Природа Ирландии так же сурова, как и ее люди. Когда солнце с улыбкой глядит вниз, смягчая своим теплым светом жесткие контуры горных вершин, а озера отражают синеву безоблачного неба, кажется, что покой и согласие неотъемлемая часть совершенного целого. Но когда природа, подобно своим непостоянным обитателям, взрывается бурей и штормом, последствия бывают страшными. Ветры, приходящие с Атлантики, врываются без предупреждения и разносят беду по всему западному побережью. Ничто не может устоять против ливневых потоков, проникающих в самые укромные уголки, словно намереваясь подвергнуть мрачному обряду крещения ветром и водой все и вся. Заливы по всему побережью становятся невидимыми: брызги из бушующего моря подхватываются и несутся на берег порывом сильного ветра, образуя туманно-серую дымовую завесу, сквозь которую невозможно ничего разглядеть. Застигнутый в такую непогоду испытывает настоящие мучения: прежде чем сделать шаг, он должен точно рассчитать его и правильно поставить ногу на твердую почву, к тому же не ошибиться, перебрасывая свое тело вперед, и устоять против порыва ветра, сохранить равновесие.

В ту ночь, когда Джорджина безуспешно пыталась заснуть, лежа на странной жесткой кровати, погода резко изменилась. О наступающем шторме неожиданно и мощно возвестил раскат грома, потрясший дом. Она быстро села и через незавешенное окно увидела вспышку молнии, осветившей комнату и сопровождаемой ударом грома. Когда порыв ветра с диким завыванием начал рвать соломенную крышу, она заволновалась и спрыгнула с кровати. Сквозняк пригнал облачко пыли, оно опустилось вниз и тонким слоем легло по всей комнате. Охваченная страхом, она натянула на себя одежду, вздрагивая всякий раз, когда молния освещала комнату, и стараясь не слышать неистовых завываний ветра и грохота дождя, которые обрушились на дом со всех сторон.

Ее охватила паника. Она была не подготовлена к свалившемуся на ее голову испытанию. Джорджина высмеяла бы любого, кто сказал, что она боится бурь, но наблюдать за ними из прочно построенного нью-йоркского офиса или из звуконепроницаемой квартиры с кондиционером, где она жила, — одно, оказаться же в эпицентре разыгравшейся бури, в доме со стенами, как папиросная бумага, и соломенной крышей — это совсем другое.

Она схватила пальто и выбежала из спальни, в которой, казалась, ее подстерегала опасность. Любой скрывающийся в тени предмет словно угрожал-, ей представилось, что комната наполнена субстанцией, протестующей против ее присутствия здесь. Другой удар грома, прямо над ней, сотряс землю, заставив ее замереть, но когда снаружи мелькнула, в поисках своей жертвы, молния, она очнулась и рванулась к двери. Потеряв голову от страха, почти утратив чувство реальности, она не понимала опасности, которая могла подстерегать ее снаружи.

— Лиан! — ее пронзительный призыв, едва сорвавшись с губ, был унесен завывающим ветром.

Сеновал, куда он пошел спать, был всего в нескольких ярдах от дома. Она выбежала в темень и стала всматриваться. Вдруг мощный порыв ветра сорвал ее и бросил назад, к стене. В отчаянии она сделала новую попытку, не собираясь возвращаться в дом. Шаг за шагом продвигалась она боком вдоль стены, — для этого потребовались почти героические усилия, и она вынуждена была остановиться, чтобы собрать силы для продолжения пути. Дождь хлестал по ее слабому телу холодными колющими струями, но Джорджина не собиралась сдаваться. Она подождала, пока ветер не утих на короткое время, и изо всех сил рванулась в направлении сеновала. Она твердо знала, что ее единственное спасение — Лиан Ардулиан; лишь он обладал необходимой силой и уверенностью и способен был не только одержать победу, но и насладиться борьбой.

Ее вольный полет резко оборвался, когда она на полном ходу врезалась в твердый темный предмет, который первым делом качнулся в сторону, а затем двинулся снова к ней навстречу. Дыхание остановилось, и она бы упала, если бы кто-то не схватил ее за руку. К счастью, знакомый голос прокричал ей в ухо:

— Глупышка, почему ты не осталась дома, там безопасно!

