Оригинальное Название: Between the Notes by Sharon Huss Roat

Шэрон Гасс Роут — «Между нот»

Автор перевода: Анастасия Б.

Редактор: Настя З.

Вычитка: Алена Х.

Оформление: Алёна Д.

Обложка: Ирина Б.

Перевод группы :

 

Глава 1

В четверг, в начале сентября, я пришла из школы домой и увидела своих родителей, сидящих на диване в гостиной. Они ждали меня. С первой же секунды поняла, что что-то не так. Мы никогда не сидели на этом диване и даже никогда не заходили в эту комнату, с белым ковром и антикварной мебелью. Кстати, а что папа делал дома?

Мама, без преувеличения, выкручивала руки, будто выжимала воду из пальцев, и была слишком поглощена мыслями, чтобы попросить меня снять туфли в холле.

– Что случилось? И где Брейди?

Само собой, я сложила два и два, прежде чем поняла, что дело было не в нем. Они бы не сидели так спокойно, если бы что-то случилось с моим братом. На кухонном столе лежала бы записка, и поступали бы отчаянные телефонные сообщения из больницы.

– Он в школе. С ним все в порядке. У Каи все хорошо, – сказала мама. – Все в порядке.

Папа сжал мамину руку.

– Присаживайся, милая. Нам нужно поговорить с тобой.

Явно, что не все в порядке.

С глухим стуком, похожим на ощущение в моем животе, я бросила портфель на ковер, и уселась в одно из маминых любимых кресел.

– Что я такого сделала?

Мама рассмеялась, и ее голос был на октаву выше обычного.

– Ничего! Ничего.

Тогда папа откашлялся, и они сообщили новость, как будто это была «горячая картошка», перебрасывая ее туда-сюда, чтобы ни одному из них не пришлось закончить полное, ужасное предложение.

– Тебе известно, что моя фирма…

– Фирма твоего отца…

– Переживала не лучшие времена.

– Нынешнее экономическое состояние…

– Для всей полиграфической индустрии, на самом деле…. Это были… несколько трудных лет, – сказал папа, кивая, а затем качая головой.

– Еще и счета за лечение Брейди… – добавила мама.

Мой позвоночник окаменел. Родители никогда не списывали проблемы на инвалидность Брейди. Это негласное правило.

– Мы по уши в долгах, – сказал папа.

– И банк…

– Банк…

Они замолкли, никто из них не хотел поймать следующую «горячую картошку».

– Что? – прошептала я. – Что, банк?

Мама начала плакать, а папа выглядел так, будто «картошка» врезалась ему прямо в живот.

– Банк конфискует наш дом, – произнес он. – Мы должны съехать.

Внезапно я почувствовала себя очень маленькой посреди пышной обивки, как будто стул мог целиком меня проглотить.

– Что?

– Мы потеряли дом, – спокойно повторил папа. – Мы переезжаем.

Я никак не могла переварить то, что он только что сказал, хотя это и казалось достаточно понятным.

– Это наш дом, – возразила я. Они не могли забрать наш дом. Мы не могли переехать. Не от моей лучшей подруги, Ризы, которая жила по соседству; и моей, лилового цвета, комнаты с кроватью с балдахином; и подоконника с мягкими подушками; и моего шкафа, в котором можно было найти все, что угодно; и… и моего рояля, и…

– Мы не можем,– заявила я.

Они покачали головой и сказали: «Нам жаль» и «Нам тоже это не нравится», и «Мы уже ничего не сможем сделать», и «Это единственный выход…», и «Нам жаль. Нам очень, очень жаль».

Я предложила дюжину «что, если» сценариев: «Что, если мама получит работу?» «Что, если я устроюсь на работу? Что, если мы просто прекратим покупать ненужные вещи? Избавимся от моего телефона? Продадим серебро?»

– Твоя мама устраивается на работу, – сказал папа. – Мы будем покупать лишь вещи первой необходимости, серебро уже продано, и да, они отменили обслуживание мобильного телефона. Но, даже со всем этим, мы не можем больше платить ипотеку. На самом деле, мы бы еле сводили концы с концами, арендуя менее дорогую квартиру.

– А как насчет бабушки?

Моя бабушка Эмерсон жила на ферме, примерно в двух часах езды. У нее были куры, и она делала мыло из трав, растущих в ее саду. Лаванда и розмарин. Лимонный базилик. Она всегда пахла как чашка лимонного чая «Зингер».

– Она же может одолжить нам деньги?

Папа опустил голову.

– Айви, – сказала мама, – она живет на государственную субсидию и зарабатывает гроши, продавая мыло на ремесленной ярмарке. Она не может нам помочь.

– Тетя Бетти? Дядя Дин?

Родители покачали головой.

– У них собственные проблемы, счета, дети, поступающие в колледж, – сказал папа.

Вдруг у меня перехватило дыхание, а кости будто покинули конечности. Я даже руку не могла поднять, чтобы вытереть, подступившие слезы.

– Я знаю, что это трудно, но это необходимо, – мама сделала паузу. – Пожалуйста, не плачь. Близнецы скоро вернутся домой. Мы не хотим расстраивать Брейди.

Я задержала дрожащее дыхание, но слезы не прекратились. Мама нервно взглянула в окно.

– Автобус едет, – сказала она. – Возьми, – она подала мне пачку носовых платков.

Я кивнула и взяла платочки из ее руки, и прошмыгала весь путь до лестницы. Мы не плакали перед Брейди. Не повышали голос и не срывались, если могли сдержаться.

У моего младшего брата обнаружилась эпилепсия еще в младенчестве. Его мозг страдал от спазмов в течение нескольких месяцев, а потом они, наконец, прекратились. Вот только теперь он едва ходил, говорил, и понимал окружающий его мир. Если ты сердился или был чересчур эмоционален у него на глазах, ему казалось, что ты злился на него, или, как сказали врачи, он «перенимал». Требовалось несколько часов, чтобы отнять его руки от ушей и успокоить.

Я поднялась в музыкальную комнату и закрыла за собой дверь. Потребовался специальный кран, чтобы доставить кабинетный рояль через застекленные двери, открывающиеся на балкон. Я уселась на рояльный стульчик и сыграла произвольный набор гамм и аккордов, пока руки не превратились в тяжелые мешки с песком, и я не начала тащить их по клавишам. Получившийся звук меня устраивал. Именно так я себя и чувствовала.

Из окна увидела Брейди и Каю, идущих по длинной подъездной дорожке. Им по шесть лет, в то время как мне шестнадцать. Вспомнила момент, когда родители принесли их домой из роддома. Брейди был совершенен. Приступы начались шесть месяцев спустя. Мы так волновались, что с Каей тоже это произойдет, но нет.

Она несла его рюкзак. Им всегда требовалось чуть больше времени, чтобы дойти до крыльца, потому что Брейди останавливался через каждые пару шагов подобрать камешек или кусочек асфальта и бросить в траву. У нас самая чистая подъездная дорога на планете.

Когда они приблизились к дому, мама и папа вышли встретить их с объятиями и натянутыми улыбками. Я не была готова делать вид, что все в порядке, даже ради Брейди.

Я просто продолжила играть.

***

Когда через неделю увидела то место, куда мы переезжали, у меня перехватило дыхание, и я едва могла дышать. Мама говорила так, будто нас ожидало сказочное приключение или отдых в роскошном люксе.

– Очень мило, – сказала она. – Три спальни, две ванные комнаты, гардеробные. Даже вай-фай.

– Ей богу, мам. Ты, правда, думаешь, у нас будет водопровод? Отопление?

Сарказм – это единственный способ, позволяющий мне говорить то, что я по-настоящему чувствовала в присутствии Брейди, не забывая при этом улыбаться.

– Конечно, солнышко, – мама саркастически улыбнулась в ответ. – Холодильник, тоже. И двухъярусная кровать!

– У Брейди будет двухъярусная кровать! – воскликнул он, мило улыбаясь.

Поразительно, как легко шестилетки могут быть завоеваны обещанием узких спальных мест, размещенных друг над другом. Мама и папа были рады слышать, что он не расстроился из-за этого, и даже не пытались свести все к другой теме или просить его изъясняться полными предложениями, как это обычно происходило.

Я взъерошила его мягкие, светлые волосы. Как бы хотела поменять их на свои космы каштановых вьющихся и непослушных волос.

– Двухъярусная кровать – это круто.

Мы расхваливали преимущества нижней кровати, в первую очередь, чтобы ему не захотелось на второй ярус. Для него это слишком опасно.

Он ухватился за мою ногу.

– Айви, двухъярусная кровать!

Я поцеловала его макушку и быстро повернулась к посуде, завернутой в газету. Мои сумки и коробки были набиты тем малым, что мне разрешили взять в наш новый дом. Только самое необходимое и памятное, как сказал папа. Остальное отправится на хранение или будет продано, так как новое место было «более скромным». Я была более, чем уверена, что это означало «маленькая убогая квартирка», но не знала наверняка, пока папа не вернулся домой и не взял нас на нее посмотреть.

Зазвонил телефон, и я услышала, как мама ответила в соседней комнате, с круглым камином, у которого мы всегда сидели в новогоднюю ночь и жарили пастилу.

– О, привет, Риза… Да, она дома. Почему бы тебе не зайти? Айви просто…

Я бросилась к кухонному телефону.

– Мама! Я возьму. Можешь повесить трубку.

Подождала щелчка.

– Эй. Я здесь.

– Я заметила, когда ты прокричала мне в ухо. Хочешь, чтобы я зашла?

– Нет, – я прикрыла глаза и перевела дыхание. – Нет, я… Мама занимается домашними делами. Она, эм… она отдает кучу старой посуды. На благотворительность.

Я не была готова рассказать, что мы и благотворительной вещью. Все думала, если никому не скажу, то этого не произойдет.

– Тогда тебе точно нужна моя помощь. Я знаю, как паковать фарфор, чтобы он не разбился, – сказала Риза. – Помнишь, как я работала в антикварном магазине?

– Ты проработала сутки. Тебя заставили протирать пыль.

Риза засмеялась.

– Ладно. Но я узнала, как упаковывать столовый приборы, прежде чем уволилась.

– Все в порядке, – сказала я. – Я почти закончила, и, в любом случае, мы уезжаем, как только папа придет домой.

Мне удалось закончить разговор до того, как она спросила, куда мы едем. Когда повесила трубку, мама присоединилась ко мне за столом. Она поставила тарелку на газету и сложила четыре угла к центру.

– Ты ей не рассказала?

Я покачала головой.

– Пока нет.

Она завернула еще одну тарелку, а затем следующую, поочередно укладывая с моими. Когда я поставила последнюю тарелку, мама наклонила голову, обхватила ее руками, и вздохнула.

– Мы переезжаем на этих выходных, солнышко. Тебе следует рассказать друзьям.

– Я расскажу. Я просто жду…

Не знаю, чего именно я ждала. Наверное, выигравшего в лотерею парня, появившегося с гигантским чеком на миллион долларов и букетом роз.

– Я хочу сначала посмотреть на новый дом. Вот и все.

Как раз вовремя, папа вошел в кухню и бросил портфель на стол. Он не сказал ни слова. Ему и не нужно было. Его нервного взгляд было достаточно, чтобы сообщить, что наступило время посмотреть наше новое место, независимо от того, были мы готовы или нет.

***

Мы сели в «Мерседес», с размещенной на заднем окне табличкой «Продается», написанной от руки. Мама болтала о том, как хороша новая квартира. Ее голос звучал тоньше, чем обычно, как будто не хватало воздуха.

– Она меньше, конечно, но для пятерых места достаточно. Три спальни…

Она продолжила говорить «три спальни» будто это имело значение. Я могла догадаться, что спальные места были наименьшей из моих проблем. Это все равно, как беспокоиться о том, что подставка в самолете слишком мала и готова вот-вот сломаться.

Я спрятала лицо за табличкой «Продается», теребя ленту, удерживающую ее на месте, пока Брейди и Кая скакали на детских сидениях. Папа вырулил вниз по нашей длинной, извилистой, подъездной дороге. Железные ворота открылись, как только мы приблизились. Они запускались датчиком движения, чтобы выпустить нас без всякого промедления. Мои родители установили ворота или забор по периметру территории не для того, чтобы защитить имущество, а скорее, чтобы обезопасить Брейди. У него тяга к приключениям. Тем не менее, ворота удерживали и от не прошеных гостей, так что пока никто из моих друзей не обнаружил, что мы переезжали. И я хотела, чтобы они и дальше оставались в неведении.

Мой глянцевый лак, цвета фуксии, потрескался. Я поцарапала один ноготь о другой, когда мы проезжали мимо дома Ризы. Ворота ее дома были изготовлены из меди, с декоративной буквой «М» от Морган, по центру. Она была яркой, изогнутой и блестящей, как и сама Риза. Но что важнее, это было прямо по соседству. Расстояние между дверью ее кухни и нашей - ровно семьдесят семь шагов или пятьдесят три «колесом». Хоть мы и не делали «колесо» несколько лет, но поклялись всегда жить рядом, даже когда поступим в колледж. Даже когда выйдем замуж. Мы всегда говорили: «Наши дети будут лучшими друзьями».

Я вскинула голову, как собачка.

– Может быть, люди, которые купят наш дом, сдадут его нам?

Папа бросил предупреждающий взгляд в зеркало заднего вида. Брейди и Кая не знали, что он будет продан.

– Никто не покупает наш дом, – отрезал он.

Мои родители хотели сохранить в секрете от близнецов полную информацию о сложившейся ситуации, чтобы слишком их не травмировать. (Есть ли такое понятие, как умеренная травма?) Мы сказали им, что это временно, пока в доме ведется ремонт.

«Одна сплошная ложь», – сказала бы я.

«Маленькая безобидная ложь», – настояла бы мама.

– Ну, да, – подмигнула я Кае, которая прищурилась. Она раскусила нас, но хорошо была знакома с давайте-не-расстраивать-Брейди группой.

Я обернулась посмотреть, как растворялись позади холмы Вестсайд Фоллс по мере приближения в сторону города Белвью, а затем вернулась обратно на место. Может быть, новый дом будет не так уж плох. Небольшой, но уютный. Как и двухъярусная кровать Брейди. Может быть, он будет расположен на одной из тех милых улиц в городе, где дома были как особняки в Манхэттене, и я бы находилась достаточно близко от моих любимых магазинов.

Ехали мы недолго, около шести или семи минут, когда папа свернул налево на пересечении, сквозь которое мы обычно проезжали. Я выпрямилась, тонкие волоски на моих руках встали дыбом, когда мы проехали мимо промышленных зданий и складов, заброшенной бензоколонки и пустующей парковки, полной сорняков, прорастающих через трещины в асфальте.

– Погодите-ка, мы не… А где именно это место?

– В этом районе, – было что-то странное в голосе моей мамы. – Тебе не придется менять школу.

Я замерла, с трудом сглотнув.

– Но это… это не…

Еще один предостерегающий взгляд моего отца подтвердил то, что мои волоски на руках пытались рассказать.

«Мы переезжаем в Лейксайд».

Как и Вэстсайд Фоллс, Лейксайд был в пригороде Белвью. На этом сходства заканчивались. Лейксайд был плохим районом, приписанным, так или иначе, к шикарному школьному округу несколько лет назад, когда изменили границы. Там даже озера не было, водохранилище, да и только, где много лет назад затопили долину, чтобы обеспечить водой близлежащий город Белвью. Я никогда не была на берегу озера – мы не ездили этим путем, когда отправлялись в центр за покупками или в рестораны – но слышала достаточно. У мамы лучшего друга двоюродного брата угнали машину, когда она свернула, не туда и спросила дорогу. И все говорили, что если хочешь купить наркотики, нужно лишь заглянуть за угол, где с телефонных проводов свисала пара затасканных кед.

И самое ужасное то, что все дети из Лейксайда, посещающие школу Вандербилт, ездили в школу на одном автобусе и шутили, что он из государственной тюрьмы, которая находилась на другой стороне водохранилища.

Я на этом автобусе не ездила.

Мы поехали медленнее, когда впереди показалось крайне уродливое жилое здание и многообещающая вывеска «Сад, терраса, владение», хотя в поле зрения не было ни сада, ни террасы. Хотя, были балконы с шезлонгами, грилями, и… гигантский, надувной снеговик, свисающий с перил? Я закрыла глаза и не открывала их до тех пор, пока машина не остановилась, и папа не сказал: «Вот мы и на месте».

Близнецы с визгом вылезли. Я приоткрыла левый глаз, и он тут же начал дергаться…, будто пытаясь защитить меня от того, что я увижу. Прижала ладонь к веку, чтобы остановить это, и прищурила другой глаз. Мама открыла дверь с моей стороны и протянула мне руку. В конце концов, я подняла руку и переплела наши пальцы.

Сначала меня успокоило то, что передо мной не было балконов со сдутыми рождественскими украшениями. Это совсем не жилой дом, а высокий, коричневый домик на собственном участке земли. Он выглядел как дом, лишившийся соседей, и при сильном порыве ветра его будет шатать из стороны в сторону.

– Вы же вроде говорили, что мы переезжаем в квартиру.

Я осталась рядом с машиной, полагая, что они ошиблись.

– Говорили, – папа вынул из кармана ключи и шагнул к крыльцу. – Верхние два этажа наши и еще чердак. Владелец живет внизу.

Он вставил ключ в замочную скважину и открыл дверь. Близнецы моментально ворвались внутрь. Брейди чуть не упал на спину, вытянув шею, чтобы рассмотреть крутой лестничный пролет перед собой, прежде чем развернулся, спрыгивая на пол. Я тоже хотела развернуться. И убежать. Я стояла, прислонившись к машине, глядя на фасад нашего нового дома. Виниловый сайдинг обычного коричневого оттенка (ни каштанового или медового, или темно-коричневого). Поддельные ставни были расписаны чуть светлее коричневого цвета, как шоколадный мусс, а передние ступеньки были цвета грязи. На лужайке больше сорняков, чем травы, но, по крайней мере, она была зеленая. Вроде бы.

Я подошла к крыльцу, но не могла заставить себя сделать еще хоть шаг. Выражение лица моей мамы остановило меня. В мгновение ока, ее смелая улыбка испарилась, и я уловила реакцию мамы. Те же самые паника и страх, что скручивали мой живот, отражались в ее глазах.

Она боялась так же, как и я.

– Идешь? – мама держала входную дверь открытой, ее маска все-будет-хорошо вернулась на свое место.

– Конечно, – сказала я. – Через минуту.

Я подождала, пока она скрылась в доме, прежде чем попыталась сбежать, но добралась лишь до края двора, всего в десяти шагах. Я стояла, оглядываясь по сторонам. Похоже, окрестности не располагались неким определенным образом. Дома стояли хаотично, словно они бродили по холму, шпионили за пустырем и упали вниз. Между ними оказалась гравийная дорога. Наш дом был единственным двухэтажным зданием, затмевающим приземистые домики и коттеджи вокруг него. Бунгало? Понятия не имею, как правильно их называть.

Из-за угла, на велосипедах, скользя по гравийной дороге, появились дети. Они направились к игровой площадке напротив нашего дома. Натыкаясь на траву и грязь, они спрыгнули с велосипедов, чтобы полазить по брусьям, как обезьянки. Они заметили меня, и одна из маленьких девочек пялилась на меня с минуту, а затем что-то сказала, только я не расслышала, и все они вскочили на свои велосипеды и уехали прочь.

Мне послышался скрип дверных петель позади меня, и я ожидала услышать, как мои родители зовут меня. Но нет. Когда обернулась, там никого не было. Я посмотрела на соседний дом: маленькое кирпичное ранчо, окруженное высокой изгородью. Там тоже никого не было. Но я заметила, что джип старой модели был припаркован рядом. Он был ярко-красного цвета и безупречно чистый. На данный момент, единственная машина из тех, что я видела, не покрытая пленкой пыли от гравийной дороги.

Уставилась на джип. Пока я размышляла на тему того, что он не принадлежал этому месту, как и я, заработал двигатель. Отскочив назад, я упала на бампер нашей машины. Джип рванул вперед и с грохотом двинулся ко мне. Я восстановила равновесие и встала так, будто никогда прежде не видела автомобиль, поскольку он сократил расстояние между нами и остановился прямо передо мной.

Татуированная рука, худая, но покрытая мускулами, торчала из окна. Она казалась знакомой, и когда я подняла свой взгляд на лицо водителя, то поняла, где видела его раньше. Или, скорее, там, где раньше игнорировала.

Татуировка, представляющая собой сложный узор из цепей и шестеренок, принадлежала не кому-нибудь, а Ленни Лазарски, старшекласснику школы Вандербилт, и ее самому известному наркоману.

Его черные волосы, всегда завязанные в короткий хвостик в школе, спадали на лицо влажными и распущенными прядями, как будто он только что принял душ. Он барабанил по внешней стороне двери джипа, демонстрируя татуировку, пока осматривал меня снизу доверху. Затем уголки его губ скривились в усмешке.

– Айви. Эмерсон.

Он медленно акцентировал внимание на моем имени, разделив его на две части.

Не было необходимости подтверждать, что я, действительно, была Айви Эмерсон. Или то, что я знала, кто он. Не то, чтобы могла говорить, если бы захотела. У меня внезапно пересохло во рту, и мое горло… мое горло сжалось. Я уставилась на него, моргая, в надежде на то, что он исчезнет.

Глаза Лазарски переметнулись от меня к нашей машине, к коричневому дому и обратно ко мне. Он издал один-единственный, хриплый смешок, а затем запустил двигатель джипа и уехал, поднимая облако пыли у моих ног.

 

Глава 2

– Плохо себя чувствуешь? – спросила Риза с британским акцентом. Она пыталась выведать причину моих страданий, пока мы сидели в ее спальне, в пятницу, после уроков.

«Стон».

– Мама прочитала твой дневник?

Риза разговаривала подобным образом с тех пор, как неделю назад мы начали изучать Джефри Чосера на уроке английской литературы. Я покачала головой, издав стон. Собственно говоря, я не вела дневник. Это больше похоже на журнал, где я записывала отрывки стихотворений и тексты песен, а также отдельные тирады, которые не могла высказывать в присутствии Брейди.

– Не нашлось платья с нулевым размером?

Я уже почувствовала, что клин, маленький осколок на первый взгляд, начал прокладывать путь между нами. В мире Ризы, в котором я жила до тех пор, пока на прошлой неделе не обнаружился большой долг, самыми худшими возможными причинами страданий были, например, спазмы. И нехватка симпатичных платьев.

– Даже не близко, – сказала я.

Она плюхнулась рядом со мной.

– Я сдаюсь.

Я глубоко вздохнула.

– Поклянись, что никому не расскажешь, не будешь смеяться и не перестанешь быть моей подругой. И ты должна пообещать, что солжешь, если понадобится защитить меня.

– О, боже мой, да, да, да, – сказала она. – Расскажи мне. Что происходит?

Я подняла с кровати плюшевую коалу и прижала к лицу, выглядывая над ее пушистой головой, чтобы оценить реакцию Ризы, произнеся эти ужасные слова.

– Мы переезжаем. В Лейксайд.

Ее глаза округлились.

– Эм… что?

– Мы переезжаем.

– Да, эту часть я поняла, но это… неправда. Я могу поклясться, ты сказала, что переезжаешь в Лейксайд. Это же безумие.

– Мы переезжаем в квартиру: в доме. Он находится за долговременным хранилищем на бульваре Джексона. Знаешь это место?

Но Риза не знала. У нее был пустой взгляд.

– На углу еще есть магазин «Сэкономь доллар». Или «Сэкономь цент». Неважно, как он называется. Он… Он вон там, – я махнула рукой в сторону моего нового района.

– Но…но почему? – она бы не выглядела настолько потрясенной и возмущенной, объяви я, что подумываю о карьере танцовщицы у шеста.

– Мои родители полностью разорены. Банк конфискует наш дом. Мы… – я понизила голос. – Мы бедные.

– Этого не может быть. Как такое возможно?

Я попыталась объяснить, что мне рассказали родители: как отец заложил наш дом в качестве залога для получения ссуды на развитие бизнеса еще до того, как экономика рухнула. На тот момент это не казалось таким рискованным, потому что за год продажи увеличились втрое. Затем все ухудшилось, и у Брейди начались различные виды терапии. Маме пришлось уволиться, чтобы заботиться о Брейди, и они не смогли с этим справиться.

– Все свелось к оплате ипотеки или оплате терапии Брейди, – пояснила я. – Само собой, родители не могли прекратить учить его, как разговаривать и все такое.

Риза сжала руками щеки, покачивая головой. Она понимала. Кроме самых близких родственников она была одной из тех людей, которые знали, с какими трудностями столкнулся Брейди, насколько тяжело ему все давалось. Она видела, как он делал первые шаги, аплодируя вместе с нами. Она помогла мне научить его хлопать в ладоши. Он все еще так делает, когда видит ее.

– Разве они не могли объявить о банкротстве или вроде того? Так поступил мой дядя, и ему не пришлось отдавать свой дом, яхту или что-то еще, – сказала Риза.

– Не думаю, что это выход.

Или, точнее, не тот, что папа был готов рассмотреть. Я подслушала, как мои родители спорили об этом несколько месяцев назад, один из многих признаков нашей горькой участи, которые я проигнорировала. Когда вошла и спросила в чем дело, они ответили, что все хорошо. «Ничего такого, о чем тебе стоит волноваться, солнышко».

Возможно, они думали, что смогут все уладить, что решение найдется. Но его не нашлось. Они откладывали неизбежное столько, сколько могли.

– Папа сказал, мы просто должны жить в рамках, имеющихся у нас средств. Все получится.

– Как в «Проекте Подиум».

– Если бы, – я плюхнулась на кровать. – Как тебе «Проект Нищета»?

Риза сморщила нос, как будто только что почувствовала запах из женской раздевалки в школе. Я полагала, что мне станет легче, если все ей расскажу, услышу, как она говорит, что все будет хорошо, что все не так уж и плохо, что никто даже не заметит. Но она не произнесла подобные слова.

– Это отстой! – ответила она

А я еще даже не описала дом: насколько он коричневый, мою спальню размером с чулан.

– Все не так уж плохо, – солгала я, внезапно побоявшись ее совсем напугать. – На самом деле, вроде как уютная.

Риза нахмурилась.

– Мы никогда больше не увидимся. Ты будешь слишком занята курением травки. И набиванием татуировок.

Я закатила глаза.

– Нет, я не буду этого делать.

Решила не упоминать Ленни Лазарски. Даже такой верный друг, как Риза, мог сбежать в ужасе, если бы я упомянула, что он живет по соседству.

– Подвинься, – она положила голову на подушку рядом с моей, и мы обе уставились в потолок. На нем все еще было несколько звезд, светящихся в темноте, которые мы приклеили в виде созвездий, когда нам было по двенадцать. – Поверить не могу, что ты меня бросаешь.

– Мы будем видеться каждый день в школе, и я попрошу маму привозить меня сюда по выходным, и ты можешь...

Я почти предложила ей навестить меня, только не хотела снова увидеть насмешку как от увиденной зловонной раздевалки.

– Я буду тебе звонить, – сказала она. – Каждый день.

Я достала телефон, набрала ее номер и показала сообщение «Не обслуживается», появившееся на экране.

– Я официально полная неудачница. Только, пожалуйста…, никому не рассказывай. Хорошо?

– Кто-нибудь может заметить, если ты больше не будешь отвечать на звонки.

– Я придумаю какое-нибудь объяснение. Никто не должен знать, что я переехала. Никто.

Риза кивнула, зная, о ком именно я говорила: Уиллоу Гудвин и Уинн Дейвис, по кличке Зло и Ведьма. Мы обедали с ними каждый день, вместе ходили по магазинам, ходили на одни и те же вечеринки. Они были одними из наших самых близких друзей.

И большую часть времени мы не могли их терпеть.

Мама Уиллоу – «аристократка», а ее отец работал адвокатом, не то чтобы ему вообще приходилось работать. «Единственная причина, по которой работает мой папа, это то, что ему не приходится находиться все время с моей мамой», – сказала нам Уиллоу. Она утверждала, что ненавидит свою мать, но не возражает против привилегий, связанных с тем, что она дочь Фрэнсис Гудвин, как получение роли Клары в «Щелкунчике» после того, как ее мать пожертвовала миллион долларов на балет в Беллвью.

Уинн тоже избалованная, но, в большей степени, из-за отсутствия родителей. Они серьезно отнеслись к роли светских людей, и это значит, что Уинн фактически вырастили сменяющие друг друга няньки. Родители покупали ей все, что она пожелает. Главное, чтобы она была счастлива.

Они вдвоем располагались на самой вершине социальной лестницы старшей школы Вандербилт и считали своим долгом знать все обо всех.

– Они узнают, – сказала Риза. – Они всегда узнают.

Мое горло сжалось. Я знала, что девочки делятся сплетнями с Уиллоу и Уинн, просто чтобы самим не оказаться мишенью: это своего рода превентивный удар.

– Разве твои родители не могут занять у кого-нибудь деньги? – Риза потянулась к тумбочке за бирюзовой свиньей-копилкой в горошек, как будто ее содержимое что-то изменит.

Я покачала головой.

– Мои родители сейчас собирают наши последние вещи, поэтому мы можем переехать в эти выходные, – сказала я.

Официально банк не выкупает дом в течение следующего месяца, но потребовалось бы несколько недель, чтобы продать всю мебель, которую мы не забираем.

– В эти выходные? – резко вздохнул Риза. – То есть завтра?

Я закрыла глаза.

– Да.

– Дело плохо.

«Еще бы!»

– Но это, же не на совсем?

Риза проходила те же пять этапов о-дерьмо-этого-не-может-быть, которые у меня были: отказ, отказ, отказ, отказ и еще раз отказ.

Я могла лишь пожать плечами. Папа уверил меня, что квартира – это временная мера. Мы найдем постоянный дом в Вестсайд Фоллс, как только оплатим долги, а часть наших сбережений пополнится. Но он не уточнил, означает ли «временная» несколько недель или несколько месяцев. Я не хотела думать, что это может продлиться дольше.

 

Глава 3

В субботу утром я ехала на переднем сидении грузовика, который папа арендовал, чтобы перевезти наши вещи. Мама планировала поехать на машине с близнецами и маленьким аквариумом Брейди, как только упакует еду из холодильника. Я не приняла душ. Мои волосы были завязаны в тот же самый пучок, с которым я спала, а перед моей толстовки был запачкан зубной пастой. Не то, чтобы это имело значение. Сегодня меня никто не увидит.

– Красный диван из кабинета поставим в гостиную, – сказал папа, по-видимому, не обращая внимания на отсутствие энтузиазма с моей стороны. – Маленький письменный стол твоей мамы поместится в твоей комнате. Тот маленький комод Каи тоже будет у тебя…

Я пропустила мимо ушей его подробный перечень того, что мы забрали из нашего старого дома. Разумеется, мой рояль не в списке. Никакой мебели из моей спальни тоже. Все это было слишком большим, чтобы вписаться в крошечную комнатку на чердаке, которая будет моей.

– … и Карла попросила одного из соседских мальчишек сформировать группу, чтобы помочь нам разгрузиться, так что это не займет много времени.

– Кто? – спросила я, с возрастающей тревогой.

– Карла Родригес. Наш арендодатель. Она очень милая. Твоя мама уже поговорила с ней о том, чтобы она время от времени приглядывала за Брейди и Каей. Она тебе понравится. Она…

– Нет, какой соседский мальчик?

– Хм? – он склонился над рулем, чтобы посмотреть в мое боковое зеркало. – Кажется, я только что подрезал того парня. Извини! – он махнул рукой в сторону моего окна. – Помаши ему, чтобы он не подумал, что мы придурки.

Я высовываюсь из окна и делаю то, что, как я надеюсь, называется «помахать-не-в-стиле-придурков». В боковом зеркале я вижу руку, торчащую с пассажирской стороны, машу рукой, а затем показываю средний палец.

– Я почти уверена, что он все еще думает, что мы придурки, – пробормотала я. Подняла окно и опустилась на сидение.

Машина продолжила следовать за нами до нашего нового района, остановившись перед домом Лазарски, когда мы подъехали к нашему.

– Эм… папа? Думаю, что парень, которого мы подрезали – это часть нашей группы, помогающей с переездом…, или он хочет нас убить, – сказал я. Еще сильнее сползла вниз.

– О, замечательно. Я могу лично извиниться.

Папа выскочил и направился к их машине. Вся эта неловкая сцена была видна в боковом зеркале со стороны водителя.

– Извините, парни, – сказал папа, звуча как один из тех раздражающе толковых и веселых отцов в ситкомах шестидесятых годов. – Труднее управлять этой штуковиной, чем я полагал.

Он жестом указал на грузовик, и я нырнула ниже. В тот момент я практически была на полу, так что они меня не заметили.

Они о чем-то бормотали между собой так, что я не смогла ничего разобрать, а затем скрипнула входная дверь.

– Лазо, мальчик мой! – прокричал кто-то.

– Джентльмены, – ответил голос, который, как я предположила, принадлежал Лазо. И «определенно-не-джентльмены» засмеялись.

Бормотание продолжилось. Тогда папа вернулся, открывая дверь грузовика.

– Идешь? Поздороваешься с юношами?

– Нет, – я покачала головой. – Ни за что.

– Айви, пожалуйста.

Снова помотала головой, и папа вздохнул, закрыл дверь грузовика и пошел к крыльцу. Я услышала женский голос, и дверь в дом закрылась.

Потом смех. Вопли.

– Извините, парни, – кто-то подражал моему отцу низким голосом. Еще больше смеха. Затем: «Заткнись, кретин», «Мне нужно покурить», и «Нам заплатят за то, что мы носим мебель этого придурка, или нет?»

Я натянула капюшон толстовки и прижала к ушам. Когда папа вернется в грузовик, скажу ему, чтобы он попросил их уйти. Я лучше сама отнесу каждую коробку вверх на три лестничных пролета, чем позволю кому-нибудь из них ступить хоть ногой в нашу квартиру.

Неожиданно, пассажирская дверь распахнулась, и я чуть не вывалилась.

– Черт, Эмерсон, – Ленни Лазарски поймал меня сзади за плечи и толкнул обратно. – Какого хрена ты делаешь?

Прямо за ним засмеялся парень со шрамом под губой.

– Милый лексикон, – сказал я, вскарабкавшись на сиденье.

– Да, милый лексикон, Леонард, – сказал Шрамолицый. – Разве так разговаривают с такой прекрасной частью Вестсайда, засранец?

Лазарски ухмыльнулся.

– Она больше не с Вестсайда, не так ли?

Мне хотелось прокричать, что я не принадлежу Лейксайду и никогда не буду, но я здесь. В грузовике. Жду, когда мои вещи выгрузят. Было довольно сложно утверждать, что я не одна из них. Вместо этого я потянулась к дверной ручке и захлопнула дверцу, ударив кулаком по ручному замку.

– Убирайтесь, – сказала я сквозь стекло.

Лазарски скрестил руки на груди и откинул голову назад, чтобы посмотреть на меня сверху вниз.

– Так ты собираешься все заносить самостоятельно?

Я сделала глубокий вдох и с силой опустила стекло на пару сантиметров, чтобы убедиться, что он меня слышит.

– Да. Мы не нуждаемся в ваших услугах, поэтому ты и твои друзья можете вернуться по домам.

На его губах появилась медленная улыбка. Он расцепил руки и сделал глубокий, преувеличенный поклон, размахивая рукой в воздухе, словно кланялся королеве Англии.

– Как пожелаете, ваше королевское высочество.

Уйдя прочь, он перекинул руку через плечо Шрамолицего и крикнул парням:

– Вы слышали это, джентльмены? В наших услугах больше не нуждаются.

Все начали разговаривать между собой.

– Отлично.

– Я встал с постели ради этого дерьма?

– Что ты ей сказал?

– Это чепуха, друг.

– Чувак, я голоден.

– Да. Давайте поедим.

– У Винни?

– Да, У Винни.

Я лежала на сиденье грузовика, обхватив руками голову, пока, наконец, не услышала, как хлопнули дверцы четырех автомобилей, и раздались звуки шин.

Спустя несколько минут передняя дверь нашего дома распахнулась. Подняла голову и увидела, что папа вышел на крыльцо, а за ним стройная, темноволосая женщина. Карла, я полагаю. Они посмотрели в сторону поднявшейся гравийной пыли, которую после себя оставили машины.

– Куда все делись? – спросил папа.

Карла сделала несколько шагов в сторону дома Лазарски.

– Леонард?

Я дотянулась до двери со стороны водителя и открыла ее, соскочив на дорогу. Лазарски нигде не было видно.

Папа повернул озадаченное лицо ко мне.

– Что случилось?

– Ничего, они… – я подняла подбородок, не желая плакать. – Нам не нужна ничья помощь. Мы можем сделать это сами.

Я неуверенно пошла к кузову грузовика и потянула за рычаг, чтобы открыть грузовые двери. Коробка с подушками опрокинулась, и все содержимое вывалилось на дорогу. Из двора Лазарски раздался смешок. Моя искренняя надежда на то, что он ушел со своими друзьями, рухнула. Медленно нагнулась собрать подушки и положить их обратно в коробку. Я не стану плакать перед этим придурком. Ни за что.

Папа присоединился ко мне у грузовика.

– Айви, – мягко сказал он, – ты…

– Давай просто сделаем это, папа. Хорошо?

Он кивнул, и мы спокойно начали заносить вещи наверх. К тому моменту, когда приехали мама и близнецы, мы уже совершили по двадцать подходов каждый. Как только бросила коробку в той комнате, которую мама обозначила синим маркером, я развернулась и спустился за следующей. Карла помогла нам втиснуть диван вверх по лестнице и приглядывала за Брейди, пока мы тащили все остальное. Через несколько часов мы сделали перерыв, съели сэндвичи, разместившись вокруг крошечного стола на нашей новой кухне, а затем вернулись к коробкам.

Я подслушала, как мама шипела на отца, когда она думала, что я не слышу:

– Мы должны были нанять кого-нибудь сами. Или попросить кого-то из ребят в магазине.

Папа удивленно посмотрел на нее. Очевидно, он хотел, чтобы его сотрудники видели наш новый район, не более чем я хотела, чтобы мои друзья его увидели.

– Слишком поздно, – сказал он, вынимая из грузовика еще одну коробку. И так скоро уже закончим.

Шесть часов спустя мы закончили.

Брейди с радостью занес рыбок в новую комнату. Аквариум стоял так близко к его кровати, что они практически спали вместе. Он был в восторге.

Я совершила последний подъем в свою комнату на чердаке, легла на матрас односпальной кровати и уставилась на коробки, заполненные остатками моей жизни. У меня даже не было сил искать наушники и вставлять их в «больше-не-телефон», чтобы послушать музыку. Когда закрыла глаза, шум в окрестностях растворился: двери автомобилей, лай собак, и басы магнитолы, проезжающего автомобиля. Я гордилась тем, что способна найти музыку практически в любом звуке. Шуршание листьев, скрипучие качели, покачивающиеся от дуновения морского бриза, хлопанье дверцами шкафчиков… смех, шаги, вздохи, даже чиханье. Иногда мне трудно найти свой собственный голос, но я всегда слышу музыку вокруг себя.

Но здесь, в Лейксайд, я не уверена, что когда-либо услышу ее снова.

 

Глава 4

Кто-то стянул с меня обувь и распаковал одеяло, чтобы меня укрыть. Я уснула в одежде на голом матрасе вплоть до воскресного утра и не проснулась, пока солнце не проникло в маленькое мансардное окошко так, чтобы светить мне в лицо.

Спустилась в ванную, которая находилась рядом с комнатой родителей на третьем этаже, и снова вниз, где моя семья обставляла кухню. Мама суетилась надо мной. Заставила съесть яйцо. Брейди захотел показать мне двухъярусную кровать. У меня болели ноги. Однако я последовала за ним и недолго посидела с ним в обнимку на нижнем ярусе.

Мне просто необходимо почистить зубы и принять душ, но мысль подняться по лестнице снова, заставляла меня плакать. Квартира была настолько вертикальной, что я гадала, не будет ли у нас больше пространства, если мы положим здание на бок. Карла жила на нижнем этаже, где была кухонная пристройка на заднем дворе, что делало его немного просторней, чем верхние этажи. Узкая лестница вела от входной двери до второго этажа, где находились гостиная и кухня, и небольшая площадка позади с другой лестницей, ведущей во двор.

Мама не была удивлена, когда я отозвалась о лестницах как «два способа сбежать».

Рядом со спальней близнецов был небольшой коридор, откуда лестница вела в мою комнату, она же чердак, на четвертый этаж, на самую вершину. Так или иначе, когда я представляла, что в один прекрасный день буду жить в пентхаусе, я не это имела в виду. Здесь даже не было нормальной двери, просто радужно-полосатая занавеска, которую я могла потянуть в проходе, наверху лестницы.

Встроенный шкаф, который обещала мама, состоял из доски, установленной между наклонными стенами чердака. Это был скорее «подводный шкаф», так как односпальная кровать занимала все пространство комнаты, и мне приходилось перепрыгивать через нее, чтобы добраться до одежды. Маленький письменный стол и комод были по обе стороны от мансардного окошка, открывавшего вид на задний двор.

Вид из моего окна был не столь ужасен, как я ожидала. Ни рычащих собак, вырывающихся из цепей. Ни разбитых машин. Однако, в Вестсайд Фоллс, скорее всего, не найдешь некоторые газонные украшения, например, пластиковые розовые фламинго вдоль нескольких домов. Дворы были чистые и аккуратные по большей части. Люди выходили на крыльцо, сушили белье или ремонтировали машины, разговаривали, смеялись или спорили.

Никто из тех, кого я знала, никогда не развешивал белье на улице и не ремонтировал самостоятельно автомобиль.

На дороге за нашим домом, рядом с чьим-то хламом, я нашла решение, по крайней мере, одной из моих проблем: велосипед с надписью «Продается», приклеенной к его спицам. Мой продали родители в онлайн-аукционе, думая, что мне все равно, так как я почти не каталась на нем. А сейчас, когда меня ожидает всеобщее унижение на тюремном автобусе штата, мне не все равно.

Наш новый район, кажется, находится на расстоянии нескольких световых лет от моей прежней жизни, но до школы Вандербилт всего три с половиной мили. Поэтому я вытащила последние деньги из кошелька и направилась туда.

– Сколько вы хотите за велосипед? – спросила я пожилого мужчину, открывшего дверь.

Он прохромал на улицу, тяжело опираясь на трость, чтобы оценить меня. Жаль, что я не подумала переодеться в грязную одежду.

– Пятьдесят, – сказал он.

– За это старье? – велосипед заржавел. Я даже не знала, не сдуты ли шины. – Как насчет двадцати?

Мужчина тяжело вздохнул и приложил руку к груди.

– Ты оскорбляешь меня, – сказал он. – Это классический велосипед марки Швинн. Винтаж. Люди платят немалые деньги за такие велосипеды.

Я медленно кивнула.

– В любом случае, спасибо.

Я улыбнулась и направилась обратно к дороге. У меня было пятьдесят долларов, но это все, что у меня осталось. Учитывая, что этот человек поставил велосипед так близко к мусору, мне показалось, что он возьмет двадцать баксов. В течение того часа, что я выглядывала в окно, никто не подходил его купить. И насколько я могу судить, у любого другого ребенка уже было средство передвижения.

Мужчина несколько раз прочистил горло, как только я отошла.

– Так, подожди. Минуточку. Я не сказал, что не готов поторговаться. Можешь забрать за двадцать пять.

Я остановилась и обернулась.

– Еще насос и по рукам.

Он остановился, а затем направился к небольшому сараю и копался в нем, пока не нашел насос для шин. Я забрала его, дала мужчине двадцать пять долларов и отогнала велосипед. Он скрипел и гремел, но все равно катился.

Я поискала место, чтобы его спрятать. Детская площадка напротив нашего дома была окружена деревьями. Отыскала тропинку, которая проходила сквозь деревья и припрятала велосипед за клубами виноградных лоз в нескольких шагах от тропы. Судя по всему, секретность – мой новый лучший друг. А это лишь вопрос выживания, сказала себе я. Мои родители никогда не позволят мне ездить на нем в школу. У них имелось много веских причин: слишком темно, слишком ухабисто, нет фар, нет шлема. И были участки, где дорога, ведущая к школе, не имела обочины.

Но вот автобус? Намного страшнее. Я могла бы пережить поездку на автобусе без физического вреда (слышала, что рядом едут вооруженные сотрудники полиции), но меня могут заметить. И все будут знать. А это хуже всего. В нашей школе Вестсайд и Лэйксайд не контактируют. Мы сидим по разные стороны кафетерия и в разных уголках трибун на футбольных матчах. Достаточно того, что Ленни и его друзья знают, что я здесь живу, но я вполне уверена, что они не будут болтать с кем-либо из моих друзей об этом. Однако выйти из тюремного автобуса штата прямо перед зданием? Я могла бы с тем же успехом объявить об этом на общешкольном собрании.

Довольная тем, что велосипед должным образом спрятан, я повернулась к дому – или скорее к тому коричневому сооружению, в котором мы жили. Я заметила Ленни, идущего со своего заднего двора к пикапу, который стоял у гравийной дороги перед нашими домами, поэтому задержалась в тени деревьев. Он передал что-то через окно водителя, а парень в свою очередь вынул пару баксов из бумажника и положил в руку Ленни. Они болтали, смеялись. Я не слышала, о чем они говорили, но довольно четко понимала, что они делали.

Это произошло еще три раза в тот день. Из нашего окна я видела прибывающее транспортное средство, Ленни выходил, они обменивались, и машина уезжала. Каждая сделка занимала менее пяти минут.

– Должен ли кто-нибудь сообщить об этом? – спросила я, когда четвертый автомобиль приехал и уехал.

– О чем? – папа продолжил срывать скотч с пустых коробок и сплющивать их под ногами на заднем дворе.

Я рассказала ему о том, что увидела

– Не делай поспешных выводов. Ты понятия не имеешь, что там происходит.

О, что ж, идеи у меня были. Я просто не могла поверить, что парень был настолько смел.

К полудню мы обустроились. Когда твоя жилплощадь размером с обувную коробку, распаковка вещей не занимает много времени. Одежда была набита на той доске поперек моей комнаты и разложена в пластиковые ящики под кроватью. Тем не менее, я не забрала половину моего гардероба.

– Половина, которую ты носила один раз и никогда не смотрела на нее больше, – заметила мама.

Могла бы уточнить, «потому что Уиллоу или Уинн сказали, что те вещи меня полнили, или цвет не подходящий, или старомодные или топорщатся, или, Боже мой, у их уборщицы была точно такая же блузка!» Мама отнесла все это в комиссионный магазин, где другие, ничего не подозревающие девушки, могли пережить мою ошибку моды за полцены.

Двухъярусная кровать и марафонская игра в прятки позволили близнецам развлекаться большую часть выходных. Кая даже не обращала внимание на то, что Брейди заползал под тот же самый ящик всякий раз, как наступала его очередь прятаться. Она все искала и искала, выкрикивая его имя, прежде чем находила. Я повела их на игровую площадку и помогла Брейди подняться по лестнице, и спуститься по горке примерно восемьсот раз, и он каждый раз визжал от восторга. Монотонность действий свела бы большинство людей с ума, но улыбка Брейди, пожалуй, единственное, что не давало мне плакать. Так что, мы продолжили кататься.

Когда пришло время спать, мы попытались следовать обычному режиму, но Кая заметила, какие игрушки отсутствуют: змей, с которым она не играла в течение трех лет. Почему-то это была ее самая любимая игрушка. Брейди зациклился на пазле с поездами, глупом пазле с поездами, не прошедшим отбор, когда мама собирала их любимые вещи

Плечи Каи дрогнули, когда она старалась не заплакать, но, в конце концов, слезы появились на глазах. Она не могла сдерживаться. Я понимала, что она чувствует. Брейди начал раскачиваться взад и вперед на полу, повторяя «пазл поезд пазл поезд» снова и снова. Я нашла другой пазл с самосвалами, но он попросту положил руки на уши и крепко зажмурился.

Папа появился в дверях спальни близнецов и прижал предплечья к раме, как будто удерживая стены, чтобы они не рухнули на нас. Мы все посмотрели на него. Плач и покачивания прекратились.

– Дети? – его тон был серьезен. – Будет не просто привыкнуть к нашему новому дому. Он намного меньше. Все, что мы имели раньше, здесь не поместится. Понятно? Но мы все должны постараться и обходиться тем, что у нас есть.

Кая снова захныкала, и папа поднял руку, как знак остановки, словно это сработает. Но, как ни странно, сработало. Она поджала губы и задержала дыхание.

– Мы еще разок съездим домой. Каждый из вас сможет забрать по одному предмету. Только по одному. На этом все. Сначала он взглянул на меня, затем на Каю, а после на Брейди. Мы по очереди кивнули.

– Садитесь в машину, – сказал он.

– В этом? – я указала на пижамы, в которые мы все были одеты.

– Ага. Поехали.

Мама выдохнула, и воздух снова вошел в комнату. Мы все помчались вниз по лестнице к машине. По дороге никто и словом не обмолвился. Брейди даже прекратил произносить слово пазл. Когда мы остановились у подъездной дорожки, наш дом выглядел таким темным и пустым, таким одиноким. Таким огромным.

Сначала я направилась в свою комнату, просматривая остатки, в надежде увидеть тот единственный брошенный предмет, который может сделать мою жизнь в Лейксайд терпимой. Единственная вещь, что я хотела, находилась не в моей комнате. У нее была отдельная комната.

Моя мама купила рояль еще до моего рождения. Это одна из причин, покоторой они купили этот дом. Она увидела эту комнату и моментально поняла, что это идеальная комната для рояля. Я начала играть, когда мне было три года, но с тех пор, как в пятом классе мой талант потерпел крах, мои выступления были предназначены только для близнецов.

Тогда мама подошла сзади и положила пальцы рядом с моими на клавишах.

– Мы купим тебе клавишные в квартиру, – сказала она. – Обещаю. Мы во всем разберемся. Вот увидишь.

Я кивнула и закрыла крышку. Мы обе знали, что это будет не то же самое. Оставлять рояль было, как отрубить руку. Нет… больше похоже на повязку на глазах. Музыка помогала мне видеть вещи. Всякий раз, когда я была сбита с толку или расстроена, я подходила к роялю, как будто это был мой личный психиатр. Риза назвала его «Доктор Стейнвей». («Стейнвей & Сыновья» – всемирно известная компания-производитель фортепиано).

– Вы продаете его, – сказала я. И это был не вопрос.

Мама кивнула и провела рукой по изогнутому корпусу рояля.

– Не сразу, впрочем. Риэлтор от банка сперва узнает, захотят ли люди, покупающие дом, его оставить.

– Хорошо.

Не знаю, почему я так сказала, потому что это было совсем не хорошо. Но это дало мне маленький просвет надежды. Может быть, дом не продадут. Может быть, мы вернемся, и мой рояль будет ждать меня.

Может быть, я все еще на стадии отрицания.

– Мы должны сделать это для Брейди, – тихо сказала она. – Нам нужны деньги. Если он не получит лечение сейчас…

– Я понимаю, мам.

Я зашагала к себе в комнату, прежде чем она напомнила бы мне, что жертва, которую мы приносим сейчас, многое значит для будущего Брейди. Даже с двадцатью часами в неделю терапии – логопедия, физиотерапия и трудотерапия – его жизнь будет постоянной борьбой. Без нее у него совсем не было шанса. Разве я не хочу для него только лучшего? Я бы сказала: «Конечно, хочу». Потому что это то, что я и делала. Всего лишь хотела, чтобы это не означало худшего для всех нас.

Подошла к стеллажу, чтобы найти нечто особенное, что можно забрать, и провела пальцами по корешкам моих любимых книг. Я хотела их все, а не одну. Поэтому решила оставить здесь все. Пока, Уилл Грейсон. Прощай, Джейн Эйр. До встречи, Старгерл.

Огляделась. На верхней полке лежала укулеле, которую мне подарила тетя Бетти. Я мало на ней играла. Она слишком тихая. Она никогда не могла заставить всю комнату вибрировать, как Стейнвей. Потянулась к ней и стряхнула пыль с ее ладов, взяла фальшивый аккорд. Может быть, я могу дать укулеле еще один шанс. Может быть, это подходящий инструмент для нашей крошечной квартиры и моего тонкого голоса, когда у меня сжимается горло. Засунула его под руку и спустилась к машине. Папа улыбнулся, но промолчал.

Кая получила свою змею. Перерыв весь дом в пижаме Супермена, Брейди решил, что, в конце концов, он не хочет, забирать пазл с поездами. Он выбрал маленькую пушистую акцентную подушку с дивана в телевизионной комнате. Папа поднял бровь, но, конечно, он не собирался спорить. Мы сделали свой выбор, и все. Мама ничего не выбрала, поэтому папа исчез в их комнате и вышел с одним из ее облегающих, вечерних платьев.

– Я не думаю, что это подойдет тебе, – пошутила она, но обвила руками его шею. – Разве мы не должны выбрать что-то более практичное?

Он подарил моей маме долгий поцелуй, достаточно долгий, чтобы заставить Каю прикрыть глаза.

– Просто потому, что мы не можем позволить себе красивый дом, это не значит, что у тебя не может быть красивых вещей, – сказал он. – Это не значит, что у нас никогда не будет случая отпраздновать снова.

Мама взглянула на дом, провела рукой по сторонам, словно махая.

– Мы никогда не нуждались во всем этом, – сказала она. – Я не знаю, почему мы купили его, если уж на то пошло.

Мама, которую я знала, та, кто так гордилась нашим домом и суетилась над каждой крошечной деталью декора: бахрома на каждой подушке, угол каждого стула, горшочек для каждого растения – казалось, исчезла на моих глазах.

Я знала, что наша мебель тоже скоро исчезнет. По крайней мере, нас тут не будет, когда ее увезут в аукционный дом. Мама сказала, что они выручат денег больше, чем она сама, но у меня было ощущение, что она просто не хотела смотреть, как наша жизнь продается по самой высокой цене, часть за частью.

Вернувшись в квартиру, папа уложил близнецов в кровать и почитал им на ночь. Их комната находилась прямо под моей, и я слышала их мягкие голоса, согревающие лестницу, ведущую на чердак. Когда папа захлопнул книгу и поцеловал их в щеки, я это тоже услышала. Он выключил свет. Щелчок.

– Айви не пела, – сказал Брейди.

– Да, – сказала Кая. – Мы не получили нашу песенку.

Я пела им перед сном, с тех пор как они были малышами, когда они, наконец, набрали достаточный вес, чтобы их могли забрать домой из роддома. В нашем старом доме между их спальнями была музыкальная комната. Я там сидела, играла и пела, пока они не засыпали. Это был наш секрет. Нигде и ни для кого-либо еще не выступала. Никогда. Со времен впечатляющей демонстрации боязни сцены во время общерайонного шоу талантов, когда мне было одиннадцать. Я застыла на сцене, как какая-то потрясенная жертва Медузы. После этого, от одной только мысли о выступлении у меня перехватывало горло, как будто кто-то меня душил.

Но все было иначе дома – в нашем старом доме. Я могла играть и петь там, в безопасности за каменными стенами, слоями изоляции и акрами двора, деревьев и пространства. Не за этими картонными стенами.

Папа сделал несколько шагов и просунул голову в сквозной проем моей комнаты. Я притворилась спящей. Это было решение, которое приняло мое тело, прежде чем мой мозг смог убедить его в обратном. Я любила петь близнецам, и ненавидела их разочаровывать. Но чувствовала себя такой беззащитной здесь. Теплая ночь, и окна открыты. Люди могут услышать меня. Люди как…

– Не спишь? – прошептал отец.

Я не ответила. Потому что трусиха. И, судя по всему, лгунья.

Папа вернулся назад и сказал близнецам, что я заснула, и вместо меня будет петь он. Кайя сказала «Черная птица», и папа был вынужден исполнить свою мягкую версию с хрипотцой песни Битлз.

Когда он закончил, услышала шорох внизу, поскольку он уложил их, поцеловал и закрыл дверь. Затем, через тонкие стены пробился фальшивый голосок:

– Ла-ла-ла-ла-ла.

Брейди пытался спеть собственную ла-ла колыбельную. Это то, что мы называли песенками на ночь, которые я придумала для него. Они включали только звук «ла», чтобы он мог легко петь.

Он пел ла-ла снова и снова, в итоге заснув.

 

Глава 5

Проснувшись на следующее утро, на какую-то долю секунды я не чувствовала, что меня стошнит. Но после вспомнила, где я, и с чем столкнулась. Все выходные от Ризы не было вестей. Ни звонков, ни е-мейлов, поскольку у нас пока не было возможности все настроить. Нет сотового значит, нет сообщений. Мы с Ризой привыкли писать друг другу по утрам: что мы наденем, о том, как волосы не поддаются укладке. Риза видела узоры в сухом завтраке и присылала мне фотографии: «эти кукурузные хлопья похожи на Стоунхендж или мне только кажется?»

Но она молчала, и мне казалось, что я переселилась на другую планету.

Утро было беспорядочным, так как члены моей семьи появлялась друг удругу на пути, обходя и пытаясь дотянуться до хлопьев, молока, зубных щеток, туфель, пальто, рюкзаков. Я вычислила, что наш новый дом был примерно такой же общей площади, как спальня родителей, ванная комната и туалет в нашем старом доме. Теперь у нас примерно одна десятая того пространства, что было раньше. Эта странность смутила Брейди. Скорее всего, это напомнило ему загородный дом, который мы однажды арендовали на Морском острове – с душем под открытым небом, и только одной ванной внутри – потому что он не переставая спрашивал:

– В какой сторона пляж?

– В какой стороне пляж, – поправила я, завязывая его обувь.

Мои родители не исправляли его речь в течение нескольких дней, что было плохо из-за того, как он зацикливался на вещах. Ему было трудно отучиться от чего-то, если хоть разок он ошибался.

– В какой стороне пляж? – он улыбнулся, гордясь своим правильным предложением.

– Здесь нет пляжа, дружок. Но после школы я отведу тебя на игровую площадку. Договорились?

Он подарил мне один из своих фирменных поцелуев – прикосновение влажных губ к моей щеке с чмокающим звуком. Он еще не совсем согласовывал эти два действия. Я поцеловала его в ответ, сильно-пресильно.

Мой план состоял в том, чтобы свалить отсюда до двадцати минут седьмого, взять велосипед и добраться до школы раньше автобусов. Подумала, что мама и папа будут слишком заняты и не заметят, что я ушла на полчаса раньше. Но не рассчитывала, что Кая будет следить за каждым моим шагом.

– Куда ты собралась? – она встала, перекрывая верхнюю часть лестницы, ведущую к входной двери, и скрестила руки, выпятив бедро.

– В школу, – ответила я.

– До автобусной остановки можно за три минуты добраться. Я все рассчитала, – она показала на свои розовые часы с блестками.

– Хочу прийти пораньше. На всякий случай, – я избежала ее пронзительного взгляда.

– И с каких пор?

– Что? Наш разговор – это пустая трата драгоценного времени, – я натянула рюкзак на плечи.

– С каких это пор тебе нравится приходить пораньше?

Я тяжело вздохнула.

– С тех пор, что это не твое дело. Могу я пройти, пожалуйста?

Она отошла в сторону и подождала, пока я дойду до нижней ступеньки, чтобы сложить руки чашечкой и выкрикнуть:

– Счастливого пути!

– Как ты…

Я обернулась, но и рта не раскрыла. Может быть, она имела в виду поездку на автобусе, а не на велосипеде. Я параноик.

– Спасибо, – удалось мне вымолвить. – Тебе тоже. Дай знать водителю автобуса, если кто-нибудь обидит тебя или Брейди, хорошо?

Она кивнула и скрылась в гостиной, а я вылетела за дверь, как человек, избегающий лифт по причине клаустрофобии. В шесть тридцать было гораздо темнее, чем я ожидала. Слонялась вокруг деревьев в поисках Швинна, который я так хорошо спрятала, и никто никогда его не найдет. «Включая меня саму». Используя мой «больше-не-телефон» в качестве фонарика, я светила его лучом между деревьями, пока не обнаружила мой надежный транспорт для побега. Руль был холодным под моими голыми руками. Я перебросила ногу через сиденье и села, затем оттолкнулась и поехала через детскую площадку на дорогу.

Велосипед стонал под моим весом, грохоча над гравийной дорожкой. Мои ноги, казалось, тоже стонали, после всех подъемов по лестнице на выходных. Но я набрала скорость, как только попала на асфальтированную дорогу. Ветер разметал мои волосы, так что они попадали на глаза. Я не подумала их завязать. На первом знаке остановки я накинула капюшон и крепко затянула вокруг лица, заправляя все свои беспризорные, каштановые кудри внутрь.

Боже, надеюсь, что никто меня не увидит.

Транспортный офис школы предоставил маме карту нашего нового автобусного маршрута, которую я использовала, чтобы найти самый короткий путь на велосипеде. Казалось, все просто, один поворот направо и один налево…, но при тусклом свете рассвета все выглядело иначе, чем на карте. Каждая проезжавшая мимо машина вызывала дрожь в моем теле. Никто не знал, что я здесь. Кто-то может столкнуть меня с дороги или похитить, отвезти в звуконепроницаемую камеру в подвале и бросить там. Я никогда не увижу свою семью снова.

Может быть, я немного преувеличиваю опасность езды на велосипеде по Лейксайд. Или, может быть, мне следовало просто смириться с этим и сесть в автобус.

Я поехала быстрее, огибая ямы, которые я клянусь, были достаточно большими, чтобы проглотить маленьких детей.

Мои бедра горели, когда я свернула в последний раз, и увидела на горизонте школу Вандербилт, фонари на парковке бросали жуткий свет сквозь утренний туман. Ни одного автобуса в поле зрения. Тем не менее, я не хотела подъезжать ко двору школы на велосипеде, так что я направилась к погрузочной площадке на заднем дворе со стороны преподавательской парковки. По бокам была живая изгородь, которая выглядела как идеальное, скрытое место. Я свернула, врезавшись в траву, и затормозила. Зазор между изгородью и стеной был всего около десяти дюймов в ширину, но, если я немного поверну руль вбок, велосипед поместится. Я засунула его достаточно далеко, чтобы никто не смог его увидеть. Затем осмотрела парковку, чтобы увериться, что за мной не следят.

Появился изящный черный седан, поэтому я присела на корточки и подождала, гадая, кто из наших учителей ездил на такой хорошей машине. Но тот, кто вышел, не учитель, по крайней мере, не тот, кого я видела раньше. Это парень. Отчасти высокий, белокурый, симпатичный. Если он новый ученик, Уиллоу, вероятно, встретится с ним на обеде. Он вытащил большую сумку из багажника и перекинул ее через плечо, затем направился в мою сторону. Я нырнула глубже за стену. Почему он здесь припарковался? Может быть, никто не сказал ему, что это место только для учителей и сотрудников. Или он волновался, что его новомодную машину поцарапают на студенческой парковке? Я услышала, как его шаги приближаются, и, понимая, что меня могут обнаружить за кустами, вскочила на ноги, как только он завернул за угол. Он вышел из-за угла и его испуганные глаза встретились с моими.

– Прости, – пропищала я. Мое лицо почувствовало жар, и я боялась, что из него поднимется пар. – Я… хм… просто… эм.

Он c одного взгляда уловил сцену меня и моего велосипеда, спрятанного в кустах, и одна из его бровей метнулась вверх.

Я впала в ступор. Он стоял так близко, и у него были красивые, бледно-голубые глаза. Они задержались на моих на секунду, а затем поднялись к моим волосам, запрятанным под капюшоном толстовки.

– О, Боже.

Я нащупала завязки под подбородком и скинула капюшон. Мои волосы выскочили, как банка резиновых змей. Я пыталась их разгладить.

Он отошел на шаг назад и посмотрел на свои ноги, как будто пытался дать мне минутку, чтобы я привела себя в порядок. Но на данный момент я была практически несобранной, поэтому я просто стояла и смотрела на него, вся в поту и запыхавшаяся, как собака.

Когда он поднял глаза, то склонил подбородок к велосипеду, ютившемуся в изгороди позади меня.

– Ты, хм… это каждый день делаешь?

Прядь его светлых волос упала ему на глаза, и он откинул ее.

Мое лицо стало краснее некуда. Мне даже не нужно зеркало. Я чувствовала это.

