даже узнав, что Дейдра имеет на него право, я все еще лелеяла надежду завоевать его любовь. Можно ли быть глупее? — горько повторила она. И если даже бы он ответил на мою любовь, разве могла бы я уважать человека, способного проводить дни в бездельи, нежась в лучах меркнущей славы предков, вместо того, чтобы использовать свои способности на благо процветания родины, которую он якобы любит? Девиз его рода: «Мы смеем все!» — она принужденно рассмеялась, но смех вдруг оборвался. — Его следовало закончить так: «Только бы не трудиться!»
Джорджина слепо уставилась в пространство. Ее слишком занимали собственные горестные мысли, чтобы она могла заметить, как вздрогнула и удивленно посмотрела на нее мать при последних словах. Но Стелла давно научилась владеть собой и брать ситуацию в свой руки. Она как бы между прочим спросила:
— У Лиана нет работы?
— Нет, он ни разу о ней не упоминал, — Джорджина подавленно помолчала. Насколько я знаю, он проводит все свое время здесь, на Орлином перевале, мечтая о несбыточном. Он полон вечного оптимизма и убедил своих людей в том, что просто сидеть сложа руки и ждать чуда достаточно, чтобы это чудо свершилось!
Стелла спрятала торжествующую улыбку, тронувшую ее губы. Полная энергии, готовая действовать, она поднялась на ноги и потянула Джорджину за собой.
— Значит, так! Завтра утром, как можно раньше, мы отправляемся в Штаты, уверенно заявила она. — В нашей семье история повторилась дважды, но на третий раз мы сами построим собственную судьбу. Мы говорим прощай Ирландии, а возлюбленному ирландцу — прощай навсегда!
Джорджина вымучила согласную улыбку, но про себя суеверно подумала: как осмеливается ее решительная храбрая мать бросить такой вызов богам?