— Лиан! О, Лиан!

С рыданиями она упала ему на грудь, слезы смешались с дождем, намочившим его пальто. Она так крепко прижалась к нему, что он мгновенно почувствовал всю силу ужаса, охватившего ее. Он быстро подхватил ее на руки и понес на сеновал. Каркас с крышей и двумя стенами из гофрированного железа служил укрытием для сена, которое было навалено на три четверти высоты стен по двум сторонам. Две другие стороны были открыты для бури и ветра. Грохочущий звук дождя, бьющий по металлу, закладывал уши. Но Лиан рядом, обнимает ее кольцом своих надежных рук; несмотря на весь окружающий ужас, она почувствовала себя в полной безопасности и приникла к нему, прижавшись лицом к пахнущему мокрой шерстью пальто. Он прокричал ей в ухо:

— Как думаешь, ты сможешь проделать путь обратно в дом, здесь плохое место для укрытия?

Она подняла голову с его груди, намереваясь прокричать, что никакая сила не заставит ее вернуться в дом одной и что она пойдет туда только вместе с ним. Но она взглянула в его залитое струями дождя лицо, и их взгляды встретились. Его черные волосы в беспорядке мокрыми кольцами падали на лоб; чтобы избавиться от капель дождя, запутавшихся в густых темных ресницах, ему пришлось энергично встряхнуть головой. Шум бури стих, когда она замерла, глядя на него, среди непроглядной тьмы. Неожиданно она почувствовала их близость его руки обвивали ее талию, ее ладони были так крепко прижаты к нему, что она ощущала биение его сердца.

В это мгновение, почувствовав ее близость, он тоже замер. Не обращая внимания на бурю, свирепствующую вокруг них, они смотрели друг на друга с опасливым, изучающим удивлением. Побуждаемая первобытной силой, она отдалась во власть чувственного волнения, охватившего ее. Подозрения и темные мысли забылись, и с невольным прозрением она осознала правду, которую долго гнала от себя: ее влекло к мужчине, которого она должна ненавидеть, мужчине, который и не скрывал своего презрения к ней!

Творившееся вокруг было отражением происходящего внутри нее, когда она, дрожа, стояла под его настороженным изучающим взглядом. Он всматривался сквозь темноту, пытаясь найти на лице подтверждение того, что поневоле выдавало ее гибкое тело. Она не уклонилась от его крепких объятий лишь тихонько вздохнула. Его чуткое ухо уловило этот звук, и с приглушенным стоном он дал волю своему нетерпению. Кончиками пальцев он приподнял ее подбородок и, не ожидая ответа, обрушил на нее град поцелуев, которые у нее не было желания отвергать.

Она никогда не испытывала подобного. Его первые поцелуи волновали и возбуждали ее и она пожалела о подозрениях, которые лежали между ними. Она отдалась чувству, влекущему к нему, и на орлиных крыльях взлетела на такие высоты, о которых не мечтала. Она ласково шептала его имя и гладила чуткими пальцами его черные спутанные волосы, когда очередной удар грома разорвал путы унаследованной от многих поколений предков страсти, не тронутой цивилизацией. Он еще сильнее обнял ее, его сильные руки укрывали ее, как крылья большой птицы, а дикие поцелуи были такими же волнующими, как у предков кельтов, когда те похищали у врагов их женщин, из мести, врожденной жестокости или привычки к острым ощущениям. Попав в водоворот его страсти, охваченная счастьем, Джорджина осознала, что ей грозит опасность утонуть в море бурных чувств, но была слишком переполнена ими, чтобы беспокоиться. Ее тело жаждало его прикосновений, она все крепче прижималась к исходящей от него силе, растворялась в его ласке, а ее губы с наслаждением и страстью отвечали на его поцелуи.

— Джина! — охрипшим голосом прошептал он на ухо сквозь волосы, затем, опалив ухо теплым дыханием, его губы, легко касаясь, передвинулись к щеке. Джина, любовь моя, ты так нужна мне!..