– Я не… Я просто… мой велосипед…

Он немного попятился назад, засунув руки в задние карманы.

– Это впервые, – сказала я, наконец, сумев составить полное предложение.

– О. Круто, – он с беспокойством посмотрел в сторону школы. Наверное, желая сбежать от сумасшедшей девчонки в кустах. – Хорошо, я лучше пойду.

Я кивнула. Да. Хорошо.

Но он не спешил сразу уйти. Он замешкался, как будто хотел что-то сказать, а потом просто улыбнулся.

– Ну, тогда пока.

– Пока.

Когда он ушел, я почувствовала, как капля пота стекала по спине между лопаток. Он, вероятно, подумал, что я полная идиотка. По крайней мере, он новенький и не знает никого, кому мог бы проболтаться о моем жалком появлении и странном поведении.

Опустилась на колени рядом с изгородью, чтобы разобраться с моей проблемой потоотделения. Я расстегнула рубашку и позволила прохладному воздуху высушить мою влажную кожу. Нашла платок в рюкзаке и протерла лицо. Когда я убрала его от лица, то увидела коричневое пятно. С ногами.

Я захныкала, засунув платок с мертвым насекомым в карман, и подтянула рюкзак. Школьные автобусы прибывали. Выскочила из укрытия, как будто это было совершенно нормально войти на территорию школы через изгородь и слиться с толпой.

Я была почти на месте, шаркая как зомби по направлению к зданию, как и все, когда кто-то последовал по ступенькам прямо за мной. Отскочила в сторону, чтобы позволить ему пройти. Но кто бы не отошел в сторону вместе со мной, я предположила, что это дурачилась Риза, и резко остановилась.

А потом Ленни Лазарски встал около меня и прошептал мне на ухо.

– Привет, соседка.

Я остановилась и втянула воздух, вдыхая запах гиблого дела, запах жженых листьев курильщика травки.

– Знаешь, тебе следует надевать шлем.

– Не понимаю, о чем ты, – сказала я, увеличивая темп.

Он рассмеялся.

– Допустим. Но я все же тебя видел.

Я остановилась и впилась в него взглядом.

– Видел что?

– Как ты прятала свой велосипед.

– Я не прятала его. Я, хм… у меня нет замка, поэтому я оставила его там, чтобы никто не...

– Украл его? Думаешь, кто-то решит украсть эту штуку?

Он издал раздражающий смешок, одиночный, громкий: «Ха!» Все, кто шел в пределах пяти миль повернулись и уставились на нас.

За день мое лицо загорелось во второй раз, а было едва семь часов утра.

– Вообще-то, это классический Швинн. Знаешь, люди платят большие деньги за винтажные велосипеды как этот.

Он усмехнулся.

– Больше похоже, на что-то, что ты нашла, о, я не знаю… лежащим в мусорном бачке у дороги.

– Он не лежал в мусорном бачке, он был… – я закрыла рот. – Почему я вообще с тобой разговариваю?

– Просто по-соседски?

Я побежала вверх по лестнице, надеясь оторваться от него до входа. Но он делал по два шага за раз и бросился открывать одну из двойных стеклянных дверей для меня.

– Спасибо, – пробормотала я.

– Всегда, пожалуйста. Было две двери, и он ринулся передо мной, чтобы добраться до второй. Я сказала себе, что после этого он уйдет. Он пойдет своим путем, а я своим…

– Итак, как жизнь в Дерьмобашне на сегодняшний день?

– ГДЕ?

Я моментально пожалела о громкости моего ответа, поскольку еще дюжина человек заметила меня, разговаривающей с Лазарски. Я представила, как маленькие камеры щелкают тут и там, как папарацци.

– О чем ты говоришь? – спросил я, стараясь говорить, не шевеля губами.

– Твой дом, – сказал он. – Только не говори, что не заметила, что дом похож на гигантское дерьмо. Очень высокое.

У меня отвисла челюсть, но я была слишком ошеломлена, чтобы выдать остроумный ответ. Он абсолютно прав. Мой новый коричневый-прекоричневый дом выглядит как дерьмо. И я в нем живу.

Когда Ленни Лазарски бросил мне это в лицо, это было для меня слишком. Мои глаза начали гореть горячими слезами. Я развернулась в попытке убежать от него и направилась по коридору к моему шкафчику.

Туда, где меня ждали Уиллоу и Уинн.

 

Глава 6

– Ай-ви! Уиллоу махнула рукой, чтобы убедиться увидела ли я ее, и на случай, если я не услышала, как она прокричала мое имя своим громким голосом. Уинн поздоровалась со мной более деликатным движением пальцев и похлопыванием ресниц. Я не настолько глупа, чтобы быть одураченной их вежливостью.

– Привет.

Я продолжила идти, надеясь, что они вернутся к привычному любимому занятию – любоваться собой. Но за мной по пятам последовало топанье их каблуков. Когда я добралась до своего шкафчика, они встали по обе стороны от меня, как теннисистки, готовящиеся к удару.

– Новый парень? – Уиллоу кивнула в сторону входа.

– Что? – мое веко дернулось.

– Мы видели, как ты разговаривала с Лузером Лазарски, – сказала Уинн.

Я приложила костяшки правой руки к моему подергивающемуся глазу.

– Нет. Он не… Я не разговаривала с ним. Он открыл для меня дверь, и я поблагодарила его. Это называется быть вежливой. Вам стоит как-нибудь попробовать.

– С ним? – Уиллоу фальшиво вздрогнула. – Нет уж, спасибо.

Уинн приподнялась и достала что-то из моих волос. Лист.

– Мило. Ты валялась с ним на траве или что-то вроде того?

Я выхватила лист из ее руки и бросила на пол.

– Нет! Я едва разговаривала с ним.

– Мы просто пошутили, – произнесла Уиллоу монотонно. – Боже, расслабься.

Не уверена, что это возможно, потому что зыбучие пески моей жизни целиком поглощали меня.

– Где была на этих выходных? – Уиллоу закрутила беспризорные волосы вокруг пучка, который постоянно делала. – Мы не получили ответы на наши сообщения.

Уинн сделала щенячьи глаза.

– Злишься на нас или что-то еще?

– Нет, я… м-м… потеряла телефон.

– Отстой, – сказала Уиллоу. – Когда новый купишь?

Я пожала плечами.

– Думаю, может быть, мне и не нужен телефон…

– Хорошо, – она рассмеялась, но потом поняла, что я могла говорить серьезно. – Скажи, что ты шутишь.

На пару секунд мне представилась совсем другая беседа, в которой я призналась в моей сложившейся ситуации, что моя семья разорена и живет в Лейксайд, рядом с торговцем наркотиками. Но отвращение на лице Уиллоу при упоминании о сотовом телефоне было настолько ужасно, что я просто хотела от этого избавиться. Я расплылась в улыбке.

– Конечно, шучу. Мой отец закажет новый. Возможно, займет несколько дней.

Уиллоу вздохнула.

– Не шути так.

Уинн обняла меня и быстро отстранилась.

– Фу. Ты вся вспотела.

– Я, хм… пришлось бежать за автобусом.

Они покосились друг на друга. Уиллоу коснулась кончиками пальцев моего рукава.

– Напиши нам, как только получишь телефон, окей?

– Конечно.

Уинн поцеловала меня, наподобие воздушного поцелуя, в обе щеки. Она делает так с тех пор, как ее семья отправилась в Европу прошлым летом. Потом от них не было вестей.

Иррациональное чувство облегчения нахлынуло на меня, как будто я успешно преодолела минное поле. Моя рука нервно расправляла мои непослушные кудри, которые, казалось, поднялись выше обычного. Я быстро открыла шкафчик, достала необходимые книги для первого урока и поспешила в уборную. Потрепанность не совсем подходящий для меня вид. Намочив руки, я прочесала волосы, а затем вытерла влажные руки бумажным полотенцем.

Внешне я стала выглядеть почти так же, как обычно, только внутри я так себя не чувствовала. В классе для самостоятельной работы я держалась за обещание и делала вид, что слушаю объявления, уверенная в том, что все смотрят на меня. Было ли это заметно по моему лицу?

Я догнала Ризу по пути на первый урок по английской литературе.

– Я выгляжу иначе?

– Что ты имеешь в виду? – она нанесла немного блеска на губы.

– Не знаю, – я перешла на шепот. – Бедной?

Ее взгляд прошелся по мне с головы до ног и снова поднялся.

– Не-а. Как обычно, худая сучка.

Я улыбнулась.

– Спасибо, Риз.

Риза всегда жаловалась на свои изгибы, а я всегда жаловалась на их отсутствие. Единственное, что у меня непрямые волосы, а у Ризы наоборот.

Мы вошли в кабинет английской литературы и заняли свои места, когда раздался звонок. Мистер Илай написал «Кентерберийские рассказы» на доске и трижды подчеркнул. Раздалось несколько нервных смешков. Наше домашнее задание состояло в том, чтобы запомнить вступительную часть прелюдии, написанную на среднеанглийском языке, и процитировать перед всем классом.

Я сидела как можно тише и не сводила глаз с пола. Мистер Илай прохаживался между партами, пока все не успокоились.

– Итак, не старайтесь вызываться все разом, – сказал он.

Открылась дверь, и я сказала тихое спасибо за прерывание урока, а затем подняла глаза. Это был тот парень, которого я встретила у изгороди этим утром. У него был такой очаровательный способ опускать подбородок и смотреть верхней частью глаз сквозь волосы. Прямо сейчас он делает так с мистером Илаем.

– Я могу вам помочь? – учитель сделал шаг ему навстречу.

– Успокойте сердце мое – вздохнула сквозь зубы сидящая рядом со мной Риза.

Парень вручил мистеру Илаю листок.

– Я новенький, – сказал он. – Это урок английской литературы?

Мистер Илай кивнул.

– Да, хм… – он посмотрел на листок. – Джеймс Уикертон?

Джеймс кивнул.

– Добро пожаловать, Джеймс, – сказал мистер Илай. Затем повернулся к классу и произнес, – это Джеймс. Найдите ему свободное место.

По другую стороны от Ризы был пустой стол. Она чуть не вывихнула плечо, пытаясь оповестить об этом Джеймса. Он улыбнулся ей и пошел к парте, осматривая кабинет. Я опустила лоб на руку и посмотрела на свою тетрадку в классической не-говорите-со-мной-так-как-у-меня-ужасно-болит-голова позе.

Мистер Илай продолжил с того места, на котором остановился.

– «Кентерберийские рассказы». Первые восемнадцать строк. Кто готов? Кто изучил среднеанглийский?

Я выглянула из-под руки и увидела, что я не одна боюсь этого задания. Хотя мой страх перед сценой достигал паралитических масштабов только, когда я стояла на настоящей сцене или пыталась петь перед зрителями, я все еще очень нервничала из-за всего отдаленно связанного с выступлением. На уроках, если приходилось выходить к доске, мои ладони потели. Обычно я хорошо отвечала на вопросы, пока я могла спокойно сидеть за своей партой. Было бы намного лучше, если бы мне не пришлось сидеть там, ожидая мой черед, и накручивать себя. Но это не значит, что я также хотела выйти первой.

Мистер Илай поднял книгу со своего стола и подошел к Джеймсу. Он перевернул на нужную страницу и положил ее.

– Мы изучаем «Кентерберийские рассказы», – сказал он низким голосом. – Я не заставляю вас запоминать наизусть, так как вы только к нам присоединились, но, может быть, вы хотите начать с прочтения отрывка из книги?

Лицо Джеймса побагровело.

– Эм... – он облизнул губы и извивался под взглядом мистера Илаи. Мне это знакомо, тот самый дискомфорт, когда колотится сердце.

– Я пойду, – я вскочила на ноги, задев парту бедром, и она громко скользнула по полу. Все, кто следил за Джеймсом, повернулись посмотреть на меня.

– Мисс Эмерсон? – мистер Илай с удивлением посмотрел на меня. Риза удивленно посмотрела на меня. Часть меня, которая пока не сошла с ума, посмотрела на меня с удивлением. – Спасибо, что вызвались, – сказал мистер Йлай.

Я сглотнула и начала, прежде чем мой мозг смог полностью обработать то, что я сделала, что я собираюсь сделать.

– Когда Апрель обильными дождями разрыхлил землю, взрытую ростками, и, мартовскую жажду утоля, от корня до зеленого стебля… – мой голос дрогнул, но странные слова прозвучали в правильном порядке. В моей голове я наложила стихотворение на музыку, трюк, который всегда использовала для запоминания. Теперь, если отделить его от той мелодии, то будет похоже на чтение в обратном направлении, но это позволяло мне отвлечься от того факта, что все на меня смотрели. Закрытие глаз тоже помогало.

Когда я закончила, раздались вежливые аплодисменты, и я заняла свое место. Или, скорее, я упала на свое место, так как мои колени подкосились. Риза уставилась на меня, как будто моим телом завладел инопланетянин.

– Что это было? – прошептала она.

Я пожала плечами, когда мистер Илай вызвал ее следующей. Она вскочила и с энтузиазмом начала стихотворение. Позволила моим глазам метнуться туда, где сидел Джеймс. Он смотрел на меня, удивленно подняв бровь. Я обратила взгляд на переднюю часть класса и не сдвинулась с места до конца урока.

***

– Рада, что все закончилось, – сказала Риза после звонка. Она переплела наши руки и оглянулась через плечо, когда мы покидали класс. Я проследила за ее взглядом и увидела Джеймса, стоящего перед столом мистера Илаи и балансирующего на пятках. Теперь его большие пальцы зацепились за передние петли ремня вместо задних карманов.

– Он горяч, – сказала она.

– Кто? – спросила я.

– Сэр Джеймс. Мне кажется, что он являет божество собой.

У меня пересохло в горле.

– Думаешь?

– О, да, – сказала она. – Высокий, мечтательный. И тихий. Знаешь, что говорят о тихонях?

– Хм, они мало разговаривают?

– На самом деле, я понятия не имею, что говорят о тихонях. Но, должно быть, что-то хорошее, – она посмеялась над собой. – У них есть секрет. Они что-то скрывают, например, …

– Тела? Тихони – серийные убийцы?

Риза положила руку себе на бедро.

– Не говори так о моем будущем парне. Я имела в виду тайное увлечение. Тихий снаружи, сумасшедший и сексуальный внутри. Что-то в этом роде, – она многозначительно подмигнула. – Я дам тебе знать, как только выясню.

Она прогуливалась, преувеличенно виляя бедрами, заявляя свои права на Джеймса Уикертона. Мне это не нравилось. Парень, конечно, думал, что я идиотка, и я предпочла бы, чтобы моя лучшая подруга не встречалась с кем-то, кто считает меня идиоткой. Но, честно говоря, что меня действительно беспокоило, так это то, что она даже не упомянула о его глазах. Как она могла не заметить, какие они ледяные голубые и теплые одновременно?

Потому что он на нее не смотрел.

 

Глава 7

Оставшуюся часть дня Джеймса я не видела. Но Ленни неожиданно оказывался повсюду. Ухмылялся, пялился, насмехался, материализуясь из ниоткуда, словно мой личный Чеширский кот. Иногда он был в окружении друзей, тех ребят «помощников» с утра субботы. К счастью, Ленни, похоже, единственный, кто помнит меня.

От Ризы не ускользнул один из его наиболее пристальных взглядов, когда мы проходили мимо, в коридоре по пути на урок химии.

– Кто это?

– Никто, – слишком поспешно ответила я.

Она повернулась получше рассмотреть.

– Как его зовут, Лизински? Левински? Разве он не наркобарон или кто-то в этом роде?

– Без понятия. Одолжишь конспекты по психологии? Во время лекции по этике я, как бы, отключилась.

Конечно. Она вытаскивала тетрадь из сумки, пока мы шли.

– Но почему, тогда тот парень…

– Мы можем не говорить о нем, пожалуйста? Он уставился на меня. Конец истории. Я оторвалась вперед, не взяв тетрадь.

Она поспешила меня догнать.

– Да что с тобой не так?

– Серьезно? – мне хотелось неустанно биться головой о шкафчики.

Она закатила глаза и отдала мне тетрадку.

– Не будь столь впечатлительной.

– Легко сказать. Не тебя вырвали из собственного дома и бросили на съедение волкам. Ты ведешь себя так, будто ничего не изменилось, будто я просто... не знаю, у меня дурацкая прическа или типа того.

Она взглянула на мои волосы.

– Ну, отчасти. И ты сама сказала мне вести себя так, как будто ничего не изменилось. Помнишь?

– Я просила тебя никому не рассказывать. В этом большая разница.

Риза глубоко вздохнула и громко выдохнула.

– Наверняка, все, что я скажу, будет неправильным, так что я просто собираюсь заткнуться.

Теперь она та, кто уходит от меня.

– Ты даже не позвонила мне, – пробормотала я ей в спину.

Она развернулась.

– У тебя нет телефона!

– Тсс! Обязательно надо всем об этом сообщить?

Риза закрыла глаза и заговорила вполголоса.

– Ты не в духе. Я понимаю это, и понимаю почему. Но тебе стоит прекратить вести себя, как сумасшедшая. Хорошо? Мы опаздываем.

Я последовала за ней вниз по лестнице на наш последний урок и изо всех сил старалась вести себя, не как сумасшедший человек, полностью поглощенный чудесами науки. Но мой мозг продолжал отвлекаться на очередную проблему: извлечение велосипеда из кустов в конце дня, не привлекая внимание.

Когда через пять минут зазвонил последний звонок, я умчалась в уборную наверху, чтобы избежать моих друзей, которые могут заметить, если я не отправлюсь ждать автобус или не поеду домой. Я ждала очередь у зеркала. Риза не шутила по поводу дурацкой прически. Покопалась в рюкзаке, чтобы найти что-нибудь, чем смогу завязать волосы, но все, что я нашла – один из больших металлических черно-серебристых зажимов. Схватила горсть волос и заколола назад. Выглядело,… скажем, довольно глупо. Но зато волосы не будут лезть в лицо по пути домой. Моя планка явно понизилась.

В коридоре стало тихо. Кроме нескольких детей, сидевших у шкафчиков у дальней лестницы, горизонт был чист. Пошла по направлению к ним, но мистер Кук, помощник директора, появился в конце зала и начал их допрашивать. Я нырнула к ближайшей двери и спряталась внутри.

Мистер Кук печально известен тем, что оставляет после уроков, а это последнее, в чем я нуждаюсь. В комнате было темно. Я стояла неподвижно, просто слушала шаги и старалась не дышать слишком громко. Позади меня, какой бы ни была эта комната, что-то капало. Это начало меня пугать, поэтому провела рукой по стене, пока не нашла выключатель. Заморгал люминесцентный свет, осветивший кладовку с полками от пола до потолка, набитыми картонными коробками и большими упаковками туалетной бумаги. Звук капель шел из раковины в углу.

За полками с принадлежностями виднелся длинный узкий коридор. Слишком темно, чтобы разглядеть, куда он ведет, но я заметила небольшую комнатку в стороне. Это крошечный кабинет, комната отдыха для дворника, я полагаю? Там стоят стол и лампа, которую я включила, и оранжевый стул из искусственной кожи, как те, что в библиотеке (только у этого дырка, которую заделали изолентой). На стене разместились пустые полки, за исключением нескольких коробочек со скрепками. От этого открытия побежали мураши по телу, как будто наткнулась на секретные туннели школы Вандербилт.

Закрыла дверь и присела в кресло, оказавшееся на удивление удобным. Бетонные стены блокировали любой звук из внешнего мира. Это идеальное место, чтобы прятаться после школы. Всего-то требуется пара хороших книг, чтобы скоротать время. Я достала потрепанный экземпляр «Великого Гэтсби», который лежал в моем рюкзаке из летнего списка по чтению, и поставила на полку – небольшое начало для моего секретного читального зала. Я выключила лампу и закрыла дверь, уходя.

Прошло десять минут, и теперь коридор был поразительно тих и пуст. Мои розовые конверсы заскрипели на отполированном линолеуме. Когда я добралась до двойных дверей, то замешкалась. Кто-то был на лестнице. Выглянула в маленькое окошко и увидела единственного человека, которого меньше всего хотела встретить: Ленни. Он разговаривал с каким-то парнем в черной фетровой шляпе.

– Высшего качества, – сказал Ленни, протягивая ему маленький бумажный пакетик.

Фетрошляповый заглянул в пакетик, затем свернул его и убрал в передний карман.

– Сколько?

– Двадцатка

Парень достал из кошелька купюру и передал ему.

– Я позвоню тебе, если понадобится еще. Знаю некоторых ребят, которые, возможно, захотят взглянуть на это тоже.

– Ты знаешь, где меня найти, – сказал Ленни.

«О, Боже мой». Я нырнула вниз, чтобы они не увидели меня через окно. Только что стала свидетелем того, о чем я думаю? «Невероятно».

Дверь распахнулась в мою сторону, и я отпрыгнула назад.

– Ай!

– Эмерсон, – сказал Ленни. – Тебе помочь?

Я сделала шаг назад.

– Нет.

Он вошел через дверь, и та захлопнулась за ним.

– Ты шпионила за мной?

– Конечно, нет, – я оглянулся назад, теперь желая, чтобы появился мистер Кук. – Я просто уходила.

Попыталась пройти мимо него к двери, но он сделал шаг, мне навстречу, взглянув на меня.

– Что ты здесь делаешь?

Я вспомнила, что кто-то однажды рассказывал мне о злобных псах. Они чувствуют страх. Выпрямила плечи и подняла подбородок.

– Могу задать тот же вопрос!

Он кивнул.

– Можешь. И у меня может быть очень хороший ответ.

– Например?

– Например, я помогаю в ав-то-мо-бильном магазине после школы, – он произнес это слово так, словно пытался звучать как аристократ. – Полностью одобрено и утверждено администрацией, властью обладающей. А ты?

– Не твое дело, – сказала я, отчаянно желая, чтобы у меня был ответ получше, что-то, что, заставит Ленни проходить мимо меня всякий раз, когда я окажусь в его поле зрения.

– Тогда лучше поторопись, – он взглянул на большие, круглые часы, висевшие над дверью. – Мистер Кук скоро пройдет здесь с ежедневным обходом примерно через две минуты.

Мои глаза округлились. Он идеально все рассчитал.

– Только если тебя не нужно подвезти, – добавил он, ухмыляясь.

– Нет, эм… Я так не думаю.

Я прошла мимо него, чтобы добраться до двери. Как только начала ее открывать, он подсунул тяжелый ботинок на пути. Опустила на него взгляд, пальцы так сильно сжали ручку двери, что костяшки побелели.

– Это всего лишь поездка, – сказал он тихим голосом. – Я не приглашал тебя на свидание или типа того.

Повернула голову посмотреть на его лицо, которое находилось в нескольких дюймах от моего.

– Это не то, о чем я подумала. Да никогда бы так не подумала.

Ухмылка, дразнившая меня во время нашей беседы, сошла с его лица. Он убрал ногу.

– Конечно, ты бы так не подумала.

Мое сердце заметно билось через мою рубашку, я в этом уверена. Дернула дверь и практически спустилась по лестнице. Я почти была в самом низу, когда услышала, как дверь снова распахнулась.

– Мне нравится то, что ты сделала с волосами, если что! – крикнул Ленни.

Я коснулась рукой головы, сняла гигантский зажим и молча, застонала, толкая дверь в коридор на первом этаже.

 

Глава 8

Я поехала домой. Быстро. Мои ноги ныли. Все, о чем я неустанно думала, это то, что дома я должна отделаться от Ленни. Не хочу, чтобы он ждал меня, чтобы снова насмехаться надо мной. Я также почти забыла про автобус близнецов, и случилась бы катастрофа, если бы не приехала вовремя их встретить. Обычно там была мама, но сегодня у нее собеседование по поводу работы в газете. Съехала на нашу гравийную дорогу в тот момент, когда автобус остановился и оставил Каю и Брейди у моего велосипеда вместе с другими детьми, живущими в нашем районе. Несколько детей странно поглядывали на Брейди, но Кая так же странно посмотрела в ответ, и они убежали. Кая – самый ярый защитник Брейди, и большую часть времени он даже не подозревает об этом. Он само собой предположил, что все были милы, как и он.

– Привет, – выдохнула я. – Как дела в школе?

– Потрясающе, – сказала Кайя. Она подтолкнула руку Брейди.

– Пон-тря-су-ще, – попробовал он. Кая каждый день в автобусе пытается научить его новому слову. Она ответственна за расширение его словарного запаса, включая выражения «хот-дог с сыром», «святая багумба» и «жопоголовый».

– По-тря-са-ю-ще, – попробовала она снова.

Брейди не отреагировал. Он посмотрел на свои ноги, после взглянул на наш дом вдалеке и снова на ноги. Его маленький рот раскрылся, когда он присел на корточки, возясь обеими ручками с камешками.

– О, нет, – сказала Кая. – Камни. Он хочет убрать камни. Как дома. Подъездная дорога. Помнишь?

Он поднял один. Только один кусочек гравия со всей дороги, сделанной из гравия, и бросил в траву. Он не совсем его докинул, поэтому пошел туда, где он упал в попытке его отыскать. Найдя камень, он бросил его снова, затем присел на корточки за следующим.

– Брейди, – сказала я, – это место камней. На дороге. Не так, как дома, – это преуменьшение века. Дома наша подъездная дорожка была красиво выложена с богато украшенным кирпичным бордюром. Здесь же просто гравий, который скрипит, когда по нему едешь.

– Давай, – Кая нежно взяла его за руку. – Пойдем.

Он позволил ей отвести себя в сторону, так что они могли пройти вдоль края травы. Я последовала за ними, толкая велосипед. Кая посмотрела на него, но ничего не сказала, явно слишком нервничая из-за неблагоприятной ситуации с Брейди и гравием. Никогда не знаешь, что сможет отвлечь его внимание.

Когда мы добрались до дома, я быстро отвезла Швинн к заднему входу и спрятала под лестницей. Брейди и Кая стояли перед домом. Я смотрела с другой стороны дома. Иногда лучше просто позволить ему анализировать ситуацию. Он пристально смотрел на гравийную дорогу, без сомнения, пытаясь понять, что он собирается с этим делать. Бедный ребенок провел весь прошлый год, очищая подъездную дорожку от каждого камушка, словно это была самая важная работа во всем мире. Его работа. Предмет гордости для него, а теперь он исчез.

Боже, как же я ненавижу это место.

Пока мы втроем здесь стояли, джип Ленни с грохотом остановился перед его домом. Он выбрался из машины и направился к входной двери, переводя взгляд с Брейди на дорогу. Он сделал шаг навстречу близнецам, и я как раз собралась подбежать, чтобы защитить их, если он подойдет ближе, но он не подошел.

– Эй, что делаете? – крикнул он.

Кая продолжили смотреть на дорогу и ответила:

– Мой братик пытается понять, что делать со всеми этими камнями.

– А-а, – кивнул Ленни. – Они повсюду, не так ли? – затем он потянулся вниз, взял кусочек гравия со своего двора и бросил на дорогу.

Брейди повернул голову, чтобы взглянуть на Ленни, который нагнулся и поднял еще два кусочка. Он бросал по одному за раз, снизу, чтобы они взлетали высоко, прежде чем с грохотом упасть.

Брейди смотрел на каждый камешек, вылетающий на улицу. Широкая улыбка расплылась по его личику. Он осмотрел траву у своих ног, присел на корточки и выбрал один из кусочков гравия. Потом встал и бросил его со всей силы. Он приземлился примерно в метре от него.

Ленни рассмеялся. Он бросил следующий камень, следом за ним Брейди. Затем к ним присоединилась Кая, и все они бросали по очереди. Главную угрозу срыва Брейди удалось избежать. Я продолжила наблюдать с боковой стороны дома, не уверенная, что делать.

Ленни посмотрел вверх и заметил меня, после чего уронил камень на землю. Он повернулся к Брейди.

– Мне пора идти, дружище. Продолжай в том же духе.

Брейди улыбнулся ему и помахал – вполне нормальный обмен, что не нормально для моего брата. Как правило, требовались недели поведенческой терапии, чтобы овладеть такого рода общением.

Я подождала, пока Ленни зайдет в свой дом, а затем поспешила забрать близнецов и отвести внутрь. Брейди не хотел оставлять свою работу незавершенной, но я заверила его, что он сможет продолжить позже. В нашем маленьком дворе, по меньшей мере, годовой запас гравия, чтобы избавиться от него.

***

– Как дела в школе? Спросила мама часом позже. Она сбросила туфли и открыла холодильник.

– Отлично.

– А автобус?

– Потрясающе, – сказала я. – Как прошло собеседование?

– Тоже потрясающе, – повторила она, даже не догадываясь о том, что это слово дня Брейди. – Меня взяли на работу.

– Замечательно! Какие обязанности?

– Литературное редактирование. Написание некрологов, полицейские отчеты, и все такое. На данный момент работаю только два дня в неделю. Мне нужно, чтобы ты встречала близнецов с автобуса. Хорошо?

– Да.

Я услышала отчетливый гул джипа Ленни и выглянула в окно, когда он уезжал. Мои легкие слегка расслабились, зная, что он уехал.

– Тебе, скорее всего, не придется далеко ходить, чтобы получить материал для полицейского отчета.

Мама приподняла бровь.

– Это почему?

– Я единственная, кто заметил, что наш сосед – торговец наркотиками?

– Мистер Лазарски? – мама усмехнулась. – Ему шестьдесят пять лет, и он нетрудоспособен. Сильно сомневаюсь, что он имеет дело с наркотиками. И судя по всему, он едва может прокормить себя. Карла сказала нам, что на него упала машина, в голове не укладывается. Он работал механиком.

Я выглянула из кухонного окна в сторону их маленького домика. На дальней стороне, на траве припаркована сломанная машина, а одно из сборных строений напоминало миниатюрный сарай. Видела, как Ленни входил в него и выходил, но больше никто не покидал дом.

– Я говорила не о мистере Лазарски, мама. Я говорила о его сыне.

Мама достала из шкафа коробку макарон.

– Поверь мне. Мы тщательно проверили всех, прежде чем переехали сюда. Это не плохой район, солнышко. Никаких арестов, никаких происшествий в прошлом году.

– Это лишь значит, что их еще не поймали, – пробормотала я.

Мама одарила меня взглядом, когда Кая примчалась из своей комнаты и в мельчайших подробностях рассказала об инциденте с гравием. Согласно ее версии событий, Ленни не беспечно кидал камешки на дорогу. Он практически появился в супергеройской накидке, чтобы спасти день.

Мама повернулась ко мне и сказала:

– Видишь? Он не такой уж и плохой.

– Он знает, как бросать камни, – сказала я. – Это не делает его образцовым гражданином.

– Уверена, что он отличный парень, – она скрылась наверху, чтобы проверить Брейди.

Я забрала телефон в свою комнату и набрала номер Ризы.

Она ответила после первого гудка.

– У тебя есть телефон?

– Стационарный, – напрямую сказала я. – Тот же номер, что и раньше. Разве ты не узнала? Когда мы были детьми, мы, наверное, набирали телефонные номера друг друга миллион раз, пока не получили собственные.

– О, узнала, – она произнесла цифры, супер-быстро. – Извини, что не звонила. Я не думала, что вам позволят оставить тот же номер.

Знаю, что она не подразумевала это, как оскорбление, однако так казалось.

– Что, например, есть специальный номер для бедных людей?

– Нет, я… неважно. Это было глупо.

Неловкое молчание повисло между нами. Этот телефонный звонок не отвлекал меня от моего положения, как я надеялась.

– Ну, чем сейчас занимаешься?

– Решаю, в какой цвет покрасить ногти.

– Варианты?

– Появились новые цвета от «Sassy Librarian». Я не смогла выбрать, так что купила все.

Прошлым летом мы обнаружили этот книжный бутик-магазин для подростков в Беллвью, который изготавливал лак для ногтей с литературно-вдохновленными названиями: «Shatter Me Silver» и «Lovely, Dark and Deep Purple» и «Every Day Red». Они нравились нам больше из-за названий и веселья в попытке угадать, о какой книге идет речь. И если ты покупаешь лак и книгу, то предоставляется двадцатипроцентная скидка.

– Как много?

– Шесть, – ответила она. – И книг тоже. Мама сказала, что мы назовем это подарком к школе.

Я мысленно начала подсчитывать, сколько же стоит шесть лаков и соответствующих книг, но остановилась, прежде чем достигла точной цифры. Теперь даже один лак мне не по карману.

– Здорово, – вяло сказала я.

– Подожди, ты еще названия не слышала.

Я вздохнула.

– Мне, наверное, следует приступить к домашнему заданию.

– Ох, ну ладно. Хорошо, – она вздохнула. – Покажу тебе на выходных. Мы же идем на концерт «Little Invisibles», да?

– Ох, черт, – сказала я. – Не могу.

– Айвиии, – прохныкала она. – Ты сказала, что мы пойдем в следующий раз, когда они будут играть в «King».

– Это было до того, как я стала человеком с карманными расходами равными нулю, – отрезала я.

– Всего-то двадцать долларов!

– Хоть сто, – пробормотала я.

Она затихла.

– Полагаю, что поездка в Нью-Йорк тоже отменяется?

Я совсем забыла о поездке, которую мы планировали: сесть на поезд и отправиться в городе, чтобы походить по магазинам, возможно, посмотреть представление. Даже если бы я ничего не купила, и мы стояли в очереди со скидочными купонами на Таймс-сквер и ходили всюду пешком, вместо того, чтобы брать такси, все равно требуется четыреста долларов в день.

– Я не уверена в этом, Риз.

– Я одолжу тебе деньги. Вернешь мне, когда все разрешится.

– Проблемы сами собой не разрешатся, Риз. И я не собираюсь быть твоей благотворительностью, – сказала я. – Найду работу или еще что-нибудь.

– Работа? – она сморщила нос, сразу понятно. – Тогда у тебя ни на что не будет времени. Ты постоянно будешь работать

– Да, но…

– У меня для тебя два слова, – сказала она. – Богатый. Бойфренд.

Я вздохнула.

– Нищета настолько привлекательна. Я уверена, что они будут выстраиваться в ряд у моей паршивой квартирки.

На другом конце провода раздался шорох, как будто Риза бросила трубку.

– Минутку, – сказала она, после чего включила громкую связь. Она всегда так делает, когда красит ногти. – Может, у Джеймса есть друг.

– Э-э, Джеймс… кто?

– Мой будущий парень. Джеймс Вестертон. Викеринг. Какая бы ни была его фамилия. Новый парень, который сидел рядом со мной на английской литературе. С золотыми волнистыми волосами.

Я хотела сказать ей, что его фамилия была Викертон, а не Вестертон или Викеринг, а его волосы, безусловно, достойные того, чтобы пропустить их сквозь пальцы, не главная его особенность. Но я была слишком занята, чувствуя легкую тошноту от мысли, что Джеймс и Риза станут единой командой. Не возражаю, чтобы у нее был красавчик-бойфренд, но это парень видел меня с жуками, раздавленными на моем лице. Последнее, в чем я нуждалась, это постоянно проводить время с ним и Ризой.

– Интересно, какую машину он водит? – размышляла она.

Мне следовало упомянуть, что я видела его на парковке. О том, что он водит хороший автомобиль, черный. Мерседес или БМВ. Но я держала это в секрете. Может, потому, что секреты это все, что у меня осталось. Или, может быть, это было по инерции… объект в движении остается в движении? Как только начинаешь хранить секреты, довольно сложно остановиться.

 

Глава 9

Вторник. Лейксайд, день четвертый. Задумалась о том, чтобы оставлять зарубки на стене в моей комнате, но не хотела, чтобы это место было похоже на тюремное заключение больше, чем сейчас. Я вышла из квартиры на пять минут раньше, так что на это раз Джеймс не увидит насекомых на моем лице и то, как я скрываюсь в кустах, так что Ленни не будет ходить за мной по пятам, так что Ведьмы не набросятся. Так что, так много причин. Мои волосы завязаны сзади. Сегодня я не буду похожа на одержимую актинию.

Отправилась на задний двор, чтобы взять велосипед, но остановилась, как только увидела белый пакет в корзине. Если мои родители и заметили велосипед, то они ничего не сказали. Скорее всего, они предположили, что он принадлежит Карле. Однако кто-то его нашел.

Ткнула округлую форму, затем подняла ее достаточно высоко и разглядела сине-зеленый логотип «Ike's Bikes». Мой папа возил нас туда, чтобы заказать нам велосипеды. Это хороший магазин. Дорогой. Я потянулась внутрь и вытащила велосипедный шлем. Не мои ли родители…? Нет. Они бы, несомненно, что-то сказали.

В доме Лазарски зажегся свет. Заметила тень, проходящую перед окном. Затем свет в соседней комнате. Мои глаза вернулись к шлему в моих руках. Я начала нервничать, как если бы кто-то шел за мной по темной улице.

«Знаешь, тебе стоит надевать шлем», – говорил мне Ленни.

Бросила его в корзину, как будто обожглась чем-то горячим. Почему он купил мне его? Что он от меня хочет? Я не могу его надеть. Ни за что.

Но машины проносились мимо очень быстро.

Снова подняла шлем и повертела его в руках. Он великолепный, и это не то слово, которое обычно встречается в том же предложении, что и велосипедный шлем. Поверхность гладкая и бежевого цвета, с бледными серо-белыми цветочками сбоку.

Мне ненавистна мысль, что он заплатил за него… если это он заплатил за него. Я стану его должником. Может быть, я могу носить шлем, пока у меня не появится возможность купить свой собственный. Тогда верну его ему обратно. И ничего не буду ему должна. Надела шлем на голову и защелкнула застежку под подбородком.

Подходит идеально.

***

Когда добралась до своего шкафчика, довольно не вспотевшая, в свежей рубашке, которую захватила с собой, Риза поджидала меня. Она помахала листочком перед моим лицом.

– А вот и решение твоей проблемы. Прямо перед тобой.

– Какой проблемы? – спросила я, отталкивая его в сторону, чтобы добраться до шкафчика. – У меня их несколько.

– Проблема с деньгами.

Я взяла листовку. Загородный клуб, к которому принадлежали ее родители, ищет человека, чтобы играть на фортепьяно и петь в их роскошном баре и ресторане, а также исполнять «легкую фоновую музыку» на ужинах и приёмах. Отбросила листовку Ризе в руки.

– Я так не думаю.

– Что? Они платят пятьдесят долларов в час. Плюс чаевые.

– А, все, кого мы знаем, посещают этот загородный клуб; и Б, я не могу петь, – я снова повернулась к шкафчику.

– Да, и Адель тоже полный отстой, – Риза единственный человек, за исключением моей семьи, который слышал, как я пою. И только потому, что она хитрая и у нее был ключ от нашего дома.

– Я могу петь дома. Вот и все.

Хотя у меня теперь нет и этой возможности.

Риза положила листовку поверх книг, которые я достала из своего шкафчика.

– Давай же. Люди начнут замечать, если у тебя не будет денег на карманные расходы. И это не то что бы работа-работа. Ты вполне сможешь это сделать.

Изящная рука пробежала через ее плечо и выхватила листок.

– Что сделать?

Я попыталась забрать его, но Уиллоу держала его вне зоны досягаемости, пока не прочитала.

– Ты поешь?

– Нет, – отрезала я, но Риза заглушила меня своим громким голосом.

– Да! Она поет.

Уиллоу посмотрела на нас, как на сумасшедших, какими мы, вероятно, и были.

– Например, в душе?

– Да. Что-то в этом роде.

Я схватила листок и закинула в рюкзак, в то же время, смотря на Ризу не-говори-ни-слова-даже-под-угрозой-смерти взглядом.

– Боже, Айви. Прошло шесть лет, – пробормотала Риза. – Переживи это.

Воздух засвистел между зубами. Она могла бы также воткнуть нож в мою грудь. Я знаю, насколько смехотворным кажется то, что я еще не преодолела боязнь сцены из-за этого глупого шоу талантов. Это давняя история, но чем дальше я от того дня, тем темнее и страшнее остается ее след.

– Спасибо, – я бросила грозный взгляд на Ризу – Большое спасибо.

Уиллоу склонила голову набок и постучала по своей свисающей сережке.

– Подожди, – сказала она. – Ты же говоришь о... О, Боже мой. Я совсем забыла об этом!

Я застонала

– Какую песню ты собиралась спеть? Что-то о лете с точки зрения бабочки? – она хихикнула и подтолкнула меня, как будто я была в курсе шутки, а не ее мишенью.

– «Summerfly» (Прим. «Летняя муха»), – пробормотала я.

– О-о, – она выпятила нижнюю губу, затем ее лицо просветлело. – Я победила на том шоу талантов, помните? Я танцевала соло Клары из «Щелкунчика».

– Да, – я слабо улыбнулась. – Помню.

К счастью, она не стала свидетелем моего унижения. Она ушла куда-то «вживаться в роль» или вытягивать ногу за голову.

– Разве какой-то ребенок не утащил тебя со сцены, потому что ты застыла?

Я кивнула, хотя «утащить» – это явное преувеличение. Там был мальчик, который нежно взял меня за руку и повел. По крайней мере, так сказала моя мама. Все, что я увидела – это яркие огни, и несколько лиц с передних рядов, смотревших на меня.

Уиллоу неловко обняла меня, мои книги оказались зажаты между нами. Затем кто-то в конце коридора за мной привлек ее внимание.

– Ох, мне пора идти, – она махнула рукой и умчалась.

– Ну, забавно вышло, – сказала я.

Риза поморщилась.

– Прости.

Я пожала плечами.

– Мне очень-очень жаль. Ты же знаешь, я просто хочу, чтобы весь мир услышал твой чудесный голос. И чтобы у тебя были карманные деньги, и мы могли повеселиться.

Она соединила ладони, коснувшись пальцами губ, словно в молитве.

– Простишь меня? Пожалуйста?

Я закатила глаза.

– Ты прощена. Только пообещай, что не подбросишь меня под автобус Уиллоу, хорошо?

– Обещаю, – сказала она.

Мы шли по коридору, плечом к плечу, и, лавируя, чтобы пропустить людей, не разрывая контакт. Мы стали так делать еще в средней школе, это наш собственный секретный талисман удачи. Если мы доберемся до класса, не разделившись, то мы получим то, что загадывали в этот день. Как только мы приблизились к лестнице, Уиллоу отскочила от шкафчика и протолкнулась между нами, смеясь. Мы остановились и впились взглядом в ее спину.

– Я ее ненавижу, – прорычала Риза. – Напомни-ка мне, почему мы с ней дружим?

– Похоже, в прошлой жизни мы натворили что-то ужасное.

– Мы такие неудачницы, – проговорила Риза. – Печально, очень.

– Очень печально.

– Отстойно.

– Убого.

Мы продолжили в том же духе идти по коридору, унижая самих себя, превращая все это в шутку. Однако когда я сидела в классе для самостоятельной работы, я гадала, почему мы позволяем ей иметь власть над нами. Полагаю, что в этом не только ее вина, но и наша. Мы все причастны к состоянию инерции, которое управляет нашей дружбой. Просто легче продолжать идти по тому же пути, чем менять направление.

***

Когда мы добрались до урока английской литературы, Джеймс Викертон еще не приехал, и Риза воспользовалась шансом подвинуть свой стол поближе к его. Она сделала это как бы невзначай, как будто она просто пыталась удобно расположить свои вещи.

– Серьезно? – я покачала головой.

– Что? – она перекинула волосы на одну сторону шеи и поправила воротник блузки, чтобы показать декольте.

Я, ссутулившись, спустилась на несколько сантиметров ниже на стуле и позволила волосам упасть на моё лицо, как козырек кепки. Риза флиртовала первоклассно, но мне не нравилось за этим наблюдать. Это заставляло меня чувствовать себя третьей лишней.

В классе стало тише, как только вошел Джеймс. Риза помахала ему пальцами, и его лицо засияло от узнавания, как только он подошел к столу, который она заняла для него.

– Доброе утро, Джеймс, – практически пропела она.

– Привет, – он быстро улыбнулся и сел.

– Я – Риза.

Джеймс кивнул, и его взгляд метнулся от нее ко мне.

– Ой, а это Айви, – Риза откинулась назад так, чтобы между ним и мной был ясный обзор.

– Да, – сказал он. – Мы…

– Приятно познакомиться, – поспешно выпалила я, прежде чем он смог бы сказать, что мы уже встречались. Он нахмурился, смутившись, но я проигнорировала его и открыла тетрадку, просматривая ее, как будто искала ряд весьма важных записей. Хотя, я все еще могла видеть их краем глаза.

Риза наклонилась, чтобы положила свою руку на руку Джеймса.

– Если тебе что-нибудь понадобится, например, помочь найти класс, библиотеку или что-то еще, не стесняйся, – сказала она. – Ты можешь спрашивать меня, о чем угодно.

– О, х-м. Спасибо, – сказал он

Мы пережили муки оставшихся выступления «Кентерберийских рассказов», слова звучали как каша, к тому моменту, когда мы закончили. Мистер Илай сделал еще одну попытку заставить Джеймса прочитать вслух, но тот вежливо отказался.

Когда занятие закончилось, я сразу же умчалась. Не хотела, чтобы Джеймс упомянул о велосипеде, кустах или жуках перед Ризой. Она не поймет, почему я держала это от нее в секрете. Сама не понимаю, кроме того, что все это было ужасно неловко.

Как только добралась до своего шкафчика, я обнаружила, что забыла толстовку. Быстро поменяла книгу по английской литературе на учебник по химии и поспешила обратно, надеясь, что мистер Илай еще не ушел на перерыв.

Я испытала облегчение, когда увидела, что дверь приоткрыта. Но он был не один, так что я заколебалась, прежде чем туда впорхнуть.

– ...ни на миг в ночи не засыпая, без умолку звенели птичьи стаи...

Это был глубокий богатый голос, способный придать словам чувственности, которые теряют всякий смысл, выходя из прочих уст. Слушала, как будто мысленно перенеслась в Англию четырнадцатого века, где мой ныне любимый поэт нашептывал мелодичные стихи мне на ушко.

– ...В беде иль исцелил недуг старинный, сам смерть приняв, как мученик безвинный.

Как только поэма закончилась, по моему позвоночнику пробежали мурашки, вернув меня обратно в настоящее. Я заглянула в узкую щель, но увидела только мистера Илаю, откинувшегося на спинку стула.

– Отлично, – воскликнул он, выглядя более чем немного удивленным. – Удивительно, почему же вы не захотели сделать это на уроке?

«Джеймс?»

– Не знаю. Волнение, я полагаю. Я не очень хорош в публичных выступлениях.

– Наш параграф о Шекспире поможет с этим. Мы будем читать отрывки из разных пьес, – сказал мистер Илай. – И если вы хотите получить полный зачет, то я ожидаю от вас участия.

– Да, сэр.

Прозвенел звонок на второй урок, и я не хотела опоздать. Но я также не хотела, чтобы Джеймс подумал, будто я его преследую. Моя рука лежала поверх дверной ручки, когда он потянул ее внутрь. Он поймал меня в неудобной, «готовой-украсть-печеньку» позе.

– Оу, привет, – пропищала я, звуча словно гелиевый наркоман. Я отняла пальцы от ручки, и мы проделали что-то похожее на ты-первая, нет-ты-первый танец в дверном проеме.

Он засмеялся и отошел в сторону.

– После тебя.

– Я, хм, забыла свою куртку, – показала на то место, где она висела на спинке стула.

Он сделал три больших шага назад к моему столу, снял ее, а потом протянул к моим плечам, помогая надеть.

Мистер Илай откашлялся.

– Разве вы не должны где-то быть? Я знаю, что я должен.

Звонок прозвенел во второй раз.

– Могу я получить пропуск? – спросила я мистера Илая.

Он кивнул, и я подошла к его столу. Когда я оглянулась на дверь, Джеймс уже ушел. Мистер Илай подписал для меня пропуск, и я поспешила уйти. Коридор был пуст, за исключением одинокой фигуры, приближающейся к дальнему концу, с сумкой, перекинутой через плечо, и огромной книгой под другой рукой. Я увидела, как он открыл дверь около лестницы и проскользнул внутрь.

Хотя кабинет химии был в противоположном направлении, я последовала по пути Джеймса, чтобы посмотреть, на каком он уроке. Но когда я подошла к двери, через которую он вошел, это оказалась не классная комната. Это та же самая дверь без опознавательных знаков, которая вела в мою секретную комнату. Я опустила руку на ручку и повернула.

Дверь оказалась заперта.

 

Глава 10

Когда я вернулась в кладовую в конце дня, чтобы переждать суету по окончании уроков, дверь была отрыта. Мне раньше не приходило в голову запирать ее, но Джеймс так сделал, поэтому я нажала кнопку, чтобы убедиться, что никто не застанет меня здесь. После чего я быстро нашла путь в секретную комнату и включила лампу.

Все выглядело точно так же, как до моего ухода, только моя порванная копия «Великого Гэтсби» уже не единственный предмет на полке. Теперь она практически незаметна на фоне книги толщиной в три дюйма в твердой обложке. Я сняла ее, чтобы прочесть обложку: «Полное собрание сочинений Уильяма Шекспира».

Не совсем то, что я бы выбрала в качестве материала для чтения. Но Джеймс оказался весьма незаурядным симпатичным мальчиком. Я присела и пролистала книгу. Почти на каждой странице было что-то подчеркнуто, с пометками на полях. Определения слов, объяснения того, что на самом деле происходило. Я перевернула на первую страницу обложки, чтобы посмотреть, подписал ли Джеймс свое имя, но нашла только инициалы J.A.R.

Я нежно ее закрыла и вернула на полку, складывая вещи. Но что-то тянуло меня обратно. Не знаю, было ли это секретное чувство комнаты или моя новая жизнь с секретами, но мне захотелось побольше узнать о владельце этой книги. Достала карандаш и нацарапала записку под инициалами.

«А что ты читаешь для удовольствия?»

Я улыбнулась, как только закрыла книгу, и ушла. Я избегала лестничного пролета, где вчера видела Ленни, забрала велосипед и поехала домой столь же радостно, как и всю нынешнюю неделю.

Мама сидела на полу в гостиной с бумагами, разбросанными вокруг нее и журнального столика. Она подняла глаза, как будто не ожидала меня увидеть, и моментально сгребла все в кучу.

– Что это? – спросила я.

– Ничего, – она сунула все это в одну из коричневых папок. – Просто документы.

– Счета?

Она улыбнулась.

– Тебе не о чем беспокоиться.

Мой желудок скрутило. Именно так она говорила месяцами. Теперь я знала лучше, чтобы ей не поверить.

– Мам…

– Как прошел твой день? – с живостью спросила она.

Я сказала ей то, что она хотела услышать.

– Здорово, мам. На самом деле здорово.

Она вздохнула, словно с души упал тяжкий груз.

– Я рада это слышать. Дела налаживаются, не так ли?

Она исчезла в своей спальне с бумагами, и я задумалась, какие плохие новости в них могут содержаться. Мы уже потеряли наш дом и большую часть имущества. Насколько хуже наши дела могут быть?

***

На следующее утро я с тоской посмотрела на некоторые из моих симпатичных юбок, платьев и сапог, но вместо них выбрала наиболее удобный для езды на велосипеде наряд: обтягивающие джинсы, кеды Converse, винтажную футболку и толстовку. Моя новая униформа.

Когда я спустилась, мама и папа уже были на кухне, споря вполголоса. Я остановилась посреди лестницы.

– Пожалуйста, скажи мне, что мы не потеряли все… напрасно, – сказала мама.

– Если мы получим университетский контракт, все будет хорошо, – сказал папа.

– А что, если нет?

– Мы разберемся с этим.

Моя мама варила кофе, с шумом ставя горшок на место.

– Ты говоришь это на протяжении многих недель, Марк. И посмотри, что получилось.

Ступенька, на которой я стояла, внезапно заскрипела, и их разговор затих. Когда я пришла на кухню, снова светило солнце и цвели розы.

– Привет, принцесса, – папа улыбнулся в своей привычной манере, но теперь я могла разглядеть в его улыбке печаль. Я задумалась, как давно он ее скрывает.

– Привет, папочка, – сказала я, схватив тост с джемом, который предложила мама. – Пора идти!

Я ушла до того, как встали близнецы. Еще один признак того, что мои родители были отвлечены финансовыми проблемами? Они даже не заметили, как непривычно рано я отправилась в школу.

Это был мой третий день на Швинне, и все шло хорошо до первой мили на моем пути, машина промчалась мимо так близко, что, клянусь, она коснулась моей руки. Кто-то высунул руку из окна и показал мне сердитый кулак. «Придурки». Как будто это убьет их, если они поделятся дорогой с моим локтем, который был единственной частью меня, которая, возможно, пересекла белую полосу. Крепче сжала руль и вырулила в сторону, оставив достаточно пространства между мной и разделительной полосой. Но скользкая, покрытая гравием поверхность обочины заставила мои колеса скользить. Резко свернула на ровную дорогу, чтобы вернуть контроль над велосипедом.

Позади меня появилась еще одна машина, и я замедлилась, пропуская ее. Черный БМВ. Какова вероятность, что Джеймс поехал этой дорогой в школу? Небольшая, сказала я себе. Крохотная. Он должен жить в Вестсайд Фоллсе. Тем не менее, наблюдая за тем, как машина поднимается на холм передо мной, я оторвала взгляд от дороги достаточно надолго, чтобы не заметить решетку для стока дождевой воды, появившуюся на моем пути. А когда я ее заметила, то было уже слишком поздно.

Переднее колесо проехало между металлическими пластинами, пока резко не остановилось, и я не налетела на руль. Повалилась вперед и приземлилась прямиком на макушку в травянистый кювет, а затем откинулась на рюкзак, как черепаха.

Я лежала там с минуту, у меня перехватило дыхание. В ушах сначала звенело, а потом грохотало.

Нет, это была машина.

Я пошевелилась, чтобы убедиться, что все в порядке, и обнаружила, что потеряла один кроссовок.

– Не это ли ищешь?

Ленни подошел неторопливой походкой с моим розовым конверсом, свисающим с кончиков его пальцев.

Я кивнула, и он бросил его мне. Мои пальцы нащупали шнурки в попытке их завязать. Я тряслась, но не пострадала – насколько могу судить – если не считать моей гордости. Я встала и отряхнулась.

Ленни поднял мой велосипед из канавы.

– Цепь соскочила, – сказал он, указывая на то, как она свободно болталась. Прежде чем я успела подумать, что с этим делать, он перевернул велосипед вверх тормашками, поставив его на сиденье и ручки. Я ошеломленно наблюдала за тем, как он вернул цепь на переднюю звезду, медленно поворачивая педаль, пока она не оказалась на месте.

– Теперь все должно быть в порядке, – он поставил велосипед вертикально и развернул ко мне. – А ты?

Я снова кивнула и подошла к нему, схватила руль трясущимися пальцами.

Он не отпустил меня.

– Не могла бы ты сказать что-нибудь, чтобы я удостоверился, что ты не получила травму головы?

– Что-нибудь, – прошептала я.

Ленни вытащил сотовый телефон из кармана. Я официально единственный человек во всей школе без своего собственного телефона. Он провел пальцем по экрану.

– Позвонить кому-нибудь?

Я покачала головой.

– Нет, не нужно.

В течение минуты он изучал меня, его глаза медленно сканировали мое тело сверху донизу, а после остановились на моем лице. Он показал на свой джип. – Уверена, что не хочешь поехать? Я мог бы закинуть твой велосипед в багажник.

Я снова покачала головой.

– Нет, все в порядке.

– Конечно, – он фыркнул и попятился назад. – Не хочешь, чтобы кто-нибудь увидел тебя со мной, а?

Он прав, я не могу отрицать этого. Я застыла на месте и смотрела, как он возвращается к своему джипу. Прежде чем сесть, он повернулся ко мне.

– Хорошо, что шлем надела.

Он постучал по голове, затем сел в машину и уехал прочь, оставив меня в пыли уже во второй раз за эту неделю.

***

Я приехала в школу без дальнейших происшествий, спрятала велосипед и проверила себя. Ни царапин, ни крови. Вне всякого сомнения, синяки появятся позже. Я устроила полный осмотр в поисках порванных швов или дырок, и ничего не нашла. К сожалению, я недостаточно гибкая, чтобы увидеть свою заднюю часть, поэтому я и не знала, что она представляет собой одно гигантское пятно от травы.

Уиллоу любезно предупредила меня о ситуации на уровне децибела, примерно равному реву сирены, когда я проходила мимо нее в коридоре.

– Ай-ви! Что, черт возьми, на твоей заднице?

Я инстинктивно перешла в защитный режим и прислонилась спиной к стене. Уинн подбежала, чтобы повернуть меня.

– О, мой Бог!

– Что? Спросила я, крутясь назад, чтобы понять, на что все смотрели. На одно ужасающее мгновение я забеспокоилась, что приземлилась в собачье дерьмо.

– Что это?

Молли Палмер остановилась, чтобы посмотреть на суматоху. Молли была одной из «нас» до того, как в прошлом году она и Уиллоу сильно поссорились. Я втайне завидовала Молли, потому что она противостояла Уиллоу. Она лишилась почти всех друзей, но ее это не волновало. Она подошла, посмотрела на мою задницу и покачала головой.

– Это просто пятно от травы, – сказала она. – Разве вы, тупицы, раньше не видели пятна от травы?

– Да кто тебя спрашивал? – воскликнула Уиллоу.

Молли фыркнула.

– А мне необходимо твое разрешение, чтобы говорить? – она достала из рюкзака свитер и протянула его мне. – Можешь взять его, если хочешь. Прикрыть пятно.

– Спасибо, – сказала я, прижимая его к животу.

Уиллоу вырвала его из моих рук и бросила в Молли.

– Ей не нужен твой уродливый свитер.

Молли пожала плечами и бросила свитер обратно в рюкзак. Она мельком взглянула на меня, прежде чем уйти.

– Не будь такой овцой, – сказала она.

Я наблюдала, как она исчезает в толпе, которая продолжила пялиться. «На меня». Риза пробила себе путь.

– Здесь не на что смотреть! Двигайтесь. Двигайтесь, – она взглянула на меня и впала в критическое состояние. – Что случилось? – спросила она.

Мои глаза начали слезиться. Слишком много придется объяснять.

– Я упала.

– Бедная Айви, с тобой все в порядке? – сказали внезапно Уиллоу и Уинн в один голос.

Ни одна из них не возражала, когда Риза протянула мне свитер из своего шкафчика.

– Вот, – сказала она. – Обвяжи его вокруг талии.

Я надеялась, что она смогла прочитать благодарность в моих глазах, потому что мне было трудно говорить. Она помогла мне повязать свитер так, чтобы скрыть пятно.

– А ты не можешь позвонить маме и попросить ее привезти что-нибудь? – спросила Уинн.

Я смерила ее испепеляющим взглядом. Ее матери никогда не бывает дома, чтобы принести сменную одежду. Но у нее есть гувернантка.

– Я воспользуюсь уборной, – сказала я.

Риза последовала за мной, насколько я ее знаю.

– А что на самом деле произошло? – прошептала она, как только мы остались одни.

– Упала с велосипеда.

Я не упомянула, что Ленни помог мне подняться.

– Какого велосипеда?

– Такого, на котором я езжу в школу.

Ее глаза расширились.

– Я думала, твоя мама возит тебя.

Я покачала головой.

– Теперь у нас только одна машина.

И непростая ситуация, связанная с тем, чтобы каждый из моих родителей попал на работу, итак, достаточно сложна, чтобы добавить меня в это уравнение. Даже если бы у меня были собственные права – я все еще владею шестимесячными ученическими правами, которые получила, когда мне исполнилось шестнадцать – у нас, так или иначе, нет второй машины, которую я могла бы водить.

Глаза Ризы словно говорили «бедняга», и она коснулась пальцами моей руки.

– Как только получу права, я буду заезжать за тобой, договорились? Осталось всего три месяца.

Это целая вечность. Но я быстро кивнула и засуетилась, притворяясь, что поправляю волосы. Риза возилась со свитером вокруг моей талии, пытаясь заправить рукава, после чего сдалась, когда не смогла сделать так, чтобы все выглядело получше.

– Знаешь, я где-то читала, что даунсайзинг (прим. уменьшение размеров) в моде.

– Что это вообще значит?

– Я не знаю. Заголовок был «Хэштег Даунсайзинг» или что-то в этом роде. Речь шла о людях в отрыве от цивилизации, умеющих обходиться меньшим, делая покупки в комиссионках, использующих лимонный сок вместо дезодоранта.

Я сморщила нос.

– Люди так делают?

– Я точно это где-то прочла, – сказала она. – Цитрус обладает природными дезодорирующими свойствами. Все это очень богемно.

Мой мозг начал болеть. Учитывая то, как в нашей школе относятся к детям из Лейксайда – даже посадили их в отдельный автобус – я бы сказала, что быть бедным никогда не войдет в моду.

Но я была слишком утомлена, чтобы попытаться направить Ризу в правильное русло.

– Давай просто пойдем.

– Я провожу тебя до класса для самостоятельной работы, – она прижала свое плечо к моему, как только мы вышли из уборной, но внезапно отодвинулась и сжала мою руку. – О Боже. Вот он. Должна ли я поговорить с ним? Должна. Я должна поговорить с ним.

– С кем? – я вовремя повернула свою больную шею и увидела, как Джеймс направился прямиком к нам. Однако его голова была опущена. Я быстро выполнила маневр, присев на корточки, чтобы завязать шнурок на обуви. Затем я порылась в рюкзаке, пока он не прошел мимо.

– Дерьмо, дерьмо, дерьмо, – Риза топнула ногой на последнем слове дерьмо. – Он даже не посмотрел на меня.

Я встала и вернула ей «о, ну», пожала плечами, надеясь, что скрыла облегчение, которое ощущала. Возможно, она потеряет к нему интерес.

– Он ездит на черном БМВ, – сказала она. – Действительно хорошем. Я видела, как он заехал на заднюю автостоянку. Но я не смогла раздобыть сведения о Джеймсе Викертоне.

– Сведения?

– Google, Facebook, Twitter. Как будто он не существует. Есть только одно объяснение, которое я могу придумать.

– Он не пользуется социальными сетями?

– Он вампир, – сказала она, игриво улыбаясь. – Но все же, наверное, при деньгах. У вампиров всегда есть деньги. Столетия сбережений, обкрадывание жертв. Все это очень прибыльно.

– Тебе определенно стоит держаться от него подальше.

Я попыталась звучать в шутливой манере, но Риза не восприняла это таким образом.

– Почему?

Я притворилась, что пролистываю тетрадку в поисках чего-то.

– Он не похож на твой тип.

Она выпятила нижнюю губу.

– Он тебе не нравится?

– Нет, просто… Я не думаю, что он тебе подходит.

Она посмотрела на меня долгим взглядом и похлопала меня по плечу.

– Ты, должно быть, ударилась головой при падении. Потому что, если высокий, мечтательный и богатый не подходят мне, то я не знаю тогда, кто подходит.

Когда я вошла в класс английской литературы на первый урок, Риза накручивала волосы перед Джеймсом.

– Мы часто гуляем в городе. Почему бы тебе не присоединиться к нам как-нибудь?

– На самом деле я не очень-то и городской парень.

– Даже просто провести там время? – спросила она, выглядя слегка ошеломленно.

Он засмеялся.

– Нет, если удается отвертеться, то нет.

– Тогда, как же ты развлекаешься?

Он посмотрел на меня, как только я села.

– Я много читаю.

Риза нахмурилась. Ей тоже нравится читать, но я думаю, что на Джеймса у нее другие планы. Я поняла, что она хочет бросить меня и отправиться в Нью-Йорк с тем, кто может себе это позволить. Слишком много для «хэштег даунсайзинг».

Мистер Илай привлек наше внимание и с энтузиазмом начал монолог по Шекспиру, который привлек полное и пристальное внимание Джеймса, а Риза оцепенела. Примерно в середине урока, она получила пропуск и ушла в уборную, а я получила беспрепятственный обзор в сторону Джеймса. Я скользнула туда глазами и обнаружила, что он тоже смотрит на меня.

Он быстро улыбнулся.

Я быстро улыбнулась в ответ.

Мистер Илай дал всем письменное задание.

– У вас есть пять минут, – сказал он, – запишите все, что приходит вам в голову, когда вы думаете о пьесах Шекспира. Персонажи, язык повествования, сюжеты… Каковы ваши впечатления? Если вы закончили восьмой класс, то, как минимум, одну из его пьес вы уже изучили. Как вы понимаете его труд? Какие чувства у вас вызывает Шекспир?

Ученики начали выкрикивать: «скучно», «сбивает с толку», «словно вскрывание вен».

Джеймс нахмурился и склонился над тетрадкой, неистово записывая. Я на мгновение уставилась на свою пустую страницу, склонилась над ней, чтобы написать одно слово, и протянула ему показать.

«Искусный».

Он улыбнулся шире, достал новый лист бумаги, быстро что-то нацарапал и протянул мне.

«Живой».

Я приложила палец к губам и перевела взгляд на наших одноклассников.

Он засмеялся, и в тот момент вошла Риза. Я отвела взгляд от Джеймса на свой листок, но не сразу. Риза уставилась на меня, как только села. Она написала записку и бросила ее мне на парту.

«Думала, что он тебе не нравится».

Я произнесла одними губами «Кто?» И дала ей лучшее, смущенно-озадаченное выражение, которое смогла изобразить. Тень упала на мой стол, я подняла взгляд и увидела мистера Илая, нависшего надо мной. Он выхватил записку из моей руки, положил ее в карман рубашки и продолжил ходить.

Мы с Ризой съежились. Я подавила стон. Мистер Илай велел дописывать последние слова и сдавать ему работы.

– Мы вернемся к ним в конце нашего раздела о Шекспире, – сказал он, – и посмотрим, изменится ли что-нибудь.

После он достал записку Ризы из кармана и взглянул на нее, прежде чем смять ее в крошечный шарик.

– Всё не то, чем кажется! – выкрикнул он. – Главная тема в пьесах Шекспира, вы ее найдете. Верно, Айви?

Я подняла голову.

– Эм, верно?

Мистер Илай усмехнулся и уронил записку на мою парту, проходя мимо. Я подобрала ее и держала голову опущенной до конца урока. Когда прозвенел звонок, я стремительно выскочила, избегая Джеймса, но недостаточно быстро, чтобы скрыться от Ризы, которая загнала меня в угол в конце коридора.

– Он тебе нравится.

– Нет, – я покачала головой. – Я просто была дружелюбна с ним.

Ее брови сблизились посередине.

– Обещаешь? Потому что он первый парень, который за долгое время мне понравился. Я знаю, это звучит безумно, потому что я едва с ним разговаривала, но… Мне кажется, я влюбляюсь.

Я засмеялась про себя – Риза всегда склонна к драмам. Но я глубоко вздохнула и сказала ей то, что она хотела услышать, потому что она моя лучшая подруга. Я не могла позволить себе потерять ее. И солгать легче, чем сказать правду.

– Я обещаю, – сказал я. – Он весь твой.

 

Глава 11

Уже четыре дня я живу без рояля, и я начала ощущать последствия: мои руки дрожат от не сыгранных эмоций. Поэтому, вместо того, чтобы направиться в кафетерий на обед, я свернула в сторону оркестровой комнаты.

Там пусто и тихо, разве что звенят педальные тарелки хай-хет, словно невидимый барабанщик оставил ногу на педали. Фортепиано стоит в углу у стены, рядом с интерактивной доской. Я подошла к нему, и провела пальцами по клавишам.

Прижав большой палец к ноте «до» первой октавы, я позволила звуку смешаться с мерцанием тарелок. Я добавила средний палец и мизинец и сыграла аккорд «до». Фортепиано немного расстроено, но я чувствовала успокаивающую вибрацию по всей руке. Музицирование всегда успокаивает меня, пока никто не слушает. Я скользнула на скамью и опустила левую руку на клавиши, медленно играя восходящие аккорды, клавиша за клавишей, мажоры и миноры. Сегодня меня притягивали минорные тональности. Они соответствовали моему настроению.

Я позволила моим мыслям слиться с гаммами, добавив синкопы (Прим. смещение ритмической опоры в музыке с сильной доли такта на слабую) и ритм к нотам, которые я играла. Почему Риза предположила, что Джеймс богат? Только потому, что он водит хороший автомобиль? Может быть, он работал для этого, приобрел на собственные деньги. Может быть, он из тех юношей, которым все равно живет ли девушка в особняке или в башмаке.

Ноты лились из-под моих рук, возвращая меня к спору между родителями, который я подслушала этим утром. Низкие, мягкие и тревожные. А после стремительные, как и мое сердце. То, как я быстро крутила педали, беспомощное падение и глупое, я, на самом деле, обрадовалась, увидев Ленни, страх, вернувшийся, когда он уехал прочь, а после ехала, пошатываясь и медленно. Все это вылилось в неистовство звука. Затем улыбчивая, быстрая и счастливая нота для Джеймса и обратно. Смех. Живые и любопытные, две игривые мелодии, пришедшие к резкому завершению. Возвращаясь на круги своя. Мое счастье закончилось.

Если бы кто-нибудь знал, как правильно слушать, они бы услышали все мои секреты в песне, которую я сыграла.

Спокойствие нахлынуло на меня, как только я закончила сбрасывать свой день на клавиатуру. После этого я сыграла нечто знакомое, успокаивающее – одну из колыбельных, написанную мной для близнецов. Я спела мелодию так тихо, как только могла, чтобы никто не услышал меня в коридоре.

– Это мило.

Я развернулась и увидела, сидящую здесь Молли Палмер, частично спрятавшуюся за басовым барабаном, с кларнетом на коленях.

– Извини, – сказала она. – Не хотела напугать тебя или шпионить за тобой или что-то еще. Я только села попрактиковаться, когда ты вошла. Подумала, что ты меня видела, но потом ты начала играть и, ну, …

– Все в порядке.

Я мгновенно закрыла крышку фортепиано и поспешила к двери. Совсем забыла, что Молли играет на кларнете. Помнила, что ее отец был музыкантом. У них была небольшая студия звукозаписи в подвале.

– Знаешь, а ты хороша, – сказала она. – Я бы хотела еще услышать.

Я остановилась и взглянула на нее. Мы дразнили ее из-за сумасшедших платьев с цветочками, которые она носила, когда мы были друзьями в девятом классе, но больше на ней не найдешь цветы. Тем не менее, она все еще причудлива. Поношенные армейские сапоги с обтягивающими выцветшими джинсами и вязаный свитер настолько большой и мешковатый, что едва не проглотил колени. Она выглядела так, как будто сбежала из восьмидесятых.

– Нет, ты бы не захотела, – сказала я. – Я – овца, помнишь?

Она ухмыльнулась.

– Я сказала: не будь овцой. Вот что происходит, если слишком долго дружишь с Уиллоу Гудвин.

– Я на самом деле не ее подруга. Просто играю роль под прицелом камер.

Она рассмеялась слишком громко.

– Ну, ты не звучишь как овца. У тебя прекрасный голос. И что бы ты до этого не делала на фортепиано? Это было тоже невероятно хорошо.

Я покачала головой.

– На самом деле, нет.

– О, да, – сказала она. – На самом деле. Что это было?

Я рассмеялась, не сдержав нахлынувших эмоций.

– Я только что придумала. Ерунда.

– Это не ерунда. Правда. У меня мурашки побежали. На мгновение я почувствовала, что нахожусь в другом месте. Или кто-то другой.

Как музыкант, я никогда не надеялась получить столь значимый комплимент. Создавать музыку, способную к изменениям, способную менять чувства людей к самим себе?

– Спасибо, – я сделала к ней шаг. – Никто никогда не говорил такого о моей музыке.

– Я никогда не слышала ничего подобного. А я слушаю много живой музыки.

– Где? – спросила я.

– В театре «The King» в Бельвью. Один раз в месяц там устраивают музыкальный вечер. Я постоянно хожу.

– Выступать? – я была впечатлена.

– Нет, – поспешно сказала она. – Никто не хочет слушать одинокий пищащий кларнет. Но если бы у меня был пианист, чтобы аккомпанировать мне…

Предложение повисло в воздухе.

Мое горло начало сжиматься от одной только мысли об этом.

– Я, мм. . . обычно играю только для себя. В смысле одна. Дома.

– Ох. Конечно. Я понимаю.

Она закатила глаза и начала разбирать кларнет, чтобы убрать в футляр.

– Нет, на самом деле. У меня боязнь сцены, – объяснила я. – Ужасная. Полностью парализована, до ужаса.

– Проходила терапию?

Я покачала головой.

– Я не могла.

– Почему нет?

Я подумала о Брейди, терапия, в которой он нуждается, только лишь, чтобы справиться с обычными повседневными вещами, такими как общение и использование карандаша. Плата за это стоила нам дома. Оплачивать терапию за что-то столь отстойное, как боязнь сцены, кажется немного эгоистичным.

– Фортепиано – моя терапия, – сказала я. – Ты знаешь, когда очень сильно хочется кричать или плакать, или смеяться? Я просто делаю это на фортепиано.

Никому раньше я никогда не объясняла это, а тут я рассказала Молли Палмер.

– Это чертовски странно, – сказала она. – В самом лучшем смысле этого слова

Я улыбнулась, когда раздался звонок.

– Может быть, увидимся в следующий раз. Мы могли бы практиковаться вместе.

Слова слетели с моих уст, прежде чем мозг получил шанс осознать, что я сказала. Практиковаться вместе? Я никогда такого не делала.

– Конечно, – сказала она. – Только не говори Уиллоу. А то тебя выгонят из стада.

Я кивнула и ушла, чувствуя себя более похожей на себя прежнюю, чем за долгое время, хотя я точно не уверена, что теперь значит быть «похожей на себя прежнюю». Дело в том, что я не солгала Молли. Я не беспокоилась о том, что она подумает или кому расскажет. И здесь больше никого не было, с кем я могла сделать то же самое. И даже с Ризой.

***

Я начала фантазировать о секретной комнате в кладовке, о том, чтобы весь день там прятаться с книгами Джеймса. Могла бы прочитать все заметки на полях его Шекспира, и никто бы мне не мешал. Может быть, Джеймс нашел бы меня там, и мы бы сидели и разговаривали, и игнорировали остальной мир. Я думала об этом, когда Риза поймала меня за попыткой скрыться наверху после последнего урока, и мое лицо покраснело. Я почувствовала, как жар взмылься от шеи к щекам.

– Ты злишься на меня, – сказала она.

– Нет.

Я лишь хотела добраться до своей секретной комнаты, чтобы узнать, ответил ли Джеймс на мой вопрос, а вина за то, что я лгала Ризе о Джеймсе, съедала меня.

– Зачем мне на тебя злиться?

– Потому что я пригласила Джеймса в Нью-Йорк, так как ты не можешь поехать, а это совершенно отстойный поступок со стороны лучшей подруги, а после я психанула, когда ты ему улыбнулась или что там было, потому что я параноик и сумасшедшая к тому же.

На осознание этого потребовалось около минуты.

– Точно. Я абсолютно на тебя зла, – сказал я.

– Правда?

– Э-э… нет

Риза повисла на моей руке.

– Ты лучшая подруга на всей планете. Мне нужно идти. Я позвоню тебе позже.

Она побежала к автобусу. Я поняла, что не спросила ее, каково ездить без меня. Мы всегда сидели вместе, клали рюкзаки на сиденье над колесом, и разваливались на том, что за ним. У нас была постоянная игра «Угадай, что происходит с людьми в доме». Все, что требовалось – это увидеть человека, входящего или выходящего из дома, чтобы начать. Сценарии, которые мы представляли, обычно включали страстные романы с садовниками или загадочные посылки, доставленные шпионам. Женщина с багажом? «Она его бросает», – сказала бы Риза. – «Она сыта по горло его интрижками». Потом она бы притихла, а я бы знала, что она думала о своих родителях, которые всегда были на грани развода.

Я добралась до кладовки и скользнула внутрь, заперев дверь. Теперь было легко найти выключатель и небольшую комнатку. Заметила, что пары бумажных полотенец не хватает, а ведро оказалось в другом месте. Секретная комната, впрочем, была нетронутой, разве что на полке была книга.

Она опиралась на Шекспира. Путеводитель «Автостопом по Галактике».

Я подняла ее и улыбнулась. Как ты можешь не любить книгу, в которой имена персонажей такие, как Зафод Библброкс и Гэг Халфрунт? Открыла первую страницу и прочитала короткий комментарий, написанный карандашом, предположительно для меня:

«Твой черед ».

Предполагаю, что он ждет от меня ответ на вопрос о том, что же я читаю ради удовольствия. Только вот книгу я не принесла. Придется занести что-нибудь утром, хотя моя домашняя коллекция на данный момент довольно скудна. Большинство книг осталось в прежнем доме в ожидании продажи вместе со всем остальным.

Я пролистала «Автостопом», закрыла маленькую комнатку и проверила, свободен ли коридор. Есть только одно место, где я смогу взять книгу. Я направилась в конец коридора, чтобы избежать Ленни у лестницы. В том крыле проводятся все уроки английского языка, а у двери мисс Поппи стоит ящичек с бесплатными книжками. Я остановилась, чтобы внимательно рассмотреть. Восемь экземпляров «Одиссей» Гомера, пять «Божественная комедия» Данте, один «Грозовой перевал» и одна единственная копия «Джейн Эйр» без обложки. Возможно, никто другой не отнес бы Джейн Эйр к категории «для удовольствия», но прочла ее три раза, и не для какого-либо урока.

Достала книгу из ящичка и прижала к груди. Все-таки в Джейн что-то есть. Она на удивление простой человек в условиях непростой жизни. Если бы только могла быть такой.

Поспешила обратно в секретную комнату с Джейн и поместила ее на полку, мечтая тоже здесь поселиться. Джейн в хорошей компании. Не могу сказать о себе того же.

 

Глава 12

В четверг утром я встретила Ризу около наших шкафчиков. Наш разговор напоминал игру-вышибалы. А именно «Джеймс это» и «Джеймс то», но все, о чем я могла думать, оценил ли он «Джейн Эйр» или оставил ли другую книгу для меня сегодня.

Мне удалось не улыбаться ему на уроке английской литературы, но я волновалась о том, что он подумает, будто не понравился мне. Точно так же, как я волновалась, что Риза подумает наоборот. Он подыгрывал, или, возможно, ему совсем наплевать на мои улыбки.

Молли поймала мой взгляд в кафетерии, как только я села за свой стол с Уиллоу. Она быстро и сочувственно улыбнулась, но не поздоровалась, не помахала рукой и никак не показала, что мы хоть чуточку хорошо относимся друг к другу. Ее осмотрительность лишь заставила меня сильней почувствовать себя мошенницей.

Риза никогда не упоминала Джеймса в присутствии Уиллоу или Уинн, так что я не единственная, кто что-то недоговаривал. Возможно, она волновалась, что они на него набросятся и присвоят себе. Он – старшеклассник, и, хотя посещает урок английской литературы для младшеклассников, чтобы заработать кредиты (Прим. перевод каждый курс в Америке оценивается определенным количеством баллов, который называется кредитом), он не обедает в наш перерыв. В любом случае, Уиллоу не позволила бы ему присесть за наш стол. Она придерживается правила «никаких мальчиков», тем самым заявляя, что обед предназначен для девчачьих разговоров. Я подозреваю, что это связано с ее склонностью уставать от парней примерно через пять недель. Она не желает уступать столик какому-то парню.

– Отметьте в ваших календарях, дамы, – объявила Уиллоу. – В этом году Хэллоуин в пятницу, поэтому у нас будет вечеринка в субботу до этого события. Семья Гудвинов каждый год устраивает большую вечеринку, и как считает ее мать, это бестактно праздновать Хэллоуин в ноябре.

– Тематика? – спросила Уинн.

– Мама все еще решает, – сказал Уинн. – «Бурлящие двадцатые», или «Бродвей».

– Взбалмошные девушки из двадцатых (Прим. перев.обычно о ветреной, взбалмошной, без особых моральных устоев; употреблялось в двадцатые годы) или кошечки.

Риза подняла руки вверх, словно когти.

– Оу, – сказала Уинн. – Я хочу быть взбалмошной девушкой. Она изобразила, что держит длинную сигарету.

В прошлом году мы все взяли напрокат изысканные и к тому же дорогие платья для средневековой тематики, с зашнурованными корсетами и летающими рукавами.

– Я голосую за Бродвей, – сказала я, полагая, что смогу одеться как сирота из «Энни».

– Ваши предпочтения будут приняты к сведению, – сказала Уиллоу с преувеличенной остротой. Ничем не отличающейся от ее обычного голоса. – Но мамино сердце требует джазовую группу, которую она видела в Линкольн-центре. Ее ассистент выясняет, свободны ли они.

Особенностью вечеринки всегда было присутствие живой группы. Семья Гудвинов устанавливала палатку размером с цирк и деревянный танцпол на лужайке. Безумие. Я не могу не думать о том, что наша семья могла бы сделать с таким-то бюджетом. Наверное, заплатить ипотеку и терапию Брейди на год вперед.

– Итак, дамы, – сказала Уиллоу, – есть кто-то особенный, кого следует внести в список гостей, говорите сейчас или молчите вечно.

Уинн начала на одном дыхании перечислять самых симпатичных членов баскетбольной команды, команды лакросса и футбольной команды. – Джереми Диллон, Эван Стэнс, Эндрю Хадсон…

Уиллоу подняла руку, прерывая ее.

– Достаточно сказать, что каждый симпатичный парень в этой школе будет приглашен, – сказала она.

– Даже… – начала Риза, затем сомкнула губы.

– Даже кто? – поинтересовалась Уиллоу.

Риза бросила мне предупреждающий взгляд. Она почти назвала имя Джеймса, но, должно быть, вспомнила, что держала его в секрете от Уиллоу.

– Никто… неважно.

– Как насчет Молли Палмер? – предложила я. – Мы все были такими хорошими друзьями. Она...

Уиллоу чуть не подавилась своим сэндвичем с портобелло.

– Какого черта я стану ее приглашать? Я слышала, она теперь живет в Лейксайде. В каком-то трейлерном парке или вроде того. Я бы предпочла умереть.

Я взглянула на Ризу, наши глаза хранили все больше секретов, которые мы скрывали между нами. Что же касается тех, что я скрывала от нее, я проглотила их с глотком шоколадного молока.

***

Следуя моему новому распорядку, я пробралась в крошечную комнату в кладовке в конце дня. «Джейн Эйр» лежала нетронутой, где я и оставила ее на полке. Я пролистала страницы, туда и сюда. «Пусто». Может быть, ему наскучила маленькая игра, в которую мы играли. Я ушла, разочарованная, после двадцати минут ожидания.

Когда приехала в наш район, Ленни уезжал на своем красном джипе. Поймала себя на мысли, что меня своего рода преследуют, но он просто проехал мимо. Даже не взглянул в мою сторону.

Я спрятала велосипед под черной лестницей и поплелась к нашей квартирке, мышцы все еще ныли из-за происшествия накануне. Прокралась в миниатюрную кухоньку, окруженную полуостровом с тремя стульями, и направилась к холодильнику за напитком. Мама прикрепила к нему записку при помощи магнита, рекламирующего местную пиццерию. В нашем старом доме она никогда не позволяла нам приклеивать стикеры на холодильник «Саб-Зиро».

«Айви: сходи в магазин и купи картошку. Скидочный купон на столе. Шесть мешков, если справишься. Спасибо, Мама ».

Я подняла шесть долларов, оставленные на столе, и купон «два по цене одного» на пятифунтовые мешки с картофелем из«Юкон Голд». Каким образом мама думала, что я донесу тридцать фунтов картофеля? И вообще, что она собирается делать с таким количеством картошки? Магазин, о котором она говорила не «Бенсен», рынок гурманов, в котором мы частенько бывали, а «Сохрани цент» на углу. могу дойти пешком, поместить четыре мешка в рюкзак и по одному в каждой руке, или могу взять велосипед с его надежной корзинкой.

Оставила рюкзак на кухонном полу и спустилась вниз по лестнице. Перед магазином «Сохрани цент» есть стойка для велосипедов, рядом с металлическими ящиками с газетами. Я проехала мимо них и припарковалась за мусорными баками, затем срезала путь через парковку и направилась к главному входу.

Схватив свободную тележку, я развернула ее и вкатила в магазин, игнорируя стеллаж с имбирным печеньем и клементинами возле входа. Не входит в сегодняшний бюджет. Вот только у меня побежали слюнки при мысли о них. А это даже не моя любимая еда, но внезапно она стала не по карману. Я направилась в продуктовый отдел, где я заметила «КУПИ ОДИН, ПОЛУЧИ ВТОРОЙ БЕСПЛАТНО» знак над картошкой. Мои руки скользнули в гигантскую груду, отсчитывая шесть мешков. Кто-то подошел, чтобы выбрать не расфасованный картофель рядом со мной. Он выбрал один и бросил в свою корзинку рядом со стейком и небольшим количеством свежих зеленых бобов. У меня возникло глупое желание начать разговор с «Привет, одинокий парень со стейком. Я сумасшедшая девушка с картошкой». Тогда я подняла глаза и поняла, с булькающим звуком, словно задыхаясь, что это он.

«Джеймс».

Он повернулся, без сомнения, его внимание привлек неловкий звук, изданный мной, и заметил меня, стоящую с мешками картошки, зажатыми в каждой руке. Одна его бровь взметнулась вверх.

– Привет, – сказал он.

– Эм, привет.

– Пора прекращать встречаться в таких ситуациях как эта.

–Да. Точно, – нервный смех вырвался из моего горла. Я прикрыла рот и закинула картошку в тележку. – Ты, мм… делаешь здесь покупки? – он поднял свою корзинку, чтобы показать, что он и в правду делает здесь покупки. – Глупый вопрос.

Я поморщилась

– Цены хорошие, – сказал он. – Я сравнивал.

Покупатель, совершающий покупки на распродажах? Риза такого не переживет.

– Исследование для домашнего проекта? – спросила я. – Или, э-э… просто хобби?

Уголки его губ слегка дернулись.

– Пытаюсь сэкономить деньги. Вот и всё.

Я посмотрела на свой улов.

– Меня мама прислала. Судя по всему, она готовится к Армагеддону.

– Многовато картофеля, – он переместил взгляд с моей тележки в свою корзину. – Мои продукты чувствуют себя немного напуганными.

На сей раз мой смех вышел нормальным, и на долю секунды я почувствовала себя почти обычным человеком. Пока не приблизилась высокая татуированная фигура. Я моргнула в надежде, что он исчезнет, но он продолжил идти.

– Ты меня преследуешь? – спросил Ленни. На нем был зеленый фартук с логотипом «Сохрани цент» поперек его широкой груди.

– Нет, я… хм, ты здесь работаешь?

И снова, мое понимание очевидного было ошеломляющим.

– Не-а, мне просто нравится носить униформу, – Ленни поджал большие пальцы под лямками фартука, как фермер, тянущий за комбинезон. – Привлекательный, не так ли?

Он посмотрел вокруг меня и заметил Джеймса, вытер руку о фартук, и протянул ее, чтобы пожать.

– Привет. Я – Ленни.

– Джеймс, – сказал Джеймс. Он взял руку Ленни и потряс ее дважды.

Мое сердце забилось в два раза быстрее, но мой мозг, казалось, работал в замедленном темпе. Я должна была заметить злобную ухмылку, расплывшуюся на лице Ленни и поспешить отсюда. Но я замешкалась.

– Нужны бананы? – Ленни наклонился над моей тележкой и заговорил одним из тех заговорщических шепотов достаточно громко, чтобы разбудить мертвых. – У меня есть немного в багажнике, я должен был их выкинуть. На них только несколько коричневых пятнышек.

Я покачала головой.

– Нет. Нет, спасибо.

– Уверена? – он пытался смутить меня на глазах у Джеймса и отлично с этим справлялся. – Я мог бы отложить немного для тебя. Это же твой велосипед припаркован за мусорным баком?

– Мне… Мне не нужны бананы.

Я умоляла его глазами. «Пожалуйста, не поступай так со мной».

Он взглянул на Джеймса.

– Как насчет тебя, Джимбо? Бананы?

Я склонила голову в безмолвной молитве, чтобы в грязном линолеуме появился люк и проглотил меня целиком. Но Джеймс ответил так, как будто ему каждый день предлагают бесплатные, перезрелые продукты. Он даже не вздрогнул от того прозвища, которое дал ему Ленни.

– Спасибо, дружище, – сказал он. – В следующий раз?

– Конечно, – сказал Ленни. Он издал щелкающий звук и указал пальцем на Джеймса, словно это был пистолет, затем спрятал его в кармане фартука. Он побрел к двойным дверям в задней части продуктовой зоны и толкнул их, открывая.

Я выдохнула.

– Твой друг… – Джеймс замолчал.

– Он не мой друг, – выпалила я. – Я едва знаю этого парня. Он… думаю, что он торгует наркотиками.

– О, ну…он показался не плохим.

«Так держать, Айви». Возможно, сейчас он подумал, что Ленни отличный парень, а я полная сучка. Я развернула свою тележку к выходу.

– Мне нужно идти.

– О, – его голос звучал мягко, почти грустно. – Тогда, пока, Айви Эмерсон.

Мои глаза расширились от того, как он использовал мое полное имя, и то, как он произнес его мягким низким голосом, осознавая, что он знает мою фамилию.

– Пока! – прошептала я.

Поспешила к кассе и положила картошку на конвейерную ленту. Мои пальцы дрожали, когда я подала купон и шесть долларов кассиру. Она заметила это и забавно посмотрела на меня. Быстро схватила мешки и выбежала. Ленни стоял возле моего велосипеда. Он начал подкатывать его ко мне.

Я помчалась к нему, скинула картофель в переднюю корзинку и вырвала у него руль. Все чувства, что он, быть может, не такой уж и плохой парень, которые я испытывала с тех пор, как он спас меня на обочине дороги, полностью испарились.

– Пытаешься разрушить мою жизнь?

– Нет, я...

– Можешь просто оставить меня в покое, пожалуйста?

Я отъехала примерно на десять футов от того места, где он стоял, когда один из мешков упал и порвался. Картошка покатилась по асфальту. Спрыгнула, чтобы подобрать их, но у моего велосипед отсутствовала подножка, и я не могла положить его наземь, или остальная часть картошки бы рассыпалась.

Ленни наблюдал за этим, не шелохнувшись. Когда я повернулась, чтобы проверить, не собирается ли он мне помочь, он развел руки в стороны, ладонями вверх.

– Ты попросила оставить тебя в покое.

Я села обратно на велосипед, слезы жгли глаза, и поехала прочь: оставляя картошку, разбросанную на парковке.

 

Глава 13

– Где мама? Я прислонила велосипед у боковой стороны дома и потащила мешки с картошкой к задней лестнице, где близнецы сидели на корточках с палками. Редко можно увидеть Брейди без присмотра, потому что его беспокойные блуждания постоянная забота. Он собрал внушительную груду гравия, которая переместилась на задний двор.

– Наверху, – ответила Кая. Она указала на квартиру на втором этаже. – Мисс Карла присматривает за нами. Она пошла туда.

– Тогда она не присматривает за вами?

Я переместила съехавший набок груз картошки, мои плечи болели под этой тяжестью.

Кая безмолвно передразнила мое сварливое замечание. Притворилась, словно собираюсь бросить в нее целую охапку картофеля, и она пригнулась.

Я не разговаривала с Карлой с тех пор, как мы переехали. Однако я знала, какое белье она носит, потому что она вешает его сушиться на веревке снаружи. Когда она вышла из дома, меня поразил ее стиль, который не кричал «жительница Лейксайда». Она высокая и стройная, с темными колючими волосами, которые мерцали темно-фиолетовыми бликами. Серебряные кольца в ушах и яркий синий шарф поверх простой белой блузки, джинсы и черные ботинки.

Посмотрела на свою скучную толстовку и джинсы и почувствовала себя скромно одетой.

– Здравствуй, Айви, – проговорила она с легким оттенком испанского акцента. – Хорошо прошел день в школе?

Я кивнула.

– Мм-хм.

Она протянула тарелку.

– Печенье?

– Нет, спасибо, – мои руки почти отваливались. – Я просто отнесу это.

Я поднялась по лестнице, вошла через заднюю дверь и уронила картошку на кухонный стол. Мама была в душе, легко понять, благодаря пронзительному вою, который распространяется по трубам. Заглянула между кухонными шторками, чтобы удостовериться, что Карла не игнорирует близнецов снова. Она положила печенье на небольшой пластиковый стол и разлила ярко-оранжевую жидкость из кувшина по стаканам. Близнецы ее жадно проглотили, влажные оранжевые усы окружали их губы. Подозреваю, что это не органический, натуральный сок, который моя мама прежде покупала нам.

Плюхнувшись на диван, я откинула голову назад, чтобы попялиться на потолок. Потолок, похожий на штукатурку. Она скрывала трещины и щели, но ее невозможно очистить. Можно заметить, где кто-то пробовал это сделать и соскреб кусочек ультрамодной поверхности.

Мои брат и сестра все хихикали и болтали на улице. Окна были закрыты, но я слышала каждое слово сквозь тонкие стены.

Я начала думать о том, как хорошо было бы остаться на диване на весь оставшийся день (неделю, год, всю мою жизнь...), просто нырнуть в подушки и спрятаться, пока не прибудут грузчики и не вернут нас туда, где наше место.

На улице стало тихо, поэтому я подняла голову, чтобы убедиться, что близнецы все еще живы. Они больше не сидели за пластиковым столом, а грязевая яма была пуста. Тогда я услышала музыку и почувствовала ее. Танцевальный бит исходил снизу, заставляя вибрировать посуду в кухонных шкафах. Наша домовладелица устроила вечеринку с близнецами? Я распахнула дверь и сбежала вниз по лестнице.

Кая открыла дверь Карлы, когда я постучалась, фиолетовый шарф из шелка был обернут вокруг ее головы. Она покачивалась под латиноамериканскую поп-песню, доносившуюся из стереосистемы.

– Хола, Айви!

Позади нее Брейди кружился в танце в слишком большой ковбойской шляпе с кастаньетами на пальцах.

Его глаза сверкали. Мы все так беспокоились о том, как он приспособится к новому месту, но, клянусь, он справлялся с этим лучше, чем я.

Я осмотрела квартиру Карлы, которая была намного приятнее нашей. Паркетные полы укрыты пестрящими красками коврами, а не бежевым ковром, покрывающим весь наш пол. Кремово–белый диван. Но длинный простой стол из дерева занимал большую часть пространства. Он был украшен тканями, книгами и журналами. Я даже не заметила Карлу, сидящую там, пока она не вскочила и не уменьшила музыку. Она словно хамелеон, сливающийся с ее окружением.

– Входи – входи.

Она снова протянула мне печенье, и на этот раз я взяла одно.

– Так ты в школе Вандербилт?

– Да, – сказала я, кусая печенье. Оно еще теплое и немного аппетитное.

– Тогда ты, судя по всему, знаешь Молли Палмер. Она живет за углом. И Ленни, конечно же.

Она взяла печенье и укусила его, наблюдая за танцем Каи перед зеркалом, высотой от пола до потолка.

Итак, Уиллоу была права насчет того, что Молли живет в Лейксаде, хотя наш район едва ли представляет собой трейлерный парк. Может быть, некоторые дома были наподобие трейлеров, но определенно не наш. Если только кто-то повернул трейлер с одного конца и прибил крышу к другому.

– Он уже предложил тебя подвозить? – я поняла, что Карла все еще говорила со мной. – Ленни. Он сказал, что не против. Глупо ездить на этом велосипеде…

– Я в порядке, – отрезала я.

Она рассматривала меня с минуту.

– Я вижу. Ну, я уверена, что он будет счастлив, подвозить тебя, если передумаешь. Он хороший парень. И умный.

– Мм-хм.

Я несколько раз моргнула. Он явно ее одурачил. И если Ленни настолько умен, почему он не посещал ни один из моих уроков по углубленной программе?

– Почему бы тебе не узнать его получше? – предложила Карла.

– Да, я не, хм… Мы не планируем жить здесь очень долго, так что…

Брови Карлы взметнулись вверх, но она ничего не сказала, просто продолжила улыбаться. Это выводило из себя.

– Нам лучше уйти, – я подтолкнула близнецов за дверь. – Спасибо, что присмотрели за ними. И за печенье.

***

– Что случилось с шестым мешком картошки? – мама, едва дождавшись, пока я войду в дверь, набросилась на меня.

– Уронила, – сказала я. – Не так-то просто нести тридцать фунтов картошки, знаешь ли. Хочешь, я подниму их с дороги?

Она рассердилась.

– Не нужно грубить из-за этого.

– Неважно, – пробормотала я и уединилась в свою комнату. Попыталась сосредоточиться на домашней работе по тригонометрии и химии, но мой мозг не желал помогать. Одна его половина хотела поговорить с Ризой, рассказать ей о Ленни, картошке и Джеймсе. А другая половина рассматривала лоботомию. Я чувствовала, словно играю в настольную игру с неправильными фигурками или вроде того. Не одна не соответствовала тому, кем должна быть или куда пойти. Ленни Лазарски, «хороший парень»?

Мама объявила ночь завтрак-на-ужин, то что любил Брейди. Я спустилась вниз, молча съела панкейки и яичницу, а потом вернулась в свою комнату, чтобы продолжить делать домашнее задание. Слышала, как папа снова пел «Blackbird» и посмотрела на часы; время отхода ко сну для близнецов. Когда мелодия поднялась на чердак, у меня заболела грудь. Я так поэтому скучаю: подпевать им. Но не могу делать это здесь. Это неправильное место.

Вытащила наушники из глубин рюкзака. Было глупо брать их в школу, так как я не могу ходить и слушать музыку по телефону, который по легенде потерян. Отчаявшись все заблокировать, в том числе и свои собственные мысли, я быстро прокрутила свой обычный выбор песен для домашней работы: Вивальди и Бах, и на полную громкость включила «Queen». Если Фредди Меркьюри не сможет вытурить из моего мозга «Blackbird» и Ленни, то я не знаю, кто тогда сможет.

Около полуночи я закрыла учебники и заснула под «Crazy Little Thing Called Love». Проснувшись через час, музыка прекратилась, а ветер завывал так, как я никогда раньше не слышала, как волки вдалеке. Я вскарабкалась на изголовье моей кровати, дотянулась до углового столба, но его там не было. Это не моя комната… «не моя кровать».

Я потянулась за светильником в темноте, но костяшки пальцев наткнулись на стену. «Не моя стена».

Тогда воспоминания нахлынули на меня.

Нашла светильник на другой стороне кровати, но не включила его. Нет смысла освещать то, что я действительно не хочу видеть. Это не лавандово-белая комната, в которой я выросла, та комната, в которой хранились все мои воспоминания.

Что теперь станет с этими воспоминаниями?

Чувствовала себя оторванной от них, от своей прежней жизни. От себя. Зарылась под одеяло и отвернулась к стене, проводя пальцем вдоль отодравшегося края цветочных обоев. Я попытался вернуть его на место, но он все время отскакивал, каждый раз дальше.

Прижала колени к груди и обняла их в кромешной тьме. Я всего лишь хотела, чтобы все вернулось на свои места.

 

Глава 14

Следующее утро прошло без происшествий. Затем настало время обеда. После закупок, которые длились нескольких дней, мама подсчитала расходы и решила, что мне следует начать покупать то, что предлагают в кафетерии.

– Я узнавала про программу бесплатного обеда, мы не подходим. Тем не менее, значительно дешевле покупать что-то там, – заявила она. – Просто убедись, что возьмешь любые фрукты и овощи, которые можешь себе позволить.

Когда я добралась до стола со своим подносом, вы бы подумали, что я кинула на него труп мертвой курицы.

– Фу, – сказала Уинн, посмотрев на куриную котлету на булочке для гамбургера с маринованным огурцом и гарниром из кукурузы. – Вот это гадость.

Уиллоу открыла свой дизайнерский пакет для завтрака.

– Как ты можешь такое есть? – она достала свой обычный портобелло (Прим. полностью созревший гриб кримино) и высохшие на солнце помидоры на фокачче.

Я закрыла глаза и откусила кусочек.

– Не так уж плохо.

Риза протянула мне яблоко.

– Меняю на маринованный огурчик, – сказала она, кивнув на вялый кусочек зеленого цвета на моей тарелке.

– Фу, – повторила Уинн.

Были дни, когда это было единственным словом в ее словарном запасе.

– Уверена, что хочешь это?

Я помахала упавшим духом огурчиком перед Ризой. Она кивнула, и мы поменялись. Я схватила яблоко, потому что это была единственная съедобная вещь на моем подносе. Риза даже не притронулась к огурцу.

Как только закончила есть, Риза пнула меня ногой под столом, ее глаза метнулись на кого-то приближавшегося за моей спиной.

– Наступление, – прошептала она, когда Уиллоу и Уинн усмехнулись.

Я медленно повернулась, как раз вовремя, чтобы поймать предмет, который бросил мне Ленни.

Картофелина.

Каждая унция крови в моем теле прилила к лицу. Я держала картошку в руках так, как будто укачивала цыпленка.

– Здорово поймала, – сказал он. – Ты это потеряла. Могу принести остальную часть…

– Нет! Хм, нет, – я в отчаянии пыталась остановить Ленни, чтобы он не раскрыл моего местоположения. То есть, где я на самом деле живу. – Все в порядке. Мне они не нужны. Благодарю.

Глаза Ленни переместились с моего лица к моим друзьям, которые сидели позади меня. Я могла лишь представить, какие взгляды они ему посылали. Он поднял руки вверх.

– Неважно, пижонка. Поступай, как хочешь. Ты знаешь, где меня найти, если передумаешь.

На несколько долгих минут наступила тишина, пока Ленни не скрылся из виду. Когда обернулась, я все еще держала картошку в руке.

– Какого. Черта? – проговорила Уиллоу. – Ты знаешь, где его найти? Кого он из себя возомнил?

– Он – никто. Работает в продуктовом магазине. Я уронила немного картошки. Вот и все, – я засунула картошку в сумку и взяла свой куриный сэндвич. – Он – никто, – пробормотала я.

Не было ни единого шанса, что мне удастся это проглотить, но я все-таки откусила кусочек.

– Какой магазин? Не «У Бенсена»? – с тревогой спросила Уиллоу.

Я покачала головой.

– Моя мама на днях остановилась в каком-то дерьмовом магазинчике. Я даже не помню названия.

– Но где… – настаивала Уиллоу.

– Да кого волнует, где он работает? – воскликнула Риза.

Уинн прильнула к столу.

– Он может тебя преследовать. Разве не он беспокоил тебя на днях? И ты разговаривала с ним. Ты никогда не должна взаимодействовать с преследователем. Это поощряет их.

Я покачала головой.

– Он не сталкер.

– Ты разговаривала с ним? – спросила Риза.

Я хотела оторвать свою собственную голову и бросить ее через все помещение.

– Вы имеете в виду, когда я поблагодарила его за то, что он открыл мне дверь?

– Тебе не следует поощрять его, – сказала Уинн.

Сделала несколько вдохов и медленно заговорила.

– Я не поощряю его. Можем мы просто забыть об этом?

Риза бросила несъеденный огурец обратно на мой поднос.

– Просто держись от него подальше, Айви.

Я уставилась на огурец, пытаясь понять, что же затеял Ленни. Если парень пытался быть милым, то у него был странный способ показать это. Он знает школьную иерархию – почему же тогда все пытается поговорить со мной, особенно перед моими друзьями?

Как только обед закончился, Риза поволокла меня по коридору в угол под лестницей. Ее лицо было красным.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты не тусуешься с Ленни Лазарски.

– Я не тусуюсь с ним. Он живет в моем районе. В доме рядом с нами.

– Лазарски живет с тобой по соседству?

Я шикнула на нее и объяснила, как Ленни предложил меня подвезти и дал мне велосипедный шлем, а также то, что произошло в «Сохрани цент» с картофелем. Я упустила ту часть, где встретила Джеймса.

– И он остановился и помог мне, когда я упала с велосипеда.

Я чувствовала себя словно на исповеди, будто согрешила.

– Отлично, – сказала Риза. – Ну и что вы теперь вроде приятелей?

– Мы – соседи. На этом все.

– Послушай, – начала она, – я пытаюсь прикрыть тебя, но если ты собираешься тусоваться с самым пугающим парнем во всей школе? С этим я ничего не смогу сделать.

– Я же сказала тебе, – стиснув зубы, проговорила я. – Я не тусуюсь с ним.

– Ну, он, очевидно, не получил уведомление, – Риза тяжело дышала. – Просто скажи ему держаться подальше от нашего обеденного стола, договорились? Я не хочу иметь к нему какое-либо отношение…, и тебе тоже не стоит. Люди начнут думать, что мы имеем дело с наркотиками.

Я смотрела, как разбушевалась моя подруга, воспринимая ее гнев как удар под дых. Я задыхалась. Как она могла злиться на меня? И на что именно она злилась?

Я помчалась по лестнице, подальше от своего шкафчика и следующего урока. Мне нужно было взять себя в руки, и секретная комната звала меня.

Когда я вошла внутрь и закрыла дверь, меня накрыло чувство спокойствия. Я посмотрела на полку. На ней были только «Гэтсби», «Шекспир», «Автостопом» и «Джейн Эйр». Но я нашла записку, написанную карандашом на внутренней стороне «Джейн Эйр».

«Столь серьезная? Люблю Дж. Э., но что ты читаешь, чтобы посмеяться? »

Я улыбнулась. Я знала книгу, которую предложить в ответ. Мне просто придется украсть ее у моей сестренки, которая, в отличие от меня, была достаточно умна, чтобы не оставлять все свои книги в нашем старом доме.

 

Глава 15

В понедельник никто ничего не сказал о происшествии с картошкой, и я была достаточно глупа, решив, что все забыто. Затем, во вторник, в кафетерии подавали пюре. Джереми Диллон принес мне из него шарик, завернутый в салфетку в форме рожка мороженого.

– Я слышал, что ты любишь картошку, – сказал он, положив его мне на поднос, и остальные баскетболисты засмеялись.

Уиллоу и Уинн не теряли времени даром, кинув меня и смеясь вместе со всеми. Я повернулась к Ризе, которая не смеялась, но отодвинулась от меня, явно смущенная.

– Э-э, нет, спасибо.

Я вручила салфетку из картошки Джереми.

– О, я понял, – крикнул он своим друзьям. – Ей нравится только картошка Лазарски!

Вся столовая разразилась криками, и начали разлетаться сплетни.

– Лазарски дал ей картошку?

– Уверены, что это не бочонок наркоты?

– Они встречаются?

Уиллоу и Уинн тоже отсели от меня, словно я внезапно заразилась очень заразной болезнью. Я старалась не смотреть никому в глаза, пока мой взгляд не коснулся знакомого лица за дальним столиком. Там сидела Молли и улыбалась мне, как бы спрашивая: «почувствовала, каково это?»

Её изгнание было связано не с переездом в Лейксайд, а с тем, что она сказала «да», когда Тревор Фрибери пригласил ее на бал «Ледяной Джек» на первом году обучения. Уиллоу собиралась пойти на танцы с Тревором (без ведома Тревора, но это неважно). О Молли начали распространяться слухи: что ее отец в тюрьме, что она беременна от парня, который сидел в тюрьме, что она резала себя, что у нее роман с учителем,… в общем, всевозможные сумасшедшие вещи. Тревор поклялся, что даже не приглашал Молли на танцы, что она все это выдумала. Потом Молли исчезла из школы на пару месяцев, а когда вернулась, больше ни с кем из нас не разговаривала. Она сидела одна или с другими изгоями.

Оказавшись под пристальным взглядом Молли, все, о чем я думала: «я с трудом пережила неделю».

До конца обеденного перерыва я смотрела на стол перед собой, даже не взглянув на Ризу, которая, кажется, чувствовала себя также не комфортно, как и я. В конце концов, я пробормотала некое оправдание по поводу уборной и ушла пораньше, двигаясь по направлению к следующему уроку наверху. Проходя мимо кладовки, я увидела под дверью свет.

Я прокралась пораньше – до того, как началась школа – чтобы оставить книгу, которую прихватила с полки Каи… книгу, которая всегда заставляла меня смеяться, несмотря ни на что: «Кельвин и Хоббс». Я могла бы пропустить урок, проскользнуть туда и посмотреть, нашел ли ее Джеймс и оставил ли записку. Он едва признал мое присутствие на уроке английской литературы, но у меня было чувство, что это в большей степени связано с избеганием Ризы, которая все время задавала ему любопытные вопросы.

– Я спросила его, откуда он родом, и он сказал, что поблизости. Весь такой таинственный, – сказала она мне после урока. – Где поблизости? Почему он не хочет мне рассказать?

– Может быть, он в программе защиты свидетелей, – предложила я.

– Тогда он подготовил бы целую историю, – ответила Риза. – И я не куплюсь на «деревенский мальчик». Он носит джинсы «Diesel». Они не продаются в Уолмарте.

– Откуда ты знаешь? Ты же никогда не была в Уолмарте.

Девушка выстрелила в меня взглядом.

– Он слишком хорошо одет, чтобы быть каким-то деревенщиной.

Ризе не приходило на ум, что, возможно, Джеймс заинтересован не в ней, а в ком-то другом.

Я стояла у двери кладовки, смотрела на проблеск света под ней и прислушивалась к звукам. Затем тихо постучала, не подумав, что буду делать, если кто-то другой, кроме Джеймса, ответит (или, если Джеймс ответит, если уж на то пошло). Но никто не пришел. Поэтому постучала еще громче. Ничего. Собиралась уйти, когда свет погас. У меня перехватило дыхание, когда я обхватила пальцами дверную ручку. Распахнула дверь и заглянула в темноту.

– Эй?

Я ждала ответа, но все, что слышала, это шорох и легкий щелчок. Там кто-то был. Я нащупала выключатель света и проскользнула внутрь. Дверь за моей спиной закрылась. Медленно прошла через узкое пространство в коридор, который вел в секретную комнату. На этот раз на другом конце, за углом, горел свет.

Я подошла к нему. Коридор, изогнутый в форме буквы L справа и обратно влево, к другому выходу. Резко вздохнув, я открыла ту дверь и оказалась в главном коридоре, который проходил вдоль задней стены школы, параллельно тому месту, где я начала. Несколько учеников все еще бродили по классам, и вокруг своих шкафчиков собрались небольшие группки. Осматриваясь мимо них, я заметила Джеймса: его песчаные волосы, его плавную походку. Он спустился по лестнице и скрылся из виду.

Я поспешил за ним, не совсем уверенная в том, что сделаю, если догоню. В самом конце, на вершине лестницы, были огромные окна с видом на автостоянку преподавателей. Выглянула. Одинокая фигура вышла из входной двери, которая была расположена чуть ниже того места, где я стояла.

«Джеймс покидает здание?»

Он открыл свою сумку и копался в ней, пока шел, и багажник его автомобиля открылся. Я наблюдала за тем, как парень положил сумку внутрь и захлопнул крышку. Он подошел к водительской стороне и забрался внутрь.

Я выдохнула так сильно, что окно запотело, и парня едва можно было разглядеть. Мне отчаянно хотелось ударить по стеклу, позвать его. Но было слишком поздно. И я не настолько храбрая. Не хотелось устраивать еще одну сцену. Коснулась стекла пальцем и написала на образовавшемся паре: «П-О-Д-О-Ж-Д-И», уверенная в том, что он этого не увидит. Зная, что я не должна хотеть парня, которого хочет моя лучшая подруга.

Раньше я никогда не прогуливала школу, но у меня было непреодолимое желание исчезнуть. Не могла смириться со всеми сплетнями о Ленни и этой глупой картошке. И мой велосипед ждал. Я поднялась по лестнице, ведущей к тому же заднему входу, через который вышел Джеймс. Толкнула дверь, ожидая увидеть пустое место, где была его машина.

Но она все еще там. Как и Джеймс.

Парень стоял у открытой двери машины и смотрел прямо на меня. Он взглянул на окно наверху, потом снова на меня. После чего скрестил руки на груди и прислонился к машине, как бы говоря: «я жду».

Решение должно было быть сложнее. Я должна была колебаться хотя бы секунду или даже две, чтобы подумать о чувствах Ризы. Я обещала. Но очнулась от укола ее презрения, и моей единственной мыслью на тот момент было оставить чертову картошку Ленни и мое унижение позади. Это все, что я могла сделать, чтобы не спринтовать к Джеймсу, и мне почти удалось пройти по парковке, как нормальный человек.

– Айви Эмерсон.

Он сделал это снова. Произнес мое имя, как произведение искусства, и добавил к нему самую восхитительную, застенчивую улыбку, которую я когда-либо видела.

– Джеймс Уикертон.

Это первый раз, когда я произнесла его имя вслух, и мне понравилось звучание.

– Я, хм… получил твое сообщение, – он указал на окно. – К счастью, я могу читать задом наперед.

Буквы, которые я нарисовала на конденсате, все еще были отчетливо видны. И–Д–Ж–О–Д–О–П.

– Я не… Я думала, ты уже уехал.

– Все еще здесь.

И все еще улыбается.

– Почему бы нам не сбежать?

– Мы сбегаем? – сказал он. – От чего тебе нужно сбежать?

Мое предположение, что мы с ним вместе покинем школу, показалось мне слегка странным и слишком самонадеянным.

– О, я, эм… что я… эм, это…

Джеймс оставил меня заикаться и пошел к передней пассажирской двери, открывая ее широким жестом.

– Ваша карета подана. Ты не против поехать на переднем сидении?

Я улыбнулась.

– Нет. Не против.

Скользнув в черный кожаный салон, я поставила рюкзак у ног.

Джеймс осторожно захлопнул дверь, подбежал к водительской стороне и сел. Потом переключил передачу и выехал с парковки.

– Я хотел поблагодарить тебя, – сказал он, – за то, что спасла меня на днях на уроке английской литературы.

По тому, как парень читал те строки мистеру Илае, можно сказать, что он едва ли нуждался в спасении.

– Мне хотелось покончить с этим, – ответила я. – Чем дольше я сидела на нервах, тем хуже.

– Мне знакомо это чувство. Ты отлично справилась, между прочим.

– Спасибо.

Миллион вопросов вертелся в моей голове: это твои книги в кладовке? (Или я по ошибке флиртую с уборщиком?) Действительно ли ты прочитал все пьесы Шекспира? Откуда ты приехал?

Вероятно, не лучшее начало разговора.

Я выглянула в окно с моей стороны, чтобы не пялиться на парня. И в этот момент, меня осенило – я поняла, что понятия не имею, где нахожусь. Я уехала посреди дня с парнем, которого едва знаю. Именно от таких вещей родители предостерегали меня в течение многих лет.

– Итак, куда мы едем?

Небольшой намек на беспокойство прокрался в мой голос.

Джеймс подъехал к перекрестку и остановился, посмотрел мимо меня в окно, проверяя движение транспорта, а затем в другую сторону.

– В одно из моих любимых мест, – сказал он. – Надеюсь, ты не против потусоваться с мертвецами?

 

Глава 16

– Извини? – пискнула я.

– Хорошо. Надеюсь, тебя это не пугает, но есть кладбище, куда я порой люблю ходить. Замечательное место, чтобы подумать, успокоиться. Тихо. Никто не беспокоит. Там растут массивные старые деревья и…

Парень взглянул на меня, оценивая реакцию.

– Тебе... не нравятся деревья?

– Я люблю деревья. Деревья – это хорошо. Хотя не уверена, что чувствую по поводу могил.

– Они тебе понравятся, – понимающе кивнул Джеймс.

– Увидим, – сказала я.

– А ты – скептик. Не слепой последователь.

Я припомнила, что сказала Молли.

– Не хочу быть овцой.

– Всегда думал, что слово овца должно различаться во множественном и единственном числе (Прим. слово sheep в англ. языке имеет одинаковую форму во множественном и единственном числе). Вроде как, одна овца и две овцы.

– То же самое и со словом лось.

– Определенно.

Я снова засмеялась.

– Правда не хочу быть овцой или лосем.

– Или оленем, – сказал Джеймс, показывая на одного из тех поддельных оленей, стоящих позади низкой изгороди в чьем-то дворе. Он был обезглавлен. – Особенно тем оленем.

Я смеялась. Так приятно смеяться.

Мы хихикали направо и налево на протяжении следующей пары миль. Район, мимо которого мы проезжали, являл собой рай для странностей. Я заметила скульптуру в форме дерева с ветками и пустыми бутылками из-под вина. Только проехав мимо, мы увидели абсолютно белый дом с одним единственным окном на втором этаже с ярко-желтой рамой.

– Что думаешь? – спросила я, кивая по направлению к дому. – Прерванная работа художника? Или необычное дизайнерское решение?

Джеймс погладил подбородок, как если бы у него была борода.

– Возможно, это портал в другой мир, такой ярко-желтый.

– Ты мог бы постучаться в их дверь и спросить, – предложила я. – Раскроешь тайну, раз и навсегда.

– Не. А что, если на то есть неудачная причина?

Я пожала плечами.

– По крайней мере, ты бы знал правду.

– Правда, переоценена, – ответил он. – Она едва ли настолько хороша как воображение.

Я кивнула, продолжая смотреть на желтое окно до тех пор, пока оно не исчезло из виду. Пару минут мы ехали в тишине. Мои отношения с правдой сложны на данный момент, и если Джеймс хочет придерживаться воображения, то я согласна.

Парень остановился у небольшого торгового центра и припарковался перед цветочным магазином.

– Скоро вернусь, – сказал он, выпрыгивая.

Джеймс вернулся с небольшим букетом ромашек, и на мгновение я подумала, что они для меня. Но он положил их на заднее сидение.

– Люблю приносить цветы, – объяснил он.

– О! Там кто-то кого ты знаешь?

Парень заколебался, что показалось странным. Либо он знает, либо нет. Но Джеймс сказал «нет» и объяснил:

– Я частенько сюда приезжаю, так что, полагаю, они все как семья. Мне просто нравится оставлять цветы.

– Это мило.

Он смущенно улыбнулся мне, когда мы свернули на автостоянку большого кирпичного здания с белым шпилем: методистской церкви в Нортбридже. Кладбище было огромным, с каменными колоннами по обе стороны от черных арочных ворот. Джеймс схватил ромашки, и мы пошли туда. Он поднял тяжелую задвижку и широко распахнул ворота, чтобы мы протиснулись. Они громко лязгнули, когда парень их захлопнул, шум эхом пронесся по морю надгробий, растянувшихся перед нами.

– Сюда.

Парень взобрался на травянистый холм, сокращая путь через ряд могил, относящихся к началу девяностых годов, и обернулся, чтобы убедиться, что я за ним следую.

Я шагала осторожно, подсчитывая, где могут быть захоронены гробы относительно надгробных камней, и пытаясь обойти их края.

– Знаешь, ты не можешь причинить им боль. Они уже мертвы. И им нравятся посетители, – он махнул рукой соседним могилам, словно они были старыми друзьями. – Эй, ребята. Это Айви. Айви, это, эм… Юнис и Джеральд.

Я притворилась, что делаю реверанс.

– Рада встрече с вами.

Джеймс рассмеялся.

– Видишь? Они уже тебя любят.

– До тех пор, пока не начнут говорить в ответ.

Парень склонился, чтобы заговорить тихим голосом, словно надгробия могли нас услышать.

– Вот почему мне так нравится здесь. Никто не разговаривает, никто не указывает, что делать, никто не судит. Только слушают. Это все, что они могут.

Я улыбнулась.

– Кажется, мне это нравится, – сказала я.

– Говорил же, – Джеймс просиял и протянул мне руку. – Давай.

Он повел меня вдоль рядов, пробираясь зигзагами между камнями. «Держа меня за руку». Это намного лучше, чем сидеть в кафетерии, где все на тебя пялятся.

Чувство вины промелькнуло у меня в желудке. Если бы Риза знала, где я и с кем, она бы меня убила. Но Джеймс почти не разговаривал с Ризой, напомнила себе я. Как она могла утверждать, что он ей так сильно нравится?

Джеймс замедлил шаг среди надгробий, размахивая моей рукой в его левой руке и ромашками в правой. Мы по очереди читали имена давно ушедших людей, представляя, кем они были и как они умерли. Целые семьи были захоронены вместе. У одного мужчины любимые жены по обе стороны. Первая умерла молодой, в двадцать восемь. Другая пережила его. Джеймс указал на того, с кем совпал его день рождения. Я не могла найти никого, совпадающего с моим. Мы вошли в самую старую часть кладбища, где некоторые камни были едва разборчивы. Я начала читать вслух более интересные имена: Адалин, Селинда, Клетус, Бертрам. Мы видели множество мужчин с именем Джеймс, но не одной Айви.

– Где-то здесь должна быть Айви, – сказала я. – Может, если бы мы ходили ряд за рядом…

– Я уже это сделал, – сказал Джеймс. – Ни одного.

– О! – я несколько раз моргнула.

«Он обыскал целое кладбище в… в поисках мертвой женщины с моим именем?»

Джеймс заметил мое выражение лица, и его глаза округлились.

– Я имею в виду, что обходил все ряды. Не один раз. Я бы заметил,… если бы увидел…, я бы вспомнил Айви, вот и все.

Он начал нервно перекидывать ромашки из одной руки в другую и продолжил бродить.

Я подошла к нему поближе, наши руки соприкоснулись, и через некоторое время парень снова взял меня за руку. На этот раз это было не резкое хватание, а нежное скольжение его пальцев между моими. По моей руке пошли мурашки. Джеймс указал на дальний конец кладбища, где рос гигантский дуб. Ряды могил отстранились от него, как складки вздымающейся юбки.

– Туда мы и пойдем.

У меня появилось внезапное желание убежать, чтобы снять все напряжение и беспокойство, которые скопились во мне за последние несколько недель. И травянистый путь шириной с могилу передо мной был таким привлекательным.

– Кто быстрее?

– Серьезно?

– На старт, внимание…

Я отпустила его руку и сорвалась с места.

– А что случилось с «марш»? – крикнул он, смеясь.

Я слышала, как стучали его ноги позади меня.

Это был прямой путь на пятьдесят ярдов или около тогою. Мне придется пересечь несколько рядов надгробных камней и подняться на холм. Я подтянула руки и ускорилась, затем метнулась в угол, пробираясь между могилами на финишной прямой. Джеймс появился в моем боковом зрении, прыгая через камни, как газель. Он рывком обогнал меня, но замедлился как раз перед тем, как добрался до дерева, так что мы, тяжело дыша, вместе коснулись ствола.

– А ты быстрая, – выдохнул он, уронив ромашки на траву, чтобы положить обе руки на колени.

Я покачала головой, пытаясь отдышаться, и прислонилась спиной к дереву.

– А ты как известный бегун.

– Я никогда раньше не перепрыгивал мертвых людей, – сказал он. – Надеюсь, они не возражают.

С этой точки обзора надгробные плиты выглядели как места в амфитеатре. А мы были в центре сцены. Они сидели тихо, терпеливо. Слушали.

– Не думаю, что они возражают, – мягко сказала я.

Парень прислонился плечом к дереву рядом со мной. Его лицо было в нескольких дюймах от моего, достаточно близко, чтобы я могла разглядеть серебристые кусочки, благодаря которым его бледно-голубые глаза сияли. Словно почувствовав, что я хочу получше их разглядеть, он откинул волосы назад. Но те вернулись на место.

– Пора подстричься – пробормотал Джеймс.

Я покачала головой.

– Нет.

Джеймс прикусил губу, когда между нами промелькнуло неловкое молчание. Собирался ли он поцеловать меня здесь, на кладбище? Не могла решить, будет ли это романтично или жутко. Раздумывая над этим, я поняла, что мои губы сухие, но, если я оближу их, он поймет, что я думаю о поцелуе.

Вместо этого он поднял ромашки.

– Вот.

– Для меня?

Он улыбнулся.

– Или ты можешь выбрать, кому мы их оставим.

Мои глаза широко раскрылись.

– О, да, – сказала я, прижимая ромашки к груди.

Джеймс кивнул в сторону ближайшего ряда надгробий, и я прогулялась вдоль них, читая имена и даты. Остановилась я перед камнем в форме сердца, который увековечил память о мужчине по имени Джеймс и его жене Кларе.

– Для них, – сказала я. – Джеймс Алоизиус Робертсон и его жена Клара Роуз.

На лице Джеймса мелькнул странный взгляд, будто он увидел призрака.

– Ты их знаешь? – спросила я.

Он покачал головой.

– Нет, я… хм… – парень отступил назад и сел на скамейку перед их могилой. – Я всегда сижу здесь, когда прихожу. Просто забавно, что ты выбрала это место.

Я присела на корточки перед камнем и провела пальцами над выгравированными датами. Они оба ушли в сентябре, пять лет назад: Клара – шестнадцатого числа, а Джеймс – двадцать третьего.

– Это сегодня, – сказала я. – Он умер ровно пять лет назад в этот день.

Джеймс кивнул.

– Через неделю после жены, – сказал он тихо. – Не смог без нее жить.

– Разве это не мило? Печальным образом, – сказала я.

Я положила цветы перед камнем и присоединилась к Джеймсу на скамейке. Мы сидели тихо, над нами шелестели листья от легкого ветерка. Несколько из них развевались на земле при каждом порыве ветра.

– Ты был прав, – сказала я. – Здесь хорошо. Деревья…

– Деревья хороши, – сказал он, улыбаясь.

У меня возникло желание спросить, были ли книги в кладовке его, чтобы удостовериться. Но мне нравится вся эта секретность. Это помогает мне пережить каждый день, в ожидании книги или записки, небольшой подарок специально для меня. Если я раскрою себя, это будет уже не то.

Джеймс внезапно встал.

– Я должен показать тебе кое-что, – сказал он.

Я поднялась на ноги и последовала за ним. Парень подвел меня к краю наивысшей точки холма с видом на кладбище. Мы стояли перед рядами надгробий. Потом он сказал одно единственное слово, которое испугало и взволновало меня больше, чем любое другое в английском языке.

– Спой.

Я обернулась, чтобы посмотреть на его лицо. Как он узнал? Как он мог…?

– Или кричи, или читай стихи, или отбивай чечетку, – он широко раскрыл руки. – Или пой йодлем. (Прим.: Йодль (нем. Jodeln) в культуре различных народов – особая манера пения без слов, с характерным быстрым переключением голосовых регистров, то есть с чередованием грудных и фальцетных звуков.)

– Йодлем?

Джеймс рассмеялся.

– А может, и нет. Вот. Я покажу тебе.

Джеймс нежно подтолкнул меня в сторону, повернув мои плечи так, чтобы я стояла к нему лицом.

– Не смейся.

Я покачала головой.

После чего он заговорил с легким британским акцентом.

– Но, тише! ... Что за свет в окне блеснул? Это восток, а Джульетта – солнце.

Джеймс мимолетно мне улыбнулся.

Я никогда не видела или не читала версию спектакля «Ромео и Джульетта», но я смотрела фильм с моей мамой, с очень молодыми Леонардо ДиКаприо и Клэр Дэйнс. Поняла не все, что они говорили, но то, как они смотрели друг на друга, объясняло достаточно.

Я подняла руки к лицу, поглядывая украдкой на Джеймса сквозь пальцы.

– Посмотрите, как она опирается своей щекой на руку! Перчаткой быть на этой белой руке, чтобы щеки ее касаться мне!

Он остановился, отошел назад, словно сойдя со сцены, и тот Джеймс вернулся.

– Руки как раз вовремя, – сказал он. – Теперь твой черед.

Я закрыла лицо и покачала головой.

– Не-а.

– Давай же, – он схватил меня за запястья и, нежно встряхивая, притянул к своей груди. – Это весело. Мертвые люди создают большую аудиторию. Ты можешь делать все, что пожелаешь.

Мои запястья все еще находились в его руках, и я не сделала ни одного движения, чтобы отдернуть их. Его руки теплые и сильные, а я нуждалась во всей силе, которую могла получить, если собиралась петь надгробным плитам. Или еще страшнее, Джеймсу.

Но затем я увидела, как мои часы выглянули между его пальцами, и время… о нет.

– Какой сегодня день?

– Эм, вторник?

– О, черт возьми. Я должна быть дома и встречать близнецов у школьного автобуса. Я обещала, что не забуду, – на часах уже четыре, и через десять минут автобус привезет их. – Если меня там не будет,… если мой брат… Могу я воспользоваться твоим телефоном?

– У меня нет, – он похлопал по пустым карманам. – Хотя, в церкви есть телефон.

Я начала идти. Быстро. Как только мы приблизились к воротам, Джеймс сказал «сюда» и провел меня по тропинке, появившейся между деревьями на краю парковки. Наши ноги стучали по асфальту, когда мы мчались к церкви. Джеймс отворил огромную дверь, и я бросилась внутрь, ослепленная на мгновение, пока глаза не привыкли к темноте. Запах воска и старых Библий донесся до меня.