Пришло время одуматься, если бы она не потеряла голову, но с безрассудной непринужденностью она признала свое поражение тем неизъяснимым способом, свойственным только любящим женщинам, без слов, но с мольбой в глазах и томлением, источаемым всем телом. Рев бури вокруг них был подходящим аккомпанементом к неистовому взрыву страсти, которая держала их на своей волне. Капельки пота выступили на лбу у Лиана, а в его темных глазах отражались зигзаги молний. Затем, когда уже, казалось, их уносит за границы здравого рассудка, он неожиданно остановился. Она тихо запротестовала, когда его руки вокруг нее разомкнулись. Она потянулась за ним, когда он отстранился, и была поражена, когда, поставив ее на расстояние вытянутой руки от себя, он, твердо сжав челюсти, жестко посмотрел на нее.

— Лиан?.. — спросила она в замешательстве. Его лицо побледнело, а руки, недавно обнимавшие ее, невольно сжались на плечах, заставив почувствовать произошедшую перемену.

— Мы идем обратно в жилище, — сурово сказал он; холодность слов противоречила еще заметным в глазах следам страсти.

— Но почему, Лиан? — она не хотела спускаться с небес, покинув его объятья, даже на время короткого пути к дому.

— Потому что мы немедленно возвращаемся в Горный перевал.

Ее лишили права на возражение! Так недавно страстно целуемые губы изогнулись в недовольной гримасе, но ее извлекли из укрытия в сене и поставили лицом к лицу с разбушевавшейся стихией. Ей потребовались все силы, чтобы преодолеть путь к коттеджу. Даже при поддержке сильных рук, это короткое путешествие было настоящим кошмаром. Уходя, она оставила дверь домика открытой, и силой ветра их буквально внесло в кухню. Казалось, буря завыла от несправедливости, когда Лиан с усилием захлопнул дверь, отрезав шум снаружи от тишины темной неосвещенной комнаты.

Джорджина шагнула к нему, испытывая потребность в объятии, но он не ответил взаимностью, когда она обвила руками его шею и подставила губы для поцелуя. Казалось, прошла целая вечность, пока она, закрыв глаза, ждала, но к своему ужасу услышала, как он сухо сказал:

— Я возьму твой чемодан.

Джорджина залилась краской стыда, когда, открыв глаза, увидела его равнодушное, почти скучающее лицо. В ней не осталось больше гордости, и охрипшим от причиненной боли голосом она спросила:

— Лиан, я… больше не нужна тебе? С каменным лицом он нанес удар:

— И никогда не была нужна. Я провел эксперимент, и теперь, когда доказал то, что хотел, мне неинтересно!

Холод сжал ей сердце, но ей необходимо было заставить его продолжать. Проведя языком по неожиданно пересохшим губам, она попросила:

— Объясни, пожалуйста, боюсь, я не правильно поняла, Он пожал плечами и отступил назад, так что его голос раздался откуда-то из темноты.

— Я хотел узнать, действительно ли ты такая холодная и бесчувственная, как считает твой дядя.

Если он и услышал слабый стон боли, то ничем не выдал этого и спокойно продолжал рвать ее сердце на части:

— Вчера ты разыграла настоящий спектакль, притворившись мягкой и нежной, это была игра с целью заманить меня в ловушку. Я хотел узнать, есть ли на самом деле у тебя душа… подлинные чувства… или ты холодная и бесчувственная, как о тебе говорят.

Она закрыла глаза, чтобы переждать нахлынувшую боль. Стыд. Унижение. Он отплатил ей сполна за то, что она осмелилась обмануть его. Она не винила его, она осуждала себя за вызывающую жалость слабость. Она могла поклясться, что в этот раз его чувства были подлинными. Все произошло так быстро, что она с трудом могла поверить в его отказ.

Слезы залили ее лицо, и с рыданиями, которые он не мог не услышать, она с вызовом ответила:

— И ты убедился? Если да, то выскажи свой приговор ради… — у нее сорвался смешок, — ради счастья моего и моего будущего мужа, мне бы очень хотелось знать!

Он долго молчал, и она уже подумала, что он не намерен отвечать; когда же он, наконец, ответил, в его низком голосе слышалась злость, но, она чувствовала, направленная не на нее.

— Я должен признаться, что был введен в заблуждение. Ты истинная женщина, самая привлекательная, самая желанная — ты составишь идеальную пару любому мужчине, которому когда-нибудь сможешь доверять!