– Там.

Джеймс указал на вестибюль у входа. Черный телефон висел на стене, а на нем стикер: «Наберите 9 для внешнего звонка». Я взяла трубку и нажала 9 на клавиатуре и остановилась. Если я позвоню маме, она будет в бешенстве. Я не могу позвонить Ризе, которая итак сердится на меня за то, что я общаюсь с врагом, и, вообще, она может отказаться ехать в Лейксайд. На один сумасшедший момент я подумала о Ленни, но быстро вытряхнула эту ужасную идею из головы.

– Позвонишь кому-нибудь? – спросил Джеймс.

– Да, я… – нужно позвонить Карле. Но я не знаю ее номера. – Мне нужно найти номер.

Джеймс нашел телефонную книгу на полке в гардеробе. Я просмотрела ее и нашла имя Карлы, и мой адрес. Моментально набрала номер, и телефон прозвонил три, четыре, пять раз. Было уже десять минут четвертого, и дети в любую секунду могут выйти из автобуса, без возможности попасть в собственный дом, одни. Я даже не уверена, что водитель отпустит их, если детей не встретит взрослый.

На шестом гудке Карла ответила.

– Карла? Это Айви. Айви Эмерсон, сверху.

– Привет, Айви сверху.

– Я опаздываю, а близнецы в любую минуту будут дома, и Брейди… Я подумала, если вы… не возражаете… – на днях я не была мила с Карлой, и было странно, что я просила ее о помощи.

– Нет проблем, – сказала она. – Я уже вижу, что прямо сейчас подъезжает автобус.

Я выпустила дыхание, которое задержала.

– Спасибо. Большое вам спасибо, Карла. Я ваш должник.

– Я лучше пойду и поприветствую их.

– Да. Хорошо. Я скоро буду дома, – сказала я, уставившись на телефонную трубку, прежде чем вернуть ее на место. Глубоко вздохнув, я повернулась к тому месту, где ждал Джеймс, но его там не было.

– Джеймс?

Я проверила алтарь и другую комнату в стороне. Нашла фортепиано, но не Джеймса.

Потом снаружи я услышала неповторимое урчание двигателя его автомобиля. Я села в машину, пристегнулась за считанные секунды, и он сорвался с места.

 

Глава 17

– Я отвезу тебя домой, а не обратно в школу, – сказал Джеймс, когда мы проезжали мимо дома с желтым окном. – Где ты живешь?

Не хочу, чтобы он видел. «Правда никогда не бывает так хороша, как себе представляешь».

– На самом деле, все в порядке. Нужно еще велосипед забрать.

– Уверена?

– Да. Все нормально. Так или иначе, от меня не отстанут, если я появлюсь со странным мальчиком.

Джеймс отбросил волосы в сторону.

– Я не странный мальчик.

Я рассмеялась, уже в сотый раз за это время.

– Я хорошо провела время, – сказала я, когда он въехал на парковку преподавателей. – Это именно то, что мне было нужно.

Он улыбнулся и ответил:

– Мне тоже.

Сперва я направилась к моему старому району, поэтому Джеймс не увидит, как я еду на велосипеде в Лейксайд. Потом я срезала переулок и вернулась на бульвар Джексона. В скором времени я с грохотом спустилась по гравийной дороге к нашему дому, где увидела четыре фигуры во дворе. Две маленькие – близнецы, и женщина с пурпурными волосами, их достаточно легко идентифицировать. Но только после того, как я подкатила к ним поближе, и узнала еще одну фигуру.

Ленни.

Он прислонился к крыльцу, беседуя с Карлой, словно со старым приятелем. Я проехала мимо них, чтобы уложить велосипед под заднюю лестницу, уронив шлем на землю.

Затем пошла прямо к Карле.

– Спасибо большое. Вы меня выручили.

Женщина отмахнулась от моей благодарности, как от назойливого комара.

– Для этого и нужны соседи, – она кивнула в сторону Лазарски. – Ленни ты знаешь.

Я слегка повернула голову, но не посмотрела ему в глаза.

– Да.

Карла скрестила руки на груди, и некоторое время изучала нас.

– Что ты ей сделал, Леонард?

– Ничего! – парень поднял руки в насмешливой капитуляции. – Клянусь.

Я поморщилась, когда Брейди подбежал к Ленни и потянул его за футболку.

– Самолетик? – мой брат вытянул ногу и руку, чуть не упав.

– Не знаю, Брейди...

Инстинктивно я потянулась остановить их, чтобы защитить его. Это может вызвать у него головокружение. Сейчас у него было достаточно сложное время с равновесием. Но Ленни уже схватил его за лодыжку и запястье, и оторвал от земли. Другая рука и нога Брейди оказались вытянуты, когда Ленни кружил его. Только раз. Но для Брейди это словно поездка длиною в жизнь. Он лег на землю, смеясь, так как настал черед Каи.

Ленни крутил и крутил ее. Должно быть, Карла рассказала ему о близнецах, о неполноценности Брейди. Он, казалось, знал о том, что с ним необходимо быть полегче. Я была удивлена.

– Еще! – сказал Брейди, как только Ленни закончил кружить Каю.

Парень проявил нерешительность к Брейди.

– Мне нужен перерыв, дружок.

Я поспешила и схватила близнецов за то, чего коснулись мои руки: плечо куртки Брейди и лямки джемпера Каи, и повела их к задним ступенькам.

– В любом случае, мы уже должны идти, – сказала я Карле. – Еще раз спасибо за то, что вы присмотрели за ними.

– В любое время.

Брейди вырвался из моего захвата и побежал обратно во двор.

– Я играю с Ленни.

Моя хватка на Кае ослабла, и та тоже умчалась. Все трое стояли и глазели на меня, ожидая вердикта.

– Ты тоже играешь с Ленни, – сказал Брейди, глядя на него. – Она может?

– Конечно, – усмехнулся Ленни. – Айви может играть со мной в любое время.

Я стиснула зубы.

– Еще по одному вращению у каждого из вас, затем внутрь. Именно это я имею в виду. Мама скоро вернется домой.

Я поднялась по лестнице и выглянула из кухонного окна, чтобы убедиться все ли в порядке.

Близнецы умоляли его еще, но парень остановился на одном повороте для каждого, фактически подчиняясь моему указу. Они прокричали «Пока, Ленни!» примерно миллион раз и, наконец, вошли внутрь. Потребовалось время, чтобы рассадить их по обоим концам журнального столика с напитками снеками и книгами-раскрасками. Спустя пятнадцать минут я посмотрела из окна на задний двор. Ленни лежал на траве, смотря в небо. Кроме того, что он иногда моргал, парень не двигался с места.

Я спустилась вниз и высунула голову через дверь.

– Они не выйдут. Теперь можешь идти.

Ленни продолжил смотреть на небо. Я вытянула шею так, чтобы посмотреть, что же его так увлекло, но ничего кроме облаков не увидела.

Еще раз проверив близнецов, я убедилась, что они по-прежнему раскрашивают, после чего закрыла за собой дверь и спустилась по лестнице на улицу. Я обошла вокруг Ленни, чтобы встать там, где я смогу следить за нашей квартирой, скрестив руки.

– Что ты делаешь?

Парень пожал плечами.

– Ничего особенного.

– Тогда, может, соизволишь заняться этим на своем заднем дворе?

Он скрестил ноги и заложил пальцы за голову.

– Что-то мне подсказывает, что ты не оценила подарок, который я принес тебе в кафетерий в пятницу.

– Ты серьезно? Ты называешь это подарком?

– Я оплатил для тебя совершенно новый мешок картошки за свои собственные деньги, так что да, технически, это подарок.

Я уставилась на него.

– Нет, не оценила.

Ленни кивнул туда, где под лестницей лежал мой велосипед.

– У тебя там новый элегантный велосипедный шлем.

Я догадывалась, что шлем был от него, но не хотела, чтобы он знал об этом.

– Я думала, что он … от кого-нибудь другого. Я заплачу тебе за него.

– Не стоит, – сказал он. – Но спасибо было бы достаточно.

Я посмотрела на нашу кухонную дверь. Нехорошо было оставлять Брейди одного надолго.

– Спасибо за шлем, – быстро сказала я. – И за помощь на дороге. Я не просила тебя это делать.

Я также не понимаю, почему он так мил со мной.

Парень пожал плечами.

– Мне было приятно.

То, как Ленни сказал «приятно», прозвучало, словно он сделал что-то более значительное, чем покупка защитного головного убора и исправление велосипедной цепи. Мне следовало зайти внутрь, не обращая на него внимания, но я не могла не заметить, что его рубашка немного задралась, показывая кубики пресса, которых было влнующе шесть.

– Прекрати раздевать меня своими глазками, Эмерсон, – сказал Ленни.

Я негодующе вздохнула.

– Все совсем не так.

Моя нога случайно ударила Ленни по голове, когда я перепрыгивала через него, чтобы отправиться домой, но он сел в самый неподходящий момент. Я упала на четвереньки.

– Ой, черт! – Ленни приложил руку к глазу.

– О, боже мой, – я поползла к нему. – Ты в порядке?

Ленни покачивался взад и вперед, держа левый глаз.

Я потянулась к нему.

– Прости, я не хотела…

Он оттолкнул мою руку.

– Я принесу тебе лед, – проговорила я, направляясь к задней лестнице.

– Не беспокойся, – он поднялся на ноги и пошел прочь, все еще прикрывая глаз.

– Ленни… – я встала и сделала несколько шагов к нему, но он продолжил идти. – Мне жаль! – крикнула я ему вслед. – Правда!

Он не обернулся, а я стояла во дворе, пока не услышала, как хлопнула дверь его дома.

– Дерьмо, – сказала я.

Лицо Каи было прижато к окну нашей гостиной наверху, наблюдая за всем этим глазами размером с блюдце. Я знала, что Карла, по всей видимости, тоже это видела. Или слышала. И Брейди… Я побежала наверх и нашла его, свернувшегося калачиком на полу, рыдающего.

– Теперь посмотри, что ты натворила, – сказала Кая.

Я опустилась на колени рядом с ним и произнесла самым успокаивающим голосом, на который способна.

– Все в порядке, Брейди. Все в порядке.

Он ударил кулаками по вискам.

– Ты ранила Ленни.

Я застонала.

– Мне жаль. Это был несчастный случай. Я сказала, что мне очень жаль.

Кая сурово посмотрела на меня и взяла инициативу на себя, осторожно гладя Брейди по спине и тихонько воркуя ему на ухо, пока я запирала заднюю дверь, чтобы он не смог убежать. Я подошла поближе к Брейди, и он снова начал громко плакать.

– Просто уйди, – отрезала Кая.

– Отлично, – я отступила. – Когда мама вернется домой, передай ей, что я в своей комнате.

Чувствуя себя дерьмово, я поднялась на два лестничных пролета на чердак, нырнула в кровать и укутала себя одеялом.

 

Глава 18

Когда я проснулась, на улице стояла темнота – семь часов, и проспала я весь обед. Без рояля, сон – мое единственное спасение. Нет страха, быть раскрытой или униженной, потерять лучшую подругу или влюбиться в парня, который слишком хорош для меня. Или не того парня.

Ничего.

Когда я спустилась вниз, все сидели за кофейным столиком, играя в «Горки и лестницы», любимую игру Брейди. (Прим. известная настольная игра для детей от американской компании производителя настольных игр Milton Bradley Company)

Они все потеснились на единственном диване, Кая и Брейди переползали по коленям родителей, когда наступал их черед. Папа легонько подталкивал их в бок и зажимал локтями, когда он тянулся крутить колесо, а дети визжали.

Снова бы домой, в наш настоящий дом, там было столько пространства. Спрятаться, поразмышлять или почитать, или дышать без того, чтобы вся семья наблюдала за каждым твоим движением. Врачи Брейди приходили и работали с ним в нашем доме. Теперь же маме приходится отвозить его в их кабинеты.

Я вздохнула. Я скучаю по своей музыкальной комнате.

Скучаю по своей спальне с местечком у окна.

Я бы сидела в нём, окруженная мягкими подушками, и разговаривала с Ризой по мобильному. Она бы подошла к моему дому с телефоном у уха, и я помахала бы ей рукой, когда подруга пересекала двор. Мы бы продолжили разговаривать, пока она не вошла в дом, поднялась по лестнице и села рядом со мной, и мы бы сказали «пока» и «привет» без единой паузы.

Я так сильно, поэтому скучаю. От мыслей о том, кто заменил ее место по соседству с нами, у меня свело живот.

Я подняла пульт от маленького телевизора с нашей старой кухни, который теперь стоит в углу гостиной. Когда я включила его, черный экран с помехами оглушил меня, поэтому я быстро приглушила звук, переключая с одного канала на другой. Только несколько местных станций показывали, но нечетко.

– Что с телевизором? Мы не можем провести кабельное телевидение?

Папа подвинул фишку вниз по лестнице.

– Только самое необходимое, Айви. Чем меньше мы тратим, тем быстрее погасим долги.

– И, к черту, уберемся отсюда?

– Следи за языком, – строго сказала мама, вырвав пульт из моей руки и выключив телевизор. – Иди, поужинай.

– Не хочу ужинать. Я хочу выбраться из этого дурацкого места. Я хочу домой.

– Айви! – воскликнула мама. – Мы дома. Что на тебя нашло?

– Она поссорилась со своим парнем, – пропела Кая.

– Он не мой парень, Кая.

Я потопала на кухню, что не особенно походило на драматический уход, поскольку она находилась всего в трех шагах. Я забралась на барный стул спиной к гостиной и сложила руки на столе так, чтобы спрятать в них лицо.

Мама разогрела тарелку ризотто с сосисками и пододвинула ко мне. Мой любимое.

– Хочешь поговорить об этом? – спросила она.

– Нет.

Я схватила вилку и запихнула кусочек в рот.

Мама налила стакан молока и поставила его рядом с тарелкой.

– Вкусный, питательный и по средствам. Напоминает мне о времени, когда мы с твоим отцом только поженились. Мы еле сводили концы с концами, но мы...

– Можешь, пожалуйста, прекратить говорить об этом, как о каком-то увлекательном приключении? Потому что это не так. Вы перевезли нас в худший из возможных районов. Новый лучший друг Брейди наркодилер, живущий по соседству, а вся школа смеется надо мной. Это место отстой, и ничто из того, что ты говоришь, не сделает его менее отстойным.

Я оттолкнула тарелку так сильно, что она случайно упала со стола и с грохотом приземлилась на пол.

Мама отпрыгнула со вздохом.

– Ты думаешь, я хотела этого? – она наклонилась, зачерпнула горсть ризотто и положила в раковину. – Ты думаешь, я не сделала все, что в моих силах, чтобы этого не произошло?

– Откуда мне знать? – закричала я. – Весь прошлый год ты говорила мне, что все в порядке. Не о чем беспокоиться. Совсем не о чем!

Выражение лица моей матери заставило меня остановиться, а она даже не смотрела на меня. Она смотрела на остальную часть нашей семьи. Я развернулась посмотреть. Папа обнял близнецов, прижав их к своей груди и закрыв им уши. Брейди колотил своей рукой по папиной, а его рот был широко открыт в безмолвном крике. Я никогда не видела, чтобы брат делал так раньше.

Мама бросилась к ним и взяла лицо Брейди в свои руки.

– Все в порядке, дорогой. Все в порядке.

Она успокаивала его, пока Брейди не прекратил колотить, а безмолвный крик не превратился в слезы с икотой. Папа обнял их всех, большое объятие семьи, не включающее меня.

Я повернулась к месиву из ризотто, и начала вытирать бумажными полотенцами. Когда я убрала большую часть жижы с пола, папа появился с ведром и шваброй и вручил их мне.

– Твоя мама делает все возможное, чтобы исправить ситуацию, – сказал он тихо. – Ты могла бы приложить хоть немного усилий, чтобы ей было легче. А не труднее. Ага?

Я кивнула, чувствуя себя полным дерьмом… снова.

– Хорошо.

Папа подошел ближе и заговорил еще тише, так чтобы никто не услышал. Его челюсть напряглась.

– Я никогда больше не хочу слышать, как ты разговариваешь со своей матерью подобным образом. Понятно?

Я снова кивнула.

– Да, сэр.

Папа вернулся к маме и близнецам, пока я вытирала пол. Он и Кая возобновили игру «Горки и лестницы». Мама держала Брейди у себя на коленях, все еще успокаивая его.

Я почувствовала, как мое горло сжалось. Слезы наворачивались на глаза.

Папа поймал мой взгляд.

– Присоединишься?

Я покачала головой. В любом случае, для меня места нет.

– Домашнее задание, – пробормотала я.

После того, как близнецы так расстроились в первую ночь из-за того, что скучали по своим любимым игрушкам, папа начал каждый вечер делать с ними что-то особенное, каким бы усталым он ни был, возвращаясь с работы. Они играли в игры, или он качал их на качелях в парке через дорогу, или они придумывали глупые истории. Они играли в«Что бы ты предпочел», и папа всегда спрашивал, предпочтут ли они торт или мороженое, сугробы или песчаные дюны, поцелуи или объятия. Моя личная версия игры была не такой увлекательной: Лейксайд или Вестсайд? Смущение или полнейшее унижение? Неудачники или наркоманы?

Я уединилась на чердаке и открыла ноутбук: единственный компьютер, который мои родители не продали. Они согласились, что он нужен мне для домашней работы, и я просто обязана давать маме и близнецам иногда им пользоваться. В этом здании никакого кабельного, но, по крайней мере, есть доступ к Интернету. На иконке электронной почты появился маленький красный кружок, оповещающий о шестнадцати новых сообщениях. Я просмотрела их, удалив спам и проигнорировав ссылки Уинн на видео с котиками. Осталось три от Ризы. Все они были отправлены после обеда, пока я бегала по кладбищу вместе с Джеймсом. Чувство вины пронзило меня, когда я увидела тему ее первого электронного письма: «ПРОСТИ». Я открыла его, увидев короткое сообщение.

«Прости за идиотов за обедом. После того, как ты ушла, я бросила картофельное пюре в капюшон толстовки Джереми Диллона, если тебе от этого полегчает ».

Я улыбнулась, надеясь, что он обнаружил это, надев капюшон.

Следующее письмо было озаглавлено: «ТЫ ДОЛЖНА СДЕЛАТЬ ЭТО!» Это про объявление работы в ее загородном клубе. Она написала:

«Прослушивание в субботу! »

Я нажала «удалить».

Следующее электронное письмо было ссылкой на видео «Little Invisibles», песню под названием «Breathless». Мне нравится эта группа, потому что вокалист девочка, которая играет на клавишных прямо посреди сцены. Она также поет с закрытыми глазами большую часть времени, как будто немного боится увидеть зрителей. И я абсолютно это понимаю.

Я закрыла глаза и слушала, проговаривая слова, которые она пела, изливая мое отчаяние и страх в безмолвную песню.

Когда я подняла глаза, то увидела, что моя мама стояла в дверном проеме.

– Ты пела?

Пела ли я? Я закрыла ноутбук.

– Нет.

– Думаешь об этом?

Она присела на край моей кровати.

– Просто запоминала некоторые строчки. Для английской литературы. «Кентерберийские рассказы».

– Хм, – она изучала мое лицо. – Риза звонит.

Я напряглась.

– Хорошо, – сказала я. – Уже иду.

Мама отпрянула, и я направилась вниз на кухню, чтобы ответить на звонок. Мои родители освободили гостиную, чтобы уложить близнецов в кровать, поэтому я свернулась калачиком на диване и прижала телефон к уху.

– Привет, Риза.

– «Привет, Риза»? Все, что ты мне скажешь?

– Эм... как ты?

На другом конце был удушливый, рычащий звук.

– Где ты была? Ты должна была встретиться со мной в оркестровой комнате после уроков.

– Правда?

– Ты не получила мою записку?

С тех пор, как я присоединилась к миру с отсутствием мобильного телефона, мы оставляли записки в шкафчиках друг друга. Она знала мой код, а я ее. Но я не пошла туда, когда мы с Джеймсом вернулись с кладбища.

– Извини. Я рано вернулась домой. Я… эм… чувствовала себя нехорошо.

Риза фыркнула.

– Замечательно. Я час прождала. Молли Палмер была там и играла на кларнете.

– Ты говорила с ней?

Я нервничала, но все же странно надеялась. Если Риза и Молли снова подружатся, возможно, смогу перестать, все скрывать.

– Нет, я не разговаривала с ней, – отрезала Риза. – Она посмотрела на меня так, будто собиралась откусить мою голову, если бы я подошла слишком близко. Я ждала в коридоре.

– Так или иначе, почему мы должны были там встретиться?

– Чтобы ты могла подготовиться! Для загородного клуба. Прослушивание в следующую субботу. Я подумала…

– Неправильно, – прошептала я. – Ты подумала неправильно.

– Но ты идеально подходишь, и деньги…

– Этому не бывать, Риз.

Да, мне нужны деньги на расходы. Это вызывало бы меньше вопросов, если бы мне не приходилось отказываться от каждого мероприятия, которое стоит больше пяти долларов, это та сумма, которую мама решила выделить на мои карманные расходы. Но… нет. Я не могу петь для таких людей.

– Мы можем сменить тему?

Риза вздохнула, несколько секунд помолчала, а потом просто сказала:

– Джеймс.

Не то, на что я надеялась.

– Я проводила небольшое расследование, – сказала она. – У его машины нью-йоркские номера.

– Да? Я даже не заметила этого.

– Поэтому я сосредоточила свои поиски на Нью-Йорке. И нашла кое-кого. Они богаты.

– Кто богат?

– Уикертоны. Когда-нибудь слышала об «Уикертон Инвестментс»?

– Хм, нет?

– И я тоже. Это какой-то хедж-фонд или что-то в этом роде. Хозяином является этот парень Джозеф Уикертон. Он входит в список самых богатых людей в Америке. Под номером двадцать девять. С состоянием в девять миллиардов долларов. Я нашла статью о нем в «New York Times». Он и его жена – филантропы. Они жертвуют много денег на благотворительность.

– Так почему ты думаешь, что они родственники Джеймса?

Риза вздохнула.

– Его фамилия Уикертон. И он из Нью-Йорка.

– Это все, что у тебя есть?

– К твоему сведению, Уикертон не особо распространенное имя. Они единственные Уикертоны, которых я нашла. Как бы то ни было. Они должны быть родственниками. Кроме того, в статье говорится, что у них есть сын-подросток и дочь в колледже. Но они не упомянули их имена. Я должна это раскопать.

На ум пришел десяток вопросов.

– Это не может быть он, – сказала я. – Зачем ему жить здесь?

Конечно, Джеймс выглядит, как подобает. Он хорошо одет и обаятелен. Но он моя тайна, и все изменилось бы, если бы он был миллиардером. Джеймс особенный, а я… нет. «Пожалуйста, пусть это окажется не он».

На конце телефонной линии Ризы были приглушенные звуки, очевидно, что она кричала кому-то, прикрывая телефон рукой. Когда она вернулась, то сказала:

– Я нужна маме для какой-то фигни.

– Ладно. До завтра.

– Ой! Я даже не рассказала, что случилось с Лазарски.

– Что?

Я удержалась от того, чтобы не закричать в трубку.

– Иду! – закричала она маме, а затем мне, – извини. Расскажу завтра. Ты умрешь.

– Подожди… что?

Телефон щелкнул, и Риза ушла. А я осталась такой же беспомощной, как часть игры на доске «Горки и лестницы», не зная, когда меня снова отправят вниз.

 

Глава 19

На рассвете, в полудреме, я задалась вопросом, почему так много птиц выбрали крышу нашего дома для утреннего насеста. К тому же, почему они отбивали чечетку? Но звук вскоре оказался дождем, бьющим по крыше, в нескольких дюймах от моей головы. Я приняла вертикальное положение.

Дерьмо. Дождь.

Я промокну, если поеду в школу на велосипеде. День, которого я так боялась, настал. Сегодня. Мне придется ехать на автобусе. Государственном тюремном автобусе.

Моя постель же думала о том, что я должна остаться, зарыться в ее теплых складках и забыть о школе. Забыть обо всем. Я хотел к ней прислушаться, но прогуливать школу второй день подряд, вероятно, не лучшая идея. Кроме того, мне необходимо выяснить, что Ленни мог сделать такого, чтобы заработать «ты-умрешь» оценку от Ризы.

Я выбрала любимые ботильоны, пару колготок, винтажное платье с короткой цветочной юбкой и укороченную куртку. Почему бы не опуститься на дно, выглядя восхитительно.

– Можешь сегодня меня подвезти?

Я послала маме жалкий, умоляющий взгляд и положила ложку каши в рот. Попытка – не пытка.

– Пожалуйста? Не заставляй меня ехать на автобусе.

– Извини, Айви. Я должна собраться, посадить близнецов на автобус и подвезти твоего отца в офис, а после ехать на работу. Я едва успею вовремя.

Газета предложила маме дополнительные часы работы по утрам два раза в неделю, и сегодня один из этих дней.

– Что-то произошло вчера в автобусе?

Иногда трудно поспевать за своей ложью.

– Э-э, нет, ничего.

Я застегнула рюкзак и нашла на настенной вешалке у двери зонт. С фиолетовыми и розовыми кошками и собаками, но какая разница в данной ситуации? Я донесла его до нижней ступеньки и вытянула перед собой, открывая против ветра. Может быть, надеть платье не было такой уж блестящей идеей. Я крепко прижала его левой рукой к бедру, а правой удерживала «кошек и собак». Дождь тяжело падал, обрызгивая ноги. Узкая дорожка, ведущая к дороге, была вымощена лужами. Я спрыгнула с нижней ступеньки на первое возвышенное место, затем перебралась на следующее, и так до тех пор, пока не добралась до гравия и не повернулась к главной дороге, где была автобусная остановка. Она находилась на расстоянии примерно тысячи луж от меня.

Я выскочила на середину дороги, которая казалась самой сухой тропой, и медленно пошла.

Просигналила машина, и я повернулась на звук. Это был джип Ленни, его низкий гул сливался с ударами дождя. Я перепрыгнула лужу по направлению к тонированному окну со стороны водителя, которое он опустил примерно на дюйм, чтобы не промокнуть. Я едва могла видеть его за ним.

– Милый зонтик, – сказал парень.

– Спасибо.

В любой другой день я бы ответила гораздо менее любезно, но мне стало стыдно. И Ленни мог выдвинуть против меня обвинения за то, что я сделала вчера.

– Уверена, что не хочешь, чтобы я тебя подвез?

У меня не осталось вариантов, поскольку вода просачивалась сквозь подошву ботинок. Лужа – просто прекрасное место, чтобы обнаружить, что твоя обувь не водонепроницаема. Поездка с Ленни не была бы моим первым выбором, но это явный победитель над лейксайдовским автобусом. В конце концов, я кивнула, как можно грациознее подошла к пассажирской стороне и забралась внутрь, опустив промокший зонт на пол.

– Спасибо, – повторила я.

Его единственным ответом было грубое переключение передачи. В джипе было тепло, отопление включено на полную. Я задалась вопросом, как долго он прождал здесь.

– Мне так жаль, Лен, за то, что ударила тебя вчера. Это действительно была случайность. Я не ...

Он поднял руку.

– Все нормально. Полагаю, я сам напросился.

– Тем не менее…

Парень смотрел прямо перед собой, пока мы проезжали мимо нескольких зонтиков с ногами, ожидающих автобус и с грохотом выехал на дорогу. Дождь лил как из ведра, и дворники джипа не могли с этим справиться. Было практически невозможно разглядеть, куда мы направляемся. Ленни наклонился к лобовому стеклу.

– Будь осторожен, – сказала я. – Тебе видно?

– Ага.

Шел сильный ливень, так что я сомневалась, что кто-нибудь бросится со всех ног к зданию, чтобы объявить, кто подвез меня в школу, но все же я была рада, когда Ленни припарковался на небольшом участке вдоль здания. Меньше шансов быть замеченной там. Когда парень выключил двигатель, я отстегнула ремень безопасности и повернулась, чтобы встретиться с ним лицом, но он продолжил смотреть прямо перед собой.

– Послушай, мне жаль, – начала я. – Мне тяжело справиться с переездом из Вестсайда в Лейксайд.

– Наверное, это ужасно для тебя, – кивнул он.

– Без обид, это просто… не то, к чему я привыкла.

– Да, здесь не хватает лимузинов и дворецких.

– У нас их тоже не было, – ответила я. – Я просто не хочу поднимать шум вокруг этого. Понимаешь? Не обязательно знать всей планете, что мы переехали в Лейксайд. Это неловко.

– Хочешь сказать, я ставлю тебя в неловкое положение?

У парня был удивительный «дерьмометр».

– Да, доволен? Ты смущаешь меня. Ты бросил в меня картошку перед всеми в кафетерии. Мне было неловко.

– Да брось. Если бы кто-то из твоих друзей сделал подобное, никто бы и глазом не моргнул.

Неужели он действительно заставит меня произнести это вслух?

– У моих друзей нет твоей репутации. Такой выдающейся.

Он вздохнул в притворном шоке.

– Нет?

– Может быть, это как-то связано с тем фактом, что ты каждое утро, приходя в школу, пахнешь как бонг. (Прим.: устройство для курения конопли и табака.Как правило, представляет собой небольшой сосуд, частично заполненный водой, с конусообразным отсеком для тления конопли)

– Я не курю травку.

– Хорошо, – засмеялась я, закатив глаза. – Конечно, ты не куришь.

Он начал было говорить, но остановился и продолжил смотреть прямо перед собой.

Мы ждали, пока дождь прекратится, или кто-то снова заговорит. Не уверена, кто именно. Но мы сидели, ждали и наблюдали, как остальные заходили в здание. Прозвенел первый звонок.

– Ты иди вперед, – наконец вымолвил Ленни. – Я подожду здесь, чтобы не смущать тебя или еще чего.

Я вздохнула.

– Без разницы.

Показалось странным, что парень не взглянул на меня. Я схватила свой мокрый зонт и вылезла. Вместо того чтобы отправиться в школу, я обогнула капот джипа и подошла к окну Ленни. Дождь не прекратился, и я видела лишь его неясные очертания, но знала, что он меня видит.

Я постучала.

Парень снова опустил его чуть ниже, открывая лишь верхнюю часть своей головы.

– Опусти окно, Ленни. Полностью.

Он усмехнулся в «не-так-уж-и-смешно» манере. Окно со скрипом опустилось. Я знала, что меня ждет, но от одного его вида меня передернуло. Левая глазница Ленни была окрашена в отвратительный синюшный оттенок. Фиолетовый и желтовато-коричневый. Я поставила ему фингал. И его глаз почти не открывался.

– Он на тебя смотрит, малышка.

Ленни попытался подмигнуть мне больным глазом и поморщился.

– Ох, Ленни. Мне так жаль.

– Ты прекратишь это повторять?

Я встала на цыпочки и прислонилась к окну, чтобы поближе рассмотреть травму, которую ему нанесла. Так как моя голова была наклонена в сторону, осматривая его глаз, парень нагнулся и поцеловал меня в щеку. Мягко и нежно. Вот так просто.

Я отступила назад и прижала пальцы к щеке.

– Извини, – повторила я.

Ленни улыбнулся и вернулся в салон автомобиля.

– Не беспокойся. Выживу.

 

Глава 20

Пока я набирала комбинацию на своем шкафчике, моя рука дрожала. Я сжала руки в кулаки, впиваясь ногтями в ладони, заставляя их успокоиться. «Ленни поцеловал меня». Почему? И почему я сказала «Мне жаль»? Извинялась за то, что ударила его. Извинялась за то, что обеспечила ему отвратительный синяк. «Извинялась за то, что позволила ему поцеловать меня?»

С промокшего жакета капала вода, оставляя вокруг моих ног лужу. Я сняла его, повесила на крючок в шкафчике и схватила необходимые для первых двух уроков книги. Среди учеников, спешащих по звонку, я услышала топанье четырех каблуков, решительно приближающихся ко мне. Может быть, если я буду стоять неподвижно, они не…

– Айви, – прорычала Уиллоу мое имя.

Я медленно развернулась. Она и Уинн выступили против меня. Они обе сжимали в руке по картошке, которую затем кинули мне.

– Что происходит с Лазарски и этой чертовой картошкой? – поинтересовалась Уинн.

Я уставилась на картофелины, которую теперь прижимала к груди.

– Ч-что?

– Лазарски дал мне эту картошку вчера после седьмого урока. Он выкрикнул мое имя в коридоре, а когда я обернулась, то бросил ее мне! Повезло еще, что по лицу не попал. Парень серьезно слетел с катушек, – проговорила Уиллоу.

– То же самое он провернул и со мной, – добавила Уинн. – После уроков, прямо перед школой. Какая у него проблема?

Я пожала плечами. Мой ум перескакивал от одной возможности к другой, которую мог замышлять Ленни.

– Не знаю, – пробормотала я.

Подойдя к нам, Риза увидела в моих руках картофелины.

– Он дает их всем симпатичным девушкам в школе, – небрежно сказала девушка. – Бетани Бартелл тоже получила одну, и Шона Эванс. И даже Чандра.

Чандра Мандрети – старшеклассница и самое великолепное создание, когда-либо жившее на нашей планете. Клянусь, что играют арфы, когда эта девушка проходит мимо. У нее длинная, густая, коричневая грива волнистых волос, которую можно увидеть в рекламном ролике для средств по уходу за волосами. А ее тело как произведение искусства. Стройная, с плавными линиями во всех нужных местах. Я бы убила за такое тело.

– Чандра? – произнесли в унисон Уиллоу и Уинн. Они выглядели сперва ошеломленными, а затем… я не могла в это поверить… довольными.

– Да, – засмеялась Риза. – Она спросила Лазарски, для чего картофель, а он ответил ей, что это традиция, откуда он родом, когда ты даришь картошку самым красивым девушкам в городе.

– Что? – закричала я

– Это то, что я слышала. Он сказал, что это был своего рода ритуал посвящения, вроде бар-мицвы или чего-то еще. Чандра подумала, что это очень мило и забавно, – Риза преувеличенно надула губы. – Теперь я как бы зла, что тоже не получила. (Прим.: бар-мицва – термин, применяющиеся в иудаизме для описания достижения еврейским мальчиком или девочкой религиозного совершеннолетия)

Уиллоу и Уинн состроили Ризе самые лицемерные «ты бедняжка» лица и заверили ее, что она потрясающая. Конечно, Лазарски еще не добрался до нее! Затем Уиллоу выхватила у меня картошку, и Уинн сделала то же самое. Они самодовольно улыбнулись и замолкли. С благословения Чандры, картофель от Ленни стал теперь желанным символом красоты.

Я помотала головой, когда девушки ушли.

– Ты же не серьезно.

Лицо Ризы расплылось в широкой улыбке.

– Он дал картошку Шоне и Бетани, ну а я сделала все остальное.

– Чандра?

– Бред собачий.

– Традиция…

– Полная фабрикация, – сказала Риза, явно довольная собой. – Кто-то же должен был спасти твою задницу.

– Спасибо.

Но часть меня прекрасно понимала, что дело не только в моей заднице, которую она спасала. Да, Риза не хотела потерять меня как лучшую подругу, но она также не хотела быть лучшей подругой неудачницы.

***

Я проскользнула в кресло в классной комнате, когда раздался звонок, все еще раздраженная своим причудливым поведением. И Ленни. Тот случай с картошкой был… странным. Когда вчера я ушла из школы с Джеймсом, все обсуждали Ленни, меня и картошку. Сегодня же утром все рассеялось. Еще четыре девочки получили по картошке, так что сплетни больше не были сосредоточены на мне.

А, может быть, это не Риза спасла мою задницу. Может быть, это Ленни.

Но, я напомнила себе, что именно он был тем, кто втянул мою задницу в неприятности.

Когда наш классный руководитель появился, динамик неожиданно зазвучал, и один из секретарей в приемной произнес: «Извините, мистер Далтон? Не могли бы вы отправить Айви Эмерсон в офис?»

– Ладно, – сказал мистер Далтон. – Она уже идет.

Все издали «ооо-ты-попала» звук. А мое лицо олицетворяло собой «я-свекла» вид.

Динамик издал еще один звук помехи, и начались утренние новости, когда я вышла из класса. Клятва верности эхом распространилась по коридору в сопровождении скрипа моих мокрых ботинок. Я подождала за дверью офиса, пока клятва не закончилась, но уже увидела, что Джеймс сидит там, рассматривая пол.

Парень не улыбнулся, не кивнул и не поднял бровь, когда я вошла, лишь удержал мой взгляд. При свете люминесцентных ламп его глаза казались тусклее, чем на кладбище. Никакого отражения ярко-синего неба в них сегодня. Ни света. Я смущенно улыбнулась ему, но выражение его лица не изменилось. Выглядел он так, словно заболел.

Помощник директора, миссис Лонахан, вышла из своего офиса и попросила нас обоих последовать за ней. Джеймс поднялся на ноги и жестом указал мне пойти первой. Мы сели напротив ее стола.

– Айви. Не ожидала увидеть тебя здесь.

Миссис Лонахан была ответственна за вопросы дисциплины в течение многих лет. Она пролистала папку с моим именем на ней. Я знала, что папка было заполнена отличными оценками и безупречной посещаемостью.

– Меня проинформировали, что вчера ты пропустила послеполуденные занятия, но у меня нет записей о том, что тебя отпустили пораньше. Объясни.

– А, гм, я плохо себя чувствовала и захотела пойти домой, – я посмотрела на Джеймса. Его присутствие здесь означало лишь то, что женщина знала, что мы были вместе. – Джеймс предложил меня подвезти.

– Понятно, – сказала миссис Лонахан. – Вам известно, что вы не можете просто покидать школу, потому что вам так захотелось. Даже если вам плохо, вы должны попросить, чтобы вас освободили. Почему ты не пошла к медсестре?

– Не знаю, мне нужен был воздух, наверное… – мой голос затих.

Миссис Лонахан повернулась к Джеймсу.

– А вы, мистер Уикертон, учитесь здесь на особых условиях, будучи студентом неполного дня, – женщина подняла более тонкую синюю папку с его именем на ней. – Вы свободны, покидать здание после уроков. Но если я узнаю, что вы подвозите других студентов домой до окончания их занятий…

– Этого больше не повторится.

– Я на это рассчитываю, – сказала она и взглянула на меня. – Айви, я отпущу тебя с предупреждением, благодаря твоему идеальному послужному списку. В следующий же раз тебе придется остаться после уроков. Все понятно?

– Да, мэм.

Миссис Лонахан махнула рукой в сторону двери.

– Возьмите пропуск у мисс Беннет. Джеймс, задержись на минуту.

Я собрала свои вещи и выскочила за дверь, закрыв ее за собой. А потом, желая, чтобы я этого не делала. О чем таком с Джеймсом говорила миссис Лонахан, что не хотела, чтобы я слышала? Ждала свой пропуск, стараясь поймать хоть обрывки их разговора. Но было слишком тихо и приглушенно, пока дверь не открылась, и я не услышала последнюю часть.

– …не можешь скрывать правду вечно, – сказала женщина.

Когда мы направились на урок, коридор был пуст. Джеймс шел настолько далеко от меня, насколько возможно, и все еще выглядел немного позеленевшим. Я чувствовала, что моя собственная кожа, вероятно, стала дивного оттенка спаржи в белом соусе.

Что миссис Лонахан имела в виду под «не можешь скрывать правду»? Конечно, мои родители предоставили информацию о смене адреса, может даже объяснили наши обстоятельства. Если эта женщина рассказала Джеймсу об этом, я заявлю на нее за ... за нарушение неприкосновенности личной жизни или конфиденциальности. Или типа того.

– Извини, что втянул тебя в такие неприятности, – сказал Джеймс, переходя на мою сторону коридора.

– Это была моя идея. Помнишь?

Парень улыбнулся.

– В таком случае, большое спасибо за то, что вовлекла меня в неприятности.

Я слегка толкнула его локтем. Джеймс отпихнулся в ответ.

– Итак… – начала я. – Неполный учебный день? Я даже не знала, что такое разрешено.

– Технически, я на домашнем обучении, – парень показал небольшие воздушные кавычки, произнося это. – Только так мне позволили посещать два курса – английскую литературу и историю искусств. Но это все, что мне нужно.

Виноватое выражение появилось на его лице, как будто Джемс сам не мог поверить, что ему это сошло с рук.

– Чтобы выпуститься?

Парень кивнул.

– Моя последняя школа была довольно-таки интенсивной.

Он не стал рассказывать подробней, а я не стала расспрашивать. Школы подобного рода, известные мне, частные и дорогие. Все ученики из школы-интерната для мальчиков говорили, что было похоже на первые два года университета Лиги Плюща. Дети приезжали из таких далеких мест как Калифорния, чтобы учиться там. Может быть, Риза была прав насчет Джеймса и богатой семьи Уикертон.

Когда мы ступили на лестницу, Джеймс взял меня за запястье и потянул в тот же угол, где накануне Риза расспрашивала меня о Ленни.

– У меня есть кое-что для тебя.

Пареньпотянулся к сумке и вручил мне листок бумаги, сложенный в маленький прямоугольник.

Я начала раскрывать его.

– Не сейчас, – сказал Джеймс. – Слишком неловко. Открой его попозже, хорошо?

Дверь наверху лестницы широко распахнулась, и один из учителей математики побрел вниз. Он косо посмотрел на нас.

– Пропуска?

Мы их вытащили их и показали ему.

– Двигайтесь дальше, – сказал учитель.

Джеймс жестом пригласил меня пройти вперед. Когда мы дошли до кабинета мистера Илаи, парень положил одну руку на дверную ручку, а другую на мою поясницу. Это был простой жест, но я растаяла. Джеймс посмотрел мне в глаза, открыл дверь и подтолкнул меня в класс.

Я моментально стерла восторг со своего лица, когда поняла, что весь класс пялится на нас, включая Ризу. Мистер Илая взял наши пропуска, и даже он посмотрел на нас странно. Села за парту и попыталась сосредоточиться на том, что говорил учитель. Я сдалась примерно через пару минут и вытащила листок, который Джеймс дал мне, незаметно разворачивая его в моей тетрадке.

После чего я посмотрела на него и… «О, Боже мой».

Это самый потрясающий рисунок – сумасшедший коллаж нашей поездки на кладбище. Скульптура с винными бутылками, безголовый олень, гигантский дуб и надгробные плиты. И Джеймс нарисовал нас на холме, как Ромео и Джульетту. Они были похожи на нас, только я не была одета в толстовку. Парень изобразил меня в падающем свободными кладками платье с крыльями – как ангела. Безумно красиво. По краям бумаги находилась желтая рамка – как на доме, который мы проезжали мимо: наш портал в другой мир.

В центре всего этого небольшая иллюстрация открытой книги, а на ее страницах строчки, выведенные старомодным почерком:

«Наше милое приключение закончились слишком рано,

Пожалуй, встретиться с тобой в библиотеке в полдень будет отрадно».

Я чуть не подавилась от смеха. Это как две последние строки сонеты! Я захлопнула тетрадь и посмотрела прямо перед собой, мое лицо переполняло удивление. Я хотела посмотреть на рисунок снова, но Риза от любопытства стреляла бровями в мою сторону, а я уж точно не хотела, чтобы мистер Илая конфисковал эту записку.

Тогда Джеймс уронил свой карандаш, и тот закатился под стул Ризы. Парень улыбнулся мне поверх ее головы, когда девушка наклонилась вниз, чтобы поднять карандашь для него. Не знаю, сделал ли Джеймс это нарочно, но это отвлекло ее достаточно надолго, чтобы я смогла взять себя в руки.

Я заново сложила записку в прямоугольник и спрятала в карман.

 

Глава 21

От волнения мое сердце упало в желудок, когда после урока я увидела лицо Ризы. Девушка светилась.

– Он коснулся меня, прямо здесь, – мечтательно сказала она, потирая костяшки на правой руке. – Никогда не буду ее мыть.

– Не слишком ли ты драматизируешь? – пробормотала я.

Риза меня проигнорировала.

– И он сказал «спасибо», – она передразнила низкий шепот Джеймса. – А его глаза... о, Боже. Его глаза похожи… похожи… не знаю, на бассейны с жидким теплом. Но ледяным. Леденящий жар, как…

– Бенгальский огни?

– Нет. Как горячий ангельский парень. Или типа того, – Риза хихикнула и подтолкнула меня вниз по коридору. Любые надежды на то, что она потеряла к Джеймсу интерес, официально рухнули. Девушка заглянула в его глаза. Ну, здравствуй, очарованная.

Записка с рисунком, в моем кармане, внезапно стала весить, словно кирпич, и стала такой же громоздкой.

– Симпатичная шляпа, – сказала я в жалкой попытке ее отвлечь. – Где купила?

Рука Ризы метнулась к розовому вязаному берету на ее голове, который сдвинулся назад.

– В «Bloomie’s».

– Мило, – я почти спросила, сколько стоит, но поняла, что ответ меня лишь расстроит.

– Завидуешь или что-то еще? – спросила Риза.

Я потянулась к сумке за мятными конфетками и сунула одну в рот.

– Из-за шляпы?

– Нет, – девушка схватила мои мятные конфеты и взяла одну для себя. – Из-за меня и Джеймса. Потому что ты постоянно меняешь тему, когда я его упоминаю.

Я чуть не подавилась.

– Кхм… нет. Я… эм…

– В смысле, я понимаю, – начала Риза, – с его супермиллионами и всем таким, и твоим финансовым положением, то какое оно сейчас. Ты не будешь завидовать, если он меня пригласит на свидание?

– Н-нет. Конечно, нет, – я нащупала листочек в кармане. – Ты думаешь, ты, ээ... нравишься ему?

Риза кивнула и понимающе улыбнулась.

– То как он бросил свой карандаш прямо под мой стол?

Несмотря на то, что я знала иное, ее уверенность внушала мне сомнения. Как-никак, Риза – красавица. И если Джеймс настолько богат, как она говорит, то, вполне возможно, он не захотел бы иметь со мной ничего общего, когда узнал, где я живу.

Я услышала собственный ответ:

– Уверена, вы будете очень счастливы вместе, – и словно мое сердце разорвали пополам. Хотела Джеймса для себя, но так же хотела сдержать свое обещание, данное Ризе. Я остановилась посреди коридора и замерла. В течение нескольких секунд не могла двигаться ни вперед, ни назад. Буквально.

– Что случилось? – спросила Риза.

– Ничего, я… эм… забыла кое-что.

Я повернулась, прежде чем она смогла допросить меня, и направилась прямиком в кладовку. Вдруг, он будет там. Я видела, как Джеймс один раз заходил туда после английского, пару дней назад. Мы могли бы снова сбежать на кладбище или просто запереть дверь в эту крошечную комнатку и закрыться от всего мира.

Я – ужасная подруга, и Риза никогда не простит меня, но парень изобразил меня как Джульетту для его Ромео, и у меня были крылья, а я хотела с ним улететь. Я повернула ручку и приоткрыла дверь, чтобы проскользнуть внутрь и… там было полностью, тотально, абсолютно темно. И никого.

Не знаю, были ли это накопившиеся эмоции или ложь чистой воды, но я почувствовала, как слезы щипят мои глаза. Я споткнулась в темноте, пробираясь в крошечную комнатку. Включила лампу и быстро проверила книжную полку. Все были на месте: Гэтсби. Шекспир. Библброкс . Эйр. Хоббс. Но теперь к ним присоединился не кто иной, как Понибой.

Джеймс оставил книгу «Изгои». Я улыбнулась и стерла одинокую слезу с щеки. Если бы парень только знал, насколько эта книга мне соответствует. Я – беженец из мира социума – соуши (прим. от англ. socs, дети из более обеспеченных семей), ныне прячущая прямиком посреди территории гризеров (прим. группировка, от англ. greasers, по жаргонному названию геля для волос).

Я повернула обложку посмотреть, что же Джеймс написал. Как и в других его заметках (в отличие от его безумно прекрасного рисунка), он был краток:

«Гризер или Соуш?»

Мне нравится, что никогда не знаешь, чего можно ожидать от Джеймса. Он словно неожиданный сюрприз. Кладбище, фрагмент сонеты и эти загадочные секретные записочки. Я люблю все это.

Так что я присела на оранжевый библиотечный стул, весь перемотанный изолентой, с «Изгоями», продумать свой собственный короткий ответ. Если бы эта книга была о нашей школе, мои друзья и я были бы из группы Соуши. Банда Лазарски – Гризеры. Но в этой книге все ненавидят Соуши. Все они задиры, но не Черри. Черри – единственная, кто была за прекращение борьбы обеих сторон. Я вытащила карандаш из рюкзака и нацарапала одно единственное слово. Не Соуш. Не Гризер.

«Черри».

Риза поймала меня, покидающую кладовку после второго урока, когда я должна была быть на химии. Я оставалась там до тех пор, пока не услышала звонок, чтобы не пришлось заходить в класс прямо посреди занятия.

– Так вот где ты пропадаешь? Что там? – спросила девушка, пытаясь заглянуть через меня за дверь, прежде чем я ее захлопнула. – И почему твое лицо такое красное?

– Красное? – я приложила руку к щеке, и проклятая ложь вышла наружу в виде неясного бормотания. – Я, кхм... просто искала место для репетиции к прослушиванию в том загородном клубе.

Это была первая глупая ложь, которая пришла мне в голову, и сразу же вылетевшая из моих уст. Я хотела проглотить слова обратно.

Но лицо Ризы расплылось в широкой улыбке, и она сжала мою руку.

– Это будет так прекрасно! Я тебе помогу. После школы мы встретимся в оркестровой комнате. Там есть фортепиано. Это конечно не «Доктор Стейнвей», но это фортепиано! И я помогу тебе выбрать песню…

Некоторое время Риза безустанно предлагала песни и как потратить деньги, которые я заработаю, ни разу не спросив, почему я планировала репетировать в кладовке. По крайней мере, она отвлеклась от Джеймса на какое-то время, и мне не пришлось слушать о том, как она описывает его глаза или фантазирует о тех же губах, что и я. Запретных губах.

Может быть, поэтому мое лицо было таким красным.

– Ладно. После школы, – заключила Риза.

Я кивнула, но это, по всей видимости, был не самый убедительный кивок. Девушка схватила меня за плечи и заставила смотреть прямо ей в глаза.

– Обещаешь? – удостоверилась она.

Я кивнула.

– Обещаю.

 

Глава 22

– Идем за маскарадными костюмы в эти выходные, девчонки! – завизжала Уиллоу.

Еще октябрь даже не наступил, но это не помешало ей на протяжении всего дня раздавать пригласительные на ее вечеринку в честь Хэллоуина. Миссис Гудвин удалось нанять джаз-группу из Линкольн-центра. А официальной темой стали «Бурлящие двадцатые». Уинн гуглила в своем телефоне винтажные платья и показывала нам. Их энтузиазм, от которого голова идет кругом, одна из причин, по которой мы с Ризой с ними дружили. Легко было попасть под влияние такого азарта – ожидание чего-то большого.

И даже если Хэллоуиновской вечеринки будет недостаточно, чтобы возвести их на пьедестал, Уиллоу и Уинн все еще греются в лучах, того что их вознесли в статус «прекрасней всех на свете» в картофельном клубе.

На обед в кафетерий я пошла без пятнадцати двенадцать, хотя в полдень мои мысли были о Джеймсе в библиотеке. Там была какая-то дискуссия о том, из какого уголка земли приехал Лазарски с такой необычной традицией. Польша? Литва? Риза болтала безумолку о том, что она где-то прочитала, что крестьяне приносили корзины с зерном в качестве дара женщинам из королевской семьи в средние века. Самые прекрасные из них получали больше всех.

– Вот так сладкий картофель перешел в традицию, – заключила подруга.

Я одарила ее предупреждающим взглядом. Если бы Риза начала сгущать краски, даже Уинн и Уиллоу бы поняли, что она обводит их вокруг пальца.

– Никогда не знала об этом, – сказала Уинн, с радостью готовая принять любую версию истории, заканчивающуюся тем, что ее выбирали как милую или красивую. Она с легкостью забыла, что именно Ленни Лазарски дал ей ту чертову картошку.

Я оглядела кафетерий, гадая, что Ленни думал обо всем этом… но его здесь не было. Я не видела его с тех пор, как утром вышла из его джипа. И когда его подбитый глаз всплывал в моем сознании, я отгоняла эти мысли прочь. Тот поцелуй… легкий чмок в щеку, такой, какой можно дать другу, говоря «привет» или «пока». «Это ничего не значит».

Я взглянула на настенные часы. Ровно полдень. Сжала свой стул, в попытке устоять перед магнитным притяжением, исходящим от библиотеки. Я не могла поступить так с Ризой, не после того, как она спасла меня со всей этой картошкой. Но потом представила, как Джеймс стоит среди книг, проверяя часы. Ждет меня. Думая, что он мне не нравится.

Риза пнула меня под столом.

– Ты в порядке?

– Да. Мне… эм… нужно в уборную.

Вскочив на ноги, я поспешила к двери. Пять минут первого. Пятка-носок-пятка-носок, я стремглав пронеслась по коридору. Библиотека была недалеко. Если Джеймс все еще будет там, я просто объясню, что у нас ничего не выйдет. Повернув за угол, я остановилась у входа в библиотеку, глубоко вздохнула и распахнула дверь.

Я не увидела его сразу. Джеймс не упомянул, где именно мы встретимся, поэтому я прошагала мимо компьютерных рабочих мест и вдоль книжных полок, поглядывая влево и вправо. Наконец, я добралась до секции «тихое обучения» (Прим.: место, где посетители обязаны сводить разговоры к минимуму, использование телефона ограничено и музыка запрещена). Нет Джеймса. Было еще одно место, которое я не проверила, маленький уголок, где хранились периодические издания. Повернув за угол, я чуть не врезалась в него.

– Я искал тебя, – прошептал Джеймс. – Думал, что ты не придешь.

Я прикусила губу.

– Я тоже.

Парень отвел меня в угол и нахмурился.

– Не понравился рисунок?

– Мне понравился рисунок. Дело не в этом. Просто…

– Что?

– Я… не знаю.

Я не могла сказать ему, что он нравится Ризе, или что я не та, за кого он меня принял. Я просто стояла как вкопанная и молчала. Ощущение, словно кто-то взял роман, вырвал все страницы и собрал их вместе не в том порядке. Я никак не могла понять причину. Все перевернулось с ног на голову.

– Я не против воспользоваться тем желтым порталом прямо сейчас. Попасть в другой мир, где никто не знает, кто я, никто не ожидает, что я буду той, кем не являюсь.

Джеймс откинул голову назад, посмотрел на потолок и засмеялся.

– Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, – сказал он.

Парень отошел от меня и как бы начертил в воздухе руками большую прямоугольную форму. Затем прошел через воображаемое пространство и протянул мне руку.

– Совершенно новый мир, – продолжил он. – Пойдем.

Я взяла его за руку и сделала вид, что прошла сквозь окно. Затем огляделась по сторонам.

– Странно, точь-в-точь как библиотека.

– Параллельная вселенная, – ответил Джеймс. – Но гораздо лучше.

Я приземлилась очень близко к нему, когда вошла в воображаемое окно, а его лицо теперь находилось в нескольких дюймах от моего. Мы не касались, но я определенно находилась внутри его гравитационного поля. Я сглотнула.

– Как скажешь.

– Так я и говорю, – ответил Джеймс.

Его шутливый тон, который мне так нравился, исчез, и его лицо приняло серьезный вид, но мне это тоже понравилось. Взгляд Джеймса прошелся от моих глаз к губам. И в этот самый момент все остальное исчезло. Парень наклонился, и я закрыла глаза, его губы едва коснулись моих, а я думала лишь о том, что Джеймс целует меня прямо здесь, в библиотеке, как вдруг мы услышали, что кто-то приближается и быстро отдалились. Я схватила журнал и плюхнулась за ближайший стол. Журнал «Popular Science». Джеймс схватил старую копию «Seventeen» с Селеной Гомес на обложке. Подкравшийся к нам библиотекарь, посмотрел на него с причудливым видом, но направился дальше. Когда Джеймс понял, что читал, то покраснел.

– Чисто, – сказал парень, покачав головой.

Я хихикнула.

– Я лучше пойду.

Его плечи поникли, но он все еще улыбался.

– Я могу подвезти тебя домой сегодня?

– Нет! – выпалила я и понизила голос. – Нет. Мои родители… Я оставила предложение неясным, в надежде, что Джеймс решит, что мои родители просто гиперопекающие люди. Было неважно, нафантазировали ли мы другой мир – я все еще жила в реальном. И я не хотела, чтобы он видел меня в нем.

– Тогда в субботу вечером?

Я кивнула.

– Конечно.

«Стоп, я только сказала «да» свиданию?»

– Где мне тебя забрать?

– Я… Я оставлю тебе записку, – думаю, там, куда бы я могла добраться на своем велосипеде. – В нашем секретном месте.

– В каком? – спросил Джеймс.

Поначалу его вопрос озадачил меня,…это казалось очевидным. Но теперь-то у нас было два секретных места, кладовка и библиотека. Вообще-то три, если посчитать кладбище. Может быть, парень считал и изгородь, где я прятала свой велосипед, когда мы впервые встретились.

Я игриво пожала плечами.

– Это мне знать, а тебе выяснять.

***

Когда прозвенел последний звонок, я направилась в оркестровую комнату. Не хотела нарушать еще одно обещание, данное Ризе, но я также не представляла, как вернусь домой. На двери в оркестровую комнату изображена гигантская иллюстрация рычащего тигра, нашего школьного талисмана. Когда я приблизилась, дверь распахнулась, и выскочила Молли, чуть не сбив меня с ног. В одной руке она держала кларнет, в другой – футляр, а под мышкой – смятые ноты.

– Эй. Привет, – произнесла я.

Ее лицо было красным и злым. Девушка пролетела мимо меня, выронив нотные партитуры. Я поспешил за ней, поднимая их с пола.

– Молли?

Но она умчалась, ни сказав, ни слова, и скрылась за углом. Что за…? Я подобрала ее разбросанные листы и пошла, искать Ризу в оркестровой комнате.

Подруга сидела за фортепиано.

– Что случилось с Молли? Она выскочила отсюда, выглядя сверхраздраженной, – поинтересовалась я.

– Я попросила ее уйти, – пренебрежительно ответила Риза. – В смысле, почему она не может практиковаться в крутой звукозаписывающей студии своего отца?

– О, мой Бог! Ты ведь ей это не сказала!?

Девушка пожала плечами, что значило, что сказала.

– Риза! Они не живут там больше! Забыла?

– Ой. Да, – ответила подруга.

Я застонала.

– Не могу поверить, что ты ей такое сказала.

– Отлично. Мне не следовало просить ее уйти, но она вела себя так, словно владеет этим местом.

– Это «оркестровая» комната, Риза. А Молли в «оркестре». Это ты ведешь себя так, словно владеешь этим местом.

Риза закатила глаза.

– С каких это пор ты так переживаешь за Молли Палмер?

– С тех пор, как вспомнила, что мы с ней были очень хорошими друзьями, а потом относились ней как к ничтожеству, – выпалила я в ответ.

– Ой, отстань от меня, – Риза повернулась лицом к фортепианным клавишам, спиной ко мне. – Кто ты теперь, голос народа? Отстаиваешь права униженных, бедн...

– Прошу прощения? Ты сейчас серьезно?

Риза опустила голову на клавиши.

– Прости меня, Айви. Я не это имела в виду. Ты попросила убедиться, что здесь никого не будет, именно это я и сделала.

– Я не просила тебя быть полной сукой из-за этого. Ты ведешь себя как Уиллоу.

– Ауч.

– Что ж. А униженные? – спросила я. – Экстренная новость! Теперь я одна из них.

– Хорошо. Блин. Прости. Я сказала, что мне очень жаль.

– Говори это не мне, – я указала на дверь. – Скажи Молли.

– Что? Прямо сейчас?

Я присела на один из металлических стульев, чтобы подождать.

– Сейчас самое подходящее время.

Риза фыркнула и с неохотой поплелась, вернувшись через десять минут с Молли, которая все еще была обижена. Я вернула ей кипу нот, которую подобрала.

– Держи, – сказала я. – Извини за все это.

Девушка взяла ноты.

– Это не твоя вина, – сказала Молли, стрельнув колким взглядом в сторону Ризы.

– Она не желала ничего плохого, – прошептала я.

Молли фыркнула, но села и переложила нотную партитуру в правильном порядке.

– Я предложила ей остаться, если ты не возражаешь, – сказала Риза, со злобной усмешкой, слетевшей с ее губ. – Тебе действительно стоит привыкнуть к выступлению перед публикой. А сейчас самое подходящее время. Так ведь?

Я уставилась на нее с раскрытым от удивления ртом. Только Риза могла превратить дерьмовый момент в хорошую возможность.

 

Глава 23

Молли присела на металлический стул возле входа и сложив руки на груди. Риза встала рядом с фортепиано. Двери были закрыты. Все, что от меня требовалось, это сесть и сыграть что-то, спеть несколько тактов. Покончить с ложью.

Я вытерла вспотевшие ладони по бокам платья. Неважно, выступала ли я перед двумя людьми или двумя тысячами людей. Мое сердце все еще учащенно билось, моя грудь все еще сжималась, мое дыхание все еще сбивалось, как если бы кто-то мчался за мной. Я едва чувствовала свои пальцы, которые зависли над клавишами.

– Просто представь, что нас тут нет, – сказала Риза, отдаляясь от меня на цыпочках.

Закрыла глаза и представила, что близнецы здесь, только они двое, и ждут колыбельную. Я начала играть, а мой голос, когда пришло время петь мелодию, зазвучал, словно скрежет ногтей по доске.

Я продолжила играть, зажмурив глаза, прочувствывая каждое движение по клавишам. Закончив, я затаила дыхание, пока Риза не нарушила тишину.

– Потрясающе, – произнесла подруга.

Я ей не поверила, но Молли аж выпрямилась и сдвинулась на самый край стула.

– По-настоящему прекрасно, – ответила девушка.

– Но ты должна спеть что-то для приемов, – сказала Риза.

– Приемов? Типо… Макарену? – единственное, что может быть хуже, чем опозориться при выступлении, это сделать это во время пения слащавых свадебных песен – Очень плохая идея.

Риза начала выдавать названия поп-роковых мелодий, из-за которых у меня аж сводило зубы. Молли ничего не сказала, но я видела, как ее передернуло парочку раз.

– Ты хочешь фоновую музыку, – сказала я.

– Нет! – Риза прошлась по комнате, словно дефилировала по подиуму, держа в руках бокал вина. – Как, на шикарной коктейльной вечеринке.

Шикарные коктейльные вечеринки были настолько далеки от моей реальности, насколько возможно. Я поперебирала клавиши. Фредди Меркьюри снова засел в моей голове, песня, под которую я заснула прошлой ночью: «Crazy Little Thing Called Love». Но никому не под силу спеть так, как он, поэтому я решила перейти на нечто в духе блюзового барокко. От Билли Холидея до Баха, что звучит странно, мне нравилось смешивать стили. Это отчасти именно то, что заставляло меня нервничать в присутствии других людей, потому что они могли этого не понять. А вот Кая и Брейди не знали ничего лучше. Они выросли на моих сумасшедших песнях.

– Готова? – Риза помахала пальцами, побуждая меня начать.

Я кивнула и закрыла глаза, на этот раз представляя себя с Джеймсом на кладбище. И там, помимо фортепиано, лишь море надгробий. Слушают тихо. Без осуждений.

Мои пальцы танцевали по клавишам. Я пела. Оказалось не настолько страшно. Когда я закончила, Риза улыбалась, как полная дура.

– Как ты это делаешь?

– Что?

– Это, – подруга протянула мне свой сотовый телефон, чтобы я посмотрела видео, которое она только что записала.

– Что ты сделала? Удали его!

Я выхватила у нее телефон, но мой большой палец навис над иконкой мусорной корзины, когда я взглянула и услышала свое пение и,… мне не верилось, что это была я.

– Видишь, что я имею в виду? – Риза вырвала у меня телефон, прежде чем я смогла бы удалить видео. – Ты удивительная.

Я повернулась к Молли, чтобы услышать ее мнение, но девушка исчезла.

– Где Молли?

Риза пожала плечами.

– Полагаю, за ней приехали.

Не знаю, почему ее мнение так много значило для меня. Но теперь я заволновалась, что ей не понравилось то, что она услышала, и поэтому девушка ушла, чтобы не говорить мне об этом.