Она глядела в темноту, разделяющую их, темноту, которая скрывала выражение его лица, но не могла скрыть чувства приближающейся катастрофы в атмосфере взаимных недомолвок. Она попыталась ответить ему презрением, но сумела только, запинаясь, сказать:

— Так это все была видимость… игра с твоей стороны, достойная презрения игра «око за око»?

— Совершенно верно, — ясно раздался в комнате его ответ. — Вчера ты вела в игре, сегодня — я. Как жаль, — в его голосе послышалась насмешка, — что у нас нет согласия во времени и месте. Результат мог быть многообещающим.

Словно в нетерпении, он шагнул к лестнице и отрывисто сказал:

— Мы уже достаточно долго ведем этот бесполезный разговор. Я возьму твои вещи, и мы уезжаем. Шторм, похоже, утихает; если повезет, чуть позже полуночи прибудем в Горный перевал, не слишком поздно, чтобы не огорчить Кейту и соблюсти правила приличия.

Он прыжками взлетел вверх по лестнице, как бы радуясь этому физическому занятию. Она уставилась в пустоту, оставленную им, с трудом пытаясь справиться с болью унижения, от которой страдала в ней каждая живая клеточка.

Ее везли сквозь дождливую ночь со скоростью, определяемой только желанием попутчика поскорее избавиться от обузы, которую она из себя представляла. В сердце у нее поселилась такая боль, что она не могла проанализировать свои чувства. Она сидела одна, на заднем сиденье, уставившись взглядом в темноволосую голову Лиана, которую недавно ласкала. Даже в своем страдании она не, осуждала его за собственное унижение, подобно тому, которое вчера испытал он сам по ее воле. Признавая, что его месть оправдана, уголком своего сознания она хотела бы ненавидеть его за способ, который он выбрал для наказания. Но она не могла ненавидеть его, потому что все ее мысли были заняты одним осознанием того, как глубоко и безнадежно она любит! Это горестное открытие целиком поглотило ее, не позволяя думать ни о чем другом. Возможно, позднее, когда она вспомнит о невероятной сцене их последнего разговора, ей придется испить до дна чашу горечи и оскорбленного чувства, но сейчас, в эту минуту, не было ничего, кроме мыслей о мужчине, которого она любит. Несмотря на предостережения матери, собственную замкнутость, она бы оставалась в этом простом доме столько времени, сколько он был бы с ней рядом!

— Тебе не холодно? — неожиданный вопрос застал ее врасплох.

— Нет… нет, спасибо, мне тепло, — с запинкой ответила она.

— Хорошо! — он переключил внимание снова на дорогу. — Еще полчаса езды, и мы будем на месте.

Она взглянула в окно, пытаясь рассмотреть знакомые уже места, но летний шторм набросил покров легкого тумана, хмурые небеса спустили облака вниз, полностью закрыв свет, — их окружала плотная тьма. Она отвернулась от грустного зрелища и вздохнула. Его чуткое ухо уловило этот звук.

— Не беспокойся, — с укором сказал он, приняв ее вздох за выражение недовольства. — Завтра в это время ты будешь наслаждаться возвращением к привычному комфорту: роскошный отель, окружение людей, которых ты выберешь сама; конечно, ты сможешь их развлечь рассказами о варварах ирландцах!

Когда он произнес последние обидные слова, ее глаза наполнились слезами. Когда же этот человек прекратит причинять ей боль? У нее не было никакого желания возвращаться в агрессивный искусственный мир бизнеса. Даже те несколько дней, проведенных в Керри, показали ей другую жизнь, о которой она и не подозревала и которую ей довелось узнать. Мысль вернуться в джунгли бизнеса была противна ей. Все эти заседания правления с участием мужчин, собравшихся, как хищники, вокруг стола, готовых наброситься на тебя при любом первом промахе; в спешке созываемые заседания; надрывный звон телефонов — эти воспоминания возвращали ее к тому состоянию усталости, которая была причиной ее болезни. Достаточно хищников! Все, чего она хотела — остаться здесь и дышать чистым, вольным воздухом мест, где обитают орлы…

Автомобиль внезапно остановился, они приехали. Уставшая, она вышла из машины и стала подниматься за ним вверх по ступенькам к входной двери. Едва они подошли, как дверь распахнулась настежь, и их приветствовал теплый взволнованный голос Дейдры:

— Лиан! Сюрприз! Сюрприз! Скажи, что ты рад меня видеть!