Телефон Ризы звякнул, когда пришло сообщение.

– Черт. Мама на улице. Я должна идти, – она собрала вещи и направилась к двери. – Ты на велосипеде, так?

Я кивнула головой в сторону окна.

– Слишком влажно.

– Оу, – ее лицо на мгновение потухло, явно в попытке придумать, тактичный способ не подвозить меня.

– Не беспокойся. Моя мама придет, – соврала я.

Облегчение на лице Ризы было отчетливо видно из космоса.

– О, хорошо. Моя мама итак разозлилась, что я не поехала до дома на автобусе. Она бы, наверное, убила меня, если бы я загнала ее к черту на куличики и обратно.

«Вау. Всади нож мне поглубже, Риз».

– Ладно, неудачно выразилась, – сказала подруга. – Извини.

Я отмахнулась от ее извинений.

– Правильно, к черту.

Риза бросилась ко мне и крепко обняла, но ненадолго.

– Я тебе позвоню.

– Ммм-гм.

Я закрыла крышку фортепиано и потянулась за сумкой. Где-то в школе должен быть телефон-автомат. Они же не ожидали, что у каждого будет свой собственный телефон? Одна или две из тех старых штуковин, принимающих монеты должна все еще стоять где-нибудь для нескольких жалких учеников, у которых нет другого выхода.

Как только я собралась уйти, то услышала грохот от чего-то падающего на пол. Послышался он за дверью рядом с кабинетом директора оркестра. Дверь была приоткрыта. Как я предположила, дверь, ведущая в кладовку.

– Тут кто-нибудь есть? – спросила я. – Молли, это ты?

Дверь отворилась, и я взвизгнула.

Джеймс вошел в оркестровую комнату.

– Извини. Это всего лишь я.

– Ох! – Я отошла, когда парень медленно приблизился ко мне.

– Понимаю, выглядит странно, – начал Джеймс.

«Да. Очень странно».

– Я был в библиотеке. Услышал музыку, идущую из кладовки. Поэтому и пошел на звук, – парень открыл дверь, чтобы я увидела, что с другой стороны кладовка ведет в библиотеку. Наша школа, несомненно, была лабиринтом с секретными проходами. – Это была ты?

– Ты меня слышал? Подслушивал? – я наткнулась на пюпитр и опрокинула его.

Джеймс подошел поближе, чтобы помочь.

Я вскинула руки, останавливая его.

– Айви, – парень сложил руки по бокам. – Что происходит?

– Это просто… Я не думала, что кто-то подслушивает. Мы заперли двери, и я… я.

Прозвучало абсолютно нелепо, словно я параноик.

– Мне не следовало так к тебе подкрадываться. Прости меня.

– Все в порядке, – ответила я. Но это не правда. Если Джеймс слышал, как я пою, то он, должно быть, слышал и мой разговор с Ризой после этого. Он знал, что я живу в том месте, в которое даже моя лучшая друга не желала поехать. – Мне нужно идти.

– Эй. Подожди, – попросил парень. – Что не так?

Я через силу улыбнулась.

– Ничего.

«Все».

Джеймс протянул руку, но я ее не взяла.

– Позволь мне подвезти тебя.

– Нет, не стоит, – я попятилась к двери.

– Послушай, мне жаль, что я подслушал твое пение. И жаль, что напугал тебя.

– Нет, это не так.

Я покачала головой. Не могла объяснить, почему была так расстроена. Едва ли сама это понимала. Лишь не хотела, чтобы Джеймс видел, где я живу. Я не хотела, чтобы он знал. Парень был моим спасением от реальности. И не хотела, чтобы он видел мою реальность.

– Просто… мне нужно идти, – я подошла к двери и распахнула ее.

– Увидимся завтра? – крикнул Джеймс мне в след.

Я обернулась и, быстро кивнув, умчалась.

Дождь все еще шел. Вся планета, пожалуй, сговорилась против меня. Я потопала домой, похоже только лицо и защищал мой зонтик от сырости. Я не приложила никаких усилий, дабы избежать луж. Сапоги итак уже промокли. Неважно, это просто напросто вода.

Вода мне не навредит.

Спустя двадцать минут, мне послышался знакомый «бип-бип» красного джипа, прежде чем я заметила его приближение. Ленни затормозил около меня, и пассажирская дверь распахнулась. Парень пробежался взглядом по моему промокшему виду сверху донизу, ничего не сказав.

Я бесшумно забралась в машину.

Лени сделал разворот.

– Кая сказала, что ты не вернулась домой. Я подумал, тебя нужно подвезти.

– Спасибо.

Я не могла понять, почему он был так мил со мной.

– Не стоит благодарностей.

Мы проехали несколько миль по направлению к нашему району в тишине, но он не свернул на нашу улицу.

– Не возражаешь, если мы заедем в «Сохрани цент»? Мне нужно забрать зарплату.

– Хорошо.

Ленни нашел место возле крыльца и выскочил из машины. Дождь лишь слегка моросил, по крайней мере, на данный момент. Ленни приблизился ко входу, прижимая пальцы к виску, пытаясь спрятать синяк на глазу от лишних взглядов. Хотя бы опухоль прошла.

А минуты шли. Я вспомнила о Джеймсе, о том, что он сказал, насколько странно я себя повела. Как все усложнилось за такое короткое время? Мама всегда говорила, что у вещей есть особенность – они могут разрешаться сами по себе. Но на этот раз это не сработало. Одни лишь узлы – очень крепкие, да такие, что я никогда не смогу развязать.

Ленни, наконец, вернулся, все еще почесывая лоб, таким образом, чтобы ладонь прикрывала глаз. Он был на полпути, когда остановился, чтобы поговорить с кем-то, приближающимся к магазину. Когда этот кто-то отошел в сторону, у меня перехватило дыхание, и я спряталась.

То был Джеймс.

«Пожалуйста, не говори ему, что я здесь, пожалуйста, только не говори». Я ждала, спрятавшись под приборной панелью. Через минуту другую я услышала, приближающиеся по мокрому асфальту шаги. Выглянув из своего укрытия, я увидела, что Ленни смотрит на меня через водительское окно. Парень дернул дверь и сел в машину. Я была готова, к любому заносчивому замечанию, которое у него было наготове, но он промолчал.

Его молчание заставило меня почувствовать себя жалкой.

Я вернулась обратно на сиденье, когда Ленни отъехал от торгового центра.

– Прости, я не хотела, чтобы он меня видел.

– Со мной, – продолжил Ленни.

– Нет, это… он…

– Послушай. Я тебе либо нравлюсь, либо нет. Ты хочешь быть друзьями, или ты хочешь притвориться, будто меня не существует, – Ленни остановился у светофора и повернулся ко мне лицом, открывая моему взору подбитый глаз. – Если бы ты уже решила, что из этого выбираешь, и придерживалась этого, было бы просто здорово. Потому что я действительно ненавижу, когда мне морочат голову.

Когда загорелся зеленый свет, Ленни газанул. Меня прижало к спинке сиденья, и откинуло в сторону, когда парень резко свернул на нашу улицу. Я ухватилась за приборную панель, когда он затормозил перед моим домом.

– Ленни, я…

Парень потянулся поверх моих коленей к дверной ручке и открыл дверь.

– До свидания, Айви.

Мгновение я сидела неподвижно, после чего медленно забрала рюкзак и зонтик и вылезла. Я закрыла дверь и наблюдала за тем, как Ленни проехал задним ходом небольшую дистанцию от нашего дома до своего. Некоторое время парень оставался в джипе. Я могла видеть, как он сидит там, опираясь на руль. В конце концов, дверь распахнулась. Я не знаю, почему продолжала смотреть, и почему не могла пошевелиться. Ленни повернулся и увидел, что я за ним наблюдаю.

Затем плюнул на землю, как будто бы плевал на меня, и вошел в дом.

 

Глава 24

– Я собираюсь пригласить его на вечеринку Уиллоу, – сказала Риза по пути на урок английской литературы. – В смысле, все там будут. Мы же не хотим, чтобы парень чувствовал себя лишним и брошенным. А если он захочет пойти, я смогу попросить его подвезти меня!

Я молча стояла. Это был заведомо проигрышный разговор, в котором я не хотела принимать участие.

– Или, пожалуй, мне стоит просто дать ему свой номер телефона, – предположила подруга. – Не слишком ли я форсирую события?

– Думаю, Джеймс попросит твой номер, если захочет, – сказала я.

Риза рассердилась.

– Почему я должна ждать, когда парень сделает первый шаг?

– Тогда спроси у него его номер телефона, – предложила я.

– Может, так и сделаю, – рот девушки двигался из стороны в сторону, пока она обдумывала стратегию действий. – А может, вместо того, чтобы дожидаться вечеринки Уиллоу, сказать ему, что я встречаюсь с друзьями. Мы могли бы пойти в кино или на концерт «Little Invisibles».

– Или мы все могли бы слетать в Париж на выходные, – я передразнила ее, запыхавшуюся от возбуждения.

– Извини, – Риза съежилась. – Забыла.

– Двигайся вперед, – сказала я. – Только потому, что я не могу ничего себе позволить, не означает, что и ты должна принять обет бедности.

Подруга крепко схватила меня за руку.

– Как только ты получишь работу в загородном клубе, все снова станет нормальным.

– Да, нормальным, – пробормотала я.

Когда мы подходили к кабинету мистера Илаи, я высвободила руку. Джеймс стоял у двери. Его взгляд следовал за мной в оживленном коридоре.

– А вот и мой шанс, – прошептала Риза.

Она опередила меня в разговоре с Джеймсом. Когда я проскользнула мимо них, девушка заговорила:

– В эти выходные я собираюсь с некоторыми друзьями…

Они последовали за мной в класс.

– Просто потусоваться и посмотреть фильмы, – сказала Риза. – Хочешь присоединиться к нам?

– Я… эм… у меня планы на субботу, – сказал Джеймс.

Я села за парту и зарылась головой в рюкзак, как если бы никак не могла найти учебник по Шекспиру.

– Ну! Ладно, – пробормотала Риза. – Может, в следующий раз.

Я подняла взгляд на Джеймса, но Риза загораживала мне обзор. Потом мистер Илая подозвал его к своему столу, и пока они разговаривали, Риза склонилась между нашими партами.

– К черту его, – прошептала она. – Субботний вечер только для девчонок. Мой дом. Только ты и я. Окей?

Я не могла ей отказать. После нытья, что у меня ни на что нет денег, я не в силах заявить, что у меня есть другие планы. К тому же, я скучала по ней. Тому как мы валялись на ее кровати и смотрели на светящиеся в темноте звезды, разговаривая обо всем. Может, в ее доме я снова почувствую себя нормальной.

Я улыбнулась.

– Ты и я.

Во время урока Джеймс больше не посмотрел на меня, но по окончании занятия, уже на выходе, парень сунул мне в руку записку. Я отправилась в уборную и закрылась в кабинке, чтобы ее прочитать.

«Я буду твоим секретом, если ты станешь моей девушкой.

Наши планы на субботу в силе?

Скажи мне время и место» .

Я запихнула записку в карман. Как минимум, Джеймс понял, что я хотела сохранить его в секрете. Но теперь мне придется выбирать между моей лучшей подругой и парнем, в которого, как утверждает моя лучшая подруга, она влюблена. Мое подсознание, кажется, ощутило потребность в фортепианной терапии, потому что я раскрыла двери оркестровой комнаты, прежде чем осознала, куда направляюсь. Молли, как и всегда, сидела в углу возле барабанов, собирая кларнет.

– Мне уйти? – спросила я.

– Ни в коем случае, – сказала девушка. – Я надеялась, что ты придешь. Присоединишься?

Молли кивнула в сторону фортепиано.

Я заколебалась. Раньше я никогда ни с кем не играла.

– Если хочешь, – ответила я.

Девушка схватила свои вещи и подошла к фортепиано, пододвинув стул к скамье. Я села и вытянула пальцы над клавишами.

– Немного разогреешься? – спросила Молли.

Я кивнула и начала играть гаммы. Молли подхватила, с легкостью транспонировав си-бемоль в до. Я переходила все к более трудным ключам, с четырьмя и пятью бимолями или диезами, и она попадала прямо в точку.

– Ты – молодец, – сказала я. – Как насчет этого?

Тогда я кое-что придумала. Несколько тактов о том, что чувствовала. Безумный о Джеймсе, который просит меня стать его тайной девушкой. Виновный такт из-за всего этого перед Ризой, и странный и непонятный о том, какой стала наша дружба .

Молли закрыла глаза и подстроилась под меня, добавив пару трелей.

Это было похоже на старое кино, когда один парень отбивал довольно сложную чечетку, некий вызов, а другой отвечал ему, но с большим эффектом. Некоторое время мы двигались вперед и назад.

У Молли сбилось дыхание, когда мы остановились.

– Это, – начала девушка, – было смешно.

Я скользнула на фортепиано пальцами от самой верхней ноты до нижней, завершающее глиссандо.

– Никакой боязни сцены, – сказала я. – Странно.

– Потому, что ты не беспокоишься о том, что я подумаю, – ответила Молли.

– Неправда, – отрезала я. – Меня волнует, что ты подумаешь.

– Да, но ты не беспокоишься об этом. Потому, что никого больше не волнует то, что я подумаю, – Молли улыбнулась, как будто это ее нисколько не беспокоило. – Мое мнение практически ничего не значит в этой школе.

Я не могла поспорить с истинностью ее утверждения. Но это неправильно.

– Для меня оно много значит.

Девушка повернулась посмотреть на часы над дверью и начала убирать кларнет.

– Мы должны это повторить. Может быть, поработаем над пьесой для музыкального вечера. Он будет завтра, если захочешь пойти, – Молли, вероятно, заметила, как напряглось мое тело, потому что моментально добавила: – Просто послушать?

Я знала о театре «The King», но никогда там не была. Это место должно было быть огромным, с огромной сценой для крупных концертов и небольшой для местных выступлений. Обычно концерты были довольно дорогими.

– Не знаю…

– Всего пять долларов, – Молли оторвала кусочек листа из тетради и написала номер телефона. – В пятницу в восемь. Позвони мне, если тебя нужно будет подвезти.

Тогда ко мне пришла идея, которая избавит меня от выбора между Джеймсом и Ризой. Я поднялась по лестнице на второй этаж и подошла к двери кладовки. В коридоре по-прежнему было много учеников, идущих по своим следующим урокам. Я подождала немного, чтобы убедиться, что никто не обращает на меня внимания, и проскользнула внутрь. Книги все еще лежали на полке в секретной комнате. Я открыла книгу «Изгои» и обнаружила новую заметку:

«Далли: сексуальный или грубый?»

Я знала, что он имел в виду персонажа Далласа Уинстона, друга Понибоя и самого крутого из гризеров. В фильме его сыграл молодой, темноволосый Мэтт Диллон. Но в книге у него были светлые волосы и голубые глаза, прямо как у Джеймса. На этом сходства заканчивались. Далли был опасен. И груб. Но, да…

Сексуальный.

Я написала это слово, надеясь, что Джеймс поймет, что я имела в виду не только Далли, но и его. И также добавила:

«Изменение планов:

Пятница в восемь

Театр «The King».»

Закрыв книгу, я положила ее поверх остальных. Мы просто собирались послушать музыку, а не выступать. С этим я справлюсь, хотя перспектива оказаться неподалеку от сцены все еще заставляла меня нервничать. Совершенно необоснованный страх из-за того, что кто-то может потащить меня на сцену. Но репетиция с Молли придавала мне уверенности. С ней на моей стороне и Джеймсом, возможно, я перестану волноваться о том, что подумают другие.

Я посмеялась над собой. «Да, все верно».

 

Глава 25

– Весь ужин стоил менее десяти долларов.

Мама провела рукой над блюдами, которые она расставила на кухонном столе. На этот раз я прикрыла свой рот.

У нас был своего рода «шведский стол», мы наполняли наши тарелки, а затем собирались вокруг кофейного столика, так как кухонный островок был рассчитан только на троих. Еда, быть может, и дешевая, но вот наша посуда нет. Мама забила кухонные шкафы антикварным костяным фарфором, который мой отец подарил ей на пятнадцатую годовщину их свадьбы. Каждая тарелка, покрытая сине-белыми цветами, обрамлена золотыми листьями. Тем не менее, мама продала стеклянную посуду и серебро, поэтому наши шикарные тарелки жили в трущобах с пластмассовыми чашками разных цветов и дешевым набором столовых приборов, которые мы раньше доставали только для пикников.

– Выглядит аппетитно.

Папа взял нож для нарезания мяса и разрезал жареную курицу, пока мама наливала подливу в антикварный соусник. Это любимая еда близнецов, и моя тоже. Мама определенно доставала все тузы из рукавов в попытке заставить нас чувствовать себя как дома.

Но это лишь заставляло меня сильней скучать по прежнему дому.

– Курица всего за пять долларов. Картошка – доллар за мешок, верно, Айви? – мама не скорректировала свои расчеты за недостающий мешок, но я ничего не сказала про это. – Морковь, около трех долларов. Доллар или около того за травы, масло, соль…

Я подняла свой стакан.

– Молоко?

– Ой. Забыла об этом. Дополнительная сумма за напитки, – мама нахмурилась. – Но все же, неплохо для семьи из пяти человек.

Несмотря на мой срыв, который произошел несколько дней назад, родители продолжали рассматривать финансовый крах нашей семьи, как будто мы снимались в неком реалити-шоу. «Остаться в живых: Остров Бедности». Мама объявляла о каждом сэкономленном центе, как если бы это был золотой самородок, который она принесла. Найти курицу на скидке в супермаркете? Это было равносильно охоте на дикую индейку и вырывание ее перьев зубами.

Мама подождала немного, прежде чем объявить о своей следующей большой идее, как сэкономить деньги.

– Мы пойдем в «продуктовый банк» в субботу. Это очень поможет снизить наши затраты на еду.

Я уронила вилку, и та с грохотом отскочила от тарелки на стол.

– Извини, что?

– Продуктовый банк, – повторила мама.

– Но… это же для…

«Бедных людей».

– Это для людей, которым нужна небольшая помощь, чтобы обеспечить полноценное питание для их семей, – мама откусила небольшой кусочек с вилки. – Таких людей, как мы. Не обязательно быть полностью лишенными каких-либо средств к существованию, чтобы воспользоваться этими программами. Именно поэтому их создали. Чтобы люди не доходили до этого рубежа.

Я подняла вилку и съела еще один кусочек, но это мне далось нелегко. Я даже не могла поверить, что нам грозит нехватка еды.

Кая сделала озеро из своего картофельного пюре, наполнила его соусом и отправила несколько морковок плавать посередине. Сестра ткнула их несколько раз, толкая и наблюдая, как они подпрыгивает. Затем Кая размозжила бок так, что соус струился по всей тарелке.

– Мы бомжи из трущоб? – спросила она.

Мы все застыли и уставились на нее.

– Кто-то тебя так назвал? – спросил папа.

Девочка кивнула.

– Сиенна Гудвин. Я рассказала своему классу о том, как мы переехали, о том, что дома располагаются очень близко друг к другу, и мы можем играть прямо на улице и ходить в «Сохрани цент». Сиенна сказала, что это трущобы, и это делает нас бомжами из трущоб. Мисс Фишер поставила ее в угол.

Я уже сидела на полу, так что было не так далеко падать, когда я свалилась на бок и коснулась щекой ковра. Сиенна – младшая сестра Уиллоу.

– Сядь, – прошипела мама, а следом обратилась к Кайе. – Ты не бомж из трущоб, милая.

– Но что это?

Кая даже не выглядела расстроенной из-за всего этого. А лишь озадаченной.

– Это… ну, это… – Мама надавила на картошку, словно ища ответ в ее самых дальних глубинах. – Это не очень приятное название для людей, которые живут… эм, скромно.

– Что значит скромно? – переспросила Кая.

Я подняла голову с ковра.

– Она имеет в виду бедно. А ты знаешь, что такое бомж.

– Кто-то, кто пахнет мочей?

– Да, – сказала я, снова падая на пол. – Кто-то, кто пахнет мочей.

Мама нахмурилась.

– Бомж – не очень приятное имя для бездомного, – сказала она. – И мы не бездомные. У нас есть очень хорошая квартира, и это не трущобы. Это доступное жилье.

– Бомж из трущоб, – сказал Брейди. – Бомж из трущоб, бомж из трущоб, бомж из трущоб…

Папа встал прямо перед Брейди, чтобы удостовериться, что сын слушает.

– Нет, Брейди. Мы этого не говорим. Это плохое слово. Кая, у тебя есть хорошее слово для него на сегодня?

Мы все повернулись к моей сестре, хранительнице новых слов.

– Сегодня ему не хотелось учить новое слово. Он просто хотел сказать имя Ленни.

Глаза Брейди загорелись.

– Лен-ни-Лаз-ар-ски, – сказал он без ошибок. – Ленни – мой друг.

Я застонала в ковер, не обращая внимания на то, что мама слегка толкала меня ногой. Моя ошибка, как я поняла, заключалась в том, что я предположила, будто вещи не могут стать еще хуже. Потому что каждый раз, когда я так думала… именно это и происходило.

***

В пятницу утром я ехала на велосипеде в школу с ужасом, сжимающим мое горло, как слишком тяжелое ожерелье. Если Сиенна знала, что мы живем в трущобах, это был лишь вопрос времени, когда Уиллоу узнает об этом. Мне бы хотелось, чтобы меня не волновало ее мнение, но это не так. Молли была права. Дело не в том, что я не могла смириться с плохим мнением одного человека. А в том, что это даст многократную отдачу. Это страх идти по коридору, зная, что каждый человек, мимо которого ты проходишь, смеется над тобой. Или жалеет тебя.

Опустив голову, я незаметно прошла в класс для самостоятельной работы. Стыдно за то, насколько я была слаба. Ужас превратился в крепкий узел в груди, когда я шла к кабинету мистера Илаи. Каждый раз, когда я видела белокурую голову, то думала, что это Уиллоу. Она бы спросила, правда ли то, что рассказала ей Сиенна. Неужели мы переехали в Лейксайд? На ее лице наверняка будет отвращение, как тогда, когда Ленни бросил мне картошку, пока это не стало «круто». И на этот раз Риза не сможет прикрыть меня при помощи сумасшедшей истории.

Джеймс прислонился к шкафчикам у кабинета мистера Илаи, когда я приблизилась. Парень улыбнулся и приложил палец к губам, что я восприняла как жест тайных отношений.

Я улыбнулась в ответ и попыталась сказать: «Да, я буду твоей тайной девушкой», – при помощи улыбки. Я решила, что могла бы насладиться последними несколькими часами, прежде чем «Информационная сеть» Уиллоу уничтожит меня.

Его улыбка стала шире. Парень сделал вид, что вытирает пот со лба.

Риза подошла ко мне.

– Что это с ним?

– Что? – мне и в голову не пришло, что подруга была неподалеку. – Что это с ним?

Она кивнула на Джеймса. Парень быстро отвел взгляд в сторону, затем помахал кому-то в дальнем конце коридора за мной. Кому-то, кто понятия не имел, кто он.

– Ой, – сказала Риза. – Не бери в голову.

***

Перед обедом Уиллоу остановилась у моего шкафчика, и я подумала, что настал момент истины. Даже почувствовала некое облегчение, после долгого ожидания. Но все, что девушка сделала, это сунула оранжевый конверт мне в руку.

– Держи, – сказала она. – Мама настояла на отправке печатных приглашений. Твое вернулось обратно. Что случилось?

Я взяла конверт и посмотрела на него. Он был направлен мне по нашему старому адресу в Вестсайде и на нем стоял штамп «НОВОГО АДРЕСА НЕТ».

Удары моего сердца отдавались в ушах. Слышала ли она это?

– Странно, – сказала я. – Спасибо.

– Ты переехала?

– Нет. Конечно же нет, – моментально сказала я.

Мама забыла указать адрес для пересылки писем и поняла это только тогда, когда мы не получили ни единого почтового отправления в течение нескольких дней, ни даже счетов.

– Не откроешь?

– О, точно. Да.

Уиллоу зависла надо мной, пока я открывала конверт и вытаскивала приглашение. Оно было прекрасно, как и следовало ожидать, с иллюстрацией взбалмошной девушки в стиле арт-деко на переднем плане.

– Будет потрясающе. Мы все отправимся в театр в пункт проката в субботу, чтобы выбрать наряды взбалмошных девушек. Встретимся там в одиннадцать. Окей?

Она не дождалась моего ответа, и продолжила идти дальше по коридору, чтобы почтить своим присутствием восхищающихся мальчиков-второкурсников.

Я сползла по стене шкафчика.

 

Глава 26

Когда я проверила секретную комнату в конце учебного дня, чтобы узнать, получил ли Джеймс мою записку, то оказалось, что книга «Изгои» исчезла.

Чувство нервного напряжения мучило меня из-за того, что кто-то еще мог пробраться и взять книгу. Но когда я добралась до парковки, то увидела, что машина Джеймса тоже исчезла, поэтому я достала велосипед из-за изгороди и поехала домой. Сейчас уже наступил конец сентября, и стало прохладнее. Ветер продувал сквозь толстовку, словно она была сделана из марли. Потом проехала машина настолько близко, что обрызгала меня грязной водой. Я почти уверена, что это был красный джип.

Замерзшая и озябшая, я оставила велосипед во дворе. Мои пальцы возились с замком на входной двери, они слишком тряслись, чтобы вставить ключ. Тот упал на ступеньки, один раз отскочил и провалился через деревянные рейки крыльца прямо в грязь внизу.

Я встала на четвереньки и заглянула под доски. Пространство под лестницей было грязным и темным. Мне пришлось бы извиваться, чтобы протиснуть руку через отверстие. Я уже начала хныкать, когда Карла открыла дверь. Аромат свежеиспеченного печенья донесся следом.

– Со мной такое постоянно, – сказала женщина. – Входи. У меня есть дополнительные ключи.

– Я вся промокла.

Встав, я вытянула руки.

Карла провела меня к коврику за дверью.

– Я принесу тебе полотенце. Что произошло?

– Попала под лужу, – сказала я, беря полотенце, которое она мне протянула. – Можно мне воспользоваться вашей ванной?

Карла указала направление. Я привела себя в порядок и подружилась с серым котиком, который сидел рядом с умывальником и отдергивал лапу от капель воды, падавших из подтекающего крана. Затем кот последовал за мной по пятам в гостиную.

– Вижу, ты встретила Валентино, – женщина протянула мне теплую кружку. – Ничего, если ромашковый? Я просто заваривала чай.

– Да. Спасибо.

Я присела и сделала глоток, позволив теплу наполнить мою грудь.

Валентино запрыгнул мне на коленки и вцепился лапами в мои ноги, словно он замешивал тесто. Когда мои ноги были достаточно смягчены, счастливый кот улегся и опустил свою мордочку на мое колено.

Карла с восхищением наблюдала за всем происходящим, пока ставила тарелку с печеньем на столик между нами.

– Настоящим вы официально благословлены и признаны достойной человеческой подушкой для Его Королевского Величества.

Женщина склонила голову и взмахнула в воздухе рукой, величественным королевским жестом, который, кажется, необыкновенно популярен в здешнем месте. Видела, как подобное делал Ленни.

Я почесала кота под подбородком, и тот замурлыкал.

– Он не особо привередлив, не так ли?

– Наоборот, – Карла бросила на меня долгий взгляд, возможно, решая, согласна ли она с одобрением ее кота. – На самом-то деле, он отлично разбирается в людях. Все время справлял нужду в обувь моего бывшего мужа.

– Правда?

Карла улыбнулась Валентино, когда кот растянулся на моих коленях, а затем снова свернулся в клубок.

– Плохой котик, – сказала я.

– По правде говоря, – начала Карла, – мне следовало послушаться Валентино и выбросить того парня вместе с обувью. Это спасло бы меня от душевной боли. И мои деньги.

– И именно поэтому вы оказались…

Я догадалась, прежде чем закончила вопрос, что это, вероятно, грубо спрашивать, поэтому остановилась.

– Да, – тем не менее, ответила Карла. – Именно поэтому я оказалась в Лейксайд. Но этот выбор сделала я сама, жить здесь. У нас был дом в Вестсайде. Я могла остаться там.

– Почему не остались? – спросила я.

Женщина улыбнулась.

– Все очень сложно.

Я ненавидела, когда взрослые полагали, будто подростки не способны понять их сложные взрослые жизни. Разве они совсем не помнят среднюю школу?

– Да, – сказала я, кивая. – Я провела последние три недели, притворяясь, что все еще живу в Вестсайде, и пытаясь убедить мою лучшую подругу, что мне не нравится мальчик, который нравится ей, хотя это не так, и, по сути, скрываю, кто я на самом деле, от каждого человека, которого знаю. Так что я понимаю, что значит сложно. Но я не понимаю, почему кто-то предпочел бы жить здесь, если у него была другая возможность.

Глаза Карлы округлились, пока я говорила.

– Хорошооо, – согласилась она. – Дело было так. Когда я была замужем, мой муж заработал деньги, и достаточно много, но всегда чувствовалось, что все, что мы имели, никогда по-настоящему не было моим.

Женщина сделала паузу, откусывая кусочек печенья, затем вытерла шоколад, прилипший к уголку ее рта, и облизала палец.

– Мы развелись, и я захотела доказать, что смогу позаботиться о себе сама. Я также никогда не хотела снова оказаться в положении, в котором деньги управляют решениями сердца. Я оставалась с мужем намного дольше, чем следовало: из-за денег, из-за уютного дома и образа жизни, который у нас был, – она приложила руку к груди. – Мне принадлежит этот дом. Я заплатила за него своими деньгами. Он мой. Не большой, и не помешало бы подкрасить…

Выражение моего лица, судя по всему, показало согласие в этом вопросе, потому что Карла засмеялась.

– Как минимум, я знаю, если человек влюбился в меня, то не из-за денег. Или дома. Если только он действительно не любит коричневый цвет, – сказала она. – Быть может, ты могла бы помочь мне выбрать новый цвет. И покрасить?

– С удовольствием.

С преувеличенным облегчением я откинулась на спинку кресла, и Карла снова засмеялась.

– Скажем, ты и Молли. И Ленни.

Я отвернулась от ее улыбающихся глаз. И погладила кошку.

– Без Ленни? – спросила женщина. – Значит, он не тот мальчик, который нравится тебе, и твоей подруге?

Я чуть не подавилась глотком чая, который только что отпила. – Ленни? Боже, нет. Нет.

– Ох! – Карла казалась искренне удивленной. – Я подумала… ну, ты, похоже, ему нравишься.

– Прошу прощения?

Она подняла бровь.

– Не говори, что не заметила.

– Я заметила, что он выводит из себя, – сказала я.

Карла усмехнулась.

– Конечно, выводит. Потому что он тебе тоже нравится.

– Эм, нет… не нравится.

Женщина пожала плечами и сделала глоток чая.

– Если ты так говоришь.

– Он – наркоман, – сказала я, – и наркодилер, и…

– Откуда у тебя эта идея?

– Так все в школе говорят…

– А ты веришь всему, что слышишь? – ее голос стал немного жестче. – В прошлый раз, когда я проверяла, то слухи в средней школе не являли собой достоверный источник информации.

– Верно, – согласилась я. – Но я видела, как у лестницы он брал деньги у какого-то парня и давал ему маленький мешочек. И люди постоянно подъезжают к его дому и передают ему деньги в обмен на маленькие пакетики. Не нужно быть гением, чтобы понять, что происходит.

Губы Карлы сжались в тонкую линию.

– И ты знаешь, что внутри этих маленьких пакетиков?

– Ну, нет, но…

Женщина встала и понесла наши чайные кружки в раковину.

– Я знаю Ленни с его детства, и не могу поверить, чтобы он когда-нибудь такое делал.

Или, может быть, она просто не хотела этого признавать?

– Может быть, вы и правы, – сказала я, и не потому, что поверила ей. Но Карла явно любила Ленни и ей не по душе, что я так отзывалась о нем.

– Не всегда все так, как кажется, – заявила Карла, прямо как мистер Илай. – Спроси его об этом.

Вдалеке загрохотало – приближался школьный автобус с близнецами. Сегодня мама взяла парочку дополнительных часов на работе, поэтому я отвечала за Брейди. Я направилась к двери.

– Спасибо за чай.

– В любое время.

Карла вытащила из ящика связку ключей и последовала за мной, отпирая дверь в нашу квартиру, как только я побежала встречать автобус. Близнецы едва поздоровались. Они бросились мимо меня к Карле. Я наблюдала за тем, как они обвили ее ноги, рассказывая ей о своем дне. Честно признаться, я немного ревновала. Даже с ними, казалось, я была не на своем месте.

***

Папа настоял на том, чтобы выйти и поприветствовать Молли, и внимательно осмотреть ее машину, когда она подъехала, чтобы забрать меня на музыкальный вечер. Я попросила его не допрашивать ее о семье или ее любимых предметах в школе, или о чем-либо еще из папиного арсенала, так что «шине не помешает немного воздуха» – это все, что он сказал.

Молли заверила его, что мы остановимся на заправке по пути и исправим это. Что мы и сделали.

– Твой папа очень милый, – сказала девушка, затем молча поехала в Белвью.

Театр «The King» находился на городской улице, которая днем была полна народу, когда все работники с предприятий в центре города мельтешили вокруг, но почти пустынна по ночам, не считая тех людей, которые приходили послушать музыку. Мы легко нашли место для парковки, хотя Молли предприняла несколько попыток, чтобы параллельно припарковать машину.

– Просто чудо, что я получила права, – подметила она, пытаясь выровнять шины, не врезавшись в машину перед нами.

По мере приближения, стал виднеться театр в квартале от нас. Снаружи один из тех старомодных навесов павильона в форме полукруга, с подсветкой и богатыми красками. Мое сердце заколотилось при виде этого. В театральной кассе мы заплатили по пять долларов (наконец-то, что-то, что я могу себе позволить), и направились к главной сцене театра. За двойными дверьми у меня перехватило дыхание.

Такая прекрасная. И такая большая.

Во время Второй мировой войны театр оказался заброшен и простоял десятилетия, пока один человек не собрал деньги, чтобы его отреставрировать. Но вместо того, чтобы придать ему блестящий и обновленный вид, декоративные картины на стенах остались нетронуты: то, что от них осталось, защитили каким-то прозрачным покрытием. Цвета немного поблекли, и большая часть краски отколупывалась на протяжении многих лет, но нельзя не заметить, насколько картины были великолепны в свою лучшую пору.

Сценическая декорация представляла собой разнообразие текстурных панно, переливающихся цветными огнями. Но особенно привлек мое внимание рояль сбоку сцены, всецело блестящий и черный. Мне захотелось подняться туда и провести по нему рукой, исполняя глиссандо вверх-вниз по клавишам.

Молли потянулась и щелкнула меня под подбородком.

– Мух ловишь, Эмерсон.

Я щелкнула языком и улыбнулась.

– Это место потрясающее, – сказала я. – И даже неважно кто выступает.

Девушка рассмеялась.

– Звук тоже замечательный. Вот увидишь.

Позади был бар, и Молли ушла взять нам по содовой, пока я отлучилась в уборную. Когда я вернулась, на ее руке расписывался маркером какой-то мальчишка с четырех дюймовым ирокезом. На вид ему было лет пятнадцать.

– Однажды он станет знаменитым, – заверила меня Молли. – А у меня будет фотография его автографа на моей руке.

Девушка достала сотовый телефон из кармана и сделала снимок.

– Думала, ты скажешь, что никогда не смоешь его, – ответила я, думая о Ризе, когда Джеймс коснулся ее руки в классе.

– Нет, – сказала Молли. – Я не настолько жалкая.

Несколько минут мы простояли за задними рядами, в поисках хорошего места. Я поглядывала на двери, высматривая Джеймса.

– Ждешь кого-то? – спросила Молли.

Я не сказала ей, что пригласила Джеймса, надеясь, что все будет выглядеть скорее, как случайная встреча, нежели чем свидание.

– Я кое-кому упомянула, что буду здесь, – сказала я. – Надеюсь, ты не против?

Девушка сузила глаза.

– Это ведь не Риза?

– Нет.

Не мне винить Молли за то, что она невзлюбила Ризу, но я чувствовала вину за ее спиной, пусть даже ничего и не говорила.

– Тогда мы придержим место, – ответила Молли. – Для твоего таинственного незнакомца.

Мы нашли три места в середине передней секции.

– Мне нравится сидеть достаточно близко, чтобы видеть их аппликатуры на инструментах, – объяснила Молли.

Когда приглушили свет, нервная дрожь устремилось прямиком в горло. Я должна напоминать себе: «Это не ты там, это не ты». Но я не могла не представить себя, стоящей рядом с фортепиано. Не в состоянии двигаться.

– Ты в порядке? – Молли как-то странно посмотрела на меня.

– Да! – я отодвинула ту картинку на задворки моего разума и выдавила улыбку, усаживаясь поудобнее.

Первый акт начался с рок-группы, состоящей из трех женщин: барабанщицы, бас-гитаристки и солистки с гитарой. Они называли себя «Llama Mammas» и пели песню собственного сочинения под названием «Spinning Free». Бас-гитаристка кружилась и кружилась, и запуталась в кабеле. Мое сердце забилось за нее. Я бы со стыда умерла, но она лишь засмеялась и отключила провод, выпуталась и снова подключилась.

Я непрерывно оглядывалась на вход, чтобы помахать Джеймсу, когда тот войдет. Но парень не пришел, и спустя час я начала терять надежду. Мы высидели множество сольных выступлений, люди пели под гитару или «а капелла». Один парень играл на волынке. Другой рассказывал анекдоты. Молли аплодировала и свистела каждому. И мне стало интересно, действительно ли девушка думает, что я была хороша, или она просто за поддержу музыки в целом.

Уже девять часов, а Джеймс все еще не пришел. Затем кто-то похлопал меня по плечу и сказал:

– Дамы?

Я развернулась, и тут… Ленни.

– Что ты здесь делаешь? – огрызнулась я.

– Я должен встретиться кое с кем, – парень пристально посмотрел на меня, а затем осмотрелся по сторонам. – Не уверен, что она здесь. Это вроде свидания вслепую.

Молли указала на свободное место рядом со мной.

– Можешь сесть с нами, если хочешь.

Я уставилась на нее.

– Или нет… – промямлила девушка.

– Все в порядке, – Ленни криво усмехнулся. Синяк вокруг глаза был фиолетовым, и, наверняка, еще болел. – Вижу, вы ждете кого-то особенного.

Следующий исполнитель вышел на сцену, поэтому я повернулась посмотреть. Ленни ушел я-не-знаю-и-мне-все-равно-куда. А место рядом со мной оставалось пустым до конца вечера.

От Молли не скрылось мое разочарование.

– Жаль, что так вышло…кхм… с твоим другом.

Я пожала плечами.

– Музыка была отличной, – ответила я, желая сменить тему.

Выступило такое сумасшедшее разнообразие исполнителей, но организаторы представили их так, что все прошло на одном дыхании. Все закончилось самым удивительным квартетом, спевшим номер из «Les Misérables» (Прим. фильм «Отверженные»). Аудитория поднялась на ноги, прежде чем они закончили.

Я одновременно чувствовала себя взволнованной и подавленной, желая петь также, но зная, что никогда не смогу. Молли сжала мою руку, словно почувствовав мое настроение. Но она ничего не сказала – как раз то, что мне и требовалось.

 

Глава 27

В субботу утром меня разбудила мама.

– Пора вставать. Хочу выехать через полчаса. Я приготовила тебе овсянку.

Я посмотрела на часы на письменном столе.

– Только семь. Думала, ты сказала, что они открываются в девять.

– Да, – сказала мама. – Но женщина из программы бесплатного распределения продуктов питания сказала, что очередь выстраивается с восьми. Чтобы получить хорошие продукты.

Все это мама взвалила на меня еще накануне: как «продуктовый банк» собирает и сортирует всю пожертвованную еду, а затем поставляет в пункты раздачи, которые выдают ее людям на грани голода. Мама называла их «голодающие».

– Мы не голодающие, – ответила я.

– Нет, мы нет, – мама попыталась оттереть на столе пятно, которое никак не поддавалось. – Пока нет.

Я перевернулась на кровати и застонала.

– Как думаешь, мы увидим там знакомых?

– Возможно.

Ее голос звучал так же высоко и металлически, как тогда, когда она впервые рассказала мне о переезде сюда.

Я свесила ноги на пол.

– Смогу, наконец, с этим покончить.

Мама уже отвезла папу и близнецов в папин офис, чтобы он мог поработать, пока дети поиграют с бумагорезкой. Однажды он позволил им измельчить несколько документов, и вы, наверное, подумаете, что они умерли и попали в рай. Теперь он накопил все ненужные документы, чтобы они могли уничтожить их вместо него, когда он работал в выходные. Папа даже купил бумагорезку со специальным предохранителем, чтобы они случайно не разрезали пальцы.

Мама окликнула меня, когда я одевалась.

– Надень что-нибудь, кхм…не слишком броское.

– Одеться, как бедный человек, – пробормотала я. – Поняла.

Мой запас толстовок закончился, поэтому я натянула самый скромный свитер и джинсы, что смогла найти. Вместо кожаных ботинок до колен, которые я обычно с этим носила: я надела самую старую, самую поношенную пару конверсов. Я не расчесала волосы и не накрасилась.

– Ну как? – спросила я, вертясь на кухне.

– Я не сказала, что ты должна выглядеть так, будто на тебя напали птицы, – ответила мама. – Пойди, расчешись.

Уже в дороге мама объяснила, что пункт выдачи располагался в церкви.

– Это пункт выдачи с возможностью выбора, – сказала она. – То есть мы выбираем, какие продукты хотим. А в некоторых из них просто дают коробку с тем, что предварительно выбрали.

Она все болтала о том, чего ожидать, но, честно признаться, я не хотела знать. Я просто хотела покончить с этим.

Мы выехали из нашего района, проезжая мимо школы и двигаясь в том же направлении, в котором уехал Джеймс в тот день, когда мы сбежали. Мимо безголового оленя и дерева с винными бутылками. Мое сердце забилось чаще.

– Мам? В какой церкви находится этот буфет?

Мама порылась в кошельке и вытащила листочек.

– Нортбридж, – ответила она, передавая мне записку. – Нортбриджская методистская церковь.

Я застонала. Это церковь Джеймса. Кладбище.

– Ничего, если я останусь в машине?

– Мне нужна твоя помощь, – сказала мама с отчаянием. – Носить продукты. Не думаю, что у них есть корзинки.

На заднем сиденье универсала «Вольво» лежала стопка холщовых сумок. Родители продали «Мерседес», но «Вольво» уже оплатили, так что его оставили. Тем не менее, когда мы въехали на стоянку у церкви, у нас определенно была самая хорошая машина.

– О, боже, – проговорила мама, когда мы развернулись ко входу в пункт раздачи продуктов питания.

Уже выстроилась очередь приблизительно из пятидесяти человек. Так вот «голодающие», о которых она говорила. На первый взгляд выглядят они не так, как по телевизору, когда показывают детей с опухшими животиками и конечностями как у скелета. Эти люди казались такими суровыми, будто голод был наименьшей из их проблем. Те, кто привлекли мое внимание в первую очередь. Парень с крепкими мускулами и лицом, испещренным линиями, курящий сигарету. Женщина, которая выглядела так, словно побьет меня, если я даже моргну в ее сторону. Они уставились на нас, когда мы проезжали мимо. Неужели они думают, что мы собираемся забрать их еду?

– О, боже, – повторила мама.

– Нам здесь не место, – сказала я. – Поехали.

Мама проделала путь вокруг церкви и припарковалась перед автомобилем, который выглядел весьма неплохо, разве что пассажирское окно треснуло, и было склеено прозрачной пластиковой лентой. На зеркале заднего вида наклеен знак «инвалид».

Мы остались в машине, наблюдая за тем, как прибывает больше людей, и они становятся в очередь. Одна семья подъехала на фургоне, который я предположила, был их домом. Я заметила довольно много знаков «инвалид» и несколько человек с ходунками или тростями. Выглядели они не сурово. А изнывающими от скуки. Через несколько минут из церкви вышел человек и вручил пластиковые заламинированные номерки тем, кто стоял в очереди, и все немного разошлись, кто-то вернулся к своему автомобилю, кто-то присел на траву.

– Давай зайдем внутрь, – сказала мама, не пошевелившись при этом.

Я не была готова.

– Пока нет, – ответила я.

Рядом с нами припарковалась машина. Я повернулась посмотреть на водителя. Это была Чандра Мандрети. Мои глаза округлились, а ее сузились. Мы обе отвернулись. Ой. Мой. Бог. «Чандра Мандрети пошла в пункт раздачи продуктов питания».

Я втянула воздух.

Мама посмотрела на меня в недоумении, но была слишком занята, собираясь с духом, чтобы спросить, почему я тяжело дышала. Она выключила зажигание и посмотрела на свое отражение в зеркале заднего вида. Даже в не-слишком-броской одежде она могла бы отправиться на обед в загородный клуб. Хотя, на мне были самые жалкие кроссовки, но я забылась и надела кожаную куртку.

Мы не выглядели нуждающимися в бесплатной еде.

Мама сняла серьги и бросила их в сумочку. Маленькие бриллиантовые гвоздики, которые папа подарил ей на день рождения несколько лет назад.

– Забыла про них, – сказала она извиняющимся тоном.

– Думала, ты сказала, что нам не нужно быть лишенными средств к существованию, чтобы прийти сюда.

– Не нужно. Мы ведем себя глупо, – она потянулась к заднему сиденью за холщовыми сумками, что мы захватили. – Пойдем.

Я бросила взгляд на Чандру, выходя из машины, но ей пришлось облокотиться на окно, чтобы спрятать лицо. Ее мама ушла, чтобы самостоятельно взять номерок. Но я не могла поступить так с мамой. Не в наш первый раз здесь.

Когда мы подошли к двери, мужчина с ярко-оранжевой надписью «ВОЛОНТЕР» вручил нам номерок шестьдесят семь.

– Мы новенькие, – сказала мама, как будто мы вступали в общественный клуб. – Как я понимаю, нам нужно заполнить некоторые документы?

Тогда мужчина повел нас внутрь к женщине-волонтеру, которая дала маме бланк с вопросами о нашей фамилии и адресе, ежемесячном доходе и количестве людей в нашей семье. Также женщина предложила нам литературу о преимуществах «Американской программы льготной покупки продуктов» (Прим. от англ. SNAP:Supplemental Nutrition Assistance Program).

– Сейчас, это называется продуктовыми талонами, – объяснила женщина.

– Продуктовыми талонами? – прошипела я в ухо мамы. – Серьезно?

Мама просто держала улыбку на лице и писала ответы в маленьких клеточках. Она добавила свои часы работы в течение последних двух недель и удвоила их, вычислив ежемесячный доход и записав этот показатель.

– А как насчет папиного дохода? – спросила я.

– Не о чем сообщить, – сказала она

– Так говорится в графе «Семейный доход». Тебе нужно написать и папин тоже.

Она постучала карандашом по бумаге и наклонилась к моему уху.

– Твой отец сейчас не приносит домой зарплату, Айви. Все, что он зарабатывает, идет в оплату банковской задолженности за его бизнес.

– Что? – я поглядела на сумму, которую написала мама, что она приносит домой с работы на полставки в газете. – Серьезно? Как мы платим за лечение Брейди? – спросила я.

– Позже об этом поговорим, – прошептала мама.

Волонтер с оранжевым бейджем просмотрела наш бланк и, кажется, была довольна, что мы были и вправду настолько бедны. Она подождала с нами, пока мужчина с микрофоном не прокричал «до номера семьдесят!».

Мы встали в линию с другими голодающими. Осознание того, что мы вошли в их ряды, во многом походило на ощущение голода, с ноющей болью в животе. Только чувствовалось немного более похоже на удар исподтишка. Как все стало настолько плохо, да так быстро? Мне захотелось согнуться и опереться на колени ладонями, чтобы отдышаться, но это только усугубит ситуацию. Люди уже и так пялились на нас.

Когда мы добрались до начала очереди, мама попыталась отдать наш номерок мужчине-волонтеру, но он объяснил, что мы должны вернуть его в самом конце. Внутри были разные отделы для разных продуктов. Женщина-волонтер указала на консервы: фрукты, овощи и тунец, упаковки с макаронами и рисом, печеньем и крекерами. Она назвала их «долгохранящимися пищевыми продуктами». Один отдел в центре со свежими фруктами и овощами, а другой – с хлебом и кексами, и другими хлебобулочными изделиями.

– Охлажденные продукты находятся в задней части, – подсказала волонтер. – Мясо, яйца, йогурт, молоко, сыр.

На каждой полке прикреплена вывеска, которая указывала, сколько каждого продукта разрешено брать в зависимости от размера семьи. Мама читала их вслух, как будто я не понимала простую систему. Или, быть может, она не хотела, чтобы другие подумали, что мы потребуем больше. – Наша семья из пяти человек, поэтому берем три коробки с хлопьями, – сказала она.

Семье двоих было разрешено взять одну.

– Два фунта мясного фарша, – мама вытащила его из холодильника.

Семья поменьше могла взять лишь один.

– Не обязательно объявлять об этом, – пробормотала я ей на ухо.

Мы остановились, чтобы посмотреть небольшую демонстрацию приготовления еды, рассказывающую людям, как приготовить питательную еду из продуктов, которые имеются в наличии. Они делали салат «Цезарь» с курицей.

Мама все говорила такие вещи, как: «О, посмотри, у них есть хлопья «Cheerios»!» и «Это похоже на рынок!» Но это не похоже на рынок. Там люди не пробирались сквозь проходы по одному. Они не волновались о двух фунтах говяжьего фарша. И на рынке никогда не заканчивались продукты. К десяти часам, когда мы закончили покупки, полки были почти пусты. А люди все еще подходили.

– Следует ли нам поделиться с ними? – спросила я маму, когда мы потащили наши сумки в машину.

Она остановилась и подумала, ненадолго положив сумки наземь.

– Нет, – твердо сказала она, схватив их обратно. – Мне жаль. Я не могу беспокоиться обо всех остальных. Я должна беспокоиться о нас.

Мы сели в машину, и мама надела серьги обратно. Ее руки дрожали, но я ничего не сказала на этот счет. Повернувшись, я увидела, что Чандра все еще сидит в машине, припаркованной рядом с нами. Она снова посмотрела на меня и кивнула, прежде чем отвернуться.

На выезде, я увидела знакомый автомобиль. Передний бампер держался на клейкой ленте. К пассажирской двери прислонился Ригби Джонс, один из друзей Ленни. Я могла бы притвориться, что не заметила его, но он поднял кулак и направил ко мне. Я улыбнулась и сделала то же самое.

– Кто это был? – спросила мама.

– Мальчик из школы, – я обернулась, чтобы помахать на прощание.

Тогда я и заметила оранжевый значок. Ригби не из программы бесплатного распределения продуктов питания: он – волонтер.

– Все не так, как кажется, – пробормотала я.

В нескольких милях от церкви, мама выдохнула с облегчением, как будто она все это время не дышала.

– Я приготовлю мексиканский рис и фасоль с курицей, это то, что нравится твоему отцу, – сказала она, – и «Цезарь» с курицей. Это хорошая идея. Мясной рулет, или, может быть, мясной соус…

Мама справилась с задачей получения еды. Теперь ей нужно было найти способ растянуть ее, потому что с нашим уровнем доходов нам разрешено посещать этот буфет только раз в три недели. Как же выглядят бедные люди, которые могут ходить туда каждую неделю?

– Ты собиралась рассказать мне, – начала я, – как мы оплачиваем терапию Брейди.

Мама не ответила сразу. Она, пожалуй, не хотела мне рассказывать, а пообещала, чтобы заставить меня молчать.

– Не хочу, чтобы ты волновалась на это счет.

– Мам.

Это стало смешно. Я волновалась на этот счет. Если бы я знала, то, скорее всего, начала усерднее искать работу.

– Хорошо, хорошо, – она заерзала за рулем. – Страховка оплачивает одну часть. А все деньги, которые мы выручили с продажи мебели, украшений, бытовой техники… Это оплатит остальную часть. Какое-то время.

– А что потом? – спросила я.

Мама глубоко вздохнула.

– Мы что-нибудь придумаем.

Я смотрела в окно, когда мы подъехали к дому, вновь решая найти работу.

 

Глава 28

Позже этим же днем, я отправилась в магазин подержанных книг, но пожилая женщина, работающая там, засмеялась, когда я спросила, нанимает ли она на работу.

– Едва зарабатываю, чтобы платить самой себе, дорогая, – ответила она.

Поэтому я пошла в «Сохрани цент». Мужчина, работающий за прилавком, дал мне небольшой блокнот с формой для заполнения. Когда я вернула его обратно, он сказал:

– Мы дадим вам знать, если откроется вакансия.

– У вас нет никакой работы?

– У нас список ожидающих, – ответил он. – И буду честен. Многие кандидаты старше и у них семьи.

– У меня тоже есть семья, – ответила я.

– И они полагаются на вас, что вы обеспечите свою семью продуктами питания или вы просто ищете деньги на дополнительные расходы?

Я пожала плечами. Не хотелось признаваться, что мне не помешали бы деньги, чтобы помочь родителям в покупке продуктов.

– Дополнительные деньги, пожалуй.

– Мы дадим вам знать, – сказал мужчина, убрав мое заявление в самый конец папки.

Я пошла по направлению к выходу, но потом обернулась.

– Я видела, как другие дети моего возраста работают здесь. Обеспечивают ли они свои семьи?

– Вообще-то да, – кивнул он. – Некоторые из них.

– Ох, – пробормотала я, поворачиваясь и выходя.

Быть может, следовало подумать о работе в загородном клубе, но уже слишком поздно. Прослушивания начались час назад.

Брейди был на лужайке перед домом, когда я вернулась домой, и бросал камешки на дорогу. Кая сидела на крыльце с раскраской.

– Где мама? – спросила я.

– Наверху, с папой разговаривает, – ответила Кая.

Я огляделась в поисках Карлы, но ее нигде не было видно.

– А кто тогда присматривает за Брейди?

Сестра выпрямилась.

– Я!

– А если что-то произойдет? Тебе всего шесть лет!

– Если Брейди покинет двор, мне нужно кричать как можно громче. Вот так…

Она глубоко вздохнула.

– Нет! – я остановила ее. – Я поняла.

Забыла ли мама, что Брейди пугало, когда Кая так кричала?

Я подошла к брату и взяла его за руку.

– Брейди, пойдем со мной. Мы идем внутрь.

Он отдернул руку и вернулся к камням.

– Ты иди, – сказал Брейди.

– Ты должен пойти со мной, – сказала я. – Немедленно.

Он зачерпнул горсть камней и продолжил бросать их один за другим.

Я вытряхнула гравий из его руки и схватила его за запястье.

– Заканчивай уже с камнями, Брейди! Ты не можешь вернуть их на место. Ты никогда не уберешь их все!

Тогда он их отбросил, и накрыл руками уши. Стуча по ним. Брат снова начал этот безмолвный крик.

Кая ринулась к нам. Она толкнула меня в живот. Сильно.

– Ты все портишь, – сказала сестра. – Оставь его в покое.

Я отшатнулась от них, чуть не упав на велосипед, который оставила вчера во дворе. Мама и папа даже не спросили меня об этом. Они были слишком заняты, беспокоясь о деньгах, чтобы проявить внимание ко мне или Брейди.

Я побежала к ним, по задней лестнице, но поднявшись наверх, услышала, как они спорили, так как дверь была приоткрыта.

– А как насчет безработицы? Ты не понимаешь? – сказала мама.

– Я не безработный, Сьюзен.

– Тебя там не было, Марк. Те люди бедны, и не потому, что их мультимиллионные предприятия потерпели крах. Я чувствовала себя обманщицей.

Папа ударил чем-то по столу.

– Я делаю все, что в моих силах. Ты хочешь, чтобы я все бросил? Выпрашивал работу в «Sheffley»?

«Sheffley» это папин конкурент и крупнейшая полиграфическая компания в штате. И они не те, кто обращался со своими сотрудниками особенно хорошо.

– Нет, – сказала мама. – Я просто надеюсь, что это скоро изменится. Не знаю, как долго смогу продолжать в том же духе.

– Все не так уж плохо, Сьюзен. У нас есть крыша над головой, еда, одежда. Дети остались в своих школах. Брейди здесь не так плохо. Он…

– Он играет с камнями у обочины дороги! Он вертится возле местного бандита!

Ах, так, в конце концов, она не была высокого мнения о Ленни.

– Этот мальчик не бандит. Его единственное преступление – это проживание в бедном районе, – ответил папа. – Не будь таким снобом, Сьюзен.

Мама ахнула.

– Снобом? Так теперь я сноб, потому что хочу чего-то лучшего для моего умственно отсталого ребенка? Для всех моих детей?

– Наших детей, – поправил ее папа, повысив голос. – Они наши дети, и мы приняли это решение вместе. Они не умрут, если узнают, что все в жизни не подается на чертовом блюдечке с серебряной каемочкой.

Моя рука подлетела ко рту, как будто я единственная, кого прокляли. Отец никогда не ругался. И он никогда не повышал голос на маму.

Затем их голоса притихли, и я услышала, как папа сказал:

– Мне очень жаль. Я делаю все, что в моих силах.

И прозвучало это так, словно он мог заплакать.

Тогда я толкнула кухонную дверь. Мама обвила руками папу, сидевшего на одном из кухонных стульев. Они качались туда-сюда. Подняли глаза, когда я вошла и, должно быть, поняли, что я слышала весь спор. Или, быть может, им просто не хватало энергии надеть все-просто-прекрасно лица.

– Я найду работу, – заявила я. – Я только что оставила заявление в «Сохрани цент».

Папино тело осунулось еще сильнее.

– Ты не обязана это делать, Айви.

– Если у них ничего не найдется, я попробую в других местах. И… Я глубоко вздохнула, набираясь храбрости. – Есть такая работа в загородном клубе Морганс…

– Это слишком далеко, – сказала мама. – Я итак отвожу твоего отца на работу, и Брейди на терапию…

– Ладно, тогда я найду что-нибудь поблизости, чтобы ходить пешком, – ответила я, чувствуя облегчение от того, что загородный клуб отпадает. – Я могла бы давать уроки игры на фортепиано…

Папа вздохнул, мама погладила его по спине, и мы все просто стояли, несколько минут, ничего не говоря. Было слышно, как Брейди бросал камни на дорогу, одну крошечную горсть за раз.

Кайя явно могла позаботиться о нем, а я все портила. Я поднялась на два пролета в свою комнату и села у окна, глядя вниз на соседей. Смотря на моих соседей свысока, вот именно. Я больше не могла смотреть на них свысока, ведь так?

 

Глава 29

Риза позвонила около четырех часов.

– Как все прошло? – спросила она, запыхавшись.

– Ой… – я заколебалась, решая, солгать и сказать, что я провалила прослушивание, или признаться, что не пошла.

– Забила, не так ли? – ее голос звучал ровным я-зла-но-стараюсь-не-подавать-виду тоном.

– Да, – согласилась я. – В любом случае, это было слишком далеко, – я замолчала, ожидая ее громкой тирады, но нет. Подруга лишь вздохнула. – На сегодня все остается в силе? – уточнила я.

– Да, – ответила она. – Приходи уже ко мне. Хочу кое-что тебе показать.

Я завязала волосы в хвостик, плеснула водой в лицо, бросила пару вещей и зубную щетку в небольшую сумку и спустилась на кухню. Мама осмотрела меня сверху донизу.

– Ты в этом пойдешь? На мне была та же самая одежда, что я надела в пункт раздачи продуктов питания.

– С каких это пор тебе заботит то, что я надеваю к Ризе?

Мама надела более симпатичный наряд, чтобы отвезти меня, возможно, ожидая, что мама Ризы пригласит ее внутрь. Но миссис Морган даже не вышла поздороваться.

– Заеду за тобой утром. В десять часов, – отрезала мама.

Я не могла поверить, что мама Ризы намеренно ее игнорировала, но она была прямо здесь, на кухне, когда я вошла внутрь. Она улыбнулась, словно позировала тому, у кого заняло слишком много времени, чтобы сделать снимок.

Риза потащила меня наверх.

– Подожди, пока не увидишь, что я нашла.

Я ожидала увидеть неотразимое платье, может быть, пару великолепных нарядов взбалмошных девиц из гардероба ее матери. Но девушка открыла ноутбук, нажала на окно браузера и отступила.

– Вот, – сказала подруга. – Уикертоны из Нью-Йорка.

Я посмотрела на экран. Это было нечеткое фото людей, стоящих у большой лестницы.

– Сделано нескольких лет назад, но посмотри, – она указала на мальчика. – Те же волосы, только покороче. Это наверняка он.

Я посмотрела на подпись, где мальчик был указан как Робби Уикертон.

– Имя не то, – сказала я.

– Может быть, прозвище? Потому что этот ребенок похож на Джеймса. Только не говори, что это не он.

Я присмотрелась к мальчику по имени Робби. Сходство определенно было, но я отказывалась с ней соглашаться.

– Я тебя умоляю. Совсем не похож, – ответила я.

– Он выглядит точь-в-точь как Джеймс, – настаивала Риза.

Тем не менее, подруга закрыла фотографию и после этого не упоминала Джеймса или неприличное богатство его семьи. Я не рассказала ей о поездке в пункт раздачи продуктов питания и о неудавшихся попытках найти работу, но Риза была достаточно проницательна, чтобы заметить, что что-то не давало мне покоя.

– Тебе нужна, – заговорила подруга, – терапия от Ризы.

Она достала лаки для ногтей и сделала мне маникюр, пока мы слушали музыку, выбирая по очереди песни. Решив подбодрить меня, Риза прибегла к тяжелой артиллерии: ее плейлист восьмидесятых годов. Накаждую«Raspberry Beret»и«Girls Just Wanna Have Fun»она отжигала, в ответ я включала«Over the Rainbow»или«I Dreamed a Dream». Мадонна против Эвиты, «Wham!» (Прим. дуэт Джорджа Майкла и Эндрю Риджли, который пользовался огромным успехом в середине 1980–х годов) против Вагнера (Прим. немецкий композитор, дирижёр и теоретик искусства), Джоан Джетт против Призрака Оперы.

– Ты и шанса не даешь терапии от Ризы, – заявила подруга, поскольку заиграла последняя, выбранная ей, песня «Jessie’s Girl». – Шаг первый – признай, что у тебя есть проблемы.

Я кивнула.

– У меня определенно есть проблема. Но не думаю, что Рик Спрингфилд собирается все исправить.

Подруга стащила меня с кровати, потанцевать с ней. Я пыталась, правда, но песня «Jessie» началась с Дж, как Джеймс, и это только напомнило мне, что он продинамил меня на музыкальном вечере. Судя по всему, он не хотел, чтобы я была его девушкой.

Я плюхнулась на кровать Ризы и стала листать огромную стопку журналов о знаменитостях. Риза играла с моими волосами, скручивая их в локоны, а затем, начесывая их, чтобы они стояли прямо, как гигантское афро. Я почувствовала себя чуть-чуть получше.

После обеда (суши на вынос из нашего любимого суши-бара) Риза схватила наши пальто и повела меня на первый этаж. Оттуда я могла видеть наш старый дом, окно моей спальни. Там было темно. И пусто.

– Держи, – подруга вытащила ключ из кармана и протянула его мне. – Я нашла его.

Я повертела его в руке.

– Ключ. От чего он?

– От твоего дома, глупенькая.

– Эм, спасибо. Полагаю, мама может отдать его сотрудникам банка, или риелтеру, да все равно.

Я положила его в карман.

– Да нет, тупица. Он для тебя. Чтобы попасть внутрь. Алё! – Риза задвигала пальцами, будто игра на фортепиано. – Он все еще там, так?

Да. Мой рояль еще не продали.

– Знаю, что ты по нему скучаешь, – сказала Риза. – Думала, ты захочешь пойти туда и сыграть на нем еще разочек.

Я уставилась на ключ в моей руке.

– Но… – я скучала по каждой вещи в доме: по старой жизни так сильно. Как Риза узнала, что по роялю я скучала больше всего? – А что, если они сменили замки?

Риза пожала плечами.

– Думаю, мы узнаем.

Подруга взяла меня за руку, и мы прошли короткий путь от ее дома до моего, пробираясь сквозь тени.

– Чувствую себя вором, – сказала я.