Он перелетел последние ступеньки и схватил смеющуюся девушку в объятия.

— Когда ты приехала? — спросил он, с удовольствием расцеловав ее. — Как Даниел?

— Всего десять минут назад, если отвечать на твой первый вопрос. Если на второй, то у отца все в порядке, во всяком случае, на данный момент. Произошла какая-то задержка, и операцию могут сделать только на следующей неделе. Он попросил меня вернуться домой и убедиться, что хозяйство в порядке. Я оставила его в доме тети до тех пор, пока не вернусь за ним накануне операции.

Джорджина вошла в холл, бледная и дрожащая, и встала сзади них в ожидании, когда они ее заметят. Сияющие глаза Лиана пробежали по поникшей фигурке, он нахмурился и приказал:

— Дейдра, иди с Джорджиной в маленькую гостиную, там, я уверен, разожжен огонь, а я схожу за Кейтой и попрошу позаботиться о еде и горячем питье. Мы поговорим позже.

— О, Кейта обещала мне ужин, — сказала Дейдра.

— Она только что пошла готовить.

— Отлично, — Лиан направился в сторону кухни.

— Тогда я скажу, что мы тоже здесь, она могла и не слышать, как подъехал автомобиль.

Когда они обе уселись в кресла, поставленные недалеко от жаркого огня, Джорджина улыбнулась Дейдре, ожидая того проявления дружеского расположения, которое заметила во время их первой встречи, но прекрасное лицо Дейдры стало бледным и жестким.

— Кейта рассказала мне о ваших новостях, — без улыбки, первая начала она. Джорджина смутилась.

— Новости? Какие новости?

— Новости о вашей помолвке с Лианом.

Глаза Дейдры обжигали, когда она наклонилась вперед и со свойственной страстностью заговорила:

— Очень жаль, что приходится говорить это, потому что ты мне понравилась с первой встречи, но у тебя ничего не выйдет!

— Что не выйдет? — беспомощно переспросила Джорджина.

Дейдра была очень красива в гневе, когда медленно произнесла:

— Лиан мой, он всегда был моим. Я не могу сказать тебе, сколько лет уже люблю его. Я ждала, когда он проснется и увидит во мне не только друга детства, а женщину. Я никогда не торопила его и не пыталась изменить наши отношения, потому что была уверена: это непременно произойдет, не мог же он всегда оставаться слеп и глух к чувствам, которые я берегла для него. Но теперь ты перешла мне дорогу. Смеешь думать, что, явившись сюда, сможешь уехать с человеком, которого я любила всю жизнь? Так вот, мисс Руни, этого не случится, потому что я этого не позволю! Серьезно тебя предупреждаю: я намерена бороться насмерть за то, что считаю своим. И когда я говорю бороться, это не пустые слова, я стану бороться любым имеющимся у меня оружием!

И у нее оно есть, вынуждена была признать Джорджина. Ее испуганные серые глаза расширились от восхищения, когда она глядела на пылкую красавицу ирландку. Тут не может быть и речи о соперничестве: ее собственная привлекательность не идет ни в какое сравнение с живой прелестью Дейдры. Только она собралась сказать Дейдре, что та ошибается, как в комнату вошел Лиан с большим подносом, а за ним Кейта с чайником в руках.

— Со счастливым возвращением! — радостная улыбка осветила приветливое лицо Кейты, обращенное к Джорджине. — Слава Богу, вы дома. Я только сию минуту передала солоду хорошие новости, фермеры — его арендаторы — устраивают праздник, чтобы отметить вашу помолвку. Он состоится завтра вечером, съедутся люди со всей округи. Я думала, вы поехали к дяде, поэтому мы вынуждены были отложить празднование знаменательного события.

Никто не проронил ни слова. Кейта суетилась, оживленно болтала, разливая чай, и совершенно не подозревала, что по крайней мере для двоих людей в этой комнате, хранящих молчание, ее слова явились громом среди ясного неба.