– Мы же не собираемся украсть что-либо, – сказала Риза. – Мы только посмотрим, и это ваш дом, между прочим.

Я вытащила ключ, как только мы подошли к задней двери. Мы не так давно переехали, но все казалось таким иным. Лужайка заросла, веранда стала шире. Цветочные клумбы сильно… сильно подстрижены и перекопаны.

Ключ скользнул в отверстие, и я легко его повернула. Когда я открыла дверь, сработала сигнализация, как я и ожидала. Коротенький звуковой сигнал, напоминание о том, чтобы ее отключить. Я набрала код: последние четыре цифры нашего номера телефона и нажала «ENTER».

Стало тихо. «Я дома».

Мы вошли внутрь и закрыли дверь. В доме было темно и холодно. Я знала, что отопление выключено или очень слабое. Но здесь должно быть электричество, так как сигнализация сработала. Риза щелкнула одним из шести выключателей у двери на кухне. Встроенное освещение над нами загорелось.

Я вдохнула запах дома. Не совсем то, что я помнила. То сочетание запахов, которое заставляло дом пахнуть, как дом – приготовление пищи, мебель, мыло, которым пользовалась мама, и одеколон папы, спасенные Каей лягушки, и букеты из одуванчиков Брейди – уже испарилось.

Через кухню я прошла к задней лестнице, ведущей в мою комнату. Риза последовала за мной, включая свет на пути. Все было таким большим и мучительно пустым. Нашей мебели не осталось. Я знала, что ее распродали, но и подумать не могла, что это не займет много времени. Голые паркетные полы. Наши шаги эхом отражались по всему дому. Я вошла в свою комнату и уставилась на место, где когда-то стояла моя кровать с балдахином. Ни стола, ни комода, ни туалетного столика, ни кресла-качалки. Все исчезло. Осталось только местечко у окна. Я подошла к нему и села на свое обычное место, откуда наблюдала за тем, как Риза пересекала наш двор на пути к моему дому. Помнит ли Риза, как мы разговаривали по сотовому телефону, пока она не поднималась по лестнице и не садилась напротив меня?

Подруга уселась прямо здесь и поднесла руку к уху и рту, как телефон.

– Пока. Привет.

Она вспомнила.

– Пока. Привет, – прошептала я.

Риза опустила руку на свое колено.

– Здесь так странно. Похоже на город-призрак.

Я кивнула. Все было не так, как прежде, и теперь, когда я оказалась здесь, осознала, что мы никогда не вернемся. Просто я не ожидала, что все… исчезнет.

– Мне остаться? – спросила Риза.

– Думаю, я бы хотела побыть здесь одна, если ты не против.

Подруга кивнула и выскочила в коридор. Я подождала, пока не закроется кухонная дверь, прежде чем направиться в музыкальную комнату. Слезы хлынули из глаз. Все было по-другому. Я не могла поверить, что жила здесь меньше месяца назад. Словно целая жизнь прошла. Рояль, в лунном свете посреди комнаты, напомнил мне строчку из детской песенки «The cheese stands alone». Я сыграла простую мелодию на клавишах и запела.

– Heigh-ho, thederry-o, thecheesestandsalone.

Пододвинула фортепианный стул и села, сыграла одну из колыбельных, которую придумала для близнецов. Прозвучало неубедительно.

«Просто подзабыла», – сказала я себе. Попыталась снова, ухватившись за кое-что глубоко в душе, что оживит песню. Безуспешно.

Не подходящее место. Ни мебели, ни ковров, ни семьи… ничего, кроме холодных, пустых этажей. Остались только воспоминания, и им здесь тоже одиноко. Я закрыла крышку рояля, проведя рукой по ее гладкой деревянной поверхности. Каждый звук, который прозвучал, был усиленным, внушающим страх.

Мне показалось, я услышала шум внизу и посмотрела на часы. Семь тридцать, еще не время. Я на цыпочках подошла к двери и прислушалась. Шаги пересекли кухню и начали подниматься по ступенькам. Я прижалась к стене.

– Айви? – Риза вплыла в комнату. – Где ты?

Мои плечи расслабились.

– Риза, ты напугала меня.

Подруга обернулась и увидела, что я скрывалась за дверью.

– Твоя мама только что звонила. Она вложила свой телефон мне в руку, скрывая эмоции на своем лице. – Тебе нужно ей перезвонить.

Я не могла понять, почему Риза казалась такой обозленной.

– Все в порядке?

– К тебе пришел гость.

– Гость? – я мысленно пробежалась по списку людей, которые знали, где мы живем, и могли неожиданно появиться и в голову мне пришел… никто. – Кто?

Риза положила руки на бедра.

– Очевидно, Джеймс Уикертон у вас дома, ждет тебя.

 

Глава 30

Я последовала за Ризой из своего прежнего дома, выключая по пути свет. Она не разговаривала со мной всю дорогу, а только топала, опережая меня на несколько шагов. На мгновение я почувствовала себя: а) испуганной, что это конец дружбы между мной и Ризой, и б) смущенной тем, что Джеймс был в моей квартире. Когда мы дошли до ее двора, я позвонила маме.

– Это я, – сказала я.

Ее голос так и показывал: у нас гости.

– Здесь тебя ждет молодой человек. Джеймс. Он говорит, у вас свидание.

– Свидание?

Риза уставилась на меня.

– Поговоришь с ним? – спросила мама.

– Н-нет. Я, эм… – я уставилась на Ризу жалкими, молящими о помощи глазами.

Она схватила телефон и поднесла его к уху.

– Здравствуйте, миссис Эмерсон. Это Риза. Почему бы вам не предложить Джеймсу забрать Айви отсюда, из моего дома?

Подруга вернула мне телефон и плюхнулась на один из шезлонгов, скрестив руки на груди. На телефонной линии, на заднем фоне, была какая-то дискуссия.

– Говорит, что хорошо, – сказала мама. – Мы дадим ему адрес.

– Спасибо, мам. Извини за, кхм... недоразумение.

– Просто будь дома к одиннадцати. Здесь, у себя дома, – уточнила она. – Не у Ризы.

Я завершила разговор и вернула телефон Ризе. Она схватила его и ушла от меня во двор.

– Риза, – я позвала ее. – Я собиралась тебе рассказать…

Она развернулась.

– О том, что идешь на свидание с парнем, по которому я сохла неделями? Ты не подумала, что было бы уместно упомянуть, что у него уже есть девушка, и эта девушка – ты?

– Прости меня.

Я закрыла лицо руками.

– Ты же обещала, – сказала Риза. – Я спрашивала, нравится ли он тебе, и ты, смотря мне прямо в глаза, пообещала, что нет. И дерьмо… в тот день в коридоре? Когда он подавал сигналы руками тебе? Ты бессовестно врала мне!

Я покачала головой, зная, что это правда, но, не желая, чтобы это было так.

– Просто так получилось. Я не думала, что так сильно ему нравлюсь. Я была уверена, что он сбежит в считанные секунды, когда узнает, где я живу.

Риза резко рассмеялась.

– Ты крайне высокого мнения о нем, не так ли? Настоящая находка. Думаю, я должна поблагодарить тебя за то, что спасла меня от такого парня.

– Я была не права, ладно? Прости меня.

Она задела меня, заходя внутрь.

– Не то, чтобы я украла его у тебя, – я последовала за ней по пятам. – Он никогда не проявлял…

Ну вот… Я бы сказала, что не стоит такое говорить, прежде чем закончила эту фразу.

Подруга развернулась.

– Я поняла, Айви! Я не нравлюсь ему. Я никогда не нравилась ему! Мне больно, но это ни в какое сравнение не идет с тем, что моя лучшая подруга врала мне прямо в лицо на протяжении трех недель. Теперь я понимаю, почему ты настаивала на том, что он не моего типа.

– Я думала, ты с ума сойдешь, – сказала я. – Я боялась, что ты всем расскажешь… о моем переезде, и…

– Просто фантастика! Я сумасшедшая и еще паршивый друг. Большое спасибо. Теперь я чувствую себя намного лучше.

Риза ворвалась в дом, а я поплелась за ней, умоляя ее.

– Риза, я сожалею. Пожалуйста.

Она похватала мои вещи в ее комнате, бросила их мне под ноги, и хлопнула дверью. Я подняла сумку и пошла в ванную комнату в коридоре, чтобы что-нибудь сделать с волосами. Они все еще были начесаны в нелепое афро. Я нашла в сумке расческу, расчесала волосы, пока они не стали достаточно прямыми, чтобы их заплести. Когда я закончила, то выглядела, как безумная Хайди.

Я переоделась в сменную одежду: милую юбочку и ботинки, которые принесла, на случай если Риза захотела бы погулять. Я остановилась возле ее двери, но музыка играла громко, и она не отреагировала на мой стук. Я прошептала:

– Мне жаль, – затем поспешила вниз и на улицу.

Джеймс как раз подъехал, когда я дошла до ворот. Он выглядел невероятно горячо и смущенно.

– Привет, – сказал парень.

Я запрыгнула в его машину, не проронив ни слова, и он поехал. Я не представляла, куда мы едем, но мне было все равно. Я была уверена, что потеряла свою лучшую подругу. Потеря Джеймса тоже была бы прекрасной изюминкой на торте моей все более ничтожной жизни.

– Ты не получил мою записку, да? – спросила я. – О встрече в «the King» прошлым вечером?

– Нет, – ответил он. – Я искал повсюду. Где ты ее оставила?

– Прямо на полке.

Джеймс покачал головой.

– Не нашел. Тогда я подумал, может быть, ты оставила ее на кладбище, поэтому я отправился туда сегодня утром и обыскал повсюду.

Я застонала.

– Прости меня.

– Так ты подумала, что я тебя продинамил?

Я кивнула.

– Как ты меня нашел?

– Я подождал в «Сохрани-цент», когда твой друг, – он прочистил горло, – извини, не твой друг, Ленни придет, чтобы спросить его, где ты живешь.

– Ты не мог, – съежилась я.

– Сначала он не хотел говорить. Сказал, что, если бы ты хотела, чтобы я знал, где ты живешь, то сама бы мне рассказала.

– Что ж, похоже на правду.

Парень ненадолго отвел взгляд от дороги, чтобы бросить в мою сторону совершенно сердитый взгляд.

– Почему ты не хочешь, чтобы я знал, где ты живешь?

Я опустилась ниже на сиденье.

– Ты же видел? Я живу в худшем районе.

– И… ты подумала, что меня это волнует?

– Не знаю, – безропотно ответила я. – Ты водишь такую хорошую машину…

Джеймс остановился на красный свет и расправил плечи, встречаясь со мной лицом. – Поэтому я тебе и нравлюсь? Потому что вожу хорошую машину?

– Нет, – я наклонилась и уткнулась лицом в колени. Глубоко вздохнула, надеясь подобрать нужные слова, и откинулась обратно на сиденье. – В тот день, когда мы отправились на кладбище, ты сказал, что правда никогда не бывает так хороша, как себе представляешь. Я боялась, что не оправдаю,… ну знаешь, то, что ты бы себе представил.

Загорелся зеленый свет, и мы поехали дальше. Я уставилась на дорогу перед нами, пока Джеймс не отъехал в сторону и не остановил машину.

– Все, что я себе представил, это девушка, которая заставляла меня чувствовать себя особенным, – сказал он. – Которой я нравлюсь за то, кто я, не за то, где живу, или кто моя семья, или какой автомобиль я вожу. Ты можешь и в картонной коробке жить, мне до этого нет дела.

– Ну, возможно, так и будет, – сказала я.

– Все равно, – ответил Джеймс.

– Я не могу позволить себе посещать места, например, в городе. Или концерты. Я даже не могу взять напрокат дурацкий костюм на вечеринку на Хэллоуин у Уиллоу.

– Меня, правда, не волнует ничего из этого.

– Это ты сейчас так говоришь, – расстроилась я. – Но когда все остальные будут делать что-то невероятное, а я не смогу?

– Ты – то невероятное, в чем я нуждаюсь.

Я вздохнула.

– Прекрати говорить правильные слова.

Парень засмеялся.

– Я и не пытаюсь.

Неожиданная улыбка коснулась моих губ.

– Прекрати быть милым, даже не пытаясь.

– Я, хм… попробую, эм, не пытаться?

Мы смеялись, и Джеймс коснулся одной из моих косичек пальцами и потянул ее, пока мои губы не оказались достаточно близко, чтобы поцеловать. И затем он сделал это, поцеловал меня, пока не возникло чувство, что он – мой кислород, а я его. Машины мчались в темноте, передние фары которых били по нам лучами света, словно фейерверки, зажженные от пыла наших поцелуев.

Когда мы все-таки отстранились друг от друга, я заглянула в его льдисто-теплые голубые глаза и сказала:

– Почаще не пытайся.

Джеймс откинул голову назад в беззвучном смехе и завел машину, мы умчались в ночи – мои губы покалывало, а сердце пело.

 

Глава 31

Мы приехали в мою любимую закусочную, «the Charcoal Hut». В каждой кабинке стояли маленькие музыкальные автоматы, в основном со старыми песнями на выбор. Джеймс пригрозил выбрать «Stairway to Heaven». И настоял на том, чтобы сделать для меня заказ своим британским акцентом. Я не могла отделаться от мысли, насколько бы Ризе это понравилось, если бы она была на этом свидании вместо меня.

– Дама будет чизбургер делюкс, с луком. Я буду то же самое. И еще картошку-фри.

Официантка закатила глаза и записала.

– Напитки?

– Мне просто воды, – ответила я, понимая, что пяти долларов в моем кармане, может даже не хватить на чизбургер.

Джеймс наклонился ко мне через стол, держа меню так, чтобы прикрыть наши лица от взора официантки.

– Я угощаю. Не беспокойся.

– Видишь? Это то, чего я боялась. Я не хочу, чтобы ты платил за меня каждый раз.

– Это не каждый раз. Это один раз. И я пригласил тебя на свидание. Ты можешь заплатить в следующий раз.

– В том-то и дело. Я не смогу заплатить в следующий раз. Ни в один из следующих раз.

Официантка переместила свой вес с одного бедра на другое, постукивая карандашом по блокноту для заказов.

Джеймс взглянул на нее поверх меню.

– Не могли бы вы дать нам минутку? Мы все еще решаем.

Она закатила глаза и удалилась.

Джеймс опустил меню и скрестил руки, снова наклоняясь ко мне.

– Значит, мы будем делать то, что не стоит денег. Пойдем в библиотеку, парк или кладбище, посмотрим телевизор или…

– У нас нет кабельного. Мы даже не можем посмотреть телевизор у меня дома.

– Без разницы, – парень раздраженно вздохнул вкупе с озорной улыбкой. – На самом деле я не планировал смотреть телевизор.

Я почувствовала, как мое лицо покраснело

– Меня правда не волнует, куда мы пойдем или что будем делать, или как много это стоит, – нежно сказал парень. – Каждую девушку, с которой я когда-либо встречался…

Джеймс резко остановился и опустил взгляд, теребя уголок меню.

– Что? – прошептала я.

– Волновали мои деньги, а не я сам, – продолжил он.

Я наклонилась, чтобы поймать его печальные глаза.

– Как это возможно? – спросила я. – Ты намного лучше всего, что можно купить за деньги.

Парень улыбнулся, но его подбородок был все еще опущен.

– Перестань говорить правильные слова.

Я засмеялась.

– Я почти никогда не говорю правильные слова. Так что наслаждайся моментом.

– Наслаждаюсь, – Джеймс посмотрел на меня из-под ресниц – Есть только одна вещь, которая сделает этот момент еще лучше.

Я почувствовала, как кровь прилила к лицу, я была уверена, что он попросит о поцелуе. Прямо здесь. Но вместо этого парень открыл меню.

– Пожалуйста, раздели со мной молочный коктейль, – сказал он умоляющим голосом. – Весь день думал об этом. Две соломинки.

– Хорошо, – улыбнулась я.

Джеймс снова залез в меню.

– Шоколадный?

Кивнула, и он откинулся на спинку, чтобы подозвать официантку. Когда она ленивой походкой вернулась к нашему столику, парень снова заговорил с британским акцентом.

– Шоколадный молочный коктейль. Две соломинки, пожалуйста.

– Что-нибудь еще, Ваше Высочество? – она нехотя веселилась.

– На этом все, милая леди.

Нам принесли молочный коктейль, и мы тихонько попивали его, смеясь каждый раз, когда наши лбы соприкасались.

– Итак, – сказал Джеймс. – Твои родители показались милыми: немного в замешательстве, когда я появился…

– Извини за это.

Я сделала глоток молочного коктейля.

– Ты, кхм…новенькая в Лейксайд?

Я сделала паузу, после чего все, что я держала в себе или скрывала, притворяясь, что этого нет… начала рассказывать. Что случилось с нашим домом, разорение фирмы моего отца, болезнь Брейди, и нужда в деньгах на его лечение. Даже о поездке в пункт раздачи продуктов питания в церковь этим утром.

– Видел, как люди выстраивались там в очередь, – сказал Джеймс.

– Было жутко. Я имею в виду, волонтеры были милыми и все такое, но люди… – я не хотела вести себя так, словно я была лучше их, но некоторые из них реально напугали меня: суровость их взглядов и то, как они боролись, казалось, запечатлено на их лицах. – Они заставили меня почувствовать себя мошенницей, я думаю…

– Словно ты не пострадала настолько, чтобы там быть? – уточнил парень

– Да. Именно так, – я почувствовала облегчение, как будто носила тяжелый плащ, и, наконец, мне удалось его скинуть. – Теперь ты знаешь все мои секреты, – шутливо сказала я. – Ты должен рассказать мне о своих.

Джеймс заерзал на месте.

– Что заставило тебя думать, что у меня есть секреты?

Я пожала плечами.

– У каждого есть секреты.

– Я весьма заурядный, – сказал он, помешивая соломинкой кусочек мороженого на дне стакана. – По крайней мере, я больше не в секрете от Ризы?

Я покачала головой. То чувство тяжести, которое я только что сбросила, начинало возвращаться.

– Можем поговорить о чем-нибудь другом?

Мы оба наклонились, чтобы сделать по глотку коктейля, и наши лбы соприкоснулись.

– О чем ты хочешь поговорить? – спросил он таким низким голосом, что послал мурашки по моему позвоночнику.

Я отодвинулась на пару сантиметров.

– Эм, я… э…о Шекспире?

Джеймс улыбнулся и тоже отстранился.

– Хочешь поговорить о Шекспире?

– Ладно, нет. Но я иначе взглянула на «Ромео и Джульетту».

– Я полностью провалился в этом, – сказал он. – Мы должны увидеть это на сцене когда-нибудь, с настоящими актерами…

Еще одна вещь, которую я не могла себе позволить. Я посмотрела на тарелку, которую официантка только что поставила передо мной: сочный бургер и гору горячего картофеля фри. Я и не понимала, как сильно деньги управляют нашей жизнью, каждым действием, каждым разговором. Избежать невозможно.

– Иногда в парке дают бесплатные спектакли, – тихо сказал Джеймс. – Или мы можем пойти на кладбище и прочитать строки друг другу. Или… – он замолчал, медленная улыбка приподняла уголки его рта. – Я читаю строки, ты их поешь.

– Не-а, – я покачала головой. – Ни за что.

– Ну же, – парень встряхнул бутылку кетчупа и выдавил немного на тарелку. – Я хочу услышать, как ты поешь еще раз.

– Не могу.

– Почему?

Я обмакнула картошку в кетчуп и откусила кусочек.

– Я боюсь.

– Меня?

– Нет. Себя.

Я сказала абсурдную вещь, но Джеймс не посмеялся надо мной и не отпустил шутку на этот счет. Кажется, он понял, или, по крайней мере, не понял меня неправильно.

– Трудно объяснить, – сказала я.

Парень прекратил есть и смотрел на меня, слушая.

Я заглянула в его светло-голубые глаза.

– Проходило шоу талантов, когда я училась в пятом классе, не только для пятиклассников, – начала я. – Это было большое событие, в котором принимал участие весь школьный округ, дети намного старше меня; оно проходило в огромном зале. Я написала песню, и репетировала ее в течение нескольких месяцев. Каждый вечер перед сном я представляла, как я бы вышла на сцену и прекрасно сыграла и спела, а все аплодировали, а я выходила на поклон вновь и вновь. Но я споткнулась по пути на сцену, самую малость. Возможно, никто даже и не заметил, но я начала думать, как уже облажалась. Я хотела, чтобы все было идеально. Тогда я увидела, что все смотрели на меня, и занервничала, а я никогда не чувствовала такого, пока репетировала. Все было не так, как я себе представляла. И я подумала: «Вот теперь я точно все испортила». И чем дольше я там стояла, тем хуже становилось. Тогда я действительно все испортила. Полностью застыла на сцене. Я едва могла дышать. Какой-то ребенок увел меня со сцены.

– Но ты была маленькой, – утешил Джеймс.

– Я это знаю, но не могу от этого избавиться, – сказала я. – Сцена и зрители – то, что положило начало. Остальное кроется здесь, – я похлопала себя по голове. – В моей голове. Это я. Мое горло сомкнулось. Я даже не могу петь близнецам перед сном, потому что кто угодно может услышать меня сквозь стены.

– Ты пела в оркестровой комнате, перед Ризой, и... ты знаешь, – Джеймс понизил голос, – тем жутким парнем в кладовке.

Я попыталась улыбнуться.

– Да, но я не знала, что ты там был. А Ризу я знаю всю свою жизнь.

– Но ты пела.

– Едва ли. Мне пришлось притвориться… – я заколебалась от неуверенности, следует ли доверить ему весь масштаб своей странности.

Парень потянулся через стол, чтобы провести большим пальцем по моей руке.

– Притвориться?

– Пришлось представить себя на кладбище, – сказала я. – Поющей надгробиям.

Джеймс улыбнулся до ушей.

– Мой прием с надгробиями сработал?

– Да, – пробормотала я. – Но я не знаю, смогу ли снова так себя обмануть. И теперь моя подруга Молли хочет, чтобы я выступила на музыкальном вечере.

– О, – сказал он. – Поэтому ты была там?

Я кивнула.

– А публика была жуткая?

– Нет, – ответила я. – Они поддерживали, честно говоря.

– И ты все еще полагаешь, что совершенство является одним из требований музыкального вечера?

Я пожала плечами. Это не то, что я требовала от кого-либо, но то, что ожидала от себя. Мне не известно почему.

Джеймс наклонился над столом.

– Ладно, план таков. Ты идешь на музыкальный вечер. Никому не рассказывай об этом. Просто приди и спой надгробным камням. Напиши песню о несовершенстве, а потом испорти все к черту. Сделай это для себя.

Я покачала головой.

– Не знаю. Я подумаю.

Парень сделал очередной глоток молочного коктейля, и я наклонилась, наши носы почти коснулись. Его волосы упали на глаза, и он отбросил их.

– Серьезно, – сказал Джеймс. – Если последний звук, который я услышу, будет твое пение, то я умру счастливым.

Я не знала, как на это реагировать. Моя семья и Риза говорили мне об этом годами, а теперь и Молли тоже. Быть может, я могла начать верить в то, что это правда. Я отвела взгляд, так чтобы он не видел, как на мои глаза наворачиваются слезы.

– Перебор?

– Нет, – ответила я. – В самый раз.

 

Глава 32

Субботним вечером я уснула безумно счастливой после встречи с Джеймсом, но воскресным утром радость испарилась. Риза меня ненавидела. Я продолжала звонить ей, чтобы еще раз извиниться, а что еще я могла сказать? Я ей солгала. Она вправе злиться.

После завтрака я решила прогуляться по окрестностям и заметила Молли. Она сидела на крыльце у своего дома: небольшого, но милого. Двор был аккуратно подстрижен, а под окнами висели горшки с цветами. Девушка улыбнулась, когда я к ней подошла.

– Приветик, соседка.

– Привет, – сказала я. – Я могу видеть твой дом из своей спальни. Я указала на окно на чердаке, которое возвышалось над приземистыми домами. Молли заехала за мной в пятницу вечером, так что я не была уверена, какой именно дом был ее до сегодняшнего дня.

Она вытянула шею в сторону, чтобы увидеть мое окно.

– Оу. Круто.

– Ленни называет это «Дерьмобашней».

Я поморщила нос.

Молли улыбнулась.

– По крайней мере, у тебя вид из окна открывается.

– Роскошный лейксайдовский пентхаус с великолепной панорамой, – проговорила я с преувеличенным энтузиазмом, словно зачитывала рекламу о недвижимости. – Ультра-коричневый фасад скрывает грязь!

Молли отвела руку в сторону, чтобы презентовать свой дом.

– Прелестный дом на колесах, скудно замаскированный, чтобы не казалось, что он принадлежит трейлерному парку!

Я засмеялась.

– Все совсем не так!

– Да? – спросила девушка, поднимаясь и показывая мне следовать за ней. – Подожди, пока не увидишь роскошный интерьер.

Мы вошли внутрь, а там все изящно отделано, но от глаз не скрыть, что это трейлер, как только заходишь внутрь. Он – длинный и узкий. А в конце комната Молли. Мы прошли через гостиную, кухню и ванную, когда девушка вела меня к себе в комнату; и у меня отвисла челюсть, когда я встала посреди и огляделась. В отличие от серого декора моего чердака, явно вызывающего ощущение, что я не намерена там надолго оставаться, комната Молли была произведением искусства. Молли создала коллаж из изображений и слов прямиком на стенах. Там были стихи, цитаты, строки из книг. Это был кокон самовыражения, печали и радости, и всего, что между ними.

– Вау. Просто потрясающе!

Я оглядела стены, вместе с тем читая цитаты Марка Твена и доктора Сьюза, Эмили Дикинсон и Чарли Брауна. Я указала на ту, которая не была никому присвоена:

«Реальность – для людей, которым недостает воображения».

– Чьи это слова?

– Анонима, – ответила Молли. – Анонимам есть много чего сказать.

Одни цитаты были написаны карандашом или маркером, другие – аккуратно благодаря трафаретам. Окружены они были красочным дизайном, похожим на непростой танец змей и виноградных лоз, и фейерверков.

– Моя любимая на данный момент.

Девушка указала на строчку, красиво написанную фиолетовыми чернилами.

Пикассо.

– Я бы хотел жить как бедный человек с деньгами, – прочитала я.

– Впервые увидела, то подумала, что за чепуха? Кто бы по своей воле стал так жить? Но потом поразмыслила обо всех вещах в этом месте, которые действительно классные.

Я скептически на нее взглянула.

– Серьезно?

– Я могу писать на стенах в моей спальне, и никто не станет возмущаться, – ответила Молли.

– Можно ужинать на полу в гостиной, – сказала я. – Можно говорить с кем-то на другом конце дома, даже не вставая с места.

Девушка рассмеялась.

– Никого не заботит, что газон не подстрижен определенным образом, или какую машину ты водишь, или правильно ли одет и подходящие ли у тебя друзья или… ты понимаешь. Вся эта чушь.

«Или если ходишь в пункт раздачи продуктов питания, или позволяешь брату, отстающему в развитии, играть у дороги, или…»

– Все же время от времени деньги бывают нужны, – сказала я. – Ну, например, на еду, да и прочее.

– Да. То-то и оно.

Она улыбнулась.

– Говоря об этом, вчера я искала работу, – призналась я.

– Где?

– В магазине подержанных книг. И «Сохрани цент»

– Успешно?

Я покачала головой.

– А ты подрабатываешь?

– Нет. Мама хочет, чтобы я сфокусировалась на обучении, получила по возможности стипендию.

Я даже не спросила родителей, что стало с моими планами на колледж. Предполагалось, что они отложат деньги, но я не знала, все ли еще так.

– Не знаю, кем я хочу стать, когда вырасту, – ответила я.

– И я. Невозможно думать настолько далеко вперед, – сказала Молли. – Я едва знаю, кем хочу быть завтра.

Я откинулась на ее кровать.

– Почему мы вообще перестали дружить?

– Я была изгнана. Помнишь? – немного остроты послышалось в ее голосе. – Королева Уиллоу не жаждала меня больше видеть в своей свите.

Уставилась в потолок, не зная, что и сказать на это. Я была членом этой свиты. И все еще в ней. Чувствовала себя просто ужасно из-за того, что произошло в то время, а я ничего не сделала. Я не усомнилась в правдивости слов Уиллоу. Ничего не сказала о своих подозрениях, что именно Уиллоу распустила все ужасные слухи о Молли.

Я сглотнула.

– Я была тебе не лучшим другом. Я …

– Не надо, – Молли подняла руку, останавливая меня. – Дело сделано. Я тебя не виню.

– Но я должна была вступиться за тебя. А лишь согласилась, как овца.

– Все в порядке, – сказала девушка. – Я сошла с карусели, а ты осталась.

Я смотрела, как она крутится на стуле, поняв, что именно так я себя и чувствовала: как будто крутилась и крутилась на карусели, которая двигалась слишком быстро, чтобы с нее сойти. Я вцепилась в нее и пыталась не упасть, или, по крайней мере, чтобы меня не стошнило. Поддерживала нужный образ, будучи девочкой, которой они думали, я была… Это сбивает с толку.

– Мне необходимо сойти с этой карусели, – сказала я. – Я так больше не могу.

Молли улыбнулась.

– Так сделай это.

– Просто спрыгнуть?

– Уйди. Не оглядываясь, – ответила девушка. – Именно так я и поступила.

– Но они мои друзья, я…

Молли вытянула руку, указывая пальцем на одну из цитат на стене:

«Друг – это тот,

кто знает о тебе все

и все еще тебя любит ».

Я наклонилась поближе, чтобы рассмотреть, чьи это слова, так как шрифт мелкий.

– Альберт Хаббард, – прочитала я. – Кто это?

– Писатель, философ. Умер примерно сто лет назад. Умный чувак.

– Мне просто следует им все рассказать.

То самое чувство кружения стало возвращаться.

– Или нет, – Молли пожала плечами. – Тебя волнует, что они подумают? Что скажут Уиллоу и Уинн?

Я прикусила губу, боясь признаться, что меня волнует, что они подумают. Как минимум, что подумала Риза. Может быть, и не должно, но волновало. Я откинулась на кровать, пока Молли за столом рисовала. Что самое худшее в том, что может случиться, если все будут знать о переезде в Лейксайд, о пункте раздачи продуктов питания? Джеймс не переживал из-за этого. Молли точно не переживала. Я притворялась по неправильным причинам, для неправильных людей. Слишком много мороки. Видела это на примере моих родителей, притворяющихся, что все хорошо, хотя это было не так. Было бы намного проще, если бы они все нам рассказали с самого начала.

Встав с кровати Молли, я все еще чувствовала небольшое смятение, но уже знала, как поступить.

– Завтра я поеду на автобусе, – объявила я.

Молли крутанулась на стуле ко мне лицом.

– Хочешь сесть со мной?

Я покачала головой.

– На самом деле, нет. Я хочу попытаться самостоятельно с этим справиться. Странно?

– Нет, – ответила она. – Но я буду рядом, если понадоблюсь.

***

В понедельник утром, перед тем как отправиться на автобусную остановку, я посмотрелась в большое зеркало, которое мама повесила на внутренней стороне входной двери. Она бы посчитала его безвкусным в нашем старом доме, но теперь ее стандарты изменились. Я выглядела обычно. Волосы еще были слегка влажными, поэтому легли по-своему. Юбка, колготки, сапоги, куртка… неплохо. Поскольку я не ездила на велосипеде, то сменила рюкзак на громадную сумку, купленную в «Bloomingdale» пару лет назад, я ее носила, наверное, лишь раз.

Молли ждала на остановке, размахивая футляром кларнета, когда я подошла.

– Привет, – сказала она. – Милая сумка.

– Спасибо.

Я начала говорить, где ее купила, но вовремя себя остановила.

Ленни проехал мимо нас на джипе. Он упорно не смотрел на меня, но все же притормозил и спросил Молли, не подвезти ли ее. Парень посмотрел на нее и произнес только ее имя, чтобы подчеркнуть, что меня не пригласили.

– Нет, спасибо, – прокричала она, и он уехал.

– Я культивирую репутацию хулиганки, – пояснила мне девушка, – а автобус является ключевым звеном моей стратегии.

– Это ужасно, как говорят?

– Нет, – сказала Молли. – Большинство из этих крутых парней просто любят потрепаться. Ответь им, и они обычно оставляют в покое.

Молли слегка пнула гравий. Несколько камешков отлетело в траву. «Брейди доберется до них чуть позже», – подумала я.

Наш автобус, под номером тринадцать, с грохотом подъехал, и мы забрались в него. Так называемые «крутые ребята» сидели сзади, а те, кто побаивался их – спереди. Я нашла свободное место посредине. Молли села напротив меня по диагонали и сползла вниз, подперев коленями спинку переднего сидения.

Я попыталась принять столь же расслабленную позу, но в юбке это давалась немного сложнее. Автобус не был переполнен, поэтому меня никто не беспокоил. Потом появился юноша, который выглядел так, как будто должен был выпуститься года три назад. Он прошелся по проходу, совсем не в шутку толкнув пару детей впереди. Я сфокусировала взгляд на темно-зеленой спинке сиденья из искусственной кожи и ждала, пока он не пройдет, чтобы спокойно выдохнуть.

«Слишком рано».

Парень шагнул обратно и сел рядом со мной.

– Не возражаешь, если я присоединюсь к тебе?

Он развернулся ко мне, закинув руку на спинку сиденья. Я почувствовала, как его рука коснулась моего плеча.

– Я – Мик, – представился он. – Как тебя зовут?

Медленно повернув голову, я подумала о вымышленном имени. Но с меня хватит лжи.

– Айви.

– Откуда ты?

– Я живу здесь, в Лейксайд.

Пора это признать.

– Я не спрашивал, где ты живешь, – сказал Мик. – Я спросил, откуда ты. Потому что ты точно не из Лейксайд.

Кто-то на заднем сиденье крикнул:

– Она одна из тех высокомерных вестсайдовских сучек.

– Так и думал, – Мик ухмыльнулся, осматривая меня сверху донизу. – Оу, что же случилось? Потеряли трастовый фонд?

– И ты потеряйся, – сказала я.

– Ненадо так, – парень скользнул подушечкой большого пальца вниз по моей руке.

Я дернулась от него, и он рассмеялся, но прижался еще ближе. Его колено уткнулись в мое бедро. На меня нахлынула волна гнева, словно все, что накопилось за эти недели, вот-вот взорвется. Одним быстрым движением я скинула его ногу с сиденья и оттолкнула его. При этом я выпустила, а, возможно, и нет один из тех стонов, как теннисисты.

Мик упал на спину, взмахивая руками, но не смог ни за что ухватиться. Удивление на его лице соответствовало моему собственному. Я сбросила парня. Он с грохотом приземлился в проходе, руки и ноги приподняты вверх.

– Эй! – он стал подниматься, чтобы броситься ко мне, но из ниоткуда появилась пара рук и оттолкнула его.

– Ты ее слышал, – сказала Молли. – Отвали, придурок.

– Какого чер…

Лицо Мика покраснело, то ли от злости, то ли от смущения, сложно сказать.

Молли наклонилась к нему, прежде чем он смог восстановить равновесие.

– Отойди, – прорычала она. Если бы в данный момент она не спасала мою задницу, я бы испугалась ее больше, чем Мика.

Парень легкой походкой ушел прочь, пытаясь сохранить образ крутого парня. Послышалось несколько «неплохая попытка» и «забей» замечаний с задних рядов автобуса. Молли протянула руку и сказала:

– Пойдем, – и мы пошли туда, где она сидела.

– Спасибо.

Я скользнула к окну, совершенно спокойная после того, как выпустила гнев.

– То же самое было со мной, когда я только переехала. Придурок.

Она плюхнулась на место, покрасневшая, и тяжело дыша.

– Как давно это было? – спросила я.

– Прошлой осенью.

Начало прошлого учебного года. Спустя несколько месяцев, как Уиллоу выгнала ее из нашего круга, что объясняло, почему я не знала об этом в то время.

– Кто-то из твоих родителей потерял работу или еще что случилось?

Молли не ответила сразу, и я подумала, что сунула нос не в свое дело.

– Извини, это меня не касается, – моментально сказала я.

– Нет, дело не в этом, – Молли посмотрела на свою руку и начала пальцем водить по линиям на ладони. – Мой папа умер.

Я прикрыла глаза.

– Боже, Молли. Я не знала. Сожалею.

– Спасибо, – девушка вздохнула. – Так или иначе, после этого мы не могли позволить себе дом в Вестсайде.

– Мы тоже потеряли наш дом, – сказала я.

– Отстой, – ответила Молли.

Я кивнула.

– Но самое худшее – это то, что я осталась без рояля. Именно поэтому, я была тогда в оркестровой комнате.

– Я тоже не могу практиковаться дома, – Молли побарабанила пальцами по кларнету на ее коленях. – Мама работает ночью, а спит днем. Это слишком громко.

– Отстой, – сказала я, и мы рассмеялись.

Когда есть кто-то, с кем можно поговорить и посмеяться, помогало, но этого недостаточно, чтобы полностью избавиться от страха выйти из автобуса у всех на глазах. Когда мы подъехали к школе, я удивилась, что никто, казалось, не заметил моего существования. Молли подтолкнула меня локтем.

– Все не так уж плохо. Ты думаешь, что все за тобой наблюдают, но, на самом деле, они думают только о себе.

Когда мы зашли в школу, я взглянула на девочек, поправляющих свитера, юбки и волосы после поездки в автобусе. На парней, толкающих друг друга в плечо, нервно поглядывая на девушек, свитера, юбки и волосы. На ребят, которые смеялись слишком громко. Или закатывали глаза на тех, кто смеялся слишком громко. Каждый кем-то притворялся – крутым, отчужденным, беззаботным. Теми, кем они не были. Я так устала от притворства.

Уиллоу и Уинн уже взяли контейнеры с органическими овощами и мини-сэндвичи, когда я села за наш обеденный стол позже этим же днем. Дженна Уотсон тоже была там. Она сидела с нами, когда разрывалась между парнями. Но Ризы пока не видно. Весь урок английской литературы подруга сидела, абсолютно молча, и промчалась мимо меня и Джеймса, когда мы остановились поговорить после урока. Я пыталась поймать ее в коридоре, но она ускользала из виду. У меня так и не появилось шанса сообщить ей, что я собиралась сделать на ланче.

Я села за наш стол с яблоком, которое принесла из дома и пакетиком шоколадного молока. Ни шанса, что «тако-сюрприз» сегодня сдавит мое горло.

– Вы видели юбку Чандры Мандрети? Такая симпатичная. Думаю, винтажная, – сказала Уиллоу.

Глаза Уинн загорелись.

– Вероятно, она ездила в город. В Манхэттене есть несколько изумительных винтажных магазинчиков.

– Помните то платье Пуччи, которое я нашла прошлым летом? – спросила Уиллоу.

Уинн одобрительно мяукнула, но Дженна оставалась тихой. Знала ли она, что Чандра более вероятно покупала вещи в «Goodwill» или в «Salvation Army»? Она заметила, что я на нее смотрю, и отвела взгляд вниз, на несъеденный бутерброд, убирая его обратно в упаковку.

Наконец, появилась Риза и села на свое привычное место напротив меня, но не встретилась со мной взглядом. Ее бойкот еще сильнее ослабил мою и без того висевшую на волоске решимость, что мой голос прозвучал практически шепотом.

– Мне нужно кое-что вам рассказать.

Никто, кроме Ризы, даже не заметил, что я что-то сказала. Она пнула меня под стол, предостерегающе покачав головой. По крайней мере, ей было не безразлично, чтобы так сделать.

Я прочистила горло и заговорила громче.

– Мне нужно кое-что сказать. Всем вам.

Голова Уинн резко дернулась в мою сторону.

– О, мой бог, ты беременна.

– Что? Нет! Почему ты так подумала?

– Она даже не встречается ни с кем, – сказала Уиллоу. – Я тебя умоляю.

– Тебе купили машину, – заявила Уинн.

– Она просила тебя угадать? Перестань гадать! – огрызнулась Уиллоу, поворачиваясь ко мне со снисходительно спокойным лицом. – Что за новость, Айви? Надеюсь, это объяснит, почему ты не появилась в субботу, чтобы выбрать костюм для вечеринки на Хэллоуин.

На лице Ризы появилось виноватое выражение. Значит, она ходила без меня, не сказав мне.

– Так много, если честно, – пробормотала я.

Риза опустила взгляд на свой обед, а я вернула внимание к девочкам.

– Я просто хотела сказать вам, что мы переехали. Моя семья. Мы переехали на новое место.

Мое объявление было встречено хором удивления.

«Я не знала, что вы переезжаете! Почему вы переехали? Но у вас лучший дом! Куда?».

Я откусила яблоко, чтобы выиграть немного времени, пока формулировала следующее предложение. Все связные мысли, казалось, испарились из моей головы. Я тщательно все пережевала, сделала глоток шоколадного молока. И глубокий вдох.

– Родители решили, что нужно сократить площадь из-за нестабильной экономики и всего прочего, – я решила не вдаваться в подробности о долгах и расходах на лечение Брейди. – Мы арендуем место. Проезжая мимо бульвара Джексона, – сказала я, махнув рукой в общем направлении.

– О. Мой. Бог, – сказала Уиллоу. Ее глаза загорелись. – В Лейксайде, да? На прошлой неделе, когда моя сестра пришла домой, болтая о Кае, живущей в трущобах, я ей не поверила. Ты серьезно?

– Да, – сказала я, настолько непринужденно, насколько могла. – Ничего особенного. Не все так плохо. Все равно, это временно.

– О, мой Бог, – сказала Уинн.

Они не смеялись, но взгляды, которыми они меня одаривали, были намного хуже. Комбинация ужас-отвращение-жалость выражений на их лицах вынуждали меня сбросить свою кожу и спрятаться под столом. Тогда Риза открыла рот. Она решила прийти мне на помощь, или, может быть, пыталась бросить меня под автобус.

Риза заговорила:

– А ты не собираешься рассказать им о своем богатеньком парне?

Уиллоу, Уинн, Дженна и все остальные в пределах слышимости повернули головы, чтобы узнать подробности, и Риза произнесла.

– Парень при деньгах, и ему все равно, где она живет. По всей видимости.

Я вся сжалась при упоминании о его богатстве. Меня не волновало, был ли он при деньгах, и мы этого точно не знали.

– О ком ты вообще говоришь? – спросила Уиллоу. – Я и не знала, что у тебя есть парень.

– Мы только начали встречаться, – промямлила я. – Его зовут Джеймс Уикертон.

– Он сюда ходит? – поинтересовалась Уинн. – Почему мы его еще не встретили?

Риза откусила морковную палочку и махнула ей, когда заговорила.

– Он в нашем классе по английской литературе. Очень симпатичный.

Им явно не верилось, что симпатичный богатый парень бродил по коридору незамеченным.

– Он студент неполного дня, – объяснила я. – Посещает лишь два предмета. Наверное, поэтому вы его не видели.

– Я никогда не слышала, что такое возможно, – Уиллоу повернулась к Ризе. – Ты когда-нибудь слышала, чтобы кто-то так учился?

Риза посмотрела на меня, чтобы я все разъяснила, но сказать мне было нечего. Я об этом не задумывалась. А когда у нас возникли проблемы из-за прогула, миссис Лонахан было известно о его статусе с неполным учебным днем. Она назвала его случай необычным, но, безусловно, он посещал нашу школу. Каким бы сказочным Джеймс не был, я уверена, что не вообразила его.

– Он получил особое разрешение на изучение английского языка и истории искусств. Вот и все, что я знаю.

Я выхлебала все шоколадное молоко.

Уиллоу не унималась.

– Есть его фото?

Я покачала головой.

– У меня есть, – сказала Риза, доставая телефон из сумки. – Сфотографировала его в классе, пока он не видел.

Она пролистала изображения, пока не нашла фото Джеймса, и протянула телефон Уиллоу, наклонившейся, чтобы получше рассмотреть.

Ее лицо засияло.

– Этот парень? – спросила она с широкой улыбкой, расплывшейся по ее лицу. – Я его видела. И поверь мне, он не из миллиардеров

Меня не волновало, был ли Джеймс миллиардером, но слова Уиллоу слишком искушали, чтобы им противостоять.

– Откуда ты знаешь?

– Я видела, – ответила она, – как он занимался, тем… скажем так, тем, чего не делают богатые.

– Как что? – я постучала по подбородку. – Самостоятельно покупал продукты?

– О, нет, – девушка захлопала ресницами. – Похуже. Ты должна увидеть своими глазами. Давай я заберу тебя у дома Ризы после школы. И мы отправимся на небольшую экскурсию.

– Просто расскажи мне, – попросила я.

Она поджала губы, жестом закрывая рот на замок, и, выбрасывая ключ через плечо.

– К четырем я должна быть дома, – сказала я.

– Не беспокойся, – сказала Уиллоу, улыбаясь, и, кусая сэндвич. – Это не займет много времени.

***

После школы я села на старый автобус до Вестсайд-Фоллса с Ризой. Она неохотно позволила мне сесть рядом.

– Ты знаешь, в чем дело? – спросила я.

Девушка пожала плечами, все еще со мной не разговаривая.

Когда автобус отъехал и развернулся к выезду, я обнаружила, что с тоской смотрю на государственный тюремный автобус. Мне следовало поехать домой с Молли.

– Почему я вообще здесь? – пробормотала я

Риза вздохнула. Ничего не сказав.

– Ты же знаешь, меня не волнует, богатый ли он. Мне все равно.

Она закатила глаза.

– Я искренне надеялась, что это не так, иначе это заставило бы меня чувствовать себя еще беднее, чем сейчас.

Девушка смотрела прямо перед собой. Очевидно, я разговаривала сама с собой, так что я замолчала. Мы вышли из автобуса, когда он подъехал к ее воротам, с декоративной буквой М, кричащей о богатстве ее семьи. Когда-то мне нравились эти скульптурные ворота, но теперь они казались вычурными.

Риза набрала код на панели у входа сбоку, и ворота с щелчком открылись.

– Разве мы не подождем Уиллоу здесь? Она заберет нас в любую минуту. Сегодня она приехала в школу на Миате и должна была поменять ее на машину побольше.

Риза встала у ворот так, словно хотела закрыть их перед моим носом.

– Я не поеду, – заявила она, а затем закрыла ворота перед моим носом.

– Но…

– Мне не интересна небольшая экскурсия Уиллоу, и мне все равно, что она думает о Джеймсе Уикертоне, – ответила она. – Может, он миллиардер, а может, и нет. У меня нет ни малейшего интереса, тратить еще хоть одну минуту моей жизни на Джеймса Уикертона.

– Потому что он, может оказаться не таким уж несметно богатым? А ты была им одержима, когда думала, что он богат.

– Я была одержима им, так как мне казалось, что я могла ему понравиться, но это явно не тот случай, – отрезала Риза. – И мне было просто любопытно. В смысле, что такой парень-миллиардер из Нью-Йорка здесь забыл?

– Тогда поехали, – я не хотела делать этого без нее. – Пожалуйста? Не заставляй меня ехать с ними одной.

Она покачала головой.

– Уверена, они расскажут мне обо всем этом завтра. Развлекайтесь.

Риза помахала на прощание, развернулась, и удалилась по подъездной дорожке, не проронив ни слова.

Мне не пришлось долго ждать, пока Уиллоу подъедет на Лексусе своей матери, с Уинн на переднем сидении, и грохочущей музыкой.

Я забралась на заднее сидение.

– А где Риза? – спросила Уиллоу.

– Не поедет. Ты можешь просто отвезти меня домой?

– О, да брось. Это ненадолго, – сказала девушка. – Кроме того, мне нужен латте.

– И мне, – сказала Уинн. – Большой, с карамелью.

– Куда мы направляемся? – спросила я.

– Увидишь, – пропела Уиллоу

Спустя пару минут, она подъехала к «Бенсен», рынку для гурманов. – Раз уж ты остановились здесь за латте, тогда отвези меня домой после. Я должна быть дома к…

– К четырем часам. Знаю, – сказала Уиллоу. – Это наш конечный пункт назначения, если что. Так что расслабься.

Она выключила зажигание. Я последовала за ними в небольшую кофейню, где они заказали по латте. Пока бариста готовил кофе, Уиллоу взяла меня за запястье и повела меня за угол в овощной отдел. Она остановилась возле лука и указала туда, где были свежевыжатые соки.

– А вот и твой миллиардер, – сказала она.

Он был повернут ко мне спиной, но я могла сказать, что это был Джеймс. На нем был фартук. Не ярко-зеленый, как у Ленни. А светло-голубой, как стены и тележки в «Бенсен». Когда я медленно подошла к нему, он окунул швабру в ведро и надавил на рукоятку, чтобы выжать, затем опустил швабру на пол. Парень не обратил внимание на несколько зрителей позади него – Уинн только, что присоединилась к нам с латте в обеих руках. Белый шнур тянулся от его уха до кармана. Он убирался в такт музыке.

Я медленно подошла поближе, и, когда Джеймс, наконец, повернулся, в его глазах отразилось удивление, даже восторг при виде меня. Он вытащил наушники.

– Айви? Что ты здесь делаешь?

– Что... что ты здесь делаешь? – пробормотала я.

– Э-э… убираю? – его взгляд метнулся туда, где стояли Уиллоу и Уинн, потягивая свои напитки, после чего нервно вернулся ко мне. – Кто-то уронил один из полулитровых соков «OJ». Даже не сказал никому, так что все натоптали, и тележками раскатали его повсюду. Грязище.

Парень облокотился на швабру.

– Так ты, ээ… работаешь здесь? – спросила я. – Уборщиком?

Он отодвинул швабру и посмотрел на нее, словно она волшебным образом появилась в его руке, а парень понятия не имел, как она к нему попала.

– Нет, – Джеймс рассмеялся. – Не уборщиком. Скорее, мальчиком на побегушках. Расставляю товары на полках, разгружаю товары, отвожу продукты к автомобилям. Иногда убираю.

– Ох, – сказала я. Все это звучало вполне разумно, кроме того, что он никогда не упоминал об этом раньше.

– Никакой готовки, правда, – сказал он. – Ни за что не надену сеточку для волос.

Джеймс пытался быть смешным, а я отчаянно хотела смеяться или улыбаться, но не смогла заставить мышцы моего лица двигаться. Из-за Уиллоу и Уинн, наблюдающими и осуждающими и… Я попыталась сглотнуть, но безнадежно. Словно я снова на сцене, и я застыла. Из-за публики из двух – двух жалких, ужасных друзей, на которых мне наплевать – я не могла говорить, я не могла пошевелиться. Я бросила взгляд на карман его фартука. На нем было вышито белыми нитками имя ДЖИМ.

Я не слышала, как они приблизились ко мне, пока рука Уиллоу не коснулась моего плеча.

– Ты должен извинить нашу подругу, – обратилась она к Джеймсу. – Вероятно, она шокирована. Она думала, что ты мультимиллиардер!

– Ты сумел ее одурачить! – воскликнула Уинн.

Меня парализовало, словно кто-то осветил меня огромным прожектором. Я пыталась открыть рот, чтобы заговорить, но ничего не выходило.

Я могла только смотреть на нашивку на кармане: Джим, Джим, Джим, Джим. Как его назвал Ленни? «Джимбо». Уборщиком? Нет, мальчиком на побегушках. Укладчик продуктов. Почему он не сказал мне? Он знал обо мне все. Я ничего от него не скрыла.

– Айви? – Джеймс шагнул ко мне.

Уиллоу потянула меня к себе.

– Может, тебе стоит оставить ее в покое. Ты и так много натворил.

Джеймс уронил швабру на пол и перешагнул через нее, приближаясь, пока Уиллоу продолжала тянуть меня за собой.

– Ты думала, что я миллиардер? – спросил он. – Именно поэтому я тебе нравился?

Мне словно дали пощечину. Я покачала головой.

– Нет, все не так…

– После всего, что ты прошла со своей семьей ... – парень сорвал с себя фартук. – Я думал, что ты другая, – заключил он.

Я наблюдала за тем, как Джеймс развернулся и унесся от меня, затем темнота, как в туннеле. После чего я снова оказалась в машине, Уиллоу завела двигатель и рванула со стоянки. Она и Уинн разговаривали друг с другом.

–… уборка… что за неудачник… не могу поверить… кто, по его мнению,… бедная Айви…

Уинн меня встряхнула.

– Где ты живешь? Мы не знаем, как туда добраться.

Я указала, и сказала «поверните здесь» пару раз. Когда я увидела «Сохрани цент», то попросила Уиллоу остановиться.

– Вот здесь, – сказала я.

– Ты здесь живешь?

Я не ответила, просто вытолкнула себя из машины и проковыляла по стоянке в сторону деревьев рядом с нашим районом. Тем не менее, я не смогла найти пешую тропу, чтобы срезать. Так что я просто проложила путь через кустарники. Ветви поцарапали мои голые руки, но мне было все равно. Я не… Где моя куртка? Я остановилась и поискала в сумке, но, должно быть, оставила ее в машине Уиллоу.

– Дерьмо, – сказала я, а затем посмеялась над собой.

Потеря дурацкой куртки – это то, о чем я смогла заговорить? «Великолепно, Айви. Просто великолепно». Стоять там, как полная идиотка перед Джеймсом, и позволить ему думать, что меня волновало, богат ли он, и не произнести ни слова, черт возьми, черт, черт, черт, черт, черт.

Я произнесла это слово, беззвучно повторив его, потому что, даже злясь на себя, я не та девушка, которая говорит «черт возьми» вслух. И это действительно заставило меня смеяться. Все, что произошло: потеря дома, моего рояля, моей лучшей подруги и моего парня, ссоры моих родителей, и пункт раздачи продуктов питания и… и… Я все еще следила за своей речью?

Мои мысли метались и кружились вокруг безумной болтовни в моей голове, пока ветви деревьев цеплялись за мои руки и одежду. Ремешок от сумки зацепился, и я не смогла его освободить, поэтому я скинула сумку с плеча и оставила. Я споткнулась и упала, мои руки и колени врезались в землю. Я вскрикнула от боли, а затем я… я откинулась на пятки, села и заплакала.

Слезы текли по моему лицу, а мое тело содрогалось от вздохов. Я не помнила, чтобы когда-либо плакала так раньше, настолько бесконтрольно. Не могла остановиться, так как прокручивала в голове последние несколько недель: правда ли моя жизнь так сильно пошла под откос за небольшой промежуток времени?

Моя истерика, наконец, превратилась в мини-всхлипы и икоту, и я поднялась, вытерев руки о юбку и нос о рукав. Мой зад промок, а колени жгло от боли. Оголенная кожа, в местах, где порвались колготки, была поцарапана и кровоточила.

Я осмотрела землю в поисках сумки и нашла ее, висящей на дереве прямо позади меня. Почти в трех футах от того места, где я стояла, была тропинка.

«Я совсем потеряла рассудок».

Я ступила на тропинку и пошла в сторону дома, и тогда я услышала это: характерное громыхание школьного автобуса.

«Школьный автобус близнецов».

Четыре часа, боже мой, я должна была быть дома в четыре часа. Я достала «не-телефон» из сумки, чтобы проверить время. Двенадцать минут пятого. «Обожемой обожемой обожемой». Я бежала так быстро, как могла, расчищая путь и выскакивая из леса на детскую площадку. На качелях сидели дети – дети, которые ехали на том же автобусе, что Брейди и Кая!

Тогда я побежала вперед, крича.

– Брейди и Кая вышли из автобуса? Водитель их отпустил?

Они уставились на меня, как испуганные маленькие оленята, попавшие под свет фар. Никто не ответил, поэтому я снова крикнула.

– Брейди и Кая Эмерсон? Мы там живем, – я указала на «Дерьмобашню». – Они сошли с автобуса?

Один из мальчишек нервно покачал головой.

– Я… я так не думаю, – сказал он. – Они не могут выйти без взрослого, потому что тот ребенок отсталый.

– Он – не такой…

Я начала поправлять мальчика, чтобы объяснить, что мы больше не используем это слово. То, что он умственно отсталый. Он особенный и замечательный и… Я лишь покачала головой и убежала от них, бросилась к дороге, стуча ногами по гравию, пока не добралась до автобусной остановки, плача и задыхаясь,… но автобуса не было. Я подбежала к бульвару Джексона, надеясь, что водитель задержится на следующей автобусной остановке или следующей за ней. Но он исчез. Автобуса уже не было.

Я похромала к дому и заколотила в дверь Карлы, надеясь, что она видела, как подъехал автобус и забрала детей к себе. Но в окнах ее комнаты было темно, и она не ответила. Я оглянулась на дом Ленни. Его джипа не было.

Так или иначе, водитель автобуса не отдал бы ему детей.

Сейчас я по-настоящему рыдала, не за себя, а за Брейди, который, скорее всего, сильно напуган. И за Каю, которая тоже бы испугалась и рассердилась. Она никогда не простит меня за это, за то, что я снова все испортила.

Я вошла через заднюю дверь, когда на кухне зазвонил телефон. Я бросилась к нему.

– Алло?

– Ты там? – это была мама. – Мне только что позвонили. Сказали, что никто не ждал у автобуса!

– Меня там не было… Я опоздала… Я

– Айви! – оборвала мама. – Водителю автобуса пришлось везти их обратно в школу. Я уже ухожу с работы, чтобы забрать их. И лучше надейся, что это не так сильно напугало твоего брата, что он никогда больше не захочет ездить на чертовом автобусе, потому что я не знаю, что мне делать, если это произойдет.

– Мам, я… я…

– Одно простое поручение, Айви. Это все о чем я просила, и ты даже не смогла с этим справиться?

Я пыталась ей ответить, но я не нашла слов – только заикание, оставшееся после рыданий. Затем я услышала щелчок на телефонной линии мамы и через несколько секунд – гудок.

«Мама бросила трубку».

Я положила телефон и поплелась к парадной лестнице, дождаться, когда они вернутся домой. Тогда я и увидела себя мельком в зеркале на двери. Поцарапанные руки, рваные колготки, грязная юбка. Брейди не должен видеть меня в таком виде.

Я выглянула в окно из спальни родителей, которая было на первом этаже нашей квартиры. Когда наша машина остановилась, вышли мама и Кая, но не Брейди. Я слышала, как мама умоляла его.

– Пойдем, дружочек, все в порядке. Ты в безопасности.

Водитель автобуса, должно быть, сказал, что это не безопасно, и он подумал, что это значит, что здесь не безопасно. Мама обернулась и посмотрела на квартиру. Это был один из тех свистать всех наверх моментов, и мои руки по необъяснимой причине упали.

Тогда подъехал Ленни, припарковывая джип перед своим домом. Парень вышел из машины и помахал, и Кая бросилась к нему, он и моя мама заговорили низким голосом… Ленни наклонился к нашей машине. Как будто это поможет.

Я не могла поверить. Брейди выбрался из машины. Он улыбался и протягивал руки к Ленни. Ленни поднял его, усадил на траву и взял его за одну руку и ногу… устроил ему «полет на самолете». Один круг, чтобы у Брейди не закружилась голова.

Но у меня закружилась. Я почувствовала головокружение, наблюдая, как Ленни спасал положение, пока я сидела беспомощная, жалкая. И я ошибалась, ошибалась, ошибалась во всем. И каждом.

 

Глава 33

Я уснула на кровати мамы в испачканной юбке. Мама разбудила меня, на ее лице отразился ужас.

– Мам, – мой голос дрогнул. – Что-то не так?

На мгновение я забыла, как выгляжу со стороны.

– Что с тобой стряслось? – она выглядела еще более встревоженной.

– Нет… я… – как мне объяснить свой нервный срыв? – Я упала, в лесу… Я…

– Ох, милая, – мама заключила меня в объятия. Все тело ломило, когда она коснулась меня, но я не хотела ее отпускать. Мне просто хотелось поплакать на мамином плече и позволить ей позаботиться обо мне.

Так она и поступила.

– Пойдем, приведем тебя в порядок.

Мама отвела меня в ванную комнату и наполнила ванну, помогла мне снять одежду, стараясь не содрать при этом кожу, и бережно смыла грязь с ран. Она говорила успокаивающим голосом, который я помнила еще до нашего переезда, а не тем резким, более измученным, пришедшим ему на замену.

– Так что произошло? – мягко спросила мама.

– Я просто… вернулась домой поздно – меня довезли до«Сохрани цент», и я пошла через парк. Только я не могла найти тропинку, споткнулась и упала, и… и затем услышала автобус, и…

Я снова заплакала.

– Мне так жаль, что я накричала на тебя. На работе поджимали сроки…. Если бы я знала… – ее глаза наполнились слезами, и мама потянулась за полотенцем в углу, чтобы вытереть их. – Посмотри на нас. Мы совсем разбиты.

Я кивнула, одновременно плача и смеясь.

– Так и есть.

– Ладно, заканчивай умываться. Я пойду, проверю Брейди и Каю. Они все еще на улице с Ленни, – мама поднялась. – Знаешь, может быть, мы ошибались насчет этого мальчика. Близнецы его обожают.

***

Когда следующим утром автобус высадил всех перед школой, я протолкнулась мимо потока учеников, и направилась в другую сторону – к задней парковке. Я встала там, где Джеймс всегда парковал машину, и ждала до того, как прозвенит звонок на первый урок. Но он не показался. Я также подождала возле кабинета мистера Илаи.

Риза, вероятно, подумала, что я ждала ее, потому что она остановилась на полпути и притворилась, что завязывает шнурок. Когда девушка посмотрела вверх, а я все еще была на месте, она некоторое время покопалась в своем рюкзаке. Замечательно. Риза действительно не хотела говорить со мной. Присоединяйся к клубу. Риза, Джеймс, даже Ленни… никто не может находиться рядом со мной. Я – яд. Ядовитая Айви.

Я фыркнула со своей шутки и вошла в класс. Риза, наконец, пришла, за секунду до звонка, так что у меня не было возможности с ней поговорить, даже если бы я захотела. Вместо этого большую часть утренних занятий я провела за составлением письма Джеймсу, на случай, если он появится, но откажется говорить со мной. Во всяком случае, я могла бы подсунуть его ему в руку и надеяться, что он прочтет. Я пыталась рассказать обо всем: как Риза думала, что он из состоятельной семьи Уикертон из Нью-Йорка, которую она нашла в Интернете. Как меня это не волновало. Как я была рада, что он не из богатой семьи. Как я не хотела парня, который мог бы посещать места и делать вещи, которые я не могла позволить себе. Я лишь была удивлена, что он никогда не упоминал о работе. Я бы почувствовала себя лучше относительно своих обстоятельств, если бы узнала его.

Но у меня не было шанса передать ему письмо. Никаких признаков Джеймса на протяжении всего дня, даже в нашей секретной комнате, где я оставила особенно длинную записку после урока английского языка. Я начала волноваться, что он исчез навсегда, а не только на день. Но его книги все еще были на месте. Он бы не уехал без Шекспира, да?

***

Дома после школы я искала в своей комнате чек из «the Charcoal Hut», на котором Джеймс написал номер домашнего телефона. Я принесла телефон в свою комнату и трясущимися пальцами нажала на кнопки. После девяти гудков я собралась повесить трубку, но кто-то, наконец, ответил.

– Алло? – голос пожилой женщины.

– Могу я поговорить с Джеймсом, пожалуйста?

Тишина.

– Мэм?

– Могу я узнать, кто звонит? – сказала она.

– Айви Эмерсон.

На другом конце раздался приглушенный звук, как будто она рукой прикрывала телефон, пока говорила с кем-то. Это должен быть он. Женщина не спросила бы мое имя, если бы я ошиблась номером. Ведь так?

Наконец, она вернулась.

– К сожалению, Джеймс не может подойти.

– Оу. Эм, передайте ему, пожалуйста…

«Щелчок».

Я уставилась на разряженный телефон. Моей первой мыслью было перезвонить. Я нажала на кнопку повторного набора, но передумала и поместила трубку на подставку.

Телефон почти мгновенно зазвонил.

Я стремглав поднесла его к уху.

– Джеймс?

– Нет. Это я, – мама. – Я заберу близнецов из школы и отвезу Брейди прямиком на прием к врачу, хорошо?

– Ага, да, хорошо.

Она на одном дыхании выпалила парочку поручений для меня, что-то о приготовлении ужина, я слышала ее, но не слушала, потому могла думать только о том, что Джеймс был дома. Женщина, которая ответила на звонок, разговаривала с кем-то, прежде чем сказала мне, что его нет. Что он не может подойти. Я открыла ноутбук, пока мама продолжала говорить, и напечатала номер телефона, по которому только что звонила, в поисковом поле. Разве нет какого-нибудь обратного справочника, где можно указать номер телефона и найти имя или адрес?

– Айви? Ты хоть слово услышала из того, что я сказала?

– Да, мам. Я просто делаю… – я поймала себя на том, что чуть не выдала очередную ложь. – Я просто ищу кое-что онлайн, адрес, – призналась я.

Мама завершила разговор в тот момент, когда я нажала клавишу возврата, и появилось имя Айды Макдэниелс с адресом в Беллвью. Я ввела ее имя в другом поисковом окне, открылся некролог, не об Айде, а о человеке по имени Джеймс А. Робертсон.

Тогда все стало вставать на свои места. Кладбище. Надгробие, где мы с Джеймсом сидели на скамейке. Джеймс Алоизиус Робертсон. И J.A.R… из книги Шекспира. Я искала в некрологе любое упоминание о Джеймсе. Там упоминалось о внуках, но без их имен. Только сестра, Айда Макдэниелс и дочь…

Шейла Уикертон.

Я вернулась к списку, который выдал адрес Айды: улица Клейтон, дом восемьсот сорок пять. Я моментально ввела его на карте, надеясь, что это не слишком далеко, чтобы добраться на велосипеде. Когда был проложен маршрут, я прокрутила вниз, чтобы увидеть общее расстояние. Семь миль.

Я нарисовала указания на тыльной стороне руки, схватила письмо, написанное Джеймсу, и побежала за велосипедом.

 

Глава 34

Я быстрее закрутила педали, игнорируя сигналы водителей в вечерний час-пик. Мои ноги горели, а волосы стали влажными от пота к тому времени, как я доехала до улицы Клейтон. Один из тех районов, в который, я надеялась, мы могли переехать: с красивыми двухэтажными домиками, выстроенными в один ряд друг с другом. Из кирпича, а не песчаника, с милыми маленькими верандами, тротуарами, и машинами вдоль улицы. Я ехала на велосипеде как можно ближе к припаркованным автомобилям, но так чтобы не налететь на зеркала заднего вида, и замедлилась, когда номера домов приблизились квосемьсот сора пяти. Передо мной появился изящный красный спортивный автомобиль с нью-йоркскими номерами и вклинился в пустом месте… прямо за черным БМВ. Я направилась на противоположную сторону улицы и въехала на тротуар неподалеку от внедорожника. Расстегнув шлем, запыхавшись, я услышала знакомый голос.

– Что ты здесь делаешь? – зарычал Джеймс

Его тон удивил меня, и я тотчас повернулась, в животе образовалась пропасть. Но Джеймс разговаривал не со мной. Он шагнул к девушке, которая вышла из красного спортивного автомобиля, словно сошла с подиума. У нее были песочно-светлые волнистые волосы и прямой тонкий нос. Я сильнее пригнулась за внедорожником, так что по большей части была скрыта, но все еще могла видеть их через окна.

– Тоже рада тебя видеть, – отозвалась она. – Ни объятий? Ни поцелуя?

Джеймс сделал несколько шагов вперед и холодно приобнял ее, при этом быстро чмокнул в обе щеки. Это заставило меня вспомнить об Уинн, которая целовала также.

– Что ты здесь делаешь? – парень повторил вопрос.

– Приехала посмотреть, как живет лучшая половина людского рода, – девушка указала на дома вдоль квартала, словно в них было что-то непристойное. – Разве тебе не надоело жить в трущобах?

– Едва бы я назвал дом Айды трущобами.

– Прекрасно. А работать на побегушках в продовольственном магазине? Ну же, – сказала она. – Ты мог бы получить дюжину других рабочих мест, за которые платят гораздо больше. Ты поступаешь так, лишь чтобы папу позлить.

Джеймс пожал плечами.

– Думай, что хочешь. Я сказал отцу, что смогу сам о себе позаботиться, что я и делаю. А как именно, это мое дело.

Девушка отступила назад и прислонилась к своей машине, скрестив руки на груди.

– Прекрасно. Ты доказал свою точку зрения. Теперь пришло время вернуться домой. Надеюсь, еще не слишком поздно для папочки потянуть за пару веревочек и отправить тебя в университет «Лиги плюща». Уверена, что они забудут про те два зачета, которые ты пропустил, при надлежащем стимуле. Хорошее пожертвование...

– Я не желаю, чтобы он тянул за пару веревочек для меня или подкупал институт, Ребекка. В этом вся суть, – отрезал Джеймс, повысив голос. – Люди смотрят на нас, и все, что они видят – это долларовые банкноты. Разве ты не задумывалась, что всем было бы глубоко наплевать на тебя, если бы они не знали, кто твой папочка?

Она рассмеялась.

– Да, Робби. Жизнь жестока.

«Робби?»

Джеймс повернулся к ней спиной и умчался в дом. Девушка, Ребекка, осталась у своей машины, осматривая маникюр. Мои ноги тряслись так, что я боялась двинуться с места – боялась, что упаду лицом в грязь, поэтому осталась за внедорожником. Потом Джеймс вышел из дома с большой спортивной сумкой. Он шагнул к своей машине, открыл багажник и закинул ее внутрь.

– Я все-равно уезжаю, – сказал он, захлопывая багажник. – Счастлива?

Ребекка пожала плечами.

– Я просто устала от всех этих криков и слез, и…

Джеймс развернулся кругом.

– Чьих слез? Маминых?

– Ну, уж точно не папиных.

Джеймс пал духом, его поражение было заметно по опущенным плечам и поникшей голове. Не знаю, почему я не побежала к нему, чтобы остановить и объясниться, и… спросить его, что, черт возьми, происходит. Но я заколебалась, и в мгновение ока он сел за руль своего автомобиля и уехал прочь.

Ребекка тоже села в свою красную машину и смылась за ним. Когда я, наконец, выползла из-за внедорожника, то могла лишь смотреть на то место, где они стояли и спорили, потрясенная тем, что Джеймс уехал.

Из дома вышла седая женщина, тетя Айда, я полагаю. Она сочувственно мне улыбнулась.

– Это ты звонила?

– Да.

Женщина медленно кивнула, сложив руки вокруг талии, затем повернулась, чтобы вернуться домой.

– Подождите! – записка, которую я написала Джеймсу, была зажата в моей руке. Я подбежала к крыльцу и протянула ее ей. – Вы можете ему передать?

Она взяла сложенный листочек и убрала его в карман платья.

– Не могу ничего обещать, – сказала женщина. – Но я попытаюсь.

***

К тому времени, как я вернулась домой, было темно, и мама была в ярости. Она последовала за мной на чердак, отчитывая меня настолько тихо, насколько позволял ее гнев, чтобы не расстроить Брейди.

– Ты должна была начать готовить ужин. Где ты была? – прошипела она.

– Я напортачила, мам, и я попыталась это исправить. Длинная история, – сказала я, прижимая подушку к груди.

– Ну, у меня нет времени на длинную историю прямо сейчас, потому что я должна готовить ужин, – мама начала спускаться по лестнице, а затем обернулась. – К слову, ты под домашним арестом. До особого распоряжения.

Я даже не расстроилась из-за этого. По крайней мере, это имело смысл в отличие от всего остального: как, например, то, чему я стала свидетелем между Джеймсом и его сестрой. «Робби». Риза с самого начала была права. А Джеймс видимо уехал из дома, чтобы самому о себе позаботиться? Чтобы доказать что-то своему отцу? У меня защемило в груди, когда я вспомнила наихудшую часть, что он сказал о желании встретить кого-нибудь, кому он будет небезразличен, даже без денег.

Я легла и уставилась в потолок, до боли нуждаясь в моем рояле. Мне нужно было избавиться от ужасного чувства в груди и вложить его в музыку.

Укулеле, которое я нашла в прежнем доме, пылилось в углу рядом с моим комодом. Я поднялась, взяла его в руки и побренчала, съежившись от того, насколько оно было расстроено. Я повертела колки. Побренчала еще разок. Лучше.

Но это укулеле, и оно звучит слишком счастливо для моего настроения.

Я закрыла глаза и позволила своему голосу взять надо мной верх. Даже не помню, что пела, были ли слова или просто звуки – стоны или мычание, или рев открытых гласных агонии. Я не переживала, если меня кто-нибудь услышал. Мне просто требовалось избавиться от этого.

Когда я остановилась и подняла глаза, в дверях стоял Брейди. Его маленькое личико исказилось в виде вопросительного знака, пока он изо всех сил пытался оценить ситуацию.

– Все в порядке, – сказала я быстро. – Я просто… пела.

Его глаза загорелись.

– Петь для Брейди?

Я кивнула, тогда брат, шаркая ногами, подошел к кровати и сел рядом со мной, свесив ноги с края. Я крепко прижала его к себе. После того, что я увидела, как Ребекка разговаривала с Джеймсом, так холодно и равнодушно… Я жаждала тепла крепкого объятия.

Мы сидели рядом, у меня на коленях лежало укулеле. – Какую песню ты хочешь? – спросила я.

– Ла-ла, – сказал он, и я улыбнулась.

– Хорошо, – согласилась я. – Одна ла-ла колыбельная на подходе.

Я бренчала и перебирала струны, пока мелодия не полилась. Я начала медленно и лирично, но ла-ла Брейди были слишком жизнерадостными для грустной песни. Я ускорила темп и позволила музыке подбодрить меня.

– А знаешь, что? Думаю, нам не хватает Каи, – обратилась я к Брейди.

Брейди заулыбался и крикнул:

– Кая! – изо всей силы.

Я за ним повторила.

– Кая! Кая!

Сестра поскакала вверх по лестнице.

– Что делаете?

– Поем ла-ла, – сказала я.

Она улыбнулась и бросилась ко мне на кровать, обниматься и щекотать.

– Ты вернулась, – сказала Кая.

Я замерла, понимая, что она имела в виду не то, что я вернулась с моей велосипедной поездки. Она имела в виду то, что Я ВЕРНУЛАСЬ. Вернулась к себе. Вернулась, чтобы быть частью семьи.

– Да, – сказала я. – Я вернулась.

 

Глава 35

Следующие несколько дней в школе прошли спокойно. Обедала я теперь за столом с Молли и Ригби, другом Ленни, который поприветствовал меня жестом «кулак о кулак» у пункта раздачи продуктов питания. Нет смысла продолжать подвергать себя пыткам со стороны Уиллоу и Уинн, и постоянное молчание Ризы невыносимо. Молли пододвинула свой поднос, освободив мне место, не задавая при этом вопросов.

В субботу мама отменила мое наказание, и я незамедлительно вернулась на улицу Клейтон. Когда Айда увидела меня на крыльце, она устало вздохнула и открыла дверь. Я шагнула внутрь и последовала за ней в гостиную. Дом был красивым: паркетные полы, восточные ковры, и светильники с абажуром из бахромы. Витало спокойное хрупкое чувство, как в антикварном магазине. Единственным звуком было тиканье часов в соседней комнате.

– Присаживайся, – сказала Айда. – Могу я предложить тебе, что-нибудь попить?

– Нет, спасибо, – ответила я. – Я ненадолго.

Женщина медленно опустилась в цветочное кресло, которое, казалось, обняло ее, как только она села. Рядом стоял стол с книгами и очками для чтения. Я задумалась, сидел ли здесь Джеймс, на том же диване, когда они разговаривали.

– Так ты Айви, – сказала она.

– Ой, извините… да, – пробормотала я. – Айви Эмерсон.

– Что ж, я всегда была неравнодушна к именам из четырех букв, которые начинаются на А, – женщина подмигнула и протянула руку, костяшки ее пальцев опухли от артрита. – Я Айда Макдэниелс.

Я осторожно пожала ее руку.

– Приятно познакомиться.

Мы устроились на своих местах, и я попыталась сформулировать правильный вопрос, подобрать нужные слова.

Айда спасла меня.

– Тебя интересует Робби.

Непросто думать о нем таким образом.

– Это его настоящее имя? Роберт?

– Второе имя. Правильнее сказать, Робертсон. Джеймс Робертсон Уикертон, назван в честь моего брата, его дедушки.

– Джеймс Алоизиус Робертсон. Его похоронили на методистском кладбище, верно? – сказала я. – Со своей женой, Кларой. Они умерли с разницей в неделю.

Айда улыбнулась.

– Робби тебя туда приводил? Он был очень близок с дедушкой, – женщина указала на каминную полку с фотографиями в рамках. – Это они.

Я подошла, чтобы рассмотреть изображение. Молодой Джеймс, лет пяти, с босыми ногами. Его дедушка и бабушка стояли по обе стороны он него, каждый из них держал его за руку, пока мальчишка висел, как обезьяна, между ними. Джеймс улыбался, как сумасшедший.

– Каждое лето он проводил здесь неделю. Ему позволяли побыть настоящим ребенком. А не… – ее голос сорвался.

Я улыбнулась мальчишке на фото.

– Джеймс не рассказывал мне, что они его дедушка с бабушкой. Он не рассказал мне… много чего.

– Что ж, – сказала Айда, возвращаясь к креслу. – Пусть он сам объяснит, почему ушел из дома, что случилось между ним и его отцом и все это, потому что это его дело, не мое. Однако я его приютила. Это был дом его дедушки и бабушки, и ему всегда здесь рады. Я позвонила своей подруге Оливии Лэнахан – для тебя миссис Лэнахан – и его приняли в школу, чтобы он мог окончить среднюю школу. А остальное, как говорится, уже история.

– Почему Джеймс никому не рассказал о том, кто он?

– Он хотел начать с чистого листа: без денег, статуса, ничего из этого – и посмотреть, будут ли люди относиться к нему иначе.

– Так я была экспериментом?

– Не ты конкретно. Люди в целом, полагаю, – заключила Айда. – Но ты ему нравилась. Однажды вечером он пришел домой и сказал мне: «Она даже не хотела, чтобы я заплатил за ее молочный коктейль!» Все девочки в его школе ожидали, что он будет оплачивать все.

Чувство вины застряло в горле. Меня тянуло к Джеймсу еще до того, как я узнала о нем что-либо. Но сыграли ли свою роль догадки Ризы о его богатстве? Отрицать такую возможность я не могла. У него было все, что я потеряла, и более. Если бы я подумала, с самого начала, что Джеймс работал в магазине, вытирая там полы, села бы я в его машину в первый раз? Или относилась бы я к нему так же, как к Ленни?

Я поставила фотографию обратно на камин.

– Вы что-нибудь слышали от него? Он… вы передали ему мою записку?

– Отправила ему, но я не разговаривала с ним с тех пор, как он уехал. Я попыталась позвонить, но этот заносчивый дворецкий все повторял, что Джеймс недоступен.

Она усмехнулась совсем нерадостно.

– Не могли бы вы дать мне его номер телефона? Адрес электронной почты?

– Я не пользуюсь электронной почтой, поэтому не знаю, есть ли у него, – ответила женщина, подходя к столу за листочком бумаги и ручкой. – Но я могу дать его почтовый адрес и номер телефона. Не могу обещать, что удастся с ним связаться.

– Спасибо, – поблагодарила ее я, но меня мучила мысль, что Джеймс полагал, будто он никогда не понравится за то, кто он есть, как личность. – Я должна попробовать.

***

Я села на кровать с телефоном на коленях. Набирала его номер уже восьмой раз, идя на попятную в последнюю минуту и отключаясь, прежде чем кто-либо ответит. Что, если он повесит трубку?

Мои руки дрожали, когда я повторно набрала номер, который дала мне Айда, затем поднесла трубку к уху.

На четвертом гудке, ответил глубокий мужской голос.

– Алло?

Я ожидала чего-то другого, и начало вышло неудачное.

– Я… кхм, могу ли я поговорить с Джеймсом… эм… Робби… Уикертоном?

– Могу я узнать, кто звонит?

– Айви Эмерсон?

Я тотчас съежилась от того, как нелепо прозвучало мое имя, словно я угадывала свое собственное имя.

– Одну минуту, – сказал мужчина.

Там играла музыка. Классическая. Ноктюрн Шопена в до-диез для фортепиано, если быть точной. Я знала это, потому что некогда играла её. Выходит, что это тот самый заносчивый дворецкий, который отлучился дольше, чем на «одну минуту». Прошло, как минимум, десять минут до того, как он вернулся.

– Прошу прощения, но мистер Уикертон не доступен в это время.

Он не предложил оставить сообщение, но, как бы то ни было, я оставила свое имя и номер телефона.

 

Глава 36

После неудачной попытки позвонить Джеймсу, я направилась к Молли, пиная гравий на пути. Открыв дверь, Молли приложила к своим губам палец и жестом указала мне на свою комнату.

– Мама спит, – прошептала девушка, бесшумно закрывая дверь. – Что стряслось?

– Жизнь – отстой. Я откинулась на ее кровать и взглянула на новые дополнения на стене. – Ты можешь поместить туда и мою цитату.

Молли указала в дальний уголок. Я едва разглядела написанное карандашом:

«Жизнь – отстой. Я».

Я фыркнула.

– Видишь? Даже в этом моя жизнь – отстой. Это повторение чужой отстойной жизни.

Молли постучала пальцем по еще одной цитате – вырезке из журнала:

«Все через это проходили».

Хандрить у Молли было моим новым любимым времяпрепровождением, но я скучала по Ризе. Подруга никогда не позволяла мне оставаться в подавленном состоянии. Ну, только, если ненадолго. Она всегда придумывала план, как исправить все, что угодно. Абсолютно безумный план, как правило. Но все же план.

Я повернулась на бок и подперла голову рукой.

– Что ты делаешь, когда парень… парень, который тебе нравится, даже не признает твое существование?

– Какой парень? – поинтересовалась Молли. Она не знала обо мне и Джеймсе. Едва ли кто знал, так как я держала все в секрете. Словно этого никогда и не было.

– Любой парень, – сказала я. – Гипотетический парень.

Девушка медленно развернулась на рабочем кресле.

– А гипотетический парень встречается с кем-то еще?

– Нет, насколько мне известно, – ответила я.

– А ему известно, что ты пытаешься привлечь его внимание?

Получил ли Джеймс мое письмо или телефонное сообщение?

– Гипотетическая девушка не уверена.

– А-а-а-а-а.

Молли крутанулась к столу и склонилась над своим дневником. В нем она хранила цитаты, включая случайные фразы, которые подслушала у людей в течение дня. Возникло ощущение, что меня только что процитировали. Несколько раз она нажала на ручку.

– Ты можешь устроить вечеринку.

– Вечеринку.

– Знаешь, одна из тех вещей, где люди собираются, танцуют, пьют, общаются и смеются?

– Да, я осведомлена, что такое вечеринка.

– Так вот, ты устраиваешь вечеринку и приглашаешь гипотетического парня. Но это не свидание. Если он придет, замечательно. Если нет, то это же вечеринка. Ты все равно будешь веселиться.

Учитывая, что в данный момент я отдалилась от большинства моих друзей, вечеринка звучала, как отличный способ выставить себя неудачницей. Но черт, мне подвернулась удача.

– Хэллоуин, – сказал я. – Мы можем пригласить всех людей, которые не приглашены к Уиллоу.

– Мы? – Молли подняла брови.

– Ну, да. Идея же твоя.

Спустя час мы выбрали тему для вечеринки: «Come as you are» (Прим. как название песни группы Nirvana, можно перевести как «Приди таким, какой ты есть»). И не в том смысле, что «лень выбрать костюм», а скорее: «вот кто я на самом деле». Наше приглашение побудило бы гостей открыться, раскрыть их скрытые личности, показать их истинное «я». Я не знала, как приглашу Джеймса, но после того, что между нами произошло, пожалуй, эта тема заденет его за живое. Я просто надеялась, что смогу достучаться до него.

***

Когда я возвращалась домой от Молли, меня едва не задел мощный грузовик, который остановился перед домом Ленни. Я замедлила темп, чтобы лицезреть сделку. Ленни вышел с маленьким бумажным пакетом, вручил его парню, взял деньги, поблагодарил, попрощался, парень уехал. Вспомнился совет Карлы:

«Спроси его об этом».

Ленни исчез за домом, в сарае. Я помчалась через гравийную дорогу и последовала за ним. У небольшой деревянно-металлической конструкции отсутствовали окна. Я стояла у двери, мое воображение вызывало видения растений в горшках и лампы.

Прежде чем я смогла бы передумать и отступить, выскочил Ленни и едва не врезался в меня. Мы оба отпрыгнули.

– Оу. Хэй, – его руки легли на мои плечи, удерживая меня от падения. Затем парень быстро их отвел. – Я тебя не заметил. Что ты тут делаешь?

– Да, я… кхм… просто… – я попыталась заглянуть в сарай, но его плечи загораживали мне обзор. – Хотела поблагодарить тебя за помощь с Брейди на днях. Я здорово напортачила, а ты, кажется, всегда внезапно появляешься и спасаешь ситуацию, когда дело касается моего брата. Так что, кхм, спасибо.

– Брейди – чудесный ребенок, – ответил Ленни. – Мне он очень нравится.

– Да, – я нервно улыбнулась. – И ты ему тоже.

Ленни пнул грязь ботинком. Мы не разговаривали долгое время, с самого музыкального вечера, а точнее я не была с ним дружелюбна тогда.

– Ты, кхм, хочешь войти? – парень указал на сарай.

– Эм… хорошо, – кивнула я.

– Скорее всего, ты гадала, чем я тут занимаюсь…

– Нет, я…да, да, – я издала нервный смешок. – Люди частенько подъезжают и покупают у тебя что-то, и…

– Это не наркотики, если это то, о чем ты подумала.

– Нет, я…

Ленни ухмыльнулся, потянулся назад и открыл дверь сарая.

– Добро пожаловать в мое логово беззакония.

Я осторожно шагнула в небольшое помещение с полками, каждая из которых была около шести дюймов в ширину. Они были заполнены шестеренками, цепями и неизвестными мне механическими деталями. В углу, на фанерном верстаке, стоял компьютер: новенький настольный «Mac». А в самом центре – стол с устройством для штемпелевания почтовых отправлений, упаковочная лента, ножницы и коробки. Все лежало очень аккуратно и на своих местах.

Я обошла стол, разглядывая всякую всячину на полках.

– Что все это такое?

– Мелкие запчасти двигателя, в основном то, что нигде сейчас не найдешь, – ответил Ленни. – Я снимаю их со старых тачек, размещаю фото на своем сайте, люди заказывают их на машины старых моделей, которые они ремонтируют, все в таком духе.

– У тебя есть сайт?

Парень подошел к компьютеру и нажал на пробел. Экран загорелся. В верхней части отображалось: LAZO’S ENGINE PARTS. Иллюстрации походили на татуировку Ленни.

– Lazo?

Он пожал плечами.

– Лучше, чем Лазарски. Не хотел, чтобы мой бизнес путали с отцовским. У него была автомастерская.

Я взяла компьютерную мышь и прокрутила страницу сайта. Там был раздел для автомобильных деталей, и еще один для других типов двигателей: газонокосилок, цепных пил, стирально-сушильных машин. Можно заказать товар с отправкой или забрать самостоятельно. Вуаля.

Значит, не наркодилер, а начинающий предприниматель?

– Твой отец научил тебя всему этому?

– Не всему.

Ленни взял деталь со стола, и поместил ее рядом с подобной на соседней полке.

– Ты сказал, что у него была автомастерская…

– Да, – Ленни нагнулся, чтобы что-то найти в одной из коробок под столом. – Повредил спину, когда на него упала машина пару лет назад. Так что теперь он в основном сидит без дела, покуривая травку, – Ленни нашел ту деталь, которую искал, и встал лицом ко мне. – В лечебных целях.

Я отступила назад.

– Так твой отец курильщик травки?

– Ты такого не ожидала, правда же?

Я нервно сглотнула.

– Мне жаль.

Парень пожал плечами.

– Не твоя вина.

– Я хочу сказать, что сожалею о том, что сказала тебе раньше. Что от тебя пахнет, как от бонга. Я думала, что ты наркоман.

Ленни фыркнул.

– Похоже, ты ошиблась.

Такое постоянно происходит со мной в последнее время.

– А почему ты ничего не сказал?

– Не знаю, – ответил парень. – Мне показалось, ты все для себя решила, о том, кто я, и мои слова этого бы не изменили.

– Если не быть столь ужасно пугающим, то могли бы, – сказала я.

Ленни рассмеялся.

– Я не настолько пугающий.

– Серьезно? В первый день, когда мы переехали? Ты и тот парень с шрамом?

– Это мой кузен Френки. Такой болван.

– Что ж, он – пугающий болван. Назвал меня вестсайдовской сучкой. Ведь он меня даже не знал.

Ленни прислонился к верстаку, сложив руки на груди.

– А как твои друзья называют меня? Они тоже меня не знают, но я вполне уверен, что они не высокого обо мне мнения.

Все те слова, что мы когда-либо использовали для описания компании Ленни, промелькнули в моей голове. Наркоманы. Укурки. Отбросы. Лузеры. Но вслух я их не произнесла.

– Это потому, что ты тусуешься в банде, как будто ты член группировки…

– А ты нет? – перебил он, откашлявшись, словно что-то попало не в то горло. – Твои друзья еще более пугающие, чем мои. В тот день, когда я принес тебе картошку? Я просто пытался тебя развеселить, а Уиллоу Гудвин чуть не убила меня своим взглядом. Эта сучка пугающая.

– Да, хорошо. Я понимаю, к чему ты клонишь. Но у твоих друзей есть татуировки, и они, я не знаю… они рычат.

Ленни наклонился и вытянул руку в мою сторону, чтобы показать свою татуировку из шестеренок и цепей.

– О-о-о-о. Пуга-а-а-ющий, – сказал парень и зарычал, как только мог. – Вот так?

– Да, как-то так, – я улыбнулась, после чего подошла поближе и указала на его татуировку. – Могу я посмотреть?

Мне было любопытно, но я не хотела, чтобы Ленни подумал, будто я до этого его рассматривала.

– Конечно, – ответил парень, закатывая рукава выше плеч.

Его рука была более мускулистой, чем я могла подумать, поскольку Ленни был высоким и худым, но я притворилась, что не заметила. Вместо этого я сосредоточилась на замысловатых шестеренках на его локте и плече, а также на цепи, обвивающей их. Мне хотелось провести по ним пальцами, по тому, как они выступали на его бицепсах.

– Перестань играть мышцами, – сказала я.

Парень посмеялся.

– Это не я. Само собой происходит.

– Точно, – ответила я и слегка толкнула его в плечо.

Внезапно я услышала, как со стороны двора меня позвала мама, смотря на нашу кухню. Я высунула голову из сарая.

– Я здесь, мам.

– О! – мама обернулась и удивилась, увидев меня с Ленни. Или, пожалуй, дело было в том, как он опускал рукава, прикрывая татуировку. – Мы вернулись домой, – сказала она. – Ненадолго присмотришь за Брейди?

Она указала на место, где он сгребал перед собой камни.

– Конечно, – ответила я и повернулась к Ленни. – Пойду бросать камешки. Кстати, спасибо, что придумал Брейди новое занятие.

Парень засмеялся.

– Без проблем.

 

Глава 37

– Телефон вообще работает?

Я подняла древнее устройство и потрясла им у уха, чтобы проверить, вдруг что-то не работает. Мама откопала его в картонной коробке в нашем подвале в Вестсайде, чтобы мы смогли отменить службу автоответчика посредством телефонной компании и сэкономить деньги на телефонных счетах.

– Хоть кто-нибудь получил одно из моих сообщений?

Мама вытащила его из моих рук.

– Да, работает.

Она нажала кнопку «PLAY». Голос Молли раздался на всю кухню:

– Итак, о вечеринке на Хэллоуин. В моем доме может поместиться только три человека, а в твоем, пожалуй, около семи. Можем ли мы организовать все в вашем дворе? Как думаешь, Карла не будет возражать? Перезвони мне!

– Вечеринка? – мама посмотрела на меня, ее брови взлетели вверх.

Я робко улыбнулась.

– Ох, верно.

Именно так мои родители и узнали, что мы устраиваем вечеринку на Хэллоуин. Как только Молли и я заверили их, что наши расходы будут минимальными – лимонад и чипсы – они согласились. Честно говоря, думаю, они были счастливы, что у меня появилась здесь подруга, и я больше не просила уехать отсюда.

Однако, прошло уже больше недели с тех пор, как уехал Джеймс и ни одного звонка. Я послала ему бумажное приглашение и бессчетное количество писем. Я звонила Айде, чтобы узнать, слышала ли она что-нибудь от Джеймса, но ее ответ всегда был одним и тем же:

– Ничего, дорогая. Извини.

Молли сделала приглашение для нашей вечеринки, вырезав слова из журналов и расположив их рядом, как в записке с требованием выкупа. После чего она пробралась в офис в школе и сделала фотокопии на отвратительной оранжево-желтой бумаге, которая используется для уведомлений, чтобы родители их не проигнорировали

– Золотарник, – уточнила Молли. – Это был самый хэллоуинский цвет, который я смогла найти.

– Самый отвратительный, – хихикнул Ригби.

Молли вручила каждому его часть. Ригби стал почетным соорганизатором вечеринки.

– Не приглашай никаких придурков, – сказала она ему.

Я взяла одно из приглашений и написала в поле над заголовком «ПРИДИ ТАКИМ, КАКОЙ ТЫ ЕСТЬ»:

«Мне все равно кто ты.

Я просто хочу тебя увидеть.

Твоя Айви».

Я адресовала его Джеймсу в Нью-Йорк и опустила его в большой синий почтовый ящик на въезде в наш район. Я отправляла по одному приглашению каждый день, но в разных конвертах. Всегда указывала адрес своей электронной почты, чтобы Джеймс мог ответить быстрее. Но я была осторожна и не указывала обратный почтовый адрес на внешней стороне конверта. Быть может, одно из писем до него дойдет.

В один из дней, возвращаясь от почтового ящика, я увидела, как женщина с седыми волосами вышла через парадную дверь Ленни с одеялом поверх плеч. Она быстро зашагала к старой Хонде Цивик, припаркованной на траве напротив их дома, спряталась на заднем сиденье и заперлась. Ее голова наклонилась в сторону, и женщина скрылась из виду. Я замедлила шаг, чтобы посмотреть, кто последует за ней, выйдут ли Ленни или его папа и отвезут ее.

Но никто не пришел.

Потом я заметила, что у машины спустило колесо, и один из задних фонарей отсутствует. Я прошла вдоль изгороди между нашими домами и постучала в дверь сарая Ленни. Он приоткрыл ее и выглянул.

– Привет, – парень улыбнулся и шире отворил дверь, когда понял, что это я. – Входи.

Я осталась снаружи и показала в сторону Хонды.

– Нет, спасибо. Я просто… В той машине прячется женщина. Ты ее знаешь?

Ленни вздохнул, и его плечи слегка поникли.

– Это моя мама.

– Ох, – я снова посмотрела в сторону Хонду. – С ней все в порядке?

Парень тряпкой вытер с рук масло.

– Наверное, просто прячется.

– Ох, – повторила я.

Ленни поднял вверх палец.

– Подожди здесь.

Он подошел к машине и постучал по заднему окну. Женщина приподнялась и опустила окно. Я не слышала, о чем они говорили, но она протянула руку и погладила его по щеке. Ленни кивнул и вернулся ко мне.

– Все в порядке?

– Извини, – сказал он. – Поговорим позже? Я…

– Да, конечно. Нет проблем, – я попятилась в сторону своего дома, помахав ему рукой. – Увидимся позже.

– Спасибо, – Ленни закрыл сарай и через заднюю дверь вошел в дом.

Я обнаружила маму на кухне, она нарезала лук.

– Ты встречала миссис Лазарски? – спросила я.

– Пару раз, – сказала мама. – Она молчалива.

Если честно, я даже подумать не могла, что у Ленни есть мама. Я никогда не видела ее раньше.

– Чем она занимается?

Мама пожала плечами.

– Ухаживает за своим мужем, полагаю. Почему бы тебе не спросить Ленни?

– Спрошу, – ответила я.

Нежность между Ленни и его матерью заставила меня задуматься о Джеймсе и его матери. Ребекка повторяла только «папа то» и «папа это», практически не упоминая их маму. Но Джеймс выглядел так, словно получил под дых, когда услышал, что его мама плакала.

Я снова открыла некролог о его дедушке на компьютере и уставилась на имя матери Джеймса. Шейла Уикертон. Она выросла здесь, в семье, которая рыбачила и играла в боулинг. Давно ли она отвернулась от этого, погрузилась в великосветскую жизнь? Пришлось довольствоваться догадкой, что эта женщина была неравнодушна к этому месту и к Джеймсу. Я достала листок бумаги и написала ей письмо.

Я рассказала ей, как мы с Джеймсом встретились, как мы ходили на кладбище и оставили маргаритки на могиле ее родителей. Рассказала ей, насколько мне нравится ее сын, что произошло недоразумение, и если бы она могла передать ему сообщение от меня… Я с нетерпением ждала его звонка.

Когда пятнадцать минут спустя я несла письмо к почтовому ящику, в доме Ленни все еще было тихо. Я надеялась, что у него все в порядке.

 

Глава 38

На следующий день после школы я постучала в дверь сарая Ленни. Я почти ожидала увидеть машину скорой помощи или катафалк, подъезжающий так тихо, как и обстановка вокруг его дома. Тут даже не было покупателей.

Ленни открыл дверь сарая и вытащил из ушей наушники.

– Привет, входи. Прости насчет вчерашнего: моей мамы и всего такого, – сказал парень, пока я закрывала дверь. Он вернулся к дальнему столу и стал возиться со стопкой болтов.

– Что случилось?

Я беспокоилась об этом больше, чем хотела признать.

– Да, ничего, правда. У папы был плохой день. Маме просто нужен был перерыв.

– Ох.

Несколько секунд мы стояли в неловком молчании. Я заметила небольшую секцию на полке, где вместо автозапчастей стояли книги, поэтому подошла к ней, чтобы повнимательней рассмотреть. Там были в основном автомобильные руководства, но также и книги в мягкой обложке. Энциклопедия и испано-английский словарь, копия «Великого Гэтсби». Я указала на нее и сказала:

– Летнее чтение?

Ленни кивнул.

У него были те же самые книги, которые раньше стояли на моей полке, с уроков английской литературы. Книги, которые гласят, будто ты серьезно относишься к литературе. «Под стеклянным колпаком» Сильвии Плат. «Вопль» Аллена Гинзберга. Копии «Джейн Эйр» и «Изгои». Я провела по корешку книги. Похоже, что никуда мне не деться от напоминаний о Джеймсе.

Я уже несколько недель не заглядывала в нашу секретную комнату. А какой в этом смысл? Джеймс уехал, мой секрет о проживании в Лейксайд раскрыт. Однако один взгляд на эти книги заставил меня скучать. Я покачала головой и повернулась, кивая в сторону «iPod» Ленни.

– Что ты слушал?

Парень подошел ближе и вытащил наушники. Я вставила один наушник и вернула ему второй.

– Так ничего не играет, – сказала я.

Нам пришлось встать совсем близко, чтобы использовать наушники, плечом к плечу. Ленни покосился на меня.

– Тебе может не понравиться.

– Ты будешь удивлен.

Он улыбнулся и нажал «PLAY». Песня началась на латыни, с мрачными голосами церковного хора, и я быстро поняла, что все слова о сатане.

– …. Бегемот, Вельзевул… Сатана, Люцифер. (Прим.: Бегемот – мифологическое существо, демон плотских желаний (в особенности чревоугодия)

Мои глаза округлились.

– О, мой Бог. Что это?

Ленни просто кивал головой, когда вступили барабаны и электрогитары. Затем он усмехнулся.

– Шведская металл группа «Ghost». Круто, да?

– Мне кажется…

Я настороженно посмотрела на него. Музыка была классной, хотя обычно я не увлекаюсь металлом. Или Сатаной.

Парень рассмеялся.

– Не беспокойся. Я не поклонник Сатаны…

– Лишь играешь его роль на телевидении?

– Не хочу ударить лицом в грязь, – Ленни согнул татуированную руку и послал мне крутой, слегка нахмуренный взгляд, который я узнала с тех времен, когда мы еще не познакомились. Столь же быстро, он расправил плечи и вернулся к более доброму, нежному Ленни, которого я начала узнавать. – На самом деле, они не сатанисты. А группа. Это просто их фишка. Ведущий вокалист одевается как кардинал, с гримом скелета. Все они носят худи и плащи, а их концерты похожи на шоу ужасов.

– Ты был на их концерте?

Ленни кивнул.

– Однажды в Филли (Прим. шутливое название города Филадельфии).

– Мило.

Мы начали говорить о группах, которые видели в живую или хотели бы увидеть. Ленни включил песню еще одной любимой группы. Я сразу же ее узнала, потому что в прошлом году была одержима ими в течение нескольких месяцев. Мне нравилось, как они сочетали фортепьяно, симфоническую и хоровую музыку с хард-роковым звучанием.

– Я учу Брейди играть на укулеле, – сказала я.

Ленни просмотрел музыку и остановился на записи укулеле.

– Джейк Шимабукуро. Ты его знаешь?

Я покачала головой и прислушалась.

– «Богемская рапсодия»?

– Да, – ответил парень. – Чувак потрясающий.

– Я всегда думала о гавайской гитаре, как о занудном инструменте, чем-то, что можно использовать в крайнем случае, если нет ничего более существенного. Но теперь мне нравится. И этот парень, правда, потрясающий.

Ленни улыбнулся и позволил мне просмотреть его музыкальный плейлист, а сам вернулся к работе, сортируя по коробкам странные детали. Я включила еще несколько мелодий Шимабукуру. («Аве Мария» на укулеле? Инвенция Баха номер четыре в ре миноре? Сумасшествие.) Я обнаружила много хэви-метала, но также такое, как «Beatles» и Боб Дилан. После чего я увидела нечто, что по-настоящему меня удивило.

– Не может быть.

Я прикусила губу, сдерживая улыбку.

– Что?

Ленни попытался выхватить у меня «iPod», но я держала его вне поля его зрения.

– Саундтрек к «Титанику»? – я сказала сквозь смех. – Селин Дион?

Ленни застонал.

– Она только одну песню поет. Все остальное является инструментальным. Ты знаешь, в фильме, когда музыканты выступают до последнего момента, пока корабль не потонул? Все это здесь, и…

Я подняла руку.

– Все в порядке, Ленни. Я никому не расскажу о тебе и Селин.

Парень покачал головой, улыбаясь.

– Я ненавижу тебя.

– Поверь мне. Ты в этом не одинок, – промямлила я.

Ленни секунду смотрел на меня, затем вернулся к запчастям. Он фотографировал каждую из них на белом фоне. Я предложила свою помощь, и вскоре у нас наладился неплохой ритм: я стояла за камерой и делала снимки, пока он расставлял один предмет за другим.

Было хорошо, уютно. Я не думала о Ризе или Джеймсе. Мы просто слушали музыку и работали молча. Спустя несколько минут Ленни сказал:

– Я тебя не ненавижу.

Я подняла взгляд и улыбнулась.

– Я знаю.

Мы продолжили работать еще час, внося данные о деталях, которые я сфотографировала, вего онлайн-каталог. Парень зачитывал номера моделей и их описание, а я набирала текст.

– Мне следует тебе хоть сколько-нибудь заплатить, – заявил он.

– Не стоит.

Деньги бы пригодились, но я не чувствовала, что правильно брать их у Ленни.

– Почему нет? Ты сократила мою работу вдвое. Как минимум.

Я пожала плечами.

– Мне понравилось. Это отвлекло меня… от других вещей.

Ленни закончил наклеивать этикетку на шестеренку и вернул ее на полку.

– Например, от парня, Джеймса?

Я притихла. Я так и не узнала, как Джеймс убедил Ленни дать ему мой адрес.

– Ему, эм… кажется, ты ему очень нравишься, – сказал Ленни. – Что с ним случилось?

Болезненное чувство, охватывающее мою грудь, когда я думала о Джеймсе, снова вспыхнуло. С каждым днем становилось только хуже, так как он не звонил, не писал по электронной почте. Я начала терять надежду.

Но я не хотела, чтобы Ленни знал, как меня бросили.

– Он навещает своего отца, – ответила я. – В Нью-Йорке.

– О.

Ленни посмотрел на этикетку, которую наклеил, и поставил предмет на полку.

– Вернется со дня на день, – сказала я. – Совсем скоро.

Я отказалась от лжи, но действительно ли я солгала, если искренне надеялась на правдивость утверждения?

Ленни удержал мой взгляд на слишком долгое время.

– Это здорово, – наконец ответил он.

Парень прочел номер модели тракторной прокладки, и я внесла данные. Когда я подняла глаза в ожидании следующего предмета, его лицо было смертельно серьезным.

– Айви, – сказал Ленни, – Я должен сделать признание.

Я с трудом сглотнула.

– В чем?

Его голос сошел на шепот.

– Обещаешь, что никому не расскажешь?

– Обещаю, – прошептала я. Мое сердце учащенно забилось.

– Я соврал тебе. О Селин Дион, – Ленни криво усмехнулся. – Мне нравится эта песня, – он приложил ладонь к груди с мучительно-душераздирающем видом и начал ее громко петь. Очень, очень фальшиво.

Я чуть не описалась со смеху.

Мы продолжили работать и смеяться, и каждый раз, когда мое хихиканье стихало, Ленни пел еще одну песню Селин Дион, которую знал. Это было ужасно.

И прекрасно.

 

Глава 39

Письмо.

В почтовом ящике.

Адресовано мне.

Знакомый почерк. Не тот курсив, что Джеймс использовал для написания отрывка сонеты на рисунке, который он для меня сделал, а другой: тот, на записках в книгах в нашей секретной комнате.

Я открыла его, моя надежда, наконец, ожила от того, что может находиться в письме. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, перестань меня ненавидеть.

Но это было не письмо. Там был флаер еще одного музыкального вечера в театре «The King». Тот, кто его отправил, обвел ту часть, где говорилось «Покажи свой талант!» Но никакой записки не было. Не было даже каракулей на полях.

Однако в нижнем углу было небольшое поле в форме звезды, в котором указан денежный приз, который будет вручен победителю этого месяца. Сколько не уточнялось, но стояло четыре знака доллара и несколько восклицательных знаков. Так что должно быть больше, чем пара долларов. Может, пятьдесят или сотня? Уже что-то. Поездка в продуктовый магазин. Новая обувь для близнецов.

– Что это?

Мама встала наверху лестницы, держа свежие постиранные простыни.

– Ничего.

Я убрала флаер в мой рюкзак.

Я рассказала Джеймсу об открытом музыкальном вечере, как Молли хотела, чтобы я выступила с ней. И он подбодрил меня. «Просто приди и спой надгробным камням», – сказал он. – «Сделай это для себя». А денежный приз? Это еще лучший стимул, так как поиски работы не увенчались успехом. Я начала фантазировать, что, возможно, приз даже больше, чем сто долларов. Может, двести. Двести пятьдесят. Пятьсот? Маме не придется беспокоиться о ежедневных расходах неделю или две.

– Все в порядке?

Мама положила простыни на рабочее кресло.

Я улыбнулась, а сердце учащенно билось.

– Конечно. Все замечательно.

Мама мимолетом взглянула на мой рюкзак, потом потянулась к моей кровати. Когда мы жили в Вестсайде, мама наняла горничную. Теперь же она устроилась на работу, и сама вела хозяйство. Квартира была маленькой, но, клянусь, она убирала ее втрое дольше, чем наш старый дом. Или, может, я просто заметила это сейчас. Удивительно, как много всего не замечалось мной раньше.

Я схватила уголок чистой простыни.

– Спасибо, милая, – сказала мама.

Когда мы закончили (она настояла на больничных углах (Прим. способ заправления кровати), я подождала, пока она спустится по лестнице, прежде чем достать флаер. Может, Молли послала его. Но зачем ей быть такой скрытной? Мы говорили о совместной работе над песней, о том, чтобы попробовать дуэль между роялем и кларнетом. Подруга не стала бы отправлять анонимную листовку. Она бы просто спустилась по дороге и вручила ее мне.

Это должен быть Джеймс.

Я сворачивала и разворачивала объявление, прорисовывая пальцами поверх слова, которые он обвел: «Покажи свой талант!» Пришел бы Джеймс туда? Или как-нибудь посмотрел бы мое выступление? Если только так я смогу с ним связаться, если это докажет ему, что он мне не безразличен, то только одно я могу сделать.

Так оказалась, что это самая пугающая для меня вещь.

***

В пятницу утром я первым делом пошла в секретную комнату и открыла свой экземпляр Джейн Эйр, почти ожидая, что страница окажется пустой: что я вообразила все это. Но запись все еще была там.

«Столь серьезная? Люблю Дж. Э., но что ты читаешь, чтобы посмеяться?»      

Я вытащила конверт, в котором лежал флаер, положила рядом с записью Джеймса. Никаких сомнений, что они были написаны одним и тем же человеком.

Я плюхнулась в старое библиотечное кресло и снова уставилась на флаер. Я не могла этого сделать. Не могла выйти и спеть перед толпой людей.

«Но я должна. Не только из-за Джеймса, но из-за призовых денег… Я должна это сделать».

Следующий музыкальный вечер будет менее чем через неделю. В следующий четверг. Сумасшедшая подборка песен пронеслась в моей голове, сменяясь одна за другой. Мне необходимо выбрать ту, что будет говорить с Джеймсом. Или, может…

Я вытащила блокнот.

Наша песня не о любви. Пока нет. Это песня о том, как я нашла его, когда сильно в ком-то нуждалась. О совершенных ошибках. Об осознании того, что мне больше не нужно притворяться. Он был рядом, а я подвела его.

Я встала и выглянула в кладовку, чтобы убедиться, что там никого нет. После чего заперлась в секретной комнате.

Без моего рояля было нелегко. Я подумала о том, как мы с Джеймсом впервые встретились у изгороди, попыталась выразить это в словах.

– Поймана врасплох, листья в волосах…

Я записала это. Появлялось больше слов. И вместе с ними, мелодия. Я наклонилась над блокнотом и набросала их, напевая.

– … Ржавый велосипед, тебя не волновало, так…

Вскоре я едва поспевала за карандашом. Песня лилась из ниоткуда на мои уста. Получилось не идеально. Слова не всегда рифмовались там, где следовало, но послание читалось.

– Все, что я знала, было ошибкой, мой мир – ложь, моя жизнь – притворство…

Я писала, стирала и писала снова. Я попыталась представить себе фортепианное сопровождение. Унылое и медленное, почти жуткое, затем становящееся быстрее и громче, как гром перед окончательным затишьем. Я не могла дождаться, когда положу руки на фортепиано. Когда я сделала все, что могла при помощи бумаги и карандаша, то схватила блокнот и сумку и побежала в оркестровую комнату.

Там была группа.

Я посмеялась над собой, как музыка порой заставляла меня забыть обо всем вокруг. Например, то, что все еще шли уроки.

Было почти одиннадцать. Я пропустила первые два урока, поэтому поспешила на третий по тригонометрии. Заняла место перед Ризой. Она ничего не сказала, но коснулась моего плеча. Когда я обернулась, девушка протянула мне листок.

Задание по английскому.

– Спасибо, – сказала я.

Риза кивнула. Это малость, но хоть какое-то начало. Мы до сих пор формально не разговаривали. Наше общение продвигалось от холодных взглядов к случайному фырканью или кивкам. Я поймала ее на том, что девушка наблюдала за мной с Молли и Ригби, а она поймала меня на том, что я смотрела на нее с Уиллоу и Уинн.

Я почти уверена, что попала в более счастливое место. Риза была похожа на жертву похищения, боящуюся сбежать от своих похитителей.

***

Молли и я сидели на обочине у ее дома после школы в пятницу, поглощая последние лучи «бабьего лета». Мы пытались составить плейлист музыки для вечеринки.

– Никакой Люсинды Уильямс, – сказала я. – Слишком удручающе.

– Да, но, если я еще раз услышу эту песню «Happy», то закричу. Это как песня, которая никогда не умрет.

– Не забудь, Ригби тоже составляет список песен.

Я покосилась на Молли, и мы засмеялись. У Ригби оказался эклектичный вкус в музыке.

– Мне нравится этот парень, – призналась Молли, – но что это забарабанная дробь, которую он отбивал на днях?

– Мне понравилось, – ответила я, все еще смеясь. – Очень даже, я не знаю… первобытно.

– Если тебя подобное привлекает, – сказала Молли. – Лично я никогда не была фанатом диджериду (Прим. музыкальный духовой инструмент аборигенов Австралии.Один из старейших духовых инструментов в мире).

Мы проигрывали песни снова и снова, пока джип Ленни не подъехал к перекрестку. Он посигналил и помахал нам, чтобы мы подошли.

– Пойду, узнаю, что он хочет, – сказала я.

Я подбежала к дороге и прислонилась к открытому пассажирскому окну.

– Что такое?

– Небольшая поездка на автосвалку, – ответил Ленни. – Хочешь поехать? Прекрасная возможность для тебя.

Парень задвигал бровями, будто это самое заманчивое приглашение, которое можно себе представить.

Ленни взял с меня обещание или, вернее, подбил меня отправиться с ним на двигателе-серфинг (его термин) на автосвалку. Раз в неделю или около того он разыскивал новоприбывшие запчасти. Я совершила ошибку, сказав, что это звучит весело, а Ленни рассказывал и рассказывал об азарте охоты. Когда я чуть не лопнула со смеху и сказала ему, что пошутила, то парень ответил, что я должна пойти. Он докажет, как это весело.

– Звучит потрясающе, Ленни, – сказала я. – Правда. Но я пообещала Молли, что мы подготовим список песен для вечеринки. Ты же придешь?

– Ты имеешь в виду вечеринку в моем же дворе? – спросил парень. – Да, скорее всего я буду.

– Я рада, – ответила я.

Ленни поднял большой палец вверх и отсалютовал Молли.

Я поспешила назад к тротуару перед ее домом и села.

– Считай меня сумасшедшей, – сказала девушка, – но я бы сказала, что гипотетическому парню прекрасно известно о твоем существовании.

– А?

– Ленни. Он – гипотетический парень, да?

– Что? Нет! Почему ты так подумала?

– Ой, – Молли отвернулась с улыбкой на губах. – Просто так.

– Это не он, – заспорила я. – Абсолютно точно не он.

 

Глава 40

Мама разбудила меня субботним утром для второго похода в пункт раздачи продуктов питания. В этот раз мы знали, чего ожидать, но от этого становилось только страшнее. Тем не менее, нам нужна была еда. Накануне вечером мама приготовила ужин под названием «приготовлено на пару и гриле». Проще говоря, небольшая тарелка того, что у нас осталось с предыдущих нескольких дней, и картофельное пюре, приготовленное с яйцом и поджаренное.

Мы заехали на стоянку методистской церкви в Нортбридже. Снова посидели и некоторое время понаблюдали, собираясь с духом, чтобы занять очередь за нашим номером. Я узнала некоторых людей, которых мы видели в прошлом месяце. Но нигде не было видно Чандры или Ригби.

– Не знаю, привыкну ли я к этому когда-нибудь, – вздохнула мама. – Пойдем.

Мы встали в очередь.

Когда открылась дверь, тот же мужчина с прошлого месяца начал раздавать номерки. Мы семьдесят пятые.

Мама спросила:

– Есть предположения, как долго это займет?

Как будто мы ожидали столик в ресторане.

– Тридцать или сорок минут, – ответил мужчина.

Мама кивнула.

– Давай подождем в машине.

Она начала уходить, но я повернулась к мужчине.

– А церковь открыта? – поинтересовалась я.

Мне вспомнилось, что там было фортепиано, когда мы с Джеймсом здесь были. И у меня до сих пор не было шанса сыграть песню, которую я написала. У меня появилась прекрасная возможность.

Мужчина кивнул.

– С другой стороны. Прямо напротив святилища.

– Встретимся здесь, – окликнула я маму и убежала за угол, прежде чем она бы возразила.

Но я не сразу зашла внутрь. Я сделала петлю в сторону кладбища. Пересекла стоянку у церкви, последовала по тропинке Джеймса и направилась к гигантскому дубу. Я даже побежала на вершину холма, чтобы поймать глубину бездыханности того дня, вспомнить то, как я себя чувствовала благодаря ему. Чтобы вспомнить его. Порознь мы дольше, чем были вместе.

Цеплялась ли я за пустоту? Неважно.

Я опустилась на скамейку, которая возвышалась над кладбищем. Что-то лежало в траве, прямо перед надгробием Робертсонов. Я подошла поближе, чтобы рассмотреть.

Маргаритки. Свежесрезанные.

Я развернулась, ища его.

– Джеймс? – позвала я.

Был пасмурный день, и звук моего голоса, казалось, исчез в серости.

На кладбище единственной душой помимо меня был пожилой мужчина. Он стоял перед надгробием несколько минут, со сплетенными перед собой руками, потом развернулся и медленно захромал прочь.

Осталась одна.

Я вернулась к церкви и вошла в те же самые двери, через которые мы с Джеймсом попали внутрь в поисках телефона. Я заглянула в святилище. Там было пусто, как и в комнате в той стороне, где я тогда видела фортепиано.

– Здесь кто-нибудь есть? – позвала я.

Джеймс рассказал мне, что пастор держал ее открытой, чтобы прихожане могли свободно приходить и уходить, когда пожелают. Поэтому я вошла. Фортепиано стояло в углу, по другую сторону от прямоугольного стола с искусственными цветочными композициями. Я посмотрела на дверь, чтобы убедиться, что там никого нет, подняла крышку фортепиано и села играть.

В основном, вышло так, как я и представляла, с парочкой неожиданных моментов под воздействием сегодняшнего посещения кладбища. Замысловатый, отчасти неистовый отрывок – мое трепещущее сердце, ищущее Джеймса. Затем мелодия успокоилась и нежно завершилась. Счастливым концом, на который я так надеялась.

Я сидела неподвижно, восстанавливая дыхание в течение нескольких минут.

«Хлопок, хлопок, хлопок».

Я ахнула, поворачиваясь на звук пары рук, аплодирующей в темном углу.

– Прекрасно, – сказал слабый голос. Фигура вышла на свет. Это был пожилой мужчина с кладбища. – Именно поэтому я оставляю церковь открытой.

– Прошу прощения, – сказала я. – Я пыталась найти кого-нибудь, чтобы спросить…

Мужчина перебил мои извинения.

– Приходите снова. Когда пожелаете. Быть может, вы могли бы выступить перед прихожанами однажды.

Я воздержалась от моей привычной реакции, отклонить абсурдное предложение, и вместо этого улыбнулась.

– Однажды, – ответила я.

Подбежав к входу в пункт раздачи, я услышала, как мужчина объявил «до восьмидесяти!» по микрофону, и увидела, как мама вошла внутрь.

– Мам! – позвала я.

Она обернулась, выглядя раздраженной.

– Где…

– Внутри было фортепиано, – сказала я, затаив дыхание.

Это все, что я могла сказать.

 

Глава 41

Дни, предшествовавшие открытому вечеру и нашей вечеринке на Хэллоуин, слились в абстрактное полотно моей растущей паники. Я никому не говорила, что планирую выступать, так как было и так страшно, что Джеймс может оказаться в зрительном зале. Я не хотела, чтобы там показались друзья и родственники. Но держать это в секрете, заставляло меня нервничать сильней.

Если бы Риза не злилась на меня, я бы ей рассказала, но…

– Эй! – Молли вырвала меня из моих грез. Я не знаю, как долго она сидела за обеденным столом. – О чем задумалась?

Я улыбнулась. Должна кому-то рассказать.

– О музыкальном вечере. Я на сцене. Чертовски напугана.

– Серьезно? – ее глаза округлились. – Ты и в правду это сделаешь?

Я осмотрелась по сторонам, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. Сглотнула.

– Да, – ответила я. – Никому не говори. Ты сможешь придти? Мне может понадобиться кто-то, кто уведет меня со сцены, если я застыну как вкопанная.

Молли усмехнулась.

– Во-первых, этого не произойдет. Ты будешь блистать. А, во-вторых, я этого не пропущу. В пятницу?

– Нет, – сказала я. – В четверг.

– Я приду. Тебя подвезти? Я… подожди-ка, – она открыла свою сумку и вытащила небольшой органайзер, который использовала, чтобы отслеживать выполнение домашних заданий. – Дерьмо. Я не смогу.

– Почему не сможешь? – мой голос внезапно стал плаксивым и умоляющим. Я до конца не понимала, как сильно хотела, чтобы кто-то был рядом со мной. Помог мне с этим справиться.

– День рождения моего папы, – ответила Молли.

День рождения ее умершего отца.

– Ох.

– Не подходящий вечер, чтобы оставить маму дома в одиночестве, – сказала девушка. – Мы собираемся в любимый ресторан моего папы. Слезы прилагаются.

– Понимаю, – ответила я.

– Надеюсь, что со временем станет легче. Прошлый год был паршивым, – Молли продолжила, есть сэндвич, пока не поняла, что я ничего не ела. – Хочешь, я помогу тебе с репетицией? Ты выглядишь так, словно нуждаешься в поддержке.

Я улыбнулась.

– Это так. Но оркестровая комната занята джазовой группой. Досадно.

Молли фыркнула.

– Как грубо с их стороны. Ты всегда можешь воспользоваться фортепиано в хоровом классе.

– Там есть фортепиано?

Девушка посмотрела на меня как на идиотку.

– Ты шутишь!

В этот день я пропустила обед, как и в четверг, чтобы практиковаться. Но песня менялась каждый раз, когда я ее играла. Меня терзали сомнения, я была зациклена на том, как это исправить. Риза бы заметила, что что-то не так. Но Молли была занята всеми, кто ответил на наши приглашения на вечеринку.

– Что, если все эти люди вправду придут?

Она держала список, который хранила в своей тетрадке по тригонометрии.

– Может, нам следует украсить двор или что-то еще, – сказала я. – Думаю, у моей мамы есть рождественские огоньки, которые мы могли бы развесить вокруг деревьев.

Молли кивнула в сторону Уиллоу, которая носилась по коридору туда-сюда, как ненормальная. Наша вечеринка получила ажиотаж, и это сводило Уиллоу с ума. Она постоянно напоминала людям о потрясающей группе, которую наняла ее мама, и о поставщике провизии. Не забудьте о еде! Все это время я думала, что это именно то, что волнует людей. Но каким-то образом наше обещание пачек чипсов и соусов шагали нога в ногу с ее говяжьей вырезкой и фаршированными грибами. И мы не проигрывали.

В конце концов, это же Хэллоуин, а Лейксайд значительно пугающее место, нежели прекрасно оборудованная гостиная Уиллоу Гудвин. Тема «ПРИДИ ТАКИМ, КАКОЙ ТЫ ЕСТЬ» тоже была привлекательна. Мальчишки не интересовались одеждой, как это требовалось от «Бурлящих двадцатых». Они не представляли, как одевались в двадцатых годах двадцатого века.

Уиллоу сильно наседала на тех, кого знала, собирая RSVPи (Прим. подпись на приглашении, призывающая получателя дать ответ об участии в мероприятии (Répondez s’il vous plaît – франц.), как голоса на выборах.«Могу ли я на тебя рассчитывать?»«Я рассчитываю на тебя!»

Молли, Ригби и я смотрели на все это, как на цирковое представление. Мы просто хотели, чтобы наша маленькая вечеринка изгоев повеселилась.

– Ты так и не сказала мне, что наденешь, – сказала Молли.

На секунду я подумала, что она говорит о музыкальном вечере, и почти описала блестящее лиловое платье, которое папа забрал из нашего старого дома. Я стащила его из маминого шкафа вместе с парой черных туфель. Но что же надеть на Хэллоуин?

– Не знаю даже, – призналась я.

– Да брось. Ты просто не хочешь рассказывать.

Я улыбнулась, желая, чтобы это было правдой.

– Хорошо, – Молли скрестила руки. – Я тоже не расскажу.

Утром, в день музыкального вечера, я заметила Ризу у ее шкафчика, смотрящую в никуда. В последнее время она делала так постоянно. Затем девушка как бы «проснулась», огляделась по сторонам и почти поймала меня на том, что я наблюдала за ней, так же, как я чуть не поймала ее на том, что она наблюдала за мной. Даже Молли это заметила. На это она сказала:

– Поговори с ней. Риза явно этого хочет.

Я хотела рассказать ей о музыкальном вечере. Хотела, чтобы она была там. Но каждый раз, когда я думала подойти к ней, то вспоминала, как Риза захлопнула ворота к ее подъездной дорожке перед моим лицом. Если бы я рассказала ей о своем выступлении, а она не появилась, сомневаюсь, что смирилась бы с этим. Не тогда, когда Риза знает, как это меня пугает.

Но вечеринка на Хэллоуин не так уж важна. Если я приглашу ее, а она не покажется, я переживу. Поэтому, когда я увидела, что девушка стоит одна, а вечеринка через два дня, я осознала, что мне, возможно, не представится другого шанса. Я открыла свою сумку и вытащила последнее приглашение. Риза даже не заметила меня, пока я не встала в нескольких дюймах от нее.

– Держи.

Я сунула ей в руку приглашение. Сердце ушло в пятки, пока я ожидала, скомкает ли она его или бросит мне в ноги. Но Риза взяла его и просмотрела текст.

– «ПРИДИ ТАКИМ, КАКОЙ ТЫ ЕСТЬ»?

Она хорошо постаралась, притворившись, что ничего не слышала о вечеринке.

– Ага.

– Значит, Курт Кобейн.

Я пожала плечами. Когда мы придумали тему, я не подумала о мелодии группы Nirvana, но она не первая упомянула об этом. Ленни продолжал напевать ее, когда мы работали в его сарае. У него был идеальный голос с хрипотцой.

– Так или иначе. Я надеюсь, ты сможешь прийти.

– Вечеринка в тот же вечер, что и у Уиллоу, – сказала Риза.

– Да, ну…

«У меня и Уиллоу больше нет общих друзей», – едва не сказала я. И почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и я пару раз моргнула, очень быстро.

– Я опаздываю на урок, – быстро сказала Риза, после чего развернулась и ушла.

– Не могу представить вечеринку без тебя, – призналась я, но вряд ли она меня услышала.

 

Глава 42

Я сказала родителям, что проведу вечер у Молли, а не то, что пойду ловить такси в Беллвью, чтобы исполнить песню собственного сочинения перед толпой незнакомых людей. Чем меньше людей знает, что я буду там, тем меньше людей станут свидетелями моего унижения, если я снова застыну на сцене. После этого я пообещала себе: больше никаких секретов.

Однако я совсем не ожидала, что найду записку от мамы под пресс-папье Будды на моем столе, там, где лежали деньги на такси.

«Одолжила немного наличных на продукты.

Буду должна сорок долларов, отдам утром. Надеюсь, ты не возражаешь. Спасибо, милая!

Мама».

Я перевернула свою комнату вверх дном, вдруг есть шанс, что я забыла о каких-то припрятанных деньгах. После чего присела на верхней ступеньке, ведущей на чердак, почти задыхаясь, и уронила голову между колен. Я просто попрошу у папы денег, когда он вернется домой. Если он вернется вовремя. Последние несколько дней папа работал над большим проектом, который, по его словам, смог бы изменить ситуацию к лучшему. Я могла бы попросить… «У кого я могла попросить?» Молли и ее мама на мели. Я никак не могла попросить у Ризы или кого-то из моих старых друзей. Не у кого. Только если…

Я вскочила на ноги и выглянула в крошечное окно на сарай Ленни. Из-под двери проглядывала полоска света, поэтому я пробежала три лестничных пролета вниз и до его двора и постучала. Дверь была не заперта и открылась от моего прикосновения.

Ленни развернулся на компьютерном кресле и увидел меня.

– Входи, – сказал парень, возвращаясь к своей работе.

Я сделала пару шагов к нему.

– Я, кхм… хочу попросить об одолжении, – я сделала паузу. – Помнишь, когда ты предложил мне заплатить за мою помощь, а я отказалась? Что ж, сейчас мне нужны деньги, и я подумала, быть может … если бы ты мог одолжить мне сорок долларов.

Ленни медленно развернулся, чтобы посмотреть на меня.

– Для…

Мои глаза округлились.

– Не твое дело.

– Хорошо, – парень вернулся к клавиатуре. – Тогда нет. Я не дам тебе сорок долларов.

– Я не прошу тебя дать их мне. Я прошу в долг.

– Нет, пока не скажешь для чего.

– Почему тебя это так волнует? – я рванулась к тому месту, где он сидел. – Прекрасно. На платье. Мне нужно купить платье на… вечер встречи, – я съежилась от лжи, это жалкое нарушение данного себе обещания прекратить лгать.

Ленни покачал головой.

– Не-а. Прежде всего, где ты собираешься найти красивое платье за сорок баксов? Полная брехня, Эмерсон. Как-никак, ты не пришла бы просить у меня деньги на платье.

– Я не прошу. Ты говорил, что заплатишь.

– А ты сказала, что не хочешь, чтобы я тебе заплатил. А теперь хочешь. Так в чем дело?

– Ни в чем. Мне просто… нужно… сорок долларов! – я судорожно вздохнула и заплакала, что удивило меня так же сильно, как и Ленни. Пришлось закрыть лицо руками.

– Воу, – отреагировал Ленни. – Что ты делаешь?

– А на что это похоже? – я схватила рулон бумажных полотенец, который он держал на рабочем столе, и оторвала несколько листов, чтобы спрятать свое лицо. Если меня прорвало, то я не могла остановиться, пока слезы не иссякнут.

Сперва Ленни попятился от меня, как будто боялся, что я могу взорваться, а затем начал подходить ближе и ближе, пока его плечо не поравнялось с моим носом. Парень нежно обвил меня руками и притянул в свои объятия. Я опустила голову, мое тело расслабилось.

– Шшш, – утешал он. – Я дам тебе сорок баксов.

– Это не на платье, – сказала я, все еще всхлипывая.

– Ты не обязана объяснять, правда. Я…

– Это на оплату такси в Беллвью и обратно, в «King». Вот и все. Сегодня вечером я выступаю на музыкальном вечере. Никто не знает об этом.

Его брови сошлись у переносицы.

– В котором часу ты должна там быть?

– В семь.

Ленни улыбнулся.

– Я сам тебя отвезу.

 

Глава 43

Было полседьмого вечера, когда Ленни припарковал свой джип за углом дома Молли, так что мои родители не увидят, как я с ним поеду. Я забралась внутрь, поставив сумку с маминым лиловым платьем на полу между нами. Парень завел двигатель, и мы поехали.

Как только мои глаза привыкли к приглушенному вечернему свету, я заметила, что Ленни надел не коричневые рабочие ботинки, а черную пару с темными джинсами. И он сменил фланелевую рубашку и концертную футболку на застегнутую угольно-серую и черную кожаную куртку.

Парень откинул волосы назад, но они вернулись на место, очертив линию подбородка. Никакого хвостика, неопрятные кончики исчезли.

– Ты подстригся?

Ленни опустил голову, словно прятался за тем, что осталось.

– Карла помогла, – пробормотал он.

– Выглядит…мило.

Он улыбнулся.

– Не хотел смущать тебя или еще что.

Я легонько похлопала его по руке.

– Это я могу сделать самостоятельно, спасибо тебе большое.

Некоторое время мы ехали в тишине, наблюдая за проносящимися мимо фарами автомобилей. Как вдруг меня осенило, что я увижу Джеймса. Наконец-то. Но вместо того, чтобы радоваться и чувствовать волнение, я была в ужасе. Почему он просто не позвонил, объясните мне? Это выступление казалось своего рода изощренным тестом. Должна ли я подвергать себя унижению, чтобы доказать свою искренность?

– У тебя все получится, – Ленни вытянул руку, останавливая мое колено, дергающееся вверх и вниз, словно отбойный молоток. – Не волнуйся.

Мандраж касаемо Джеймса он принял за нервное возбуждение из-за пения, что лишь напомнило мне, как я из-за пения нервничаю.

– Ты чересчур уверен, учитывая, что ты никогда не слышал мое пение, – сказала я.

Его губы растянулись в ухмылке, несомненно, виноватой.

– Ты слышал?

– Восемь тридцать, колыбельная. Лучший концерт в городе.

– Ленни!

– Что? Как-то вечером я был у Карлы и услышал твое пение. Ты действительно умеешь петь.

Я помотала головой.

– Но я не могу. Не на глазах у людей. В том-то и беда. Застываю на месте. Что, если это произойдет со мной сегодня вечером? Такое и раньше происходило.

– Это было давным-давно, – ответил парень. – Ты была ребенком.

«Подожди-ка».

– Как ты узнал? Тебя там не было.

Проигнорировав меня, Ленни потянулся к радио, чтобы включить его, и сменял одну нечеткую станцию за другой, пока не нашел понравившуюся ему песню.

– Пойдет?

– Ленни. Ты там был? На районном шоу талантов?

Парень повернулся ко мне, удерживая мой взгляд дольше, чем следовало, так как мы ехали по главному шоссе.

– Ты не помнишь.

– Не помню что?

Ленни вернул взгляд на дорогу.

– Ничего, – ответил парень, понижая громкость радио. – Эй, я не видел Брейди несколько дней. Как он поживает?

– Ты же был там, ведь так? На шоу талантов.

Он глубоко вдохнул и не спеша выдохнул.

– Ладно. Да. Я там был.

– Почему тогда не сказал?

– Что это меняет? Я был там. Я видел тебя, – Ленни бросил на меня быстрый взгляд и улыбнулся. – В любом случае, не думай об этом сегодня. Думай только о том, как выйдешь на сцену и сразишь всех наповал.

– Ты прав.

Но я не могла не думать об этом, и полагаю, что Ленни тоже, потому что после он добавил:

– Ты была прекрасна тем вечером, с крыльями бабочки.

В джипе стало тихо, словно шум дороги и двигателя абсолютно исчез.

– Спасибо, – прошептала я.

На лице Ленни мелькнула улыбка, затем он потянулся к радио и громче включил музыку.

– Итак, как Брейди?

Я проглотила комок в горле.

– У него… хм… у него после школы разного рода терапия. И, эм, он учится говорить полными предложениями, самостоятельно одеваться, и все такое.

– Должно быть нелегко, – сказал Ленни.

Я не знала, собирался ли он спросить, тяжело ли было Брейди, мне, моим родителям или Кае, но в любом случае ответ был бы «да». Моя мама всегда говорила, что это нормально признавать.

– Иногда я вот думаю, как бы все сложилось, если бы Брейди… если бы у него не было инвалидности. Особенно с тех пор, как мы переехали, я часто это представляю. Мы бы не потеряли наш дом. У меня все еще был бы рояль, – я остановилась. Это то, о чем я никогда никому не рассказывала. И даже не хотела признаться самой себе в этом. – Прости. На самом деле я не это имела в виду. Я люблю Брейди таким, какой он есть.

Ленни не сразу отреагировал, и я поняла, что он размышляет над тем, какой я ужасный человек, наверное, желая никогда не соглашаться отвозить меня на этот концерт.

Парень потянулся и сжал мою руку.

– Как бы ты хотела, чтобы все было?

Я прикусила губу, не желая продолжать, но слова стремились вырваться наружу.

– Может быть, все бы не было завязано на Брейди, как все сказывается на Брейди. Мы бы не должны были постоянно присматривать за ним и беспокоиться, и тратить все деньги на его лечение, – я покачала головой. – Я ужасный человек.

Ленни усмехнулся.

– Знаешь ли ты, сколько раз я задавался вопросом, как бы все сложилось, если бы мой отец погиб, когда машина упала на него?

Я втянула воздух.

– Я не хочу, чтобы Брейди умер.

– Я лишь говорю, что все думают о том, что их жизнь могла быть иной при других обстоятельствах, – тихо ответил Ленни. – Это не значит, что ты плохой человек.

И снова наступила тишина. Ненадолго нервное напряжение испарилось. Я почувствовала легкость, поделившись мыслями о Брейди. Я держала это в себе, как плотина воду. Было большим облегчением поделиться этим.

Затем Ленни указал на знак, появившийся на горизонте, и сказал:

– Вот наш выход.

И нервное напряжение нахлынуло вновь.

***

Женщина, сжимающая в руке планшет-блокнот, охраняла дверь, когда прибыли музыканты со своими гитарами, усилителями и ударными установками. Когда мы с Ленни подошли, женщина спросила впереди стоящего парня, как его зовут. Она просмотрела в свой планшет-блокнот, чтобы найти имя.

– Ты будешь первым, так что вперед и готовься.

Я оцепенела. Мы должны были зарегистрироваться? Я думала, что вся суть открытого музыкального вечера в его открытости. Ленни взяла меня за руку и повел к женщине.

– Имя? – она посмотрела на меня поверх пары фиолетовых очков для чтения.

– Я, кхм…

– Это Айви Эмерсон, – Ленни потянулся к планшет-блокноту и указал на имя в списке. – Вот оно.

Вот оно?

– Похоже, что ты сегодня завершаешь вечер. Тем не менее, перед тем, как мы начнем, мы сделаем быстрый саундчек. Почему бы вам не пойти туда сейчас? Фортепиано по левую сторону сцены.

Я кивнула, и Ленни отвел меня прямиком к сцене. Джеймс меня зарегистрировал? Мое сердцебиение совершило несколько лишних скачков. Одно дело прислать листовку, но зарегистрировать меня? Я начала искать его взглядом, ожидая увидеть, что парень прислонился к стене, пальцы зацепив за шлёвки.

Но никто не стоял на месте. Наблюдалась безумная активность – люди поднимались по лестницам, настраивали освещение, натягивали провода или перемещали предметы.

Я пробралась к роялю, поймав свое отражение на блестящей черной крышке инструмента, которая была приоткрыта. Ленни смотрел на меня из-за кулисы. Его руки толкали воздух перед ним, словно подталкивая меня двигаться вперед. Когда я увидела его в складках штор, Ленни вдруг напомнил мне мальчика, который однажды вышел из занавесок, чтобы помочь мне.

Я вспомнила темноволосого мальчика, который увел меня в безопасное место – со сцены, которая кружилась вокруг меня. Я втянула воздух.

«Ленни?»

На меня нахлынуло воспоминание: как он уговаривал меня продолжать играть. Он толкал руками воздух вперед, прямо как сейчас. Но когда мне не удалось, мальчик пришел мне на помощь. «Ты не помнишь?» Это был Ленни. Он был тем, кто увел меня со сцены в тот ужасный момент на шоу талантов, когда я застыла, как вкопанная. С крыльями бабочки.

***

Я пережила саундчек, едва сыграв несколько тактов на рояле и одну строчку моей песни, прежде чем голос из темноты объявил:

– Мы закончили, спасибо.

Я ждала на металлическом складном стуле за кулисами, когда начнется первый акт. Другие исполнители выглядывали посмотреть, как зрители заполняют театр. Мне не нужно было себя так мучить. Шума было достаточно, он становился все громче и громче, словно приближение грозы. Проскользнув в гримерную, я вытащила лиловое платье из сумки и надела его. Удивительно, как одежда могла выражать что-то снаружи, полностью противоположное тому, что внутри. Я выглядела приятно, красиво, мерцающе. А чувствовала себя грубой, больной, слабой. Я попыталась пригладить волосы, нанесла подводку для глаз и на губы блеск. Создание иллюзии завершено. Теперь, если бы я смогла только обмануть себя, поверив в это.

Ленни испарился после моего саундчека, хотя я мельком видела, как парень расхаживал на улице, когда кто-то открыл двери погрузочной платформы. Одной рукой он держал мобильный телефон у уха, а другой неустанно откидывал волосы назад. Однако не заметил, что я наблюдала за ним.

Перед началом концерта мужчина вышел на сцену и постучал в микрофон. Зрители затихли, и он прочистил горло.

– У меня есть важное объявление, и наши исполнители также впервые услышат об этом.

Все за кулисами приблизились ближе к краям кулис, если их там еще не было, и приглушенный шум голосов прошелся сквозь толпу.

Мужчина снова прочистил горло.

– Как вам известно, музыкальный вечер проводится раз в месяц. Это возможность для музыкантов-любителей поделиться своим талантом. Мы не платим исполнителям, и не продаем билеты. Но сегодня вечером, благодаря анонимному спонсору, мы вручим денежный приз одному счастливчику.

Он сделал паузу, когда все были готовы выдохнуть.

– И сумма этого приза… пять тысяч долларов.

За кулисами и в зале поднялся рев. Мое сердце забилось еще сильнее. «Пять тысяч долларов?» Мужчина представил некоторых людей, сидящих в первом ряду, тех, которые будут судьями. Я видела, как они стояли и махали, но ничего не слышала. Все, что я слышала, это крик в своей голове. «Пять тысяч долларов!»

Я опустила голову между колен и попыталась дышать медленно. Через несколько секунд Ленни присел на корточки рядом со мной, а в моих ушах зазвенел его мягкий голос.

– Не думай об этом, – говорил парень, медленными кругами водя рукой по моей спине. – Ты справишься. Только ты и музыка. Ничего более. Никого. Хорошо?

Я выпрямилась и прошептала:

– Не могу, ты же знаешь, что я не могу. Ты был там, Ленни. Ты был за кулисами. Я вспомнила. Это был ты… все это время.

Парень обошел меня, чтобы сесть на корточки прямо передо мной, его лицо оказалось на одном уровне с моим.

– Я прямо здесь, если я тебе нужен. Хорошо? Но я тебе не понадоблюсь. Ты весь зал поднимешь со своих мест.

Я засмеялась и всхлипнула. «Пять тысяч долларов».

Ленни взял мои руки.

– Только ты и музыка.

Он взглянул мне в глаза, и не знаю, было ли это отражение света софитов от моего лилового платья, или я просто не обращала на это внимание все это время, но глаза Ленни… они были похожи на темные драгоценные камни, которые переливались миллионом цветов, когда в них идеально отражался свет.

– Ты ведь будешь здесь? – спросила я. – Никуда не уйдешь?

Ленни устремил свои блестящие глаза на меня.

– Я никуда не уйду.

– Хорошо, – я кивнула. – Теперь я в порядке.

В последний раз сжав мои руки, парень ускользнул. Концерт начался, и я растворилась в выступлениях, даже плохих. Все лучше, чем думать о том, что мне скоро придется делать. Из-за кулисы я мельком увидела зрителей, и на секунду мне показалось, что там была Риза. И тогда кто-то назвал мое имя.

То, что произошло дальше, было похоже на отделение души от тела. Я наблюдала за тем, как женщина, уже без планшета-блокнота в руках, подтолкнула меня на место. Человек с микрофоном протянул мне руку. Я видела себя, идущей к нему, лиловое платье мерцало в огнях, когда я улыбнулась ему в ответ, взяв его за руку. Он подвел меня к роялю.

– … рад вам представить Айви Эмерсон. Она исполнит оригинальную композицию под названием «There for Me» …

Все было прекрасно, пока мой мозг и тело не стали единым целым, и я не увидела зрителей... ряды и ряды людей. Сначала аплодисменты, затем ожидание… ропот.

Я села за рояль, держа руки на коленях. Сердце ушло в пятки. Я оставалась неподвижна.

– Дамы и господа, Айви Эмерсон… – вновь повторил мужчина.

Немного нервных аплодисментов, затем тоненький голосок выкрикнул:

– У тебя получится, Айви!

«Брейди?»

Все рассмеялись. Мой брат здесь? Моя семья? Я искала их среди моря лиц, но отсюда все выглядели одинаково. Тогда я вспомнила кладбище и о том, что Джеймс сказал мне, как мертвые не судят, они тихонько слушают. И один за другим я превратила всю аудиторию в надгробные камни. Терпеливые, не осуждающие, безмолвные.

Я начала играть.

Рояль звучал чисто, ярко и сильно под моими пальцами. Когда пришло время присоединить голос, я попыталась представить Джеймса там – на кладбище – и запела.

Я пела о том, как он был со мной рядом, принимая меня такой, какая я есть, когда все остальное в моем мире превратилось в ложь… я пела про его глаза, смех…

И пока пела, я задавалась вопросом, пела ли я все еще о Джеймсе. Если он был рядом со мной.

Я продолжила играть за пределами слов, и песня приобрела собственную жизнь. Мои пальцы растворились в клавишах, став частью инструмента. Рояль стал моим голосом. Он дышал за меня, вздыхал, затаив дыхание. Смеялся. Взлетал, как бабочка. Я уже не боялась. Я – рояль, и я делала это. Играла для них. Для мальчика, который был здесь ради меня.

Не знаю, как долго я играла. Это было похоже на прекрасный музыкальный транс. И когда я пришла в себя, то сыграла последний аккорд, и мои пальцы остановились, но покоились на клавишах. Вибрируя. Сначала никто не издавал ни звука, и я думала, что мне все это снилось. Но когда я повернулась, надгробные камни ожили, они стояли, аплодировали и скандировали «Браво!». Рев аплодисментов удивил меня. Я сжала край рояля, чтобы встать и поклониться.

Загорелся верхний свет, и неожиданно я увидела зрителей. Брейди и Кая подпрыгивали, как пара кузнечиков. Мои родители обнялись. Карла тоже была здесь, улыбалась. Но Ленни… я не могла его найти. Я искала его в надежде, что он был здесь.

 

Глава 44

Школа на следующий день была за гранью реальности. Я неустанно думала, что с моим лицом что-то не так, так как все на меня пялились. И дело не в паранойе. Группа детей, столпившаяся вокруг чьего-то телефона, когда я проходила мимо, сразу же подняла на меня взгляд. И я слышала, как люди говорили: «Пять тысяч долларов!» Значит, новость о денежном призе, безусловно, разошлась повсюду.

Мне до сих пор не верилось, что я выиграла. Я отдала чек маме.

– На еду. Оплату счетов. Что угодно.

Она взяла его и убрала в кошелек, но пообещала, что первое, что мы купим, это электрическое пианино в мою комнату. Я не стала возражать.

На фоне счастья от победы также присутствовало разочарование. Джеймс не показался. Я искала его везде, но в театре его не было. Я не понимала, зачем ему понадобилось посылать мне этот флаер, если он не намеревался придти.

***

Я вошла в кабинет английского языка, где все собрались вокруг компьютера мистера Илаи. Я заглянула между их головами и быстро отпрянула, когда увидела, на что все смотрели – на меня. Кто-то заснял мое выступление. Его выложили на «YouTube».

– Отличная работа, Айви, – сказал мистер Илая, заметив меня.

Мои одноклассники мельтешили вокруг меня, поздравляя и, если честно, немного шокированные и потрясенные. Их голоса слились в один длинный поток похвалы.

– Я и представить не мог… так потрясающе… твой голос… заставил меня плакать… а песня… прекрасная… Где ты научилась так играть?

Я кивала, улыбалась и благодарила всех и каждого.

Я посмотрела на Ризу, на единственного человека, с которым с радостью бы разделила этот момент. Она непреклонно сидела на своем стуле, скрывая улыбку на губах.

Я села с ней рядом.

– Поздравляю, – сказала девушка, не взглянув на меня.

– Спасибо, – ответила я.

Такова была наша беседа, оставившая боль в моем сердце среди его скачков и трепетания.

Люди, которых я никогда не встречала, выкрикивали мне. Мне захотелось выкопать очень глубокую яму и нырнуть в нее. Молли подбежала ко мне, когда я собралась укрыться в уборной.

– Если бы я только знала, что ты это сделаешь, я бы убедила мою маму отпраздновать день рождения папы в «King», – воскликнула подруга. – Ему бы понравилось.

– О-о, спасибо, – поблагодарила я, когда несколько баскетболистов прошли мимо и дали мне пять. – Это так неловко.

– Это твои пятнадцать минут славы, – сказала Молли. – Так что наслаждайся этим. А в следующий раз ты непременно сыграешь со мной. Что-нибудь безумное кларнето-рояльное, выносящее мозг!

– Обязательно, – согласилась я. – Мы будет самым безумным кларнето-рояльным дуэтом в истории. Возможно, и первым.

Она обняла меня, смеясь. Через плечо я заметила, как Риза наблюдала за нами. Я хотела подойти к ней и помириться. Она вселяла в меня надежду сделать что-то подобное долгое время. Но как только я поймала ее взгляд, девушка развернулась и ушла.

– Так мы можем использовать некоторую сумму из этих пяти тысяч долларов, чтобы прокачать нашу вечеринку? – спросила Молли. – Может, нанять диджея или еще что-нибудь?

Я покачала головой.

– Я родителям отдала. На продукты и кров. Ну, ты понимаешь.

Молли улыбнулась:

– Да, это же круто. Во всяком случае, отсутствие высококлассного развлечения и питания, похоже, не отразится на количестве людей, – Она достала список гостей. – Вечеринка становится чуть больше, – сказала Молли. – И это только те люди, которые сообщили мне о своем приходе. А что, если вся школа появится?

– Они же знают, что у нас не будет пива или чего подобного? – уточнила я. – И мои родители будут присутствовать.

Молли пожала плечами.

– Я им сказала. Может быть, они все планируют выпить до того, как придут.

Меня передернуло.

– О, Боги!

– Что ж, – сказала подруга. – Друзья Ленни там будут на случай, если все выйдет из-под контроля.

– Они те, из-за кого я и беспокоюсь, – пробормотала я.

***

Я не могла появиться в кафетерии на обеде, не потому что боялась. Они хотели меня сегодня видеть. Они хотели окунуться в мой момент славы, такой же короткий и мимолетный, какой он был. Все это время я так переживала быть отвергнутой, только чтобы обнаружить, что быть желанной иногда труднее.

Поэтому я пошла в секретную комнату. Пролистала книги, надеясь, что что-то упустила из виду, скрытую запись. Но все было так же. Ни Джеймса. Ни заметок. Я сунула книги в свой рюкзак. Как-никак я могла бы отправить ему Шекспира. Он не мог оставить что-то столь ценное.

Когда я выключила лампу и закрыла дверь в секретную комнату, мне показалось, что я закончила последнюю главу любимой книги. Я всегда переживала небольшой период тоски из-за персонажей, с которыми больше не буду проводить время. Их истории подошли к концу. Они сошли со страниц в мою жизнь, а затем исчезли. Как Джеймс. Это было несправедливо. Мне не нравилось не знать, что с ним будет дальше.

Я столкнулась с кем-то на пути к следующему уроку и даже не поняла, что это был Ленни, пока он не предложил донести мой рюкзак.

– Что у тебя здесь? – поинтересовался парень, перекидывая его через плечо.

– Книги, – ответила я.

– Какие?

Мое сердце словно камень.

– Древняя история.

Ленни больше не задавал вопросов. Он проводил меня до моего шкафчика и положил рюкзак на пол

– Спасибо, – сказала я.

Его глаза до сих пор были похожи на драгоценные и мерцающие камни – даже без отражения света софитов. Ни лилового платья. Мне было трудно отвести от него взгляд.

– Увидимся позже? – спросила я.

– Я сказал Молли, что подвезу ее, чтобы купить немного содовой в «Сохрани цент». С моей скидкой, – сказал парень. – Встретимся у входа?

Я замешкалась всего на секунду, отвлекшись на его глаза и вес тех книг, что в моем рюкзаке, и вечеринку, которую мы проводим на следующий день, и на то, как Джеймс ни разу не ответил ни на одно мое приглашение…

– Если только ты не боишься, что тебя увидят со мной, – продолжил Ленни.

– Извини, я… что?

Парень лишь покачал головой.

– Ты планируешь поплыть домой или тебя подвезти?

Я улыбнулась.

– Думаю, и то, и другое.

Ленни улыбнулся в ответ, и я забыла обо всем остальном и просто задумалась: почему раньше я не замечала, насколько он прекрасен?

 

Глава 45

В субботу днем Молли и я начали готовиться к вечеринке. Мы расставили стулья, которые Молли попросила у соседей. А моя мама распаковала несколько гирлянд с белыми огнями, которые спрятала под кроватью, небольшая часть того, чем мы украшали наш старый дом в праздничные дни, но этого достаточно для того, чтобы развесить их вокруг и осветить задний двор. Кая весь день вырезала призраков, летучих мышей и пауков из картона и прикрепляла их к ветвям деревьев, или просила Ленни повесить их на более высокие сучья. Брейди в основном бегал неподалеку, настолько взволнованный, что не мог и слова выговорить, кроме: «Бу!»

Между Ленни и мной все стало иначе. С музыкального вечера, когда он за кулисами держал меня за руки – мои руки ощущали пустоту без его рук. И каждый раз, как я поднимала взгляд, глаза Ленни находили мои. Казалось, он боялся, что я исчезну.

Какое-то время я помогала Карле на кухне и пробовала на вкус, приготовленные ею «pan de huevo» (прим.: яичные булочки) с шоколадом, ванилью и кокосовыми начинками, когда мама позвала меня к входной двери, размахивая маленьким клочком бумаги в руке.

– Для тебя оставили сообщение на автоответчике, – сказала она, когда я покинула квартиру Карлы. – Еще вчера. Я забыла проверить. Это Джеймс.

Ленни перевел взгляд с бочонка, который он наполнял льдом и содовой. Парень принес его из«Сохрани цент».

Это был тот самый момент, которого я ждала, надеялась… неделями. Ежедневно проверяла сообщения. С тех пор, как Джеймс уехал, моя первая, и последняя мысль день за днем была о нем.

«До того момента, когда я увидела Ленни за кулисами».

– Что он сказал?

Я поспешила вверх по лестнице, чтобы встретиться с ней у нашей двери на кухню.

– Сказал, что придет на вечеринку, – ответила она слишком громко, прежде чем взглянула через мое плечо и поняла, что Ленни мог ее услышать. – Я сохранила сообщение.

Телефон мигал, как сумасшедший. Я нажала кнопку, чтобы перемотать назад. Первый голос, который я услышала, принадлежал Ленни:

– Миссис Эмерсон? Это Ленни Лазарски. Я с Айви, в театре «King» и...

Мама рассказала мне накануне о звонке Ленни, то, как он сообщил им о моем выступлении, чтобы они не пропустили. Я нажала кнопку, чтобы перейти к следующему сообщению. Снова Ленни. Затем один от Карлы. Потом мой папа разыскивает маму. Ленни еще раз. И, наконец, мягкий низкий голос, по которому я скучала все эти недели.

Я затаила дыхание, когда запись заиграла.

– Привет, это Джеймс… Джеймс Уикертон, звоню Айви. Айви? Я, э-э… получил твое приглашение. Я буду там, окей? Извини, что не выходил на связь. Не могу дождаться встречи с тобой.

Я воспроизвела запись снова и прослушала. Он не упомянул музыкальный вечер или песню, но знал о вечеринке, так что одно из моих писем, должно быть, дошло до него. И он придет!

Это же то, чего я хотела?

Я слушала сообщение снова и снова, и еще раз перед тем, как пойти на улицу, где обнаружила, что Молли в одиночку наполняла соду льдом.

– Где Ленни? – спросила я.

Девушка несколько раз моргнула.

– Пошел домой на третьем воспроизведении сообщения, я бы сказала, или, на четвертом.

– Вы слышали?

Она указала на нашу кухню. Окно над раковиной, рядом с автоответчиком, было открыто.

– Мне следует поговорить с ним, – пробормотала я, направляясь к сараю Ленни.

Молли остановила мня.

– Может, стоит его ненадолго оставить одного.

– Но…

– Серьезно, – ее голос звучал резко. – Ты приглашаешь другого парня на вечеринку, и думаешь, что он не разозлится?

– Я не… все совсем не так, я…

– Послушай, это не мое дело. Просто прекрати его мучить, ладно? – Молли начала раскрывать раскладные стулья, прилагая больше усилий, чем требовалось.

Я не знала, что с собой делать, ныне остро ощущая отсутствие взгляда Ленни на себе. Мои руки все еще ощущали пустоту, как и мое сердце. Задняя дверь Карлы приоткрылась, и она выглянула с пониманием на лице. Должно быть, женщина все слышала.

– Могу я чем-нибудь помочь? – спросила она.

Я вздохнула.

– На самом деле, не могли бы вы помочь мне с моим костюмом? – спросила я. – Я, наконец, поняла, кем хочу быть.

Карла кивнула и впустила меня внутрь. Я набросала идею на бумаге, и мы нашли прекрасную прозрачную ткань в ее корзинах с остатками, а также яркие кусочки шифона. Мы размотали несколько проволочных вешалок и придали им форму. Затем Карла сшила, а я приклеила. Пока все сушилось, я поднялась наверх и выбрала черные ботинки, черные легинсы и черный топ с длинными рукавами. Я подняла волосы наверх при помощи одного из гигантских черных зажимов, который Ленни высмеял в тот день (который, казалось, был тысячу лет назад, но все же вчера).

Потом я спустилась вниз к Карле и надела крылья бабочки.

– Великолепно, – сказала женщина, показывая мне, чтобы я покрутилась, и она смогла оценить нашу работу. – Как по мне.

– Большое спасибо.

– Почему бабочка? – спросила Карла. – Это то, кто ты на самом деле?

Я не была готова объяснить это, как крылья бабочки были моим способом показать Ленни, что я была той девушкой, которой он считал меня: девушкой, которая хотела летать, и хотела летать с ним.

– Это то, кем я хочу быть, – наконец ответила я.

Когда пришло время начать вечеринку, мы с Молли встали перед домом: я с крыльями бабочки и она в белоснежно-белом наряде с горизонтальными линиями, нарисованными спереди и сзади.

– Историю только предстоит написать, – объяснила она.

Я бросила взгляд на дом Ленни, когда гости начали прибывать, но он не появился. Как я и предсказывала, были разные супергерои, а одна девушка была в одеянии принцессы с тиарой и всем таким. Парень, который нравился Молли, просто повесил компас на шею и объявил себя путешественником. Ригби появился с кучей газетных статей, прикрепленных к его рубашке, со всеми ужасающими новостями о дорожно-транспортных происшествиях, пожарах, землетрясениях, безработице.

– Кто ты? – спросила я.

Парень сверкнул озорной ухмылкой.

– Плохие новости. Поняла?

Я застонала, затем рассмеялась.

Ригби посмотрел через мое плечо.

– Как дела, чувак?

Я обернулась, чтобы увидеть приближающегося Ленни. На нем не было костюма, только черная футболка и черные джинсы. Когда он приблизился к нам, то скрестил руки на груди, демонстрируя татуировку.

– Позволь мне угадать, – сказал Ригби. – Бэтмен? Нет, хипстер? – парень погладил подбородок. – На самом деле для этого нужна эспаньолка. А что, если…

Ленни не ответил. Он едва признал присутствие Ригби. Парень был слишком занят, пристально смотря на меня с крыльями бабочки, удивлен так, как если бы я просто взлетела и приземлилась прямо перед ним.

– Да, э-э… я просто… пойду, возьму выпить, – сказал Ригби, быстро взглянув на меня. – Ты в порядке, Айви?

Я кивнула.

– Все хорошо.

Я подошла к Ленни поближе и положила руку ему на грудь. На сердце.

– Кто ты? – прошептала я.

– Я? – Ленни опустил взгляд на мою руку. – Я никто. Вообще никто.

– Это не правда, – возразила я.

– Да это так, – парень самодовольно улыбнулся. – Ты сама так говорила.

– Когда?

– Множество раз, – ответил он. – Твоим друзьям. Себе…

Я открыла было рот, чтобы возразить, но он был прав. Я сказала это.

– Это было до того, как я тебя узнала. Я больше так не думаю.

– А что ты думаешь? – его темные глаза утонули в моих, и я не отводила взгляд. Я сделала это для него, этот костюм. Теперь мне нужно рассказать ему почему.

– Что я думаю… – я глубоко вздохнула. – Думаю, ты единственный, кто когда-либо видел меня настоящую. Такую, – я подняла руки, чтобы кончиками пальцев коснуться краев крыльев. – Ты единственный, кто верил, что я могу летать.

Парень сделал шаг ко мне, положил руку ну мою талию. – Теперь я просто боюсь, что ты это сделаешь.

Я приоткрыла губы, чтобы сказать ему, что не сделаю этого, что никуда не собираюсь. Но Брейди подбежал и втиснулся прямо между нами в пиратском костюме. Ленни отступил.

– Кто ты? – спросил Брейди, тыкая пластиковым мечом в грудь Ленни.

– Он не в костюме, – объяснила я.

Брейди выглядел очень обеспокоенным этой новостью. Мы сказали ему, что все будут в костюмах, что это костюмированная вечеринка. Отсутствие костюма представляло собой проблему.

Ленни тоже это почувствовал.

– Может, ты найдешь его для меня, – быстро сказал он Брейди. – Дополнительный меч или еще что?

Лицо моего брата приняло очень серьезный вид, и он помчался домой.

– Теперь у тебя серьезные проблемы, – сказала я.

Ленни улыбнулся, снова взглянул на мой костюм, и ответил:

– Я в этом уверен.

Я игриво толкнула его. Прибывало все больше гостей, и вскоре меня задержали с приветствиями, я указывала людям на напитки и показывала Ригби большие пальцы за музыку, которую он играл. Когда я пританцевала крыльями бабочки к Ленни, он стоял на коленях перед Брейди у изгороди, которая разделяла наши дворы. В руках Брейди был сверток красно-синей ткани.

– Костюм для тебя, – сказал он Ленни.

Я прикусила губу, стараясь не смеяться над пижамой Супермена, которую он держал в руках.

– Это здорово, маленький дружок, – ответил Ленни. – Но я не думаю, что он на меня налезет.

– Вот, – я шагнула и отделила красный плащ от остальной части. – Это твой размер.

Ленни вздохнул, но не стал спорить. Он позволил мне завязать его вокруг шеи. Затем промчался вокруг Брейди, словно летел. Мой брат захлопал в ладоши, он был так счастлив. Потом вытащил что-то еще из кармана и протянул нам. Ленни взял это, и его глаза широко раскрылись. Он показал это мне.

Это лейкопластырь Чудо-женщины.

– Ох, – сказала я, смеясь. – Это именно то, что нужно Ленни, Брейди. Очень мило.

Брат засиял и умчался прочь, удовлетворенный тем, что его миссия выполнена. Ленни протянул мне лейкопластырь.

– Не окажете ли честь?

Я разорвала упаковку и повернула к нему липкую часть. – Куда ты хочешь?

Он постучал себя по груди, прямо над сердцем.

– Это место не помешало бы вылечить.

Я сглотнула.

– Это я сделала?

Парень пожал плечами.

– Это периодически возникающая травма.

Я подошла очень близко и прижала пластырь к его рубашке, потирая его грудь большими пальцами, чтобы убедиться, что приклеится.

– Теперь лучше.

– Раз ты так говоришь, – прошептал Ленни, накрывая мою руку своей и прижимая ее к груди. Он отступил на несколько небольших шагов назад в тень живой изгороди, потянув меня за собой.

У меня буквально было его сердце на ладони, и оно учащенно билось. Мой большой палец скользнул к его горлу и погладил там впадину. Я едва понимала, что делаю. Это было похоже на то, что мое тело действовало отдельно от мозга, а мой мозг не прилагал много усилий.

– Ленни, – прошептала я, когда его губы коснулись моей челюсти. – Я…

Он втянул мои невысказанные слова таким нежным и теплый поцелуем, что мне захотелось расправить крылья. Все мое тело растворилось вего.

Когда мы оторвались друг от друга мгновение спустя, Ленни сперва улыбнулся, его рот стал розовым из-за моего блеска для губ. Затем его взгляд метнулся мимо меня в сторону вечеринки, которая была в полном разгаре, и его тело напряглось. Его руки оторвались от меня.

Я обернулась и увидела Джеймса перед нашим домом, осматривающего толпу. На нем был фартук из бакалейной лавки «Бенсен». Я шагнула глубже в темноту, но Ленни оттолкнул меня.

– Не морочь парню голову, – сказал парень. – Он заслуживает этого не больше, чем я.

– Но…

– Твой принц ждет тебя, – прервал меня Ленни, проскользнув за изгородью и скрываясь из виду.

 

Глава 46

Я поправила костюм и вошла в эпицентр вечеринки: друзья и незнакомые люди танцевали и смеялись повсюду. Джеймс не заметил меня, пока я не встала прямо перед ним.

– Эй, Айви, – парень осмотрел мой костюм, его глаза округлились. – Вау. Те самые Крылья. Ты… Джульетта, не так ли? С моего рисунка.

Я оглянулась через свое плечо на форму крыльев. Даже не подумала об этом, когда сделала набросок для Карлы, но они были такими же, как на рисунке Джеймса. Он каким-то образом пробрался в мое подсознание, и это заставило меня задаться вопросом, хочет ли часть меня все еще быть его Джульеттой.

– Я…э–э… что-то в этом роде, – пробормотала я.

– А я почти одет как Ромео, – сказал он. – Это было бы прекрасно.

То спокойствие, что я приняла после поцелуя Ленни начало испаряться.

– Мы должны поговорить, – сказала я, указывая на игровую площадку, вдали от шума вечеринки.

– Показывай дорогу, прекрасная дева, – ответил Джеймс, кланяясь как шекспировский актер. Он делал все, что меня очаровывало раньше, но все, что я чувствовала сейчас, было смятение и боль, клокочущие в моей груди. После того, как Джеймс исчез, не сказав ни слова, он решил, что может просто вернуться и все будет как прежде? Что мы могли начать там, где остановились?

Джеймс, казалось, почувствовал напряжение в воздухе между нами, потому что он ничего больше не произнес, пока мы не дошли до площадки. Он встал рядом с брусьями, когда я села на качели, стараясь не сбить с себя крылья.

– Не знаю с чего начать, – сказал Джеймс.

– Что ж, твоя тетя ввела меня в курс дела.

– Наслышан, – парень посмотрел на свои ноги, пиная грязь вокруг лестницы.

Я сотни раз представляла момент возвращения Джеймса с сотней разных сценариев. И ни один из них не начинался с нас, неловко перемещающихся по моей окрестности, бормоча друг перед другом.

Наверное, не помогло и то, что Ленни был в моих мыслях, покалывание от его поцелуя все еще на моих губах.

– Ты получил мое приглашение, – начала я.

Он улыбнулся.

– Все двенадцать.

– Извини насчет этого. Твоя тетя сказала, что они могут не дойти.

– Они не доходили, – признался парень. – Пока моя мама не получила твое письмо.

Я раскрыла свою душу в этом письме, рассказала ей, насколько мне нравится ее сын. Как он водил меня на кладбище. Как мне было жаль…

– Она тебе его показала?

Джеймс кивнул.

– И мы нашли остальные письма. Ассистент отца сортировал мою почту, – парень сделал воздушные кавычки пальцами вокруг «сортировал».

– Он их читал? – я попыталась вспомнить, написала ли что-нибудь, чего мне стоит стыдиться.

– Нет, – ответил Джеймс. – Но мама разозлилась. И они сильно поссорились. Мама убедила отца разрешить мне вернуться, если я захочу. Принимать собственные решения. Мне восемнадцать, так что…

– Ты вернешься? – мне не следовало удивляться этой новости; это было именно то, на что я надеялась все это время. Но это все же застало меня врасплох. Я не была готова.

Джеймс сунул руки в карманы, переводя вес на пятки.

– А ты хочешь? Чтобы я вернулся?

Я не могла поверить, что ответ на этот вопрос может быть отрицательным. Но музыкальный вечер изменил все. Я промолчала, лишь шаркнула ногами под качелями.

– Когда я услышал от Ризы, – продолжил он, – Я предположил…

Я резко повернула голову.

– Ты слышал от Ризы?

– Она послала мне сообщение через миссис Лэнахан. Чтобы убедиться, что я посмотрел видео твоего выступления.

– Ох. Так ты видел.

Парень изогнул бровь.

– А ты этого не хотела?

– Нет, хотела. Хотела, чтобы ты там был. Ты прислал мне флаер и тогда…

– Какой флаер? – спросил он.

– Флаер об открытом музыкальном вечере? «Покажи свой талант»? Я жестом показала, обведенные кругом слова. – Почерк на конверте был таким же, как у тебя, и… я решила...

Джеймс покачал головой.

– Это был не я, – признался он. – Я имею в виду, что знал, что в тот день был музыкальный вечер, и подумал, что ты можешь это сделать. Я надеялся, что так и будет. Ты споешь надгробным плитам и все такое, – сейчас парень расхаживал по траве перед качелями. – Я, правда, хотел бы быть там.

– Почему не был? – тихо спросила я.

Джеймс пожал плечами.

– Мой отец заставил меня пойти с ним на благотворительное мероприятие. Он финансировал приют для женщин… Как бы то ни было, я не мог уйти. Мне жаль.

Я сидела в оцепенении.

– Итак, Риза рассказала тебе о видео?

– Она, видимо, помчалась домой и опубликовала его сразу после твоего выступления.

Я перестала раскачиваться. Риза сняла видео? Мое сердце учащенно забилось. Риза не ненавидела меня. «Она не ненавидела меня!» Я встала, мои крылья зацепились за качели. Я хотела побежать домой и позвонить ей. Я хотела сказать Ленни!

– Риза сказала, что ты написала эту песню для меня, – заговорил Джеймс.

В тот момент я поняла, что песня действительно больше не для него. Или, пожалуй, я знала это еще до того, как спела. Потому что Ленни был тем, к кому я хотела побежать со своей счастливой новостью. Это была инстинктивная реакция, которую я не могла контролировать, даже если бы захотела.

Я подошла к Джеймсу.

– Я написала песню для тебя, – сказала я. – Но… все изменилось.

Его бледные глаза отыскали мои, и я задумалась, что он в них найдет. Я сама была не уверена.

– Изменилось… как?

– Я… теперь я просто другая. Последние две недели… раскрыли мне глаза.

– Значит, ты не имела в виду то, что написала в своих письмах? – спросил парень. – Ты меня обманывала?

– Нет. Я писала искренне. Ты мне очень нравился. Все еще нравишься.

Джеймс взял мои руки в свои.

– Так будь со мной. Теперь я здесь. Все будет так, как раньше. Я снова перееду к тете Айде…

Я покачала головой.

– Ты не можешь. Это не ты, – я коснулась надписи «ДЖИМ», вышитой на его фартуке. – Не ты.

– Отлично, тогда я найду другую работу, – парень сорвал фартук и бросил его на землю. Он был одет в джинсы и темную рубашку, которая выглядела обычно и непринужденно, но, несомненно, стоила сотни долларов. – Ты бы предпочла, чтобы я работал в «Сохрани цент» с твоим другом Ларри?

– Ленни, – сказала я. – Его зовут Ленни.

– Верно, – парень сделал паузу и посмотрел на меня. – И он не твой друг.

– Он… Мое лицо загорелось. – На самом деле, он…

Брови Джеймса резко взлетели.

– Подожди. Ленни? Он причина, по которой твои чувства изменились?

Я опустила взгляд и кивнула.

– Мне казалось, ты говорила, он наркодилер.

– Я ошибалась насчет этого. Насчет многих вещей.

Джеймс подошел ближе и посмотрел на меня своими бледно-голубыми глазами. Затем парень наклонился и нежно поцеловал меня. Только раз.

– Ты была неправа насчет этого?

Его улыбка выражала надежду.

«Я скучала по этой улыбке».

– Я не ошибалась насчет тебя, – призналась я. – Ты мне сильно нравишься. Это просто… это все притворство для тебя, Джеймс. Это нереально.

– Мои чувства реальны, – его голос сорвался. – Ты для меня реальнее любой девушки, которую я когда-либо знал.

– Но ты скрывался от своей реальной жизни, – сказала я. – Мы оба.

Парень покачал головой.

– Я выбрал эту жизнь не больше, чем ты выбрала эту. Так почему я не могу выбрать другую?

– Потому что это обман, Джеймс. Притворяться бедным, когда это не так? Это похоже на, не знаю, оскорбление людей, у которых нет другого выбора, кто еле-еле сводит концы с концами и отдали бы все, что угодно, чтобы иметь то, что есть у тебя.

– Но я не хочу этого! – парень провел пальцами по волосам. – Моя последняя девушка называла меня «двадцать девять» за моей спиной. А ты знаешь, почему? Его голос наполнился гневом и болью.

Я покачала головой.

– Нет.

– Потому что это номер моего отца в списке самых богатых американцев журнала «Forbes».

– Я... я не знала.

– Именно, – сказал Джеймс. – Ты не знала. Тебе было все равно. Я думал, что действительно нравился тебе, за то, что я, это я.

– Так и было, – сказала я. – Ты нравишься, за то, кто ты сам.

– Но он тебе больше нравится, – Джеймс кивнул в сторону джипа Ленни, припаркованного перед его домом.

– Дело не в том, что я люблю его больше, – сказала я. – Речь идет о том, чтобы быть с тем, кто понимает, через что я прохожу, кто не исчезнет, как только я облажаюсь. Потому что, поверь мне, я вечно всё порчу.

Джеймс притих.

– Прости меня, Айви. За исчезновение. Я…

– Ты исчез на несколько недель. Не сказав ни слова. Ты выслушал Уиллоу и Уинн, но не меня.

Парень покачал головой.

– Ты не хотела знать, кем я был.

Я вздохнула. Звучало слишком знакомо.

– Не думаю, что у нас что-то получится, – сказала я. – Один из нас всегда будет притворяться, а я так больше не могу.

Джеймс подошел к тому месту, где бросил фартук и поднял его со вздохом.

– Мне действительно нравилась эта работа. Быть обычным… – он скомкал фартук. – Проводишь меня до машины?

Я кивнула и потянулась к его руке. Когда мы подошли к дому, он начал размахивать нашими руками между нами, как в тот день на кладбище. День Ромео. Это напомнило мне о его книге Шекспира.

– Подожди, – сказала я. – У меня есть кое-что твое внутри.

Я побежала, по два шага за раз. Я также схватила его «Автостопом». Когда я спустилась, он ждал на крыльце.

– Вот, – сказала я, затаив дыхание, передавая ему книги. – Твой Шекспир. И «Автостопом по Галактике». Я не знаю, что случилось с «Изгоями».

Глаза Джеймса широко раскрылись от удивления. Он открыл обложку Шекспира.

– Я везде его искал, – сказал парень. – Где ты его нашла?

Я нервно рассмеялась.

– Ты знаешь где.

Он заметил запись, которую я написала на внутренней стороне, и прочитал ее вслух.

– А что ты читаешь для удовольствия? Это ты написала?

Весь воздух покинул мои легкие. Я присела на ступеньки.

– Это не ты оставил для меня, в маленькой комнатке в кладовке? Той, что на втором этаже возле уборной для девочек?

– Эм… нет, – он вернул книгу «Автостопом по Галактике» обратно мне. – А это не мое.

Я сглотнула.

– А как насчет «Изгоев»? Даллас Уинстон?

Джеймс медленно покачал головой.

– Я, э-э… прочитал его. Но…

– Ты никогда не заходил в эту кладовку на втором этаже, дальше кабинета мистера Илаи?

– О! – воскликнул парень, узнавание проступило на его лице. – Я ходил туда однажды, чтобы найти скрепки. Мистер Илая сказал мне, что там на стеллаже была коробка, и… я там оставил? – парень хлопнул ладонью по голове. – Я такой идиот.

– Так ты не оставлял там ни одной книги для меня? С записками в них?

Джеймс медленно покачал головой.

Все приобрело смысл. Ленни, тусовался в конце коридора в тот день. Он, должно быть, видел, как я входила в кладовую.

– Именно там я оставила записку, – сказала я, разговаривая с собой, нежели с Джеймсом. – Встретиться в «King» в пятницу. На полке.

– Я думал, что ты имела в виду полки в библиотеке, – признался Джеймс. – С периодическими изданиями.

Я покачала головой. Все это время я обменивалась записками с Ленни? Это означало, что почерк на флаере, это его почерк. А та девушка, которую он искал в «King» той ночью, это была я.

– Я такая тупая, – сказала я.

Парень хрипло фыркнул.

– Похоже, это происходит вокруг.

Я встала, и Джеймс снова взял меня за руку, а когда мы подошли к машине, я поцеловала его в щеку. Он сел на водительское место и завел автомобиль.

Когда я подняла руку, чтобы помахать на прощание, он опустил окно.

– Я знал, что ты выиграешь, – сказал Джеймс.

Я наклонилась поближе.

– Выиграю что?

– На музыкальном вечере, – признался парень. – Я знал, что судьи тебя полюбят. Никто не поет так, как ты.

Я отступила назад, и он уехал, на его лице было подобие тайной улыбки. И пока я смотрела, как он уезжает, я подумала: «Откуда он вообще знал, что там были судьи?» Потому что обычно их никогда не было. Это не должно было быть конкурсом. Это было только из-за анонимного спонсора…

Я опустилась на траву. Получила ли я призовые деньги от Джеймса? Я не хотела, чтобы это было так. Но что-то подсказывало мне, что так и есть. Я знала, что приняла правильное решение, потому что не могла быть с кем-то, кто всегда будет противостоять порыву заплатить за меня. Или решить мои проблемы при помощи денег. Мне нужен был кто-то, кто будет рядом ради меня, но не таким образом.

Я хотела Ленни.

 

Глава 47

Ленни был именно там, где я и ожидала: в своем сарае, вытирал масло с некоторых деталей старой тряпкой. Он смыл с лица мою помаду, и снова переоделся во фланелевую рубашку.

Парень не поднял глаза в мою сторону, когда я вошла.

– Пришла попрощаться? – спросил он.

Я подошла прямиком к его маленькой коллекции книг и опрокинула верхний край «Изгоев».

– Не сейчас, – ответила я, хватая книгу с полки и открывая обложку.

Ленни развернулся на кресле.

– Что…?

– Гризер или Соуш, а? – я прочитала из нашей переписки. – Ты хотел знать, думаю ли я, что Далли сексуален или груб? Я должна была догадаться, что это ты.

Парень почесал голову.

– Я думал, ты догадалась.

– Нет, ты не думал так.

Музыка пульсировала по другую сторону двери сарая, сопровождаясь время от времени взрывами смеха и разговоров.

– Сначала я так подумал, – Ленни откинулся на спинку кресла. – Я подумал, что ты прикалывалась надо мной или, быть может, я тебе нравился, но ты не хотела, чтобы кто-нибудь узнал. Так что я подыгрывал. Пока не пришел встретить тебя в «King» в ту пятницу и, да…

– Я не играла с тобой. Я думала, что оставляла записки для…

Ленни поднял руку, останавливая меня.

– Джеймса. Я знаю.

– Почему ты ничего не сказал? – я сердито ходила туда-сюда по его мастерской. – Почему ты позволил мне думать, что это был он?

– Потому что ты хотела, чтобы это был он.

– Но если бы я знала… если бы ты сказал…

– Айви, я подарил тебе шлем, – сказал Ленни. – Я подобрал тебя с чертовой дороги. А ты все еще вела себя так, будто я прокаженный.

– Я была напугана, – я втянула дрожащее дыхание. – Я не знала тебя!

Парень скрутил и раскрутил грязную тряпку, которую держал в руках.

– Ты не хотела узнать меня.

Может быть, не сразу, но все изменилось. Я изменилась. Почему он не мог это увидеть?

– Я просто хочу, чтобы люди говорили мне правду для разнообразия.

Ленни посмотрел на меня.

– Отлично. Правда в том, что ты никогда не думала, что я достаточно хорош для тебя.

– Это не правда.

– Да брось, Айви. Хотя бы признай.

– Просто… мы из двух разных мест и…

– И твое было лучше моего, – закончил парень. – Ты бы никогда не заговорила со мной, если бы не оказалась в такой ситуации. И не говори мне эту чушь о том, что ты боялась того, что подумают твои друзья. Ты считала это важным. И ты думала, что я отброс общества. Не потому, что я был пугающим или имел татуировку. А потому, что живу здесь.

Я резко вздохнула, желая все отрицать. Но правда его слов ужалила меня. Я наткнулась на дверь, крыльями столкнув что-то с полки. Оно с грохотом упало на пол. Ленни перешагнул через это, добравшись до меня одним шагом. Он прислонил руки к двери, так что я не смогла ее открыть.

– Не уходи, – сказал парень.

Я потянулась к ручке.

– Пусти меня, Ленни. Пожалуйста.

– Прости меня, – сказал он. – Я не это имел в виду.

– Нет. Ты абсолютно прав. Мне здесь не место. Мне нигде нет места, – я почувствовала, как потекли слезы, и не хотела, чтобы Ленни снова видел, как я плачу. Я снова ухватилась за дверную ручку, глядя на свои руки. – Пожалуйста.

Парень замер на мгновение, затем опустил руку, и я вылетела прочь, ныряя в море тел в костюмах, подпрыгивающих под музыку. Какое счастье Молли включила звук на всю громкость. Никто не слышал нашей перепалки, хотя несколько человек повернулись и наблюдали, как плачущая девочка пронеслась мимо, крылья бабочки набекрень.

Задняя лестница в нашу квартиру была забита людьми входящими и выходящими из ванной, поэтому я побежала к входной двери. Я поднялась по ступенькам и прошла мимо девушки в костюме собаки. Она схватила меня за руку и развернула.

– О, мой Бог. Айви. Что произошло? – спросила она.

– Риза?

Девушка кивнула.

– Риза! – я обняла ее и крепко сжала. – Я так рада, что ты здесь, – я не отпускала ее, одновременно всхлипывая и смеясь.

– Эй, все в порядке, – сказала девушка, поглаживая меня по спине, пока я прижималась к ней. Когда мы, наконец, разошлись, она подняла одну из своих пушистых лап и вытерла мне лицо. – Я оставляю тебя одну на несколько недель и посмотри на себя. Ты ходячая катастрофа.

Я кивнула.

– Ты... собака?

– Женская версия, – Риза фыркнула. – Сучка. Вот кто я.

– Это не так. Я покачала головой.

– Да. Я была, – ее щенячьи глаза превосходно подходили к костюму. – И мне жаль.

– В этом нет твоей вины. Все так запуталось.

– До сих пор, – сказала Риза. – Крупнейший провал лучших подруг.

– Я не должна была врать о Джеймсе. Не знаю, почему я так поступила.

– Может потому, что я вела себя как помешанная? На парне, который едва сказал мне «привет»?

Я улыбнулась сквозь слезы.

– Я так боялась потерять тебя, и тогда я сделала все возможное, чтобы это произошло. Я была такой идиоткой.

– Я тоже, – призналась подруга.

– Я так по тебе скучала, – я шмыгнула носом и снова залилась слезами.

Риза обвила меня руками.

– Я тоже по тебе скучала. За последние несколько недель Уиллоу чуть не свела меня с ума.

Я отодвинулась со вздохом удивления.

– Ты пропускаешь ее вечеринку! Она больше никогда с тобой не заговорит.

Риза пожала плечами.

– Тогда у нее будет очень мало людей, с которыми можно поговорить, потому что, похоже, весь список ее гостей здесь.

Я была настолько сосредоточена на Джеймсе, Ленни, а теперь и на Ризе, что едва заметила, насколько масштабной стала вечеринка. Наш крошечный двор был переполнен, и многие расположились вдоль улицы до детской площадки. Мой папа болтал с соседкой у дороги, вероятно, гадая, когда появится полиция и отправит всех по домам.

Я повернулась к Ризе.

– И ты была на музыкальном вечере. Ты сняла видео.

Она кивнула.

– Я была так горда за тебя. Ты знаешь, как трудно было не броситься к тебе на сцену и не обнять?

– Как ты узнала, что я буду выступать?

– Молли мне рассказала.

– Молли? – я покачала головой. Мои друзья сплотились вокруг меня, а я даже не знала.

Я снова обняла Ризу, продолжая плакать, и потянула ее на чердак. Мама привела близнецов спать и пыталась убедить их надеть пижаму. Брейди начал хлопать, когда увидел Ризу. Я не могла поверить, что он все еще помнил, как она помогла ему научиться хлопать. Она похлопала в ответ и обняла его, и Каю.

Это только заставило меня залиться слезами сильнее.

Я взяла ее за руку и повела в свою комнату, и подруга закружилась в небольшом пространстве в центре.

– Мне нравится. Ты как Рапунцель в своей башне.

Я надулась.

– Скорее как Золушка.

– Все что тебе нужно, это принц.

Вместо смеха вырвалось всхлипывание. Я обняла ее еще сильнее, и мы плюхнулись на кровать.

– Расскажи мне все. Кто сделал это с тобой.

Она указала на мое заплаканное лицо.

– Вот в чем дело, – призналась я сквозь икоту и сопение. – Думаю, я сама это с собой сделала.

– Расскажи мне, – сказала Риза.

Я глубоко вздохнула и выдала ей все, что произошло между Джеймсом, мной и Ленни. После десяти минут подробного изложения, Риза уставилась на меня, ее рот слегка приоткрылся. Она покачала головой.

– Вау.

– И мне не с кем было поговорить об этом.

Риза положила мою голову на свое пушистое плечо.

– А как же Молли?

– Молли замечательная. Но она – не ты.

Риза улыбнулась.

– Что ж, сейчас я здесь, – сказала подруга. – И я никуда не уйду.

Девушка похлопала меня по плечу и покачала нас из стороны в сторону, говоря «ну, ну» время от времени, как мама. Мое дрожащее всхлипывание стихло.

Я встала и посмотрела из мансардного окна на свет под дверью сарая Ленни.

– Я не знаю, что делать.

– Итак, – она вздохнула. – Лазарски, а?

Я кивнула.

– А Джеймс?

– Мне он тоже очень нравится. Он просто…

Я ходила кругами по крошечному коврику. Джемс не сделал ничего плохого. Если бы он никогда не уехал, и я не решила бы увлекательную загадку, которой оказался Ленни, я бы, наверное, пыталась улизнуть за изгородью с ним прямо сейчас.

– Он красивый и милый, веселый и идеальный во всех отношениях, – сказала Риза. И она была права. Джеймс был. – Он тот парень на свидании, за которого все болеют, и не могут понять, как одинокая дама могла его отпустить.

Я кивнула.

– Но она влюбляется в того, в кого никто не ожидает, что она влюбится. Того, в которого она не ожидала влюбиться.

– Горячий и сексуальный плохиш.

Мой рот слегка приоткрылся.

– Ты думаешь, что Ленни горячий и сексуальный?

Риза закатила глаза.

– Я тебя умоляю. Может я и зануда, но не слепая.

Моя мама окликнула со ступенек, что люди искали меня, а я не была хорошей хозяйкой, исчезнув с собственной вечеринки.

– Иду! – я снова обняла Ризу, она поправила мой макияж и прическу, а затем повела ее к напиткам, где мы нашли Дженну, Ригби и Молли и ее дружка-исследователя. Думаю, звали его Сет. Один из друзей Сета, в костюме ботаника – толстые черные очки и, застегнутая на пуговицы, рубашка не скрывали, какой он на самом деле милый – спросил Ризу, кем она должна была быть.

Риза побледнела.

– Я, кхм…

– Самая лучшая подруга, – сказала я. – Верная, преданная… все такое.

Парень-ботан улыбнулся.

– Я – Риз.

Риза и я разразились смехом.

– Что? – спросил Риз. – Что смешного?

– Я просто… я Риза.

Смех Риза был скорее похож на гогот, что только заставило Ризу хихикать сильнее. Они быстро забыли, о моем присутствии. Я бродила по вечеринке, нигде не останавливаясь надолго, чтобы никто не понял, что я не обращаю внимания на сказанные ими слова. Молли потащила меня танцевать с ней, Сетом и компанией, но не заметила, когда я ускользнула из круга и скрылась в тени.

Я стояла на краю нашего двора, наблюдая за всеми, а за моей спиной находился сарай Ленни. Я чувствовала его присутствие, словно теплое дыхание на шее. Когда я больше не могла этого выносить, то повернулась. К нему.

 

Глава 48

По дороге к сараю Ленни, я пробиралась через танцевальную линию, которая обвилась вокруг заднего двора. Ленни не открыл дверь, даже ничего не сказал, но, тем не менее, я вошла внутрь. Он все еще медленно вращался в своем кресле. Я вытащила руки через лямки крыльев и положила крылья на стол, затем обошла верстак, где парень сидел. Он все еще не смотрел на меня, поэтому я встала между его колен и отвела его плечи назад. Когда глаза Ленни наконец встретились с моими, они были красными.

– Прости меня, – сказала я. – Ты простишь меня?

Парень поднял руки к моей талии и притянул меня к себе, его лицо оказалось прижато к моему животу. Ленни глубоко вздохнул и с дрожью выдохнул.

Я обняла его, сжимая крепче, а затем скользнула ему на колени. Его руки медленно двигались по моей спине к волосам, наклоняя мое лицо к его.

– Что ты делаешь с таким неудачником, как я?

Его голос был тихим, его басовые нотки откликались вибрацией во мне.

– Ты не неудачник.

Парень фыркнул.

– Сказал никто.

– Сказала я. Я никто?

Ленни улыбнулась.

– Ты особенная.

Я подняла красную смятую накидку Брейди, которая валялась на столе рядом с креслом Ленни.

– Ты герой.

Парень усмехнулся.

– Меня не просто так зовут Чудо-женщиной.

Я рассмеялась.

– Прости, что я смотрела на тебя высокомерно, на этом месте. Это в прошлом. И ты не такой, как я думала. Ни капельки.

Он вздохнул.

– Что заставило тебя передумать?

Я не могла выдержать его взгляд, поэтому вместо этого изучала ворот его рубашки.

– То, какой ты с Брейди, – прошептала я. – И со своей мамой.

– Ах, – сказал Ленни. – Наши отношения не причем, тогда…

Я покачала головой, робкая улыбка расплылась на моем лице.

– Нет.

Я никак не могла признать, что его прикосновение фактически заставило меня забыть свое собственное имя: то, как он изучал мое лицо глазами, тепло его ног под моими. Если он не поцелует меня в ближайшее время, я взорвусь.

Ленни резко отстранился, и я едва не упала на пол.

– Эй!

– Извини, – сказал он, совсем не сожалея. Парень повернулся ко мне спиной и склонился над компьютером. – Я просто думаю, что мы слишком молоды, чтобы быть вместе, потому что ты думаешь, что я хорошо отношусь к детям и к своей матери. Если это все, что у тебя есть, тогда…

Я схватила воротник, на который несколько мгновений назад смотрела, и повернула Ленни к себе.

– Воу, – выдал он.

Я встала на цыпочки, все мое тело прильнуло к Ленни, и я крепко его поцеловала.

– Я поменяла свое мнение о тебе, – сердито ответила я, все еще обвивая его руками, – потому что ты делаешь это со мной, ты, полный придурок.

– Это? – Ленни крепко поцеловал меня в ответ, одной рукой зарывшись в моих волосах, а другой крепко прижимая меня к себе так, что я едва могла дышать.

– Да, – призналась я, когда мы отстранились, тяжело дыша и смеясь. – Это.

Ленни снова показал кривую ухмылку.

– Но я никогда не целовал тебя так раньше.

– Давай не будем зацикливаться на деталях?

Я не собиралась признаваться, что представляла, как он целует меня так довольно много раз. И реальность намного лучше.

Ленни сел и потянул меня к себе на колени, и я утонула в нем, словно он был сделан специально для меня. Мы целовались или не целовались в течение долгого времени, прежде чем услышали слабый стук в дверь.

– Кто там? – крикнул Ленни.

Никакого ответа, но стучать продолжили.

– Брейди, – у меня перехватило дыхание. – Это Брейди.

Не знаю, как я это поняла. Но поняла. Я оторвалась от Ленни и бросилась к двери.

В тот момент, когда я открыла ее, Брейди нырнул мимо меня, заплакал и обвил руками ноги Ленни. Я бросилась вперед, успокаивая Брейди, нежно нашептывая ему.

– Должно быть, он потерялся темноте, – сказала я.

Ленни осторожно оторвал моего брата от своей ноги и подхватил его.

– Я тебя держу, дружок. Все в порядке.

Брейди вцепился в шею Ленни.

Затем прибежала мама, в панике.

– О, слава Богу. Вы нашли его. Я уложила его в постель, а потом он… он исчез.

Она протянула руки, чтобы забрать Брейди, но он только сильнее прильнул к Ленни.

Мама взглянула на меня широченными глазами.

Я пожала плечами.

– Эй, маленький дружок, – нежно сказал Ленни Брейди на ушко. – Хочешь потанцевать со мной и Айви?

Мой брат оторвал личико от плеча Ленни и улыбнулся.

Ленни нес его во двор, пока я надевала крылья бабочки обратно, и мы кружились и кружились с Брейди между нами.

Риза и Риз присоединились к нам, и Молли и ее приятель-исследователь. Вскоре мой папа пришел и забрал Брейди спать. Ленни обнял меня за талию, пониже крыльев. Он притянул меня ближе, музыка проходила сквозь нас, и все остальное, казалось, исчезло. Только я и Ленни, и, когда его мерцающие глаза улыбнулись мне, я, наконец, поняла, где мое место. Я почувствовала себя, как дома.